Разлучница

ГЛАВА 14

Когда Фальк проснулся, первые лучи солнца уже пробивались сквозь шторы на окне. Жасмин еще спала. Он осторожно встал с кровати, готовый к тому, что бы задуматься о своем будущем. Собрав разбросанную по полу одежду,

Фальк вышел и оделся в своем кабинете. Ему пришлось еще раз вернуться в спальню, чтобы забрать часы, лежавшие на тумбочке.

Восходящее солнце выглядывало из-за юго-восточной части дома и озаряло спальню своим нежно-розовым светом.

Жасмин проснулась. Из-под одеяла на него уставились два изумрудно-голубых глаза. Ее лицо лучилось неповторимой улыбкой.

Фальк присел на край кровати, отложил часы в сторону и нежно взял протянутую к нему руку Жасмин.

— Мне нужно съездить на пару дней в Берлин, — сказал он, убирая волосы с ее лица.

— Но…

— Речь идет о моем будущем.

Самые разные мысли одна за другой пронеслись в голове Жасмин.

— Фальк, а ты не мог бы… взять меня с собой? — Она привстала. — Мне все равно нужно в Берлин. Глория хочет, чтобы я вернулась в агентство. Я буду готова через полчаса. И еще мне нужно сдать машину, которую я взяла в аренду на вокзале Ростока. Я думаю, тебя не затруднит заехать туда вместе со мной. — Вдруг ее лицо омрачилось. — Ой, нет, ничего не получится. Николь хочет сегодня пойти на примерку своего свадебного платья, а я пообещала пойти с ней. Может быть, мне лучше отказаться? — И она снова засияла.

Фальк чувствовал невероятное напряжение и дрожал как осиновый лист. Жасмин ничего не замечала. Она была поглощена своими мыслями. Вдруг ее лицо снова стало хмурым.

— Нет, все-таки не получится. Мы хотели взять с собой Роню в Росток. Ей срочно нужно купить какую-нибудь одежду на свадьбу.

— Жасмин, — произнес Фальк, стараясь не выдавать своего волнения. — Я очень ценю твое желание совместить твои планы с моими. Но будем откровенны. Я ведь для тебя мужчина второго сорта. Ты должна идти своей дорогой, к своей цели, и я больше не буду стоять у тебя на пути. Я… я от чистого сердца желаю тебе только счастья.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.

Через двадцать минут она услышала, как Фальк завел машину и выехал со двора Пеерхагена. Переезжая через одноколейку «Молли», он вдруг вспомнил, что забыл очень важные для него бумаги. Чертыхаясь, он повернул назад. Неслышно подъехать к дому было нельзя, но тихо войти в него и подняться по лестнице в свой кабинет вполне возможно. Через приоткрытую дверь в спальню он увидел, что кровать была пуста. Фальк взял со стола огромную папку с чертежами проектов кухонь и собирался уже незаметно выскользнуть, как вдруг услышал голоса, доносящиеся с террасы.

Он подошел к распахнутому окну и посмотрел, вниз. Жасмин и Николь завтракали на свежем воздухе. Фальк видел, как Николь помахала каким-то листком бумаги, похожим на чек, и, положив его на стол ближе к тарелке Жасмин, сказала:

— Теперь мы с Северином можем спокойно играть свадьбу, не так ли?

Он резко отступил от окна. Жасмин подкупили? Вот почему она намекала, что скоро станет богатой! Фальк даже знать не хотел, во сколько она оценила «любовь всей своей жизни». Если деньги для нее имели большую ценность, чем любовь, то он больше не хотел видеть ее. Ему достаточно было узнать о самом факте, чтобы избавиться от чувств, которые он испытывал к этой женщине. Всю свою симпатию, нежность, печаль — абсолютно все! — он готов был разрушить в одно мгновение.

Платье было просто великолепно, и Николь выглядела в нем по-королевски.

— А тебе не кажется, что оно длинновато? — Николь пыталась увидеть свои ноги в спадающей на пол шелковой тафте, расшитой золотом.

— Нет, — успокоила ее Жасмин. — Если ты выпрямишься и наденешь эти же туфли, то от платья до пола останется как раз два с половиной сантиметра. Это как раз то, что надо.

— А эти складки на животе? Я в нем слишком толстая.

— Ты шутишь!

Жасмин сидела в маленьком кресле, сделанном на заказ в Росток-Ройтерсхагене, и умирала от скуки.

Казалось, что эта демонстрация живота Николь никогда не закончится. Роня успела уже опустошить вторую тарелку с печеньем, которую заботливо наполняла горничная. Швея ловко сметывала булавками декольте переливающегося золотом платья — мечты любой невесты.

Жасмин, наблюдая за примеркой, еще больше утвердилась в мысли, что она никогда не будет играть свадьбу с такой бессмысленной роскошью. «На венчании в наряде невесты должно присутствовать что-то старое, что-то новое, что-то чужое и что-то синее», — любила повторять тетушка Гортензия, жена деревенского мясника. В викторианском оригинале это звучало так: старое — для семьи, новое — для будущего, синее — как символ верности, чужое — как символ дружбы, а серебряная монета воспринималась как подтверждение благосостояния только что родившейся семьи.

Для Николь имело значение только последнее.

Ну почему она не поехала сегодня утром с Фальком в Берлин, не переставала спрашивать себя Жасмин. И Глория была бы довольна. Почему сегодня, проснувшись в постели Фалька, она дала запугать себя его заявлениями о том, что он для нее мужчина второго сорта? Жасмин не могла поверить, что он смирился с этим. Когда же она встала и оделась, он уже уехал.

Что ей после этого оставалось, как не позавтракать с Николь? Потом они сели в «Мерседес-ML» Северина, забрали Роню из школы и поехали в Росток. В Бад Доберане они сделали остановку. Роне велели оставаться в машине, а сами пошли в банк, чтобы Жасмин увидела, как начальник отделения банка переводит деньги по чеку Карла Хайнца Тиллера на ее счет. Николь потребовала, чтобы подруга убедилась в том, что номер счета совпадал с номером на чеке, который она вручила ей сегодня за завтраком.

И все-таки Жасмин чувствовала, что все было не так. Все шло не так, как нужно.

Но она не могла нарушить обещание, данное Роне. Нельзя обманывать детей только потому, что ты влюблена. Только не детей, которые и так всегда остаются с носом, когда взрослые бросаются осуществлять свои мечты. Возможно, Роня бы и поняла ее, если бы она объяснила, что ей срочно нужно в Берлин, потому что ее начальница очень сердится на нее и может уволить, если она не приедет. Но это даже ей самой показалось неправдой, какой-то глупой отговоркой, потому что ей нужно было в Берлин не из-за Глории, а чтобы побыть три часа вместе с Фальком в машине и насладиться его присутствием, забыв обо всем на свете. Ей хотелось поговорить с ним, поделиться своими предположениями и мыслями.

И ради этого разочаровывать ребенка?

Через два часа примерки Жасмин все-таки удалось оторвать Николь от ее платья и они поехали в центр городи.

Оставив машину на парковке возле Крепелинер Тор, подруги, прихватив Роню, отправились за покупками, окунувшись в сутолоку между новой и старой рыночной площадью, где было полно туристов. Вначале Николь не хотелось покупать какую-то одежду для Рони, но постепенно в ее глазах разгорелся огонек. Все было как прежде, когда она и Жасмин шныряли по торговым центрам и бутикам.

— Только не светло-голубое платьице, — твердо заявила Николь, стоя между рядов с одеждой в «Ростокер Хоф». — Ей нужно что-то вызывающее.

С Николь нельзя было поспорить, и они долго искали то, что в первую очередь нравилось ей. Найти подходящий наряд для полненькой одиннадцатилетней девочки, чтобы он украшал, а не превращал ее в посмешище, было настоящим испытанием. Обладая неоспоримым вкусом и опытом любительницы шоппинга, Николь представила, как должна выглядеть Роня, и после этого нашла нужные им магазины. Через три часа они подобрали Роне фиолетовые джинсы с розовым рисунком в стиле милитари, черную блузу, широкий пояс с заклепками и блестящий черный жилет. На запястья они купили ей кожаные ремешки с серебряными шариками и заклепками, а на ноги — что-то среднее между кроссовками и лодочками, в которых Роне было очень удобно.

— А теперь, — заявила Жасмин, — пойдем к парикмахеру.

У Рони сверкали глаза, оттого что целых три часа занимались только ее нарядом на свадьбу. Поэтому мысль о парикмахере не пугала ее. Они нашли парикмахера, который согласился постричь девочку, а потом покрасить ее русую челку в черный цвет с широкой огненно-красной прядью.

Вечер прошел в кафе Grand Cafe Wagner на Университет-плац, где они ели мороженое и пили кофе глясе. Вокруг фонтанов играли дети. Роня, оживленная и веселая, болтала без умолку и даже не заметила, что ее мороженое растаяло, прежде чем она успела съесть его. Николь обсуждала внешний вид проходивших мимо туристов. От Жасмин много не требовалось: достаточно было иногда издавать какие-то неразборчивые звуки в знак согласия.

Жасмин снова и снова мысленно возвращалась к странной и незабываемой ночи, полной нежности и любви. Неужели после такой ночи Фальк мог предположить, что он для нее ничего не значит? Он не был похож на мужчину, который сразу опускает руки и даже не пытается бороться. Или она безнадежно ошибалась на его счет? Может, неспроста и Лаура, и Николь старались предостеречь ее от него? Прекрасный мужчина на одну ночь, утверждали они, но никуда не годится для дальнейших отношений. А он и действительно исчез сразу с восходом солнца.

Она непременно должна поговорить с ним.

— Ты вообще меня слушаешь? — возмущенно спросила Николь.

— А… — Жасмин улыбнулась. — Честно говоря, нет.

— Я тебя только что спросила — может, нам поехать домой, не заплатив?

— Как хочешь!

— Жасмин, что случилось? Ты все время витаешь в облаках.

Жасмин посмотрела на свою бывшую подругу. Какой чужой показалась ей вдруг Николь! У нее было такое чувство, будто они никогда не знали друг друга. Исчезло то, что их раньше объединяло. Чего-то не хватало. Но это ощущение вызывало удовлетворение, и на душе было так хорошо! Тот фейерверк эмоций, который прежде порождало у Жасмин присутствие Николь, ее надежды и разочарования, злость и отчаяние — все это куда-то испарилось.

А раз у них нет больше ничего общего, то… Жасмин открыла свою сумочку, достала кошелек, вытащила из него сложенный чек.

— О нет! — закричала Николь. — Ты не посмеешь!

— Николь, все, что мы сейчас делаем, — это дурацкая игра опытных стерв с их уязвленным самолюбием.

— Что это? — спросила Роня.

— Это просто бумажки, — ответила Жасмин и разорвала чек на много маленьких частей, которые тут же подхватил ветер и развеял над брусчатой мостовой.

— Ты с ума сошла? — заикаясь, кричала Николь. — Ты даже представить себе не можешь, насколько тяжело было подделать подпись отца… — Она прикрыла рот рукой, внезапно осознав, что сболтнула лишнее.

Жасмин улыбнулась и дала официантке пятнадцать евро.

— Это за всех.

Назад они ехали молча. Роня, сидя на заднем сиденье с наушниками от плеера, все время рассматривала в зеркало свою огненно-красную прядь на черной челке и довольно улыбалась сама себе. Мысли Жасмин были в Берлине. Интересно, а что там у него за дела? И где он собирается остановиться?

— Кстати, — сказала она, — сегодня вечером я еду в Берлин.

— Это еще зачем?

— Моя начальница пригрозила вчера уволить меня.

— Что? И почему?

— Это просто недоразумение. Но я должна поехать и во всем разобраться.

— Именно сейчас, когда у меня через три дня свадьба?!

— Я успею на свадьбу.

Белые фасады домов в Бад Доберане сияли в вечернем солнце.

— И вот еще что. Я просто сгораю от нетерпения узнать, — сказала Жасмин, когда они проезжали по сумрачным аллеям, — кто все-таки послал мне приглашение на свадьбу?

— Ты получила приглашение? Это сделала точно не я. Во всяком случае… — Николь задумалась. — Тебе хорошо известно, что такими вещами занимается брачное агентство. Я им выслала список на компакт-диске. Может быть, и ты туда каким-то образом попала.

— А откуда ты знаешь мой адрес в Берлине?

— От Лизелотты. Ты ведь тогда так внезапно исчезла из Гейдельберга. Если я не ошибаюсь, ты поехала к матери и отцу в Карлсруе. Как-то я получила письмо от Лизелотты. Тебе она, наверное, тоже тогда написала. В письме я упомянула, что ты уехала в Карлсруе. Но Лизелотта ответила, что ты живешь с ней в Берлине и помогаешь ей с детьми. А когда ты переехала в собственную квартиру, она дала мне твой новый адрес. Видишь, я старалась не потерять тебя из виду.

Вернувшись в Пеерхаген, Жасмин узнала, что Северин давно ее разыскивает. Он застал в кухне, когда она сидела за столом и делала себе бутерброд с сыром. Зиглинда тем временем огромным ножом нарезала колечками сочный лук.

Некоторое время Северин просто стоял, не решаясь начать разговор. Потом он присел за стол рядом с Жасмин.

— Жасмин, — произнес он и коснулся своими пальцами ее руки. — Мне кое-что нужно обсудить с тобой. Это очень важно.

— Да, конечно, Северин, — ответила Жасмин. — Только сейчас никак не получится. Я собираюсь уехать в Берлин.

Вообще-то, я должна была уже давно уехать.

— Но это очень важно. Речь идет о… — Он пригнулся и, краем глаза посмотрев на Зиглинду, которая возилась у плиты, тихо сказал: — Речь идет о нас.

Жасмин улыбнулась.

— Разве это не потерпит до… того времени, как вы поженитесь? Мне действительно надо уехать.

Северин сразу же догадался, в чем дело. Он откинулся на спинку стула и с обидой в голосе произнес:

— Я, наверное, все не так понял.

Жасмин поднесла ко рту бутерброд.

— Скажи, я что-то сделала не так? Мне очень жаль. — Она мило улыбнулась ему.

Северин злобно оскалился.

— Ты вела себя как похотливая сука.

— О! — Жасмин нахмурила брови. — Ты снова попался на удочку. Придет время, и ты повзрослеешь.

Он что-то пробормотал и поспешно вышел из кухни.

Спустя два часа Жасмин сидела в поезде Росток — Берлин. В десять сорок пять она взяла такси и поехала на Карл-Маркс-штрассе, а в половине двенадцатого уже поливала свои цветы на балконе. На следующий день в девять утра Жасмин шла в направлении Николайфиртель.

По улицам города пронесся сильный ураган с дождем, пришедший из Англии. Небо затянуло тучами, и его почти не было видно. С каждым ударом сердца Жасмин чувствовала, как в ней растет страх. Она бодро поднималась по ступенькам в агентство «Геран», не переставая обдумывать, что она скажет Глории, как вдруг чуть не столкнулась с ней прямо в вестибюле. Глория стояла у стола Петры и объясняла ей что-то по поводу письма, которое держала в руке.

— О! — воскликнула она. — Посмотрите на нее! Надеюсь, ты ко мне? Тогда пойдем в мой кабинет.

— Я приехала, — начала Жасмин, как только Глория закрыла за собой дверь, — как ты и хотела.

— А разве ты не должна была появиться здесь еще вчера?

— Мне нужно было подобрать Роне одежду на свадьбу. Ведь я ей пообещала.

— Так-так. — Глория села за свой письменный стол из стекла. Для Жасмин оставалось место на стуле перед Глорией. — Неужели ты думаешь, что я приму тебя назад с распростертыми объятиями? Блудная дочь вернулась, соизволив снова работать с нами. Что, все простили и забыли?

Жасмин молчала.

— Ты даже представить себе не можешь, в какое неудобное положение ты меня поставила! Я теперь должна… Ах, Лизелотта! Ну, что еще? — Раздался стук в дверь, в кабинет влетела Лизелотта.

— Привет, Жасмин! — громко сказала она. — Я думала, ты в отпуске. — Она повернулась к Глории. — Петра не предупредила, что тебе нельзя мешать. У меня возникла одна маленькая проблемка с подружкой того парня, чьи родители думают, что девушка принимает наркотики. Ведь это неправда. Девчонка такая правильная, что даже становится скучно: поет в церковном хоре, помогает старикам, три раза в неделю ходит изучать Библию. Если она от чего-то и приходит в восторг, то от Иисуса. Полиция не поверит, что она наркоманка, если даже и поймает ее с травкой или кокаином в рюкзаке.

— Лизелотта, давай поговорим с тобой об этом позже. Будь так любезна, — ответила Глория.

— Я правда не хотела мешать, — сказала Лизелотта, задорно подмигнула Жасмин и вышла.

— Ну хорошо. Жасмин, — продолжила начальница прерванный разговор, — я хочу видеть на столе твое заявление об увольнении. Садись и печатай. Мне останется только подписать его. Но, учитывая, что у тебя еще целых полторы недели отпуска, а я не привыкла поддаваться эмоциям, решая деловые вопросы, ты можешь этим воспользоваться. А потом мы подумаем, что делать дальше. Большего я не могу тебе пока пообещать.

— Хорошо, — сказала Жасмин. — Но можно мне на минутку заглянуть в мой кабинет?

— Конечно.

Она зашла в свой кабинет, позвонила оттуда Рольфу и попросила зайти к ней сейчас как бы случайно. Через две минуты он был у нее.

— Закрой дверь.

Рольф нехотя выполнил ее просьбу.

— А теперь рассказывай. Фальк Розеншток позавчера был здесь. Что ему было нужно?

— А зачем тебе это?

— Только не старайся сделать из этого тайну. Я не хочу, чтобы это навредило агентству. Фальк хитрый малый. Я полагаю, что ему удалось узнать о нас намного больше, чем вы догадываетесь. Пару часов с моим мобильником вполне достаточно, чтобы найти правильные ответы.

— Ты что, оставила ему свой мобильный?

— Нет, это произошло во время несчастного случая на его яхте. Моя сумочка запропастилась куда-то, и ее не сразу нашли. Разумеется, я не сохраняю номера под обычными именами, но, к сожалению, вы как раз тогда позвонили мне.

А Фальк сделал из этого соответствующие выводы.

— Нужно всегда вовремя удалять номера телефонов.

— Конечно. Ты ведь тоже так делаешь каждый вечер, перед тем как лечь спать, не так ли?

Рольф ухмыльнулся.

— К тому же Глория проболталась, упомянув анонимное письмо. Так что это была не только моя вина. Ей так хотелось найти богатенького заказчика, что она забыла обо всех мерах безопасности. Тем не менее, если говорить о деньгах, она не на того напала. Сейчас Фальк Розеншток пытается свести концы с концами и даже вынужден продать свою любимую яхту.

— Тогда будем надеяться, что я смогу обналичить его чек, — произнес Рольф.

— Он выписал тебе чек?

Рольф рассказал, как все получилось.

— Глория хотела, чтобы я передал ему всю информацию о Тиллере.

— А это еще зачем?

Рольф пожал плечами.

— Я думаю, это была сделка: в обмен на сведения о Тиллере он не будет шантажировать нас из-за неудавшихся свадеб, организованных его матерью.

Весьма логичное обоснование.

— Какой вообще у Розенштоков баланс? — поинтересовалась Жасмин.

— Розенштоки не состоят на бирже, поэтому они не обязаны публиковать свой финансовый отчет каждый квартал. Конечно же, у них тоже не все так гладко, но они явно не банкроты. Хотя марка «Розеншток» пользуется не такой славой, как раньше. Они застопорились. Им не хватает какого-то нового видения. Жасмин, ты права: иногда очень крупные фирмы с устоявшимся бизнесом оказываются за бортом раньше, чем можно было бы предположить.

— У Розенштоков были деловые связи с Тиллером. Фирма со строительными машинами. Помнишь?

Рольф кивнул.

— А вы тут выдаете Фальку Розенштоку все, что знаете о Тиллере и его махинациях. Он сразу же сообщит об этом отцу. Как ты думаешь, чем сейчас занимаются Розенштоки, если они были замешаны в аферах Тиллера?

— Заметают следы, — ухмыляясь, ответил Рольф. — Приводят в порядок отчеты.

— И они предупредят Тиллера.

— Я думаю, Тиллера это уже не спасет. Так быстро его ремонтные сооружения не появятся.

— Все, что ему остается, — это скрыться за границей. Но, поверь мне, такие горе-предприниматели, как Тиллер, и думать не хотят, чтобы провести остаток жизни где-то в Уругвае. Тиллер привык жить в атмосфере праздника. Ему нужен престиж в своем городе, свой футбольный клуб, прогулки на яхте по Средиземному морю… В конце концов…

В эту минуту в комнату ворвалась Глория.

— Рольф, я тебя поздравляю, — нарочито торжественно произнесла Жасмин, лишив Глорию шанса выказать свое недовольство по поводу тайного совещания. — Ты, несомненно, раскрыл самый крупный обман в истории ФРГ. До этого тебе удавалось добывать какие-то грязные доказательства, чтобы оклеветать человека и поставить его брак под вопрос.

Но в этом случае нет никакой клеветы, ты действовал честно и раскрыл самое настоящее преступление. Если не будешь медлить, то сможешь засадить за решетку и тех, и других.

Рольф провел рукой по волосам.

— Вообще-то, ты права.

— Минуточку, — вмешалась Глория.

— Если бы Рольф был журналистом, то заработал бы себе бессмертную славу, — невозмутимо продолжала Жасмин. — Но даже сейчас, если у него все сложится с прессой, он может прославиться как настоящий детектив. Только ему нужно поторопиться, пока Розенштоки не успели замести следы, о чем они тебя, Глория, предупреждали.

— В принципе, нас не должно интересовать то, чем занимаются Розенштоки и Тиллеры, — сказала Глория.

— Конечно, но можно было бы шантажировать и тех, и других. Нам бы так было выгоднее, — заметила Жасмин.

— Золотце, довольно уже с этим. Мы ничего не собираемся сообщать прессе и не будем никого шантажировать. Иначе, как только правда о Тиллере всплывет, мы будем первыми, кого будут допрашивать по этому поводу.

— Нам и так этого не избежать, — сказала Жасмин. — Рано или поздно, начнут проверять все окружение Тиллера.

Возможно, Фальк Розеншток как бы между прочим упомянет и нас, когда ему придется объяснять, где он получил информацию о Тиллере. А потом дело дойдет и до нас. И тебя, Глория, спросят, почему наше агентство не обратилось в полицию, когда стало известно, что Тиллер давно и успешно нарушает закон. И все это будет во всех подробностях освещаться в прессе и на телевидении.

— Жасмин, на что ты намекаешь? — не сдержавшись, спросила Глория.

— Глория, нам нужно действовать: сделать хотя бы анонимное заявление в соответствующий отдел налоговой инспекции. У меня есть брат, и он, кстати, прокурор в Карлсруе. Я могу как-нибудь намекнуть ему и проконсультироваться по этому делу.

— Попробуй только!

— Она права, — внезапно заявил Рольф. — Розеншток вытянул из нас информацию и теперь может предупредить Тиллера, чтобы не впутывать свою семью в этот грандиозный скандал. А когда дело дойдет до прокуратуры, то нас обвинят в том, что мы проинформировали соучастника этих махинаций. Как хорошо, что я еще не успел обналичить чек Фалька Розенштока! А то это очень похоже на взятку.

Вечер Жасмин провела с Лизелоттой. Они сварили спагетти, наелись, уложили детей спать и завалились на диван с шоколадным мороженым, чтобы спокойно посмотреть «Красотку» на видео.

— А ты заметила, что эта женщина надела джинсы, когда решила стать прилежной студенткой, а не девочкой по вызову или любовницей? — спросила Лизелотта, когда фильм закончился.

— Да. — Жасмин в этот момент вспомнила о телефонном разговоре со своим братом. Вольфрам весьма заинтересовался этим делом.

— Эй, о чем ты сейчас думаешь?

— Извини, я отвлеклась. Знаешь, мой брат сказал, что отец был просто ошеломлен, когда я позвонила ему и попыталась поговорить с ним.

— Скорее всего, твой отец не может свыкнуться с мыслью, что его дочурка не собирается выходить замуж и заводить детей, — уверенно заявила Лизелотта. — Он тебя не понимает. Ты пугаешь его.

— Он перестал понимать меня с тех пор, как я превратилась в девушку и бросила копаться в моторах подержанных автомобилей на его площадке. Теперь, когда во мне не осталось ничего, что напоминало бы мальчишку-сорванца, мы никак не можем найти с ним общий язык. Мне кажется, что перемены в моем облике совсем сбили отца с толку. Вот и весь секрет. С девушкой ведь не сыграешь в скат, не выпьешь пива, не поговоришь о футбольном клубе. Поэтому он предпочитает не общаться со мной.

Лизелотта засмеялась.

— Тебе когда-нибудь придется простить отца. Не сердись на него. Ты ведь одна из самых лучших интриганок, которых я когда-либо знала. Ты обязательно найдешь какую-нибудь тему для разговора с отцом. Слушай, но ведь он же обычный кредитор, а ты приезжаешь на Рождество из Берлина вся такая модная, окутанная облаком дорогих духов. Да он просто боится тебя!

Жасмин поджала губы.

— Почему-то брата моего он не боится, хотя тот и прокурор.

— С ним он может поговорить о футболе, развести в саду огромный костер и часами молчать. Кстати, а что Вольфрам говорит по поводу Тиллера?

— Он считает, что в любом случае есть вероятность каких-то накладок. Если все это правда, то начнутся расспросы, почему никто раньше не обратился в полицию. Если же информация не подтвердится, то затаскают по разным инстанциям, а от них лучше держаться подальше.

— А если Тиллер скроется за границей?

— Тогда пиши — пропало. А он наверняка что-то предпримет.

Лизелотта взяла пульт и стала переключать каналы.

— Ты заметила, что в конце любой мелодрамы герои всегда спешат на машине в аэропорт, как будто нельзя улететь следующим рейсом? Такое впечатление, будто любимый человек, как только поднимается в воздух, сразу исчезает навсегда. Есть только один фильм, где погоня за возлюбленной заканчивается так, как это бывает в жизни. Помнишь картину «Выпускник» с Дастином Хоффманом? Там он опаздывает. Девушка уже вышла замуж, но, несмотря на это, он ее похищает. А эта сцена, когда он преграждает крестом путь к входу в церковь? Потом они садятся в автобус… В настоящей жизни всегда есть выход — развод. Но сценаристы почему-то никогда не берут это в расчет.

Обязательно кто-то должен перевернуться, чтобы вовремя успеть к алтарю, и проехать между священником и новобрачными, прежде чем он или она успеет сказать «да». Как будто это поможет! У нас, если пара уже стоит в церкви, ее давно воспринимают как мужа и жену.

— Ты, как всегда, права, — сказала Жасмин. — Но ведь фильмы — это не настоящая жизнь, а сказочки с яркими картинками.