Райский остров

Глава 27

Незаметно, без фанфар и литавров, подошло утро сочельника. На небе не было ни облачка, солнце одиноким странником сияло с высоты, легкий ветерок шелестел в листьях, смягчая жару и принося прохладу. В сотне метров от полосы прибоя, там, где джунгли уже достаточно густы, около маленького ручейка была полянка, в то утро превратившаяся в фабрику по изготовлению игрушек, от которых запросто мог бы раздуться мешок Санты, если бы этот последний не забыл заглянуть на затерянный тропический остров. Там были мячи, кубики из благородных пород дерева, огромная юла из раковин, украшенная разноцветными перьями, трещотки из половинок кокоса и листьев. Самой дорогой вещью в коллекции была деревянная доска с углублениями, заполненными жемчужинами вместо мраморных шариков. Они со Смитти попытались создать новую игру, нечто среднее между шахматами и шашками. Два дня они ныряли, чтобы набрать достаточное количество фишек-жемчужин разных цветов. При этом Хэнк, который нырял самым усерднейшим образом, не нашел ни одной жемчужины, а Смитти достала все, некоторые даже оказались слишком велики для игры. Последним был огромный, очень редкий розовый шарик размером с его ноготь. Она усмехнулась и подкинула его вверх, а он закрыл лицо руками и застонал от своего невезения и ее удачи.

Рано-рано утром Маргарет принесла ему то, что изготовила сама для детей: головной убор индейца с колоссальным количеством перьев, томагавк из плоского причудливого камня и две самодельные куклы. Головы куклам она сделала из кокосов, глаза, носики и улыбающиеся рты – из раковин, волосы – из волокон. Туловища смастерила из мешочков с песком. Щепочки заменяли руки и ноги. Конечно, эти куклы не шли ни в какое сравнение с фарфоровыми созданиями из игрушечных магазинов, но они были сделаны с трепетной любовью и желанием принести радость делом своих рук, рук высокообразованного адвоката, чьи таланты ценились в суде, а не в мастерской.

Хэнк достал мешок, наполнил его игрушками, забросил за плечо, подошел к большому камню, где были спрятаны его изделия, и достал удочку для Теодора. Подумал немного, взвесил на руке, осмотрел леску, добавил еще один узел. Для Аннабель он сам сконструировал волчок, который крутился очень долго и издавал необычные звуки: шуршал, свистел, завывал и дребезжал. Для Лидии Хэнк вырезал набор расчесок и гребней из черного дерева. Детскими подарками он был, вообще говоря, доволен. Смитти он тоже вырезал набор гребней, но, даже закончив его, он все-таки сомневался. Он должен был придумать что-то другое, подсказывало ему шестое чувство. Он снова посмотрел на гребни, но ничего не приходило в голову. Он пожал плечами, закинул мешок за спину и пошел к пляжу.

Недалеко от доморощенной фабрики игрушек, на полпути к пляжу, стояло огромное цветущее дерево. С первого взгляда казалось, что это гигантский красный зонтик, покрытый огромными алыми бантами.

Пышные цветы вдруг раздвинулись, и из-за них показался пурпурный тюрбан. Мадди сидел верхом на толстой ветке и смотрел вниз. Там Хэнк ходил взад и вперед перед серебряной бутылкой и что-то бормотал себе под нос. Пробка валялась рядом, видимо, Хэнк этого не заметил. Наконец он остановился и взял бутылку. Он был очень напряжен. Казалось странным, что искры не летят от него во все стороны.

– Эй, ты! – Хэнк поднял бутылку к самым глазам, выругался, оглянулся по сторонам и пролаял туда: – Какого черта ты не выходишь?

Мадди, беззвучно рассмеявшись, осторожно, чтобы не звякнули колокольчики, пересел, поставил локоть на колено, подпер подбородок ладонью и принялся ждать дальнейших событий.

– Эй ты, джинн!

Нет ответа.

– Эй, Мадди!

Джинн на ветке выжидал.

– Черт меня побери. – Хэнк нахмурился и приставил глаз к отверстию.

– Не меня ищешь?

Хэнк дернулся как ужаленный, посмотрел на дерево, насупился, бросил бутылку и с неохотой признал:

– Да.

Пауза длилась долго. Наконец Хэнк прервал затянувшееся молчание:

– Проклятие, ты спустишься когда-нибудь?

Мадди покачал головой.

– Мне и здесь хорошо.

Хэнк подошел к дереву и посмотрел наверх. Еще минуту он что-то жевал, боролся с собственной челюстью, в итоге из него вырвались слова:

– Сделай мне одолжение.

– Никакого исполнения желаний.

– Это не имеет ничего общего с желанием.

– Я не собираюсь приглашать тебя к себе.

– Можно подумать, я этого хочу, бол... – Он сдержался. – Нет, спасибо.

Мадди погладил свою бородку.

– Тогда о каком благодеянии речь?

Хэнк забегал по поляне.

– Смитти считает, что для детей было бы очень хорошо, если бы нас сегодня посетил Санта-Клаус.

Джинн не собирался облегчать ему задачу. Пускай произнесет все до конца.

Хэнк отошел от дерева к тому месту, где увидел бутылку, взял там мешок, вернулся к Мадди и бросил подарки у подножия.

– Я бы хотел, чтобы ты положил все это им в носки и походил бы по крыше, ну, знаешь, чтобы был слышен шум.

– Как от оленей Санты?

– Ну да. Я сам не могу этого сделать. Я слишком тяжелый, сразу провалюсь сквозь крышу вместе с мешком.

Мадди подождал, потом, ловко скопировав голос и одну из фраз Хэнка, сказал:

– Подожди, правильно ли я тебя понял? Ты хочешь, чтобы я взлетел на крышу, сделал вид, что я Санта и его олени, и разложил подарки по носкам?

– Да.

Джинн выждал и решил продлить себе удовольствие: нельзя было упускать такой случай.

– Сделал бы одолжение тебе?

– Нет, детям.

Мадди глубоко вздохнул и скрестил руки на груди.

– Я сделаю.

– Хорошо.

– При одном условии.

Хэнк прищурился.

– Каком?

– Ты должен научить Теодора играть в бейсбол.

Хэнк грязно выругался и снова стал ходить взад и вперед.

– Я достану биту и мяч, а ты будешь тренером.

Хэнк остановился и ожег джинна взглядом:

– Ах ты подлец, подглядывал за мной?

– Я? – Мадди надулся от важности и стукнул кулаком себя в грудь, потом просто пожал плечами и сказал: – Я только хочу видеть счастливым своего хозяина.

– О, хорошо, что ты не заставляешь меня съесть это дерево. – Хэнк постоял в глубокой задумчивости, засунув руки в карманы, и посмотрел на мешок. – Хорошо, ты победил. Я согласен.

– Когда ты хочешь услышать оленей?

– Я подам тебе знак.

– Какой?

– Буду насвистывать «Джингл беллз».

Мадди отсалютовал:

– Есть... болван.

Хэнк хотел что-то ответить, но покачал головой и пошел И только на краю поляны проворчал:

– Спасибо, – немного отошел и добавил: – ... болван.

В сочельник хижина была ярко освещена. Всюду были зажжены свечи, сделанные из собранных Хэнком орехов. Они горели на сундуках, на бочонках, во всех углах и, само собой разумеется, стояли вокруг подножия рождественского дерева, мерцая, как маленькие звездочки, отбрасывая золотой отблеск на подарки, лежащие рядом.

Подарков было много, они были завернуты в банановые листья вместо бумаги, обвязаны лианами вместо лент, и на каждом красовалась орхидея, как большой бант. Комнату украшали и рождественские венки, правда, они были сделаны из тропических растений и увиты южными цветами, но все равно в комнате царила праздничная атмосфера Рождества. Капельки воды на венках и цветах блестели, словно льдинки. Само дерево было тоже украшено гирляндами из орхидей и бусами из раковин. Смитти и дети вырезали из банановых листьев фигурки ангелов, а Хэнк позаботился о главном украшении – настоящем рождественском подарке южных морей – красной звезде, которая была сейчас водружена на самую вершину сосны.

Мадди сидел, лениво развалясь, на крышке сундука, наслаждаясь самим духом Рождества, уютом и покоем настоящего домашнего праздника. Искреннее добродушное веселье, улыбки и смех украшали это торжество. Мадди был сторонним наблюдателем и не принимал никакого в нем участия, он по-настоящему расслабился, набив желудок и чувствуя в голове и на сердце легкость необыкновенную.

Уму непостижимо, но Маргарет умудрилась ничего не сжечь. Видимо, это был рождественский подарок судьбы. Они ели рыбу, в поимке которой Теодор принимал активнейшее участие, ели фрукты, собранные Лидией, совершенно неожиданно бананы были приготовлены самым чудесным образом. Теперь они собрались под своим рождественским деревом, сидели и смотрели на него, каждый погрузившись в свои мысли.

Вдруг Теодор достал из кармана губную гармонику и начал вертеть ее в руках. Мадди поморщился, а Хэнк и Маргарет обменялись обеспокоенными взглядами, но Теодор встал, обошел Лидию и Аннабель и протянул бесценный инструмент Хэнку.

– Ты умеешь играть рождественские песни?

Присутствующие перевели дух с облегчением, а Хэнк поднял гармошку к губам и заиграл «Тихую ночь». На втором куплете Маргарет присоединилась к нему. У нее был чистый и очень приятный голос. Она помахала рукой Мадди и детям, чтобы они ей подпевали. Так они пели гимн за гимном, каждый последующий громче и увереннее, чем предыдущий. Закончив пение, они засмеялись от удовольствия и радости. Но вот следующая прекрасная мелодия, чистая и трогательная. Без всякой задней мысли они начали петь: «Мы хотим, чтобы всем...» Вдруг Хэнк, быстро отняв от губ гармошку, закрыл рот Теодору ладонью:

– Ты не пой!

Голоса Маргарет и Лидии оборвались. Мальчик смотрел на них поверх руки Хэнка, а взрослые обменялись вздохом облегчения. Хэнк утер пот со лба и медленно отнял руку. Теодор же заморгал, нахмурился и сердито сказал:

– Все равно я слов-то не знал.

Хэнк снова вздохнул и сказал:

– Сейчас споем «Джингл беллз», и настанет время ложиться спать.

– Я не устал, я не хочу, – сразу возмущенно заявил Теодор. Хэнк кивком указал ему на Аннабель, которая уже заснула на руках Маргарет.

– Пора спать. Чем раньше вы ляжете, тем скорее наступит утро.

– Почему? Разве время идет быстрее, когда спишь?

Хэнк посмотрел на Маргарет в надежде, что она подскажет, что отвечать, но она пожала плечами, и он вынужден был ответить на свой страх и риск.

– Да, – твердо произнес он и заиграл последнюю мелодию. Затем Маргарет понесла Аннабель в кроватку. Глаза Теодора сверкали все так же ярко, похоже, и правда он не будет спать всю ночь.

Вдруг на крыше хижины раздался сначала шорох, потом стук, что-то посыпалось с потолка. Все посмотрели вверх, сразу замолчав.

– Это Санта-Клаус, – прошептал Теодор; казалось, на лице его сверкают только огромные, белые, как яйца чаек, белки глаз.

Хэнк вскочил с места так резко, что Мадди вздрогнул. Маргарет положила ему руку на плечо.

– Что-нибудь не так?

Хэнк смотрел на крышу, он онемел от удивления, потом взглянул на Мадди, который не проронил ни слова, и прищурился. Джинн сидел спокойно, обнимая Теодора за плечи, напевая себе под нос «Джингл беллз» и небрежно позвякивая в такт своими колокольчиками. Хэнк развернулся и вылетел пулей наружу, так что Мадди, естественно, захихикал.

Они все услышали голос Хэнка:

– Нет, этого не может быть.

Там, где-то вдалеке, раздавались какие-то незнакомые звуки. Не тихое мелодичное позвякивание башмаков Мадди, а звон бубенцов под дугой. А если бы они прислушались еще лучше, то различили бы взрыв веселого далекого смеха над великим Тихим океаном.

На рассвете дня самого Рождества было прохладно. Маргарет лежала в своем гамаке. Она не спала, не бодрствовала. Вдруг она расслышала какие-то звуки и открыла глаза. Хэнк медленно закрывал за собой дверь хижины. Он вообще был какой-то странный весь вечер, даже когда дети уже угомонились. Она просыпалась и ночью и видела, как он стоял посреди хижины, сжимая в руках рваный подол ее платья. Она не подала виду, что проснулась и видит его, а, наоборот, скорее зажмурилась, но ей стало любопытно, что это он делает. Это был странный для него поступок.

Увидев закрывающуюся дверь, она поднялась и проверила, спят ли дети. Убедившись в том, что их действительно сморил крепкий сон, она подошла к дверям и потихоньку отправилась за Хэнком.

Он вышел на берег, нырнул в воду и поплыл к отмели, как и каждый день. Но почему-то Маргарет казалось, что сегодня все по-другому. Она стояла, раздумывая, почему же она все-таки пошла за ним. Как будто кто-то велел ей так поступить. Какое-то шестое чувство. Или как тогда, когда она бежала за обручем. Он плыл как обычно, несколько раз нырнул. Она покачала головой, сама себе удивляясь, потом решила посмотреть последний раз и уходить домой. Только тогда она увидела это. Всего в сотне-другой метров от его головы – плавник акулы. Тогда она помчалась как ветер.