Я кричу, а может просто пытаюсь кричать. Он поднимает меня, и я вижу кровь на его руках, когда тот проводит по моим волосам, убирая их с моих глаз.
Мир покачнулся и начал темнеть, и черная дыра уже засасывает меня в свою воронку, где на самом дне я вижу языки пламени. Я хочу быть там, среди огня, там, где тепло. Я хочу быть в этом пламени. Хочу прямо в центр огненной стихии.
Я напрягаю мышцы, но железные обручи крепко держат меня. Я почти уже достигла пламени. Я всматриваюсь в языки огня и вижу руку, почти черную в обгоревшем рукаве рубашки, скрученные лохмотья ткани. Возможно, мне все это кажется. Наверное, мне просто причудилось это пламя.
Я не знаю. Знаю, что мне очень холодно.
Ужасно холодно.
Я знаю, жизнь − это боль.
Я знаю, что стальные обручи, удерживающие меня, они теплые. И я чувствую на своем лице дыхание с запахом виски.
Я смотрю вверх и взгляд пронзает меня.
− Тссссс. Все будет хорошо. Я помогу тебе. − Голос с текстурой затемненной комнаты, Ровный, бархатный, сильный, глубокий.
Я падаю. Борюсь с гравитацией, понимая: это путь во Тьму, а Там во Тьме скрывается Мрак. Я не очень понимаю, что означают мои мысли, но я должна бороться, попытаться выиграть.
Но я проигрываю.
Я падаю.
Сквозь бездонную Тьму. Я падаю.
***
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Мой голос сорван. Мое горло болит от криков.
Ты отбрасываешь назад прядь волос. Закрываешь мой рот ладонью.
Я все еще во сне.
Я отталкиваю тебя от себя. Твои прикосновения неприятны мне, твой голос не дает передышки от навязчивых образов, возникающих в моей голове.
− Отстань. Уходи!
− Это я. Калеб.
− Я знаю. − Я борюсь за каждый свой глубокий вздох. − Нет! Не трогай меня! − Я сажусь, закутываюсь в одеяло, натягивая его на плечи, прижимая к себе, мои глаза зажмурены так сильно, что я вижу звезды в темноте. Я не хочу делиться этим с тобой, но должна сообщить этому миру, что он не должен рушиться в моем сне, не может затеряться в глубине моего разума.
− Я помню много воды вокруг, − шепчу я. − Я помню Тьму. Помню Боль. Я не забыла этот холод. Как лежала на тротуаре, смотрела на это пятно света и мечтала доползти до него, потому что, возможно, там будет теплее. А потом − ты... и Пламя. Я чувствую, в этом сне было что-то еще, чего я не помню. Не могу увидеть.
− Но сейчас ты в безопасности. С тобой все хорошо.
Я трясу головой.
− Нет, я не в безопасности. Только не с тобой. Ты не говоришь мне всей правды. В этом нет правды. И я − не в порядке. Я бесплотный призрак, не человек. И я не знаю, как сложить куски мозаики в одну картину. У меня нет всех фрагментов.
− Изабель… − начинаешь ты.
Взмахом руки я останавливаю тебя и касаюсь твоей ноги.
− Нет. Замолчи. Ты − инкуб. Ты лжешь!
Момент молчания. И твой голос холодный и отстраненный, когда ты встаешь.
− Доктор Франкель здесь. В Башне есть клиника на несколько этажей ниже. Он находится в ней.
Я вскакиваю, одеяло падает на пол у ног.
− Я готова. Идем.
− Хочешь что-нибудь поесть? − спрашиваешь ты.
− Не начинай внезапно делать вид, что ты заботишься обо мне, Калеб. − Я пытаюсь пройти мимо него.
Но ты хватаешь меня и зажимаешь в тиски объятий. Разворачиваешь к себе. Железной хваткой хватаешь за подбородок, сжимаешь так, что, кажется, раздробишь кости.
− Тебе никогда не понять степень моей заботы о тебе. − И ты отпускаешь меня.
− Нет, не понять. − Я смотрю на тебя. Твои глаза сверкающие, горячие, открытые, дикие, излучающие ярость и агонию, я вижу это. − И не хочу понимать! − Это откровенная ложь.
Ты отчаянно смотришь на меня, мышцы челюсти сжаты запредельно, так что желваки ходят, твои глаза что-то выискивают в моих, что-то нужное. И не находят, я ни о чем не думаю.
− Я не понимаю, что мне сделать, чтобы ты поняла, я не такой как ты думаешь!
− Ты и не пытался.
− Я пытался. Так долго, так...
− Как долго, Калеб? Как? − Мое понимание о временных рамках моей собственной жизни не имеет никакого смысла.
Годы, даты, как долго я находилась в коме, сколько лет своей жизни я помню, насколько надежны мои воспоминания об этом времени... все это под большим вопросом. Я ничего не знаю, а то что знаю – не обязательно правда.
− Сколько мне лет? − спрашиваю я.
− Они не знали точно, сколько тебе было лет, когда произошла авария, − говоришь ты.
− И в каком году произошла авария?
− В 2009, − ты отвечаешь без запинки.
− Как долго я находилась в коме?
− Полгода.
Я прохожу мимо тебя.
− Думаю, ты мне лжешь.
− Изабель...
− Отведи меня к доктору Франкель.
Ты сжимаешь челюсти, откидываешь голову назад. Смотришь на меня, сузив глаза.
− Хорошо, мисс Де Ла Вега. Как скажете.
Мы ждали лифт в полной тишине. И когда двери открылись, я повернулась к тебе.
− Говори мне правду, Калеб.
− Правду о чем?
− Правду обо мне. О том, что произошло. Обо всем!
Ты поворачиваешь ключ.
− Доктор Франкель ждет.
Ни одно слово не произнесено, пока лифт спускает нас на этаж ниже, и мы спускаемся на тридцать второй этаж. Безликие коридоры, абсолютно одинаковые двери, различающиеся лишь маркировкой цифр и букв. Кипельно-белая комната, кушетка, покрытая белой пеленкой поверх твердой синтетической кожи. И доктор Франкель, пухлый невысокий мужчина в неумолимом конце среднего возраста, к которому не благоволили ни время, ни судьба. Челюсть обвисла и подрагивает, его обвисший живот лежит на пряжке ремня, брюки цвета хаки плотно сидят на бедрах, но болтаются на лодыжках. Карие глаза не скрывают интеллект, а его маленькие руки ловкие, нежные и уверенные.
− А. Вот и пациент. Очень хорошо. − Хлопнув рукой по пеленке, которая мнется под моим весом, он приглашает меня присесть. − О да, я помню вас. Отличная чисто проделанная мной работа, хочу я вам сказать. Не осталось ни следа от ваших травм. Очень хорошо, просто отлично. Все будет быстро и легко. Местная анестезия, быстрый разрез и все закончится. Ни боли, ни страданий.
Я ложусь на кровать.
− Приступайте.
Он откашливается.
− Хорошо. Я вижу, разрез был сделан на вашем бедре. Мне нужно чтобы вы разделись. По крайней мере, до пояса.
Не долго думая, я задираю подол платья выше пояса, и, сосредоточив свой взгляд на стене, снимаю нижнее белье.
− Так лучше?
− Хм. Да... Я мог бы выйти из комнаты, вы же понимаете.
− Я хочу покончить с этим делом поскорее. Хочу, чтобы чипа во мне не было.
− Я не думал, что вы знаете.
− Я и не знала, − сказала я. − А теперь знаю.
Он кивает тяжелой головой.
− Понятно. Ясно. Я накину это на вас. − Доктор Франкель накрывает меня куском синей стерильной ткани, оставляя квадрат посередине открытым.
Квадратный вырез обрамляет мой шрам на бедре и доктор использует пластырь, фиксируя ткань, убеждаясь, что она останется на месте. Франкель достает пару стерильных перчаток и очень осторожно, касаясь лишь края раструбов, натягивает их на руки.
Поднимая шприц, доктор смотрит на меня.
− Маленький укол. − Он делает инъекцию, холод проходит по моей коже, и я уже ничего не чувствую. − Немного йода для дезинфекции вашей кожи... − Из маленькой надорванной коробки видно коричневую жидкость и ватный тампон.
Холодный йод окрашивает мою кожу в оранжевый.
Доктор разрывает еще один пакет, в нем скальпель и пара щипцов. Франкель подводит скальпель к моему шраму и надавливает, спрашивая:
− Что-нибудь чувствуете?
Я качаю головой.
− Нет!
− Очень хорошо. Я начинаю. Может, отвернетесь? И если вдруг анестетик начнет отпускать, дайте мне знать, и я добавлю дозу. Я не хочу, чтобы вы что-то почувствовали.
− Хорошо. Продолжайте.
Я с долей любопытства наблюдаю, как доктор Франкель прижимает кончик скальпеля к моему шраму, свободной рукой натягивая кожу рядом с ним. Короткий взгляд на меня, чтобы удостовериться, что я ничего не чувствую, и аккуратный надрез на всю длину шрама. Пошла кровь: он вытер ее куском ткани и раскрыл надрез. Я завороженно смотрела, как открылась моя рана. Шрам располагался на бедре, но чуть ближе к ягодницам, прямо за бедренной костью, чтобы ничто не выдавало присутствие инородного предмета под кожей. Мгновения поиска щипцами и доктор уже подцепил чип − маленький кусок пластика, красный от крови. Он был крошечным, почти невесомым, раздался стук, когда Франкель поместил его в лоток. Он быстро наложил шов темными нитками и повязку на место разреза.
Вся процедура заняла от силы пять минут от начала до конца.
− Отлично, вот и все. − Снимая перчатки, доктор Франкель собирает медицинские предметы, не дезинфицируя, выбрасывает шприц в мусорное ведро, а инструменты складывает в ящик с надписью «Острое» на стеллаже.
− Благодарю вас, доктор Франкель, − говоришь ты. − Ваш расчетный счет пополнится сегодня до конца рабочего дня.
− Не сомневаюсь. − Быстрый взгляд на Калеба. − А сегодняшний вечер?
− У отеля вас будет ожидать лимузин, а ваша спутница уже готова составить компанию на вечер. − Ты берешь паузу. − Я должен напомнить правила поведения, касающиеся моих сотрудников. Она ваша спутница только на вечер. И, конечно, вы можете действовать на свое усмотрение, в расчет за проведенную процедуру.
− Не нужно напоминать мне о расчетах, Мистер Индиго. Я прекрасно знаю правила. Я подписывал договор о неразглашении несколько лет назад, и не в моих правилах молоть языком.
− Конечно, нет, − говоришь ты.
Снова взгляд в мою сторону.
− Осторожнее со швом. Он не очень большой и должен зажить сам в ближайшее время. Но постарайтесь не мочить его последующие сорок восемь часов.
− Я буду иметь это в виду. Спасибо, доктор.
− Рад был помочь. В следующий раз постарайтесь известить меня пораньше, а не за два часа до операции.
− Надеюсь, следующего раза не будет, − говоришь ты.
Доктор Франкель смеется.
− Ох, уж эта доля врачей. Нас рады видеть, когда мы приходим, еще счастливее, когда мы уходим. А лучше всего, когда с врачами вообще не приходится встречаться. − С этими словами доктор Франкель выходит за дверь.
Когда хороший доктор уходит, ты переводишь взгляд на часы, а потом на меня.
− Самые дорогие семь минут, я бы сказал.
− Если бы ты не распорядился вживить мне этот чип, тебе не пришлось бы тратить три миллиона долларов на то, чтобы вытащить его. − Я хмурюсь. − Зачем ты сказал вшить в меня чип слежения, Калеб?
Ты почти не дышишь.
− Минутная слабость. Я хотел знать, что могу помочь тебе в любой момент...
− Инвестиции?
− Ты действительно склонна верить в самое худшее?
− Действительно. − Я одеваю нижнее белье и одергиваю подол платья, оно послушно возвращается на место, когда я встаю. Я немного в растерянности, потому что мое бедро все еще онемевшее. − И неспроста.
− Ты неверно истолковываешь ситуацию.
− Потому что ты скрываешь от меня правду! Поэтому у меня нет возможности истолковать ситуацию верно. − Я пробую встать с кровати, ищу равновесие, чтобы не упасть.
− И я не могу понять тебя. Ты − моя главная головоломка.
Ты просто смотришь на меня. Нет слов? Я жду, но ты не произносишь ни слова.
Я качаю головой и ухожу, или вернее пытаюсь уйти. Я вынуждена цепляться за любую поверхность, чтобы передвигаться: от кровати к двери, от двери к стене, от стенки к лифту. Я прислоняюсь к стенке лифта и пытаюсь восстановить дыхание. Местный наркоз начинает отходить и мое тело напоминает, что его совсем недавно разрезали и зашили. И это неприятное ощущение. И почему-то я не удивлена, что ты не останавливаешь меня, не идешь за мной. Это не новость для меня.
У меня был сотовый. Но я не взяла его с собой, потому что не привыкла носить с собой такие вещи и где-то оставила его. Может у Логана. Я не знаю где. Сейчас хотелось, чтобы телефон был со мной. Я бы позвонила Логану. Попросила бы его забрать меня.
Я уже снаружи, мир кажется ярким, громким и хаотичным. Я чувствую, как паника проходит по краю моего сознания, оседает на дне легких, лишая меня воздуха. Я концентрируюсь на своих шагах, держусь за стены здания. Это очень трудоемкий процесс, довольно тяжелый для меня, стремительно выбежавшей из здания и всеми силами старающейся дойти до перекрестка и не рухнуть в обморок по пути. Светофор переключается, и толпа устремляется вперед через дорогу, а я теряю равновесие. Несколько раз я чуть не падаю, но наталкиваюсь и отскакиваю от других прохожих, это помогает мне выпрямиться и идти дальше. Сейчас моя цель добраться до перекрестка кажется чуть ли не подвигом. Мне тяжело дышать, глаза застилает тьма, оставляя узкую полоску четкой картинки, но каждый шаг требует от меня дикой сосредоточенности и решимости, что я просто не могу позволить себе запнуться. Тогда я просто рухну.
И тут я чувствую, как мир плывет вокруг меня. Я смотрю по сторонам, и вижу его. Высокий, золотоволосый с загорелой кожей и глазами цвета индиго. Идет ко мне, размахивая руками, со спокойной нежной улыбкой на лице, он просто искренне рад видеть меня. Он одет в те же узкие темно-синие джинсы, как в тот первый раз, когда я увидела его, но сегодня в красную футболку с надписями большими черными буквами «Голосуй ПРОТИВ Далекса. Останови вымирание сегодня!» и изображением робота, усеянного черными руками, вооруженными пистолетами. Я не понимаю смысла многих его футболок. Полагаю, что это ссылки на некую поп-культуру, с которой я не была знакома ни до, ни после своей амнезии.
Он обхватывает меня кольцом своих рук, прижимает к своей груди. Логан теплый и крепкий, мое утешение, его запах уже знаком мне: жевательная резинка с корицей и сигаретный дым. Я прикладываю ухо к его груди и слышу, как бьется сердце, и я дышу полной грудью впервые за долгое время. Он ничего не говорит, молчит, понимая, что я сейчас слишком надорвана.
Его ладонь спускается с моей талии на бедро, прямо на свежий шов. Я задыхаюсь от боли, и он быстро убирает руку.
− Черт, тебе больно? − Он хватает меня за плечи и осматривает на предмет повреждений.
Я качаю головой.
− Нет. То есть, да! Мне совсем недавно вытащили микрочип из бедра. Больше меня не отследить. Вернее, с его помощью не отследить.
− Когда это произошло?
Я пожимаю плечами.
− Наверное минут десять назад.
− Дьявол, Изабель, − вздыхает он. − Тебе нельзя стоять на ногах.
Слова сменяет действие, и вот он уже хватает меня на руки и прижимает к своей груди.
− Поставь меня обратно, Логан. − шепчу я, уткнувшись лицом в его шею. − Я в порядке. И ты же не можешь нести меня через все улицы Манхэттена.
− Черта с два я тебя поставлю, черта с два ты в порядке, и черта с два я не смогу. − Он движется сквозь толпу со мной на руках, как будто я ничего не вешу, и заботливо старается не ударить о что-нибудь мою голову. − Если мужчина, несущий женщину на руках по улице самое странное зрелище для этих людей, то почему они не акцентируют внимания на нас.
Я не хочу, чтобы он отпускал меня. Нет, правда, не хочу. И поэтому позволяю нести себя. И мне нравятся его присутствие рядом, его тепло и сила. Забота обо мне. Беспокойство обо мне. Его мысли обо мне.
− Так... ты и Калеб... − Такая нежная пытка, нет боли.
У меня комок в горле.
− Я не могу, Логан. Пока еще не могу.
Его губы касаются моей щеки. Лба.
− Когда сможешь. Или не говори никогда. Я − рядом, ок? Это все, о чем ты должна беспокоиться. Я − рядом и у меня есть ты.
Его большой серебристый внедорожник был припаркован в паре кварталов от нас, и Логан нес меня на руках весь путь туда, не споткнувшись, не поменяв положение рук и ни разу не показав, что мой немалый вес для него тяжесть. Ставит меня рядом с машиной на ноги, открывает дверь и помогает мне устроится на сиденье, захлопывая ее за мной.
Садится за руль, касаясь кнопки пуска двигателя, и салон тут же наполняют звуки громкой, дикой и хриплой музыки. Она грохочет, но достаточно плавно, певица − женщина. Ее голос сладок и полон ярости, легко переходит с пения на крик − «Я − твоя Тьма, я − твой Грех, я − твоя шлюха». Логан дернулся, чтобы выключить музыку, но я остановила его.
− Подожди. − Есть что-то в ее манере вокала, в том, как она срывается на крик. Что-то в тексте. В безумном звучании инструментов. − Что это?
− Это группа «In This Moment” и их трек, который называется «Шлюха».
− Они поют про меня.
И мы просто сидим и слушаем. Я глубоко потрясена. Ее с трудом контролируемой яростью, ее Тьмой в глубине души, поисками ответов на вопросы, на которые нет ответа... Трек задевает, достает до самых потаенных уголков моей души.
И тут начинается новый трек. «Вы больны, как я?.. Красива ли я?» − и в этой песне больше злости, чувствуется ненависть. Ненависть к себе и осознание грязи внутри себя.
И это так похоже на мое существование, очень близко к тому, какая я есть. Я могла бы превратиться в существо, вырезанное из огня и ярости. Я обманута и порабощена, вынуждена существовать в той форме, которая мне не подходит. Мне промыли мозги, и я стала той, кем не являюсь. Мое прошлое скрыли от меня. Правда о том, что со мной случилось, похоронена. Даже мои желания используют против меня. А потребности превратили в оружие, выковали лезвия, которые разрезают мою же плоть.
Я дрожу как сухой лист на ветке от сильного ветра.
− Я думаю, что достаточно. − Произносит Логан, когда песня заканчивается.
− Нет. Еще одну!
Он включает песню «Кровь» и я растворяюсь в словах композиции: «Грязная, грязная детка... все, что ты берешь у меня... подчини меня себе, ты меня разрушаешь...»
Я закрываю глаза и полностью растворяюсь в звуках песни. Погружаюсь в нее. Кричу вместе с ней. Пою вместе с ней. Теряю вместе с ней свое «я».
Он включает еще один трек − «Обещание» − в этот раз звучит еще и мужской голос, и название раскрывается в песне − обещание ранить друг друга.
Это чувство мне знакомо. Я ощущаю это сейчас. Я бросаю взгляд на Логана и понимаю, что это правда. Я сделаю ему больно. Я уже причинила ему боль. Но он пока этого не понимает.
Он ведет машину и включает мне треки на свой вкус. Он рассказывает мне о каждой песне, об исполнителях, которые начинают играть один за другим. Он ставил мне Halestorm, Flyleaf и Amaranthe, Skillet, Five Finger Death Punch − и как они придумывают такие названия?
И одна постоянная тема − ярость.
И она мне понятна...
Мы добрались до его дома, а я получила краткий экскурс в музыкальный мир, который, оказывается, может раскрыть секреты души, превратить их в реальность и наделить голосом. Оказывается, мой голос злой.
− Моя девочка любит металл! − говорит Логан и глушит двигатель своей машины.
− Я не твоя девочка. − Мне не нравится, как звучит моя фраза, да и беглый взгляд на Логана подтверждает: я сделала ему больно. − Я не хотела... Прости меня.
− Не надо, это же так и есть.
− Это не то, что я имею в виду. Или − то, но оно звучит не в том контексте. Я не могу быть твоей девочкой. Я бы хотела ей быть, очень хочу. Но... я не могу, Логан... не могу!
− Почему нет?
− Потому что я раскрошена на куски. На фрагменты, осколки с острыми как бритва краями. И я разрежу тебя на такие же куски, если ты будешь удерживать меня.
− Я не против пустить себе кровь ради тебя.
− Не надо этого делать. − Я сглатываю горечь. − Не надо ради меня. Я не стою этого.
− Не стоишь? − Мне кажется, ему тяжело дышать, но я не смотрю на него. − Ты не стоишь? Боже, этот ублюдок реально сделал столько дерьма для тебя, ведь так?
− Я сделала это для себя сама.
− Но я же прав?
− Прав. − Я выхожу из машины, а он следует за мной. Садится на нижнюю ступень лестницы, ведущей в дом. − Как ты там оказался, Логан? Я имею в виду сегодня. Как ты так можешь... так просто... быть рядом, когда ты мне очень нужен?
− Просто... я знал. Не понимаю как. Не могу объяснить, чтобы это не прозвучало чепухой. Просто... знал, что должен быть там. Знал, что буду нужен тебе. Не мог просто сидеть и ничего не делать. Мы завершили сделку и нам нужно уехать на неделю, а я... я схожу с ума без тебя. И я знал, что нужен тебе. − Копается в карманах джинс и извлекает из них мой сотовый. − А еще ты оставила это у меня, и я собирался вернуть его тебе.
− Спасибо.
Он пожимает плечами.
− Что случилось? − Логан закуривает сигарету, глубоко затягиваясь.
Забираю ее у него, курю вместе с ним. Вкус отвратительный, но стоит того из-за легкого головокружения, как будто ощущаешь мгновения свободы, летишь над всем этим. И это сближает меня с ним.
− Много рассказов, много полуправды, много лжи. – Я смотрю на бетонный пол под своими ногами. − Много моей слабости. Большей, чем когда-либо я познавала.
Логан молчит продолжительное время, сигарета зажата между указательным и большим пальцем, клубы сигаретного дыма овевают его лицо.
− Но я был прав.
− Не жалей слов, Логан. Не жалей моих чувств. − Забираю у него сигарету, затягиваюсь, Наблюдаю, как вишневое сияние становится ярче. Отдаю обратно. − И своих тоже.
Не моргая, он смотрит на меня, делает последнюю затяжку и резким движением руки выбрасывает окурок. Он летит несколько футов и, падая, рассыпается на снопы искр.
− Ты трахалась с ним?
Я едва могу справиться со своим голосом, когда шепчу:
− Короткий ответ... да.
Молчание, короткое и жесткое.
− Черт. Я так и знал. − Встает, отходит, резко распускает волосы из хвоста, встряхивая ими, и зарывает свои пальцы в белокурые волнистые волосы. Смотрит на меня с расстояния десяти футов. − А длинный ответ какой?
− Я ненавижу себя за это. Я знала: это ничего не изменит. Это не изменит его. Это не изменит меня. Никаких ответов на вопросы. Но... я слаба, Логан. Он сбивает меня. Я не знаю, как тебе объяснить. Но в тот момент я чувствовала себя... опустошенной. И я поняла, даже если он чувствует то же самое, он не покажет этого. Или у него очень странные методы это проявлять. И я − не знаю, я совсем не приблизилась к истине, к тому, чтобы узнать о себе в прошлом. Ничего не изменилось с того момента, как я ушла отсюда и вернулась.
− Ну а сейчас, что, Изабель?
− Ты и я. Как ты можешь еще смотреть на меня?
Он касается моего подбородка пальцем. Я даже не поняла, что он, оказывается, стоял прямо передо мной, слишком была погружена в свои мысли.
− Как думаешь, почему, в первую очередь, я позволил тебе уйти? Почему не стал заниматься сексом с тобой?
− Я не знаю.
− Ну, это полная хрень, потому что все ты знаешь. − Он опять садится рядом. − Я говорил тебе почему.
И я вспоминаю.
− Ты сказал, что ничего не начнется между тобой и мной, пока не закончится с Калебом и мной.
− Правильно. − Пауза. − И? Закончилось?
− Я не знаю. Я знаю, ты надеешься на мой решительный ответ, прямо сейчас, но... я не могу ответить тебе. Это конец влияния Калеба на меня на физическом уровне. Но на эмоциональном... я не знаю. Осталось слишком много вопросов, на которые мне необходимы ответы. Я... я слишком запуталась, Логан. Он что-то знает, но ничего мне не говорит. И ты был прав насчет этого. Но я не понимаю, зачем он скрывает все от меня? Что это за тайна такая? Просто... просто я должна знать больше. И до тех пор, пока я этого не узнаю, − не быть мне цельной и не избавиться полностью от Калеба.
− Полагаю, не стоит винить тебя.
− И я не знаю, важно тебе это или нет, но... я не трахалась с ним... это он трахал меня и я позволила ему это. И так было всегда. Я соучастница, да, я должна быть честной в этом. И я позволила ему, как всегда разрешала. В тот момент, когда он был во мне, я просто... я теряла себя. Просто теряла. − Мне хочется коснуться его руки, но я боюсь. Собрав всю свою храбрость, я провожу пальцами по его руке. − Что будет с нами, Логан?
Он сплетает наши пальцы вместе.
− Мне больно. Я расстроен. В том смысле, я знал, что это произойдет, вот почему я сдерживал нас. Вот же дерьмо. − Он поднимается, и ведет меня внутрь. − Понимаешь, мне нужно время. Не сближайся с ним и... со мной.
Я не в состоянии думать о нем и о себе. Я едва могу функционировать. Мой разум вращается, как орбитальная модель нашей галактики, миллион мыслей проносится в миг в моей голове, и все они складываются в сложный гелиоцентрический узор вокруг двух солнц − Логана и Калеба. Они оба являются супер гигантами, и каждый из них обладает собственным гравитационным воздействием на меня.
Или может быть Калеб как черная дыра, поглощает свет, материю, все сущее, неумолимо разрушая. А Логан − солнце, дарит жизнь, отдает тепло, возможность расти.
Логан ведет меня в свою гостиную, подталкивает к дивану. Я сажусь на него. Он выпускает Какао, которая приветствует меня обильными щенячьим поцелуями, а потом ложится на пол и смотрит на нас. Логан исчезает на кухне и возвращается с двумя открытыми бутылками пива и полупустой бутылкой «Джеймсон».
− Предостережение: прежде чем мы начнем пить, − это ничего не исправит. Но иногда нам нужно просто на все забить, а не беспокоиться о гребанном хаосе, который является нашей жизнью. Это поможет абстрагироваться от всего. Когда-то я понял, что лучше всего думается о проблемах, когда у меня злое похмелье. Пульсирующая головная боль и трясущиеся кишки делали меня более жестким и честным с самим собой.
Он передает мне бутылку виски и одну бутылку пива.
Я смотрю на него.
− А где стаканы?
Смеется.
− Никаких стаканов для такого рода напитков, милая. Мы будем пить из горла бутылки.
− И много?
− Два хороших глотка это примерно одна стопка. Но в сложившихся обстоятельствах, я бы сказал: пей, пока сможешь.
Мне кажется, что это плохой совет. И, похоже, в нем и есть сама суть − напоить меня как можно быстрее.
Я поднимаю бутылку виски к губам и делаю пробный глоток. Виски обжигает, но не так сильно как скотч. Его действительно легче пить. Я позволяю жару распространиться по горлу, и выдыхаю. А потом я делаю так, как сказал Логан: опрокидываю бутылку, делая один глоток, второй, третий, пока жар не становится невыносимым, и я хватаю ртом кислород, из-за которого в моем горле бушует настоящий пожар. Я запиваю его половиной пива, чтобы охладить горло и чувствую, как закружилась голова.
Логан забирает у меня бутылку и делает то же самое, выпивая примерно столько же и чередуя виски с пивом. А потом он делает что-то странное. Падает на диван, ставит виски и пиво на низкий столик, и хватает меня за ноги, располагая их на коленях и сбрасывая туфли на пол. Подняв одну из моих ног, он крепко сжимает ее ладонями и впивает в ступни пальцы, вырывая из меня стон.
− Что ты творишь, Логан? − спрашиваю я.
− Хочу дать тебе одно из величайших наслаждений − массаж ног.
Это невероятно. Я не хочу, чтобы это когда-либо прекращалось. Это так интимно, очень приятно, и почти сексуально. Его большие пальцы плотно прижимаются и скользят по моей ноге, к пятке, по подушечке стопы, а потом его пальцы проникают между пальцами ног, и я хихикаю от щекотки. После короткой паузы, для того чтобы глотнуть пива, он подвергает мою другую ногу той же манипуляции.
А потом его пальцы впиваются в мои мышцы, разминают их круговыми движениями, чередуясь от одной ноги к другой. Выше и выше, уже у коленных чашечек, и массаж становится все более интимнее, с каждым дюймом вверх. Подол моего хлопкового платья накрывает его руки. Одной рукой он держит меня за лодыжку, а другой массирует мою икру.
Я забыла про пиво. Делаю глоток и смотрю на него.
− Это удивительно.
− Хорошо. Тебе нужны удивительные вещи в твоей жизни.
− Нужен ты. − Я не хотела этого говорить, но виски, кажется, развязал мой язык.
Логан не смеется над моим фальшивым признанием.
− Ясно одно, я плохо на тебя влияю. − Он протягивает мне виски, и я беру бутылку, делаю два глотка и немедленно догоняю их. − Вот и пример − я заставляю тебя мешать виски и пиво.
− И это правда, − говорю я. − Очень верно. Но я − не против. Большей частью из-за того, что твой имидж плохого мальчика все так же хорош.
Это заставляет его рассмеяться.
− Я рад, что ты так думаешь.
Его руки перемещаются с моей правой ноги на левую, и невозможно думать о чем-то еще, только о его прикосновениях к моей гладкой коже на сгибах за коленями. И это так интимно, что заставляет меня желать самыми грязными закоулками разума, хотеть, чтобы руки подвинулись выше. Но я понимаю, что это самое неправильное, что может произойти между нами сейчас.
− Голодна?
Я небрежно киваю.
− Да. Очень! Очень-очень!
− Ты напилась, − говорит он, смеясь.
− Напилась. Да, я напилась. Иииии мне нравится это!
А еще мне нравится диван. Он очень удобный. Диван поглотил меня и затянул в себя.
− Хорошо. Это − главное. Но не слишком ли много?
− Вообще, я не пью много и очень редко. Калеб следил за моим... здоровьем.
− Ну, у меня есть что-то нездоровое и вкусное для тебя. Только держись. − Я слышу, как хрустит пластик, тишина, потом звуки открывающейся и закрывающейся дверцы микроволновой печки, которая начинает что-то разогревать. Мне очень любопытно и приятно, и комфортно быть пьяной, так хочется посмотреть, что же он там делает. И через мгновение я чувствую аромат, но не могу определить, что так пахнет.
Он плюхается на диван рядом со мной, в его руках керамическая тарелка и еще две бутылки пива. Он забирает у меня из рук бутылку − я так и не поняла, когда она опустела и не помню, как я ее опустошила, и вручает мне другую, полную. Делаю глоток, и он, как и те, другие до него, вкусный. Но потом я чувствую запах еды. И не помню, когда я последний раз ела. На тарелке лежат чипсы, желтые кукурузные чипсы, намазанные сыром, шарики и нити оранжевого сыра лежат поверх треугольников бело-желтых чипсов.
Я пробую один. О! Ого! О мой бог!
− Фтоэто? − я спрашиваю с полным ртом, забитым чипсами и сыром.
Он смеется.
− Похоже, что я кормлю инопланетянина. И похоже, что ты никогда не пробовала нормальной еды. Это начос, детка. Сырные чипсы. Лучшая еда пьяных и обкуренных.
− За исключением пиццы, − добавляю я, − и куриной шаурмы.
− И картофельных чипсов.
− И пива.
− Пиво − это очень важно, − соглашается Логан. Он тянется к чипсам, но останавливается и смеется. Я их все съела. − Ты голодна?
Смущенно смотрю на него.
− Прости, я не хотела так по-свински.
Логан лишь качает головой, смеясь.
− Не смеши меня и не извиняйся. − Он протягивает руку и тянет меня за волосы. − Хочешь еще чего-нибудь?
Я просто киваю. Я уже съела все. А это была большая тарелка, полная чипсов.
− Да, пожалуйста.
Он направляется на кухню, но вдруг останавливается и наклоняется над диваном за моей спиной, опираясь подбородком о мое плечо. Мне очень хочется поцеловать его, его щеку, рот, висок, его что-нибудь. Но я не смею.
− Ты когда-нибудь ела О-М и Дж? − спрашивает он.
− Что?
− Я больше чем уверен, что нет. Сэндвич с ореховым маслом и джемом.
Пожимаю плечами.
− Я не помню.
− Тогда давай. Тебе понравится. Другая правильная еда. Я жил на О-М и Дж пока рос. И до сих пор, если я не знаю, что съесть, я ем это.
Он возвращается через несколько минут с четырьмя бутербродами, два для меня, два для него. И первый кусочек... невероятный вкус. Хрустящие орехи, прохладный фруктовый джем, мягкий белый хлеб. Я закончила с первым бутербродом в одно мгновение. И уже была на полпути ко второму, когда меня накрыло.
Яркое солнце. Слепит. Светит прямо в глаза, а я сижу за столом. Чувствую дерево ладонями, плотная огрубевшая древесина с трещинами и бороздками, отполированными по мере износа. Под моим указательным пальцем правой руки чувствую ямку, я ковыряю ее ногтем. Я делала это миллионы раз. Сидела здесь, скребла ногтем это углубление и ждала. Я чувствую... море. Морскую соль. Где-то далеко океанские волны разбиваются о берег. Разными голосами кричат чайки.
Силуэт на фоне солнца, женщина, высокая и гибкая. Длинные черные волосы лежат почти на талии. Ее бедра покачиваются под музыку, которая слышна только ей, она стоит у стола и что-то готовит. Она делает сэндвич. Щедро мажет виноградный джем. Ореховое масло с большим количеством арахиса. Режет бутерброд по диагонали и ставит его передо мной. На белой фарфоровой тарелке с окантовкой из нежных голубых цветов.
Она наклоняется и закрывает солнце, которое мешало мне разглядеть ее. Я вижу ее улыбку, озаряющую лицо. Ее глаза сверкают.
− Comma, mi amor. − Ее голос звучит как музыка.
Она касается губами моей щеки, и я чувствую запах чеснока и духов.
− ...Изабель? Изабель! − голос Логана проникает в мое сознание.
− Моя... моя мама делала мне такие сэндвичи. Когда я была совсем девчонкой. Кажется. Я только что... я видела ее. Я сидела за столом. И рядом, мне кажется, был океан. И это все, все, что я помню. Но я могу… чувствовать это.
У Логана нет слов, но они мне не нужны. Он обнимает меня, прижимает к себе.
− Я здесь, детка.
Это все что мне нужно. Он ничего больше не говорит, ему нечего больше сказать.
Его сердце бьется размеренно, стучит в мое ухо мягкой барабанной дробью. Я понятия не имею, который сейчас час, меня это не заботит. Мир кружится вокруг меня, и я чувствую, что отрываюсь от него. Как будто вот-вот улечу далеко, в любой момент утеряв центробежную силу.
− У Калеба... я видела сон. Воспоминание больше, я думаю. Не совсем уверена. В автокатастрофе. Все может быть. Все что я знаю, так это то, что мне было больно, шел дождь, и было очень холодно и темно. Столько боли... и я одна. Но он был там, мне казалось, что я видела его раньше. Это не было ограблением, как он мне говорил. Какое-то неправильное ограбление. Не это случилось. Не это. Он лгал мне. Но почему? Зачем лгать об этом?
− Может потому, что он не хочет, чтобы ты узнала правду о том, что с тобой случилось.
Во всем этом скрыто слишком много смысла. И от этого очень сильно болит сердце. Что скрывает Калеб? Просто у меня сейчас так много предположений, что от этого всего кружится голова.
Я все еще держу в руке половинку бутерброда. Отложила его в сторону и чувствую холодный влажный нос, подталкивающий мою руку. Открываю глаза и вижу глаза Коко, они двоятся и размыты, но смотрят с надеждой. Я с трудом могу лишь бросить на пол к ее лапам кусочек своего бутерброда − совсем маленький уголок.
Она не бросается на бутерброд, а смотрит на Логана с надеждой.
− Ты не должна есть человеческую еду, но один раз можно. − Он чешет ее между ушей. − Давай девочка.
Коко пожирает его за один укус, облизывается и возвращается на свое место, на подстилку рядом с дверным проемом, между гостиной и коридором. Ее хвост стучит по полу выбивая ритм − тук, тук, тук-тук.
− Мне нравится Коко. Она хорошая собака.
Логан смеется.
− Знаю. Моя девочка.
− Я думала, что это я твоя девочка, − говорю я, и это звучит слишком раздраженно, даже на мой вкус.
− Ты серьезно ревнуешь меня к моей собаке, Изабель? − спрашивает Логан со смехом в голосе.
− Нет. Закрой рот. − Я не могу скрыть улыбки в голосе и на лице. Даже не пытаюсь.
Даже молчание между нами легкое. Я довольна тем, что весь мир вертится вокруг меня и для меня. Лежать на Логане и слушать, как бьется его сердце в мое ухо и не думать о Калебе, о лжи и тайнах, не думать ни о чем.
− Хочу в кое-чем признаться, − говорит Логан.
Я качаю головой на его груди, как будто отрицаю что-то, но в конечном итоге это больше похоже на шлепки по голове.
− Я не настроена сейчас на серьезные разговоры.
− Ничего такого. Просто у меня был скрытый мотив для того, чтобы напоить тебя.
Я оборачиваюсь и смотрю на него, но мне приходится закрыть один глаз, чтобы остался один он.
− Да ладно! И что это было?
− Ты не соблазнишь меня. Я не могу взять тебя, когда ты так растеряна, особенно сейчас, когда ты очень уязвима. Потому что это − неправильно.
− Не ожидала услышать от тебя подобное.
− Я знаю. − Он гладит мою руку. − Я хочу, чтобы все было правильно. Когда это произойдет с нами, я хотел, чтобы это было правильным. А ты пока еще не готова.
Я отрицательно качаю головой.
− Нет. Мне хочется, но нет. У него есть ответы на мои вопросы, которые мне необходимы, и пока он не рассказал все, он держит меня, и я не могу вырваться. Это нечестно перед тобой.
− Жизнь – несправедлива, − говорит Логан. − Никогда не была и никогда не будет. А иначе мой лучший друг не умер бы, и я не был бы арестован. Если бы в жизни была справедливость, Калеба арестовали бы вместо меня, а у тебя не было бы амнезии. Если бы только жизнь была справедливой, мы могли бы быть вместе и между нами не было бы никаких препятствий.
− Но жизнь несправедлива.
− Даже близко. – Вздыхает он. − Я не имею в виду, что жалею о том, что произошло между нами, когда мы были вместе, но я... мне очень трудно сейчас. Потому что я попробовал тебя. Краем глаза я взглянул на то, что будет, когда между нами не останется ничего.
− Но я слаба и между нами стоит кое-кто. − И я задыхаюсь от своих следующих слов. − Калеб между нами.
И опять Логану нечего сказать. Это правда и мы оба это понимаем.
− Который час? − спросила я.
− Что?
− Потому что я понятия не имею сколько, а мне интересно.
Логан поворачивает запястье, для того чтобы посмотреть на часы.
− Два тридцать пополудни.
− Я устала. − Мне хочется открыть глаза, но я не могу. Они меня не слушаются. − Прости меня, я сегодня совсем невеселая. Просто... я очень устала.
− Я рядом, Изабель. Просто расслабься. Давай. Я с тобой.
Я всегда проваливаюсь в сон рядом с Логаном. Возможно из-за того, что чувствую себя в безопасности рядом с ним.
Я вижу сон о Логане. О том, что я нагая с ним. И нет ничего между нами. А потом я вижу разбитое стекло и искореженный металл, и тьму, и дождь. И Логан во Тьме со мной, под дождем, но вне досягаемости.
Вне досягаемости. И во сне, и в жизни.
***
Я просыпаюсь одна, охваченная ужасом. Пот градом. Слезы. Остатки сна наполняют мой разум страхом, фрагменты ночного кошмара трепещут на задворках моей души. Голодные глаза, красные во тьме, ослепляют меня яркими вспышками. Лед по моим венам. Потеря. Путаница. И все это беспорядочно, дико, спутано на уровне интуиции и в тоже время бессмысленно.
Пытаюсь дышать через все это, но не могу. Не могу дышать. Моя грудь стиснута железными обручами, они мне мешают сделать глоток воздуха. Руки дрожат. Слезы катятся по щекам свободно и неудержимо. С болью пытаюсь вдохнуть, но у меня не получается. Ужас колотится внутри черепной коробки и сжимает мое сердце так, что оно трепыхается, как крылышки маленького воробья.
Где Логан?
А я где?
В его кровати. Матрац слишком большой и пустой для меня. Одеяло сбилось у изножья кровати, простынь закрутилась вокруг моих бедер. Я мокрая от пота. Снаружи темно. Цифровые часы на тумбочке показывают 1:28 утра. Темно. Свет выключен. Лунный свет пробивается сквозь оконное стекло и серебристой дорожкой пробегает по полу, отражаясь на моей коже. Я раздета, но нижнее белье на мне. И я не помню, как раздевалась.
Мне удается хрипло вдохнуть. Еще раз. Голос у меня колючий.
− Логан?
Ничего.
− Логан? − немного громче.
Я соскакиваю с кровати, ударяясь ногами об пол. Деревянный пол холодит мои ноги. Бюстгальтер очень тесен, сдавливает меня. Тяжело дышать. Ищу пальцами застежку и срываю его, отбрасывая прочь.
Головокружение. Во рту сухо. Голова просто раскалывается.
Я не могу дышать.
Я не могу дышать без Логана.
Нахожу его спящим на диване, одетого всего лишь в легкие шорты и больше ничего. Ноутбук на кофейном столике открыт, экран темный, рядом сотовый телефон, блокнот и ручка. Несколько телефонных номеров написаны ниже, все местные, Нью-Йоркские с кодом 212. Какие-то знаки, перечеркнутые буквы, каракули. Абстрактные знаки, кляксы, квадраты, переходящие в треугольники, дуги и кривые, становящиеся деревьями. Что-то написано на самом краю страницы и подчеркнуто несколько раз.
Якоб Каспарек.
Под ним еще слова, соединенные с именем темной жирной стрелкой: «был выписан».
Что это могло означать?
Мне достаточно просто видеть его, для того чтобы успокоиться. Логана что-то беспокоит, он ворочается. Я опускаюсь на диван рядом с его головой, закапываю пальцы в его волосы. Он бормочет что-то неразборчивое и подается вперед, ближе ко мне. Я кладу его голову на свои колени, и он совсем как мальчишка издает слабый довольный звук, что-то тает в моей груди от этого. Рука Логана лежит на моем бедре, и я вжимаюсь в диван, опираясь ногами в кофейный столик, а его рука обхватывает меня за талию между спиной и диваном.
Я не засыпаю, но могу просто отдохнуть, закрыть глаза и расслабиться, позволить чувству покоя проникнуть в меня.
Я нуждаюсь в этом мужчине всем сердцем.
ГЛАВА 12
Я дремала до рассвета.
В какой-то момент, уже после восхода солнца, Логан внезапно и быстро проснулся и, моргая, уставился на меня.
− Изабель?
Я улыбаюсь ему.
− Привет.
Глазами он скользит по моей груди. И изо всех сил пытается отвести свой взгляд от них.
− Какого... хм. Что случилось?
− Мне приснился кошмар. Я проснулась, а тебя рядом нет. Вот и пошла тебя искать.
− У тебя был кошмар, но я почему-то уснул на твоих коленях? − он хотя бы не уходит с моих коленей и это меня вполне устраивает.
− Когда я вижу кошмары, они обычно кидают меня в паническую атаку. Я не могу дышать, не могу двигаться. Трудно даже думать. Но когда я увидела тебя спящим здесь, это... это успокоило меня. И ты, спящий на моих коленях − это идеально. Именно то, что мне было нужно.
− Мне жаль, что меня не было рядом, когда ты проснулась.
− Но ты был там.
− Ты знаешь, что я имею в виду. − Он потирает глаза, прогоняя остатки сна. Его взгляд постоянно возвращается к моей обнаженной груди. − Боже, ты великолепна.
− Как и ты, − говорю я.
И это так. Пока он спал, я провела много времени за рассматриванием его татуировок, пыталась разгадать образы, набитые в изображениях. Обводила контуры его мышц пальцами, слушала его дыхание.
− Тебе надо накинуть рубашку. Или мне нужно выйти в другую комнату. − Его голос с низкими нотами хрипит, он садится, и я вижу, как я влияю на него. Он отворачивается, чтобы скрыть это, но я уже вижу его эрекцию, натягивающую шорты до упора.
− Ты случайно не видел где-нибудь мою одежду? − спрашиваю я.
Он встает.
− Да, я снял ее, когда уложил тебя в постель. Подумал, что так ты будешь лучше спать.
− Очень заботливо с твоей стороны, − говорю я и смотрю на него. − Но обычно я не сплю в бюстгальтере. Это очень неудобно. Может быть, в следующий раз ты снимешь с меня и его тоже.
Он исчезает в своей спальне и возвращается с моим платьем.
− Я не знаю, смогу ли выдержать это испытание. – Он передает мне мою одежду. − Я − в душ. Не хочешь пойти до меня?
Я трясу головой.
− Нет. Спасибо. Я в порядке.
Он смотрит на меня напоследок, его взгляд скользит по моему телу с явным желанием. А потом он уходит в ванную комнату, и становится слышно, как шумит душ. Не прошло и нескольких минут, как я вспоминаю о написанной им записке и возникших в связи с ней вопросах. Я решаю задать их ему и распахиваю дверь ванной. Меня встречают запахи пара и мыла. В душевой есть стеклянная перегородка, но я вижу его четко, окутанного лишь пеленой плотного клубящегося пара. Его обнаженное тело великолепно, прекрасно, красиво. И я смотрю на него, наблюдаю за ним. Он стоит лицом к потокам воды, одной рукой опираясь на стену, а вода заливает его затылок и голову. Он наклонился вперед, выгнув спину.
Мне требуется лишь мгновение, чтобы понять, чем он занимается; его рука медленно движется вверх и вниз по внушительной эрекции. Мастурбирует. И не знает, что я здесь, а я молча смотрю с восторгом. С возбуждением. Глаза закрыты. Челюсти сжаты. Поза кричит о внутренней борьбе, некоем большом конфликте с самим собой. Он сжимает себя яростно и крепко. И я смотрю и думаю о том, насколько нежнее была бы. Я смотрю и не чувствую никакой вины за свой вуайеризм. Я должна чувствовать вину, но нет. Только удовольствие. Меня бросает в жар, киска наполняется влагой. Я хочу прикоснуться к нему. Снять с себя нижнее белье и скользнуть к нему в душ, заменить его руку своей. Хочу обвить ноги вокруг его бедер и почувствовать его внутри себя. Почувствовать, как он берет меня, разрывает, опустошает. Как насилует меня.
Я помню, что он сказал мне на пороге этой ванны.
− Оденься, Х. Прежде чем ты узнаешь, сколько мне требуется самообладания, чтобы не потерять контроль и не сотворить с тобой... не изнасиловать тебя до обморока.
Я хочу, чтобы он взял меня силой.
Но я не могу этого допустить. Не сейчас, когда на моей коже все еще свеж запах Калеба. Я хочу Логана. Он нужен мне. Отчаянно нуждаюсь в нем. Но я не могу. До тех пор, пока не разорву оковы Калеба.
Боже. Рука Логана размыта в очертаниях и его тело покачивается, выпрямляясь. Ладонь, сжатая в кулак вокруг члена, почти врезается в его основание и вновь поднимается к вершине. Я загипнотизирована видом его напряженных ягодиц, выгибающихся в тот момент, когда он вонзает свой член в кулак и его головка становится пурпурной от жестокой силы захвата. Я не смогла бы сейчас отвести взгляд, даже если бы сильно этого захотела.
Он стонет тихо и сдержанно. А потом снова начинает свои размытые раскачивающие движения, прислоняясь всем своим весом к мраморной стене. Уткнувшись лицом в локоть, толкает бедра вперед. Выгибая корпус и прогибая спину в позвоночнике. Символ мужественности со всеми этими его мышцами, татуировками, состоящий только из твердой плоти и углов.
Я чуть не кончила вместе с ним. Фонтан спермы вырвался из него, пачкая мрамор и стекая по нему каплями, смешиваясь с водой и убегая в сток канализации. Но он продолжает терзать свой член, накачивая его до тех пор, пока из кончика головки не вырывается следующий поток, а после, сжав свой член у основания, он трет там, пока из него не хлещет третий фонтан белой вязкой жидкости. И только потом он оглаживает головку, сжимает, медленно проводя рукой по всей длине, и опять сжимает. Наконец, он закончил.
И тогда он замечает меня.
Сузив глаза, он сжимает челюсть.
− Изабель.
Его взгляд опускается вниз от моей груди. И останавливается на лобке. Я тоже смотрю вниз и вижу потемневший от влаги шелк белья на своей киске.
Я встречаю без стыда его взгляд и опускаю голову.
А потом сбегаю. Возвращаюсь в комнату и бросаюсь на кровать. Боже, что я натворила! Я смотрела, как Логан мастурбирует. Зол ли он на меня? Я не знаю. Но удивлен точно. Смущен. И точно увидел, как я возбудилась, наблюдая за ним.
О боже. Боже. Я закрываю глаза и все еще продолжаю видеть его, его внушительный член в сжатом кулаке с широкой опухшей головкой, багровой от того, что он безжалостно сжимает себя в руке. Я почти осязаю его член в своих руках, почти чувствую прикосновения его губ к своей груди. Стон вырывается из меня, и я протискиваю ладонь под резинку нижнего белья, вставляя в себя два пальца. Смачиваю их своим соком и потираю клитор. Кусаю губы и кричу, когда разряд пронизывает меня.
Я слышу звук открывающейся двери и знаю, он здесь. Но не открываю глаза. Я приподнимаюсь на кровати и сдергиваю с себя трусики. Отталкиваю их от себя. Раздвигаю ноги и прикасаюсь к себе снова, мои пальцы входят в круговой ритм.
И когда ритм найден, я открываю глаза и смотрю на Логана сквозь полуприкрытые веки. Он прислонился к двери закрытой спальни, толстое черное полотенце прикрывает его бедра, он сжимает концы рукой. Я не останавливаюсь. Смотрю прямо ему в глаза и нахожу свой клитор, скольжу пальцами вглубь киски, размазывая по ней соки, еще один круг, и еще одно круговое движение. Я тяжело дышу, мои бедра вздымаются вверх. Мое горло сжимается, выдавливая невольный стон, жар сжимает мои мышцы, напряжение копится внизу живота.
Полотенце на талии Логана не предпринимает никаких попыток к тому, чтобы скрыть свидетельство его вновь проснувшейся эрекции.
Что мы творим? Зачем?
У меня нет ответов, но я знаю, что не собираюсь останавливаться. И я знаю, что он тоже не будет этого делать. Но тоже не станет ближе. Если бы он сделал это, все изменилось бы в одно мгновение. Одно прикосновение, и все будет кончено. Он был бы здесь в этой постели со мной. И я хочу этого, но, как он сказал вчера, я тоже хочу, чтобы это было правильно. Может быть, это неправильно, а может, и нет. Я не знаю. Я лишь знаю, что мне нравится ощущать его взгляд на своем теле, и я бы хотела, чтобы к телу прикасались его руки, но думаю, что тогда мы находились бы здесь не один день, обнаженные, запутанные, потные, вместе опускаясь так низко и делая все то, чего мне так хочется. Хочется до боли долго, и все же после того, как мы бы очнулись от этого наваждения, у меня еще остались бы вопросы и проблемы, и ничего не изменилось бы, и ничего не было бы решено.
Поэтому я выбираю подождать.
И мучить нас обоих этим интимным подглядыванием. Я демонстрирую ему себя. Пятки упираются в ягодицы, бедра широко расставлены, влажные и блестящие от моих соков, тяжелая грудь чуть растеклась на бока. Глядя на него, я моргаю, и он оказывается голым. Полотенце упало. Член в руке. Снова невероятно твердый.
− Сожми свои соски, Изабель, − долетает до меня его голос. Я хватаю сосок большим и указательным пальцами, и стон вырывается из меня.
− Сильнее. Пусть станет больно.
Я крепко сжимаю его, и вспышка молнии пронзает меня, мои бедра неосознанно приподнимаются.
Он резко вздрагивает.
И я ловлю его взгляд.
− Мягче Логан. Нежно. Не так грубо.
Он становится деликатнее и медленнее в своих прикосновениях.
− Да, вот так.
− Вот бы это была твоя рука, − бормочет он.
− Или мой рот, − говорю я.
− Или твоя киска.
− Идеальный вариант. Я бы сжала ее вокруг тебя. Я обхватила бы тебя так сильно, что ты не смог бы вырваться из меня.
− Если бы я был в твоей киске, я не смог бы уйти. Я бы погрузился так глубоко... − Он ублажает себя медленно, нежно. Но все равно не так, как сделала бы это я.
Боже, как я хочу коснуться его.
И я помню, как он себя чувствовал в моих руках. В моем ротике. Как он кончал на мою кожу, мой язык.
И схожу с ума. На грани потери контроля над собой. Готовая отказаться от всего и просто броситься на него, как львица на свою добычу.
− Зачем мы так с собой, Логан? − хрипло и отчаянно спрашиваю я.
− Черт, если бы я знал.
Он близко. Его глаза полуприкрыты, его движения резки и грубы.
− Ты мне нужен!
− И ты мне нужна, детка. − Скрежещет зубами, мышцы напряжены до предела, зрачки сужены и сфокусированы на мне.
И вот я там. На самом гребне волны. На краю. Готовая сорваться вниз.
− Логан, еще немного, я уже, сейчас.
− Я тоже.
Я не могу смотреть на него сейчас. Если посмотрю, то спрыгну с кровати, встану на колени перед ним и приму все его семя в рот, на лицо и на грудь. Я наброшусь на него и буду скакать на нем до тех пор, пока не останется сил. Боже, я так его хочу.
− Я тоже чертовски сильно тебя хочу, Изабель, − говорит Логан, и я понимаю, что последнюю мысль я высказала вслух.
− Ох... Боже. О боже. − И я взрываюсь, видя образ Логана перед глазами.
А потом я чувствую его. Неужели мне это чудится? Его рот обхватывает мои соски, сильно посасывает их, поглаживает, кусает и его пальцы переплетенные с моими в полном безумии.
Боюсь открыть глаза и разрушить эту магию, я просто продолжаю стонать и хныкать, почти плачу от пронизывающего меня блаженства, влажный язык согревает кожу на моей груди, губы увлажняют и скользят по моей коже.
− Логан... − шепчу я.
− Тссс.
Он близко. Слишком. И мне нужен он, и если это реальность, и он действительно в этой постели вместе со мной, я приму его. У него нет шансов против моего отчаяния.
− Тише, детка. Дай мне позаботится о тебе.
− Но...
− Тише.
И потом его губы там, на моей киске, прямо на клиторе. Мои пальцы погружаются в его густые длинные волосы, и я тяну за них, подтягиваю его, потому что хочу больше его рта во мне, хочу поглотить. Больше. Боги, еще больше.
Я корчусь под ним и кончаю. Так тяжело, но кончаю. Звезды сыплются из моих глаз и мое дыхание сейчас это рваные выдохи и рыдания экстаза.
− Логан... Боже, Логан.
Я принимаю неизбежное. Я не могу это остановить. Я хочу этого. И получу. Он будет моим. Не могу сопротивляться. Это бесполезно.
И снова его язык доводит меня до оргазма. Я буквально страдаю от силы этого кульминационного момента, так сильно он бьет меня следом за двумя предшествующими. Мне кажется, он наказывает меня. Заставляет кончать снова и снова. Я не могу остановиться. Он не даст мне остановиться. Я не знала, что это возможно: просто кончать и кончать и снова кончать, это похоже на падающее друг за другом домино. Его пальцы врезаются в меня, мнут мои затвердевшие соски, а я плачу, плачу, рыдаю от вины и блаженства. Агония экстаза. Он провоцирует меня на это, он делал это со мной раньше, и мы были здесь раньше. Здесь и сейчас.
Так близко и так далеко.
Я отстраняюсь от него, уворачиваюсь от его нетерпеливого проворного рта, а он следит за мной. Бросаюсь на него обратно, врезаюсь, и мой рот сминает его губы.
− Сотри все, Логан, − мое дыхание сливается с его, − смой с меня все. Пожалуйста. Пусть все исчезнет. Забери все.
− Я не могу, детка, − говорит он, и его низкий голос дрожит. − Я не могу ничего изменить.
− Нет, ты можешь. Ты изменил меня.
Я нуждаюсь в нем. Хочу его чувствовать. И больше не могу играть в эти детские игры, в которых секс невозможен, притворяться как будто мы все ближе и ближе и не доходить до конца.
Мы стоим на коленях в центре постели, в объятиях, рты разбиваются, сталкиваются и сминаются, его руки обнимают меня, пальцы пробегают вдоль позвоночника и скользят ниже, обхватывают мои ягодицы с яростной силой, и я сейчас против него, грудь упирается в его твердую грудь. Я чувствую его член между нами, толстый жесткий горячий стержень у моего живота. Я сжимаю запутанные пряди его светлых волос, заставляя его приблизиться, и тяну свою руку между нами, чтобы схватить его за эрекцию и размазывать вязкую жидкость на моей ладони и по всей его длине. Он стонет, и я вкушаю этот звук. Я пробую и проглатываю его, снова поглаживаю его, выдыхаю и вздыхаю.
Наклоняюсь к нему, и он опускается на спину.
− Изабель...
− Я не могу... Логан, я умру без этого. Умираю без тебя, − шепчу эти слова в район челюсти рядом с мочкой уха, а потом целую место, которого коснулись мои слова.
Его ноги подрагивают на кровати, и я знаю, он тоже чувствует отчаяние. Он борется сейчас, с собой, со мной. И я тоже пытаюсь одолеть это, но мы оба обречены на проигрыш.
Сижу на нем, оседлала, упираясь коленями в матрас прямо над развилкой его бедер, моя задница болтается в воздухе, влага сочится из киски. Наклоняюсь, и его член чуть приоткрывает меня.
− Изабель, о черт, Изабель. Это. Боже, бог мой, − сейчас он заблудшая душа. Он не может противостоять этому.
− Боги... черт возьми.
Мы обречены сделать это вместе. Быть заложниками ситуации, связанные ею.
− Смотри на меня, Логан, − умоляю я. Он распахивает глаза, и в моей душе вспыхивает пламя цвета индиго. − Не смей отводить от меня взгляд.
Мы оба знаем, почему не должны это делать. Почему чувствуем, будто что-то не так, даже если испытываем от этого удовольствие.
Я только что была с Калебом.
И воспоминания одолевают меня. Это видно по моим глазам, я уверена. Логан видит это.
− Детка, я рядом. − Его взгляд смелый, сильный и непоколебимый.
Мы застыли в этот момент, так пронзил меня его прямой взгляд, когда наши глаза встретились. Ни я, ни он не отводили взгляд.
Мои руки прижаты к его груди, грива моих волос чернильным покрывалом укутывает нас и скрывает от всего мира, когда я наклоняюсь вперед и целую его.
О, рай, красота поцелуя так бесконечна и дика. Это заставляет мое сердце взволнованно стучать, язык − чувствовать мою сущность на его губах и лизать его; это заставляет мою душу петь, почувствовать безумную потребность в силе его губ на моих, заставляет все мое существо вибрировать от чистой и восторженной радости, чтобы отдаться этому, ему, нам.
Я не останавливаю себя. И не останавливаю его.
Я опускаюсь на него, пока мы целуемся, погружаю язык в тепло его рта, он приподнимается ко мне, наполняет меня и возносит до растягивающей ноющей, пылающей, красивой полноты. Не могу не плакать от этого великолепия.
− О боже, Логан. Логан... − Я рыдаю.
− Черт возьми, о мой чертов бог на небесах, − выдыхает он, и его руки взлетают мне на бедра, парят над моей задницей, бедрами, спиной, прочесывая каждый дюйм моей плоти, которой он может достичь.
− Изабель, моя Изабель, боже, ты дьявольски совершенна.
И нет ничего, кроме нас. Я пронзена им, полностью усажена на него. Я не могу двигаться. Могу дышать, и хотя бы раз в жизни чувствую, что, наконец, могу это сделать. Он мое дыхание. Он наполняет меня до растягивающего предела, и я схожу с ума от этого безумия. Он наполняет меня до обжигающего чувства. Нет ничего подобного, никогда не было ничего, что соответствовало бы совершенству его тела во мне. Мы пара, созданы друг для друга.
− Изабель... − стонет он.
И я помню, что он был так близок к тому, чтобы кончить, когда был на другом конце комнаты; он сдерживал себя, и теперь ему должно быть больно от необходимости освободить себя, от необходимости двигаться.
− Я больше не могу, − шепчет он, ладони на моем теле скользят по бедрам от ягодиц до талии, как будто он не может решить, где ему сильнее хочется дотронуться до меня, хватка усиливается.
− Не сдерживай себя. Никогда не сдерживай. Отдай мне всего себя, Логан.
Я опускаюсь вдоль его тела вниз, позволяя болезненным кончикам моей груди скользить по его груди. Мои бедра выгибаются, пока полностью не сливаются с моим телом и он так глубоко врезается в меня, что почти причиняет боль. Мои губы касаются его груди. Мой язык трепещет над его сосками. Кусаю его за горло. Обхватываю ладонями его лицо, целуя подбородок и уголки рта, облизываю его верхнюю губу, пробуя в ямке над ней вкус его пота.
− Возьми меня, Логан, − я говорю громко, не переходя на шепот, не скрывая безумного отчаяния в голосе, не пряча боль, конфликт и ненависть к себе.
Вскользь по его телу, почти полностью выталкиваю его из себя, но я не делаю паузу, не жду его ответа. Тяну его лицо к себе и целую его рот со всем голодным рвением, которым обладаю, и опять опускаюсь на него. Он стонет в наш поцелуй и вздрагивает, когда бедренные кости сталкиваются, как корабли нос в нос. Его руки крепко сжимают мою задницу, собирая в одну ладонь ягодицы, и он притягивает меня к себе, хотя я до предела насажена на него, насколько могу, но нам обоим нужно больше, нам нужно еще глубже.
Я ставлю ноги на его бедра, позволяю себе всем весом опереться на его грудь и цепляюсь за его плечи для равновесия, откидываюсь назад, как резинка, натянутая к вершине, а потом падаю на него и кричу его имя − ЛОГАН! − как проклятие, как благословение, как молитву, как благодать, и его голос тоже напряжен, его голос высокий, как и мой, он кричит вместе со мной. Он берет контроль в свои руки, не дергая меня и не меняя позы. Обхватывает мои бедра за основание, чтобы придержать, и толкает меня вниз, подталкивает вверх и устанавливает свой собственный ритм. Логан блестит от пота, капли металлик на его загорелой коже. Его глаза устремлены в мои. Мы не смотрим в сторону. Я смотрю на него, когда он поднимается, чтобы заполнить меня, и мои веки трепещут от удовольствия, когда он выходит, но я не закрываю их, не отвожу взгляд.
Очень тяжело удерживать устойчивый зрительный контакт. Разум и душа хотят отвести глаза в другую сторону через некоторое время. Встретить чей-то взгляд и выдержать его не вздрагивая и даже не моргая, просто пристально смотреть и получать в ответ то же самое, практически невозможно.
Потому что это слишком личное. Я обнажаю душу и делаю уязвимым свое сердце.
Я выворачиваю наизнанку каждый уголок своей души для Логана. И смотрю только на него, позволяя заглянуть в меня и забирая в ответ его взгляд. Это дар.
Мы движемся синхронно. Находим наш ритм. Музыка наших тел приятна и осязаема. Ведь в этом предназначение каждого из нас, мы должны быть здесь и сейчас, вместе.
− Изабель, боже, Изабель, − он издает звуки так, как будто за его сцепленными челюстями огромный поток слов, который он едва сдерживает.
− Скажи что-нибудь, Логан.
Наши движения безумны. Я распластана на нем сверху, ноги прижаты к телу, бедра совершают круговые движения. Я дышу его дыханием, целую его время от времени, покусывая губы.
− Мне нравится, − говорит Логан. Слова как будто вырываются из него.
Я прижимаю лицо к его шее.
− Мне тоже. Очень нравится.
− Чувство, будто я ждал этого всю свою жизнь.
− Знаю. Ощущаю себя так же, − говорю в ответ.
− Я... − он начал, но резко замолчал.
Я приподнимаюсь, чтобы взглянуть на него сверху, боясь нарушить наш ритм. Вот это моя судьба, думаю я. И в ней не было ничего, кроме этого. Кроме нас. Нет ничего. Только настоящее. Только этот Рай.
− Скажи это, Логан, − я прикусываю его нижнюю губу. Посасываю ее. − Выскажи все, что есть в твоем сердце.
− Даже страх смерти не похож на те чувства, которые я испытываю, Из, − он шепчет мне это в щеку.
− Я знаю. Я чувствую это в тебе.
− Если я скажу это вслух, назад пути не будет.
− Я не хочу. Не хочу пути назад.
Он садится, подтягивает пятки к ягодицам, а я обвиваю его талию своими ногами. Подводит ладони под бедра и держит меня на весу. Приподнимает, позволяя рухнуть на него всем своим весом, и пронзает меня. Я цепляюсь за его плечи и расслабленно двигаюсь вверх и вниз. В такой позе он входит в меня очень глубоко, так глубоко, что перехватывает дыхание, искры сыплются из глаз. Внутри меня лишь взрывающиеся потоки экстаза.
И я борюсь с ним. Пытаюсь противостоять. Держась за него, дышу им, и, осязая его запах, схожу с ума, растворяясь в нем. Прогнать, отпустить безумие, кричать, всхлипывать от того, что кульминационный момент нарастает вместе с ним.
− Логан, господи, Логан...
− Изабель. Черт, о боже. − Он кусает мою мочку уха и только потом говорит со мной, поскольку мы любим друг друга с безумной энергией. − Если я скажу тебе, что люблю, а потом ты уйдешь, если ты вернешься к нему, я сломаюсь. Я много пережил, перестроил жизнь не один раз. Но я не смогу сделать это снова, не после тебя. Теперь ты для меня все. Я не знаю, как это случилось, но я, блядь, утонул в тебе, детка. И я не хочу обратно, но я чертовски напуган до чертовой смерти, что меня будет мало для тебя, что у него все еще будут свои чертовы зацепки, и... − Его слова сейчас в одном ритме с его движениями.
− Больше никогда, Логан, − прерываю его я. − Никогда, я не поступлю так с тобой. Не вернусь. Я не вернусь обратно. Я − твоя, Логан, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста верь мне. Я так виновата. Прости. Прости меня...
Мы продолжаем двигаться вместе, у него как-то получается движение, но он сдерживается, просто сверхчеловеческий контроль над собой, удерживающий его от точки, до которой он еще не готов опуститься.
− Простить? За что? − спрашивает он.
− За то, что вернулась назад. За то, что позволила этому случиться... это случилось, произошло. − Никто из нас не говорит об этом вслух, только не сейчас, не в этот момент. Я открываю ему всю правду. − Я понимаю, о чем ты. И я ненавижу его. Каждый миг я его ненавижу. И ненавижу себя за то, что позволила этому случиться. Я была твоей тогда. Я была твоей с того момента, как увидела тебя тогда в ванной, с первого раза, когда услышала твой голос.
И он теряет самообладание. Его движения стали резкими, рваными, дыхание перехватывает, и он сжимает мои ягодицы сильно, очень сильно.
Я здесь и сейчас, готовая раствориться в нем.
Тем не менее, он не может расслабиться. С уверенностью могу сказать. Я чувствую это.
Губами касаюсь мочки его уха и опускаюсь на него полностью. Его член подрагивает во мне, руки поддерживают меня на весу. Я опускаюсь, несмотря на то, что он держит меня, наши сцепленные тела дрожат. И я обхватываю его голову, зарывая пальцы в его волосы, морщась, вдыхаю его аромат.
И я шепчу ему:
− Я люблю тебя, Логан. Видит Бог, я люблю.
Он прогибает спину и входит в меня, из него вырывается бессловесный крик освобождения, и я чувствую, как он взрывается во мне. Логан переворачивает нас, так что моя спина ударяется о матрац, и вот он надо мной и дико толкается в меня, прижимаясь ко мне ртом, кончает, кончает и кончает, врезается так сильно, что перехватывает дыхание. Я с ним, он во мне и теперь я тоже разламываюсь на куски, и, как я и обещала, сжимаю его так сильно, как могу, и я, выкрикивая его имя, скребу ногтями по спине.
− Изабель... Я люблю тебя, Изабель, − он говорит это, нависая надо мной, быстро двигая бедрами. − Я очень тебя люблю. Чертовски сильно.
Мы падаем, я обмякаю, и Логан опускается на меня, зарываясь лицом в мою грудь. Я ласково поглаживаю его по спине, проводя пальцами по линиям царапин, оставленных мной, и мы оба содрогаемся.
Наш пот смешивается.
Наше дыхание синхронно.
И я чувствую себя наполненной в первый раз в жизни. Мне не нужно ничего. Ничего, кроме этого. Никого кроме него. Никого кроме нас.
Логан откатывается от меня и направляется в ванну, возвращаясь с теплой и влажной салфеткой. Он с нежностью и заботой обтирает меня. Закидывает салфетку в ванну и ложится рядом со мной.
И этот поступок значит многое для меня. Он никогда не поворачивался ко мне спиной.
В любой момент, проведенный вместе, каждый из нас отдавал часть себя, но приобретал именно то, что нужно.
Он растягивается рядом со мной на постели, обнимает, прижимает к груди.
Я слушаю, как бьется его сердце.
− Это может продолжаться вечно?
− Да, Изабель. Это наше "навсегда".
− Обещаешь?
− Клянусь жизнью.
И это все, что мне нужно.
ГЛАВА 13
Логан спит. А я нет. Не могу. Его электронные часы показывают четыре тридцать утра. И я должна быть разбита. Должна быть очень уставшей. И у меня все болит, но я не устала. Восхитительная боль, совершенная разбитость. И я ощущаю себя такой нежной.
Изнутри и снаружи.
Я лежу на левом боку и смотрю, как он спит, с детским выражением на лице, похожий на мальчишку. Груда тяжелых мышц расслаблена, и он отдыхает. Логан даже чуть пустил слюну, и я уже битых полтора часа пытаюсь не захихикать. Мне хочется стереть ее, но я боюсь разбудить его, и потом: это выглядит так мило, что я не могу этого сделать.
Я борюсь со своими слезами. Воюю с водоворотом эмоций. Я счастлива, счастлива безумно. Я вибрирую этой радостью. Но и переполнена недоверием.
Он любит меня. Любит.
МЕНЯ!
Логан Райдер сказал, что любит меня.
Слезы собираются в уголках глаз, когда я думаю об этом. Когда я снова и снова переживаю чудо того момента, когда услышала эти слова.
Но я думала... и кое о чем еще.
О Калебе.
О лжи Калеба.
И об его правде.
Сложный гобелен, похожий на лабиринт, сотканный из нитей правды и лжи и мне никогда их, по всей видимости, не распутать.
Каким образом, чуть более сорока восьми часов назад я могла быть прижата к стеклу окна пентхауса Калеба, который трахал меня сзади.
Как я могла допустить подобное, чувствовать, как он душит меня своим токсичным колдовством, магией манипуляций и ничего не делать. Как оказалось так, что у меня не было сил остановить все это. Я всегда хотела отказаться от Калеба, оттолкнуть его, но я никогда не смогу этого сделать и не понимаю почему. Чем он так держит меня до такой степени, что я теряю контроль над своим телом? И каким пыткам я подвергну Логана из-за этой своей слабости? Какое у нас с ним может быть совместное будущее, если я так слаба?
И как я смогу увидеться с Калебом после того, как переспала с Логаном?
Даже не переспала... я занималась любовью с ним.
С Калебом я трахалась. Была оттраханной им. У нас был секс. И он использовал меня. Я никогда не занималась с ним любовью.
У меня был секс с двумя мужчинами за сорок восемь часов. И кто я после этого?
И нисколько не смягчает мою вину то, что мне понравилось с Логаном и не понравилось с Калебом, не потому что с Калебом, а потому что это было... было вроде и без принуждения и вроде как по желанию, короче, я не знаю. Я не могу сформулировать это. Это получилось без согласия. Сначала мне показалось, что он заставил меня, но он не удерживал меня силой, технически насилия не было. Но я не была к этому готова. Я не хотела его вожделеть. Не хотела быть использованной им.
И я больше не хочу быть его игрушкой. Но когда он поблизости все заканчивается именно этим.
Я принадлежу Логану. Я выбрала это, и я выбрала его, мой выбор − принадлежать ему.
Но Калеб думает, что я его собственность.
Что я делаю?
Я больше не могу лежать в постели.
Я должна действовать, должна сделать хоть что-то. Что угодно.
Я выбираюсь из кровати, надеваю нижнее белье и натягиваю футболку Логана с надписью «Голосуй против Далекса!». Тихонько на цыпочках выхожу из спальни и прикрываю дверь за собой. В коридоре вижу четыре двери: спальни, ванной, комнаты Какао и еще одну. И я вхожу в комнату, которую еще не видела: это кабинет с простым, но очень красивым письменным столом из темного дерева, на котором стоит большой плоский монитор компьютера, лежат стопки конвертов и бумаг, папки с документами, стоит белый пузатый стакан, полный ручек. На стакане − стилизованное изображение медвежьей лапы, окруженной разорванной красной линией по окружности и разделенной вертикалями так, что становится понятно, что это прицел снайперской винтовки. И на самом верху надпись Blackwater.
На стенах есть фотографии, на которых Логан в военной форме, на голове черная каска, штурмовую винтовку, висящую на ремне, он небрежно зажимает одной рукой, дуло оружия направлено в землю, другой рукой он обнимает человека, одетого примерно так же; на другой фотографии он в более традиционном армейском обмундировании, в кепке с камуфляжным принтом и в окружении полдюжины других мужчин, позирующих перед гигантским грузовиком. На всех фотографиях изображены его боевые и военные будни, все они парами или группами, все улыбаются. Выглядят молодо, сильно и агрессивно. Но есть фотография, которая выделяется из всех. Она сама по себе, стоит в маленькой рамке на его столе. Крошечное фото, меньше моей ладони. Думаю, что он на ней совсем молоденький, только-только достиг подросткового возраста, он стоит под руку с латиноамериканским мальчиком ровесником, оба держат в руках доски для серфинга больше, чем они, оба с огромной счастливой улыбкой на лицах. Его лучший друг, которого убил наркодилер.
И я выхожу из кабинета. Он выглядит как святилище.
Теперь наверх.
Я останавливаюсь у репродукции Ван Гога, висящей на стене лестничной площадки, «Звездная Ночь». Мне кажется, она должна была впечатлить меня, как раньше, но этого не происходит. Или вернее происходит, но не в такой степени как раньше. Она трогает меня, но не заставляет сердце замереть. Хотела бы я знать почему.
Медленно иду по лестнице и нахожу именно то, что ищу − тренажерный зал. Наверху все открыто, стены убраны, потолок поддерживается парой толстых квадратных колонн, расположенных в центре огромной комнаты. Все тренажеры ровно расставлены у стен, штанги и гантели уместились в промежутке между столбами по центру, а в одном из углов, на толстой цепи висит черная боксерская груша, закрепленная на потолке.
Я начинаю со свободных весов, делаю выпады и подъемы веса в несколько подходов, для того чтобы разогреться. Я не надела бюстгальтер, поэтому моя тренировка должна быть щадящей − моя грудь слишком велика для бега или подобного упражнения. Я поднимаю гантели в течение добрых получаса, и только потом перехожу к тренажерам, начинаю в одном углу и подхожу заниматься к каждому до тех пор, пока не начинаю чувствовать слабость в мышцах, чувствовать себя настолько усталой и разбитой, что едва могу двигаться. Но это приятная боль, хорошая усталость. Я вспотела и попахиваю потом, поэтому хромаю вниз и роюсь в холодильнике Логана, пока не нахожу бутылку с водой, беру ее в ванную с собой и выпиваю залпом, закрыв за собой дверь и включив душ.
Засматриваюсь на Логана, он все еще спит, свернувшись на боку и спрятав под подушку одну руку. Хочется лечь рядом с ним, но сейчас мне необходимо время для того, чтобы разобраться в себе и в своих ощущениях. Не говоря еще и о том, что от меня разит потом.
Я принимаю настолько горячий душ, что моя кожа покалывает и саднит от температуры воды, позволяю струям биться о мои плечи. Стараюсь не думать о стоящем в душе Логане, выгоняя мысли об его руке, поглаживающей огромный твердый член. Но все безрезультатно. Ведь я не могу думать ни о чем другом, и я знаю, что буду думать об этой сцене каждый раз, когда принимаю душ.
Вытираясь, я думаю о разговоре с тобой. Эта история попахивает правдой. Если и была какая-то ложь, то не явная неправда, а скорее намеренные опущения, я так думаю. Вернее, я не уверена. История казалась реальной. И ты как будто пропускаешь через себя этот пересказ, это безумное воспоминание. Но мог ли ты говорить только правду? Я не знаю. Может быть. Все может быть, и опять же, несомненно, есть элементы, которые выпадают из общей линии истории или противоречат ей. Там не было грабителя, в этом я уверена. Логан утверждает, что это была автомобильная авария. Мои воспоминания такие, они соответствуют истории с аварией. И мои чаяния тоже. Мои сны не говорят мне о насилии, только не о том, что совершил преступник, а о травме в результате несчастного случая. Да, пусть травма, но не от пистолета, ножа или кулака.
Ты лжешь, но и говоришь правду.
Ты спас меня. Всегда был рядом. Ты был со мной в тот момент, когда я очнулась. И продолжал быть рядом каждый день после этого.
И как только я присела на закрытую крышку унитаза, как память пронзила меня воспоминанием. Воспоминаниями не из комы, а из времени моего выздоровления. О тебе на беговой дорожке рядом со мной. Ты бежал, одетый в черную рубашку без рукавов и черные шорты с наушниками в ушах. Ты бежал, бежал и бежал. Всегда подбадривал меня не словами, а делом. Я пошла. Уже хотела сдаться. Держалась за перила, за жизнь и изо всех сил пыталась просто поставить одну ногу впереди другой, чтобы справиться с медленной прогулкой. Я хотела уже сдаться, но потом я посмотрела на тебя, а ты все еще бежал. Пока я шла, ты бежал.
Ты помогал мне одеваться. Я тоже это помню. Когда меня выписали из больницы, я все еще работала над координацией движения, восстанавливала мелкую моторику. Переодевание было медленным, трудоемким делом, и ты всегда был рядом, чтобы помочь. Никогда не позволял себе лишнего, никогда не давал почувствовать себя неловко из-за наготы. Но, оглядываясь назад, я помню, как ты украдкой бросал взгляды, тщательно избегая моих глаз и избегая прикосновений к моей коже. Я теперь понимаю, это было для того, чтобы держать в руках свое желание.
Ты помогал мне кушать. Даже кормил меня в больнице. И дома, когда были кризисные дни. Приподнимал меня, ставил на ноги прямо, разговаривал со мной. Это было очень обременительно. Даже простой разговор утомлял. Даже просто кормление, в конце концов, было трудной задачей. А ты кормил меня. Не жалуясь. Никогда не проявляя нетерпения. Ты всегда был со мной.
Ты стал моим миром.
Ежедневные упражнения, помогающие мне восстановить подвижность мышц, сменились ежедневными упражнениями для восстановления силы и формирования фигуры. Я жила − не вместе с тобой, а рядом с тобой, и ты мне предоставил все. Еду, одежду, развлечения; жизнь... Я никогда не сомневалась, потому что понятия не имела, что я буду делать без тебя, куда пойду. Я была так зависима от тебя. Абсолютно беспомощна. Ничего не помнила. Я была никем. Ничего не знала. И ты никогда не претендовал на то, чтобы быть парнем или членом моей семьи. Ты никогда не объяснял, кем ты был для меня, ты просто... был и все. Забивал холодильник продуктами, а мой шкаф одеждой. Показывал мне упражнения, тренировал, приносил мне книги, сначала по одной-две, потом охапку, а затем нагруженные коробки, по мере того, как росла моя любовь к книгам.
И однажды, казалось бы из ниоткуда, просто так ты подкрался ко мне, и я почувствовала, как ты прикоснулся ко мне, это было похоже на разряд электричества. И это стало началом чувственного исследования, которое на самом деле не квалифицировалось как «отношения». Ты сохранил тотальный контроль. Я была не совсем рабыней, но невольницей была. И я буду честна сама с собой... я желала. Ты мог одним пальцем довести меня почти до оргазма и держать в таком состоянии... очень долго. Мог просто гладить мой клитор, пока я не начинала рыдать и умолять закончить, а ты говорил, чтобы я ждала, приказывал мне не кончать, пока ты не разрешишь. А если я не послушаюсь и кончу раньше, чем ты позволишь, то в следующий раз подведешь меня к краю и заставишь терпеть намного дольше. Ты фиксировал мои руки над головой и мучил меня этим «почти оргазмом» в течение долгих минут, казались часами эти минуты. До тех пор пока я не начинала клясться, что в следующий раз буду лучше стараться.
И я никогда не прикасалась к тебе. Никогда не смотрела прямо в лицо. Ты всегда был позади меня. Я всегда смотрела в другую сторону. Лицом вниз, с животом, прижатым к кровати. С раздвинутыми коленями. Или в коленно-локтевой позе с подушкой под животом. Или распластанная на окне.
Ты реально наслаждался этим. Прижать меня нагую к окну и получать свое удовольствие от моего тела, выставленного на всеобщий осмотр. Как будто ты показываешь свой трофей, свой приз при этом приговаривая: «Вот смотрите, она моя, вся моя и вам никогда ее не получить».
И мне не сосчитать какое бесчисленное количество раз меня брали вот так, распятую на оконной раме, с расплющенной по холодному стеклу грудью.
Почему никогда лицом к лицу?
Я, конечно, удивлялась, но никогда не спрашивала.
Как будто ты всегда прятался от меня. Но что ты скрывал? Пару раз, особенно в последнее время, перед тем, как я ушла и нашла Логана, я разглядела человека, которым ты мог бы стать. Человека, который может быть... пусть не ласковым, не нежным, но почти таким. Мужчину, который может быть почти близким. Не просто сексуальным доминантом, движимым завоеваниями, не просто хищник и не первичная сила природы. А мужчина. Пусть не любовник, но, по крайней мере, сексуальный партнер.
Я никогда не была твоим партнером. Я была твоим обьектом. Твоей собственностью.
Я помню, как ты говорил мне несколько дней назад в своем доме о том, что желаешь меня, о том, что даже когда я была бритоголовой, слабой, беспомощной и потерянной, ты хотел меня. И я помню, как думала, что если я хочу по-настоящему оставить в прошлом мадам Х и все, с чем я был связана когда-то, если я захочу обрести новую личность, мне нужно будет изменить свою внешность.
И я не оставляю себе времени подумать об этом. Я роюсь в кабинете Логана в ящиках под раковиной в ванной и нахожу то, что мне нужно: электрическую машинку для бритья.
Сердце колотится, отдавая пульсом в самое горло. Смогу ли я? Руки трясутся.
Я включаю машинку для стрижки, и в ванной эхом раздается ее гул. Моя рука вибрирует. Хватаю прядь своих густых черных волос, которые в распущенном состоянии достают до середины спины, и оттягиваю ее назад, смотрю на свое отражение, пытаясь представить себя без волос. Сейчас я почти на десять лет старше той девушки с фотографии, которую однажды увидела на телефоне Калеба. Это было бы радикальным изменением, и часть меня восстает против идеи применить прибор на свою голову, чувствовать, что мои волосы пропали, и я облысела.
Но мне нужно измениться. Я должна выглядеть по-другому. Я больше не могу быть похожей на существо, созданное Калебом Индиго.
Я затаиваю дыхание, смаргиваю слезы непонятно каких эмоций. И подношу бритву к волосам. Чувствую, как зубцы инструмента щекочут кожу у основания волос в районе лба.
А потом когда я уже вижу себя без волос, рука Логана обхватывает мое запястье и отнимает машинку для стрижки. С силой, но очень осторожно высвобождает устройство.
− Изабель... детка... какого черта ты тут творишь?
Сглатываю комок в горле.
− Я... Я хотела...
− Ты хотела побрить голову наголо? − в его голосе звучит паника.
− Да.
Он швыряет машинку для стрижки на крышку унитаза.
− Зачем? Я имею в виду... Боже, твои волосы охренительно великолепны, Из. Зачем ты решила их сбрить?
Насколько честной я могу быть с Логаном? Мой рот извлекает правду прежде, чем у меня есть шанс действительно обдумать это.
− Я больше не могу быть его творением, Логан. Он создал меня. Изобрел. У меня не было выбора в том, что мне надеть, как выглядеть. Я была персоной − Мадам Икс, а она всегда была идеальной. Моя одежда − сплошь дизайнерские платья, юбки и блузки. Сексуально, но скромно. И мое нижнее белье, даже его выбирал он, для себя. Ты ведь заметил это. Мои волосы... каждые несколько месяцев к нему приходила женщина, чтобы подстричь кончики моих волос, но мне не разрешали подстригать их короче. Мне не дали права голоса даже в этом. Она приходила, подстригала концы волос и уходила. Я однажды спросила, может ли она снять на пару дюймов больше, но она просто проигнорировала меня. У меня нет собственных денег, поэтому я не могу купить себе новый гардероб. У меня даже дома нет. Но мои волосы? Я могу изменить это. Это все, что я могу сделать.
− Но зачем их полностью отрезать? − Логан запускает ладони в мои волосы, шелковистые пряди скользят сквозь пальцы как вода. − Я никогда не стал бы тебе указывать, что делать с твоей жизнью, твоим телом или чем-то еще, но сбрить все это... это кажется немного экстремальным.
− Для того чтобы сделать мне операцию, хирурги должны были сбрить мои волосы. Калеб показал мне фотографию, где я без волос. Я не помню этого. Но он говорит, что они прооперировали меня, и я сначала чувствовала себя нормально, очнулась, и вспомнила себя. Но потом у меня началось внутричерепное кровотечение, стала развиваться опухоль мозга, им пришлось ввести меня в кому. А когда я вышла из нее, то потеряла память. Но это фото. Это была настоящая я, последняя и единственная моя фотография, сделанная перед тем, как я потеряла свою личность. Это была я, как... как Изабелла, как та Изабелла, которая когда-то была Изабель, которой я была раньше. И я хочу − я не знаю... Я хочу быть ей снова. Я знаю, что мне никогда ее не вернуть. У меня было несколько незначительных воспоминаний, но я никогда не верну все. Я знаю это. Но я просто... Я думаю, я подумала, что отрезав волосы, я могла бы... вернуть себе часть той себя, кем была раньше.
− Мне кажется, в этом есть смысл. Ты хочешь отождествить себя с той, кем ты была. И я полностью с тобой согласен. Но вдруг...
Я перебиваю его.
− Это немного не так. Я хочу выглядеть по-другому. Иметь право выбора на то, как мне выглядеть. Быть такой, какой мне хочется. Выглядеть так, как мне захотелось, а не так, как захотелось Калебу. Этого я хочу больше всего.
− И это я тоже понимаю. Но... брить голову наголо это слишком. Есть другие способы радикально изменить свой образ, не доходя до такой крайности. − Логан вздыхает, хмурится. − Я знаю несколько женщин, которые побрились. И я просто... Я не знаю, как это выразить, чтобы не прозвучало по-дурацки. Это отнимает элемент... женственности что ли. Не то, чтобы ты становишься не похожей на женщину, есть женщины и с короткими волосами, но чтобы полностью сбрить их, как собирались ты... Я не знаю. У меня есть подруга, она владелица модного женского салона красоты высокого класса. Я могу отвести тебя к ней, а ты сможешь сделать профессиональную стрижку. Пусть даже очень короткую. Я просто чувствую, что если ты побреешься по наитию, ты можешь пожалеть об этом. А отменить это ты уже не сможешь.
− Я... − миллион мыслей проносится в моей голове, и каждая из них требует себе самовыражения. − Я хочу сделать это сама.
− Ты доверяешь мне? − спросил он.
С трудом глотаю. Доверяю?
− Да, − отвечаю я.
Мне кажется, Логана немножко отпускает после моего согласия. Он будто понимает, насколько большое значение имеет для меня мой утвердительный ответ.
− Давай выйдем отсюда. У меня есть план.
− А мои волосы?
Он улыбается.
− Доверься мне, Изабель. Я позабочусь об этом.
А потом, внезапно, мы оба осознаем, что я стою перед зеркалом в одном полотенце, обернутом вокруг моего тела. Концы его заправлены в ложбинку между моими грудями, и я хватаюсь за толстый хлопок, чтобы он не раскрылся. А взгляд, брошенный через плечо, говорит о том, что он тоже почти голый, одетый только в пару свободных шорт, которые висят на его бедрах, открывая взору торчащие тазовые кости и V-образный отступ мышц внизу живота, и он дразнит меня кубиками пресса.
Наши взгляды встречаются в отражении зеркала. Сердцебиение учащается. Я напрягаюсь, сжимая бедра, и жар устремляется через меня. Пальцы один за другим отпускают край полотенца. Это просто дежавю: я в полотенце, а Логан без рубашки. Но в этот раз я знаю, что скрывают его шорты, и каково ощущать это в себе.
В итоге я отпускаю полотенце: намеренный ход, гамбит. Стою перед ним обнаженная. Моя грудь тверда, соски напряжены. Тело напрягается, кожу покалывает.
− Господи, Изабель.
− Что?
Логан качает головой.
− Ты. Ты идеальна. − Его руки лежат на моих бедрах. − Я стою здесь, смотрю на тебя, и мне не верится, что я могу прикоснуться к тебе. Что я могу тебя поцеловать. Заняться с тобой любовью. Что я могу просто смотреть на тебя.
Ладони опускаются ниже, чтобы обхватить мои ягодицы, задеть заднюю поверхность бедер, погладить круговыми движениями. И я перестаю дышать, потому что его прикосновения смещаются вверх. Медленно между стуками сердца миллиметр за миллиметром продвигаются от косточек таза к животу. Поднимаются, огибая мои ребра, а потом его ладони наполняют мои груди, он приподнимает их, разминая и поддерживая вес, и я не двигаюсь, едва дышу, потому что его пальцы почти лениво касаются моих сосков. И тогда я задыхаюсь, потому что он дергает и прокручивает мои соски до тех пор, пока я сама не толкаю свою грудь в его руки, и разряд молнией по оголенным нервам напрямую от моих сосков проскакивает к моей киске, а каждое прикосновение посылает вспышки тепла и похоти, проникающие через меня.
− Твоя грудь, Изабель. Черт, она невероятна! Мне... мне ее постоянно мало. Как и вообще тебя, но особенно твоих сисек. − Он сжимает их почти грубо. − Что ты скажешь, если я сообщу тебе, что мечтаю трахнуть тебя между ними?
Внезапная и неожиданная пошлость выталкивает воздух из моих легких, я задыхаюсь. Я люблю эти его грязные словечки. Даже если мне трудно сквернословить, я люблю его слушать.
− Я бы сказала... − Мне нужно побороть свое смущение. − Я бы сказала тебе, что ты можешь это сделать.
− Правда?
Я облизываю свои в миг высохшие губы. Такое впечатление, что вся влага в организме прилила к одному месту, между моих ног.
− Да, сделай это, Логан.
Я поворачиваюсь. Мой взгляд прикован к его паху, к его эрекции, очерченной шортами, и она такая большая и так выпирает, что почти выглядывает из-под эластичного пояса шорт. Я опускаю указательный палец за пояс и оттягиваю резинку. Высвобождаю его член дюйм за дюймом. Стягиваю шелковистый, эластичный материал, опуская его все ниже и ниже. Пока вся его массивная эрекция не обнажается на моих глазах. Плотная и тяжелая мошонка скрыта тенью на стыке бедер. Он наклоняется, приподнимает мою грудь − поднимает мои сиськи... Мне нравится это слово, его сквернословие, его похотливая юность, и он впивается в мой сосок. Я смотрю, смотрю на него сверху вниз, на его распущенные спутанные волосы, и моя темная испанская кожа покрыта золотом его пальцев и розовыми губами. Я смотрю, как он обхватывает мой сосок губами и оттягивает его.
Боже, его губы.
Я зарываюсь ладонями в его волосы и подтягиваю его ближе к себе, сминаю его губы своими. Требую его язык. Выпиваю его дыхание. Когда мы уже не можем дышать, я отпускаю его, и мы оба смотрим на то, как я раздеваю его догола. Логан снимает шорты, и вот мы оба обнажены. Темная плоть и золото сливаются в пространстве. Я беру его тяжелую мошонку в ладонь, и у него перехватывает дыхание. Теперь он смотрит на меня, когда я ласкаю его. Для меня ласкать его не значит обязательно довести до оргазма, я хочу показать всю силу своей привязанности. Мне нужно это. Пусть и звучит это немного эгоистично.
Чувствовать его, запоминать ощущение того, что я могу касаться столько, сколько я хочу, упиваться красотой его тела и знать, что он мой, что он для меня. Обхватываю пальцами член, и моя рука кажется такой маленькой, такой крошечной и тонкой по сравнению с размерами, толщиной и каменной твердостью его члена. Ведь кончики моих пальцев даже не смыкаются вместе, когда я обхватываю его. Я обвиваю его одной ладонью, перемещая другую над ней, и в кольце моих пальцев оказывается очень много плоти. Медленно опускаю руки вниз, и Логан издает непроизвольный стон.
− Черт, Изабель. Что ты делаешь со мной?
− Я всего лишь касаюсь тебя, Логан.
− Ты прикасаешься ко мне как... Я не знаю, как это выразить словами. − Он задумывается и смотрит, как мои кулаки скользят вверх и вниз по его члену. − Ты касаешься меня так, будто никогда никого не трогала. Как будто ты никогда больше не сможешь сделать это.
Хотела бы я знать, как сказать ему правду. Я обдумываю самую тактичную формулировку, как мне это все упаковать в слова, чтобы не использовать имя Калеба, портящее настроение напрочь.
− Ну... это больше чем правда, Логан. У меня никогда не было возможности просто... трогать. Изучать. Чувствовать. Чтобы просто... наслаждаться. И моя жизнь, она такая, какая есть, я действительно не знаю, что нас с тобой ждет в будущем. Что будет со мной, с нами... так что я просто хочу насладиться каждым моментом. − Я опускаюсь перед ним на колени. − Я хочу попробовать тебя всего и запомнить навсегда, какой ты. С тобой я хочу всего.
Он смотрит на меня, в его глазах похоть, растерянность, предвкушение, удивление и нежность. Он просто смотрит на то, как я становлюсь перед ним на колени и поглаживаю его член, и наблюдает, как я пробую его, провожу языком от основания до кончика. Целую массивную головку, пробую на вкус сочащийся предэякулят. Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на него, увидеть его реакцию на то, как я обхватываю его губами.
Его грудная клетка ходит ходуном, а веки смыкаются. Он сжимает кулаки, а потом запускает пальцы в мои волосы. Собирает горстью в кулак, обворачивая длинные толстые черные локоны вокруг ладони до тех пор, пока не скручивает всю массу моих волос на затылке. И на мгновение мне кажется, что сейчас он возьмет все под свой контроль, грубо толкнется в мой рот. И я напрягаюсь в ожидании, а мое сердце бьется − моя сердечная мышца заходиться в барабанной дроби, а душа трепещет и дрожит равными долями радости и страха.
Но вместо этого он поднимает меня с колен. Подтягивает вверх и ближе, так что мое тело прижимается вплотную к его, грудь прижимается к его горячей твердой груди, его член − толстый жезл между нашими животами. Оттягивает мою голову назад. Его взгляд цвета индиго полон таким количеством эмоций, что я даже не могу сосчитать их. Но они все там, и я их вижу.
− Нет, Изабель. − Его губы сминают мои. Его язык танцует у меня во рту. − Это я тот, кто должен стоять на коленях перед тобой.
Во мне что-то первобытное и дикое. Сумасшедший зверь, который с воем требует освобождения. Сумасшедшая, беснующаяся в тесной клетке, которая так долго ее сдерживала. Но как мне это выразить словами? Я так много хочу. Пребывание с Логаном показало мне лишь проблеск той, кем я могла бы быть, другой Изабель. Чувственной, дикой, сексуальной самкой, я могла бы быть такой. И я хотела бы стать такой, если бы была чуточку смелее.
− Логан. − Я ощущаю, что не нахожу слов и задыхаюсь от эмоций. − Я хочу...
− Что, Изабель? − Он выпускает мои волосы и обхватывает мое лицо большими, грубыми и в то же время нежными ладонями. − Скажи мне, что ты хочешь.
− Я хочу... − я теряюсь в сомнениях. − Я хочу быть... мне хочется... так сильно.
− Чего хочется? − Логан поглаживает мой подбородок пальцем, играя с моей нижней губой. − Ну, скажи мне, детка. Не бойся.
− Просто я немного боюсь этого.
− Чего?
Я моргаю, пытаюсь дышать и думать. И тогда позволяю себе честность.
− Тебе не понравится мое новое я. Я меняюсь. Каждый раз опыт общения с тобой открывает мне что-то новое. Обо мне. И... если посмотреть с этой точки зрения, ты и я…
− Можно мне остановить тебя прямо сейчас? − Логан наклоняется, кусает мою нижнюю губу, ту, с которой играл, и мы целуемся в тишине. − Может быть, это поможет. Ты... Я вижу, что ты как бабочка, которая только начинает выползать из кокона. Я уже влюбился в тебя, Изабель, и это не изменить. Ничего из того, что могла бы сделать или сказать, не изменит этого. И... чем больше ты проявляешь себя, тем больше я влюбляюсь. Просто... будь собой. Будь смелой. Храброй. Хочется чего-то − черт, Из, бери и не извиняйся.
Я уже влюбился в тебя.
Эта фраза отдается дрожью. Пять слов, а я потрясена до глубины души. Он говорит это так небрежно, так легко. Да, конечно, я помню момент, когда мы сплетались обнаженными мокрыми телами, шепча слова любви в напряженный, разряженный воздух над его кроватью. Но это было под влиянием момента... Слова легко слетают с губ во время секса. В воздух. Но, когда слышишь, как он говорит это в момент молчания между нами, мое сердце начинает болеть, переполняется и разрывается на куски.
− Ты говорил, что будешь поклоняться мне. И ты сделал это. − Я нервно сглатываю слюну. − Но... Я хочу грешить с тобой. Хочу совершать скверные вещи. Мне нравится твоя нежность. Она нужна мне. Но... мне нравится и когда ты немного груб со мной. Мы разговаривали... об этом. С... знаешь с кем. Когда я звонила тебе. О том, что я чувствую на этот счет. И... я знаю, что с тобой все будет по-другому.
Он сжимает челюсть.
− Я... я знаю, что ты через многое прошла. И я не думаю, что ты слишком нежная и хрупкая, но я не хочу даже близко быть таким как он. Я не хочу, чтобы тебе мои поступки напоминали о нем. Мне ненавистно даже просто говорить о нем, особенно в такой личный момент.
− Нет! Ты не такой как Калеб. Совершенно не такой. Даже если ты сделаешь то же, что и он, все по-другому. Потому что у вас абсолютно разные цели. То, что ты делаешь со мной, для меня и ради меня диаметрально противоположно его желаниям и поступкам.
Его возбуждение остывает, тепло момента рассеивается. И мне кажется, я упускаю момент, ведь мы уже достигли прогресса. Испытание правдой. Но мне хочется обернуть время вспять и вернуться туда, где Логан мой. Позволить себе то, чего хочется. Поддаться своим желаниям. Испытать себя.
Чего я хочу? Прямо сейчас?
Мой взгляд устремляется из ванны в коридор. Я все еще помню, когда впервые ощутила всю силу желания Логана, направленную на меня. Этот коридор, несколько месяцев назад. Я обнажена. На нем только намокшие от дождя мокрые джинсы. Он держит меня, а я обвиваю его торс ногами и думаю в глубине души о том, каково это будет, если он погрузится в меня в таком положении.
Быть смелой. Храброй. Хочется чего-то − черт, Из, бери и не извиняйся.
Беру его за руку и вывожу из ванной комнаты в короткий коридор.
− Ты помнишь? − Стою перед ним нагая. Тяжело дышу. − Я впервые здесь, в твоем доме. В этом коридоре.
− Это впечаталось в мою память, − говорит он. − Я был так близок к тому, чтобы... овладеть тобой. Простым движением пальцев скинуть джинсы прочь и войти глубоко в тебя.
− Этого я и хочу, Логан.
Он устремляет свой взгляд на меня, и я почти ощущаю, как усиливается его эрекция. Не надо смотреть вниз, чтобы увидеть это, я могу просто... ее чувствовать. И я жду его. Он вжимает свое тело в мое, но вместо того, чтобы остановиться, мы и так разгорячены, он продолжает подталкивать меня. И я вынуждена сделать шаг назад. О боже, да. Его огромный и напряженный член. Он упирается в мой живот. Горячо и мягко, но так сильно. Он продолжает идти, и я отодвигаюсь еще на шаг назад, до тех пор, пока мои ягодицы и лопатки не соприкасаются с прохладной штукатуркой стены. Я мягко ударяюсь головой о стену. Его рука находит мою, левая в правой, наши пальцы переплетаются. Правая в левой, вот он уже держит обе мои ладони. Он поднимает мои руки над моей головой, прижимает меня спиной к стене.
Чуть присев на коленях, он мягко щекочет мои губы, еще раз и в третий раз, а потом кусает мою верхнюю губу, пока она не начинает болеть. Я задыхаюсь, и он кусает мою нижнюю губу. Отстраняется, и я поддаюсь вперед в поисках поцелуя, но он уклоняется, ухмыляясь от моего разочарования. И когда я начинаю думать, что он больше не поцелует меня, он делает это, приближаясь и нападая на мой рот с внезапной яростью. Но только я нахожу ритм поцелуя и погружаюсь в него, он вновь отступает. Приседая, он толкается членом в развилку между моих ног. И я раздвигаю их, задыхаясь от желания. Он смотрит мне в глаза, колеблется, а потом снова толчок бедрами. Я чувствую, как он бьет головкой по моей киске. И я не могу дышать, так я желаю его в себя.
− Боже, Логан. − Я часто дышу.
− Как ты хочешь, Изабель?
Он держит мои руки над головой, пальцы переплетены, но это личное и желанное, не контроль. Я еле жива от волнения, так мне это необходимо. Он трется грудью о мою грудь, жесткие волосы на его груди царапают мою чувствительную кожу, мои соски перекатываются на рельефе его мышц. Его живот касается моего, его член − железный прут между нашими телами. Целует мою шею, и я откидываю голову назад, поощряя на большую ласку, и он дает мне ее, губы на моей шее, прямо под подбородком, по всей длине шеи, над пульсирующей ямкой у основания ключиц. Он кусает мою мочку уха и работает бедрами, и я чувствую, как его эрекция находит вход в мою киску. Я задыхаюсь, прислоняюсь лопатками к стене и еще сильнее раздвигаю ноги.
− Ты хочешь вот так? − И Логан скользит внутрь меня аккуратно и мастерски медленно. Раз, еще раз. Так неторопливо, так нежно. − Или... вот так?
Он выходит из меня. Выпрямляется. Обхватывает ладонями мое лицо и целует яростно, отчаянно, бесконечно. И мне не хватает воздуха из-за требовательного эротизма поцелуя, из-за того, что он владеет моим ртом и доминирует над моим дыханием. Он захватывает всю мою душу, разум и тело только с помощью рта, его губ и языка.
И вдруг я резко оказываюсь навесу. Без предупреждения, без мягкого перехода. Просто мои руки резко оказываются на свободе, его ладони обхватывают мои ягодицы, а я машинально обхватываю его талию ногами.
− БЛЯ...Ь! – кричу я. Матерное слово вырывается из меня.
Он глубоко во мне, врезается в меня. В тот момент, когда я перестала касаться земли, его член врезался в меня с внезапной силой, и я осталась бездыханной от этого неожиданного натиска, его член растянул меня до приятного раскаленного ожога. И Логан снова поднимает меня, и опускает на себя. На этот раз это нежно. Как напоминание.
− Вот так? − спрашивает он. Требуя от меня ответа.
− Нет, − шепчу я.
Его зубы щиплют и прикусывают мою кожу, захватывают кожу на моей груди, сбоку на шее, терзают мой сосок жгучей шероховатостью. Он сжимает мои ягодицы в руках, разводит ноги в стороны, поднимает и опускает меня, еще раз, осторожно. Входит в меня нежно.
Он сминает мои губы своим ртом, я чувствую резь от его зубов на нижней губе. И его язык пронзает меня, когда он...
И нет других слов для того, чтобы описать это.
Он трахает меня.
Выгибая бедра назад, он грубо врезается в меня. Ладонями он сжимает мои ягодицы до синяков, растягивая меня, чтобы можно было трахнуть глубже. И его рот покидает мой и находит мою грудь. Мои сиськи. Он облизывает, лижет, не только мои соски, но и впадину, и под грудью, и мои ареолы, ласкает языком и целует. Все это время он сношает меня грубо, почти дико.
− Вот так? − его голос чернее тьмы с гортанными нотками. Намного грубее, чем обычно.
− Да, Логан, боже, о да. − Цепляюсь за шею, за его плечи. − Не останавливайся. Продолжай, продолжай трахать меня так же, как сейчас.
Я смущаюсь, когда он выскальзывает из меня, но Логан издает низкий рокочущий рык и сосет мой сосок еще сильнее, а его член врезается в меня еще глубже, и я чувствую приступ гордости за него.
Это так прекрасно. Все это. Я зарываю пальцы в его волосы, хватаюсь за них и держусь. Я скачу на нем. Позволила себе расслабиться. Откинулась назад, чтобы прислониться к стене и бессмысленно стонать, толкать свои бедра навстречу его, находить все больше, и больше, и больше. Яростно прыгать на нем с запутавшимися в его волосах ладонями, прижимать его рот к моей груди, побуждая его сосать, кусать и лизать ее еще больше. Когда его зубы резко прикусывают мой сосок, я выдыхаю, и он делает это снова, принимая мой невербальный знак одобрения.
И я наслаждаюсь каждым мгновением ощущения: его ненасытный рот на моей груди, его член скользит во мне, растягивая меня, руки сжимают ягодицы так сильно, что у меня останутся отметины − и я буду ими дорожить, мне надо сказать ему об этом. Он поднимает и опускает меня, делая с каждым разом толчок все сильнее и сильнее, и вот мой клитор ударяется об основание члена, и я уже рыдаю без остановки, плачу ему в ухо, взлетая в экстазе до потолка.
И нет конца и края моему оргазму. Будто через меня несется грузовой поезд, земля разверзлась подо мной. Я не могу сдержать свой крик, извергаю его. Корчусь на нем, сжимаю его волосы так сильно, что думаю, что это причиняет боль, но он лишь рычит, как волк, жилистый и худой, первобытный и жестокий.
− Логан... Логан... о мой чертов бог, Логан...
− Поласкай себя, Изабель. Давай, прямо сейчас, пока ты еще кончаешь на мне, − рычит он мне прямо в ухо.
Обнимаю его шею и откидываюсь назад. Он делает то же самое, оставляя расстояние между нашими сцепленными телами. Его руки приподнимают меня, задирают мою задницу немного вверх и вперед, и он продолжает двигаться во мне, демонстрируя невероятный дух, удивительную силу и выносливость. Я втискиваю руку между нашими телами и касаюсь клитора средним и безымянным пальцами, всего лишь прикосновение. Но я стону и чувствую, как мой все еще колеблющийся, сжимающийся кульминационный оргазм взвивается все выше, горячее, сильнее. Боже, это нечто. Я прекрасно знаю, как заставить себя кончить быстро и сильно. Я так и делаю. Нахожу правильное давление, идеальный ритм пальцев. Логан вонзается в меня, и теперь я хныкаю, пот бежит по моему виску и в ложбинке между грудей.
Электрические разряды молний, мне не хватает определений для той силы, которая проходит через меня. Я немедленно кончаю, и меня как будто выворачивает наизнанку, разрывает на части, я размазана и запутана. Чувствую, что Логан подо мной, и во мне, и вокруг меня, его зубы на моих сосках, его руки на моих ягодицах, его член внутри моей киски, и его жесткое тело блокирует все, кроме Него, кроме Нас, кроме этой кульминации, похожей на галактику звезд, что взорвались все сразу.
Я не могу замедлиться или остановиться, и он тоже не может.
Я не могла знать, что могут существовать такие оргазмы, один за другим, каждый взрыв становится частью последнего, череда детонаций. Я не знала, что мой разум может расколоться от величины этого физического и эмоционального опыта, моя душа распадается на фрагменты и осколки, а мягкая уязвимая сущность той, кем я являюсь, раскрывается, растворяется и сливается с сущностью Логана.
Потому что он тоже расщеплен. Разорван на фрагменты. Сходит с ума в этот момент. Выпускает из себя все, что кипит внутри. Его глаза открываются в момент его освобождения, и я не отворачиваюсь, я смотрю в его сердце, когда он изливается в меня. Я вижу слезы в его глазах, и даже когда он рычит с хищной свирепостью, даже когда его исконно мужское и мощное тело заходится в оргазме, я чувствую, как он разваливается на части.
Ведь я здесь, чтобы собрать свой пазл вместе с ним. Я целую его, когда он кончает.
Я чувствую, как что-то ломается внутри меня, что-то горячее и мокрое выливается в тот самый момент, когда Логан вскрикивает. Это как-то смущает своей непроизвольностью, будто что-то буквально взрывается в моей киске, опустошая нас обоих, в том месте, где мы соединились. И я знаю, что Логан тоже чувствует это.
Его бедра дрожат, а колени подкашиваются. Я чувствую пол под ногами, когда он падает вниз, и мне так отчаянно хочется оставаться связанной с ним в этот момент, что, когда он ложится на пол прямо там, в коридоре, я ложусь на него сверху и беру его член в руку, играю с ним, захватываю его тяжелую мошонку в ладонь, ласкаю ее. Целую его грудь и подбородок, щеки и губы, горло и мочку уха.
− Боже, Изабель. − Он тяжело дышит, задыхается, обливаясь потом. − Я не знал... я не знал раньше чувств, похожих на эти.
− И я не знала.
Через несколько минут Логан задвигался подо мной.
− Малыш, как бы мне не нравилось лежать с тобой сверху, но пол не самое удобное в мире место.
Я сползаю с него, встаю и подаю ему руку. Он хватается за нее, ухмыляясь, и мне приходится применить всю свою силу и вес, чтобы поднять его с пола. Он все еще дрожит, покрыт потом и тяжело дышит.
− Хорошо, что я никогда не пропускаю день тренировок на ноги, − говорит Логан.
И тут я вспоминаю. Сейчас, когда весь адреналин и сексуальный запал отпускает меня, я опять ощущаю дискомфорт от моей сегодняшней тренировки.
− Ты удивляешь меня, Логан.
Он трясет головой.
− Это все ты, Изабель. Все только ты.
Я не совсем понимаю, что это значит. Понимаю только, что то, как он это произносит, заставляет меня таять.
− Мы оба теперь потные, − говорю я.
− А ты только недавно принимала душ. − Логан включает горячую воду и ступает под струи.
Я захожу в душ за ним. Мне хочется сказать что-нибудь приятное и остроумное, но нет. Я могу только встать под горячие брызги, и мои руки взмывают вверх вдоль его тела, глаза закрываются, и он моет меня. И пусть задача помыть меня занимает гораздо больше времени, чем на самом деле нужно, чтобы привести меня в порядок. А когда он заканчивает мыть меня, наступает моя очередь намылить его влажную скользкую кожу и потратить все время на то, чтобы просто оценить красоту его тела своими руками.
− Нам лучше остановиться, − говорит он, − или это перейдет во второй раунд.
Вода еще теплая, и я все еще в агонии огня, едва насытившаяся. И я понимаю, что он что-то пробудил во мне. Ненасытную жажду.
Прислоняюсь спиной к мраморной стене под лейкой для душа, широко раздвигая ноги. Толкаю его на колени. Путаюсь руками в его волосах и притягиваю лицо Логана к своему лобку, прижимаю киску к его рту и держу его там, пока не кончаю.
Опять и опять. И снова.
И нет конца и края способам, которыми этот мужчина доводит меня до оргазма.
И когда я оступаюсь и уже тяжело дышу, то позволяю себе упасть на колени. Я помню, как он говорил о том, что хотел со мной сделать, когда все началось. Его член уже возбужден. Он прекрасен, великолепен и тяжел. Покачивается передо мной, мокрый от душа. Влажный от желания. Я слизываю капли воды, провожу языком по всей его длине. Обхватываю его ртом и сосу, пока он не задохнулся, а потом отступил от меня. Беру свою грудь обеими ладонями и приподнимаю их, прижимая к нему. Вставляю член в узкую ложбинку между ними и стискиваю их вместе. Он толкается, и кончик головки высовывается между тугими полушариями, и я беру его в рот.
− Вот чего ты хотел до этого, да? − спрашиваю я, глядя ему прямо в глаза. − Нравится?
− Чертов ад, Из. − Он стонет, откидывая голову назад.
− Я так понимаю, это утвердительный ответ?
Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза полуприкрыты.
− Черт, да.
Я двигаюсь с ним, приподнимаясь, когда он отступает, опускаясь, когда он толкается вверх, и на вершине каждого толчка я ловлю его головку ртом, сосу кончик, лижу его, глажу языком снова и снова. Он даже не моргает, наблюдая за этим процессом.
Его пальцы зарываются в мои волосы. И я рада, что он помешал мне сбрить их полностью. В следующий раз я должна быть уверена, что состригая волосы, я оставила их достаточно для того, чтобы он смог взяться.
− Мммм, − выстанываю я, когда Логан запрокидывает мою голову, чтобы я взяла его еще глубже. − Дааа, мне нравится это. Возьми меня, Логан.
Он все сильнее и быстрее входит между моими стиснутыми грудями прямо в рот, и его руки сжимают влажную массу моих волос, удерживая меня на месте. Все, что мне нужно делать, это сжимать груди вместе и брать его член в рот. И я делаю это с нетерпением, наслаждаясь его вкусом, скольжением его члена меж моих зубов и касанием языка. Он толкается не слишком глубоко, но достаточно, чтобы я смогла его распробовать.
Теперь стоны рвутся из меня при каждом скольжении его члена между моих губ. Я стону и за него тоже, потому что, когда я зажимаю его губами, он толкается еще сильнее, а его член пульсирует, и я стону за себя, потому что доставлять ему удовольствие и видеть, как он теряет контроль − это счастье для меня, это другая форма сексуального наслаждения. И это не то удовольствие, которое приводит к оргазму, а тот кайф, который можно получить, только подарив любимому что-то по-настоящему прекрасное и невероятное.
Он же мой любимый.
И это откровение ошеломляет меня, заставляет мое сердце судорожно биться. По какой-то причине такая мелочь глубоко шокирует меня.
И он берет меня. Берет в рот. Берет меня между грудей.
− Я скоро кончу, Изабель, − предупреждает Логан сдавленным голосом.
Я стону, не выпуская его изо рта, шиплю. Отпускаю грудь и беру его член в руки. Медленно поглаживаю и смотрю на него. Мои губы растянуты вокруг широкой упругой головки, язык резвится на самом кончике.