— Обязательно, — он снова обнял ее, а потом подпрыгнул на перила и грациозно спрыгнул вниз прежде, чем она смогла закричать. Она подбежала к краю, чувствуя, как бешено колотится сердце, ожидая увидеть его разбитое тело у подножия стены. Вместо этого она заметила оранжево-белое существо, скачками удаляется в темноту.


— Замечательно. Вот только не хватало, чтобы туристы заметили тигра в этом городе, — пробормотала она, наконец, подходя к лестнице, собираясь переодеться в сухое и выпить чашку горячего чая. — Интересно, мы сможем опять сказать, что это сбежавшее из цирка животное?


Позже приняв горячий душ во временной ванной комнате, установленной в углу двора, она взяла в постель с собой чашку горячего чая и завернулась в одеяла. Одна из привилегий командующего: ей не надо было ни с кем делить комнату. Это помещение когда-то было частью офицерской штаб-квартиры. Остальные ютились по двое, а то и больше в одной комнате. Новобранцы же будут спать, как в общаге, там, где прежде спала охрана испанских войск более трехсот лет назад.


В тепле и сухой одежде Грейс продолжала размышлять и думать о смысле и последствиях двух очень странных бесед, которые произошли этой ночью. Наконец, она выключила свет, так и не найдя ответов, а желая полежать в темноте, прислушиваясь к стуку дождя и шуму волн, набегающих на берег.


— Десять лет, Робби, — прошептала она в темноту. — Я знаю, что мне понадобилось десять лет, чтобы найти способ что-то изменить. Я люблю тебя, Старший Братец. С Днем Рождения!

Глава 6


Атлантида, военный зал, следующее утро.


Алексиос оттолкнул свой стул назад и выскочил из-за стола. Даже полдюжины кружек прекрасного атлантийского эля не могли отвлечь его от снов о Грейс и не избавили от беспокойной ночи, пока утром он не проснулся твердый и жаждущий ее.


И теперь ему придется иметь дело с этим?


— Нет. Ни за что и никогда. Можешь кому-то другому приказать вытирать сопливые носы своим малышам-мятежникам. С меня на данный момент хватит общения с людьми, — сказал он, почти рыча.


Вэн откинулся на спинку своего стула и сложил руки на груди.


— Ты мне не пояснишь еще разок? Должно быть, я выпил мало кофе, потому что мог бы поклясться, что выбрался из своей очень тепленькой постельки и покинул свою очень теплую женщину, чтобы спуститься сюда и отдать тебе приказ, и ты только что сказал мне «нет».


Он демонстративно протер глаза.


— Минутку, а может, я все еще сплю, — сказал он, а затем искоса посмотрел на Алексиоса. — Нет, не с таким лицом. Больше похоже на кошмар.


Вэн был единственным, кто когда-либо говорил все напрямик и дразнил его из-за шрамов на лице, но он дразнил всех по поводу и без повода. Благодаря этому Алексиос чувствовал себя почти … нормальным.


— Извини. Видимо, я не очень ясно выразился, Ваше Высочество, — сквозь зубы процедил Алексиос. — Я бы предпочел, чтобы меня не отправляли в учебный форт в Сент Огустине к Гр… к тем людям.


— Еще раз назовешь меня «Ваше Высочество», получишь пинок под зад, — сказал Вен без злости, пристально всматриваясь в лицо Алексиоса, заставив его почувствовать себя неловко. — В чем же дело? Квинн только и делала, что пела дифирамбы этому командиру. Грейс, как там ее, Хэнсон?


— Хавиленд, — автоматически поправил он. Судя по искоркам в глазах Вэна, слишком быстро. Он всем своим видом выражал «ага, попался»!


— У тебя с этой женщиной какие-то проблемы?


Алексис перестал мерить шагами комнату и поднял подбородок.


— Нет никаких проблем. Я бы просто предпочел, чтобы ты назначил кого-нибудь другого. Кто-то должен поехать в Европу и выяснить, что там происходит с той вампиршей, которая объявила себя давно пропавшей принцессой Анастасией. Я поеду добровольно.


— Едем мы с Эрин. Она хотела бы, пока мы будем там, разыскать других певчих драгоценных камней в той части Швейцарии, которая раньше была цитаделью фэйри, — сказал Вен, покачав головой. — Я все еще не совсем уверен, как ей удается заставить меня соглашаться на всё, что ей хочется.


— Трудно спорить с женщиной, которая обезвредила бомбу, не дав ей разнести твой череп, — сухо ответил Алексиос.


Вэн рассмеялся.


— Да, то-то и оно. В любом случае, это не просто учебное задание. Мы слышали, что Вонос прячет «Бич Вампиров» где-то неподалеку от Сент Огустина. Очевидно, у него есть какое-то место, напоминающее крепость супергероя.


Алексиос присвистнул.


— Вот так сюрприз. А правда ли, что бриллиант может то, о чем говорится в мифах?


— Квинн и Аларик видели, как с его помощью Вонос всего за несколько секунд стер с лица земли целую толпу вампиров. «Бич» мокрого места от них не оставил, это просто чертовски круто. Жаль, что Вонос при этом не пострадал.


Вэн встал, потянулся и зевнул.


— Кажется, тот двадцатый тост за здоровье малыша был лишним. У меня голова гудит, как будто тут вовсю орудуют молотками.


— Этот двадцатый тост был лишним для всех, — предположил Алексиос. Проснувшись, он тоже старался не поворачивать голову слишком быстро.


— Слушай, дело в том, что ты нам нужен. У Дэнала сейчас в некотором роде черная полоса после того, что он тут устроил, и теперь он даже не может сходить навестить Райли и малыша. Бреннан уже вернулся в Йеллоустоун, чтобы выяснить, что там, черт возьми, творится с волками, потому что это огромная проблема, Тиернан во Флориде, а тебе прекрасно известно, они с Бреннаном не могут находиться рядом друг с другом. — Вэн остановился, чтобы перевести дыхание, и продолжил:


— Конлан, понятное дело, никуда не поедет, а ты бы доверил это дело Кристофу? Он, скорее всего, прирезал бы всех новичков, и дело с концом. Кроме того, не понимаю, почему я все это тебе объясняю. Я — Королевский Мститель, а не чертов секретарь!


Признав поражение, Алексиос проигнорировал насмешку и просто кивнул.


— Было время, когда Семерка сражалась плечом к плечу. Мы — избранная Посейдоном элита королевской охраны Верховного Принца Конлана. Веками мы вместе сражались с созданиями, угрожающими человечеству. А теперь, кажется, что мы все больше и больше отдаляемся друг от друга.


— Возможно. Или, быть может, мы наконец-то повзрослели, друг мой. Теперь у меня есть племянник, и я намерен сделать мир как можно более безопасным для него, насколько это возможно. Особенно, потому, что почти наверняка в скором времени Атлантида снова поднимется на поверхность, как только мы найдем все драгоценные камни Трезубца Посейдона.


— Я, конечно же, тоже внесу свой вклад. Я найду этот бриллиант и сделаю все возможное, чтобы превратить этих людей в силу, достойную сражаться на нашей стороне.


— Знаю. А теперь, перейдем к теме поинтереснее. Грейс. Тебе известно о ее наследии? Она заявляет, что является потомком Дианы.


— Я видел ее лук, но не слишком часто замечал, как она стреляет из него. Хотя, она очень хороша в стрельбе. Ни разу не видел, чтобы она промахнулась, — вынужденно признал Алексиос. — Мне это известно, потому что нам довольно-таки часто доводилось сражаться на одной стороне. В трудной ситуации я бы доверил ей прикрывать себе спину. Не то, чтобы она была плохим бойцом, просто …


— Личное?


— Да.


— Постарайся превозмочь это, — посоветовал Вэн. — Мы ведем войну и у нас нет времени на личное.


— Именно это ты сказал Эрин? До или после того, как затащил ее в постель? — резко спросил Алексиос. Ему придется согласиться с этим глупым, хреновым планом, но это не значит, что это ему по вкусу.


Но Вэн не клюнул на приманку.


— Постарайся превозмочь это, — повторил он. — Или, если у вас с Грейс все точно так же, как и у нас с Эрин, тогда, пусть Боги тебе помогут. Потому что скоро твоя жизнь очень сильно осложнится, приятель.


Прежде чем Алексиос успел придумать ответ, принц вышел из комнаты, несомненно, возвращаясь в теплую постельку к теплой женушке.


И возможно, Боги на самом деле должны были помочь ему, потому что внезапно Алексиос представил теплую и страстную Грейс в своей собственной постели, а его плоть затвердела до боли. Пять лет добровольного воздержания и строгого самоконтроля испарились, как туман при мысли об этих великолепных волосах, разбросанных на атлантийском шелке. Этих загорелых руках и ногах, тянущихся к нему. Этих темных глазах, обещающих удовольствия, каких он никогда не испытывал.


Как раз когда он подумал, что изольется в штаны, как зеленый юнец, другая мысль заставила его рассмеяться и немного ослабила давление: зная Грейс, она, скорее всего, предложит ему провести спарринг, чтобы решить, кто будет сверху.


Путь Боги помогут ему, он, возможно, наконец, встретил женщину, ум которой интриговал его больше, чем тело. Образ у него в голове изменился, трансформировался. Теперь это была смеющаяся Грейс, так она иногда смеялась со своей подругой Мишель, ее прекрасные золотисто-карие глаза светились хорошим чувством юмора.


Серьезная Грейс, дающая дельный совет по разработке стратегии.


Строгая Грейс, с руками, застывшими как камень, держащая лук, целясь в мишень на тренировке или в сражении.


Решительная — самоотверженная — храбрая Грейс, как в большинстве случаев, когда он видел, как она подвергает себя опасности, бросаясь, чтобы защитить кого-нибудь другого.


Множество образов беспорядочно вертелось у него в голове, как предательский морской водоворот.


Грейс, Грейс, везде Грейс. И, к сожалению, не только обнаженная.


Судя по всему, интересная миссия его ждет.


Форт Кастильо де Сан Маркос, позже в это же утро.


— Грейс, они здесь.


Грейс подняла взгляд от своего компьютера и увидела Сэма, стоящего в двери. Старина Сэм. Они были знакомы недолго; он приходил и уходил, когда было необходимо. Похоже, он исполнял роль посредника между группами повстанцев. Однажды он приехал из Джорджии на рассвете и сказал ей, что его прислала Квинн, чтобы он стал помощником-экспертом Грейс. Заместитель командира, по ее расчетам, было наиболее близким определением, хотя она еще не привыкла к своему новому статусу. Командир. Звучало почти смехотворно.


Ей бы не помешала хоть какая-нибудь военная подготовка, и к счастью, Сэм был в должной степени подготовлен. Ходили слухи, что некоторые из новичков тоже служили в армии в те дни, когда все военные действия в США подпадали под непосредственное командование верховного министра обороны. Верховный министр обороны, по закону назначенный президентом с обязательной рекомендацией и с согласия Праймуса, был вампиром. Вампиры вели дебаты довольно убедительно, выиграв, в конце концов, голосование, что, имея вековой опыт в военных операциях, было разумно, чтобы их представитель возглавлял все вооруженные силы.


Кроме того, возникла угроза проводимых вампирами иностранных кампаний, и ни один человек не имел понятия, как с ними бороться. По крайней мере, так они заявляли. И в этих дебатах они тоже выиграли. Намного раньше, чем появились первые мятежники. Прежде, чем первый тихий ропот перерос в страх, а потом в обеспокоенность и, наконец, в вызов.


— Грейс?


Сэм сдвинул вместе белые, кустистые брови, выражая беспокойство, которое она слишком часто видела у него на лице в последнее время. — Я готов заплатить за твои мысли?


Она улыбнулась и закрыла свой ноутбук «Dell». Времени достаточно, и можно расшифровать сообщения о системе поставок позже.


— Мои мысли и не стоят и копейки, да и денег у нас нет, — сказал она, поморщившись, выпрямляя свои длинные ноги из-под столика. — Забавно, что никогда не думаешь о революциях в том плане, что на всё нужны деньги. В фильмах кажется, что у хороших парней идет непрерывная поставка сверкающего новенького оружия и боеприпасов, и им никогда не требуется еда.


Она прошла к входу своего тесного офиса — раньше тут квартировали офицеры старого форта. Когда они реквизировали форт для «репетиций театральных постановок», администрация города Сент-Огустин с радостью согласилась сдать его за ежемесячную плату. С тех пор как вампиры закрыли форт для посещения туристов — очевидно, было неполиткорректно проводить праздники в форте, где когда-то испанцы массово жгли вампиров; можно побиться об заклад, что вы никогда не видели, чтобы в ваших книгах по истории Флориды, город работал себе же в убыток.


Как, например, мятежники.


— Им и испражняться никогда не приходится. Это ты заметила? — спросил Сэм, пройдя вперед нее. — В фильмах никто не ходит в ванную и туалет, только чтобы показать девчачью ванну, полную мыльной пены.


Он фыркнул, то ли подумав о том, как же не ходить в туалет, то ли от мысли о ванне с пеной, сложно сказать. Скорее всего, и то, и другое. Сэм выглядел и вел себя как неотесанная деревенщина, когда ему этого хотелось, но до того, как новый «немертвый генерал-кровосос полный кретин» вышиб его из армии за неповиновение, он был полковником спецназа.


— Почему ты не пошел в Паранормальное Подразделение, Сэм?


Он посмотрел на нее.


— А какое это имеет отношение к ванне с ароматной пеной?


— Извини. Я не хотела совать нос не в свое дело. Просто команды Паранормального Подразделения были бы рады иметь в своих рядах кого-то с твоими способностями, и я подумала, что со своей подготовкой ты бы предпочел войти в их организацию, чем в нашу потрепанную группу. И по этой причине ты должен возглавлять эту тренировочную миссию, а я должна быть твоей девочкой на побегушках.


По мере того, как Сэм и Грейс шли к лестнице, ведущей на верхний этаж, то слышали всё отчетливее звук напряженных, взволнованных голосов. Все новички собирались там, и Грейс их за это не винила. Вид сверху был захватывающим.


Форт находился прямо на краю входа в гавань, стратегически расположенный, чтобы защитить старейший из заселенных городов Америки. У Грейс было время изучить кое-что из истории этой области — захватывающий материал. Заброшенный магазин подарков был забит пыльными полками с разными книгами о форте, городе и военной истории этого района. Сендойя — испанский губернатор Флориды, отвечал за возведение форта. Он начал строительство в конце 1672 года вместе с военным инженером по имени Игнасио Даза, в качестве рабочей силы использовали солдат, индейцев, рабов и квалифицированных мастеров. Тем не менее, несчастный губернатор Сендойя умер через несколько лет после начала проекта, и строительство форта завершилось лишь в 1695 году.


Но что Грейс считала наиболее интригующей частью форта — именно конструкцию стен. Великолепная скала, ракушечный известняк, состоявший из крошечных морских ракушек, которые море буквально превратило в бетон, словно морской бог Алексиоса играл со строительными кубиками, как ребенок. Испанцы перевезли этот ракушечник с помощью сложной лодочной системы откуда-то неподалеку от острова Анастасия. И так нелегкая задача была осложнена нападениями пиратов и штормами, но они не сдались, и изумительная конструкция стояла тут до сей поры, оставшись в память о тех первых строителях.


А сейчас в гавани часто стояло множество парусных судов, когда местные жители и туристы наслаждались мягкой зимней погодой и великолепным солнцем Флориды. На другой стороне форта великолепной панорамой простирался исторический город, где было столько всего, что необходимо увидеть и сделать, что Грейс провела один день, от рассвета до заката, просто гуляя из одного конца старого города в другой, останавливаясь у магазинов, исторических мест и студий ремесленников.


Иногда среди тренировок, беспокойства и разработки стратегий, девочке просто хотелось понаблюдать за работой стеклодува.


— Ты еще здесь? — спросил Сэм, отчего она подумала, что возможно он уже задавал этот вопрос. Она усмехнулась и кивнула, возвращаясь на землю из своих мечтаний.


— В Паранормальном Подразделении не позволили бы мне брать с собой в патруль свою собаку, — протянул он. — И Квинн говорит, что ты владеешь определенными талантами, благодаря которым именно ты подходишь для командования в этой ситуации.


Он остановился на нижней ступеньке и присвистнул. — Вставай, Блю.


Самая морщинистая собака из всех, которых Грейс видела когда-либо в жизни, подняла голову со своих лап, сначала открыла один глаз, потом другой, встала и довольно неуклюже потянулась. Сэм сообщил, что Блю — бладхаунд, выведенный в Джорджии, и также заметил: «Прекрасная собака, подходящая для поисков плохих парней, к тому же спит на крыльце. А также способна выследить плохих парней, которые спят на крыльце. Вот такой пес».


Но у него на лице была та самая присущая только ему усмешка Сэма, та самая, что говорила ей о том, что он над ней подшучивает, хорошо хоть она не из тех, кто поддается на подобные провокации.


Работа с человеком из Джорджии довольно познавательна для девушки со Среднего Запада.


Она сделала глубокий вдох и вытерла внезапно вспотевшие ладони об джинсы, а Сэм прищурился.


— Нет надобности переживать из-за этой компании, Грейс. Они все тебя боятся.


— Меня? Почему?


Он проигнорировал ее вопрос и ответил на тот, который она намеренно не стала задавать.


— Его еще здесь нет. Твоего важного тренера.


Чувствуя себя так, словно в живот распирают бабочки размером с фламинго, она выдохнула.


— Ладно. Хорошо. Сначала мы познакомимся. Я уверена, Алексиос тоже захочет познакомиться с ними со всеми, так что мы можем отложить вступительное собеседование на потом, когда он вернется.


— Что касается меня, я не против, — согласился он, поднимаясь по лестнице. — Скажешь, что такого в этом парне, что тебя раздражает?


Она не стала отрицать это; Сэм и сам в некоторой степени был ищейкой.


— Как только пойму, ты узнаешь об этом первым.


Спустя час Грейс извинилась перед молоденьким парнем, у которого на лице еще не пробилась первая щетина, и который нетерпеливо задавал ей вопросы, и направилась к столу, чтобы налить себе горячего кофе из термоса. Даже дюжина стажеров — ничтожно мало, но количество новичков уменьшилось. После так называемого «случайного» пожара, уничтожившего учебный центр на севере Калифорнии два месяца назад, и произошедшей в течение той же недели «утечки газа» в учебном центре в Колорадо, спровоцировавшей взрыв, в котором погибло двадцать шесть мятежников, все больше и больше людей стали отказываться иметь какое-либо отношение к движению.


И Грейс не могла винить их за это. У большинства людей были семьи и друзья. Любимые, которые скорбели бы, если бы они погибли, даже ради такого дела, как свобода. В отличие от нее.


У нее не было никого.


Она добавила слишком много сахара и сливок в густой кофе с тыквенным привкусом, — одно из немногих удовольствий — и бездумно помешала его, ведя с самой собой краткий ободряющий разговор номер такой-то, в котором Героиня отказывалась поддаваться жалости к себе. Не то чтобы она была одинока. У нее были друзья. Мишель, Квинн, Джек, а теперь еще и Сэм и …


— Привет, Грейс.


Она подскочила на месте, услышав его голос; звук которого она ждала — и страшилась — все утро. Кофе выплеснулся из чашки, обжигая ее пальцы.


— Ай!


— Не такое приветствие я ожидал, но ты всегда меня удивляешь, — его веселый голос напомнил ей о густом и темном кофе.


Она говорила себе, что дрожала просто от холода. Он не мог на самом деле быть таким потрясающим в действительности, как в ее воспоминаниях. Это было подпитываемое адреналином влечение, только и всего.


Она надеялась, что на ее лице было лишь бесстрастное или дружелюбное выражение, и, поставив кружку на стол, повернулась к нему лицом.


— Алексиос. Добро пожаловать. Мы рады, что ты здесь. Ты только что вошел через волшебную дверь?


Это не реакция адреналина.


Он был высоким, широкоплечим, с узкими бедрами, именно этот тип телосложения она всегда считала неотразимым, но не это она видела в первую очередь. Не это видели все в первую очередь.


В ярком свете солнечного дня грива его густых волос отливала цветом литого золота, вид его, покрытого шрамами лица, шокировал. Она видела его — видела его лицо — несколько раз, но всегда в ночное время. Всегда в темноте. Беспощадный зимний солнечный свет отбрасывал темные тени на рваные края плохо залеченных ран. Левая сторона его лица была обезображена шрамами от виска до подбородка, и только глаз и, что очень странно, нос остались целыми и невредимыми. Но правая сторона лица была самим совершенством, по контрасту, словно насмехаясь над повреждениями другой половины.


Его полуулыбка померкла под ее пристальным взглядом, и внезапно ей стало жутко стыдно. Как долго Алексиос был вынужден терпеть взгляды и перешептывания? И намного хуже, какие пытки и невообразимую боль, что оставили такие шрамы, он перенес?


Его сузившиеся глаза, быстро сменившие цвет на глубокий, бурный синий цвет штормового моря, дали ей ответ: слишком долго и слишком много.


— Нет, я приехал на трамвае, — ответил он на вопрос, который она почти забыла, что задала. — Гид был превосходен. Ты знала, что Сент-Огустин — старейший европейский город в Соединенных Штатах, который Понсе де Леон[11] посетил самым первым в 1513 году?


Она улыбнулась, с благодарностью принимая его безмолвное прощение.


— Вообще-то, это мне известно. С тех пор, как мы решили открыть здесь это представительство, я провела много времени, исследуя город.


— Меня все еще поражает, когда я об этом размышляю, как молода еще ваша страна. Кофе?


Она моргнула.


— Что? Нет, у меня есть, спасибо.


— Я имел в виду, можно мне немного? Кофе?


Она почувствовала, как запылали ее щеки. Она, вероятно, так и будет краснеть все время, пока Алексиос будет в Сент-Огустине. Ей двадцать пять лет, черт возьми, и она тренированный боец. А теперь даже командир. Она не какой-то там смешливый подросток, впервые запавший на мужчину. Не имеет значения, что он целовал ее, как изголодавшийся человек, поглощающий деликатес.


Да забудь ты уже про этот проклятый поцелуй.


— Кофе? — повторил он, в глазах поблескивало веселье, будто бы он мог слышать ее нелепые мысли. О, Боже.


— Ты умеешь читать мысли? — выпалила она.


Ленивая сексуальная улыбка расцвела у него на лице, и каждое нервное окончание в ее теле захотело петь и танцевать. Даже зубы у него были неотразимы. Неизвестно, как эти сексуальные глаза и греховная улыбка в сочетании с настоящей мужественностью, заставили шрамы казаться незначительными.


— Если я заверю тебя, что не могу читать мысли, можно я налью себе немного кофе? Прошедшая ночь была очень длинной, и мои мысли всё еще в каком-то тумане.


Ее щеки снова раскраснелись, так что она быстро отвернулась, чтобы найти чистую кружку. Первая встреча проходила совсем не так, как она планировала. Предполагалось, что она будет спокойной, умелой и будет держать себя в руках, а она не могла даже налить бедняге чашку кофе.


— Сливки и сахар?


— Нет, спасибо.


Она вручила ему чашку и их пальцы соприкоснулись, когда он ее взял. Прикосновение потрясло ее, и ее ошеломленный взгляд встретился с его, но он не подал вида, что тоже это почувствовал. Видимо, просто статическое электричество, а не знак «однажды мой принц вернется оттуда, куда сбежал» чепухи.


Не то, чтобы она верила в принцев.


— Почему ты не спал допоздна прошлой ночью?


Он быстро обвел взглядом всю комнату, в которой не было никого кроме них двоих, затем наклонился вперед, сообщая:


— Родился принц.

Глава 7


Грейс изумленно посмотрела на него.


— Принц. Ну, конечно же, принц родился, — пробормотала она, на мгновение прикрыв свои выразительные глаза.


Он беспощадно украл эти секунды, упиваясь ее образом: от густых каштановых волос, сияющих на солнце, до высоких скул, напомнивших ему американских индейцев Среднего Запада, и ее красивой кожи золотистого цвета. Один вид прекрасных линий этого стройного, с идеальными пропорциями тела был подобен бальзаму для его растревоженных нервов.


Это пугало его.


Он ошибся, сказав Вену, что справится и сможет работать рядом с Грейс. В этой ситуации не было ничего, с чем он сможет справиться.


Наконец, она открыла глаза.


— Все остальные в порядке? Я почувствовала …


— Со мной все будет в порядке, — отрывисто ответил он.


— Ну, я рада, — сказала она, склонив голову и в замешательстве нахмурив свои прекрасные темные брови. — Но я имела в виду малыша и его маму. С ними все в порядке?


Он заскрипел зубами от своей собственной глупости. Вэн смеялся бы до коликов над ним, если бы присутствовал при этом разговоре. Один взгляд на ее экзотически красивое лицо — и мозг Алексиоса сразу же превращался в соте[12] из медузы. Что казалось возможным после разряда, напоминающего электрический, едва не испепеливший его внутренности от одного прикосновения к ее пальцам с кружкой кофе. Тот же самый электрический разряд, который превратил его в молниеотвод, когда он поцеловал ее.


Все же он считал, что сумел хорошо скрыть свою реакцию. Возможно.


— У них все хорошо. У Райли, совсем недавно вышедшей замуж за Верховного принца Конлана, была тяжелая беременность, но оба в порядке. У принца Эйдана невероятно огромная голова, но говорят, что она у всех новорожденных такая.


Она рассмеялась, и этот звук зазвенел у него в ушах, как атлантийские колокольчики из морских раковин, такой плавной, мелодичной и разнообразной тональности, что ему хотелось немедленно стать забавным, чтобы постоянно смешить ее.


У него очень большие проблемы.


— Да, это нормально. Бедняжка Райли, — сказала она, усмехаясь. — Потому что, ты, конечно же, сказал ей это, правильно?


— Нет, не говорил. Однако, Бреннан не преминул заметить.


— Не думаю, что я знакома с Бреннаном. Какой он, помимо совершенного невежества в отношении младенцев?


И он почувствовал, что у него есть возражения против ее знакомства с Бреннаном. Красавица Грейс и Бреннан с лицом без шрамов.


— У него нет чувства юмора. Он тебе ничуточки не понравится, — твердо сказал он.


— О, я даже не знаю. До сих пор все вы атлантийцы мне очень нравитесь. Удобно иметь под рукой при крайней необходимости. Квинн сказала… — Она прервалась и сложила губы в идеально круглую букву «О», отчего у Алексиоса в голове возник образ, из которого он испытал неудобство, а его ранее свободно сидящие джинсы стали ему тесны.


Он с усилием отвел в сторону взгляд от ее сочных губ и заставил себя думать о спокойных, несексуальных вещах. Репа. Бетон. Парниковые газы.


— Я только что кое-что поняла. Эта Райли — родственница Квинн?


— Что? О! Да, Райли сестра Квинн. Я уверен, Квинн огорчится, что пропустила роды.


— Это плохо, но Джек сказал, что она ушла… — Она щелкнул пальцами. — Джек. Точно. Джек. Фейри.


Алексиос пытался не отставать от хода ее замысловатых мыслей, но не особо в этом преуспел.


— Извини? Что там насчет Джека и Фэйри?


— Рис нэ Гэрэнвин. Фэйри. Встреча. Извини, — сказал она, качая головой. — Рис нэ Гэрэнвин, принц Верховного Дома, Двора Благих фэйри внезапно появился там, где я плавала прошлой ночью.


Внезапно у Алексиоса перехватило дыхание так, что он едва мог вздохнуть.


— Почему? Почему он пришел к тебе? Он обидел тебя? — Он схватил ее за руки и высказал свое мнение о подкрадывающихся барчуках фэйри ярким, ядовитым атлантийским уличным жаргоном.


— Он. Прикоснулся. К тебе?


Она покачала головой, нахмурив брови.


— Нет. Он вызвал волшебством мой лук из машины, чтобы показать мне, что может к нему прикоснуться. И смотрел, как я одеваюсь, но не прикасался ко мне.


Его пальцы конвульсивно сжались, голову заполнили образы того, как фэйри пускает слюни при виде ее прекрасного обнаженного тела.


— Ты была обнажена?


— Нет, я не была нагой, — отрезала она, вырывая свои руки из его хватки. — Да что это с вами, мужчинами? Джек спросил то же самое, ради Пита [13].


Алексиос сжал руки в кулаки вокруг рукояток своих кинжалов и представил себе, как медленно снимает шкуру с одного тигра. Он глубоко вздохнул.


— Джек? Джек тоже был здесь? Спрашивал, была ли ты нагой? И кто такой этот Пит?


На лице Грейс появилось странное выражение, губы сжались, а затем стали подрагивать и, наконец, она рассмеялась.


— Нет здесь никакого Пита. А Джек — старый друг, ничего больше, хотя тебя это не касается. Голой я не была. Присядь и расслабься, и я все тебе расскажу о фэйри. И о Пите.


Он нахмурился, но сдался и прислонился к стене, пока она пересказывала историю своей встречи с фэйри.


— Этот Рис нэ Гэрэнвин очень упорный, и странно, что эта встреча произошла именно теперь, — размышлял он, когда она закончила. — Сначала Лукас, потом ты. Оба связаны со мной, в некоторой степени.


Она подняла свой подбородок.


— Нет, не оба. У нас с тобой просто рабочие отношения.


Он проглотил возражения и стал пристально изучать ее лицо. Ее щеки покрылись розовым румянцем, и он почувствовал удовлетворение где-то глубоко в груди.


Он задавил его на корню.


Она не для него. Не должна быть для него. И не важно, как сильно он ее хотел. Существовало так много причин, почему ему следовало держаться от нее подальше, как можно дальше.


Он всегда ненавидел здравый смысл.


Он улыбнулся и протянул руку, чтобы прикоснуться к ее щеке одним пальцем; и был вознагражден, когда она с видимым усилием смогла сохранить спокойствие при его прикосновении.


— Нам надо поговорить об этом, — сказал он. — О том поцелуе. О причинах моего ухода, которые в то время я считал вескими, но может быть …


— Каком поцелуе? — Она холодно оборвала его, сузив глаза. — Я что-то не припоминаю …


— Грейс! — Выкрик прервал то, что бы ни хотела сказать Грейс. Она повернулась к лестнице и к мужчине, который звал ее. — Грейс, это он? Давай сейчас познакомим его с этими парнями, чтобы они могли устроиться и поесть?


Она повернула голову, одновременно ставя чашку на стол, и Алексиос на мгновение был зачарован прекрасной линией ее длинной шеи, а потом вынудил себя оторваться от наблюдения за ней и начать двигаться, чтобы больше ее не видеть. Может быть, он сможет провести следующие несколько недель, надев на глаз повязку. Или даже две.


— Да, мы уже идем, — ответила она, потом взглянула на Алексиоса. — Тебя это устраивает? Я бы хотела, чтобы ты сказал хотя бы просто «Привет», получил общее представление, а потом мы с тобой сможем поесть и обсудить планы, пока Сэм позаботится о новичках.


— Нет! — слишком громко возразил он, очевидно, размышляя над тем, как она на него смотрит. Он все еще не доверял себе, чтобы оставаться с ней наедине. — Я имею в виду, да, давайте встретимся с ними и поедим все вместе. Человека лучше узнаешь во время отдыха, а не тогда, когда он знает, что его изучают.


Она подумала над этим пару секунд и кивнула.


— Ты прав. За исключением того, если это ее или его отдых.


— Прошу прощения?


Она усмехнулась.


— Тебе пора прекращать делать это. Просить у меня прощения. Или следующие несколько недель будут очень долгими. И я сказала «ее», потому что в группе пять женщин.


Произнеся это, она стала подниматься по лестнице, чтобы встретиться с Сэмом, который уже не нравился Алексиосу. Мужчина казался хитрым. И для Грейс он был слишком стар, так какого черта она его обнимала, хоть и недолго? И что за животное эта невероятно морщинистая груда меха, бегущая вприпрыжку вниз по лестнице?


Животное неспешным шагом направилось по траве к Алексиосу, который прищурил глаза.


— Я не прошу. Я — атлантийский воин из элиты, один из лучших среди лучших. Я служу самому морскому богу, и никогда не прошу, — сказал он этому созданию. Поправочка. Это создание было мужского пола.


Он резко залаял, а потом сел и посмотрел на Алексиоса, открыв рот со свисающим в собачьей улыбке языком. Забудь Вэна. Даже собака смеялась над ним.


Грейс позвала его.


— Алексиос, ты идешь?


Он легонько потрепал собаку по голове и направился к лестнице, заставляя себя сконцентрироваться на своем центре. Успокойся и немедленно прекрати так реагировать на женщину. Он должен встретиться с фэйри, найти бриллиант и провести несколько недель, помогая Грейс в тренировках. Разве может быть хуже?


Форт, три дня спустя, время после полудня.


Алексиос без остановки шагал через комнаты и владения форта, рассеянно кивая людям, которые в группах отрабатывали способы борьбы, управляясь с различными видами оружия. Многие годы прослуживший достопримечательностью для туристов, увешанных фотоаппаратами, и их поедающих тающее мороженое отпрысков, старый форт вернулся к своему истинному назначению — первым бастионом на пути врагов. Конечно, испанцы, построившие форт, вероятно, даже не думали, что примерно через триста сорок лет врагами станут негодяи-оборотни и вампиры. Хотя принимая во внимание испанскую историю уничтожения вампиров, настолько сильно разозлившую кровососов, что они приказали закрыть форт для туристов, испанцы могли этого ожидать.


Но, вероятно, они не предвидели, что одним из тренеров будет атлантийский воин.


Или что, к прискорбию, этот атлантийский воин потерпел бы неудачу.


У него нога чесалась от желания пнуть стену, облицованную ракушками, но хрупкий известняк из ракушек и песка был слишком нежным, чтобы пережить удар. В отличие от Грейс, которая не была ни хрупкой, ни нежной, а действовала ему на нервы, как шило в заднице. Три дня с ней превратились в три дня нескончаемых мучений. Куда бы он ни повернулся, она была там, — живое, дышащее напоминание о том, чего он не мог иметь. Не мог коснуться.


На что не мог заявить свои права.


Даже потная и грязная после тренировок, она была настолько сексуальна, что у него зубы сводило от постоянного стискивания, чтобы удержаться и не схватить ее в свои объятия и не завладеть ее губами. Хуже того, она была умна, забавна и благородна. В ней было все, что он когда-либо желал найти в женщине — если он когда-либо хотел женщину. Вот так, чтобы раз и на всю жизнь.


Что было безумием. В любом случае, были у нее кое-какие раздражающие причуды, сводившие его с ума. Например, когда она разрабатывала стратегию или пыталась решить мирские проблемы с бюджетом, у нее была привычка покусывать нижнюю губу и играть с кончиком своей косы, что сводило его с ума.


Ладно, если честно, то он просто терял разум от слепого желания.


Он хотел играть ее волосами. Он хотел покусывать ее губы. Пробовать ее на вкус. Укусить ее. Вонзить в нее свои зубы.


Погрузить в нее свою плоть …


— Алексиос!


Как будто привлеченная его взбудораженными мыслями, Грейс закричала громче приглушенных разговоров мятежников, прорвавшись сквозь шум, словно электрический угорь сквозь водоросли. Кое-как в сотый раз за три дня, поправив спереди джинсы, он повернулся и внезапно увидел ее всего в нескольких шагах позади себя. Послеполуденное солнце высвечивало глубокие красные тона в ее густых темно-каштановых волосах, на мгновение задержав его внимание их гипнотической красотой.


Но ей надо было подойти и разрушить это.


— Алексиос, нам надо поговорить.


Он нахмурился, все мышцы в его теле напряглись в ответ на ее мелодичный голос. Он не хотел разговаривать с Грейс. Он хотел принять приглашение, отражавшееся в ее глазах цвета темного виски. Он хотел снять ножи с ее ног, пистолеты с ее бедер, лук и колчан со смертельными стрелами с серебряными наконечниками с ее спины, раздеть ее догола и коснуться ртом ее сладкой кожи.


И, разумеется, без всяких разговоров.


И очень плохо, потому что раньше рак на горе свиснет, прежде чем он скажет ей это.


Или нет? Во имя Посейдона, он уже чувствовал сильнейшую головную боль от противоречивых мыслей.


— Алексиос! — Она уперла кулаки в свои прекрасные бедра, и у него пересохло во рту, фантазии о том, как выглядело ее роскошное тело обнаженным, очень удобно отвлекали его от действительности. А она стояла перед ним, то ли забавляясь, то ли раздражаясь, то ли и то, и другое, сжав пухлые губы и нахмурив темные брови. Судя по выражению ее лица, которое он привык считать чем-то вроде «пора превратить жизнь Алексиоса в ад на земле».


Если бы не столетия преданности Верховному Принцу, Алексиос уже отправился бы к ближайшему порталу в Атлантиду. К сожалению, его теперешняя миссия была ясна: помочь подготовить эту группу повстанцев и выяснить все, что сможет о том, что Вонос сделал с «Бичом Вампиров».


Хотя, с тех пор как Грейс по минутам расписала для него план на каждый день, и он считал невозможным отказать ей в чем-либо, он ни черта не смог добиться ни малейшего успеха в поиске информации о Воносе или драгоценном камне.


Грейс преследовала его — единственный человек во всем форте, которого он ни капельки не испугал. Вся она была высокой и стройной, но округлой во всех местах, и от единственного взгляда на то, как она ходит, у него пересыхало во рту.


— Бог любит троицу, приятель? Спустись на землю, хорошо?


Он скрестил руки на груди и грозно посмотрел на нее сверху вниз. Древние вампиры и альфа-оборотни дрожали от страха под силой этого взгляда.


Грейс посмотрела на него в ответ, а потом неожиданно усмехнулась.


— Да, да, ты страшен. Трясусь от страха, как лист на ветру. А теперь мы можем поговорить?


— Хотелось бы мне увидеть, как ты дрожишь, — прорычал он, затем закрыл глаза в недоверии, как только до него дошел непреднамеренный двойной смысл сказанного. Секс. У него на уме был один секс и от этого он превращался в идиота, несущего чушь. Конечно, она сразу же вцепится в это.


И, конечно, она рассмеялась, и от хриплого звука ее смеха что-то сжалось у него глубоко в животе. Только благодаря силе его воли, его член не выпрыгнул из штанов, привлекая к себе внимание. Во имя всех богов, если он в самом скором времени не уберется подальше от этой женщины, то нарушит все священные клятвы, данные им во время обрядов очищения. С радостью.


— Милый, ты можешь увидеть, как я дрожу, в любое время. Только дай знать. Секс — здоровый физический способ выпустить пар для двух взрослых людей, пришедших к согласию — весело сказала она. — Или мы могли бы устроить спарринг, или поиграть в теннис, что обычно лучше помогает снять напряжение.


Его глаза широко распахнулись.


— Снять напряжение? Ты что, издеваешься?


Она пожала плечами.


— По моему опыту, особой разницы между ними нет, чтобы что-то советовать. Хотя, спарринг, по крайней мере, полезен. А теперь, если мы закончили пустую болтовню, нам необходимо обсудить стратегию. Также, некоторые хотели бы узнать, будешь ли ты проводить с ними тренировочные бои один на один. Никто из них не имеет твоего опыта или таланта в рукопашном бою, а в бою на близкой дистанции — это очень важно.


Его мысли все еще были заняты тем, что она говорила до этого. Теннис и секс. Особой разницы нет. Если бы они на часок остались с ней наедине, он бы показал ей эту разницу… Он стиснул зубы, вдруг представив себе кое-какие чувственные картины чувственных образов.


— Точно. Спарринг. Сейчас, — процедил он сквозь зубы и направился к центру двора, на ходу снимая пиджак и рубашку. — Любой из них. Все. Позови их. Мне необходимо снять напряжение.


Грейс мало знала о хищниках. Она тренировалась, училась и сражалась в течение десяти долгих лет, с тех пор, как отказалась от мечты об Олимпийском золоте. Она оказалась лицом к лицу с вампирами и оборотнями всех видов и размеров, от волков и пантер до медведей. Она даже сражалась рядом с Джеком, чья ярость в облике тигра была действительно ужасной.


Но никогда в жизни не видела она никого, подобного Алексиосу.


Если бы поэзия ожила, превосходно владея кинжалами и мечом, то на вид напоминала бы Алексиоса в движении. Каждый его шаг был воплощением изящества и элегантности; ни одной оплошности или потраченного впустую движения. Первый час он провел, устраивая тренировочные бои с каждым новичком, после чего все они задыхались, были разбиты в пух и прах и восхищались им до невозможности.


Затем он стал бороться с опытными мужчинами и женщинами, провоцируя их на вызов одним только сардоническим взглядом. Последний час он вызывал их сразу по двое или по трое. При этом он ни разу не использовал никаких особенных атлантийских сил или волшебных уловок, хотя ей было прекрасно известно, что они имелись у него в арсенале.


Сражаясь только руками и ногами и используя только деревянное тренировочное оружие, он вызвал и победил каждого мужчину и каждую женщину, находившихся под началом Грейс, опытных бойцов и бойцов уровня новичков. Всех, кроме Сэма, который просто сидел со своей собакой и наблюдал. Когда Алексиос повернулся к нему, Сэм, усмехаясь, покачал головой и отказался от игры.


А она стояла и наблюдала за Алексиосом, не пропустив ни секунды из этих боев и не в состоянии оторвать от него глаз, хотя у нее, конечно же, было много дел, которые необходимо было выполнить. Его обнаженный торс мерцал в красновато-оранжевом свете заходящего солнца, загорелая кожа была туго натянута на его мускулистой груди, прессе и руках. Даже его спина была произведением искусства со столь четко очерченными мускулами, что она поймала себя на мысли, смог ли бы ее язык проследить все интригующие изгибы и углубления ее поверхности. Хотя, никогда она не видела такого количества шрамов у мужчины. Не только на лице, хотя левая сторона была жутко изранена. Но и множество порезов, полукруглых и рваных шрамов на плечах, груди, животе и спине, которые показали ей, через что он прошел.


Высоко на бицепсе левой руки у него была старая татуировка — круг на треугольнике и их обоих пронзало что-то вроде стрелы. Она бросила взгляд на свою татуировку, которую ей сделали фэйри. Нет, у Алексиоса была не стрела. Трезубец возможно? Вроде, похоже.


Аларик, Атлантийский жрец, был целителем. Определенно, все эти годы он исцелял Алексиоса. Скорее всего, много раз. И она лично видела, что происходило, когда Аларик решал кого-нибудь исцелить. Только подумать, что он сделал для Мишель, когда тот вампир разорвал ей горло. На шее Мишель не осталось ни следа, доказывающего, что она чуть не умерла; а послушать ее, так Аларик был чем-то средним между Дэвидом Бэкхемом и Ганди.


Откровенно говоря, этот жрец пугал Грейс до смерти. Было в нем что-то такое, что-то настолько темное и глубокое, что она не думала, что какой-либо свет когда-нибудь сможет проникнуть так глубоко, чтобы коснуться его.


Хотя не в этом дело. Дело было в том, что если Алексиос выглядел так, даже после неизвестно скольких исцелений, в каких невообразимых битвах он принимал участие за всю свою жизнь? Она даже представить себе не могла, какую храбрость и выносливость надо иметь, чтобы снова идти в бой, год за годом, десятилетие за десятилетием, столетие за столетием, и так сильно страдать.


Нет, она не могла себе этого представить. Не хотела. Потому что это была проблема, не так ли? Последние три дня она таскалась за Алексиосом, как фанатеющая от звезды тупая красотка, а не жесткий и умный предводитель мятежников, кем она должна была быть.


Возможно, если бы она просто переспала с ним, она смогла бы выбросить его из головы. Во всяком случае, то, что она планировала сделать, должно помочь. Или она станет настолько одержима сексом, что больше не вылезет из его кровати.


С отвращением к самой себе, она потрясла головой, чтобы очистить ее от этих мыслей и всех фантазий с участием Алексиоса и карамельного сиропа. Она развернулась, направляясь в свой офис, и уткнулась в грудь, которую только что вожделела.


— Проклятие! Я хочу, чтобы ты прекратил подкрадываться ко мне, — огрызнулась она, понимая, что была несправедлива, но ей было все равно.


Смех загрохотал у него в груди, и она поймала себя на том, что наклоняется вперед и ее губы находятся в дюйме от прикосновения к этой прекрасной, блестящей коже. Она в ужасе отшатнулась назад и возможно упала бы, если бы он не схватил ее за руки.


— Я только шел, чтобы отчитаться, командир, — сардонически сказал он. Он даже не запыхался. И это ужасно раздражало.


Она прищурила глаза.


— Ты дразнишь меня. Мне это не нравится. Ты знаешь, что не должен отчитываться передо мной. Мы союзники. Кроме того, — спросила она, непонятно из-за чего расстроенная, — почему ты всегда заставляешь меня чувствовать себя так, будто мне в зад шило воткнули? Я ни с кем так себя не чувствую, кроме тебя.


Она как завороженная наблюдала за тем, как темнеют его красивые синие глаза, став почти черными, но затем она вдруг внезапно осознала, что выдала этим замечанием слишком многое.


— Гм, забудь, это не имеет значения. Я не хотела… это не важно. У меня много бумажной работы. Спокойной ночи.


Она попыталась отойти от него, но его хватка на ее руках усилилась.


— О, нет, — сказал он грубым голосом. — Ты хотела, чтобы я устроил тренировочные бои с бойцами. Я так и сделал. У тебя здесь есть немного хороших мужчин и женщин, которые хорошо справятся с тренировкой, и немного таких, которые должны заняться другой работой. Завтра мы можем встретиться с Сэмом, и я скажу тебе, кто есть кто. А сейчас, важны только ты и я.


— Не думаю, что нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне… — Но ее негодование исчезло, когда она поняла, что реагирует на его властный тон и мысли — ну ладно, фантазии — о нем, которые у нее только что были. Истина заключалась в том, что он мог вынести суждение о подобных вещах намного быстрее нее. — Ладно. Ты прав. А теперь можешь отпустить меня и … подожди. Что?


Ее мозг, наконец, догнал ее уши.


— Что ты имеешь в виду, ты и я?


Он медленно провел руками вниз по ее рукам до локтей, а потом отпустил ее. Но вместо того, чтобы отойти назад, он шагнул вперед, пока абсолютно не вторгся в ее личное пространство.


А она ни в коем случае не стала бы отступать назад. Она подняла подбородок.


— Я спросила, почему ты вдруг заговорил о себе и обо мне?


Он наклонился так близко к ней, что его золотые волосы задели ее грудь. Никогда еще не была она так рада своему плотному кожаному пиджаку, который защитил ее груди от прикосновения его волос. Так она себе говорила.


Поднявшись, Алексиос вручил ей деревянный тренировочный меч.


— Ты умеешь с ним обращаться или предпочла бы кинжалы?


Грейс не стала утруждаться и злиться на вопрос. Она сражалась рядом с Алексиосом и видела в течение нескольких дней, что он не выносил несправедливых оценок по половой принадлежности. Он ничего не предполагал, просто наблюдал и тщательно изучал, пока не приходил к выводу о способностях стажеров. Большинство женщин, у которых были недостаточно сильные руки в отличие от мужчин, чтобы удержать меч, не могли справиться с тяжелыми деревянными мечами, которые они использовали для тренировки.


Грейс не относилась к большинству женщин.


— Я прекрасно умею с ним обращаться. Но ты боролся со стажерами в течение почти трех часов. Было бы немного нечестно с моей стороны воспользоваться твоим ослабленным состоянием, — сказала она сладким голосом.


Выражение его лица изменилось, потемнело и стало почти примитивным. Он снова шагнул вперед, оттесняя ее к внутренней стене двора, пока между ними не осталось ничего кроме дыхания. Когда он заговорил, его голос походил скорее на рычание.


— Не думаю, что ты понимаешь, Грейс, а я устал бороться с этим. Я хочу, чтобы ты воспользовалась мной. Я хочу воспользоваться тобой. Я хочу исполосовать всю твою одежду кончиком моего кинжала, пока ты не останешься обнаженная подо мной. Я хочу прикоснуться к тебе своими руками, ртом, и я хочу доставлять тебе удовольствие до тех пор, пока ты не станешь умолять меня взять тебя.


Она задохнулась, жар его слов с шипением пронзил ее тело, будто бы он на самом деле сделал то, что описал, и когда он наклонил к ней свою голову, она подняла свое лицо, чтобы принять поцелуй. Она хотела его. Она нуждалась в нем. И как он только что сказал, зачем бороться с этим?


Но он остановился в дюйме от ее губ, настолько близко, что она могла чувствовать тепло его дыхания.


— Но я не стану. Я не могу. Я дал клятвы. Так что не важно, как сильно ты искушаешь меня или дразнишь, или говоришь, что секс не лучше тенниса, я не могу взять тебя, — жестко сказал он. — Но я могу бороться с тобой. Так что тащи эту хорошенькую маленькую попку на ринг.


На этом он развернулся и зашагал в сторону ринга для тренировок, так яростно с каждым шагом рассекая воздух деревянным мечом, что он издавал свистящий звук; а ее сердце бешено билось в груди. Остался только его запах, слабый аромат моря и сандалового дерева. Внезапное сумасшедшее желание пойти и найти его позабытую рубашку, спрятать ее, чтобы спать в ней, охватило ее, и ее тело буквально задрожало от силы этого желания.


Три дня. У нее было три долгих дня, чтобы наблюдать за ним, изучить его, попытаться отыскать его истинную сущность. Его скрытую сущность. Три долгих дня почти постоянного контакта, а она не узнала ничего, чего бы она уже не знала, не узнала за пять минут рядом с ним.


Он был воином.


Настоящим воином. Мужчиной, настолько глубоко преданным защите других, что с легкостью готов был обменять свою жизнь на другие. Неистово преданный, чрезвычайно умный, спокойный и безопасный в своей собственной силе. В своем собственном достоинстве. Все то время, что она знала его, она ни разу не видела, чтобы он терял над собой контроль.


До сих пор. Из-за нее.


Он позволил ей увидеть, что она имеет над ним власть, и знание этого обожгло ее волной перехватывающего дыхание желания. Может быть, они смогут забыть о спарринге. Может быть, если она пойдет туда и крепко поцелует эти греховные изящно очерченные губы, он изменит свое мнение о «Я дал клятвы», что бы это ни значило.


Она уже сделала первый шаг в его сторону, когда передумала. Она сделал глубокий вдох, чтобы прояснить голову. Еще рано. Пока что, он бросил ей вызов. Она может либо поднять его и встретиться с ним на этом ринге, либо может убежать. Далеко. Куй железо, пока горячо, если у нее есть здравый смысл.


Она думала об этом. Нет. Вроде бы нет.


— Приготовься, атлантиец. Сейчас я покажу тебе, из чего сделан потомок Дианы.

Глава 8


Алексиос понимал, что только безумец рискнет их профессиональными отношениями, к тому же у него был приказ от Конлана и Вэна создать этот союз. Безумие.


Да, скорее всего он безумен. С тех пор, как он познакомился с Грейс, сражаясь с командой Квинн в Сент-Луисе, она каким-то образом сумела проникнуть под его кожу. Сломать его спокойный контроль.


Тот поцелуй.


И дело тут не только в ее бесспорной красоте. Даже теперь, когда она шла ему навстречу с огнем в глазах, явно выказывая неповиновение.


Особенно сейчас.


Она стала, закусив губу, сияя в лучах заходящего солнца, как богиня, которая, по ее словам, была ее прародительницей. Прохладный морской воздух всколыхнул его волосы, и воин нетерпеливо убрал их с лица, не желая, чтобы что-либо затуманивало его зрение.


Волосы Грейс были под контролем, как и всё ее тело. Ее длинные шелковистые волосы были туго заплетены в косу и закручены в одну из странных женских причесок. Он хотел бы посмотреть на ее распущенные волосы. И Грейс он хотел увидеть необузданной и дикой.


Она сняла кожаную куртку, которая была ей великовата, и положила одежду на тусклую зимнюю траву во дворе. Под курткой на ней была надета красная футболка с длинным рукавом поверх поношенных джинсов. Если бы кто-то сто или двести лет назад сказал ему, что одежда фермеров для вспахивания полей станет самой сексуальной женской одеждой, он бы рассмеялся. И, кстати сказать, при одном лишь взгляде на то, как эти джинсы обтягивают ее попку, он начинал думать о том, о чем ему нельзя было помышлять.


Вэн прав. Алексиосу просто необходима помощь богов, потому что он совсем с ума сошел, раз согласился тренироваться с ней. Он чувствовал, что рукопашный бой с ней не поможет ему перестать думать о том, как выглядит Грейс обнаженной.


Грейс в лунном свете на парапете. Обнаженная. Скачущая на нем во всей своей великолепной наготе с распущенными волосами, развевающимися позади нее на ветру в ночи.


Обнаженная.


Он покачал головой и попытался выбросить из головы эти мысли, но она увидела это и неправильно истолковала.


— Что случилось? Ты передумал? — насмешливо спросила она. — Всё-таки, ты слишком устал, крутой парень?


— Я никогда не устану настолько, чтобы не справиться с тобой. Я всегда могу покорить тебя, — сказал он с намеком не только на предстоящий бой.


Она так тихо вскрикнула, что если бы он не прислушивался, то вряд услышал бы этот звук, и сжала крепче свой тренировочный меч. Грейс неожиданно залилась румянцем. Значит, воительница немного застенчива. Его околдовало такое противоречие, и он задумался, станет ли она краснеть с ним в одной постели?


Он вошел в круг, пора было сосредоточиться. Грейс не даст ему поблажки, и он знал, что она очень хороший боец. Воин уже несколько устал после трехчасового рукопашного боя, но старался не показывать это. Если ей повезет, принимая во внимание ее опыт, то она вполне способна ранить его голову и его эго.


У него были свои планы насчет Грейс, хотя сейчас он не мог попробовать ее красивое тело, Алексиос собирался этим заняться в ближайшем будущем. Ему только надо сперва поговорить с Алариком.


О клятвах очищения и о том, достаточно ли пяти лет, чтобы воин, настолько запятнанный, что молил прежде о смерти, мог излечиться.


Пора. Давно пора. «Умоляю, Посейдон, пусть это время настанет теперь». Потому что в первый раз за всю свою жизнь он нашел женщину, без которой, скорее всего, жить не сможет.


— Ты собираешься тут всю ночь танцевать, или мы, наконец, начнем? — спросила Грейс, медленно подбираясь к нему с мечом наготове. — Или большой, сильный атлантиец боится, что я надеру ему зад?


Он помимо воли рассмеялся.


— Я сражался с более сильными противниками, чем ты, но, готов признать, что ни один из них не был способен произносить такие приятные речи.


— Попробуй продержаться, старичок. Я знаю, что мы не в твоем времени, но у нас это называется «хвастовство», — улыбнулась она, сверкая глазами. Что бы их ни разделяло, Грейс, как и ему самому, нравился вызов битвы.


Алексиос изумленно посмотрел на нее, когда до него дошел смысл ее слов:


— Ты только что назвала меня старичком? — ему даже не надо было изображать возмущение. — Старичок? Я тебе покажу, кто тут старый.


Сказав это, он перестал ходить кругами, поднял меч и притворился, что ударит слева. Она легко парировала его удар справа.


— Слишком просто, старичок. Ты обычно притворяешься, что ударишь слева, или никто не говорил тебе об этом за прошедшие века? Может быть, тебе нужно немного попрактиковаться прежде, чем браться за меня? — потом она плавно сделала пируэт, как настоящая балерина, развернулась и ударила его по голове слева.


Он нагнулся и бросился на нее, схватив ее за талию в прыжке. Она не успела ничего предпринять, как он поцеловал ее в шею, глубоко вдыхая ее особенный аромат. Она пахла растениями и морской травой. Она не была нежным цветочком. Он снова поцеловал ее, улыбаясь, чувствуя, как ее пульс бешено бьется у его губ. А потом он отпрыгнул назад.


— У старичка есть такие уловки, о которых ты даже не мечтала, женщина. Будь осторожна, потому что я потребую плату каждый раз, когда коснусь тебя.


Она развернулась, стала в боевую стойку и немного пригнулась, выставив меч перед собой. Она раскраснелась, только вот он не мог понять, то ли от его прикосновения, то ли от битвы. Вероятно, и от того, и от другого. Это же Грейс.


— А если я коснусь тебя? — спросила она в свою очередь.


Он улыбнулся и позволил страсти проявиться во взгляде, воспользовавшись всеми жаркими мыслями о ней. Судя по ее изумленному вскрику, она поняла его сообщение.


— Я подумал, что, скорее всего, мы сможем сыграть в теннис, — ответил он, передразнивая предложение, которое она делала раньше. И тут он решил заняться ею всерьез. Он не будет милосердным и не станет давать поблажки с оглядкой на ее пол и человеческие силы. Она принадлежала ему, здесь и сейчас, и он собирался овладеть ею единственным способом ему дозволенным.


— En garde[14], моя милая Грейс, — предупредил он. И тут же напал.


Девушка едва успела вздохнуть, как он атаковал. Деревянные мечи ударялись друг об друга, она и Алексиос вели бой на ринге.


Своей внешностью — невероятно мускулистым телом, глубокими голубыми глазами и золотыми волосами, касающимися его плеч при ходьбе, — он напоминал викинга-мародера, напавшего, чтобы украсть деревенскую девушку.


Везучую деревенскую девушку.


«Подожди. Нет. Сконцентрируйся. Сопротивляйся викингу. Э… атлантийцу. Ведь у тебя же есть гордость, девочка».


Иногда ей удавалось заставить его защищаться, но когда это происходило, она замечала в его глазах едва сдерживаемую насмешку. Он играл с ней, и это просто доводило ее до безумия.


Хуже того, какие бы безумные намерения у него не были, чего бы он ни пытался достичь постоянно к ней прикасаясь, это сработало. Он настолько отвлек ее, что она не могла думать о стратегии, а лишь била куда попало, как новобранец.


Он отражал удар, а потом ударял в ответ. Делает вид, что только собираешься ударить с одной стороны, но он лишь парирует удар с другой, разворачивается и снова касается ее. Целует в шею. Дотрагивается до волос.


Она даже дышала тяжелее, чем при обычной схватке, а он даже не запыхался. Всё он виноват. Всё он.


Он воспользовался тем, что она отвлеклась, и снова сделал обманный выпад влево. Она легко парировала, но то был лишь трюк, чтобы завлечь ее в ловушку. Он двигался так быстро, что она не заметила, вдруг прижал ее к себе, ее грудь врезалась в его грудь. Бросив меч на землю, а он теперь уже свободной рукой распустил ее волосы. Тяжелая коса опустилась вниз, разрушив прическу, и он стянул шнурок.


— Почему ты прячешь такие волосы? — спросил он тихо, хрипловато. Словно находился в спальне. Она попыталась ответить, но у нее пересохло во рту, и она не могла выговорить ни слова.


Он опустил другую руку к ее попке и притянул еще ближе к себе, так что она явно почувствовала твердость возбужденной плоти. Она также ощущала, что он что-то делает с ее волосами, но не обращала особого внимания, пока он не распустил косу. Волосы упали между ними, он намотал их на руку.


— Знаешь ли ты, сколько я фантазировал о твоих волосах? Самые яркие и чувственные фантазии, которые у меня когда-либо были? Я видел в мечтах, как твои волосы рассыпаются по подушкам, эти замечательные темные волны на атлантийском шелке. О том, как твои кудри прикоснутся к моей груди, когда ты оседлаешь моё обнаженное тело. О том, как я погружу в них руки, овладевая тобой сзади. Знаешь ли ты, что со мной делаешь?


Он склонился к изгибу ее шеи и глубоко вздохнул. От его дыхания она почувствовала возбуждение, колени ослабли, а меч выпал из ее внезапно потерявших чувствительность пальцев.


— Ты…я… — она не могла думать. Не могла думать связно, а потом еще и высказывать то, что думала. Она лишь стонала, когда он открыл рот и нежно прикусил место, — там, где шея переходила в плечо.


Ее руки сами потянулись к нему и обняли за шею. Она прижалась к нему еще крепче, лишь ее хлопковый лифчик и тонкая футболка остались между его грудью и ее твердыми сосками.


Но даже этого было слишком много. Она хотела, чтобы он был обнажен. Она сама хотела раздеться.


Грейс, наконец, поддалась тому тайному желанию, которое она испытала, когда впервые увидела его входящим в комнату в Сент-Луисе. Девушка зарылась руками в роскошные, золотые волосы, и от ощущений, которые она испытала, Грейс едва ли не застонала. В его волосах было так много оттенков, что одно лишь название «золотые» не отдавало им должного. Шампанское и солнечный свет; золото, бронза, медь. Он напоминал ей дикого кота из джунглей, которого, в самых буйных фантазиях, лишь она одна способна приручить.


Дикий атлантиец, которого только ей под силу приручить.


Если бы только это было правдой.


— Ты такой красивый, — прошептала она.


Он поднял голову и посмотрел на нее: на его лице появилось мрачное и отталкивающее выражение. Он впервые не пытался скрыть левую половину лица, покрытую ужасными шрамами.


— Мне много раз об этом говорили до того, как я получил эти повреждения. Тогда внешность для меня ничего не значила. Лишь помогала мне привлекать женщин и забираться к ним под юбки.


Он крепче сжал ее, почти до боли, но она не возразила, чувствуя, что сейчас он готов рассказать ей то, что ей необходимо было узнать, но страшно услышать.


— Потом другие говорили о моей красоте, но они имели в виду лишь боль. Мою боль. Меня схватили, Грейс, — признался он, говоря хриплым голосом, словно она заставляла его произносить каждое слово. — Меня пленили, когда я пытался спасти своего принца, но он тоже стал пленником. Алголагния, верующие культа боли богини вампиров Анубизы. Они могли увидеть красоту и получить сексуальное удовлетворение лишь в собственной боли и муках других. Так долго, — так невыносимо долго, — они пытали, портили, развращали меня, пока я тоже не стал верить, что красоту можно найти лишь в крови, боли и отчаянии.


Ее охватила смесь различных чувств: сочувствие, ярость, некий страх. Она хотела заговорить, но Алексиос покачал головой.


Либо предупреждая, либо возражая.


— Я не хочу твоего сочувствия, так как я не приму твоей жалости. Я никогда подробно не говорил о той вечности, в которую превратились те два года. И не буду говорить, Но тебе нужно знать, что если ты продолжишь дразнить меня, то ты должна знать, что провоцируешь неизвестного тебе зверя. Я боюсь, что что-то во мне сломалось, и эта сломанная часть с зазубренными краями, находится где-то в моем разуме. В части, отвечающей за желания.


Грейс не знала, что ответить. Не знала, что делать. Она понимала, что нужно что-то сказать, чтобы развеять ужасное, болезненное одиночество в его глазах.


— Я крепче, чем выгляжу, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Несмотря на то, как быстро сдалась в тренировочном бою. И я прекрасно умею чинить сломанные вещи. Хотя никогда не пыталась исправить человека.


Он вдруг отпустил ее и отступил.


— И тебе не придется, милая Грейс. Я буду избегать тебя, если возможно, во время этого задания. Даю тебе слово. Прошу, прими мои глубочайшие извинения за моё недостойное поведение.


Он развернулся и пошел прочь прежде, чем она успела ответить. Девушка хотела пойти вслед за ним, но ей необходимо было проявить осторожность. Ведь она же не знала, что с ним произошло. Что с ним не так. Что за характер скрывает за такой бесспорно сногсшибательной внешностью. Она даже шрамы не считала уродством, ведь так его классическая красота превратилась в мужественную красоту. Но ей следует соблюдать осторожность.


Она смотрела, как он уходил прочь от нее, напряженно, не горбясь. Отказавшись от нее прежде, чем она успела отвергнуть его. Он защищал ее. Он защищал себя.


И тут что-то в ней дрогнуло. К черту осторожность, она идет за ним.


— Алексиос! — она сначала шла, потом побежала, чтобы догнать его. Грейс обхватила руками его лицо.


— Не надо. Не извиняйся передо мной. Не обращайся со мной, как с хрупкой статуэткой. Не убегай от меня. Я думаю… мне кажется, что между нами что-то есть, и я… я хочу постараться понять, что это. Жизнь так коротка…


Она запнулась и рассмеялась, поправившись:


— Ладно, может, для тебя она и не слишком коротка. Но для меня, для людей, она такая. Я усвоила этот жестокий урок десять лет назад. Позволь мне быть не только твоей союзницей, а…


— А? — сказал он, побуждая ее продолжить.


Она опустила руки и отступила, внезапно покраснев от собственных предположений. Она что, психолог? Как она вообще могла предложить что-то этому мужчине, который столько пережил?


— Я идиотка, — пробормотала она, закрывая глаза. — Полная дура.


— Я очень в этом сомневаюсь, почему ты так говоришь? Грейс? — он взял ее за руку и посмотрел прямо в глаза. Его собственные были почти черными с интересными сине-зелеными огоньками в самом центре зрачков. Она знала, что глаза атлантийцев по своей природе напоминают кольца настроения, но такие огоньки были чем-то новым.


— Грейс?


Она моргнула, чувствуя себя почти под гипнозом этого взгляда.


— Может быть, мы сможем понемногу разобраться с этим. Понять… узнать, если между нами что-то. Я не слишком подхожу на роль подружки.


Теперь он заморгал, а потом ослепительно улыбнулся.


— Подружка, — повторил он не спеша. — О, боги, помогите мне. Я не могу поверить, что собираюсь говорить об этом с Алариком.


— Что? А к чему тут Аларик?


Он наклонился и поцеловал ее в лоб, потом низко поклонился.


— Как ты сказала, мы не будем спешить. До завтра, mi amara.


Сказав это, он развернулся и побежал по двору, потом подпрыгнул и превратился в туман. Грейс наблюдала, как мерцающее облако, бывшее атлантийским воином, полетело по небу.


Ну что ж. Можно и так закончить разговор.


Хвастунишка.

Глава 9


Вашингтон, Округ Колумбия, позже в ту же ночь


Вонос, вампир, верховный глава Праймуса, разгладил малюсенькую складку на рукаве своего пиджака от «Армани», а потом триумфально осмотрелся. Он улыбнулся, подписывая документ у себя на столе. Вонос, Главный Прайматор. Этот дурак Варрава довольствовался низкой должностью сенатора во время своего главенства в Праймусе. Но сам он не станет пользоваться человеческим термином, ведь Вонос — самый могущественный игрок из вампиров. Первым дело он посетил глав Сената и Палаты Представителей.


Каждый из них до сих пор сжимались от ужаса, когда видел его поблизости.


Вонос жил ради политической власти. Все другие удовольствия наскучивали с течением времени. А он, переживший многие века, жил лишь ради игры. Многие вампиры с возрастом поддавались животным желаниям и потребности насилия, которые поддерживались кровью и чувствами, но Вонос этого избежал. Вероятно, та строгость, в которой он жил еще человеком, последовала за ним и в жизнь после смерти. Он сам не знал причины. Это в любом случае лишь загадка для ума. Он не собирался анализировать причины, по которым он был выше остальных вампиров его возраста. Он лишь с удовольствием принимал это, как должное.


Однако он сильно волновался, ожидая появления той, которую постичь было невозможно. Богиня Хаоса и Ночи приказала ему ожидать ее появления, чтобы они смогли обсудить стратегию. К несчастью, Вонос знал, что многое готов претерпеть, лишь бы не обсуждать стратегию с Анубизой.


Например, лучше пусть ему вырвут клыки щипцами.


Проблема не в том, что она была подвержена эмоциям, как и все женщины. И не в том, что она могла лишь одной мыслю заставить его испытывать вечную боль и муку.


Нет, основная проблема в том, что у Анубизы была совершенно нарушена психика.


Она могла отвергнуть или уничтожить многолетние планы по сиюминутному капризу. А ее одержимость королевской семьей Атлантиды граничило с безумием. Хотя как раз безумие и воплощало в себе самую суть той, кто управляла Хаосом, и любое другое поведение, любая другая форма действительности, была бы нелогичной.


Опасно думать. Особенно о таком. Особенно сейчас.


Лишь резкое понижение температуры в главной комнате Праймуса предупредило его о ее появлении. Серебряно-белый иней покрыл стол из тикового дерева. Значит, в этот раз она собирается появиться с помпой. Хоть какие-то сведения о ее настроении. Возможное свидетельство того, что переживет ли он эту встречу или нет. Он каждый раз рисковал, когда она приходила к нему.


Но без риска нельзя было получить награду. Он часто играл в азартные игры и за века обрел огромную политическую власть. Он понимал, что эта власть может свалить диктатором и королей. И считал Анубизу своей самой сложной задачей.


Склонив голову, он ждал. Слишком сложно было угадать с выражением подобострастия, который угодит ее тщеславию при встрече. Если поклонишься слишком низко, или падешь ниц перед ней, то она могла вполне убить его, считая недостойным ее времени, вознаграждая за верность. Если, однако, он не унизится достаточно по ее мнению…


Что же, по слухам один такой висел в очень глубокой пещере, без кожи, крича в агонии.


Что-то в воздухе изменилось, поэтому он понял, что появилась она.


— Тебе идет, мой Вонос. Свидетельство твоей власти в качестве моей правой руки, — сказала она. Она говорила необычным тоном, но ведь от богини обычного ждать не приходится. Мелодичный на поверхности, с грохочущими цимбалами наступающей смерти внутри, словно танцующий и качающийся труп на виселице.


Даже он, мертвый уже тысячи лет, почувствовал, как плоть отрывается от позвоночника, словно стараясь сбежать из комнаты от этого голоса.


— Благодарю, моя госпожа, — он, наконец, осмелился поднять голову и посмотреть на нее. Ее неземная красота намного превосходила красоту земных женщин, которых он знал. Свет придавал ее вьющимся, доходящим до бедер волосам иссиня-черный цвет, Ее лицо было воплощением идеала, словно сотворенное темными ангелами, которых потом отправили в ад за злоупотребление их естественными способностями.


И как всегда ее красота его не тронула. Ему никогда не нравились женщины, после смерти ничего не изменилось. Она это знала, и всё же иногда принимала это, как вызов самой себе. Казалось, что она просто не может понять, как любой мужчина или женщина могут не почувствовать влечения к ней. Ее это бесило и изумляло, и иногда он думал, что лишь потому, что она не разгадала эту загадку, он до сих пор оставался в живых.


— У меня есть новости, — сообщила она. — Я узнала достаточно о планах атлантийцев до того, как разум этого дурака раскололся окончательно, и мне пришлось бросить его в Пустоту, поэтому я знаю, что теперь нам нужна большая армия, чтобы справиться с ними. Ты, разумеется, один из лучших в моей кровавой стае умеешь зачаровывать людей. Число моих отступников сократилось из-за рейда пантер-оборотней.


Ее ярость заполнила комнату. Мебель задрожала, бумаги упали со стола, а легкие предметы взорвались дождем блестящего стекла.


— Это недопустимо, — злилась она. — Я решила, что эти плохо воспитанные принцы, — все трое, — будут служить рабами в моей спальне, когда Атлантида поднимется из своей водной тюрьмы, и я завладею ею.


Вонос стиснул зубы, чтобы не сказать ничего о бесполезности этого плана и потраченных попусту ресурсов на эту навязчивую идею, которой была одержима Анубиза. Но ему не будет никакого проку от политической власти, если он обратится в горстку пыли. А это случится с любым, кто осмелится возражать богине.


— Привацек тоже умеет зачаровывать людей. Он мой заместитель и сейчас находится во Флориде.


Если хотите, моя госпожа, я свяжусь с ним, чтобы мы вместе спланировали наши дальнейшие действия, чтобы как можно быстрее удовлетворить ваши нужды.


Она склонила голову, словно особа королевской крови, оказывающая благодеяние крестьянину. Однажды, она будет ему кланяться, а не… но нет. Даже думать о подобном — ересь. Вонос прекрасно умел контролировать свои мысли и думать в ее присутствии только о своей преданности. Если бы она узнала, например, что он еще не рассказал ей о бриллианте…


Вдруг глаза Анубизы стали ярко-алого цвета, и Вонос задрожал на месте. Она же не могла узнать уловить такую мимолетную мысль? Конечно, она богиня…


Она закричала с такой злобой и так расстроено, что стены зашатались от силы ее эмоций.


— Нет! Нет, нет, тысячу раз, нет!


Из ее глаз, рта и ноздрей выстрелило пламя кровавого цвета. А также из ее пальцев на руках и на ногах, обутых в остроконечные туфли. Через несколько секунд она стояла в центре большого пожара, словно из ада. Огонь излучал такой жар, что он не понимал, как это Анубиза была еще цела.


Он лишь бросился на пол, съеживаясь перед ней. Палящий жар нагрел воздух вокруг него, пока он не понял, что сейчас падет жертвой ее ярости. Его последняя мысль была философской, а не гневной. Он сыграл в игру и рискнул.


Теперь же он поплатится за проигрыш.


Но потом пламя исчезло, словно его никогда не существовало. Лишь черные следы огня на полу да запах серы остались после вспышки гнева Анубизы.


Маленькая, изящная ручка схватила его за волосы и швырнула о стену на расстояние футов в двадцать. Он скользнул по стене и свалился на пол, боясь подняться.


— Я вызвал ваше неудовольствие, моя госпожа? Если бы вы только сказали мне, я всё…


— Молчи, жалкий слизняк! — проворчала она. — Родился наследник! Шлюха Конлана, женщина-человек, родила ему здорового сына.


Он осмелился посмотреть на нее и увидел, что она дрожит от ярости. Слишком сильная эмоция, так что ее изящная фигура просто не вмешала всю глубину этого чувства.


— Они не сбегают от меня. Я их отпускаю или уничтожаю. Они не сбегают от меня, чтобы потом зачинать ублюдков, которые станут их наследниками, — бушевала она.


Он хотел заговорить, но потом решил не произносить ничего. Прошло более шести столетий с тех пор, как она снизошла и признала его существование, но такой реакции у богини он не видел никогда. Ее уверенность была нерушима, а надменность — совершенной.


Эта богиня могла уничтожить любого, кто видел ее слабости, видел ее уязвимой. Он опустил лицо к полу и крепко зажмурился.


Ее смех напомнил о лезвиях бритвы, вонзающихся в нежную плоть.


— Даже после стольких лет, ты боишься меня, Вонос? Правильно делаешь. Они все должны меня бояться.


Она молчала так долго, что он даже попытался поднять голову, и тут она, наконец, опять заговорила задумчиво:


— Я отбросила Алексиоса, как я теперь полагаю несколько… преждевременно. Но, а Джастис сбежал. Для того чтобы покинуть Пустоту, нужно провести ритуал магии смерти. Если Джастис убил, чтобы выбраться оттуда, то он теперь принадлежит мне. Пятно на душе от магии смерти заставит любого подчиниться власти Хаоса и господству Ночи. Если он убил, то он принадлежит мне, — повторила она. — И в Пустоте не было существа, которое бы пожертвовало собой ради такого, как он.


В голове Воноса мелькали вопросы, гипотезы и еще вопросы. Он прежде видел порталы, ведущие в Пустоту. Чего он не знал и хотел бы узнать, так это: откроет ли ворота и выпустит ли пленника Пустота, если самопожертвование совершится с другой стороны. Он достаточно знал об этих атлантийцах, чтобы понимать, что они как раз посчитают подобное глупое самопожертвование благородным поступком. Особенно если речь идет о новом наследнике.


Однако если сама Анубиза об этом не задумывалась, то он не станет тем, кто обратит на это ее внимание. Он содрогался от одного воспоминания о пожаре, да и одежда, и тело вампира пропитались зловонием серы. Нет, он точно не собирается указывать на ошибку в ее рассуждениях.


И вдруг он подумал: если она мыслила неидеально, то не была ли она сама испорчена?


Он быстро отбросил эти мысли: в другой раз, сейчас ему важнее выжить.


Наконец, он осмелился заговорить:


— Значит, он уже принадлежит вам, моя госпожа. И значит, вы немного ближе к своей цели сделать рабами всех трех братьев. Давай я сразу же свяжусь с Привацеком и займусь претворением вашего плана в жизнь?


— Да. Да, сделай это сейчас. Нам нужно многое спланировать, а времени не так уж много. Если я правильно понимаю, то атлантийцы собираются совершить восхождение. Мы не можем позволить себе допускать слишком старательных вампиров из новообращенных к зачарованию. Ведь люди и оборотни нам нужны послушные, а не в коме и сошедшие с ума.


Он осторожно поднял голову и увидел, что она поднимается в воздух, в глаза такие же красные от злости, но ни следа того адского огня, который она призвала раньше.


— Иди сейчас же, Вонос. Я знаю, что мне нет нужды напоминать тебе о последствиях неудачи.


— Нет, моя госпожа. В этом нет нужды. Я сообщу вам, как только узнаю какие-нибудь новости. Пока он смотрел, как она исчезает в вихре торнадо красно-черного дыма, который прошел через крышу, словно там не было препятствия, его охватила волна горечи. Он не впервые задумался о том, знали ли глупые людишки, придумавшие выражение «провал не допускается», насколько правдиво это замечание в данном случае.


Ладно. У него есть приказ. Во-первых, дать зеленый свет Привацеку, а потом заняться личным делом, там же, во Флориде. Скорее всего, Бич вампиров теперь представляет собой скорее обузу, чем преимущество.

Глава 10


Сент-Огустин, река недалеко от стены форта


Алексиос почти всю ночь обходил форт: сначала гулял, потом обратился в туман и парил в мрачном ночном небе. А потом, снова материализовавшись, поплавал с дельфинами, которые играли и танцевали в открытых ветрам водах. Как только он понял, что не уснет, то решил даже не пытаться. Сначала он думал о возвращении в Атлантиду. Поспать в знакомой обстановке, в собственной постели в комнате, находящейся в воинском крыле дворца. Хотя какая-то его часть вовсе не хотела уходить. Словно он сдается, как будто недостаточно силен, чтобы спать поблизости от Грейс, при этом не приходя к ней.


Именно этой ночью он хотел сдаться.


Но такого слова не было в его словаре. К несчастью, там были другие слова, как: «отчаяние, желание, потребность».


Ему нужно было поговорить с кем-то, кто смог бы развязать узлы, которые едва не душили его. Поэтому как дурак, он выбрал одного человека, который сможет понять эту глубокую, выворачивающую все тело на изнанку, сжимающую его чресла потребность быть с одной, особенной женщиной. Если Аларик вообще появится.


Он был прав прошлой ночью: он просто сходит с ума.


Алексиос сидел один-одинешенек, иногда тревожимый дерзкой чайкой, которая подлетала, чтобы посмотреть, нет ли у него еды. И вот уже в следующую минуту всего в нескольких шагах от него на стене сидел Аларик.


Воин гордился тем, что сумел скрыть своё изумление — по большей части.


— Хотел бы я, чтобы ты научил меня делать вот так, — сказал он. — Я не против также выучить несколько твоих салонных фокусов. Например, метание энергетическими шарами.


Аларик надменно приподнял темную бровь. На его резком, бесстрастном лице нельзя было прочесть его чувства. Разумеется, если он, в самом деле, самый могущественный жрец в истории Атлантиды, как утверждали старейшины, то Аларик имел право на надменность.


— Ты поэтому меня вызвал? Из-за салонных фокусов? Если так, то нам нужно с тобой обсудить обязанности верховного жреца Посейдона, — Аларик даже не смотрел на него, глядя на море. Его темный взгляд не выдавал ни его мысли, ни настроение.


— Я прекрасно знаю твои обязанности, ведь столько лет прошло, — ответил Алексиос. — Вот об этом я и хочу поговорить. Очень мило, что ты, наконец, заглянул.


— Это из-за той женщины? Грейс?


Алексиос не удивился. Вэн никогда не мог держать рот на замке, молчал он только о заданиях. А встретив Эрин, он стал еще хуже. Алексиос пробормотал несколько ругательств.


— Я сомневаюсь, что Королевский Мститель пропоет «Feelings» на следующем официальном ужине, как ты красноречиво выразился, но я понял то, что ты хотел сказать, — сухо заметил жрец.


— Вэн действительно приходил ко мне, но не для того, чтобы посплетничать. Он по-настоящему переживает за тебя. Однако его больше волновало твоё задание, а не твои… чувства, — Аларик выплюнул последнее слово, словно оно на вкус напоминало морского слизня.


— Ты же знаешь, как важен для нас Бич Вампиров. Если твои чувства к этой женщине помешают…


— Это не чувства, — ответил Алексиос, потом поправился:


— Ладно, может, я к ней что-то чувствую. Ради Посейдона, я не знаю, что это, — в конце он уже почти кричал.


Воин глубоко вздохнул и продолжил спокойнее:


— В любом случае, это неважно, есть кое-что существеннее. Как ты знаешь из сообщения, которое я послал через портал несколько дней назад, Правящий Дом Благого Двора прислал своего представителя к Грейс, чтобы связаться с нами. Сначала Лукас, теперь Грейс. Они хотят преподнести подарок принцу Эйдану ко дню рождения и хотят поговорить с нами о союзе.


Аларик напрягся, но ничего не сказал.


— Ты слушаешь меня? Я сказал…


Аларик вытянул руку и Алексиос замолчал, и в подобном молчании прошло еще несколько минут. Иногда он хмурился, глядя на назойливую чайку. Она, как и Грейс, совсем не испугалась. Должно быть, он теряет навыки.


— Я слышал твои слова, — наконец, ответил жрец, когда Алексиос уже раздумывал, а не зажарить ли чайку.


— Мы собрали совет для того, чтобы решить, что делать с этой информацией. Подарок ко дню рождения от фэйри — огромная честь. Этот подарок передается лично в руки от дарителя. Этой традиции тысячи лет. Если мы откажем Рис нэ Гэрэнвину, это будет в лучшем случае расценено как пощечина, в худшем — объявление войны. Даже я, со всей своей властью и силой, данными мне Посейдоном, предпочел бы не обижать представителя Правящего Дома Благого Двора.


— Мы не можем позволить ему попасть в Атлантиду, — возразил Алексиос.


Аларик кивнул:


— В этом мы с тобой солидарны.


— И Конлан не станет приносить ребенка к фэйри, — продолжал Алексиос.


— Может, хватит говорить мне о том, что мы делать не сможем, а послушаешь мой совет?


Чайка, летающая у них над головой, пронзительно вскрикнула, словно соглашаясь. Алексиос с подозрением посмотрел на нее, считая, что Аларик вполне мог повлиять на эту водоплавающую птицу.


— Как я уже сказал Конлану, я этого ультиматума не предвидел, — Аларик с беспокойством посмотрел на Алексиоса, — А также того, что ты будешь выбран фэйри нашим представителем, особенно в твоем теперешнем состоянии.


— Моё состояние? Что, черт побери, это значит?


— Ты знаешь, что я имею в виду. Женщина, человек. Грейс. И года не прошло, как я видел, как сначала Конлан, Вэн, потом Джастис пали. Три королевских принца Атлантиды. Пали жертвами смешения душ с человеческими женщинами. И у нас еще есть Бастиен и его сестра, оба теперь живут со своей парой-оборотнем, — мне самому в это трудно поверить.


— Я вижу, к чему ты клонишь, хотя сомневаюсь, что они бы оценили слово «жертва». И тут речь идет вовсе не о смешении душ, — поспешно добавил он. — Это больше… больше…


— А что именно больше? Ты отрицаешь то, что опасно увлечен этой женщиной и рискуешь потерять своё сердце?


— Мое сердце? — Алексиос чувствовал горечь во рту. — Кто знает, осталось ли у меня еще сердце? Насколько я могу судить, это бесполезный орган, что усох и умер несколько лет назад. Черт, я лишь знаю, что внутри меня всё скручено с тех пор, как я встретил Грейс. Это просто физиология.


И потом, просто потому, что не мог солгать жрецу, он искренне ответил:


— Это, скорее всего, не совсем верно. Если бы мой член управлял моим разумом, я бы нашел другую женщину и давно бы избавился от влечения к Грейс.


— Тогда тебе, наверное, следует переспать с ней и избавиться от этого. Я не могу поверить, что разговариваю с тобой об этом, — мрачно закончил Аларик.


Алексиос посмотрел на жреца, потом снова стал смотреть вперед на волны.


— Меня это тоже не забавляет. Мы беседуем сейчас об этом из-за того разговора между нами, состоявшегося более пяти лет назад.


— Ах, — многозначительно произнес он. — Ты имеешь в виду твои клятвы во время ритуалов очищения.


— Да. Они… они постоянные? — Алексиос выдавил слова сквозь ком стыда и унижения в его горле. Он не мог обсуждать это с Алариком, но жрец спас его от безумия и даже худшего в дни, последовавшие после, как его освобождения от Отступников Анубизы. Жрец знал больше о том, что происходило внутри Алексиоса, чем любой из жителей суши или подводного мира.


Аларик пожал плечами:


— Я не хочу сказать, что это легко, но принимая во внимание количество наших врагов, твоя личная жизнь кажется не столь важной.


Алексиос подскочил, как ужаленный:


— Не умаляй моих клятв, которые я принял в тот день. Ты знаешь, что я пережил. Ты видел, чего я боялся, когда очищал мой разум, чтобы увериться в том, что я не испорчен. Ты не можешь говорить, что мои волнения неоправданны.


— Я же здесь, не так ли? — Аларик напрягся и поднялся.


— Если бы было время, если бы моя душа не была… Нет. Нет времени, поэтому нет надобности об этом говорить.


Он повернулся лицом к Алексиосу, и в глубине его серебристо-зеленых глаз засветилось понимание.


— Клятвы, которые ты принял в тот день, — обещания — ты сделал только для себя. Я лишь присутствовал при этом, как твой жрец. Хотя мы находились в Храме Посейдона, но ты не клялся Богу морей. Он бы не потребовал от тебя подобных клятв.


— Требование соблюдения целибата касается лишь жрецов, — резко продолжил Аларик. — Не зависимо от того, что Кили сказала о своём видении, когда читала сапфир, я не нашел ничего, что бы подтверждало, что жрецам в Атлантиде когда-то было позволено жениться.



Алексиос знал, что Аларик думал о Квинн, но понятия не имел, как успокоить жреца. Хотя знал, как успокоить мужчину, своего друга.


— Твои дружба и совет не дали мне совершить тогда самоубийство после двух лет в заключении. Если есть что-нибудь, что я могу сделать, что-нибудь…


— Ничего, что можно решить мечом и кинжалами, — ответил Аларик. — С этим я должен справиться в одиночку. Но тебя я не оставлю в затруднительном положении, ведь ты принял клятвы очищения не просто так. Ты должен был защитить тех, кто мог пострадать от твоих рук из-за той тьмы, которую ты перенес и принял в свою душу. Ты теперь должен спросить себя, справился ли ты с той тьмой. Или твоя желанная женщина станет невольной жертвой твоих потребностей?


— Я не знаю, что на это ответить, — ответил Алексиос, проводя рукой по волосам. — Я просто не знаю.


— Ну, пока не узнаешь, лучше держаться подальше от Грейс, — посоветовал Аларик. — Однако я могу освободить тебя от клятв, так как ты давал их лишь самому себе, — он поднял руки и выстрелил бледно-серебряным сияющим светом, окружившим Алексиоса на мгновение, а потом исчезнувшим, словно его никогда не существовало.


Алексиос был впечатлен, на секунду он почувствовал, словно… переменился.


— Что это такое? Какое-то волшебство освобождения?


— Нет. Просто игра света. Но мне показалось, что тебе необходимо что-то поофициальнее, чем «ладно, иди развлекайся», как сказал бы Вэн, — ответил Аларик с полуулыбкой. — Это очень впечатляет, не правда ли? Одна из привилегий жреца.


Алексиос посмотрел на друга, чувствуя себя дураком. Потом он красноречиво посмотрел на воду, набегающую на берег, а потом опять на жреца.


— Я мог бы схватить тебя и швырнуть в воду до того, как ты смог бы показать какие-то волшебные штучки, храмовая крыса.


Аларик изумился, а потом наклонил голову и рассмеялся.


— Знаешь, если кто-то на это и способен, то только ты.


— Так это один из твоих советов «ответ находится в тебе, букашка»? — воин бросил камень в воду.


— Вот именно.


— Ну, это большая куча дерьма.


Аларик снова рассмеялся:


— Добро пожаловать в мой мир, воин. Тебе следовало зайти как-то, когда старейшины требуют от меня точных предсказаний событий следующего столетия.


И вот тут они услышали звук падающих камней от того, что кто-то спускался по травянистому берегу, оба обернулись и увидели маленькую темноволосую женщину, которая, широко улыбаясь, шла к ним. На мгновение Алексиосу показалось, что это Квинн. Но ведь он никогда не видел, чтобы та улыбалась.


Мишель. Подруга Грейс из Великобритании, Мишель.


Аларик низко поклонился.


— Для меня честь видеть вас снова, леди Мишель.


Она рассмеялась и вытянула вперед руки, в ее живых голубых глазах сверкал солнечный свет раннего утра.


— Не называй меня леди Мишель после того, как спас мне жизнь, ты, роскошный мужчина, — поругала она его. Говорила она с лондонским и северо-английским акцентом. И может быть, еще какой-то намек на Уэльс. Алексиос давно был в Великобритании. Наверное, следовало бы снова туда отправиться.


Прямо сейчас.


Одному.


Голос Мишель прорвался в его мысли о побеге.


— Наклонись и обними меня, Аларик. Я только из Лондона, и скажем так, что прямых рейсов обратно в этот милый городок не было.


Алексиос открыл рот от изумления, увидев, что эта малышка пылко обнимает его друга. И тем более удивительно, что Аларик обнял ее в ответ.


Привет альтернативная действительность. Скорее всего, неудовлетворенное желание уже повлияло на его мозги, потому что Алексиос увидел, как его жрец обнимает человека.


Потом она повернулась к воину, радостно улыбалась.


— Привет, Мишель из Сент-Луиса. Добро пожаловать. Ты видела Грейс?


Она рассмеялась.


— Ну, скорее Мишель из Лондона, которую случайно занесло в Сент-Луис. Не то что бы я хотела бы вернуться в тот мерзкий городишко, — она поежилась. — Я и без своего ранения хотела убраться оттуда.


— Но послушай, — продолжала она, высоко поднимая подбородок, чтобы они смогли посмотреть на ее шею без шрамов, — Аларик полностью вылечил меня. Меня бы здесь не было, если бы не ты, милый, — сказала она, обращаясь прямо к своему спасителю. — Так что позволь мне угостить тебя завтраком. Даже вас обоих. Грейс подойдет через минуту. Когда закончит с важными делами командира.


Она взяла под одну руку Аларика, а другой рукой Алексиоса и пошла, удерживая их рядом с собой своим сильным характером и разговором про рейсы, задержки, ужасную путаницу с билетами, машинами на прокат, опаздывающие поезда, Хотя, в конце концов, всё утряслось. По пути на холм к воротам форта, Аларик встретился взглядом с Алексиосом поверх головы Мишель и улыбнулся.


Аларик. Могущественный, ужасный, сильнейший Аларик, способный взглядом расплавить кости. Теперь он улыбался, как юнец.


Самому Посейдону в это трудно было бы поверить.

Глава 11


Грейс так сильно ударила офисный стул, что тот пролетел по воздуху и упал на бок, но это ничего не дало. Громкий звук падающего предмета мебели не унял ее головную боль, не помог преодолеть ее разочарование.


Квинн и Джек пропали и не выходили на связь. И деньги сказочным образом не появлялись на их быстро убывающем банковском счете, предназначенном для оплаты питания и тренировок новобранцев, лишь половина из которых была на что-то способна.


И еще одно нападение, на этот раз в Майями. На сей раз виновными считались пантеры-оборотни, которые взбесились, поранили и убили, по меньшей мере, дюжину людей. Но в новостях вскользь упомянули, что те люди по слухам работали на крупный наркокартель.


То есть, всем было на них наплевать. Молодцы, оборотни. Паранормальные оперативники поищут их, но никто не будет прикладывать слишком много усилий, чтобы узнать мотивы и выяснить, что это нападение — лишь часть чего-то загадочного и крупного. Вампиры были слишком умными, чтобы проверять свои новые методы зачарования оборотней, посылая подопытных кошек убивать обычных людей. Целями убийств были отбросы общества, люди, из-за которых не всполошатся органы правопорядка.


Обычный житель Майями даже и пальцем не пошевельнет. А может даже обрадуется тому, что по иронии судьбы наркодилеры попались на пути безумных убийц. Ведь это не «порядочные люди», так что, кому какое дело?


— Если так будет и в дальнейшем, нас всех схватят, как овечек, и поведут на бойню до того, как кто-то поймет, что нужно что-то делать, — кричала Грейс, снова ударяя по стулу. Тут ее внимание привлек какой-то негромкий звук, и она увидела, что к двери прислонился смеющийся Сэм. Он был как обычно одет во фланелевую рубашку-шотландку и древние голубые джинсы, а белые волосы выглядели нечесаными, по меньшей мере, неделю. Тот же старина Сэм.


— Снова кричим на телевизор, да? И что это дает? И если этому стулу надо надрать зад, ты только скажи, я поучаствую, — протяжно предложил он.


Она посмотрела на него, не испытывая никакого стыда потому, что была в ярости.


— Еще одно нападение. Сэм. Как то нападение на байкерский бар «Харли» на западе на прошлой неделе, совершенное медведями — оборотнями. Еще одно нападение «одичавших» оборотней, на которое всем наплевать потому, что они оттачивают свои методы на отбросах общества.


Он выпрямился, сразу посерьезнев. За одно мгновение он превратился из приветливого старика в мужчину, который вел команду на смертельно опасные задания снова и снова во время службы в Войсках Специального Назначения.


— Когда? Где? Говори, — потребовал он ответа.


Она кивнула головой в сторону новостей, всё еще идущих на экране ее компьютера, и он потянулся к мышке, чтобы включить звук. Они вместе смотрели, как серьезный парень-репортер подошел к большому, просто одетому человеку, выходящему из здания.


В углу экрана появилась надпись «База Рейнджеров Национального Заповедника «Биг Сайпресс»».


— Вы можете уделить мне немного времени?


Мужчина поднял голову и, явно разглядывая съемочную группу, пожал плечами.


— Разумеется.


Молодой, полный энтузиазма репортер, не старше двадцати двух лет, сунул микрофон чуть ли не под нос мужчине.


— У вас, альфы Группы пантер оборотней «Биг Сайпресс», есть что сказать тем, кто подозревает членов вашей группы в участии в жестоком нападении в Майями этой ночью, мистер Итан?


Что-то в мужском взгляде изменилось, и Грейс резко вздохнула. Репортер — дурак. Он встретился с хищником, который едва мог держать себя в руках. Наверное, этот Итан едва сдерживался, чтобы не впиться в горло этому молодому человеку.


Сэм кивнул, явно одобряя Итана, судя по тихому звуку, напоминающему гудение.


— Он настоящий профи, Грейс. Посмотри на него. Хорошо, что он на нашей стороне, этот Итан.


Это было верно. Она смотрела, как лицо Итана стало совершенно спокойным, по глазам нельзя было понять ничего. Любой бы решил, что ему просто показалось на секунду, что этот мужчина представляет угрозу.


Любой, не проходивший боевую подготовку в течение 10 лет.


— Мы, разумеется, считаем происшедшее в Майями чрезвычайно прискорбным, — ответил Итан, излучая сочувствие, беспокойство и некий авторитет, напомнившей ей политиков и судей.


Если бы он решил заняться политикой, то выиграл бы безоговорочно. С такими-то способностями скрывать свои истинные чувства.


— Однако никто из братьев и сестер моей группы в нападении не участвовали, мы все находились в нашей штаб-квартире, собравшись прошлой ночью на большой праздник. Знаете, мы планируем свадьбу, — признался он, скромно улыбаясь, очаровывая всех женщин у телеэкранов. Этот мужчина был невероятно красив.


Очевидно, репортер также не остался равнодушен, полностью сменив тему расспросов и чуть ли не став подпрыгивать тут же на месте.


— Свадьбу? Вашу? И кто же эта счастливица? Наш канал MDTV хотел бы сделать репортаж о событии сезона!


Вот тут в комнату вбежала высокая женщина с рыжевато-коричневыми волосами в форме рейнджера и не слишком нежно толкнула Итана


— Если ты думаешь, что я надену белое кружевное платье на свое тело ростом в шесть футов, то ты… — он запнулась, заметив журналиста и камеру. — Что тут происходит?


Сэм присвистнул, качая головой, не сводя взгляда с женщины на экране.


— Вот это мой тип женщины. Великолепна. Какой огонь, какой темперамент. Готов поспорить, в постели она очень горяча.


Грейс шикнула на него:


— Я хочу послушать. Наверное, нам нужно встретиться с этим Итаном и его невестой-рейнджером и узнать, что им известно.


Но канал прервал интервью экстренным выпуском новостей. Одной из жертв нападения оказался Карсон Фуллер, «финансовый магнат недвижимости Майями».


Сэм фыркнул:


— «Финансовый магнат», твою мать. Тут скорее подойдет «финансовая акула». Фуллер часто заключал незаконные сделки покупки земли и всегда выходил сухим из воды. В Джорджии поговаривали, что он заключил новое соглашение с группой вампиров. Наверное, даже с самим Воносом.


Грейс выключила компьютер и закрыла крышку, напряженно думая.


— Разве это не забавно? Если за этим нападениями одичавших оборотней стоит Вонос, а этот Фуллер наколол его при покупке земельного участка, то убить наглеца не составило труда. Но речь шла о наркодилерах. Фуллер и этим промышлял?


— Неа, он занимался лишь недвижимостью. И продавал уже чисто и законно. Просто действовал он подчас не слишком законно.


Грейс почувствовала Алексиоса до того, как услышала и увидела его. По ее спине побежали мурашки, и она задрожала. Если она вскоре не сможет это контролировать, то окажется еще в худшем положении, чем прошлой ночью.


— Кто действовал незаконно? — спросил воин, стоя на пороге, глядя на них с отвращением. Он сложил руки на своей широкой груди и, прищурившись, смотрел на Сэма.


— Разве тебе нечем заняться?


Сэм улыбнулся и, как ни в чем не бывало, обнял Грейс за плечи.


— О, мы с этой девчушкой обсуждали вампиров и кошек, — сказал он с ярко выраженным южным акцентом. — Не стоит занимать этим твою красивую голову.


Сэм вот уже три дня доставал Алексиоса и явно получал удовольствие, хотя Грейс совершенно не понимала, почему он это делает. Она лишь знала, что ей начинает надоедать такое поведение.


Алексиос не шевелился, но вдруг стал занимать больше места в комнате. Он красноречиво косился на руку Сэма, словно не прочь был бы отрезать ее своим кинжалом.


— Наверное, мне бы следовало обсудить это вместе с вами, ведь я — ваш союзник.


До Грейс, наконец, дошло, хотя она не знала, смеяться ей или плакать из-за своей недогадливости. По какой-то странной причине, Сэм пытался заставить Алексиоса ревновать, и, что еще более странно, это сработало.


Он сбросила руку Сэма со своего плеча и посмотрела на них обоих.


— Прекратите. Сейчас же. Не знаю, какую дурацкую игру вы затеяли, но я сейчас не в том настроении, чтобы играть роль яблока раздора.


И тут она накинулась на Сэма:


— Ты же по возрасту мне в отцы годишься, милостивый Боже! Что ты пытаешься доказать?


Сэм улыбнулся и, широко раскинув руки, словно говоря «Кто? Я?», кивнул сторону Алексиоса.


— А ведь он по возрасту мог бы уже быть твоим прапрапрадедушкой, если он правду говорил об Атлантиде.


— Ты… я… — лепетала Грейс, не зная, что сказать, как тут Алексиос повернулся и вышел из комнаты, бросив напоследок:


— Твоя подруга Мишель ищет тебя. Я подумал, что передам это сообщение до того, как в силу своего преклонного возраста позабуду об этом.


Он вышел в коридор, направляясь во двор и бормоча что-то о яблоках.


Сэм согнулся вдвое от хохота.


— Так забавно донимать этого парня! — сумел выдавить он.


Грейс положила руки на бедра и раздраженно посмотрела на приятеля.


— Зачем? Зачем ты хочешь вывести из себя нашего лучшего тренера и сильного союзника? Ты же понимаешь, как он важен для нас теперь, принимая во внимание то, что мы узнали об Атлантиде?


Сэм вытер глаза, продолжая хихикать.


— Да, солнышко. Я знаю, почему он так необходим нашему отряду. Но я также понял, как важен он для тебя. Я видел, как вы двое вот уже три дня ходите вокруг да около, как канюки[15].


— Канюки? Ух ты! — она ударила рукой по груди. — Успокойся, сердечко. Когда ты, Сэм, начинаешь отпускать комплименты…


— Ладно. Озабоченные канюки. Я видел вас на ринге прошлой ночью до ужина, Грейс. Просто удивительно, что старый форт не сгорел дотла от жара и искр, которые так и летели от вас двоих. Я почти опасался, что найду вас трахающимися в твоей спальне поутру.


Она густо покраснела и прошла мимо него, стараясь уйти из этой комнаты, внезапно ставшей слишком тесной.


— Этого не было. И вообще, это не твое дело. И пожалуйста, оставь беднягу Алексиоса в покое.


Он вышел вслед за ней во двор, снова усмехаясь:


— Этот парень вовсе не бедняга. Он один из лучших бойцов, — и один из лучших мужчин, которых я когда-либо встречал, а это о многом говорит. Грейс, я считаю, что если кто и достоин тебя, то только Алексиос.


Она ускорила шаг, не ответив на это вопиющее замечание. Она не могла ответить. То, что Алексиос ее заслуживал — не вопрос. А вот то, что он не был заинтересован в том, что сама Грейс могла предложить, — вот это проблема. Прошлой ночью на ринге они лишь играли, ничего больше. После того, как она чуть не обезумела от желания и потребности, он вдруг пропал.


Поцеловал ее в лоб, Святой Петр! Она улыбнулась, подумав о «Петре». В любом случае, это не было. Она пыталась убедить себя всю ночь, что хотела его поцелуя.


Отбросив мрачные раздумья, она подняла лицо к яркому утреннему солнечному свету.


— Грейс! Чудесно! Давай позавтракаем где-нибудь с парнями, — предложила Мишель, идя под ручку с Алариком, словно они прогуливались по Букингемскому Дворцу.


Грейс невольно улыбнулась. Вот с Мишель так всегда. Все ее любили. Даже грозные атлантийские верховные жрецы, если судить по полуулыбке на лице Аларика.


— Нет времени, — рявкнул Алексиос. — Грейс нужно тренироваться, если она уже покончила с общением.


Девушка сжала руки в кулаки, готовая ударить его прямо в лицо, но тут поняла кое-что и покраснела теперь уже совершенно по другой причине. Он ревновал. Он ревновал.


Она ослепительно улыбнулась ему, впервые за все эти месяцы не тревожась. Мужчины просто так не ревнуют, не чувствуют это этого к женщинам, с которыми хотят просто поиграть.


— Алексиос прав, — сказала она, улыбаясь. — Мишель, ты иди с Алариком. У нас здесь много работы. Я потом найду тебя, и мы вместе поужинаем, идет?


— Я разочарована, но всё понимаю, — ответила Мишель, подбежав и обняв Грейс. — Скоро вернусь.


Грейс смотрела, как Мишель тащит слегка ошалевшего Аларика прочь, а потом повернулась к Алексиосу, не переставая улыбаться.


Он прищурился:


— Что ты замышляешь?


— Кто? Я? Замышляю? — она дерзко похлопала ресницами. — Не говори ерунды, Алексиос. А теперь почему бы тебе не притащить твой… гм, как же это называется? О, вспомнила. Хорошенький зад на ринг и подготовить этих ребят, — сказав это, она бросилась прочь, перейдя на бег к новобранцам, окружившим учебный ринг.


Воин смотрел вслед Грейс и не мог пошевелиться. Он мог лишь стоять тут, как дурак. Она дразнила его.


Она дразнила… его.


Он оставил ее в покое, не тронул ее, словно был чертовым евнухом, поэтому теперь она надумала безнаказанно дразнить его. Либо это, либо между Сэмом и Грейс что-то действительно есть.


Эта мысль жгла его внутренности, как лезвие отравленного кинжала. Нет, конечно, нет. Грейс слишком честна, чтобы играть с ним, заведя отношения с человеком. Ведь так?


Он понял, что сжимает рукоятки кинжалов так крепко, что руки болят, и заставил себя расслабиться. И повторить слова речитатива для того, чтобы сконцентрироваться. Впервые за столетие он произнесет его вслух, потому что чтение про себя не помогало ему успокоиться.


Черт, он не мог успокоиться рядом с Грейс.


Аларик освободил его. Сказал ему, что он давал клятвы лишь самому себе. Только вот Алексиос не был уверен, что готов отказаться от них.


Он наблюдал, как девушка движется на ринге, жмет руки новобранцам, подбадривая их. Улыбаясь, смеясь. Она распустила волосы. Хотел бы он поверить, что она сделала это ради него. Волосы мягко колыхались вокруг нее при каждом дуновении ветерка, с каждым ее шагом.


О, да, он готов. Он сможет защитить ее от своих темных потребностей. Она с ним будет в полной безопасности.


— Я уже видел такую улыбку, — заметил Сэм, вдруг оказавшись рядом с ним, хотя Алексиос не слышал, как он подошел. — Тигр из джунглей собирался напасть на газель.


Алексиос невольно улыбнулся, не сводя глаз с Грейс.


— Я знаком с одним тигром и поэтому для меня большая честь, что ты сравнил меня с ним.


Сэм кивнул:


— Да. Вот что тебе ведомо? Чертовы браконьеры убили тигра в прыжке до того, как он успел ранить самку. Просто дикость.


Воин повернулся к мужчине и посмотрел ему в глаза.


— То есть ты меня предупреждаешь? Только поосторожнее с выражениями. Уверен, что Грейс не понравится то, что ты ее сравнил с беспомощной зверушкой.


— Я уверен, что она надерет мне зад, — невозмутимо ответил Сэм. — Хотя, это строго между нами, так как мне кажется, что ты не из болтливых.


— Что?


— Я переживаю за девчушку, и у нее нет семьи, которая могла бы ее защитить. Поэтому я подумал, что надо бы за нее вступиться. Если бы она не была такой сильной, я бы говорил это тебе с обрезом в руках.


Алексиос кивнул:


— Я уважаю твое решение. Но тебе следует знать, что я не собираюсь причинять боль Грейс. Ни сейчас, ни когда-либо потом.


— Может и так, но эта женщина так просто не отдает свое сердце и тело. Если ты хочешь просто перепихнуться с обычной девчонкой, иди поищи ее в другом месте.


Алексиос наконец повернулся лицом к Сэму и посмотрел ему прямо в глаза:


— Если бы я хотел просто перепихнуться, то уже бы давно так и сделал, — потом он поклонился старому негодяю и пошел к Грейс.


К своей Грейс, независимо от того, сознает ли она это или нет.

Глава 12


Аларик смотрел на чашку горячего черного чая и белую салфетку перед собой на деревянном столе и думал, как этой женщине удалось уговорить его позавтракать с ней.


В ресторане под название «Баннери[16]».


Смехотворные людишки со своей потребностью называть всё и вся.


Алексиос и Семерка вволю посмеются над ним. Не то что бы он, верховный жрец Посейдона… И тут он почувствовал желание рассмеяться, которое не было ему знакомо. Этот порыв уничтожил все высокомерные мысли. Для помпезности и церемоний просто нет места, так как он собирается съесть булочку с корицей.


— Ты снова улыбнулся, — заметила Мишель, явно радуясь его хорошему настроению. — Это уже дважды! Налицо прогресс.


— Почему тебе так волнует мое выражение лица? — ему никогда раньше не приходило в голову обращать внимание на улыбки других людей.


За исключением Квинн, прошептал мрачный голос внутри него. Ее улыбка стала бы бесценным даром.


— Ну, я сейчас за тебя несу ответственность, так как ты спас мою жизнь. Это всем известно, — ответила она, наклонившись к чашке.


— Мне кажется, что ты неправильно понимаешь сущность наших отношений. Разве не я теперь несу за тебя ответственность? Кстати, где обещанные блинчики?


— Будут, как только они назовут наш номер, — она улыбнулась и убрала с лица элегантно подстриженные темные кудри, так непохожие на неаккуратные космы Квинн. Лишь стройной фигуркой и темным цветом волос она походила на лидера бунтовщиков.


Мишель всегда одевалась модно, а Квинн свою одежду могла с тем же успехом украсть у бездомных. Мишель была открытой и дружелюбной, а Квинн — мрачной и недоверчивой, циничной и одинокой.


Ничего в Квинн не должно было выжечь огнем ее изображение, вкус, запах в его душе. Он крепче сжал чашку, так что жидкость внутри нее закипела и закрутилась против часовой стрелки.


И вдруг он почувствовал прикосновение изящной ручки:


— Ты снова думаешь о ней, не так ли?


С изумлением он выпустил чашку и посмотрел на Мишель.


— О ком?


Она с грустью улыбнулась:


— Квинн. Я узнала… ладно, ничего, просто глупые сплетни. Ты не можешь поехать к ней и разобраться со всем этим?


Он завернулся в гордость, как в свою одежду жреца.


— Ты ничего обо мне не знаешь, — ответил он, едва не пожалев о своей резкости, когда она вздрогнула. Ему нравилась Мишель и не хотелось причинить ей боль, но… — И строишь догадки.


— Я знаю. У меня ужасная привычка лезть не в свое дело. Я веду себя вовсе не по-британски, верно? Просто я хорошо умею помогать друзьям с жизненными проблемами, даже если со своими проблемами я разобраться не в состоянии.


Женщина позади прозрачного окошка назвала номер, и Мишель вскочила:


— Это наш.


Он не успел пойти за ней, как она уже вернулась с подносом с едой, снова заняв свое место, до него вдруг дошел смысл ее слов.


— Твои друзья? Ты считаешь меня своим другом?


Она моргнула, остановив руку с наколотым на вилку блинчиком в воздухе.


— Разумеется, мы друзья. Ты же знаешь, что не так часто люди спасают мою жизнь. Ты входишь в элитную группу, состоящую из трех человек: Грейс, Алексиос и ты.


— Я польщен, что ты считаешь меня своим другом, хотя ты ничего не должна за исцеление. Но мне не нужна твоя помощь.


Мишель глотнула чаю с ароматом жасмина. Аларик чувствовал этот изысканный аромат. Он был похож на нее.


— Хотя, разумеется, мне это просто могло показаться, — призналась она. — Я только что пережила сложный разрыв отношений в Лондоне до приезда сюда. Фрэнки не нравилось, что я снова бросаюсь на линию огня, и я получила ультиматум.


Жрец занялся своими блинчиками, думая о ее словах.


— Ты решила уйти?


— Я же здесь, не так ли? — ответила она, сама того не зная, повторив его слова Алексиосу. Она попыталась улыбнуться. — Я всегда заводила ни к чему не обязывающие отношения, но думаю, что в этот раз мое сердце разбито.


Аларик наклонился вперед и взял ее руки в свои.


— Скажи, где живет этот Фрэнки, и я немедленно отправлюсь туда и покончу с ним.


Она вздохнула, потом посмотрела прямо ему в глаза, и, осознав по его взгляду, что это серьезно, громко рассмеялась.


— О, это зловеще. Нет, спасибо, ни к чему ее убивать. Она очень милая, мы несколько лет жили душа в душу. Но теперь пора двигаться дальше и дать ей возможность построить жизнь с кем-то, кто не будет подвергать себя опасности.


Он решил, что с него хватит таких разговоров. Даже более чем.


— Безопасность — лишь иллюзия, — сказал он, отодвигая стул и вставая. — Мне пора уходить.


Она рассмеялась и стала рыться в сумке.


— Хорошо, давай я оставлю чаевые.


А. Плата. Он частенько забывал о порядках. На суше.


— Я готов. Позволь мне заплатить, — он оставил несколько монет на столе, довольный, что не забыл их захватить.


Мишель посмотрела на монеты, потом посмотрела на него, широко раскрыв глаза:


— Мы не оставляем на чай бесценные, древние, золотые монеты, Аларик, — сказала она, забирая их. — Я заплачу.

Загрузка...