Хотел ли я быть гангстером, наркоторговцем, преступником? Хотел ли закончить жизнь, будучи убитым, или в тюрьме? И я стал механиком в армии. Затем стал охранником, солдатом. А затем превратился в ничто. Я получил ранения, лежал в госпитале без прошлого и перспективного будущего. Мне пришлось начать все сначала. Пришлось заново решить, чего я хочу. Кем хочу быть. Мне всегда нравилось созидать, работать руками, быть деятельным. Поэтому я начал покупать недвижимость для последующей перепродажи, ‒ он положил руки ладонями на стол, и я не смогла удержаться, чтобы не уставиться на его руки, на линии, появившиеся на коже от воздействия солнца и ветра, на грубость кожи.


У него такие большие, сильные и «золотые» руки. Крепкие, как скалы, грубые, как шлакоблоки.


‒ Я срывал старое напольное покрытие, обдирал стены и срывал все шкафы. Оголял дома до шляпок гвоздей, до каркаса. И обновлял их: строил новые стены, делал новые шкафы, новые полы. Я делал их красивыми, а затем продавал. И превратил это дело в прибыльный бизнес. Это моя личность. Я создаю. Я строил дома, а теперь создаю бизнес и продаю его. Что-то похожее на то, что я делал с домами, но теперь это касается целых компаний.


‒ Ты заново построил свою личность.


Он кивает.


‒ Не один раз.


‒ Как у тебя это получается? Как ты восстанавливаешь личность?


‒ Полагаю, нужны мужество и целеустремленность. Как и все остальное в жизни. Я имею в виду, смотришь на свою жизнь и умения и решаешь, что тебе нравится, что кажется правильным, и следуешь туда, куда все это ведет.


Я смотрю вниз на скатерть.


‒ Не знаю, способна ли на такое. Жизнь, которая у меня есть, не идеальна, но я знаю лишь такую. И это все, что есть у меня. Все, что когда-либо было. То есть да, ты рассказал мне, что у меня были родители, и что я ходила в школу, но куда это меня приведет от этой отправной точки? Как это мне поможет понять, что делать с Калебом?


Я не собиралась задавать последний вопрос, он просто соскочил с языка.


‒ Я не могу решить за тебя. Ты должна решить все сама. ‒ Он не смотрит на меня.


‒ Прости, Логан. Я не намеревалась вспоминать о нем, когда я с тобой. Но такова реальность моей жизни. Знаю, что ты считаешь его плохим, и есть кое-что в нем и его жизни, что не нравится и мне. То, что, чем больше я узнаю о нем, тем сильнее мне становиться с ним дискомфортно. Но он был рядом с тех самых пор, как я очнулась, Логан. Он вернул мне мою личность, то немногое, что у меня есть. Он был рядом со мной каждый день, когда я училась заново ходить и говорить. Я начинала с нуля. Я имею в виду, что основное вернулось довольно быстро, но вот мышцы были атрофированы, и та часть мозга, которая отвечала за речь, была повреждена, поэтому мне пришлось заново учиться и ходить, и говорить. Первые два года моей жизни после пробуждения я провела на физиотерапии и логопедическом лечении. Я не могла самостоятельно одеваться и есть. И Калеб был рядом. Он дал мне все, что у меня есть. Я не могу свести на нет все это только лишь потому, что ты плохо к нему относишься.


Логан вздыхает:


‒ Я не пытаюсь сказать, что он зло или что-то подобное, я просто... ‒ Он замолкает, потирает лицо обеими руками и опять начинает говорить. ‒ Ты когда-нибудь спрашивала себя, почему он так поступил?


‒ Именно он нашел меня.


‒ Так утверждает он. ‒ Логан стучит указательным пальцем по столу. ‒ Но он также говорил, что было нападение с целью ограбления. Разве не это ты мне рассказывала? Факты говорят обратное. Я видел полицейские отчеты. Видел фотографии машины, отчеты о шестнадцатилетней девушке без сознания и без реакций, с тяжелой черепной травмой. Видел медицинскую экспертизу, в которой говорилось, что ты могла не очнуться.


‒ Зачем он солгал? ‒ спрашиваю я.


‒ Не знаю, ‒ отвечает Логан. ‒ Не знаю. Этот вопрос нужно адресовать ему, и на него я не могу дать ответ.


‒ Не знаю, смогу ли я. ‒ У меня опять кружится голова.


В груди становится тесно. Кажется, что стены сжимаются надо мной. Задняя стенка кабинки словно имеет руки, которые каким-то образом хватают меня за горло. Окружающий мир кружится.


Ложь. Правда. Фальсификация. Факты.


Все это смешивается, словно дым от свечи кем-то задутой. Смешивается, смещается, контуры растекаются.


Я встаю, выхожу из кабинки, мои ноги заплетаются. На улице сейчас утро. Солнечные лучи пробиваются между крутых стен зданий, таким образом образуя широкую дорожку золотистого света, струящуюся на улицу, на тротуар, обхватывая меня. Я иду, спотыкаюсь, оступаюсь и бегу.


Я не могу дышать.


Не могу видеть. Это не паническая атака, это... что-то похуже. Мое сердце грохочет и неистово бьется, и я падаю. Я умираю? Возможно, это было бы не так уж и плохо.


Я хватаюсь за столб указательного знака, холодный металл касается моей щеки.


Я осознаю, что плачу и повторяю нараспев:


‒ Изабель... Изабель... Изабель...


Теплые крепкие руки притягивают меня к широкой груди. Голос, похожий на солнечный свет, шепчет мне на ухо:


‒ С тобой все в порядке. Дыши, детка. Сделай глубокий вдох и выдохни.


Не это он должен был сказать. Это не поможет. Приказ дышать не заставит меня это делать. Он говорит не те слова.


‒ Я Мадам Икс, ‒ шепчу я, надеясь, что если я произнесу вслух, то это повлияет каким-то магическим образом, заставит кислород забраться в мои легкие и замедлит мое прерывистое дыхание. ‒ Я Мадам Икс. Ты Калеб Индиго. Ты спас меня от плохого человека. Я с тобой в безопасности. Это был лишь сон. Просто сон.


Я несколько раз это повторяю, но ничего не помогает.


Я слышу за собой сбивчивое дыхание, чувствую, как его губы касаются мочки моего уха. Его руки скрещены у меня на груди, словно стальные канаты.


‒ Господи, он так чертовски умело промыл тебе мозги. ‒ При этом голос Логана звучит жестко, гневно. Горько.


‒ Это... это успокаивает, когда у меня начинается паническая атака, ‒ умудряюсь пояснить я.


‒ Хорошо, давай попробуем кое-что новенькое? Ты Изабель. Ты сильная. Ты в безопасности. Тебе никто не нужен.

Я не могу. Не могу произнести эти слова. Хотя я пытаюсь. Пытаюсь.


‒ Я... я... Изабель. Я Изабель. ‒ Я трясу головой. ‒ Нет. Я не Изабель. Это больше не я. Я не могу быть ею, она умерла. Я умерла. На операционном столе я умерла. Они вернули меня обратно, но я умерла. Мое сердце не билось почти минуту. Я умерла. Изабель де ла Вега умерла.


‒ Тогда стань кем-то еще.


‒ Кем? ‒ выкрикиваю я. ‒ Кем еще я могу быть? Я Мадам Икс.


‒ Ты хочешь быть именно ею?


‒ Я не знаю! ‒ Я поворачиваюсь в его объятиях и прижимаюсь щекой к груди. ‒ Я не знаю, Логан. Нет, я не хочу больше быть Мадам Икс. Хочу быть кем-то новым, но не знаю кем. Не знаю, кем или как это решить.


‒ Ты сильная. Ты в безопасности. Тебе никто не нужен.


‒ Это не правда.


‒ Вероятно, не сейчас. Но все возможно. ‒ Кончиком пальца он прикасается к моему подбородку. ‒ Посмотри на меня, сладенькая. Ты когда-нибудь слышала фразу «играть роль, пока она не станет тобой»?


Я трясу головой.


‒ Нет.


‒ Иногда только это и остается. Делать вид, что все нормально. Притворяться, что ты сильная. Что тебе никто не нужен. Имитировать. Притворяться для себя, для тех, кто тебя окружает. Когда просыпаешься или ложишься спать, продолжай притворяться. И когда-то однажды... это станет правдой.


У меня нет ответа. И мне не нужно искать ответ, поскольку подъезжает Майбах. Длинная машина с низкой посадкой медленно останавливается возле нас.


Ты находишься по ту сторону, за водителем Леном.


Окно опускается, и твои темные глаза застывают на мне.


‒ Садись, Икс. Сейчас же.


‒ Может, ты дашь ей самостоятельно решать, чего она хочет, Калеб? ‒ спрашивает Логан, не ослабляя свою хватку на мне.


‒ Это не твое дело, – огрызаешься ты. ‒ И убери от нее руки.


‒ Без вопросов, если она мне скажет это сделать.


‒ Хотите вернуться в тюрьму, мистер Райдер? – спрашиваешь ты слишком тихим голосом. ‒ Я могу это устроить, если пожелаешь.


Логан напрягается. Очевидно, угроза имеет вес.


Я чувствую себя словно кость, за которую дерутся две собаки. Мне это очень не нравится.


‒ Остановитесь. Оба. Просто… прекращайте это.


Я поворачиваюсь к тебе.


‒ Как ты нашел меня, Калеб? ‒ спрашиваю я.


‒ Ты моя. Я всегда смогу тебя найти.


‒ Она не твоя, придурок, ‒ рычит Логан. ‒ Она своя собственная.


В следующее мгновение Лен выходит из машины. Высокий, широкоплечий мужчина, его глаза выглядят бездушными, по ним видно, что ему приходилось ранее сталкиваться со смертью. Из-под пиджака Лена появляется пистолет, он черный, большой и выглядит пугающе. Ствол касается головы Логана.


‒ Отойди. Немедленно.


Голос Лена холоднее льда, категорический, лишенный каких-либо эмоций.


‒ Пошел ты. Ты не будешь стрелять в меня средь бела дня.


Он до боли сжал мои руки.


‒ Подумай еще раз, ‒ говорит Лен. Он оттягивает верхнюю часть пистолета, щелкая затвором. ‒ Непременно буду. Я ничего не забыл, Райдер.


Я вспоминаю пентхаус, мою ванну, связанного Лена с кляпом во рту и под прицелом. Я вижу в глазах Лена желание убивать, и я знаю, что Логан может умереть за долю секунды. Между двумя вздохами.


‒ Оставь это, Логан, ‒ прошептала я, ‒ не надо. Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня.


‒ У тебя есть выбор, ‒ отвечает он. Его глаза умоляюще смотрят на меня. ‒ У тебя есть выбор. Выбор здесь, выбор имени. Выбор будущего.


‒ Я ‒ ее будущее, ‒ отрезаешь ты.


Эта фраза адресована Логану, не мне.


‒ А так же прошлое и настоящее. А ты ‒ никто. Просто временное развлечение.


‒ Пусть он застрелит меня. Мне наплевать, Икс. Сделай для себя выбор.


Я чувствую себя задушенной, задыхающейся из-за необходимости выбирать.


Я смотрю на Логана, и его глаза вспыхивают от ярости, тают… некоторые эмоции я не понимаю: мягкие и мощные, кипящие и острые, словно бритва ‒ все сразу, все на меня, для меня, адресованы мне. Его светлые волосы длинные, уже очень длинные, волнистые и вьющиеся на концах, свисают ниже плеч, светлые локоны развиваются над глазами. Я вижу его шрамы, два круглых отверстия в правом плече, белые тонкие линии на его предплечии и правом бицепсе, и я знаю, что ниже справа есть еще один круглый загрубевший шрам, чуть дальше ребер, и я вижу его татуировки, покрывающие его плечо в беспорядке изображений. Я вижу все это словно на картине, застывшей виньетке, его глаза цвета индиго и светлые волосы, и шрамы, и татуировки, и огрубевшие от работы руки, и его квадратную челюсть, высокие скулы и выразительные губы, которые целовали меня и не требовали большего, не заявляли о большем, нуждаясь в этом, желая большего, но ожидая, пока я буду готова дать это. Буду ли я вообще когда-либо готова? Смогу ли я когда-нибудь обладать свободой, чтобы выбрать его? Способна ли я на это?


Я не знаю.


Я отталкиваю себя от него ради его же блага. Я не могу позволить ему пострадать из-за меня.


Однако ему уже больно. Это написано в его глазах, и это, в свою очередь, ранит мое сердце словно нож.


Я отхожу, и это похоже на дежавю. Логан передо мной, ты позади меня, ждешь. Машина. Лен. Моя сердечная боль, моя печаль и замешательство. Я хочу его, но я не доверяю себе. Я не доверяю своему видению будущего с ним. Доверяю ли я ему? Я не знаю.


Ты позади меня, в Майбахе. Ты не вышел. Твои глаза ‒ воплощение темноты. Непостижимые. Загадочные. Ты идеальный, как обычно идеальный, неприкасаемый, будто высеченный из живого мрамора.


Лен открывает дверь одной рукой, держа в другой пистолет, скрытый из виду. Ты не придвигаешься ко мне. Ты даже не смотришь на меня. Ты сверлишь глазами Логана, но я не знаю, о чем ты думаешь. Что ты чувствуешь.


Я знаю, о чем думает и что чувствует Логан, потому что все эмоции написаны у него на лице, ему наплевать, что кто-либо увидит или подумает.


Он существует. Он просто есть.


Но я в движении, и тело в движении остается в движении. Я не могу остановить это. Я не могу сбежать к Логану, не сейчас. Возможно, никогда. Он слишком хорош для меня, слишком настоящий, чересчур.


Слишком реальный.


А я...?


Я призрак.


Призрак по имени Изабель.


ГЛАВА 6


Ты долго молчишь, а я наблюдаю за тобой, за тем, как ты усердно что-то обдумываешь, словно решаешь, рассказывать мне это, либо же нет. Не знаю. Мне никогда не удавалось прочесть тебя.


‒ Икс... ‒ Твой голос спокоен, более тихий, чем обычно.


‒ Логану удалось узнать мое имя.


‒ Это он так решил? ‒ В голосе уверенность, беспечность.


‒ История, рассказанная им, имеет смысл, ‒ говорю я.


‒ И? Какое же твое новое имя? ‒ пренебрежительно произносишь ты.


‒ Изабель Мария де ла Вега Наварро, ‒ произнося это, я пристально смотрю на тебя. ‒ Это испанское имя.


Некоторое время ты молчишь, и я вновь не знаю, как расценивать данное молчание.


‒ Значит, теперь ты Изабель?


‒ Я не знаю. В этом-то и вся проблема. Я не знаю. Ничегошеньки.


‒ Нет, ты знаешь. Ты знаешь, кем на самом деле являешься. ‒ Ты ерзаешь на стуле, и я вижу темные круги у тебя под глазами, ты не побрит, на лице отросшая щетина. ‒ Ты ‒ Мадам Икс. Я ‒ Калеб Индиго... ‒ начинаешь ты.


‒ Да? Разве?


‒ Как только ты начнешь задавать вопросы, то уже не сможешь остановиться, Икс. Это как кроличья нора: стоит тебе в нее шагнуть, и ты не сможешь удержаться от падения.


‒ Забавно, ‒ говорю я. ‒ Логан говорит нечто очень схожее на твои слова.


‒ Неужели, ‒ хоть это и выглядит как вопрос, но больше походит на утверждение.


‒ Да. ‒ Паника продолжает наполнять меня, проталкиваясь в разум, но я как-то научилась справляться с этим. Говорить, несмотря на дрожь во всем естестве.


‒ Он сказал, что мне не удастся уклониться от ответов, как только я начну задавать вопросы.


‒ Мне все равно, что там говорит Логан. Он ‒ никто. ‒ Еще ближе.


Я чувствую тепло твоего тела, вижу, как мышцы напрягаются под тканью костюма. Твои глаза красные, словно ты не спал даже той малой доли, к которой уже привык.


‒ Он не «никто». Не для меня. Мне важно, что он говорит.


‒ Почему?


‒ Потому что он говорит мне правду, Калеб.


‒ Откуда тебе это знать? ‒ Твоя рука опускается мне на бедро.


Я отталкиваю ее с необычайной силой, что шокирует и меня, и тебя.


‒ Нет. Не смей ко мне прикасаться.


Я чувствую, как во мне закипает ярость. Гнев. Я злюсь на тебя. На Логана. На все происходящее.


‒ Откуда тебе знать, что он говорит правду? ‒ отвечаешь ты. ‒ Он мог попросту выдумать все это.


‒ Я просто знаю. Я долго над этим размышляла, ‒ говорю я. ‒ Дело в том, что все эти вопросы я могу адресовать и в твой адрес. Как я могу знать наверняка, что все сказанное тобой является правдой? Во что я верила? Кому доверяла?


Ты вздыхаешь.


‒ Человеку, который всегда был с тобой рядом.


‒ А почему ты был рядом? Что ты с этого имел? Если не брать в расчет, что у тебя был свободный доступ к десяткам женщин, я бы назвала это лишь действом для легкого секса. Пленницы, если пожелаешь.


‒ Это вовсе не то, кем ты для меня являешься, Икс.


‒ Прекрати называть меня так, ‒ выкрикиваю я. ‒ Я больше не чертова Мадам Икс.


‒ Тогда кто же ты?


‒ Я НЕ ЗНАЮ! ‒ первые два слова я просто воплю, а третье ‒ лишь выкрикиваю. Даже Лен поворачивает голову в мою сторону и смотрит.


‒ Так что же, мне называть тебя «Неизвестная»?


‒ Не издевайся надо мной, Калеб Индиго, ‒ мой голос резок, словно лезвие ножа.


‒ И не собирался. Издевки ‒ не мой стиль.


‒ А каков твой стиль? Сутенерство? Проституция? Кто эти девушки, которые, как они считают, сейчас в безопасности? Они по-прежнему проститутки. Просто, сейчас они работают на тебя, и ты их единственный клиент. Пока ты не продашь их кому-то по самой высокой цене, и они не станут невестами-рабынями. Ты убеждаешь их, что у них есть выбор. А есть ли он у них на самом деле? У Рейчел его нет. Если она опять вернется на улицу, то вновь превратится в шлюху и наркоманку Дикси. Так что сейчас она всего лишь твоя шлюха, а ты ‒ ее наркотик. У нее нет выбора. ‒ Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, позволяя правде срываться из уст. ‒ Она такая же, как я. Ни больше и ни меньше. Мы ‒ твои шлюхи. Мы ‒ твои наркоманы, которые жаждут своей дозы. А ты ‒ наш наркотик, который бежит по венам.


‒ Ты не понимаешь, о чем говоришь, Икс, или Изабель, кем ты там себя возомнила.


‒ Не важно, кто я. И, кстати, Калеб, ‒ я позволяю тишине, глумящейся над нами, зависнуть в воздухе. ‒ Я задам тебе один вопрос, и ты ответишь мне правду, или клянусь, я никогда больше не заговорю с тобой.


‒ Хорошо, ‒ спокойно произносишь ты.


‒ Как ты нашел меня?


Вздох. Свидетельство, что ты сдаешься.


‒ Тебе делали микро-пластику. Вживили чип. Я заплатил хирургу, который по крупицам собрал твое лицо, два с половиной миллиона долларов.


Это потрясение. Оно настолько велико, что я онемела, я в шоке, и, похоже, от этого в силах сохранить абсолютное спокойствие.


‒ Микро-пластика? Реконструкция лица? ‒ Я касаюсь левой стороны лица, чуть выше уха.


‒ Ты не помнишь? ‒ Ты в недоумении.


‒ Нет. ‒ Я стараюсь вспомнить, но терплю поражение.


Я пытаюсь вернуться в прошлое, но дни после операции, после того, как я очнулась, довольно размыты. Помню терапию и Калеба, хирургов и Калеба, медсестер и... Калеба.


‒ Вся левая сторона лица была... месивом. Правая сторона идеальна, нетронута. А левая... ее просто не было. Я привез самого умелого и знаменитого ринопластического хирурга в мире, и заплатил ему довольно большую сумму денег, чтобы восстановить твою былую красоту. Два с половиной миллиона, которые я упомянул, это лишь взятка за имплантацию чипа, помни. Я заплатил ему больше, чем четырежды по столько, чтобы он бросил всех клиентов и приехал в Нью-Йорк заниматься тобой.


Полагаю, я должна быть впечатлена, сколько тебе пришлось потратить на мое восстановление.


‒ Ты говоришь, что мне вставили... чип ‒ что это значит? ‒ Мне становится сложно говорить, сложно дышать.


Секунду ты не отвечаешь.


‒ Шрам у тебя на бедре... он всегда там был, со дня аварии то есть. Когда доктор Френкель клал тебя на восстановление лица, он разрезал этот шрам, вставил маленький компьютерный чип и закрыл разрез, как будто его никто не трогал. Микрочип позволяет мне определить твое местоположение с точностью до метра, ‒ ты показываешь свой телефон.


Я не знаю, что думать о твоем признании. Так что меняю тему.


‒ Хочешь послушать, какую историю рассказал мне Логан?


‒ Если хочешь рассказать, я послушаю, ‒ безразлично, равнодушно. Недоверчиво.


Может быть, даже слишком.


‒ Была автомобильная катастрофа, ‒ говорю я. ‒ Мои родители погибли, а я ‒ нет. Мы иммигранты. Полиция не опознала меня, но расследование закрыли, потому что я была в коме, из которой могла не очнуться, и меня признали Джейн Доу.


‒ Вот как.


‒ Вот как? ‒ Я смотрю на тебя. ‒ И что значит это твое «вот как»?


‒ Это значит, что в его истории не все гладко, ‒ говоришь ты. ‒ Почему тебя не опознали? Твои родители иммигрировали незаконно, и у них не было паспортов? И даже если допустить, что какая-то невероятная череда событий привела к тому, что вас с родителями невозможно опознать, то почему расследование просто закрыли? Они бы не сдались... просто так. Если Логан смог выяснить, кто ты, то почему не смогли полицейские?


‒ Я... ‒ в горле пересохло, душа замерла, разум в смятении.


‒ Шесть лет, Икс. Я потратил шесть лет своей жизни на заботу о тебе. Ты думаешь, я бы не поделился с тобой такой информацией, раз ее так просто найти? ‒ Откуда мне знать? Не знаю. Ты продолжаешь говорить.


‒ Мы знакомы шесть лет, а этого мужчину ты знаешь чуть больше... чего? Я даже не знаю? Сколько ты провела с ним? Несколько часов максимум? И ты готова поверить всему, что он скажет, ‒ от тебя исходит отвращение.


У меня нет ответа на твои доводы.


‒ Но мое лицо, Калеб. Ты только что сказал, оно обгорело. Как это смогло случиться при ограблении?


‒ Я не сказал, что оно сгорело, Икс. Я сказал, его собирали по кусочкам. Тебя избили, жестоко и грубо. Врачи думают, тебя пинали, когда ты пыталась ползти, понимаешь? Руки за голову? Повреждения были настолько сильными, что лицо уже было бы не твоим. Я не хотел, чтобы ты жила с этим, так что его привели в порядок. Я не говорил, что оно было обожжено.


Вот так быстро моя новая личность испарилась.


Я ненавижу тебя.


‒ Ты ‒ мадам Икс... ‒ говоришь ты. И я отчаянно хочу уцепиться за это. Но не могу. А твои слова, когда-то знакомые и успокаивающие, теперь кажутся пустыми. ‒ А я Калеб...


‒ Прекрати, Калеб, ‒ говорю я, едва способная шептать. ‒ Просто... прекрати.


‒ Если хочешь выбрать другое имя...


‒ С чего это ты решаешь, что мне можно? ‒ спрашиваю я. ‒ Почему вся моя жизнь зависит от тебя? Почему все мое существование зависит от тебя?


Ты вздыхаешь. Вздох полный давнего страдания.


‒ Останови машину, Лен, ‒ произносишь ты.


Машина сворачивает на обочину Пятой авеню за несколько домов от твоего небоскреба, справа от нас проносится утренний поток машин.


Ты указываешь на дверь, окно, мир за ними.


‒ Тогда иди. Ищи свой путь.


‒ Калеб...


Ты открываешь дверь, смотришь на машины, затем назад за машину. Распахиваешь мою дверь. Хватаешь за запястье. Вытаскиваешь меня. Закрываешь дверь и возвращаешься к двери за шофером.


‒ Ты зависишь от меня, не потому что я настаиваю, чтобы держать тебя в заточении. Просто так сложилось. Если хочешь свободы так сильно, ‒ каждое слово отдает сарказмом, ‒ так вперед.


Ты садишься в машину. Дверь закрывается с мягким хлопком. Мотор мягко рычит, и «Майбах» уезжает, оставляя меня одну.


Ты доказал свое. Куда мне идти? Что делать?


Кто я? Если я не мадам Икс, то кто?


Изабель? Она существует? История Логана правдива?


Если так, значит твоя история ложь; если твоя ‒ правда, то история Логана ‒ ложь.


Есть пробелы в обоих вариантах. Причины сомневаться. Возможно, оба они лживы.


Я иду, пока думаю, и не знаю, где нахожусь. Недалеко оттуда, где ты выставил меня из машины, квартал или два. На углу церковь из темного камня, готическая архитектура. Лестница, на ступеньках сидят люди, курят сигареты, пьют кофе и говорят по телефону. Я сажусь на ступеньку, скромно подобрав ноги под себя, подавляя приступ паники.


Я одна на Манхэттене. У меня нет денег. Нет паспорта. Нет личности. Я никто. Если вернусь к тебе, поднимусь в твой небоскреб, то признаю себя твоей. Признаю себя Мадам Икс.


Можно позвонить Логану, но что я о нем знаю? Очень мало. Что он рассказал и что я чувствую. Чувствую, что могу доверять ему. Чувствую, что рядом с ним все возможно. Я не сомневаюсь в нем, когда мы вместе. Я его знаю. Он во мне. Все хорошо рядом с ним. Но сейчас, вдали от него, я во всем сомневаюсь. В нем. В себе. В Калебе.


Я даже не осознаю, что плачу, пока старый вонючий негр в лохмотьях не садится рядом, сделав глоток из коричневого бумажного пакета, и не косится на меня.


‒ Кто-то тебя обидел, а?


Я шмыгаю.


‒ Да. Нет. Я не знаю.


Старик кивает глубокомысленно, как будто я сказала что-то очень разумное.


‒ Худшая в мире боль. Незнание.


‒ Я не знаю, кто я.


Зачем я признаюсь в этом бездомному пьянчужке? Но, признавшись, чувствую облегчение.


‒ Ага, я тоже. А я никогда и не был кем-то. Я пьяница, не потому что бездомный, понимаешь. Я бездомный, потому что пью, ‒ он покачивается, смотрит вверх, как будто ищет что-то в чистом безоблачном небе. ‒ Или может быть все наоборот. Я уже не помню.


‒ Я тоже не помню. Не помню, кем была, и потеряла все, кем являюсь сейчас. ‒ Я не собираюсь вытирать слезы.


‒ Не нужно знать, кем ты была или кто ты есть. Нужно только знать, кем ты хочешь быть.


На удивление, это помогает. Я гляжу на мужчину, впитывая его утверждение. Нужно только знать, кем я хочу быть. Рейчел говорила что-то очень похожее, и Логан тоже.


Однако вопрос остается. Кем я хочу быть?


Я не знаю.


Не знаю.


В какой-то миг мужчина сбегает, бесконечно лакая из бутылки.


Я вижу, как ты подходишь. Божество, спустившееся на землю смертных. Темно-синий костюм, сшитый на заказ, естественно. Белая рубашка. Без галстука, две пуговицы расстегнуты, в вырезе видна обнаженная грудь. Темные волосы зачесаны назад, непринужденно и искусно. Глаза, как черная дыра, поглощают весь свет и материю, поглощают, притягивают, ищут, все засасывают внутрь. Засасывают меня. Затягивают меня. Ты садишься рядом, откидываешься назад, опираясь локтями на ступеньку позади.


‒ Пошли домой, Икс.


‒ Домой? ‒ я произношу слово как вопрос, выплевывая его как самую горькую желчь. ‒ Это куда?


‒ Да ради бога, Икс...


‒ Я сижу в твоей чудовищной квартире и жду. Знаешь, чего жду? Тебя. Сижу там и жду тебя. Жду, когда ты покажешься, трахнешь меня и после будешь меня игнорировать.


Взгляды вокруг устремлены на меня. Я их не замечаю. Ты, однако, не смотришь на меня. Ты осматриваешь толпу, смотришь на прохожих, на поток машин желто-черных, и бело-голубых, и красных, куда угодно, кроме меня.


‒ Я недовольна, Калеб. Статус-кво поставлен под сомнение. Кто я, кем была, кем буду, все под вопросом. Ты хоть знаешь, каково это?


‒ Лучше, чем ты думаешь.


‒ Я больше не хочу быть такой, Калеб.


‒ Тогда кем...


‒ Пока не знаю. Я больше ни в чем не уверена. Не уверена, что доверяю Логану, но и тебе я больше не верю. Я не знаю, во что верить, ‒ надменно произношу я.


Я смотрю на тебя, и, наконец, ты смотришь мне в глаза.


‒ Ты больше не можешь держать меня, словно пленницу, окутывая своими чарами. Все изменилось.


‒ И что же тебя изменило?


Я пожимаю плечами.


‒ Логан, ‒ вот она, такая простая правда.


Всего несколько часов с ним, и все изменилось. Я не уверена, благодарна ли я за это, или нет.


‒ Он ‒ бывший зек, ‒ говоришь ты.


Я киваю.


‒ Я знаю. Он сказал мне. ‒ Я облизываю губы.


‒ Он сказал мне, что это как-то связанно с тобой. Или, по крайней мере, это было между строк. Он не сказал, как именно. Это не важно. Мне без разницы.


‒ И что же ты намерена делать?


‒ Не знаю.


‒ Просто возвращайся со мной. Я помогу тебе во всем разобраться. Я дам тебе личное пространство.


‒ Я не уверена, смогу ли теперь оставаться с тобой наедине. Не после того, что произошло между вами с Рейчел.


Вздох. Долгое молчание. Еще один вздох.


‒ Возвращайся, ‒ твои глаза встречаются с моими. Я замечаю в них слабый проблеск эмоций, крохотная, едва заметная искра.


‒ Пожалуйста.


Куда еще мне идти? Некуда. У меня никого нет. Рейчел мне теперь противна. Я не могу смотреть на нее, не видя при этом тебя рядом с ней, как ты трахаешь ее, шлепаешь, и при этом смотришь мне в глаза.


Я хочу пойти к Логану. Я хочу зарыть голову в песок. Я желаю, чтобы его руки обнимали меня. Я хочу чувствовать на себе его взгляд, его прикосновения, губы. Я так сильно желаю всего этого. Я хочу его правду. Легкость всего, чем он является. Но что, если он тоже врет? Что, если я стану зависима от него так же, как я зависима от тебя?


Ты наркотик. И я подсела на тебя.


Я читала книгу о наркоманах и зависимостях. Даже когда зависимые знают, что наркотик их убивает, они не в силах остановиться. Они возвращаются к нему снова и снова, вопреки осознанию платы за это.


Я возвращаюсь с тобой, зная, что не могу доверять. Что ты врешь, скрываешь от меня правду. Что ты манипулируешь мной, заставляя остаться. Я иду с тобой, потому что я зависимая.


ГЛАВА 7



Ты прижимаешь меня к двери лифта, сильно вжимаясь в мои бедра, твои руки блуждают по моему телу, одной тянешься вверх, чтобы схватить за волосы, а второй срываешь мою одежду. Твои губы плотно прижаты к моему рту, но это не поцелуй, это демонстрация власти. Из-за твоего рта я теряю возможность дышать. Руки крадут волю.


От близости твоего тела у меня голова идет кругом. Ты настолько близко, что я не могу ни поспорить с тобой, ни отстраниться, ни начать сомневаться. Я словно узница. Ты настолько точно знаешь мое тело и то, как оно на тебя реагирует. Ты знаешь все рычаги давления и мастерски управляешь ими. Я беспомощна.


Ты подобен злому духу.


Каким-то образом ты освободился от одежды. Не помню, чтобы видела или чувствовала, как ты раздеваешься, но я чувствую твое обнаженное тело. Ты не нежен, ты не медлишь. Ты обрушиваешься на мой рот до тех пор, пока я с силой не выворачиваю голову, чтобы сделать вдох, потому что могу задохнуться.


И вот твои руки с силой давят мне на плечи, я вынуждена встать на колени. Твоя рука запуталась в моих волосах, и ты запрокидываешь мою голову назад. Мое сердце бешено колотится в груди, я в шоке, губы приоткрыты. Это был не тот Калеб, которого я знаю, не тот мужчина, который владел моим телом каждую ночь, каждый день с тех самых пор... сколько я себя помню.


Твой член подобен вертикальному стволу, он прямо у моего лица, такой огромный, со вздутыми венами и громадной головкой. Он так же совершенен, как и ты сам. Хотя мне особо не с чем сравнивать, я безупречно знаю лишь твое тело.


‒ Открой рот, ‒ командуешь ты.


Я делаю, как ты велишь. Тело подчиняется, хоть разум словно скован.


Ты глубоко входишь мне в рот, до самого горла. Потом выходишь. И вновь входишь.


‒ Вот как ты хочешь? ‒ спрашиваешь ты. ‒ Чтобы поступал с тобой, как с остальными?


Ох. Мы вновь к этому возвращаемся.


Ты входишь в мой рот, я чувствую плоть, давлюсь, когда ты доходишь до горла, задыхаюсь, когда ты давишь еще глубже. У меня на глазах слезы, нос вжимается в твой живот. Я не могу дышать, подбородок болит, из глаз невольно текут слезы, и я парализована всем этим, тобой, болью, тем как заглатываю твой член глубоко в горло и сосу, дышу через нос.


Мне все это не нравится.


Я качаю головой и пытаюсь отползти назад, но дверь за моей головой преграждает мне путь.


‒ Так ты этого хочешь? ‒ спрашиваешь ты.


Я качаю головой.


Это уже начинает походить на насилие.


Предательство.


Тут ты вытаскиваешь свой твердый член у меня изо рта и обхватываешь его рукой, начиная движения вверх-вниз. Одна твоя рука по-прежнему у меня в волосах, и ты накручиваешь пряди себе на кулак.


‒ Хочешь, чтобы я запачкал все твое личико, да? Так же, как я сделал с Рейчел?


Зачем ты это делаешь?


Я могу закричать, но не делаю этого.


Смотрю, как твоя рука скользит по всей длине, затем лицо напрягается, челюсти сжимаются. Ты направляешь конец пениса мне в лицо. Молча выпускаешь струю, с ухмылкой на губах.


Ты кончаешь мне на лицо.


Горячая жидкость течет по моему лбу, впитывается в волосы. Она стекает по моей щеке и проливается на губы. Я чувствую ее соленость. И как она продолжает течь по моему подбородку.


Ты делаешь шаг назад, и я резко встаю на ноги, пытаясь скрыть свой плач. Я стою перед тобой, чувствую тяжесть в груди, отвращение и боль в душе.


И еще... я ненавижу себя. Я терпеть себя не могу.


Потому что не могу отрицать правду: если бы ты не стал меня принуждать, мне могло бы это понравиться. Если бы я не просто смотрела на тебя, если бы моя рука ублажала тебя вместо твоей, если бы у нас был хоть малейший намек на взаимность...


Но его не было, и я в ярости.


Я выплевываю твое семя тебе же на лицо.


‒ Пошел в жопу, Калеб. Ты свинья.


‒ Ведь ты этого хотела.


Ты даже не потрудился стереть со щеки свою сперму, смешанную со слюной.


‒ Но не по принуждению! ‒ кричу я.


Твои руки меня хватают, разворачивают, прижимают вплотную к двери, ты прислоняешься ко мне, сгибаешь колени и проскальзываешь внутрь меня. Медленно, нежно. Касаешься губами моего плеча. Затылка, линии волос. Поднимаешь мне волосы на макушку и целуешь в шею, потом спускаешься обратно к плечу. Толчок.


Ты только что кончил, но твой член по-прежнему возбужден, он вновь готов.


‒ Вот так? ‒ ты медленно, нежно, скользя, входишь в меня, целуешь мою шею.


Частичка меня говорит «да».


‒ Нет, ‒ практически рычу я. Отталкиваюсь и бью тебя локтем так сильно, как только могу.


Я позволила тебе войти в мой рот своим пенисом, но потом ты отнял у меня то, что я не хотела отдавать.


Я же никогда не отказывалась.


Теперь я ставлю все под сомнение. В особенности себя же саму.


Твоя сперма все еще на моем лице.


‒ Вели мне остановиться, Икс.


‒ Остановись, Калеб, ‒ говорю я спокойным голосом. Я горжусь этим, поскольку сейчас я нисколько не спокойна.


Ты отпускаешь меня и отходишь. Опустошенная, я сползаю вниз. Опираюсь на холодный серебристый метал двери лифта. В груди тяжесть. Дыхание спертое. Слезы текут из глаз. Я разворачиваюсь. Делаю шаг к тебе.


И я бью тебя со всего маху, по лицу, так сильно, насколько могу. Моя ладонь с треском врезается в твое лицо. Я бью снова. Снова и снова. Ты не пытаешься защищаться.


‒ Так я веду себя с ними. Я не спрашиваю, чего они хотят. Я трахаю их. Делаю то, чего я хочу. Я не нежен. Они либо мирятся с этим, либо уходят. Но ты... с тобой я так не поступаю, потому что ты не такая, как они. ‒ Твои щеки покраснели от моих шлепков.


Моя слюна, твое семя ‒ все осталось на твоем лице, на моей руке. Мы оба перепачканы.


‒ Я видела, как ты вел себя с Рейчел, все было иначе. ‒ Я до боли хочу вытереть лицо, но не доставлю тебе такого удовольствия. ‒ По-твоему, твои слова должны как-то смягчить то, что ты только что сделал?


‒ Ты могла меня остановить. Мой член был у тебя во рту. Ты могла бы укусить меня. Твои руки были свободны. Ты могла бы ударить меня, оттолкнуть меня, схватить за яйца. Ты могла бы сделать что угодно. Но не стала. Ты просто сидела и принимала меня. ‒ Ты делаешь паузу для эффекта. ‒ Тебе это нравилось.


‒ Не смей переворачивать все с ног на голову, Калеб Индиго.


‒ Почему нет... Мадам Икс? Разве это не правда? Разве ты не могла меня остановить?


Он прав. Я действительно могла. Я недостаточно упорно сопротивлялась.


Я с силой толкаю Калеба так, что он попятился назад.


‒ Будь ты проклят, Калеб! За что ты так со мной?


Ты легко восстанавливаешь равновесие и отворачиваешься. Вытираешь лицо рукой. Одеваешься с привычной аккуратностью.


‒ Ты хочешь видеть меня плохим. Так что я буду плохим. ‒ Ты одет, а я все еще голая, и ты оглядываешься на меня. ‒ И в глубине души ты знаешь, что тебе понравилось. Может, тебе не нравится, что я был грубее, чем ты бы предпочла, но тебе понравилось. Так же, как тебе нравилось смотреть, как я трахаю Рейчел. Ты ненавидишь меня за это, но мне кажется, ты больше ненавидишь себя за то, что тебе это понравилось.


Я качаю головой, но не могу подобрать слова, чтобы это отрицать.


Ты не улыбаешься, но я отчетливо вижу тень удовольствия, промелькнувшую на твоем лице.


‒ Ты не отрицаешь этого.


Я открываю рот, чтобы заговорить, но у меня нет слов. А потом...


Ты целуешь меня.


Нежно целуешь.


Так сладко.


Ты отходишь, лезешь во внутренний карман пиджака и вытаскиваешь гладкий шелковый бордовый галстук. Вытираешь им мое лицо, а затем снова меня целуешь.


Ты замечаешь, что я не целую тебя в ответ?


Меня шатает. Твои эмоциональные манипуляции оставляют во мне лишь пустоту и утомление.


Ты тянешься в карман на боку брюк, вытаскиваешь тонкий белый прямоугольник. Телефон. Даешь его мне.


‒ Это твой. Я вбил в него свой номер. И Лена, если тебе понадобится водитель или еще что. Ты бросаешь взгляд на кучу тряпья ‒ моя одежда, платье, белье. И маленький квадратик сложенной бумаги. Ты наклоняешься, вытаскиваешь его, разворачиваешь и читаешь. Складываешь и отпускаешь, позволяя ему упасть. Забираешь обратно телефон, какое-то время что-то там делаешь. ‒ Вот. Теперь у тебя есть и его номер тоже. Так я предоставляю тебе выбор.


Ты отдаешь телефон, и я беру его спокойно и молча. Я так устала, что едва стою ровно. Ты просто смотришь на меня с характерно непроницаемым выражением.


‒ Хочешь быть ею? ‒ Ты показываешь на бумажный квадратик. На нем имя. ‒ Тогда будь ею. Будь иммигранткой.


Ты поворачиваешься, лифт открывается, ты заходишь и вставляешь ключ. Я недалеко. Ты хватаешь меня за бедро и притягиваешь к себе. Снова целуешь меня в губы, как никогда. А потом отпускаешь, и я отступаю.


‒ Ты Изабель, а я Калеб.


Остальное ты не произносишь, но почему-то это даже хуже, чем если бы ты сказал все.


Как будто не произнося остального, ты показываешь, что видишь ложь. Что плохого не было. Что ты не спасал меня. Внезапно я желаю лжи.


Хочу обмана.


Но ты лишь повторяешь правду, новую правду.


‒ Ты Изабель, а я Калеб.


Ты поворачиваешь ключ, двери закрываются, и я вижу, как ты удаляешься, и вот ты исчезаешь.


Я остаюсь наедине с твоими словами.


Ты Изабель, а я Калеб.


Ох, какой же ты жестокий. Даже если я это она, то я все равно принадлежу тебе.


Я принимаю душ ‒ долгий, обжигающий душ, и тру себя до красноты и боли, а затем включаю холодную воду. Я чищу зубы до тех пор, пока десна не начинают кровоточить.


Ничто не помогает отчистить с кожи ощущение гадливости или выбить грязь внутри меня.


Я падаю на кровать, завернутая в полотенце, а разум мечется по кругу.


Я Изабель.


Ты Калеб.


Я Изабель.


Он Логан.


Я Изабель.


Я думаю о строчке из Библии, которую однажды прочла в своей библиотеке, давным-давно, до того, как все изменилось: «Я хочу делать то, что правильно, но не могу. Я хочу совершать хорошие поступки, но не делаю этого. Я не хочу поступать неправильно, но, тем не менее, все равно поступаю именно так».


Тогда я не понимала этих слов, но зато понимаю сейчас.


Я зависима, и ты мой наркотик.


Я Изабель.


Если я захочу быть кем-то помимо наркоманки, зависимой от Калеба... помимо человека без личности... помимо девушки на коленях, которая принимает все, что ей дают, будто она большего не стоит, то мне придется выбрать себе другое имя.


Я выбираю Изабель ‒ мертвую иммигрантку, которой я возможно когда-то была.


Я Изабель.


Сон долго не идет, а когда приходит, то на щеках остаются дорожки от слез, стены отражают мои всхлипывания. Призрак Икс мечется в моей душе, а воспоминания, как я задыхалась твоей плотью, как кровоточащая рана в разуме.


ГЛАВА 8


В твоей спальне нет блокирующих свет штор, нет источника белого шума. Это были мои орудия против демонов, что навещают меня во сне. Уже несколько месяцев, как я переехала сюда, как я плохо сплю. Кошмары будят меня, а тебя никогда нет рядом.


В этот раз я не могу проснуться. Я заперта во сне, заперта в темноте, во тьме подобно волкам воют сирены, дождь струится по моему лицу, подобно ледяным ножам. Вспышки света, синего и красного, белый свет прорезает темноту. Ищут. Глаза ищут. Боль пронзает меня, сжимает меня. Я в растерянности, дезориентирована. Я не знаю, что произошло. Я знаю лишь боль. Агонию. Я горю. В голове пульсирует, лицо болит. Кости трясутся, мышцы дрожат, больно дышать, больно плакать. Больно, больно, больно. Я ползу по холодной мокрой твердой земле, ногти царапают и ломаются. Я не знаю, куда пытаюсь добраться, просто уползаю. Прочь. Прочь от боли, но боль во мне, и от нее не сбежать. Невозможно сбежать от себя. Боль везде.


Я резко просыпаюсь в поту и слезах. Я совсем одна. Весь пентхаус мрачный и тихий. Я знаю несколько видов звуков тишины, как, например, тишина ожидания или тишина пустоты.


Это была тишина отсутствия.


Ты ушел.


Я не расстроена этим фактом. Я не знаю, смогу ли снова взглянуть тебе в лицо.


Меня атакуют нахлынувшие воспоминания: твои пальцы у меня в волосах, рот широко распахнут, твоя плоть на моем языке.


Я с трудом добираюсь до ванной и как раз вовремя, чтобы опорожнить содержимое желудка в туалет. Глотку обжигает кислотой ‒ горько и горячо. Язык, губы. Стекает по подбородку. Я полощу рот теплой водой из крана, снова чищу зубы и умываюсь мылом для рук.


Я вымотана, малая часть сна, что я урвала, была прервана кошмаром, ‒ это не отдых. Я медленная, вялая, сонная. Опустошенная. Бесчувственная. Как будто с рвотой я лишилась способности соображать и чувствовать.


На автомате одеваюсь. Черное белье, потому что ничего, кроме белья, у меня нет. Простое сизо-серое платье, силуэт «А», длина до колен, с широким алым поясом и такими же красными лодочками. Я расчесываю волосы цвета воронова крыла и распускаю их волной. Я не знаю, зачем одеваюсь. Я не знаю, куда собралась идти, только не могу тут больше оставаться.


Приближаясь к лифту, я спотыкаюсь о кучу белья, и ногой пинаю что-то твердое, что проскальзывает по деревянному полу. Я отыскиваю его.


Сотовый телефон.


Я поднимаю его и нажимаю на круглую кнопку внизу. Экран включается, отображая время ‒ 20:48 ‒ и дату ‒ 18 Сентября 2015 года. Под ними светится зеленая иконка, рядом с которой написано «Калеб». А возле нее надпись: «код доступа к телефону ‒ 0309 ‒ день, когда ты покинула больницу».


Я нажимаю на иконку и провожу пальцем вправо. Появляется клавиатура, запрашивающая либо отпечаток пальца, либо пароль; я ввожу цифры и вижу, как экран растворяется, оставляя лишь сообщение. В левой части экрана я вижу твое сообщение в сером окошке. Я нажимаю на полоску, похожую на строку поиска в интернете, после чего появляется клавиатура.


Я пишу в ответ: «Спасибо».


Появляется троеточие в окошке, и вскоре я вижу сообщение:


«Незачто». Отсутсвие пробелов с целью сокращения меня раздражает.


«Я ухожу», ‒ пишу я.


«Куда»


Без вопросительного знака, просто сухое слово. Я не ожидала от тебя такой скудной грамматики.


«Не знаю. Куда угодно, но подальше. Подальше от тебя».


«Прости меня, Икс. Я перегнул палку»


«Да, еще как. Это мягко сказано».


«Тебе нужны деньги?»


Ты позволяешь мне уйти? Не знаю, что и думать об этом, что чувствовать. Странно пользоваться сотовым, печатать как обычный человек. Я видела, как это делал ты, как это делали клиенты. И никогда не думала, что сама буду заниматься подобным.


«Я от тебя ничего не хочу, Калеб».


«Все, что у тебя есть ‒ все это дал тебе я, Икс».


«Меня зовут Изабель. И да, я в курсе. Если бы у меня была возможность уйти голой, без всякой одежды, я бы так и сделала».


«Далеко в таком виде неуйдешь»


Без пробела, без точки. Почему? Неужели так трудно уделить на них пару секунд? Я не понимаю. Также я замечаю, что ты не называешь меня так, как я себя прозвала.


«Да, не уйти».


«Развлекайся с Логаном. Это недолго продлится»


Не понимаю, что это значит, и не уверена, как ответить, так что я вообще не отвечаю. Я видела, как ты пользуешься телефоном, который точно как у меня, только черного цвета, ‒ так что я знаю, что кнопка на правом боку ближе к верху отключает экран. Я сжимаю телефон в руке и замечаю, что ключ от лифта вставлен в прорезь. Я поворачиваю его и вытаскиваю, когда двери открываются, затем спускаюсь вниз. Я сомневаюсь, забирать ли ключ.


Если я возьму его, это будет признанием моего поражения. Это будет значить, что я сюда вернусь.


Я решаю его не брать.


Вижу знакомого охранника у стойки ресепшена. Фрэнк? Кажется, так его зовут. Я прохожу через холл и громко цокаю каблуками по мрамору.


Охранник подозрительно смотрит на меня.


‒ Мэм.


‒ Фрэнк, верно?


‒ Да, мэм.


Высокий, крутоплечий, с густыми бровями, квадратным подбородком и бритой головой.


Я протягиваю ключ.


‒ Передайте это мистеру Индиго, если сможете.


‒ Разве он вам не понадобится, мэм?


‒ Больше нет.


Я не жду ответа, разворачиваюсь на пятках и притворяюсь самоуверенной, хотя не чувствую себя такой, когда прохожу через вращающиеся двери.


Направо, по Пятой. Старайся дышать. Старайся игнорировать шум, игнорировать панику.


Старайся игнорировать тот факт, что я одна в мире. У меня нет ничего, кроме имени. Даже одежда на мне ‒ твоя, как и телефон, и туфли. Даже мое лицо принадлежит тебе, поскольку ты заплатил за его восстановление.


Затем я вспоминаю о чипе в бедре. Это правда? Это возможно? Я прохожу два квартала, потом еще три квартала, и тут меня охватывает тревога. Я съеживаюсь у стены, сжимая телефон до боли крепко.


Провожу вправо; 0-3-0-9; контакты; Логан.


Один гудок. Второй. Третий.


‒ Логан Райдер.


Одного его голоса хватает, чтобы утешить меня.


‒ Логан? Это я. Это... ‒ приходится сглотнуть на вдохе. ‒ Это Изабель.


На фоне слышны голоса, звонок телефона.


‒ Прости, сейчас в офисе полный дурдом. Погоди, я выйду, где потише.


Слышно, как дверь захлопывается, и шум на фоне стихает.


‒ Ты в порядке?


‒ Нет. Я... Я ушла.


‒ Ушла? ‒ Ты вздыхаешь. ‒ В смысле, ты ушла, ушла?


‒ Да, Логан. Я ушла. ‒ Голос дрожит. ‒ Я... Калеб, он... мы... он кое-что сделал. Со мной.


Хотя я не уверена, что готова рассказывать об этом.


‒ И он позволил тебе уйти?


‒ Он дал мне сотовый телефон и даже забил в него твой номер.


‒ Так он, наверное, сможет отследить тебя.


‒ Он сказал, что имплантировал мне в бедро чип. Так что вряд ли ему нужен телефон, чтобы выследить меня.


‒ Ты что, шутишь?


‒ Юмор не моя сильная сторона, Логан.


‒ Бог ты мой. Это дерьмово. Очень-очень дерьмово.


‒ Знаю.


Я замолкаю, когда рядом со мной садится мужчина и смотрит на меня с какой-то жадностью. Я отвечаю ему, как могу, и он остается.


‒ Калеб, когда я сказала ему, что ухожу, он лишь велел повеселиться с тобой и сказал, что это не надолго.


‒ Интересно, какую игру он ведет. ‒ Он задумался.


‒ Хотела бы я знать.


На фоне звонит телефон.


‒ Тебе нужно ответить?


‒ Нет. Для этого у меня есть служащие, ‒ отвечает он. ‒ Где ты?


‒ Я не знаю. В нескольких кварталах от места, где я живу. Мне некуда идти. Я не знаю, что делать. Не хочу просто бежать к тебе, но не знаю, что делать.


‒ Конечно, тебе нужно прийти прямо ко мне. Я здесь ради тебя, Изабель.


Мне нравится. О, как мне это нравится. Слышать свое имя из его уст. Обычное имя. Прекрасное имя.


‒ Можешь забрать меня? ‒ спрашиваю я.


‒ Я... черт. Твою мать. Я не могу. Боже, милая, мне так жаль. Я готов заключить договор на пятнадцать миллионов долларов. ‒ Он снова матерится, и умело. ‒ Мой офис на Девятой и Сорок четвертой. Можешь сюда приехать?


‒ Да. Позвонить тебе, когда буду на перекрестке?


‒ Хорошо. Прости, так я бы бросил все на свете, но сейчас я обязан быть здесь.


‒ Нет, все хорошо.


‒ Не хорошо. Я даже не могу прислать за тобой машину. Я живу просто, понимаешь?


‒ Просто ‒ это хорошо. Я доберусь.


‒ А твои панические атаки...


Я стараюсь добавить силы в голос.


‒ Придется с ними справиться.


‒ Один вдох за раз. Один шаг за раз. Детка идет к Логану.


‒ Опять ссылаешься на тот фильм?


‒ Да.


‒ Я так и не посмотрела его. Никогда не смотрела ни одного кино.


‒ Приезжай ко мне в офис, и мы что-нибудь придумаем.


‒ Хорошо. ‒ Я делаю вдох. ‒ У меня получится.


‒ У тебя получится. ‒ Я слышу, как на фоне кто-то быстро зовет Логана по имени. ‒ Я должен идти. Позвони, если я понадоблюсь. Клянусь, я отвечу, что бы там ни было.


‒ Хорошо. Теперь иди и заключи эту сделку.


Он смеется.


‒ Видишь? У тебя есть чувство юмора. Скоро увидимся, хорошо?


Я завершаю звонок, чтобы не пришлось ему. Я поднимаю взгляд на ближайший перекресток, на знаки. Седьмая и Сорок четвертая. Два квартала вверх, один почти прошла. Я смогу.


Я отталкиваюсь от стены. Выпрямляю спину. Поднимаю подбородок. Глубоко дышу. Одну ногу перед собой. Впереди завывает сирена, и я вздрагиваю, вздох застревает в горле, но я заставляю себя двигаться вперед. Одна нога. Затем вторая. Один шаг за другим. Продолжать дышать. Игнорировать людей. Подождать на перекрестке зеленого света, вокруг меня толпа. Никто на меня не смотрит. Я просто человек в толпе. Неизвестный. Хорошее ощущение.


Я добираюсь до Сорок четвертой, но потом не могу понять, поворачивать направо или налево. Я выбираю «налево» и понимаю, что выбрала неправильно, когда дохожу до Шестой авеню. Я разворачиваюсь и иду обратно, пробираясь сквозь толпы, моргая и вздрагивая от прикосновения к плечу, игнорируя громкий стук сердца в груди, отчаянно пытаясь притворяться, что все хорошо. «Притворяйся, пока не справишься», говорил Логан. Я стараюсь притворяться, но это сложно. Город громкий, вечные гудки и моргающий свет. Людей мириады.


Я перехожу Восьмую, когда молодой человек перебегает дорогу, молотит руками, оглядывается назад и бежит как безумный. Он врезается в меня так, что я отлетаю с разворотом. Я слышу крик, и огромная лошадь скачет через перекресток с полицейским на спине. Я у него на пути. Я еще плохо держусь, размахиваю руками и спотыкаюсь. С ноги соскальзывает туфля, и я подворачиваю лодыжку.


Чья-то рука хватает меня и выдергивает с его пути в последний миг.


Меня притягивают к крепкой груди, от которой резко пахнет одеколоном. Я смотрю в холодные серые глаза Лена. Большой, широкоплечий, мускулистый человек, похожий на каменного голема воплоти, но лишь слегка.


‒ Ты здесь? ‒ спрашиваю я.


‒ Он велел мне идти за тобой. Убедиться, что с тобой ничего не случится. ‒ Лен показывает на лошадь и всадника, преследовавшего преступника. ‒ Чего-то вроде этого.


‒ Мне не нужна твоя помощь, ‒ говорю я.


‒ Тебя чуть не затоптали.


Я не показываю раздражения.


‒ Спасибо за помощь, Лен.


‒ Не за что. Эти придурки столкнут в грязь и глазом не моргнут.


‒ Полагаю, ты сообщишь о моем местонахождении? ‒ говорю я, отмечая провода у него за ухом, что исчезают под пиджаком.


‒ Нет необходимости. Он знает, где ты.


‒ Конечно, знает. Как обычно.


Лен просто пожимает плечами.


‒ Как всегда, полагаю. ‒ Он показывает в ту сторону, куда я шла. ‒ Также я могу прогуляться с тобой.


Что тут скажешь. Лен немногословен, а я теряюсь в мыслях, концентрируясь на ослаблении паники.


Когда я приближаюсь к Девятой и Сорок четвертой, то останавливаюсь. Набираю Логана.


‒ Я на месте, ‒ говорю я, когда он берет трубку.


‒ Сейчас спущусь.


Он выскакивает из двери между двух магазинов через дорогу от меня, на Сорок четвертой. Его глаза сужаются, когда он видит, кто со мной. Он смотрит по сторонам, затем бросается ко мне, осторожно глядя на Лена.


‒ Ты не говорила, что с тобой будет Лен, ‒ говорит он.


‒ Я и не знала о нем. Меня чуть не затоптал полицейский на лошади, а Лен спас меня.


‒ Приказ боса, ‒ говорит Лен.


‒ Ну, теперь она в безопасности.


Логан протягивает мне руку, и я беру ее.


Лен просто кивает.


‒ Я буду приглядывать за тобой.


Разворачивается и уходит.


Логан смотрит, как Лен растворяется в толпе.


‒ Я буду приглядывать за тобой? ‒ повторяет он. ‒ Зловеще однако.


‒ Лен зловеще выглядит, ‒ отвечаю я.


‒ И это не шутка. ‒ Глаза Логана находят меня, сожаление наполняет его взгляд. ‒ Ты почти справилась.


Я могу лишь кивнуть. Я держусь на волоске.


Логан проводит меня через дорогу с рукой на моей талии. Я прислоняюсь к нему, вдыхаю его запах. Он жует жвачку с ароматом корицы, но я замечаю пачку сигарет в правом кармане на бедре его узких голубых джинсов. Я замечаю странности, пока он ведет меня к офису. Его обувь ‒ старые поношенные кеды «Адидас», выцветшие, потертые, на одной из них ткань у большого пальца протерлась почти насквозь. Зачем богатому Логану носить такие старые кеды? Я замечаю часы на запястье ‒ огромный черный резиновый предмет, который похоже мог бы остановить пулю и ничуть не пострадать ‒ единственные часы, которые я у него видела. Его волосы зачесаны назад и собраны низко на затылке в хвост. С собранными сзади волосами он смотрится по-другому. Изящнее, немного старше. Я замечаю морщинки в углах его глаз от улыбок и от прищура на солнце.


Я помню, было время, когда он покорял пустыню за океаном.


Я замечаю граффити на стене, на почтовом ящике. Бездомный сидит у порога, смотрит за всем и почему-то ничего не видит.


Я замечаю футболку Логана, черная и узкая, с белым черепом спереди, у которого челюсть ‒ это четыре вертикальных черты, спускающихся к низу, а глазницы ‒ злые щелки.


Глядя на него, и не скажешь, что Логан ‒ мультимиллионер. Что, полагаю, и является целью. Он живет просто.


Он ведет меня на три пролета по узкой лестнице, потом через дверь. С той стороны хаос. Когда-то это была большая квартира, но внутренние стены снесли, чтобы оставить больше места. Столы высокие, ни один рабочий не сидит, потому что у столов нет ни одного стула, так что каждый занимается своей работой стоя. Вместо этого там и тут расставлены кресла-мешки, плотно набитые тюфяки заполняют место между столами вдоль стен.


Квартира ‒ длинный прямоугольник, столы расставлены вдоль стен по двум длинным сторонам. Вдоль одной из коротких сторон ‒ туалеты, комната отдыха, комната с принтером, копировальным аппаратом и прочей техникой, и конференц-зал, а на другом конце ‒ множество телевизоров, на каждом показывают что-то свое. Один телевизор показывает музыкальные клипы, звук на минимуме, что-то драйвовое и тяжелое, члены группы размахивают длинными волосами, скорчившись над гитарами. На других экранах ‒ спортивные мероприятия, новые клипы, тикеры, старый ситком без звука. Белая игровая консоль на полу с проводами к одному из телевизоров, с присоединенными блоками управления в руках двух юношей, полностью сосредоточенных на игре, в которой они стреляли по каким-то мертвецам.


Не так я себе представляла офис Логана.


Там царит абсолютный хаос. Четверо разговаривают по телефону, еще шестеро сидят в кругу на креслах-мешках и кушетке, передавая туда-сюда документы, и ведя разговор, по меньшей мере, с тремя людьми одновременно. Молодежь играет в видео игры, крича друг на друга, ругаясь и смеясь одновременно.


К Логану подходит молодая девушка. На ней короткое платье без рукавов, с глубоким V-образным вырезом. Там, где ее тело не прикрыто тканью, все оно покрыто татуировками, даже в тех местах, где оно изрядно оголено.


‒ Логан, Ахмед на проводе. Он хочет добавить что-то ко второму абзацу четвертого пункта.


Молодой парень кричит через всю комнату.


‒ Логан! Этот чувак вообще охренел со своей интеллектуальной собственностью. Если мы не внесем поправки и оставим все, как есть, то отдадим им в руки абсолютный контроль над всеми будущими проектами.


Логан обращается к девушке:


‒ Скажи Ахмеду, что я пересмотрю все и перезвоню ему. Принеси мне распечатки и свои комментарии по этому поводу.


Он рукой указывает на парня в другом конце комнаты.


‒ Твою мать, Крис! За что я, мать твою, плачу тебе?


Затем он смотрит на меня, и впервые я замечаю признаки стресса в его взгляде.


‒ Прости, Икс... то есть, Изабель. Дела сейчас обстоят не лучшим образом. Эта покупка пришла к нам в руки в понедельник утром и до выходных я стараюсь все утрясти.


‒ Уже выходные, Логан, ‒ примечаю я, ‒ уже после девяти вечера пятницы.


‒ Верно. Но компания, которую мы приобретаем, находится в Калифорнии. А там сейчас только шесть вечера.


‒ Мне казалось, что приобретение компании занимает несколько месяцев.


‒ Обычно так и есть. Но они в отчаянии, а эти мальцы здесь рвут свои задницы.


Рукой он указывает на конференц-зал.


‒ Пойдем туда. Там спокойнее. Они и сами в состоянии несколько минут справиться со всем этим дерьмом.


Я оцепенела.


Я не чувствую ничего; я не паникую. Я не боюсь. Я не утомлена. Я не знаю, что сейчас со мной. Я должна быть возмущена, я должна быть... я даже не знаю, какой я должна быть.


Я не знаю, что происходит.


Логан проводит меня в конференц-зал, закрывает дверь и поворачивает рукоять, чтобы закрыть жалюзи. Тут становится темно и тихо. В конференц-зале не горит ни одной лампы, единственный свет проникает из окон. В зале холодно, кожу обдувает откуда-то сверху. Большую часть комнаты занимает квадратный стол и стулья, но в углу есть диван. Мужчина садится на диван, а я сажусь рядом с ним. Я хочу свернуться клубочком, прижаться к нему и забыть обо всем.


Наверное, он телепат, потому что обнимает меня за плечи одной рукой и притягивает к себе. Сначала я позволяю себе слегка прислониться к нему. Но долго так не выдерживаю и опускаюсь вниз. Сползаю ниже и ниже, пока не оказываюсь на его коленях. В этом нет ничего такого. Его руки отодвигают мои волосы, затем его пальцы разминают мне плечи ‒ твердо, но нежно. Неосознанно я постанываю, тая от массажа.


‒ Просто не думай об этом, Изабель. Расслабься. Не думай ни о чем.


‒ Калеб, он...


‒ Тише, детка. Не сейчас. У тебя будет полно времени, чтобы все мне рассказать. Но сперва тебе нужно расслабиться.


‒ Я не знаю, как, ‒ признаюсь я.


‒ Не думай. Не чувствуй. Просто сосредоточься на моих прикосновениях.


Я пытаюсь. Останавливаю мельтешащие мысли и успокаиваю водоворот эмоций, сосредотачиваюсь на руках Логана на своих плечах, между лопатками, вдоль позвоночника, большие пальцы надавливают на низ поясницы, затем поднимаются. Только когда он начал этот массаж, я поняла, насколько напряжена и что мои мышцы связаны в болезненные узлы стресса. С каждым мгновением, однако, я чувствую расслабление.


Я вдыхаю его запах, легкий одеколон, дезодорант, корица и сигаретный дым. Чувствую его дыхание, его грудь поднимается и опускается.


Мы дышим в унисон.


Я растворяюсь в нем.


Я теряюсь в пространстве, мои глаза закрываются, я наклоняюсь вперед, как будто разум покидает мое тело. Я вялая и расслабленная. Я верчусь, изворачиваюсь, перекачиваюсь.


Кончиками пальцев Логан скользит вдоль моей скулы, к мочке уха. Я словно вдалеке от происходящего.


Считанные мгновения отделяют меня от погружения в сон, когда я слышу его голос.


‒ Ты в безопасности, Изабель, ‒ шепчет он. ‒ Я тебя не отпущу. Больше никогда.


Я верю ему.


Он двигается, и моя щека касается кожи дивана, нагретой его телом. Мигом позже что-то теплое и тяжелое укутывает меня.


Никогда в жизни мне не было так уютно.


Я расслабляюсь.

***


Я просыпаюсь в слезах.


Кошмар с сиренами и мерцающим светом, парой жестоких темных глаз, глядящих надменно и загадочно, как будто я использованный сосуд. Кошмары с идеальным телом, прижимающим меня к двери лифта. Колдун, укравший мою волю, управляющий моими желаниями, прохладный шелк галстука вытирает мое лицо. Холодный дождь, вода и ветер, блуждающие тени, кровь и боль.


Сон прерывается словами:


‒ Изабель, все хорошо. Это просто сон.


Кто такая Изабель?


Голос около уха мягкий, нежный и ласковый.


‒ Я здесь, Изабель.


А, это же я. Я Изабель.


Я Изабель; приходится напоминать себе, что это правда.


Меня поднимают, обнимают. Я слышу биение сердца у своего уха, чувствую мягкий хлопок под щекой. Я прильнула к нему, словно он моя кровать. Его руки мягко и заботливо обнимают меня за спину.


Не могу перестать всхлипывать.


Глаза обжигают слезы, я стараюсь остановить их и не могу.


‒ Л-логан...


‒ Тсс. Все хорошо. Я здесь.


‒ Прости, прости... я не могу... не могу перестать...


‒ Не извиняйся, милая. Плачь, если нужно. Я держу тебя. И не отпущу.


Я могу лишь прижаться к нему и плакать. Все тело вздрагивает от всхлипывания, сокрушительных рыданий, как будто сдерживаемые всю жизнь слезы вырываются все разом.


Не знаю, сколько это длится. Минуты? Часы? Бесконечные стоны. Кажется, последние полдня я плакала больше, чем за всю свою жизнь.


Через какое-то время я снова могу нормально дышать, а слезы и содрогания стихают.


Я сижу спокойно, едва дыша.


На Логане.


Вдруг замечаю его.


Всем телом прижимаюсь к нему, распростертому подо мной. Его руки вокруг меня, подбородок упирается мне в макушку. Его бедра в джинсах подо мной, я чувствую нечто толстое и твердое. Его дыхание касается моих волос. Его бедра подталкивают меня. Мои руки лежат у него на грудных мышцах, а грудь прижата к его грудине.


Все переворачивается вверх тормашками. Заряд в воздухе. Треск электричества.


И в мгновение то, как я лежу на нем, кажется столь сексуальным.


Я снова не могу дышать, но уже по другой причине.


Не могу дышать от желания.


От нужды в нем.


‒ Изабель... ‒ выдыхает он.


‒ Логан...


‒ Нужно, чтобы ты встала, ‒ говорит он, и такого я не ожидаю. ‒ Там еще работают люди, а через несколько секунд, с таким успехом, я забуду об этом.


‒ А что тогда произойдет? ‒ спрашиваю я.


И не узнаю свой голос ‒ смелый, дикий голод звучит в этих словах.


Его пальцы мягко путаются в моих волосах и тянут, поднимая мое лицо к своему.


В этот раз я целую его, и целую, и целую.


Мои пальцы обхватывают голову Логана, подбираются к затылку, притягивая его ближе, отчаянно желая быть ближе к нему, прижимаясь губами к его губам, чтобы ощутить вкус этого мужчины. Я вдыхаю его. Его руки, оставаясь на моей спине, спускаются ниже. Я прогибаюсь, прижимаюсь к его телу. Всеми частями тела я касаюсь его. Делаю паузу на вдох, резко выдыхаю ему в губы. Я хочу еще больше касаться его. Хочу его полностью, хочу, чтобы он полностью ощутил меня, хочу нас.


Я страстно хочу ощутить полноту, которую может дать только Логан.


Его губы едва касаются моего рта, лаская нежную кожу и опаляя ее прикосновениями языка.


‒ Это случится, ‒ шепчет он.


‒ Ох, ‒ бормочу я.


‒ О да.


Его пальцы путаются в моих волосах, оказывая мягкое давление на кожу головы, придерживая мое лицо у своего.


‒ И теперь я не могу остановиться.


‒ Я и не хочу этого.


‒ Я должен, ‒ говорит он. ‒ Иначе вообще не остановлюсь.


‒ Логан...


‒ Я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе. Но, Изабель, ты заслуживаешь лучшего, мы заслуживаем лучшего, чем диван в комнате совещаний с дюжиной людей за дверью.


Я вздрагиваю.


‒ Ты прав.


Его эрекция крупно ощущается между нами, прижимаясь к моему животу.


Я могу лишь извиваться около него, сжимать его сильную шею и жаждать его, касаться губами его подбородка, вдыхать запах и упиваться грубостью его щетины на своих губах и нежной коже.


Он издает рык, низкие раскаты в его груди. Я чувствую его ладонь на прогибе своей спины, его пальцы скользят вдоль позвоночника вниз. Ниже. Я не смею дышать в предвкушении, легкие горят в ожидании, а бедра прижимаются все крепче в бесплодной попытке снизить напряжение внутри. Я жду и издаю стон наслаждения, когда его ладонь очерчивает округлости моей задницы. Он бессвязно бормочет, а его ладонь забирается на упругие мышцы и сжимает ее.


‒ Боже, Изабель. ‒ У него хриплый голос. ‒ У тебя потрясающая задница.


Этот комплимент, всего четыре слова от этого мужчины много значат для меня. Я хочу быть источником его желания.


Второй рукой он поднимает мне волосы и проводит вдоль позвоночника вниз до второй ягодицы, и теперь обеими сильными руками держит меня.


Я не могу ответить ему ничем подобным, так что просто прижимаюсь к нему, целую в скулу, обхватываю затылок и ищу его губы.


Мы целуемся, и я познаю вкус, нежность и ощущение рая.


Пока я извиваюсь, платье каким-то образом поднимается. Выше и выше. А потом пальцы Логана подтягивают ткань еще выше, и он касается голой кожи низа спины, где проходит край белья ‒ полоска на выпуклостях снизу и шелковый треугольник на лобке.


Я прижимаю колено к дивану, поднимая ногу выше. Открываясь ему. Поощряя его к продолжению.


‒ И как я должен сопротивляться, когда ты такое вытворяешь, Изабель?


Он произносит мое имя, как словесные ласки, три простых слога, которые похожи на утверждение, на акт любви.


Его руки спускаются ниже, так что его пальцы дразнят внутреннюю сторону бедер, потом касаются моей киски. Я не могу дышать, боже, не могу дышать, мои легкие готовы разорваться, и единственное, что я ощущаю, ‒ его дыхание на своей коже. Реанимация рот в рот, потому что я умираю от внутренней боли, от нужды, подобной ядру звезды, желание сжигает все во мне, подобно зарождению сверхновой звезды.


‒ Не сопротивляйся, Логан, ‒ шепчу я.


Он и не сопротивляется.


Он вдыхает, жар его дыхания обжигает мне губы. Прикосновения пальцев становятся смелее, кружат, лобзают. Я прячу лицо у его шеи и крепко, словно сумасшедшая, цепляюсь за нее и обхватываю рукой его затылок, поднимая колено выше. Пальцы ‒ я чувствую три ‒ танцуют по тонкой полоске шелка, оттягивают ее в сторону.


Один палец проскальзывает внутрь меня. Я стону ему в шею. Тихо, отчаянно. Этот палец ‒ толстый и чудесно шершавый ‒ скользит глубоко внутрь, туда, где влажно и жарко. Погружается в мои соки и размазывает их по пульсирующему клитору. Наслаждение пробивает меня с такой внезапной силой, что я неосознанно кусаю Логана, а он рычит.


‒ Прости, ‒ шепчу я, целуя кожу, где мои зубы оставили отметины. ‒ Я не хотела.


‒ У котенка есть зубки, ‒ бормочет Логан.


‒ Я львица, Логан, ты же так мне говорил?


Он грохочет, смеясь.


‒ Я так сказал? ‒ Его палец вновь входит в меня, и я вздыхаю. ‒ Можешь помолчать?


‒ Я могу попытаться, ‒ шепчу я. ‒ Но я могу снова тебя укусить.


‒ Я не против. Буду кусать тебя в ответ.


Он прижимает зубы к нежной коже шеи и прикусывает изящно и нежно.


‒ Это даже не назвать укусом, ‒ говорю я.


‒ Конечно, нет. Я бы никогда не сделал ничего, что бы причинило тебе боль.


А затем он вытаскивает палец и снова водит им по клитору, и я не могу не стонать, упираясь лбом ему в шею. Снова палец проскальзывает внутрь, выходит, трется об меня. Снова, и снова, и снова, пока меня не пронзает желание чего-то большего, более тесного контакта.


‒ Логан, ‒ хныкаю я, ‒ пожалуйста...


‒ Знаю, детка. Скоро.


Уже два пальца, и я тяжело дышу ему в горло, сжимая его волосы, голову, плечи.


Мои бедра двигаются, требуя большего.


Хотя он обещает «скоро», это «скоро» не наступает. Он оттягивает момент. Исследует меня, переплетает пальцы, вводит их, исследует мои глубины. Вытащив, исследует чувствительность моего клитора, пропускает его между пальцев, потирает его, теребит им, прижимается к нему, касается, и касается, и касается меня, но не достаточно, чтобы я почувствовала разрядку.


Чем больше он меня касается, тем больше я напрягаюсь. Я непрерывно стону, глуша звук в его одежде. В какой-то миг беспорядочное покачивание моих бедер становится не таким ярым, и боже, наконец, он входит в меня тремя пальцами, и я принимаю их, двигаюсь на них.


Безудержно, я хочу кончить от его руки.


‒ О боже, Логан...


Я стону, и звучит это довольно громко.


‒ Тсс, детка. Тише. Кусайся, если нужно.


Мои зубы находят мышцу на его плече и вгрызаются в нее, я чувствую солоноватую плоть и провожу по ней языком, чувствую его, чувствую его кожу и мышцы, которых я касаюсь губами, что приводит меня в неистовство. Все мое тело трясется внутри, прижимаясь к его пальцам, от чего бушующее цунами оргазма внутри меня подходит к самой грани.


Я хныкаю, впиваясь зубами в Логана, я жестко и быстро насаживаюсь на его пальцы, которыми он входит в меня.


А затем, когда я чуть не теряю контроль, он покидает мое тело и трет пальцами по клитору, и я неосознанно выгибаю спину, подавляя крик, с силой сжимая зубы до боли. Рот Логана находит мой, его язык раздвигает мои губы, и он поглощает мои крики, когда я кончаю. Я чувствую жар, все мое естество пронзает молнией, что проходит через все тело, пальцы на ногах скручивает, живот напрягается, вызывая дрожь внутри, а я могу лишь яро насаживаться на его пальцы, крича ему в губы, безуспешно пытаясь успокоиться.


‒ Боже, Изабель, детка, ты кончаешь так красиво, ‒ бормочет Логан. ‒ Не могу дождаться, когда увижу тебя такой голышом подо мной, не могу дождаться, когда ты будешь кричать вслух.


Его голос подстегивает меня, и я не знаю, кончаю я снова или это вторая волна первого оргазма, но я снова завожусь, а его пальцы двигаются быстрее, чем я ожидала, порхая на клиторе.


Наконец, я вижу звезды, оргазм уходит, и я уже уставшая и выжатая, произношу, задыхаясь:


‒ Логан, боже мой, Логан.


Сама фраза звучит двусмысленно. С одной стороны, Логан может быть богом для меня, может быть, он перевернул весь мой мир и веру, или, может быть, это просто было сказано на эмоциях.


Я полностью одета, и он тоже, а я только что кончила еще раз и еще сильнее, я даже не думала, что такое возможно.


Логан хватает меня под коленки, крепко тянет их к своему телу, придвигая меня ближе, а затем приподнимается вверх и наклоняется вперед, так что я падаю на спину. Его глаза горят, сверкают неистово и дико. Грудь вздымается, как будто его самоконтроль держится на волоске. Он опускается на меня, его волосы выскальзывают из хвостика, светлые кудри волнами падают ему на плечо. Он опускается ниже и целует меня. Глубокий и долгий поцелуй, после которого я хватаю ртом воздух и становлюсь уверенной в его намерениях.


Отклонившись, по-прежнему стоя на коленях, он поднимает пальцы ко рту. Я могу лишь наблюдать с восхищением и одновременно смятением, сходить с ума от жгучего желания, когда он вбирает указательный палец, который только что был внутри меня, в рот и слизывает с него мои соки. Он проделывает то же самое со всеми пальцами, что были внутри меня, не отрывая от меня взгляд.


‒ В самом деле, Логан?


Он ухмыляется.


‒ Правда, Изабель. Ты потрясающе вкусная. Я не могу дождаться, когда смогу опробовать тебя всю.


Я неуверенно выдыхаю.


‒ И какая я на вкус? ‒ Я слышу свой вопрос, именно его я так долго хотела задать, но никогда не решалась.


В предыдущие встречи разговоры и вопросы вообще были... не рекомендованы. Мой голос был слышен лишь тогда, когда мне приказывали что-то произнести.


Логан не отвечает. По крайней мере, ничего не произносит. Он отодвигает мои трусики в сторону и вводит в меня палец, скользя по влаге, после чего подносит палец ко рту. Я чую резкий запах мускуса, довольно стойкий. Затем его палец скользит мне в рот, и я отчетливо ощущаю свой вкус. Я не чувствую вкус его кожи, лишь свои собственные соки.

‒ Вот какая ты вкусная, ‒ говорит он, затем поднимается на ноги. Его руки хватают мои, и он поднимает меня. ‒ Пора идти.


‒ Куда мы идем? ‒ спрашиваю я, хотя и так знаю ответ.


‒ Ко мне.


Я не могу не опустить взгляд на его джинсы, которые ощутимо натягиваются спереди. Я двигаюсь к нему, обхватываю его шею и опускаю ладонь по его груди к поясу джинс.


‒ Давай сначала я тебе помогу.


Он хватает меня за талию, нежно и одновременно настойчиво, и убирает мою руку.


‒ Я так не думаю, Изабель.


Он отталкивает меня так резко, что я опираюсь о его грудь.


‒ Я лишь хочу, чтобы тебе было хорошо. Я мог, и даже чуть не кончил, просто глядя на тебя. Когда я заполучу тебя обнаженную в свою постель, ты будешь моей, поверь.


‒ А тебе не больно? Быть в напряжении?


Он пожимает плечами.


‒ Немного. Пройдет. Мне все ни по чем.


‒ Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо, Логан.


Его губы касаются моего горла, под подбородком, уголка моего рта.


‒ И будет.


Он касается губами мочки моего уха и шепчет:


‒ Я так сильно хочу тебя, Изабель, так сильно, до боли. Но еще я ценю нашу личную жизнь настолько, что подожду, пока мы останемся наедине у меня дома, чтобы зайти еще дальше. Если ты коснешься меня, последние остатки контроля могут испариться.


Я расстроена, потому что моя потребность в нем выходит из-под контроля. Я хочу его тело, я хочу коснуться его члена, вкусить его, почувствовать. Я хочу его больше, чем чего-либо в своей жизни. Нет ничего важнее него.


Ничего важнее нас.


Дело в нас. Не только в нем, не только во мне, в нас обоих как едином существе, и сам факт этого пьянит.


Он берет меня за руку, наши пальцы переплетаются. Он выводит меня из конференц-зала. Уже ночь, но я не знаю, сколько времени. Свет приглушен, так что по большей части офис освещается экраном телевизора. Большинство людей еще здесь, хотя все, кроме троих, спят на диванах или калачиком на креслах. Трое не спящих оглядываются на нас, когда мы выходим рука об руку, и все трое четко держат непроницаемые лица и слегка внимательнее начинают вчитываться в документы перед собой.


Я жмусь к Логану.


‒ Кажется, нас слышали, ‒ шепчу я.


Он усмехается и сжимает мне руку.


‒ Вообще-то, сладкая, я думаю, слышали тебя.


Я зарделась.


‒ Прости, Логан. Я старалась быть тише.


‒ Не волнуйся, ‒ говорит он, когда мы выходим из здания, и он ведет меня вниз по Сорок пятой к своей машине. ‒ Они достаточно взрослые для этого, или найдут другую работу.


‒ Я не хочу стоить кому-то работы, ‒ произношу я. ‒ Я сама виновата.


‒ Это моя компания и мой конференц-зал. А еще я почти уверен, что слышал тут вчера Бет и Исаака. Либо так, либо они смотрели порно вместо работы.


‒ Ты позволяешь работникам заниматься сексом и смотреть порно на работе?


‒ Черта с два.


Его внедорожник, большая серебряная махина, в которой я однажды была, припаркована в полуквартале отсюда. Это Mercedes-Benz G63 AMG, отмечаю я. Интересно, сколько он стоит ‒ много, полагаю.


‒ Компьютеры и прочая техника, предоставленная компанией, только для работы, и я тщательно слежу за этим. Порно ‒ поставщик вирусов, во-первых, и я не про ЗППП. Что до секса, то пока это тайно и не влияет на рабочий процесс, мне нафиг не уперлось, что они делают и где.


‒ Ты хороший босс, ‒ говорю я, прислоняясь к нему.


‒ Я пытаюсь. В принципе, я помню, какое дерьмо происходило в армии, и делаю с точностью наоборот. – Он смеется, хотя я не совсем поняла шутку. – Это лишь частично правда. В армии я узнал массу полезных навыков, включая, как управлять сплоченной группой людей. Ты даешь им небольшое количество строгих правил, которые нельзя нарушить, а все остальное предоставляешь им. Рабочую обстановку, которую я создал, можно использовать на маленьком пространстве и с небольшим количеством людей, и получить безумно большой объем работы. Я плачу им дохрена денег, сохраняю спокойное и расслабленное настроение, позволяю работать, когда они хотят и в своем собственном темпе, сидя, стоя, лежа, навеселе, неважно, до тех пор, пока высокое качество их работы не изменяется.


‒ Их это, должно быть, вполне устраивает.


‒ Надеюсь, ‒ говорит он, проверяя встречное движение и выходя на проезжую часть. ‒ В этом-то и дело. Я хочу, чтобы они хотели приходить на работу. Я требую долгие сумасшедшие часы, которые обычно влекут за собой сон в офисе во время шестидесятичасовых марафонских сессий, подобных этой, но я плачу тройные сверхурочные и огромные бонусы в конце таких проектов. То, что ты видела, ‒ это вся моя компания, ее суть. У меня есть пара других филиалов в городе, в Лос-Анджелесе и Лондоне, но они полностью самодостаточны и не требуют от меня никакого участия. Развиваются они ‒ развивается и мой бизнес. Все дочерние компании, все филиалы и дополнительные офисы, они управляют всем этим.


‒ Они работают без передышки.


Я даже не пытаюсь следить за поворотами, которые делает Логан по пути домой. Просто наслаждаюсь фактом, что когда он поворачивает, он берет меня за руку и переплетает наши пальцы.


Его рука так естественно лежит в моей, и от этого мое сердце громко стучит.


‒ Ну, да. Шестьдесят часов в неделю ‒ стандартная ставка, чаще бывает восемьдесят или больше. А когда у нас большой проект, вроде этого слияния, мы обычно живем в офисе до завершения, но после берем несколько выходных. Точнее, я даю им несколько дней.


‒ У тебя не бывает выходных?


Он пожимает плечами.


‒ Вообще-то нет. Я не то чтобы трудоголик, но мне нравится моя работа, так что я много работаю. Чаще всего в воскресенье я остаюсь дома.


‒ Как ты развлекаешься?


Он смотрит на меня.


‒ Тренируюсь, Крав-мага, бегаю, смотрю кино.


‒ А подружки нет?


Пожимает плечами, снова смотрит на дорогу.


‒ Нет. Была, какое-то время, но ничего серьезного. Когда она прояснила, что ей нужно либо серьезные отношения, либо двигаться дальше, мы расстались. Полюбовно и честно. Я не хотел привязывать ее к себе или лгать о том, что не хочу чего-то супер серьезного.


‒ Почему ты не хочешь серьезных отношений? ‒ спрашиваю я.


Мы на его улице, я ее знаю. Это длинный, тихий, трехполосный проспект таунхаусов ‒ прекрасных, дорогих и безмятежных, ‒ отделенный маленький мир вдали от суеты центра Манхэттена.


Он вздыхает.


‒ Просто не хотел. Она была отличной девушкой: милой, умной, красивой, с ней было легко проводить время. Но для меня в этом не было ничего долгосрочного. Я не знаю. Понимаешь, у меня нет никакой эмоциональной привязанности. Я просто не хочу связывать себя долгосрочными отношениями, пока действительно не буду уверен в этом. Это нечестно по отношению ко мне, к ней и понятию «мы». Долгосрочные отношения ценны, когда оба человека в них вкладываются. Оба должны быть увлечены, иначе это не сработает. Какое-то время у меня были отношения, сразу как меня выписали из больницы, и я посвятил им всего себя, правильно? Будто растворился в ней. Она трахалась за моей спиной, и, полагаю, я выглядел жалко. Слишком нуждался в ней. Она этого не чувствовала. Через полтора года она порвала со мной благодаря супер-крутой причине: переспала с моим деловым партнером по перепродаже домов и рассказывала мне об этом. Мне еще было хреново из-за того, как получил ранение, знаешь, чувство вины, замешательство и все такое. Я не собираюсь говорить про ПСТР, потому что это не так. Я знаю парней, которые страдают им, и это некрасиво. Я был полным идиотом. Настоящий клинический ПСТР – страшный пиздец.


‒ А теперь?


‒ Теперь я в порядке. Ты никогда полностью не избавишься от кошмаров и случайных воспоминаний, но этого и следует ожидать, видя и делая то дерьмо, которое мы сделали там.


Он ставит большой внедорожник на парковочное место за дверью, выходит и поворачивается, чтобы открыть дверцу для меня.


‒ Когда я сказал, что не имел никаких эмоциональных привязанностей, то немного соврал. Я был привязан, в некотором роде, из-за того, как Линна все закончила. Мне не легко доверять кому-то. Но не это было причиной, почему я не хотел ничего долгосрочного с Билли. С доверием к ней было все в порядке, я просто не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы двигаться вместе или строить планы, и, полагаю, именно этого она хотела. Я был не против просто встречаться, веселиться, проводить ночь то тут, то там.


Он открывает переднюю дверь дома, отключает сигнализацию и закрывает дверь за нами. В этот момент его собака Коко ‒ массивный лабрадор шоколадного цвета ‒ сходит с ума, лая как заводная.


‒ Сейчас я выпущу Коко, ладно? Готова?


Я киваю и делаю вдох, усмехаясь в ожидании.


‒ Кажется, более готовой я не буду.


Он идет по короткому коридору и открывает дверь спальни. Звук когтей, царапающих древесину, сопровождается громким эхом ласкового восторженного лая, а затем, наконец, на меня несется коричневое пятно размером с медведя. Однако я готова к удару, и лапки Коко размером с блюдце приземляются на мои плечи, ее язык врезается в меня, зарывается мне в нос и пытается добраться до моего языка. Я прикрываю лицо, чтобы избежать ее облизываний, но она следует за мной, наклоняясь, чтобы лизать, лизать и лизать, пока, наконец, мне не приходится оттолкнуть ее. Она вскакивает и фактически обнимает меня, ее лапы скользят по моему плечу, нос увлажняет мое ухо. Я не могу удержаться от смеха и радости от такого бурного приема.


Радость привязанности счастливой собаки ‒ как бальзам на измученную душу, решаю я.


Логан хлопает себя по бедру.


‒ Коко! Хочешь на улицу?


Это привлекает внимание собаки, и она один раз коротко и резко лает и перебегает через дом к задней двери. Он выпускает ее, смотрит, как собака занимается своими делами, а затем позволяет ей вернуться. Она ложится на пол посреди кухни возле плиты, наблюдая за нами своими большими карими глазами.


Логан смотрит на меня.


‒ Хочешь есть? У меня осталось немного шаурмы и половина пиццы.


Он открывает ящик островка в центре кухни, и достает стопку различных меню на вынос.


‒ Или можно заказать еду. Как хочешь.


‒ Что такое шаурма? ‒ спрашиваю я.


‒ Еда среднего востока. Чесночный соус, курица, рис. Потрясающе.


Не хочу признавать, что мое питание всегда было немного... ограниченным.


‒ Оба вкусные.


В основном потому, что я никогда их не пробовала, и не хочу, чтобы Логан уходил из своего дома так скоро.


Он дергает бровью.


‒ Давай я разогрею и то, и другое, ты сможешь попробовать оба и выбрать. Я возьму то, что тебе не понравится.


Он роется в холодильнике и появляется с пластиковым контейнером и большой белой квадратной картонной коробкой. Сбрасывая содержимое контейнера на бумажную тарелку, он кладет ее в микроволновую печь, разогревает и переносит содержимое большой коробки на другую тарелку. Когда шаурма нагревается, запах начинает проникать на кухню, и мой желудок урчит. Я не помню, когда в последний раз ела, и вдруг проголодалась. Микроволновка подает звуковой сигнал, и он подносит тарелку ко мне через остров, кладя на нее вилку.


‒ Попробуй, ‒ говорит он и ставит разогреваться пиццу.


Шаурма, наверно, самое восхитительное блюдо, что я когда-либо пробовала. Пряное, ароматное, острое, чесночное. Я издаю стон при первом же куске, затем при втором. Потом и при третьем.


‒ Так, тебе нравится шаурма, ‒ говорит Логан, ухмыляясь.

Он вытягивает кусочек пиццы с тарелки и аккуратно передает мне так, что кусочек расплавленного сыра протягивается между нами.


Пицца тоже вкусная.


‒ Кажется, я не могу выбрать, ‒ признаюсь я. ‒ Они оба вкусные.


Под нависающей частью острова стоит табуретка, я вытаскиваю ее и сажусь. Логан садится рядом со мной и ставит две запотевшие зеленые стеклянные бутылки с белыми этикетками сверху.


‒ Значит, съедим на двоих, ‒ говорит он и крадет вилку из моих рук, чтобы отломить кусочек шаурмы. Я смотрю, как он ест, потому что даже за едой он великолепен.


‒ Что в бутылках? ‒ спрашиваю я, желая попробовать еще что-нибудь новенькое.


‒ Пиво. «Стелла Артуа», если точнее. Попробуй.


Он передает мне одну бутылку, и я осторожно делаю первый глоток.


Поначалу меня не впечатлило. Оно горькое и немного кислое. Но есть послевкусие, которое приятно раздражает мои вкусовые рецепторы, и я делаю второй более длинный глоток, который дается легче. Прежде чем я это осознаю, выпиваю почти половину бутылки, и моя голова немного кружится и становится неясной.


Логан смеется.


‒ Вау, ладно. Полагаю, тебе понравилась «Стелла». Но с другой стороны, как она может не понравиться. ‒ Он тянется за пиццей. ‒ Попробуй пиццу и запей пивом. Ты больше никогда не взглянешь на кулинарное искусство в том же свете, обещаю.


‒ Я уже изменила свое мнение, ‒ говорю я. ‒ Я всегда была за органическую еду, супер здоровое питание.


‒ Веган?


‒ Что это?


‒ Без мяса, без животных продуктов любого вида. Вроде яиц, молока, сыра, если его произвели из молока, веганы не едят ничего этого.


‒ Почему? ‒ спрашиваю я. ‒ Это же странно.


‒ В протест жестокости над животными. Не знаю. Они считают, это хорошо для них, но мне нравится мясо.


‒ Мне тоже. Так что нет, я ем мясо, только обычно лосося, куриц и индейку, вместе с салатом и фруктами. По большей части, вегетарианское, наверно. Немного красного мяса.


‒ Тогда я был бы поосторожней с пиццей. Если твое тело привыкло к чистой пище, жирная пицца может тяжело ощущаться в желудке.


Так странно. Неестественно. Сюрреалистично. Просто сидеть на кухне у Логана, пить пиво и есть обычную еду.


У меня есть нормальное имя.


Я больше не Мадам Икс.


И больше не с Калебом.


Когда я думаю о Калебе, мое сердце щемит, и я отгоняю все мысли прочь. Я туда не пойду, не сейчас.


‒ Что случилось, Изабель? С Калебом. Что заставило тебя уйти, наконец? – небрежно спрашивает Логан, не глядя на меня и кушая шаурму.


Я вздыхаю.


‒ Он... мы...


Логан прерывает меня прежде, чем я успеваю заговорить.


‒ Я не хочу давить и буду уважать твои секреты, если ты не хочешь говорить об этом. Но выглядит так, словно это выбило тебя из колеи.


Я приканчиваю кусок пиццы и запиваю его глотком пива. И Логан прав, я не думаю, что когда-нибудь смогу снова съесть свой обычный обед, не думая об этой еде. Невзыскательной, в высшей степени нездоровой, но такой вкусной. Я кусаю шаурму, пытаясь сформулировать, что сказать.


‒ Он привел меня обратно в свой дом. Пентхаус? Это весь верхний этаж здания. Во всяком случае, он привел меня туда, и сначала было... хорошо. Но не нормально. Он поцеловал меня, чего обычно не делает. Это было немного странно. А потом... ‒ Я снова вздыхаю, закрывая глаза. Просто скажи это. Преврати это в слова. ‒ А потом он толкнул меня на колени. Засунул... себя в мой рот. ‒ Так тяжело сказать это вслух. Почему? Ощущение, что после произнесения все окажется более реальным. Более, чем реальным. ‒ В самом конце он кончил мне... мне на лицо. И затем вытер своим галстуком, поцеловал меня, словно ничего не произошло и просто... ушел.


‒ Это насилие, Изабель.


Я трясу головой.


‒ Это не так. Не совсем. ‒ Я дрожу. ‒ А с другой стороны, так и было. Я не знаю. Все так запутанно с ним. Он влезает мне в голову и как-то делает все мысли какими-то... не имеющими смысла. Не... принадлежащими мне. Я не знаю. Он все, что я когда-либо знала с того момента, как впервые проснулась. Это всегда был он.


‒ Так прежде, в моем конференц-зале...


‒ Я хотела этого, Логан. Пожалуйста, поверь мне. Я очень сильно этого хотела. Обожала каждую секунду. То, как ты меня касался, целовал, я никогда не знала раньше, и это сводит с ума.


Я поворачиваюсь на стуле так, что встаю перед ним, беру его за колени, когда он поворачивается ко мне.


Он смотрит на меня с осторожностью, его голубые-голубые глаза глядят прямо в душу.


‒ Никогда не ври мне, не говори мне то, что, по-твоему, я хочу услышать. Хорошо? Пожалуйста. Я скорее услышу неприятную правду, чем легкую ложь.


‒ Я обещаю всегда быть честным с тобой.


Каким-то образом у нас закончилась еда и оба пива, и Логан неожиданно бьет по столу.


– Время кино.


‒ Что?


Я сбита с толку внезапной сменой темы.


‒ Я пообещал тебе, что как отвезу домой, накормлю пивом и пиццей и мы устроим марафон просмотров фильмов. ‒ Он подтолкнул пустую бутылку. ‒ У нас было пиво и пицца, поэтому сейчас время для кино.


‒ Хорошо. ‒ Я не знаю, как сказать, как бы сильно я не хотела смотреть с ним фильмы, еще больше я хочу закончить то, что мы начали в конференц-зале.


Он берет меня за руку и ведет в свою спальню, которую я еще не видела. Она простая, но красивая и уютная, как и все остальное в доме. Приглушенная зеленая краска на стенах, на полу толстый и темный ковер, выступающие потолочные балки, широкая и высокая кровать из темного дерева, а на стене напротив телевизор с плоским экраном.


Он указывает на кровать.


‒ Единственное место, где можно смотреть телек, так что располагайся.


Я расправляю платье на бедрах ладонями, нервным движением.


‒ Хорошо.


Кровать высокая, а мое платье не предназначено для подъемов. Во всяком случае, не изящно и скромно. Я пытаюсь проскользнуть на кровать сзади, прижимая колени друг к другу. Я не знаю, почему пытаюсь быть скромной, учитывая, чем мы недавно занимались и где были его пальцы, но мне кажется это нужно. У меня не получается, в итоге прижимаюсь спиной к краю матраца и извиваюсь. Я пытаюсь зацепиться ногой об край, но без взглядов Логана не обходится. Особенно на каблуках.


Он смеется, и я не могу удержаться: тоже смеюсь, потому что мои попытки забраться на кровать были весьма смешными.


‒ Изабель, милая. У тебя шикарное платье, не пойми меня не правильно. Но... Не хочешь одеть что-то другое? Например, мою рубашку?


‒ Но ведь твоя рубашка будет мне очень велика? ‒ спрашиваю я.


Он кивает.


‒ Это точно. Будет как ночная рубашка.


‒ Конечно. Я попробую.


Стараюсь, чтобы голос звучал обыденно, но от мысли о том, чтобы надеть одну из рубашек Логана, в животе завязываются узлы.


Он открывает ящик комода под телевизором, достает аккуратно сложенную черную футболку.


‒ Это одна из моих любимых футболок. Она у меня со средней школы. Она действительно мягкая и удобная, и... да, ‒ он отворачивается, ‒ я дам тебе секунду, чтоб переодеться.


Я снимаю туфли, и мои ноги сразу благодарят меня. Логан в дверях спальни, трет затылок, и я понимаю, что предоставляя мне секунду на переодевание, он хотел, чтоб я уединилась.


‒ Ты... эм... ‒ я делаю паузу, чтобы успокоить нервы. ‒ Тебе не нужно уходить, Логан.


Он остановился и положил руку на дверную ручку.


‒ Я не делаю никаких предположений, Изабель. Всему свое время, хорошо?


‒ Ты уже видел меня голой, Логан.


‒ Это не значит, что я буду полагать, будто ты не против, чтобы я наблюдал, как ты переодеваешься. Это личное.


‒ Так же как и то, чем мы занимались в комнате для совещаний.


На его лице появляется улыбка.


‒ Верно. ‒ Он прислоняется спиной к двери спальни. ‒ Я останусь, если ты этого хочешь.


‒ Я не против, ‒ говорю я, протягивая руку за спину, чтоб расстегнуть молнию. ‒ На самом деле, я не хочу, чтоб ты уходил.


У меня не получается без гримасы расстегнуть молнию. Логан тремя длинными шагами пересекает комнату и становится позади меня.


‒ Позволь мне.


Его пальцы касаются задней части моей шеи, перекидывают мои волосы через плечо, и я чувствую, как давление платья ослабевает, пока он тянет вниз молнию.


Я жду большего, но чувствую, как он отходит.


‒ Туда.


Я поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза исследуют меня, и я не могу ошибиться: он хочет меня, я вижу.


‒ Логан, ‒ начинаю я, не уверенная, что хочу сказать.


Я решила, мне нечего сказать. Я продолжаю смотреть на него, пожимаю плечами, позволяя одежде съехать до моих согнутых и прижавшихся к животу рук. Я нервничаю, но не позволю этому помешать. Я трогаю свои бедра, и платье ложится вокруг моих ног.


Глаза Логана пожирают мое тело, и он яростно дышит.


‒ Ты так прекрасна, Изабель.


‒ Я даже не обнажена, ‒ говорю я, чувствуя дискомфорт от комплиментов.


‒ Ты не должна раздеваться, чтобы быть красивой, ты знаешь это. ‒ Он делает шаг ко мне и его пальцы прикасаются к моей талии. ‒ Ты такая сексуальная в нижнем белье.


У меня загораются щеки, и, не выдерживая зрительного контакта, я наклоняю голову.


‒ Спасибо. ‒ Это все, что я могу выдавить из себя.


Я обхватываю пальцами его запястье, чтобы он не смог убежать. Он не пытается, просто прижимает ладонь к моему позвоночнику прямо в центре моей спины. Я замечаю, что он не касается меня в сексуальном плане. Избегает любых эрогенных зон. Ради меня или себя?


Следующий шаг, кроме как броситься на него, это закончить раздевание. Я поглощаю свой страх. Я знаю, что он не отвергает меня, что он проявляет уважение и дает мне время, которое мне необходимо, учитывая то, что произошло не так давно. Но все, о чем я могу думать, это его поцелуй, его рот на моем; все, чего я хочу, это его прикосновение, чтобы снова кончить для него. Чувствовать его. Чтобы заставить его кончить. Я хочу знать, как он выглядит, когда теряет контроль.


Я тянусь руками за спину и расстегиваю первую застежку, вторую и третью. Я не даю себе времени, чтоб подумать и вытаскиваю руки из лямок и бросаю бюстгальтер на пол. Его переливающиеся глаза цвета индиго опускаются с моего лица на грудь и под его пристальным взглядом мои соски затвердели. Затвердели до боли. Мое сердцебиение в груди ощущается как стук на барабане, ничего не слышу, только свой пульс в ушах. Цепляю большими пальцами эластичный пояс своих трусиков и опускаю их по бедрам вниз. Мне тяжело дышать. Я могу смотреть только на пол, никуда больше.


Шелковое белье падает к ногам, и я стою перед ним обнаженная.


Однажды я предстала нагой перед Логаном, но это было случайностью. Вроде того. Что бы это ни было, это отличается от намеренного, целенаправленного снятия всей моей одежды, чтобы Логан мог посмотреть на мое обнаженное тело. Это официальное заявление.


‒ Твою мать... Изабель... ты просто умопомрачительно сексуальна, у меня аж дух захватывает, когда я смотрю на тебя. ‒ Он шепотом произносит это, со всей нежностью.

Я призываю каждую унцию храбрости, которая у меня есть. Я тянусь к нему. Мой указательный палец цепляется за его поясную петлю, и я притягиваю его ближе. Его глаза сужаются, ноздри раздуваются, а яблоко Адама подпрыгивает. Я чувствую нужду, такую яркую, яростную, неоспоримую потребность. Я горю от желания. Кончики моей груди касаются его груди, и я царапаю его ногтями сверху вниз между нами, ловя подол его футболки и поднимая его. Его руки поднимаются, и я осторожно снимаю рубашку, отбрасывая ее в сторону. Вид Логана без рубашки захватывает дух. Глядя на него, я не могу дышать.


Мои руки двигаются сами по себе. Они находят петли и пуговицы его джинсов, освобождают кнопку. Он неподвижен, смотрит на меня, тяжело дышит. Мои пальцы сжимают язычок его молнии и опускают ее, и теперь его выпуклость выпадает из отверстия. Мое горло перехватывает. Дыхание останавливается.


Он подмигивает мне и не двигается.


Я тяну джинсовую ткань вниз, и Логан выходит из штанов. У него серое нижнее белье из плотного, эластичного хлопка, обтягивающее его тело. Я не могу отвести взгляда от его паха. Я смотрю на выпуклый и толстый контур его члена. Он тяжело дышит и хмурится, когда я последний раз протягиваю к нему руку, подсовываю указательный и средний пальцы обеих рук между резинкой и его телом, двигая их по его телу так, что кончиком пальца касаюсь его эрекции. Он вздрагивает от этого контакта и втягивает живот. Я тяну вниз, освобождая его ствол от ткани. Он приподнимает каждую ногу, и вот передо мной обнаженный Логан.


Мы оба обнажены.


Я чувствую головокружение и ужас.


Я должна прикоснуться к нему. Мои ладони двигаются по его груди, бокам, спускаясь ниже и сжимая его ягодицы. Тяну его ближе. Он вдыхает, ладони на моих бедрах и его губы прикасаются к моему плечу.


‒ Логан, ‒ выдыхаю я.


Я умоляю, и он это знает.


Его рот опускается к моей ключице, он наклоняется, целуя изгиб моей правой груди. Сильные пальцы поднимаются от моего бедра, обхватывают грудь снизу и тянут ее ко рту. Его прикосновение нежное, а рот теплый и влажный. Я стону от чувств, когда мой сосок оказывается у него во рту, как он скользит по нему языком, пробуждая желание внутри меня. Разжигая пламя.


Как только я хочу прикоснуться к его эрекции, он отходит. Его глаза блестят.


‒ Ложись на кровать, Изабель. ‒ Как всегда у него мягкий и теплый голос, только сейчас с нотами настойчивости.


Я отхожу. Попой врезаюсь в матрац и поднимаюсь на него. Ложусь на спину. Поворачиваюсь так, что моя голова на подушке. Тяжело дышу. Моя грудь поднимается и опускается, покачиваясь из-за каждого моего вздоха. У меня болят соски. У меня бьется сердце. Я мокрая. Я не хочу, но позирую для Логана. Одна рука держится за густые черные волосы. Одна нога стоит коленом вверх, бедра сведены прикрывая от его взгляда интимное место, а другая рука закрывает мою грудь.


Он голый, напряженный, стоит и смотрит на меня, я на него.


Он великолепен.


Татуировки, разные изображения, покрывают его руку от плеча до локтя. Его волосы распущены, вьются на концах, свисают с его плеч. Его тело ‒ тело воина: худощавое, твердое как алмаз, острое как лезвие, каждая мышца выделяется, как будто ее вырезали из мрамора. Его мужское достоинство... я кусаю губу, когда смотрю на него. Длиннее, чем положено, толще, чем я ожидала, слегка изогнут кнутри. Хочу прикоснуться к нему, обхватить его пальцами и взять в рот, почувствовать его вкус. Хочу направить его в себя, чувствовать, как он входит.


Я хочу его. Хочу его.


Я распахиваю колени, и он издает рык.


Забирается на кровать. Его колени по обе стороны моих бедер, одна рука упирается в матрас у моего лица, а вторая блуждает у меня в волосах. Губы касаются моих, дразня.


Он не целует, дразнит.


Кончиком языка он касается моей нижней губы в том месте, где я прикусываю ее сейчас.


Я помню, как он поднес стакан виски к моим губам, стакан, которого касались его губы. Помню вкус жидкости на своем языке, то, как она обжигала мое горло и то, как я хотела ощутить вкус его губ.


Его пальцы путаются у меня в волосах, он обхватывает мой затылок, закидывая мою голову, и впивается в мои губы поцелуем. Он целует меня, и целует, и это продолжается целую вечность.


Это продолжается до тех пор, пока мы оба не теряем способность дышать, пока его язык не исследует каждый уголок моего рта, пока не коснется обеих моих губ, языка, пока я не дернусь от него, чтобы ухватить воздух.


Отодвинувшись, он скользит ладонями по моим плечам, касается вершин моей груди. Обхватывает их руками. Касается большими пальцами моих сосков. А потом наклоняется и целует кожу между моих грудей.


‒ Ты заслуживаешь того, чтобы пред тобою преклонялись, Изабель, ‒ произносит он. ‒ Заслуживаешь, чтобы тебе говорили, насколько ты совершенна.


ГЛАВА 9


Я должна сдержать неожиданно нахлынувшие эмоции: удивление, смущение, потребность, нежность, вожделение.


Я обретаю голос, и мои слова удивляют меня.


‒ Тогда поклоняйся мне, Логан. Покажи мне.


Он облизывает мой сосок и погружает средний палец в мою киску.


‒ Я сделаю это, ‒ вращение, поступательное движение пальцем, и я не могу остановить свой стон. ‒ Покричи для меня, Изабель. Я хочу услышать каждый исходящий от тебя звук.


С губами на моем соске, одной рукой между моих бедер, он накрывает другой рукой мою грудь. Посасывает, кружит языком вокруг соска. А потом останавливается. Его палец выскальзывает из моей киски и размазывает мое естество по клитору. Я стону, охаю и ахаю. Я опять собираюсь кончить. Быстро и сильно.


Он находит определенный ритм, медленные и мягкие прикосновения двух пальцев к моему пульсирующему клитору. Он по очереди целует и посасывает обе мои груди: одну и вторую, одну и вторую. Внутри меня, внизу живота, натягивается спираль. Я извиваюсь. Свернувшись калачиком, поднимаю колени, а он не ускоряет своих ритмичных движений по моей пульсирующей плоти. Я осознаю, что стону. Не останавливаясь. Умирая от желания. Нуждаясь. Чувствуя его прикосновения и желая большего.


‒ Можно тебя попробовать, Изабель? ‒ спрашивает Логан.


‒ Пожалуйста, Логан.


‒ Пожалуйста, что? Скажи мне, дорогая, чего ты хочешь, и я дам это тебе.


‒ Пробуй меня. Заставь кончить. Трогай меня. Разреши прикоснуться к тебе.


Он поцелуями спускается вниз по моему телу. Грудь. Живот. Таз. Бедро. Снова и снова он целует мое тело, ничего не пропуская. Он поднимает мою левую ногу и целует тыльную сторону колена. Я хнычу от теплого и мягкого прикосновения его губ. Потом он щелкает языком и двигается по моему бедру. Я стону. Одно прикосновение его языка к моим половым губам, и я извиваюсь, задыхаюсь. Но пока что он не дает того, что мне нужно. Он переходит на другое мое бедро, спускаясь вниз к моим икрам, пока губы не прикасаются к щиколоткам.


‒ Логан... – задыхаюсь я.


‒ Я знаю, милая. Но я сказал , что ты достойна поклонения. Разреши поклоняться тебе. ‒ И он целует мою стопу.


Теперь он возвращается обратно к моей киске, по верху бедер, прикасаясь губами к эрогенной точке там, где сходятся мои ноги. К внутренней стороне. К холмику моих половых органов. Он кружит языком по самой вершине моего центра, облизывая верхушку, где сходятся половые губы.


‒ О, боже. Логан, да. Пожалуйста. Пожалуйста.


У меня перехватывает дыхание, я задыхаюсь на каждом слове. Молю. Он заставляет меня умолять каждым прикосновением, поцелуем.


Он глубоко входит в меня двумя пальцами. Кружит, выходит и входит. Начинает определенный ритм. Он постукивает языком по клитору, а я начинаю извиваться от его языка и пальцев. Бесстыдно двигаясь от него. Зарываясь пальцами в волосы, тяну их, мои бедра поднимаются.


‒ Ты кончаешь? ‒ бормочет он.


‒ Уже почти.


‒ Насколько близко?


Я только беззвучно хнычу, выгибаюсь на кровати и прижимаюсь к его рту и пальцам. Он накрывает своим ртом мою сущность, засасывает губами мой клитор, бьет по нему языком, пальцами входит-выходит, входит-выходит, а свободной рукой тянется к моему соску и щипает его.


‒ Сейчас, Изабель. Кончай прямо сейчас. Дай мне почувствовать, как ты сжимаешь мои пальцы, детка. Дай ощутить, как ты задыхаешься от сильного оргазма, ‒ его слова стимулируют меня. ‒ Насаживайся на мои пальцы и рот. Прими это от меня.


Я задыхаюсь, и в моих зажмуренных глазах вспыхивают огни. Напряжение в моем животе распадается, и я начинаю громко кричать. Я тужусь и сжимаю его пальцы со всей силы, теряю контроль и с помощью ритма движения его пальцев и рта кончаю так, как никогда раньше.


‒ Да, вот так. Кричи для меня. Кончай для меня, ‒ шепчет он мне напротив моей плоти. ‒ Ты чертовски красивая, Изабель. Сексуальная, чертовски сексуальная.


Я успокаиваюсь, а он стоит на коленях и смотрит на меня. Наблюдает за мной. Я потная, задыхаюсь. Грудь раскачивается от моего дыхания, а он наблюдает за этим.


Меня трясет. Дрожу от силы оргазма.


‒ Я хочу прикоснуться к тебе, Логан. ‒ Я сажусь и тянусь к нему.


Он приближается, становится на колени надо мной. Смотрит вниз на меня. Его эрекция перед моим лицом, а руки на плечах.


‒ Так прикасайся.


Я отрываю взгляд от него и смотрю на разнообразные татуировки на его руках. Портреты кинозвезд, игральные карты, перекрещивающиеся винтовки, надписи в старо-английском стиле, воробьи, пауки, черепа, пистолеты, персонажи, должно быть, из фильмов, маски ‒ все переплелись и растут со ствола дерева, корни которого расходятся вокруг его бицепса и локтевого изгиба.


Я опускаю взгляд ниже и смотрю на его эрекцию.


Я сжимаю ее одной рукой и провожу по мягкой плоти к основанию, а второй рукой обхватываю почти всю его длину, и только головка не помещается, выглядывая. Я провожу языком по кончику. Он стонет и крепче руками сжимает мои плечи. Я двигаю ладонями вверх-вниз. Я убираю одну руку и глажу от конца к основанию, снова и снова, учусь чувствовать его, то, как он заполняет мой кулак, как его кожа скользит и растягивается. Как он стонет до хрипа. Я нежно сжимаю, а он задыхается. У меня нет ничего кроме желания. Жажда. Я хочу его полностью.


Я обхватываю его губами, готовясь полностью взять его. Логан стонет, длинным, непрерывным рычанием.


‒ Нет, Изабель.


‒ Я хочу.


Он отстраняется и садится на пятки.


‒ Разреши мне снова попробовать тебя.


Я качаю головой.


‒ Я хочу тебя, Логан. Я хочу прикасаться к тебе. Хочу сделать тебе приятно. Я хочу этого.


‒ Но то, что произошло...


‒ К тебе не имеет никакого отношения. Не имеет никакого отношения к тому, как сильно я хочу тебя. ‒ Я наклоняюсь и целую его в губы. ‒ Ложись и позволь мне боготворить тебя тоже, Логан.


Он перемещается на спину, закидывая одну руку под голову, а другую протягивает мне.


‒ Изабель, я хочу, чтоб все было для тебя.


‒ Это так. Я хочу именно этого.


Я никуда не тороплюсь. Я начинаю с его острых, высоких скул. Целую сначала одну, потом другую. Целую его рот. По очереди облизываю верхнюю и нижнюю губу. Засасываю его язык своим ртом. Целую его горло, грудь. Провожу по каждому соску своим языком. Обвожу языком вдоль его выемок под грудными мышцами, по кубикам его пресса. Ниже и ниже. К его бедрам. Ладонями глажу от его живота к бедрам. Провожу плавно туда и обратно. Целую там же, где он целовал меня. Доказываю ему, что его тело для меня так же прекрасно, как мое для него. Я запоминаю его. Каков он на вкус. Вид его растянувшегося, стройного, твердого и излучающего страсть тела подо мной сочетается с мужской привлекательностью. Я беру его ствол в руку и начинаю ласкать. С этим я тоже не тороплюсь, наслаждаясь тем, как он ощущается в моей руке, больше чего-либо в своей жизни. Больше, чем нездоровой пищей, свободой и старинными книгами, просто прикасаться и целовать его лучше чем все то, что я раньше знала.


Меня переполняет ощущение радости, признательности и первобытной похоти, которые не могу сдержать. Быстро и внезапно беру его в рот. Я расслабляю горло и беру его очень глубоко, ощущая его вкус на своем языке. Логан стонет и вздрагивает. Я его вытаскиваю и меняю рот на кулак, размазываю слюну по нему. Глажу его. Быстрее и быстрее.


Чувствую его дрожь подо мной, слышу стоны из его груди, разносящиеся по спальне эхом.


Я знаю, он близко. Я чувствую это, пробуя смазку с его конца, когда я лижу, сосу, нежно целую и облизываю всю его длину. Он пульсирует от моих прикосновений, утолщается под моими губами.


‒ Ты очень вкусный, Логан, ‒ слышу я свой голос. ‒ Кончай, позволь ощутить твой вкус на своем языке. Отдай мне все.


Кто это говорит? Я никогда не произносила таких слов. Даже не думала в таком ключе. Но слова так и идут из моего рта и звучат сексуально. Я звучу сексуально. Я кажусь опытной. Женственной. Чувственной.


‒ Из... Изабель, ‒ у него перехватывает дыхание, а голос напрягается. ‒ Боже, что ты делаешь со мной?


‒ Надеюсь, делаю приятно.


‒ Это не просто приятно, Из, это фантастически.


Из. Это уменьшительное? Псевдоним?


‒ Из?


‒ Ты не хочешь, чтобы я тебя так называл?


‒ Нет, хочу. Мне нравится.


‒ Из. Иззи?


‒ Мне нравится Из.


Неожиданно Логан перекатывает нас, и я оказываюсь под ним. Его колени между моих бедер, смотрит на меня, грудная клетка вздымается. Из кончика его члена просачивается жидкость, подтверждая, что он близок к финалу.


‒ Ты сделаешь кое-что для меня?


‒ Все, что угодно.


Именно это я и имею в виду. Я сделаю все, что он скажет. Это безумство, так быстро соглашаться, но я согласна.


‒ Прикоснись к себе.


Конечно, я уже ласкала себя. Когда не могла заснуть по ночам, борясь со своими кошмарами и новыми потребностями, я касалась себя. Но по каким-то причинам я всегда стыжусь этого.


Ласкать себя перед ним? Пока он смотрит? Моя грудь сжимается, по коже бегут мурашки, а сердце колотится. Я дрожу. Моргаю. Сжимаю свои бедра вместе.


‒ Логан, я не знаю... ‒ шепчу я, не в силах посмотреть на него. ‒ Я не знаю, смогу ли.


‒ Я хочу посмотреть, как ты удовлетворяешь себя. Это будет очень сексуально, наблюдать за тобой. ‒ Он садится на свои голени и его твердая и гордая эрекция поднимается еще выше. Она огромная, так и манит мои пальцы, рот. Мою сущность. ‒ Вот так, Из. Смотри на меня.


Он обхватывает свой толстый стержень одной рукой, и его кулак выглядит очень большим, твердым и грубым. Там должна быть моя рука, а не его. Но это очень горячо, наблюдать за ним. Он медленно поглаживает себя одним движением кулака. Показывается головка, а кожа оттягивается к основанию, а потом снова поднимает. Он проводит пальцем по головке и снова кулаком оттягивает кожу.


Ох.


О боже. Его лицо, когда он так делает. Как его глаза сужаются, а челюсть напрягается. Его грудь сильно расширяется и сжимается. Яички висят и раскачиваются под его кулаком.


Почти непроизвольно моя рука тянется через живот прямо между бедер. У меня сводит живот от вида, как он ласкает себя. Внизу пульсирует, покалывает, горит. Мне нужно прикоснуться к себе, хотя бы чтобы расслабиться. Меня поражает вспышка молнии, когда я прикасаюсь к своему клитору тремя пальцами.


Провожу, обвожу, нажимаю.


У меня сбивается дыхание, я смотрю в его глаза, стараюсь максимально раскрыться, широко расставив бедра и подтянув пятки к ягодицам, чтобы он видел. И, боже, да, это эротично и сексуально. Трогать себя и знать, что он смотрит. Делает то же самое. Очень интимный момент. Я не могу перестать смотреть, не могу остановиться. Я близка к кульминации, лавина тепла накрывает, а водоворот напряжения поглощает меня. Наблюдаю, как его кулак начинает двигаться все сильнее, у него грубые, резкие и сильные движения. Я делала бы это мягче и нежнее. Ласкала бы его с благородством и изяществом.


Одной рукой я поглаживаю себя круговыми и ускоряющими движениями между бедер, но я должна прикасаться к нему. Я убираю его руку, и на ее место кладу свою. Я глажу нас обоих, а он смотрит.


Моя рука ‒ движущееся пятно на его толщине, качающееся вверх-вниз, вверх-вниз, увеличивая темп. Он стонет, я хнычу, он подталкивает мою руку, сильнее вдалбливается в мой кулак. Я сжимаю пальцы крепче и чувствую приближение, и это не просто столкновение гор, а нескольких континентов. Я не могу дышать, не могу остановиться. Все, что я вижу, это его лицо, невероятно голубые глаза, мощную грудь, его татуировки и эрекцию в моей руке. Мои пальцы отчаянно кружат.


‒ О, черт, Изабель. Я так близко, ‒ рычит он сквозь стиснутые зубы. ‒ Я люблю наблюдать за твоей рукой на моем члене.


Член. Его член. Новое слово. Конечно, я его слышала, но никогда не произносила.


‒ Я люблю трогать твой член. Не могу дождаться, когда ты кончишь, Логан.


‒ Мне нравится, когда ты грязно говоришь. Я могу кончить даже раньше.


‒ Тебе нравится, когда я говорю подобное?


‒ Черт, да, ‒ кричит он. ‒ Это горячо. Все, что ты делаешь, горячо. Но это? Самое горячее.


Я глажу его сильно и быстро, двигая кулаком по его длине так быстро, насколько могу. Когда он начинает рычать, я вижу, как он сжимает челюсть, а член в моей руке начинает пульсировать, я замедляюсь.


‒ Черт, Изабель, я близко, пожалуйста, не останавливайся.

‒ Обещаю, я не остановлюсь, ‒ шепчу я.


Я хочу это увидеть. Почувствовать. Познать каждый момент его оргазма, испытывая умопомрачительную радость от того, что я дарю ему это. Ничего сейчас не важно, кроме оргазма Логана.


Я чувствую, как он начинается.


Я двигаюсь медленно, мягко, нежно и легко, и это сводит его с ума. Я знаю, что он хочет сильнее и быстрее, но оргазм будет интенсивным, если я сделаю все медленно и плавно. А я хочу продлить. Для себя. То, что я делаю, ‒ эгоистично. Оттягиваю это. Запоминаю.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги