Раздвоение чувств

10

Дэвид и вправду больше не позвонил. Или Том отключил телефон, чтобы тишина отозвалась во мне паникой? Они дали мне пару часов на размышление, и отвели в подвал (а куда же еще?), чтобы я не сбежала через окно и не смогла позвать на помощь. Ну, и смогла бы вполне осознать свое положение.

Пристроившись на непонятно откуда взявшемся здесь огромном глиняном горшке, который я перевернула и накрыла сложенным старым покрывалом, чтобы было помягче, я попыталась найти возможный выход из всего этого ужаса.

Я сказала себе, что если отдам этим двоим письмо сейчас, то останусь целой и невредимой, что, конечно, немаловажно. Правда, я не смогу заявить на них в полицию, потому что не будет никаких доказательств того, что они ограбили меня, фактически, я ведь отдам им этот документ добровольно.

Опять же в этом случае я, конечно, сохраню себе жизнь, но Крис лишится возможности вскоре встать на ноги. А этот мальчишка воспринимался мной почти как брат, я не могла только из страха за свою персону перечеркнуть его будущее.

Но если я стану противиться им, и не отдам письма, они скорее всего действительно не остановятся перед убийством, и тогда мне тоже не удастся помочь Крису. Этот вариант устраивал меня меньше всего, поскольку я-то в этом случае теряла все.

Единственным выходом, который казался мне привлекательным, было тайное освобождение из этого чертова подвала, арест Тома с Джун и продажа письма Ван Гога на аукционе. Но каким образом это устроить, я не имела ни малейшего представления.

Я сжимала свою голову и терла виски: «Думай, думай!» Но ни одной достойной идеи у меня так и не возникло. Передвигаясь на цыпочках, я тщательно обследовала подвал, но единственное крошечное окошечко было слишком высоко и зарешечено. Вряд ли я сумела бы просунуться в него, даже если б оно располагалось пониже.

И все же я попыталась добраться до этого окошка, в надежде, что кто-то случайно пройдет через задний двор возле нашего дома и услышит мои крики. Ни разу до сих пор я не замечала, чтобы здесь ходили посторонние, но вдруг именно сегодня тот исключительный день?!

Стащив под окошко все ящики и коробки, которые только нашлись в подвале, я попыталась взобраться на это шаткое сооружение и сразу же свалилась вниз, больно ударив локоть. Я взвыла, скрючившись на полу. Из ссадины темной струйкой полилась кровь, но мне сейчас некогда было заниматься такой ерундой. Какой смысл лечить руку, если можешь лишиться головы?

Я размазала кровь ладонью и вытерла ее о джинсы. И только потом подумала, что Том увидит это пятно и догадается, какие я предпринимала попытки. И наверняка развеселится, представляя, как я рвалась к свободе. Они станут перемывать мне косточки и зубоскалить за чашкой кофе, купленного еще моим отцом.

— Дэвид, — прошептала я жалобно, — ну догадайся, милый! Ну приди сюда, к этому окошку…

Но ждать не имело смысла, и я, подтащив свой обжитый горшок, встала на него, и, ухватившись за трубу, к счастью, оказавшуюся холодной, сумела удержаться на верхнем ящике. Перехватившись рукой за другую трубу, я дотянулась до окошка, выглянула наружу и вскрикнула, едва не разжав руки. На меня смотрела ухмыляющаяся физиономия Тома.

— Ку-ку! Ты заставила меня ждать, Эшли! — весело сообщил он. — Но я знал, что ты все равно доберешься до этого окна. Вот я и сидел тут, сгорая от нетерпения снова увидеть твое прелестное личико. Знаешь, несмотря на все обстоятельства, ты вызываешь у меня восхищение. Я должен сказать тебе об этом.

Я просипела, едва удерживаясь на верху неустойчивой пирамиды:

— Пошел к черту!

Том ласково улыбнулся:

— Ты имеешь в виду мою сестренку? Напрасно ты так. Она вовсе не черт и в общем даже человек неплохой. Не без недостатков, конечно, но кто из нас не грешен? И насчет горячей любви к твоему отцу вовсе не солгала.

— Вы оба понятия не имеете, что такое любовь. Сатана никого не любит!

— А ты с ним общалась?

— Как раз сейчас имею такое сомнительное удовольствие…

Его голос зазвучал огорченно:

— Ты злишься, Эшли. А ведь это я должен сердиться на тебя. Зачем я посадил тебя в этот подвал? Подумать. Взвесить все «за» и «против». Правда, лично я никаких «против» не нахожу… А ты чем занимаешься?

— Сейчас я спущусь, — сказала я, скорее потому, что больше не могла оставаться в таком положении. Пальцы мои каждую секунду могли разжаться, и тогда я загремела бы вниз, к полному восторгу Тома.

Продвигаясь тем же путем, я кое-как спустилась вниз и с наслаждением расслабила руки. Ладони горели, и пальцы ломило, хотя я провисела под потолком не так уж и долго. Опустившись на свой горшок (зачем он был нужен отцу?), я едва не заплакала от бессилия и обиды.

Я не представляла, что еще можно сделать. Оставалось отдать им письмо, выбраться на свободу нищей и попытаться заработать на операцию для Криса другим способом. Правда, я и делать-то ничего не умела…

В конце концов, оставалась еще моя половина дома, хотя я даже приблизительно не знала, сколько могу выручить за нее. В Гринтауне недвижимость никогда особенно не ценилась. Люди здесь жили веками, передавая дома по наследству, а новички, вроде нас с отцом, появлялись редко. Странно, что Дэвиду еще удается как-то сводить концы с концами. Но заработать на дорогую операцию с его-то доходами…

Сверху донесся голос Тома:

— Пока, Эшли! У тебя остается еще больше часа. Но время летит незаметно, так что скоро увидимся! И я надеюсь, ты порадуешь меня больше, чем сейчас. Да я просто не сомневаюсь!

Меня опять подмывало выкрикнуть что-то грубое, но я удержалась, и не удостоила его ни словом. Он не стоил того, чтоб я становилась на одну доску ними обоими.

Я уже начала обдумывать, каким образом теперь раздобыть денег, будто письма уже лишилась, как вдруг дверь в подвал с лязганьем распахнулась, и кого-то втолкнули внутрь.

— Чтоб тебе не было скучно! — выкрикнул Том, и захлопнул дверь.

В первую секунду я даже не поняла, кого это бросили в мою камеру, только в страхе вскочила, а потом закричала, бросившись к нему:

— Дэвид!

Я была счастлива его видеть, и в то же время меня ужасало, что он здесь. Помогая ему подняться, я одновременно забрасывала его вопросами:

— Дэвид, как ты здесь оказался? Ты пришел ко мне? Ты догадался, что со мной что-то случилось?

— Если бы, — отозвался он с досадой. — Дай-ка я посмотрю на тебя…

Сперва отстранив, он оглядел меня и, крепко прижав к себе, покачал, как ребенка:

— Бедная моя… Они тебя не били? Что здесь вообще происходит? Почему нас заперли?

Лаская взглядом его встревоженное, но такое красивое лицо, я в нескольких словах обрисовала неприглядную картину нашего положения, но заверила, что если мы отдадим то, что они просят, нас тотчас отпустят.

Дэвид с сомнением качнул головой:

— Ты уверена? Они столько наврали, чего им стоит обмануть и в этом?

— Это, конечно, так, — вынуждена была согласиться я. — Но хочется верить в лучшее…

— Постараемся, — согласился Дэвид без особого оптимизма в голосе.

Я вернулась к главному:

— А ты-то как здесь очутился?

Он усмехнулся:

— Пришел мириться.

Я прижалась к нему еще крепче. Его тепло наполняло меня уверенностью, что все как-то образуется, мы выпутаемся из этой передряги, и, возможно, будем жить долго и счастливо. Дэвид был таким живым и сильным, что совсем не верилось, что я могу сегодня умереть.

«Я удержусь за него», — сказала я себе.

— По телефону у тебя был такой странный голос… — продолжал объяснять мне Дэвид. — Ты ведь толком ничего мне не сказала, поэтому я сразу и подумал, будто что-то случилось. Но такого я не представлял…

У меня вырвался вздох:

— Жаль. Видимо, я все же надеялась, что ты вызовешь полицию. Глупо, конечно. Тебе могло прийти такое в голову?

— Не пришло…

— Но, понимаешь, я никак не могла намекнуть, он мне нож к горлу приставил!

— Мерзавец, — мрачно процедил Дэвид.

— Еще какой!

— А я, как дурак, еще вежливо поинтересовался у него, могу ли поговорить с тобой. Он так радостно осклабился: «Конечно, можешь!» И повел меня сюда. То есть я не догадывался, что мы сюда идем, думал, здесь какая-то комната. Ну, вот я и угодил в эту ловушку, простофиля. Что теперь будем делать?

Я предложила:

— Поцелуй меня.

Он опешил:

— Что?

— Ты же слышал! Поцелуй меня, Дэвид.

Качнув головой, он рассмеялся:

— А ты храбрая! Нас в любой момент могут жизни лишить, а ты даже не трясешься от страха.

— Именно потому, что в любой момент… Вдруг нам больше не удастся поцеловаться?

Дэвид провел по моей щеке согнутым пальцем:

— И то верно… Эшли, ты такая красивая…

— Ты правда такой меня видишь?

— Ты очень красивая. И я восхищаюсь тобой. Ты действительно отдала бы эти деньги Крису?

Неужели он мог подумать, что я это сказала для красного словца?!

— Конечно! Дэвид, неужели ты сомневаешься?

— Спасибо тебе. Хотя бы за намерение.

— Жаль, что ничего у нас не вышло…

— Только пока! И только с операцией. Думаю, они все-таки отпустят нас.

Мне тоже не верилось, что с нами может случиться что-то по-настоящему плохое, когда мы только-только нашли друг друга. Но у Дэвида были свои доводы.

— Убийство — это слишком рискованно для них, — пояснил он. — Слишком многие в городе видели тебя с Томом… Не говоря уже о Джун.

Я обрадовалась:

— А ведь верно! Так, может, они побоятся убить нас в любом случае? И не стоит отдавать им последнее?

Но Дэвид решительно отверг мою попытку спасти заветное письмо:

— Нет уж! Я не хочу, чтобы ты подвергала себя риску. Может, убить и не убьют, но Том может покалечить тебя со злости. Я не могу этого допустить.

— Но тогда я уж точно напущу на них полицию!

— А тебе станет легче от этого? Ты-то уже останешься калекой. Зачем тебе это, Эшли? Я уверен, мы спасем Криса и без этих денег.

Немного поразмыслив, я согласилась:

— Хорошо, Дэвид. Раз ты так считаешь.

Он вдруг заметил:

— Возможно, они и сами уже нашли его.

— Письмо? Это вряд ли?

— Почему ты так уверена? Наверняка они уже все перерыли в твоей комнате.

Я усмехнулась:

— Оно вовсе не там.

— Нет? А где? В банке?

— Вот еще! Мы с отцом никогда не доверяли банкам. Правда, нас до сих пор и не грабили…

Дэвид кивнул:

— Вот именно. Теперь ты, наверное, арендуешь сейф. Еще какие-нибудь сокровища имеются?

— Только ты.

— Ты спрячешь меня в свой тайник?

Представив эту картинку, я рассмеялась:

— Он слишком маленький для тебя.

— Ну, ты меня заинтриговала! — Воскликнул Дэвид. — Это хотя бы в доме? Нет?

— Тепло, Дэвид, тепло.

— Не может быть! — у него разгорелись глаза, как у мальчишки, разыскивающего им самим придуманный клад. — Ты хранишь письмо не в доме?

Мне больше не хотелось его томить:

— Старая кормушка для птиц. Прямо напротив этого окошка, — я указала на свой вожделенный ход на свободу. — Там стоит древняя-древняя секвойя… На одной из ветвей мы с отцом еще лет десять назад сделали кормушку. В ее днище сделан тайник. Мы так играли…

— Кто бы мог подумать…

— Ты удивлен?

— Эшли, ты настолько мне доверяешь?

— Ты ведь мой рыцарь… Мой герой.

Он почему-то покраснел, совсем как Том. Я тут же отвергла это сравнение. При чем здесь Том?! Они не имеют ничего общего.

— Я не герой, — пробормотал он.

Тогда я сказала по-другому:

— Мой любимый…

Я погладила его взъерошенные волосы. Ночью мне нравилось запускать пальцы в их густоту.

— А ты ведь так и не поцеловал меня…

Притянув к себе, он нежно провел губами по моим, потом осторожно поцеловал. Было похоже, что он делает это впервые, хотя еще дня не прошло с тех пор, как мы были близки. Мы сидели на грязном полу, запертые в подвале, но я чувствовала себя счастливейшей из женщин, потому что со мной был мой любимый.

Он примчался спасать меня, и хоть это не удалось, но он разделил мою незавидную участь, поддержал и приласкал. Даже если б я не была уверена, что мы выкрутимся (не могу же я и в самом деле умереть!), и то не посмела бы посетовать на свою судьбу в эти долгие и короткие минуты.

Руки Дэвида мягко обволакивали мое тело, и оно струилось рекой наслаждения, которая стремится сразу в две стороны — от него ко мне, и от меня к нему. Это противоречило законам природы, но не законам любви, которые для всех разные. Встречаются двое и придумывают свои законы, и потому судить об их отношениях не могут посторонние. Они ведь существуют по иным законам.