Разрушенные (ЛП)

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Пэппер Винтерс

Разрушенные

Оригинальное название: Pepper Winters, Destroyed

Пэппер Винтерс

Переводчики: Matreshka

Сверка: betty_page

Редактор: burunushka (до 10 главы), lilly_foks

Вычитка: Matreshka, Mistress

Обложка и оформление: Mistress

Переведено для группы: https://vk.com/bellaurora_pepperwinters

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Я сложная.

Не сломлена или разрушена, или бегу от прошлого, которому не могу противостоять. Просто сложная. Я думала, моя жизнь не могла сильнее запутаться во лжи и недоразумениях. Пока я не встретила его. Я не осознавала, как далеко я могу зайти, что я готова сделать, чтобы освободиться.

У него есть тайна.

Я никогда не притворялся хорошим или достойным. Я преследую того, кого хочу, делаю то, что хочу, и как хочу. У меня не было времени отчаянно желать женщину, на которую я не имел прав. Я приказал себе замолчать и оставаться в тени. Но потом она попыталась сбежать. Будь я проклят, если я позволю ей уйти, после того как испытал то, что она могла дать мне.

Одна единственная тайна уничтожает их.

Содержание

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог

Плейлист

Я не поверил ей, когда она сказала, что она сложная.

Она не поверила мне, когда я сказал, что у меня есть тайны.

Я не понял правды, даже когда она позволила мне заглянуть под свою маску.

Она не поняла, что я не мог жить с последствиями.

Я думал, что она святая.

Она думала, что я грешник.

Жаль, что мы не пытались найти истину.

Мы оба поплатились.

Мы разрушили друг друга.

Если бы я раньше знала то, в чем уверена сейчас, то, хочется думать, поступала бы по-другому. Я бы четче всё планировала, упорнее работала и сосредоточилась на более важных вещах. Но я была юна, наивна и, к сожалению, не готова к большому, страшному миру.

Теперь я оглядываюсь на прошлое со странной нежностью. Тогда оно казалось сложным, а теперь кажется таким невероятно простым. Особенно сейчас, когда настоящее становится таким неправдоподобным, а будущее — страшным и холодным.

Это было... до того, как я встретила его.

Потом стало хуже.

— Не думаю, что это хорошая идея, Клу.

Особняк в готическом стиле возвышался из гравия и земли как маяк судьбы. Горгульи украшали постаменты и выступы, огромные колонны взмывали ввысь практически до шестого этажа. Я не знала, что что-то подобное существовало в Сиднее, не говоря уже о богатом и фешенебельном районе «Восточные предместья».

Мои пальцы не переставали прикасаться к ножу с тех пор, как мы вышли из автобуса и направились в пригород, а не в развлекательный район города.

Петляя в лабиринте улиц, я поняла, что в моем сердце поселилось ощущение, что этот опыт закончится тем, что убьет нас.

— Прекрати так волноваться. Ты сказала, что поедешь. Мне надо, чтобы меня сопровождали, — сказала Клу, ее нежный голос под конец стал серьезным.

С открытым ртом, я таращилась на замысловатую каменную кладку, пытаясь смотреть сквозь это великолепие, чтобы увидеть секреты этого места. Это не может быть реальным? Или может?

Это казалось неуместным, будто особняк перенесли из другого века. Холодок прошелся по моей спине, вызывая в воображении картинки безумных, сломленных женщин и психически больных мужчин-садистов.

Огромные двойные двери преградили нам вход. Толстое дерево было украшено знаком из кованого железа в виде фигурки лисы в зимней ночи; дверь открылась, и появился охранник в черном костюме с прилизанными гелем волосами. Его тело заняло весь проход как скала, в то время как лицо было чем-то промежуточным между бульдогом и акулой.

Его глаза заставили меня застыть на месте, приковав к себе внимание лишь одним брошенным взглядом. Зрачки были черные, как ночь позади нас, и хранили в себе самодовольный блеск.

— Вам же лучше, если у вас есть пароль, в противном случае вы пожалеете, что ступили на это крыльцо, — его пристальный взгляд был сосредоточен на дорожке под нами. На камне было выгравировано изречение. И пусть это было сделано руками и совсем просто, но определенная угроза исходила все равно.

Надпись была на русском? Я не могла разобрать строк, но все равно отступила в сторону на своих дурацких «кошачьих каблучках»¹, чтобы не стоять на выгравированных буквах.

— Нас пригласил Штопор. Он дал нам пропуск на одну ночь, — в миллионный раз, с тех пор как я приняла душ, надела это смехотворное золотое с серебряным платье и уложила свои густые шоколадные волосы в какое-то подобие завитков и волн, я хотела задушить Клу.

Она была моей самой лучшей подругой, самым близким человеком, соседкой по квартире, нянькой и сестрой не по крови, но я хотела убить ее за то, что она вытащила меня сегодня вечером.

У нас с Клу была история, связанная общими надеждами и мечтами. Мы не позволили бы одной из нас потерпеть неудачу. И только по этой причине я не поколотила ее и не потащила ее бессознательное тело обратно домой.

Она знала, что я хотела вернуться в нашу дрянную квартиру с двумя спальнями и игнорировать мир. Она также знала, что последние несколько недель я страдала и впала в уныние, у меня просто не было энергии бороться. Фактически, жизнь выдернула у меня из-под ног коврик, пол и всю долбаную планету. Я не хотела здесь находиться.

Но пока я ворчала и ревела на диване, обнимая единственную причину своего существования, она ругалась и проклинала меня. Подруга напомнила, что я могу быть в плохом состоянии, но она во мне нуждается. Трагедии случаются, раны заживают, но жизнь продолжается. Я все равно не могла изменить будущее, продолжая лежать на диване и хандрить, но могла бы одеться как проститутка и выйти с ней погулять. И как бы мне не было жаль, что у меня в декольте нет ножовки, чтобы заставить ее отвезти меня домой к Кларе, я не сожалела о своем решении.

— Штопор? Чем занимается? — охранник скрестил руки, осматривая меня. Из-за стресса я потеряла вес, но это не помешало мне чувствовать себя жирной сосиской в этом облегающем платье Клу.

У меня скрутило живот, когда я оттянула одолженное платье, облепившее меня как вторая кожа. Паутинка кружев прикрывала мои плечи, но не могла прикрыть развратный вид. Вся моя фигура была выставлена напоказ вместе с дерзко выделяющимися сосками, замерзшими на холодном вечернем воздухе.

Чертова Клу и ее фетиш к блестящей, абсолютно непрактичной одежде. Она всегда вынуждала меня одеваться ужасно. Она говорила, что я слишком серьезна, слишком сосредоточена, слишком одержима построением будущего, чтобы ничто из ужасного прошлого не нашло нас.

И она была права.

Клара.

Глаза снова защипало от слез, и я с трудом сглотнула комок. Проклятье, меня здесь быть не должно. Что я делаю?

— Тайским боксом², — ответила Клу, в ее черных, миндалевидных глазах вспыхнула гордость. Ее последнее увлечение, которого я видела лишь раз, успешно сбил мою избегающую обязательств подругу с ног.

Я не знаю, как они познакомились или какое у него настоящее имя. И Штопор, что, мать вашу, это еще за кличка такая?

— А, отличный спорт, — вышибала немного расслабился. — Тогда какой пароль, сахарные сиськи?

Я поджала губы и не смогла остановить вспышку пыла; защитные инстинкты нарастали в моей груди.

— Ты просто взял и назвал ее «сахарные сиськи»?

Я никогда не стояла в стороне, когда кого-то высмеивали, унижали или обманывали. Мне нравилось думать, что эта моя сильная черта характера, но жизнь превратила ее в еще один недостаток.

Он хихикнул:

— Ну, у нее милые сиськи, и она выглядит сладенькой как сахар, так что да. Я назвал ее так, — он сощурился. — Какие-то проблемы с этим?

Не делай этого, Зел.

Клу похлопала меня по предплечью, и я заставила себя держать язык за зубами. Мои кулаки сжались, но я стояла молча. Если бы я что-то сказала ему, то это могло помешать нам пройти внутрь этого нелегального клуба, и Клу не увиделась бы со своим парнем.

Оставляя меня в покое, вышибала вновь посмотрел на Клу.

— Называйте пароль или уходите. У меня нет на это времени.

Клу вильнула бедром, демонстрируя грациозность своей великолепной фигуры. Я слегка затрепетала от благоговения, признавая как идеальна Клу. Одетая в такое же развратное платье, она искрилась красными блестками. Выглядев отчасти как гейша, отчасти как ниндзя, Клу можно описать одним словом: ошеломляющая.

— Ты можешь привлечь кровь, но никогда не привлечешь жизнь, — прошептала Клу, добавляя в свой хриплый голос изрядную долю очарования.

Даже если бы пароль оказался совершенно неправильным, вышибала был так заворожен, что позволил бы нам войти. Его нахальное отношение пропало и сменилось сраженной улыбкой. Клу имела магическую власть над мужчинами. Она была моей полной противоположностью. Казалось, я отталкивала мужчин, которые принимали во внимание мою ситуацию.

— Хорошо, что вы знаете. Вы внутри, — он широко распахнул дверь, пуская теплый свет в темноту ночи. — Направляйтесь вниз до конца, затем налево. Главная арена там. Не входите в другие комнаты без приглашения.

Клу улыбнулась и протиснулась мимо него, сознательно позволяя ему заглянуть в ее декольте.

— Спасибо большое.

Он молча кивнул, позволяя мне проскользнуть мимо него без помпы.

Мое сердце бешено забилось, когда я разглядывала удивительно широкий коридор. Тяжелые двери позади нас закрылись и все, чего мне хотелось — убежать обратно домой.

Ты оставила ее одну. С незнакомцами. Из-за этого.

Из-за этого? Этот упадок, это богатство, это издевательство над всем, что мне нужно, чтобы сберечь ее жизнь. Вместо слез и злости, заполнившей меня.

Кто бы ни владел этим чудовищным сооружением, они имели гораздо больше, чем заслужили. Если бы только жизнь была достаточно любезна, чтобы дать мне выход из положения. Дать мне шанс спасти ее.

Я не могу это сделать.

— Клу, с меня хватит. Мне жаль. Извини, но я ухожу.

Клу развернулась, хватая меня за руки.

— Зел, не уходишь. И я скажу тебе почему.

Моя раздражительность увеличилась еще больше.

Ее большой палец поглаживал мои пальцы, пытаясь успокоить, но в итоге лишь еще больше раздражал.

— Ты не пойдешь домой. Миссис Берри очень хорошо позаботится о ней. Жизнь не заканчивается за пределами нашей квартиры. Ты должна помнить, почему ты так усердно боролась, чтобы оказаться там, где ты сейчас находишься, — ее голос смягчился. — Я тоже кое-кого теряю, мне глубоко не безразлична моя лучшая подруга. Ты не можешь умереть с ней, Зелли. Я тебе не позволю, — ее глаза были полны печали.

Проклятые слезы, которые, казалось, были постоянным спутником этих дней, собрались в моем позвоночнике вслед за покалыванием. Я зажмурилась, чтобы остановить их.

Клу обняла меня и зашептала на ухо:

— Ты найдешь способ. Клянусь, я чувствую это костями, ты спасешь ее. Точно так же, как ты спасла меня. У вас впереди целая жизнь, и она еще будет бесить тебя, когда повзрослеет.

Я оттолкнула ее.

— Я не могу меньше тревожиться о мире. Он забрал у меня все. И сейчас забирает Клару. — Мое сердце сжалось в груди, и я потерла центр грудной клетки. Забавно, как эмоциональная боль может вызвать физическую: не имело значения, что я была здорова и в хорошей форме — мое тело делало страдание из-за трагической новости физически ощутимым.

Клара закончила бы тем, что убила меня за то, что я слишком сильно беспокоилась о ней. Мое сердце остановилось бы, если бы ее не стало.

Клу напряглась:

— Помни, кто ты. Ты — борец. Ты не для того преодолела свое прошлое, чтобы сдаться сейчас.

Я бы вновь все это пережила, если бы это означало, что судьба не украдет ее.

Проклятая, долбаная судьба. Мой гнев вновь начал расти, превращая кровь в лаву.

— Моя дочь умирает, и ты думаешь, я сдаюсь? — мой голос дрожал, и я ринулась вперед. Я больше не могла об этом говорить.

Я не могла стать прежней Хейзел: двадцатичетырехлетней женщиной, которая была на вершине счастья. У меня была отличная работа — законная и статусная, что было для меня новым. Я была здорова и довольна. И у меня была дочь, которая делала меня лучше.

У меня есть дочь. Не в прошедшем времени. Еще нет.

Но Клу была права. Я уже преодолела так много. Я не могла сдаться. Не могла просто лечь и позволить дочери покинуть меня, я должна найти лекарство и, чтобы сделать это, нужно столкнуться с миром и продолжать бороться до конца.

Я найду выход.

Отмахнувшись от беспомощности и слез, я разожгла свою злость, пока наполнялась энергией. Независимо от того, что это было за место, я шагнула вперед.

Следуя дальше, я бросила через плечо:

— Ты победила, Клу. Пойдем.

Ее каблуки стучали по каменной кладке коридора, догоняя меня.

— Не надо ненавидеть меня за то, что заставляю тебя вспомнить, как бороться. Она в порядке. Ты не сказала ей, что случилось, после этого рецидивов не было...

Я подняла руки:

— Не хочу думать об этом.

Мне нужно выбросить образ, казалось бы, безобидного приступа астмы Клары из своей головы. Чертовы доктора и их ошибочные диагнозы. Сейчас, когда я думала об этом, ярость приходила раньше, чем слезы. Потребовалось три недели и поход в нелегальный бойцовский клуб, чтобы найти мою внутреннюю силу.

Ощутив изменение, я почувствовала спокойствие и контроль впервые после поездки на машине скорой помощи. Но моя жизнь уже не имела значения.

Я больше не буду терзать себя мыслями «что, если». Я буду фокусироваться на чем угодно, на всем, что поможет продлить жизнь моей дочери. Включая продажу моей души тому, кто может предложить плату.

Соединив свои пальцы с моими, она прошептала:

— Сегодня ты получишь импульс, в котором нуждаешься. Вот увидишь, — слегка подпрыгнув, добавила она. — В конце концов, мы собираемся посмотреть, как мужчины бьют друг друга до крови. Если это не то, что вдохновит тебя отомстить и ударить мир в его гребаное лицо, то я не знаю, что это должно быть.

Я вынужденно улыбнулась, но она была права. Во многих отношениях.

Пустой коридор тянулся целую вечность мимо огромных, обмотанных тканью, и массивных нелепых произведений искусства — буранов и лесов в темноте и волков жестокого мира. Скульптуры, сделанные из бронзы и железа, сопровождали нас как часовые. Смесь современного искусства и замысловатых, словно живых, животных. Все огромное, внушительное и слишком реальное.

Атмосфера этого места приводила мои инстинкты в состояние боевой готовности в поисках опасности.

Ворчание и тяжелое дыхание слышалось за огромной дверью, мимо которой мы прошли.

Клу приподняла бровь, глядя на дверь так, будто у нее было рентгеновское зрение.

— Интересно, что происходит в приватных зонах? Тоже борьба или победитель крадет женщину из толпы и занимается с ней безумной страстной любовью? — ее голос стал мечтательным. — Он может быть горячим и потным, и скользким от крови, но его поцелуи заставят девушку забыть об этом. Она позволяет себе быть использованной мужчиной, который доказал, что достаточно сильный, чтобы защитить ее.

Я покачала головой, снисходительно улыбнувшись своей лучшей подруге-мечтательнице. Клу была результатом тайной связи китайского дипломата и тайской проститутки. Рожденная вне брака, она была выброшена как мусор, когда ей было всего две недели от роду.

Мы встретились три года назад, когда я спасла ее от того, чтобы быть изнасилованной и изувеченной в сельском пригороде Сиднея.

Клу захлопала ресницами, подарив мне воздушный поцелуй.

— Ты же не можешь сказать, что не хотела бы быть похищенной кем-то, кто только что сражался в боях, чтобы выиграть тебя? Я знаю, у тебя нет физических потребностей как у остальных из нас, но это должно изменить тебя.

На этот раз я засмеялась от всего сердца, а не вынужденно.

— У меня есть потребности, ты знаешь, просто у меня есть более важные обязанности, чем гоняться за мужчиной, который не заинтересован в матери с «багажом», — я отказывалась зацикливаться на потребностях, которые будили меня в глухую ночь. Страстное желание чужого тела. Плохо то, что мне никогда не встречался тот, которого бы я хотела, даже отец Клары.

— Но подумай об этом, Зелли. Мускулы, грубость, едва сдерживаемое насилие, мужчина, который целует с одержимостью и нежностью… — ее голос звучал драматично. — Я теряюсь только от одной мысли об этом.

Я закатила глаза.

— Ты слишком романтична. Ты должна была родиться шесть веков назад, если ты хочешь мужчину, который убивает, и женщину, которая падает в обморок.

Она усмехнулась, показывая идеально белые зубы.

— Я родилась шесть веков назад. Вот почему хочу этого так сильно. Современные мужчины, которые работают в офисах и едят пироги на обед, нуждаются в контакте с мечом предков.

— Ты невозможна! — я улыбнулась. У Клу в жизни было два увлечения: мужчины и прошлые времена. Она клялась, что жила бесчисленное количество раз прежде, и хотя я любила смеяться и находить несоответствия в ее сказках, я не могла игнорировать тот факт, что она знала многое. То, что не должна знать, будучи отвергнутым ребенком без образования.

— Ты тоже старая душа, Зел. Это я точно знаю. Я пока не поняла, откуда ты родом, но я узнаю это.

Мне не хватало сил сказать ей, что она была не права. Я вела себя старше своих лет, поскольку жизненные неудачи безвозвратно меня изменили. Если я и жила раньше, то была ведьмой или убийцей-психопатом, чтобы оправдать все испытания, которые переживала сейчас.

Я сжала ее руку, когда мы повернули налево в конце коридора и остановились.

— Святая матерь Божья, куда ты притащила меня?

Отпустив ее пальцы, я двинулась вперед почти в трансе.

Двойные двери были изготовлены из металла. На одной створке была изображена сказка: молодой мужчина, стоял спиной к зрителю в окружении груды монет, солнечного света и маленьких детей. На заднем фоне виднелись причудливые башни замка.

Я ощутила боль в сердце, когда посмотрела на соседнюю створку. Если на первой был рай, то на этой, несомненно, ад.

Молодой мужчина смотрел на зрителей, но его черты лица были пустыми. Нос, глаза и рот отсутствовали, просто ровный пустой овал. Позади него боролись волки, в то время как над головой сверкали молнии и сгустились тучи. Но то, что убило меня — дети, которые смеялись на соседнем изображении, сейчас были разбросаны по кусочкам в тающем на земле снегу.

— Ничего себе. Это… отвратительно, — сказала Клу, потянувшись потрогать оторванную ногу.

Я одернула ее руку и надавила на другую дверь, чтобы открыть ее. Хотелось сбежать от изображения, слишком напоминающего дом.

«Не думай о своих проблемах. Забудь о них на сегодняшний вечер».

Проблемы.

Я никогда не могла о них забыть. Они были удавкой вокруг моей шеи, гильотиной, ждущей, чтобы упасть. Но я была создана быть подавленной, так что это не имеет значения.

В момент, когда дверь приоткрылась, до нас донесся шум. Мощная смесь ударов кулаками по телу, стонов от боли, звуков женского смеха, криков ободрения и плавного ритма музыки.

Мы вошли в просторную темную комнату, либо переоборудованный танцевальный зал, либо специально спроектированную арену. Она приветствовала нас толстым черным бархатом, покрывающим все четыре высокие стены. По периметру находились места для зрителей, представляющие собой черные диваны производства «La-Z-boys» и роскошные кушетки. Каждый диван был на отдельном возвышении с боковым столиком и маленькой лампой, напоминающей светлячков в темноте.

— Ох, — пробормотала Клу, сосредоточив внимание на главном событии.

Тут были представлены все виды борьбы: клетка для смешанных боевых искусств, боксерский ринг, ринг тайского бокса, зона для ближнего боя и большая зона для других варварских кровавых видов спорта. Каждое пространство было переполнено людьми: либо окровавленными от борьбы, либо подпрыгивающими на ногах и готовыми встретить нового соперника. Я никогда не видела такой демонстрации мужественности: грубости и необузданности.

Потные полотенца были развешаны на стульях, и скромность не существовала, когда мужчины меняли порванные вещи на свежие. Кулеры с водой и медицинские будки располагались между каждой ареной.

Мое дыхание участилось, смешавшись с ароматом дезинфицирующего средства, пива и чистого запаха тяжелого труда. Я не могла сосредоточиться только на чем-то одном. Борьба началась с удара кулаками и жуткого звука с ринга тайского бокса, в то время как другой бой в клетке смешанных боевых искусств был уже закончен — победитель прыгал вокруг своего пораженного соперника, размахивая в воздухе измазанными в крови кулаками.

Куда бы я ни посмотрела, мужчины ухмылялись, публика поддерживала бойцов, и люди излучали жизненную энергию. Мое тело поглощало каждую унцию живости, сохраняя ее.

Что за ад это место?

Огромный баннер свисал с потолка, прямо над всеми пятью боевыми рингами.

«Бой с честью, бой с дисциплиной, бой с удвоенной силой».

На моих руках появились мурашки. Слова были резкими, проницательными, обещая больше чем просто насилие — целый новый мир, о существовании которого я раньше не знала. Вопреки своим привычкам, я хотела узнать больше. Клу была права — зрелище мужской борьбы разбудит во мне что-то более глубокое, темное и менее покорное. Мы можем быть утонченными и социально приемлемыми снаружи, но в сердце мы все еще были животными. Всю жизнь я боролась в своих собственных сражениях, но сейчас задумалась, каково это было бы иметь кого-то, кто сражается рядом с тобой.

— Мне кажется, я умерла и попала в мужской рай, — прошептала Клу, ее миндалевидные глаза были шире, чем я когда-либо видела. Щеки вспыхнули, как только мужчина на боксерском ринге получил удар в челюсть от борца, сверкающего от пота и румянца.

Каждый человек держался на краю острого удовольствия, даже те черные и в синяках, потягивая ледяную воду из бутылки, подшучивали и наблюдали, как бьют товарищей.

Атмосфера в комнате не была дикой или жестокой, как я ожидала. Это был пример старого боя. Эксклюзивность. Богатство. Неписаный кодекс, гласивший, что они должны стараться выиграть, но никогда не должны убивать. Я ощутила сдержанное успокоение, но, в то же время, странное раздражение.

Бойцов было так много, что я понятия не имела, как Клу собиралась найти человека, которого пришла увидеть.

Музыкальные треки сменились от страстных до быстрых, пульсирующих. Не настолько громко, чтобы отвлечь бойцов, но это добавило еще одну особенность этому странному, нелегальному клубу.

Внезапно руки обвились вокруг Клу, оттесняя ее с моей стороны. Я моргнула, как только высокий мужчина с коротко подстриженными темными волосами и черной как смоль кожей притянул ее к себе ближе. Его руки держали Клу ниже талии и устанавливали границы, обернувшись вокруг нее с показанием принадлежности, но в то же время с нежностью.

— Ты запомнила адрес и пароль. Я впечатлен. — Он уткнулся носом ей в горло, заставив Клу издать шквал похотливого хихиканья.

Мое сердце задрожало от волнения за нее. Мне нравилось видеть ее улыбку. Не думаю, что видела прежде ее такой влюбленной. С тех пор как я забрала ее домой в ту роковую ночь и собрала ее назад по кусочкам, я боялась, что она не будет доверять мужчине достаточно, чтобы позволить ему приблизиться. Поэтому она и назвала себя Клу (прим. пер. — с английского Clue — ключ, улика, разгадка, путеводная нить, ход мыслей, нить, ключ к разгадке) — хотела быть тайной, которую мужчина не может разгадать.

Мой взгляд бегал между ними, сердце забилось, чувствуя искру, их потребность друг в друге. Если похоть можно было бы увидеть, то они были бы завернуты в облако эротического цвета.

Если Клу была азиатской красоткой, то этот мужчина был африканским Адонисом. Если они решат продолжить свой род, то их дети будут очень эффектными.

Мысль о детях вернула меня к Кларе.

Ее хорошенькое восьмилетнее лицо заполнило мой разум. Ее длинные волосы, так похожие на мои, и темные карие глаза заставляли мое сердце плакать, понимая, что наше время вместе на исходе.

Она не была похожа на своего отца, за что я каждый день благодарила вселенную. Она была моя. Вся моя.

Но ненадолго.

Память прорвало, и меня накрыл прилив головокружения. После недель почти без сна, постоянного стресса и тела гудящего от гнева и слез, я испытывала сиюминутное ощущение контроля над собой, но ошибалась.

Штопор схватил меня за предплечье, крепко удерживая. Его прикосновения были теплыми и братскими, по сравнению с искрой между ним и Клу:

— Ты в порядке?

Клу освободилась из его объятий, чтобы поддержать меня с другой стороны. Я думала, что повернула за угол, открыла для себя новую дорогу, придя сюда. Я хотела бороться. Не утопать.

Встав во весь рост, я улыбнулась и махнула рукой.

— Я такая невнимательная. Видимо, просто пропустила сегодня обед, вот и всё. — Я не могла испортить Клу веселье. Я не имела права. Не после всего. — Хотя спасибо за заботу. — Делая шаг назад от них, я придала воодушевление своему голосу: — Так ты Штопор? Клу мне много о тебе рассказывала. — Она никогда не говорила мне о нем.

Он осмотрел меня сверху вниз, убедившись, что я могу стоять без посторонней помощи, прежде чем засмеялся:

— Это мое боевое имя, так что да. Сегодня я — Штопор, — его черные глаза блеснули, когда он наклонился ближе. — Мое настоящее имя Бен. Клу мне тоже рассказывала много о тебе. К моему удовольствию.

Доброжелательность его глубокого голоса и то, что я знала его настоящее имя, помогли мне расслабиться, и я усмехнулась:

— Мне нравится это. Две личности.

Так же, как у меня.

Вплоть до недавнего времени у меня было две личности. Я придумывала сказки и сочиняла истории так легко, как если бы они были правдой. С помощью волшебной ручки я написала свою собственную историю под названием ложь.

И это сработало.

Я выжила.

Клу спросила:

— Как называется этот клуб? Я не смогла увидеть название на здании. — Ее глаза танцевали вокруг темного пространств, впитывая удары и увертки полуобнаженных мужчин.

Мой интерес возрастал, и мое чертово сердце взбудоражилось. Мне не нравилось признавать это, но мужская энергия этого места будила что-то глубоко во мне. Оно заставляло желать обуздать своего внутреннего бойца — превратиться в кого-то опасного. Это в равной мере давало мне несчастье и надежду.

Я ненавидела богатство, излучающее каждой статуей, но в то же время, я не хотела уходить. Я хотела собрать всю позитивную энергию и силу находящуюся здесь, и засунуть ее в бутылку: создать эликсир, чтобы вылечить Клару.

Бен улыбнулся, его кожа выглядела как отполированный, совершенный прибор.

— Это лучшее место на Земле, — разводя руки в стороны, указывая на клуб, как будто он был его собственный, он добавил: — Добро пожаловать в «Обсидиан».

Я никогда не просил помощи. Я никогда не хотел быть призраком или быть похороненным обществом. Но с самого раннего возраста, я знал, что выбор был иллюзией, а свобода — фарсом.

Меня больше не волновало это дерьмо.

Мое прошлое было моим прошлым, благодаря ему я сейчас такой, какой есть. Мои действия и поступки были моим раскаянием. Мое будущее и мое желание состоят из мести.

Я осматривал свою империю: привлеченные многочисленными боями, мужчины и женщины сидели на своих шикарных зрительских местах. Если бы я позволял себе чувствовать, я бы гордился собой. Я создал это. Из ничего.

Для ходячего мертвеца я достиг большего, чем ожидал, но я все еще не был, черт возьми, счастлив. Никогда не был. Никогда не буду. Не с этим дерьмом, живущим в моей башке.

Мой взгляд переключился на площадку для бокса, расположенную между клеткой для смешанных боевых искусств и рингом тайского бокса, она переливалась красным и черным цветами обивки и канатов. Гигантские прожекторы свисали с потолка, отправляя волны света на все площадки, оставляя, расположенное по периметру, в полной темноте.

Эмоции были мне чужды, но если бы меня спросили, что находится внутри меня, я бы ответил, что это выживание.

Выживание составляло большую часть меня и моей жизни.

Моя спина заскрипела, когда я облокотился на стеклянные перила. Учитывая, что мне еще нет тридцати, мое тело считало, что я пенсионер.

Это то, что ты получаешь от жизни, полной насилия.

Множество костей были сломаны, по крайней мере, по разу; я, должно быть, пролил больше пинты крови, чем текло по моим венам; я тренировался, выучил навыки, что могли изучить лишь немногие из элиты.

У меня было прошлое, благодаря которому все это было возможно. Прошлое, которое никогда бы не оставило меня в покое.

Я посмотрел в сторону боксерского ринга. Блеск серебра сверкнул как раз перед тем, как кулак коснулся челюсти хорошо сложенного мужчины со светлыми волосами, связанными в узел.

Мужчина упал.

Быстро.

Его тело подскочило на пружинистом полу, и судья издал пронзительный свист, сигнализирующий конец боя.

В считанные секунды мое тело стало напряженным от злости. Проклятые мошенники в моем гребаном клубе.

— Это гад только что подписал себе смертный приговор, — мои мышцы горели от удовольствия, я был полон энергии от одной мысли о насилии. Прошла уже неделя, с тех пор как появлялись мошенники. Настало время преподать урок.

Эгоистичный ублюдок думает, что он может прийти и сжульничать. Ни за что. Не в моем доме. Мои мысли мчались, затмевая все жаждой крови.

«Ты заплатишь сегодня, и я заставлю тебя кричать».

— Смертный приговор? Ты ошибаешься, приятель. Он выбил из него дерьмо. Он просто маленькая сучка. Не может принять настоящий мужской удар, — Оскар, мой заместитель, продолжая следить за боем, он дотянулся до моего плеча, чтобы похлопать по нему. Вторая его рука опустилась на мой пиджак, он замер, а затем одернул свою руку назад. — Дерьмо.

Да, дерьмо. Я скрипнул зубами, едва сохраняя контроль.

— Ты работаешь со мной в течение целого года и так до сих пор и не запомнил. Может быть, мне стоит бросить тебя сегодня на ринг? — не отрывая от него взгляд, сказал я. Гнев струился по моим венам, горячий и быстрый, дразня меня изображениями боли и силы. На мгновение я подумал, что он дотронется до меня снова, тогда у меня было бы оправдание. Я смог бы нарушить один из своих многочисленных законов и наслаждаться небольшим весельем. Я смог бы поддаться.

Он быстро опустил руку, сжимая и разжимая пальцы.

— Извини. Это не сложно, когда это естественно. Все касаются друг друга, приятель, как в насилии, так и в любви, — он нахмурился. — Если ты собираешься вновь присоединиться к человеческой расе в ближайшее время, ты должен привыкнуть к тому, что люди будут хлопать тебя по спине и пожимать твою руку.

Мои руки сжались в кулаки, желая кого-нибудь избить. Мне нужна была жертва, кто-то, на кого я мог бы выплеснуть все это дерьмо, которое было внутри меня, чтобы мне не нужно было жить с ним дальше. Я, может, и сбежал от своего прошлого, но не сбежал от воспоминаний. Оскар думал, что трогать — это естественно, но не для меня. Для меня естественно — это отвержение любой сознательной мысли.

Может быть, снаружи я человек, но внутри... внутри я не контролировал себя.

— Ты снова направляешься в чертову закрытую территорию, Ос. Не говори, что я не предупреждал тебя. Сделаешь это снова, и я прослежу, чтобы ты, черт возьми, помнил, как держать свои руки при себе.

Оскар закатил глаза, бормоча:

— Ты так все драматизируешь. Бог знает, почему я мирюсь с твоими выкрутасами.

Целый год, а я все еще не привык к отсутствию у него страха, когда дело касается меня. Это не было естественным, не там, откуда я родом. Вот почему я держал его возле себя — чтобы помочь поддерживать иллюзию, что я был таким же, как все.

Я отогнал темные мысли прочь.

— А ты самоуверенный ублюдок, который думает, что избежит неприятностей.

Я вернулся в общество и сделал это на собственных условиях. Мне не нужны были друзья, жена или дети. Мой жизненный путь был таким, и я слишком долго шел по нему, чтобы менять направление.

Я никогда не хотел чего-то из этого. Единственное, чего я страстно желал — была погоня, удовлетворение от охоты. Вот почему я никогда не мог быть свободным.

Оскар пожал плечами:

— Я говорю в который раз. Иди займись серфингом, приятель. Все это дерьмо внутри твоей маленькой хорошенькой головы исчезнет.

Чертовски жаль, что я не умею плавать.

Обернувшись вокруг, я снова направил свое внимание на арену «Обсидиана», распростертую под моими ногами и размещавшуюся в огромном помещении здания, похожего на место, где прошло мое детство. Строительство обошлось в десять миллионов долларов.

Я узнал довольно рано, что мужчины были примитивными созданиями.

Заберите у них костюмы, жен, их работу и обязанности, и вы останетесь с животным. Животными, которые хотят драться и калечить — принять своего внутреннего дикаря.

Я предложил им бороться и шанс найти себя.

Я дал им место для этого.

В день, когда я открыл клуб для избранных, я был готов к нескольким вечеринкам. Но я не был готов к неожиданному успеху и поклонению.

Чтобы быть частью моего мира я требовал три составляющие:

Подчинение.

Дисциплину.

Строжайшую секретность.

Не говоря уже о неприличных членских взносах каждый месяц.

Оскар двигался рядом со мной, осматривая арену.

— Не совершай идиотских поступков. Эверест не примет обвинение. Ты знаешь, что случилось в прошлом месяце с Богомолом.

В прошлом месяце Богомол, также известный как Давид Горин, смошенничал и закончил выбитыми зубами и сотрясением. Я ударил его всего лишь один раз.

Оскар барабанил пальцами по стеклянным перилам.

— Если ты пойдешь ругаться и обвинять, ты получишь только...

— Что? Гнев мотоциклетного клуба «Осы»? К черту их. Они не могут сделать ничего хуже, чем то, что уже сделали другие, — я напрягся. Я не хотел это говорить. Я хотел сказать, что надеру ему зад и вышвырну его из моего клуба навсегда. Оскар искоса посмотрел на меня.

— Если бы ты сказал мне, что они сделали, возможно, я бы согласился. Но поскольку тебе нравится сохранять все в гребаной тайне, я понятия не имею, о чем ты говоришь, и твои завуалированные намеки очень сильно начинают раздражать мои проклятые нервы.

Мое лицо озарила улыбка, которая была большой редкостью. Мне нравилось, что светловолосый Оскар с лицом ребенка мог мне противостоять. Немногие были на это способны.

В действительности, я мог бы назвать двух людей в своей жизни, которые заставили меня прогнуться. Остальным такой возможности я не давал, и в свою очередь они страшились бездушного орудия, которое существовало где-то посередине, где не было правильного и неправильного.

Оскар усмехнулся, сгибая руки:

— Я знал, что, в конце концов, я заставлю тебя улыбнуться.

Потягивая шею, стараясь размять суставы, я пробормотал:

— Время для разговора с так называемым непобедимым Эверестом. Меня достало его дерьмо. Я искал предлог, чтобы вызвать его на ринг, и он мне его предоставил.

Единственный раз, когда кому-то разрешалось трогать меня, был во время боя. Удар в живот не ранит, для меня это как нежное прикосновение к щеке. Удары были лекарством, ласка была проклятьем для меня.

— Ты никогда не говоришь. Ты только причиняешь боль, — Оскар стянул свой пиджак и бросил его на черный диван позади нас. На отдельном балконе находились бар, черный диван и кофейный столик. Большинство ночей были проведены здесь, контролируя и командуя. Мой кабинет был строго для меня — заблокирован и непроницаем от любопытных глаз клиентов.

— Это то, что я делаю лучше всего. То, для чего я создан, — проведя рукой по волосам, я вздрогнул, не обнаружив короткого «ежика». Всю свою жизнь я был вынужден стричь их коротко, как кадет. Когда-то пряди были рыжими, когда я стал старше, они превратились в медные, затем стали темными с бронзовым отливом, пока для маленького мальчика, которого я помнил, не перестало все существовать.

— Первый урок этикета на этой неделе. Он задолжал мне гребаного уважения, — мои пальцы захрустели, когда я сжал кулаки.

— Все верно, — Оскар кивнул, улыбнувшись мне. Мы направились вниз по лестнице, покрытой черной ковровой дорожкой. На каждой ступеньке были очертания лисы, тисненные серебряной нитью. — У тебя есть привычка требовать уважения с помощью физического насилия.

Оскар был прав. Люди должны были меня уважать, потому что я достоин этого. Я дрался с каждым, кто думал, что может вытереть мною пол. Я показал им, что мог жить в теле, покрытом рубцами, но каждый шрам я заслужил. Каждый из них говорил о том, что я совершил, что таилось в моем прошлом.

Звук музыки исчез, как только вой арктического ветра и ледяные колючки снега унесли меня от настоящего к прошлому.

— Убей его, Фокс (прим.перев. Fox с англ. — Лис).

До сих пор я никогда не ослушивался приказов, но покачал головой. Я не мог это сделать, я знал к чему это приведет. Я не в состоянии поднять нож и ударить малыша, который стоял передо мной.

Просто ребенок.

Просто ребенок.

Я сам был просто ребенком. Но все же я был убийцей.

— Ты знаешь, что мы сделаем с тобой, если ты откажешься.

Я знал, но это ничего не меняло. Я упал коленями на снег, ненавидя пронзительные ветра и низкие температуры. Сегодняшний вечер будет дерьмом.

— Бросьте его в яму, пока он не усвоит урок.

Память взорвалась осколками, терзая мой мозг иллюзиями настоящего и прошлого, смешивая их.

Тряся головой, я повернулся к Оскару:

— Позвони Доусону и его команде безопасности. Я хочу, чтобы Эвереста вместе с его приспешниками вышвырнули после этого.

Мы остановились у лестницы.

— Сделаю, — Оскар поднял руку, дав мне пять. — Вот выказывание уважения.

Идиот.

Я не двигался, только переключился с человека представительной внешности в старого себя, себя, что был обучен и вылеплен ненавистью и дисциплиной.

Переход от нормального до убийцы произошел мгновенно.

Оскар поспешно отодвинулся:

— Боже мой. Ты должен покончить с этим дерьмом, Фокс. Это ненормально.

Когда я говорил, что я нормальный?

Игнорируя его, я пошел в сторону рингов. Сегодня они работали на полную мощность. Лист ожидания висел рядом с табло с отказанными заявками.

Ринг тайского бокса был зарезервирован на вечер «Скатами». Группой людей, которые выглядели жесткими и имели мастерство настоящей группы бойцов. Они были здесь, не для того чтобы пролить кровь, а для того чтобы улучшить свои навыки.

Я хотел столкнуться один на один с их главным парнем по имени Штопор, для этого еще нет причин… пока нет. Но я найду. Это только вопрос времени, стоит только разозлить меня.

Подходя к рингам, я заметил его. Одной рукой он обнимал за талию девушку с азиатской внешностью, другой касался еще одной, одетой в серебряно-золотое платье. Я не мог оторвать от нее глаз. Я еще так себя не чувствовал.

Казалось, что весь холод в моей крови внезапно превратился в гребаный пар, шипя по моим венам. Я чувствовал, как все мое тело напряглось, я боролся с желанием не смотреть на нее. Я запомнил ее лицо, отметил ее недостатки, я смог увидеть за этот миг все ее особенности. Средний рост, хорошо сложенная фигура, у нее было достаточно изгибов, чтобы привлечь внимание, но недостаточно, чтобы назвать ее «пышной». Она держалась уверенной, все ее тело было напряжено, в то время как ее лицо растягивалось в улыбке, скрывая истинные мысли.

Чем дольше я смотрел, тем больше замечал: слабость, гнев, сила, стойкость, но под всем этим та же злость, смятение, что скрывается внутри меня. Я чувствовал беспомощность, с которой ничего не мог поделать.

Мне не нужна было знать ее, чтобы почувствовать явную ненависть, которую она так хорошо скрывала. Она словно мой двойник. Я, как и она, не мог избавиться от гнева, который прочно сидел внутри меня.

Черт. Я возненавидел эту связь, которую почувствовал с ней.

В ней не было ничего необычного, помимо ее очевидной красоты, и все же казалось, что над ней словно облако. Ее тело закрыто, ее глаза украшены неизвестной мне печалью.

«Я хочу знать почему».

Я остановился. Нет, черт, нет.

Плевать. Она была женщиной, а я не поддавался их чарам. Я нашел облегчение в другом.

В основном в боли.

Я потерял достаточно времени, ведя себя как придурок. Приложив усилие, чтобы игнорировать женщину, которая зажигала что-то глубокое внутри, я оглядел комнату. Все люди двигались тихо и почтительно. Проститутки, работая на меня, зарабатывали за неделю больше, чем за год на улице, сексуально двигались, обслуживая клиентов в шикарных нарядах.

Если кто-то хотел приватный бой или комнату, чтобы потрахаться, весь нижний этаж моего клуба был в их распоряжении.

Я никогда не был окружен богатством. И я был согласен, что тепло и уют, предоставленные за деньги, были чертовски лучше, чем трястись в снегу в ожидании пока кто-то убьет меня.

Две противоположности.

Две жизни, которые никогда не соединятся.

Шрам на моей щеке как старый враг, напоминал мне, что не важно, кого я создал из пепла своего прошлого, я всегда буду ребенком, который убивал.

— Ах, черт, он снова вернулся, — Оскар кивнул на хорошо известного бунтовщика на ринге смешанных боевых искусств. Парень насмехался, поднимая свой забинтованный кулак в высмеивающем приветствии.

— Он в одном шаге от изнасилования в задницу в местной тюрьме. Я слышал, что он работает с метамфетамином в лаборатории в Куги.

Целуя свои кулаки, он обнажил зубы и засмеялся.

Я посмотрел на него своим пристальным взглядом. Одним пальцем, я провел от верхней части моей правой скулы, по всему лицу к подбородку. Я почти не чувствовал его, на шраме была снижена чувствительность. Как только я проследил контур шрама, я провел тем же самым пальцем по горлу, в универсальном знаке «ты труп», и указал на него.

— Он, может, и придурок, но он клиент, — застонал Оскар. — Фокс. Прекрати это. Ты не можешь отпугнуть всех клиентов. Какой бизнес ты ведешь?

— Чертовски хороший, если я не имею дел с мелким дерьмом, как этот, — бормоча себе под нос, ответил я.

Оскар вздохнул.

— Все равно, приятель. Он получит свое без твоей помощи. К кому ты хочешь идти? К нему или Эвересту? Ты не можешь сделать обоих.

Мне не нужно было думать. Этот наркоман не продержится и пяти секунд против меня. По крайней мере, Эверест имел шанс причинить мне боль. Не потрудившись ответить, я преодолел расстояние до ринга для бокса.

Бойцы разошлись для нас, как будто я был мессией, а они были рокочущим морем. Страх осветил их глаза, тела напряглись.

Казалось, что моя репутация была впереди меня. Опять.

Во мне бушевала ярость, я остановился напротив Эвереста. Мое сердце забилось быстрее.

— Нам надо поговорить, — я скрестил руки. Я не был низким, но этот мужчина заставил меня поднять глаза. Его руки были больше, чем мои, туловище — шире. Все в нем говорило о грязи и фальши, в то время как я был естественным, мне не нужно было притворяться. Свяжешься со мной и будешь платить за последствия.

Эверест, также известный как Тони из команды байкеров, вытер рот тыльной стороной своей волосатой руки.

— Ну, не это ли Скарфейс (прим. пер. — Лицо со шрамом) и его сучка, Барби, — презрительно фыркая, он добавил: — Пришли поздравить меня? Или получить указания?

Несколько человек за Эверестом заржали. Он всегда приходил со свитой, и никогда один. Он разносил слух, что убивает каждый день. Я знал убийц, и этот чертов идиот не был одним из них.

В моем теле бушевал адреналин. Ох, я буду наслаждаться этим. Чертовски сильно.

Я посмотрел направо, где человек, который дрался не по правилам, подсчитывал выигрыш. Еще один из мелких приспешников Эвереста. Зажав в руке кучу стодолларовых купюр, его улыбка была наполнена жадностью.

Кивнув в его сторону, я сказал:

— Жаль, что твоя игрушка выиграла не по заслугам, а по обману. Не представлял себе, что так тяжело выиграть для оплаты твоих счетов. — Шагнув ближе, я прорычал: — Ты и твои идиоты на велосипедах думаете, что вы как закон, угрожаете моему клубу выплатами, мошенничая под моей гребаной крышей. Знаешь что? С меня хватит. Хватит грязи, что пачкает мои ринги.

«Обсидиан» был легальным бизнесом. Не имело значения, что документы, поданные в налоговую, говорили, что это был высококлассный тренажерный зал. Правительству не нужно было знать о незаконности. Мы обходили стороной местных стражей порядка. И я отказался заплатить байкерам, которые хотели получить мой клуб.

Я не был дураком и делал гораздо хуже, чем любой их этих обманщиков.

Эверест покраснел от злости. Его глаза потемнели, а зрачки выглядели гигантскими.

— Ты долбаный мертвец, Фокс, — показав рукой в направлении человека держащего деньги, он отрезал: — Что там? Мы заработали это честно. Иди назад на свой трон и наслаждайся своей последней ночью сна, и днем, когда ты не оглядываешься назад.

Я запрокинул голову назад и рассмеялся. Это не было весело или устрашающе, это было холодно и расчетливо. Эверест посмотрел с ненавистью, затем напрягся, и я встретился с ним глазами.

— Не я тот, кто должен оглядываться назад. Ты. Я. В клетке. Сейчас.

Эверест хлопнул руками по своим ногам.

— Ха! Ты думаешь, я бы унизил себя, развлекая маленького фаната на ринге? Ни за что, Скарфейс. Я не буду драться с тобой. Отвали. У нас есть другое множество состязаний, чтобы выиграть.

— Ты имеешь в виду, смошенничать.

Он зашипел, отчего его огромная шея задрожала от возмущения. Ублюдок выглядел как оживший урод из прошлого.

Я сделал шаг по направлению к нему:

— Я видел кастет, придурок. Это не переговоры. Полезай в клетку.

— Лучше послушай, Тони. Фокс не кидает пустых угроз, — сказал Оскар, стоявший рядом со мной, как телохранитель.

Эверест выпятил свою грудь, встав в полный рост. Его тело было внушительных размеров, но я давно потерял способность бояться.

— Ты хочешь повторить это, Фокс? — в его глазах пылал гнев, показывая, как он хочет забить меня в землю, как ржавый гвоздь. — Я. Не. Мошенничал.

Громкие басы и мрачная музыка пульсировали в клубе, возбуждая мою кровь для жестокости.

Черт побери, я нуждался в бое.

Сопляк, который не видел меня горящего гневом, незаметно подошел ближе.

— Вау, я не знал, что вы здесь сегодня, — он склонил голову, посмотрев на меня как фанат. — Это большая честь встретить легендарного Обси...

Эверест фыркнул:

— Ох, дай мне чертов перерыв.

Я посмотрел на парня. Полуголый, у него изо рта текла кровь. Кто-то крепко его разукрасил.

— Уходи, парень. Иди найди другой образец для подражания, — мой голос не повысился, но это и не было нужно. Это отражалось в интонации. Я ненавидел, когда ко мне подлизывались. Подлизывание приводило к привязанности, которая приводила к преданности, а преданность приводила к смерти.

Он нахмурился, отбрасывая назад длинные светлые волосы со лба.

— Умм, извините. Я просто большой фанат. Ваша репутация привела меня сюда.

Я обнажил зубы, заставляя его сделать шаг назад. Вот почему я всегда в темноте. Никто не понимал. Бойцы хотели быть мной, неудачники хотели бежать от меня. Но никто из них не хотел знать мое прошлое. Если бы они знали, они передали бы меня первому встречному федералу за все мои преступления.

Эверест усмехнулся парню.

— Смотри внимательнее, мальчик. Потому что после сегодняшнего вечера — он ходячий мертвец, — Эверест наклонился ко мне. — Добиваешься этого, ублюдок? Мы с моей командой собираемся забрать этот клуб и оставить тебя в грязи.

И вот она. Cвобода. Он сделал это.

Сегодняшний вечер получился интересным. Я планировал укротить себя. Один бой, который закончится без сломанных костей. Но глупость Эвереста принесла ему первоклассную поездку в скорой помощи.

Я забыл про парня-фаната. Адреналин распространился по всему моему телу. Он был сильнее, чем любое запрещенное средство.

— Я хотел пообещать, что ты уйдешь отсюда на своих обеих ногах, но это предложение устарело. Ты, очевидно, не слышал слухов про меня, — я выразил неодобрение, качая головой. — Большая ошибка. Большая, большая ошибка.

Осмотрев Эвереста сверху вниз, я провел рукой по волосам. Воздух наполнился слабым запахом шоколада.

— Ты собираешься взять свою задницу в руки, затем вернуться к своим идиотам и сказать им, что если они приблизятся к моему клубу, они закончат удобрениями в моем гребаном саду.

Эверест зарычал и ринулся вперед. Я уклонился, перед тем как его рука задела какую-либо часть моего тела, и ударил его по почке кулаком. Один тяжелый, жесткий удар. Я наслаждался легкой болью в моих костяшках. Наносите боль — получаете боль. Получаете боль — наносите боль. Урок, который я не забуду никогда.

Задыхаясь, он держался за бок.

— Ты заплатишь за это! Никто на хер не трогает меня! — зарычал Эверест, обнажив золотые зубы. — Тебе лучше уйти, Фокс, или я избавлю твою кричащую задницу от твоей гребаной жизни.

Я позволил ему разглагольствовать, наслаждаясь его злостью, питаясь этим.

— Я закончил спорить, — мое самообладание исчезло, сменилось на холод, которым я жил, пустотой, которую я никогда не был в состоянии потерять. — Полезай в клетку.

Ряд высоких мощных прожекторов были направлены на нас. Под моей черной рубашкой, скатился ручеек пота по пояснице. Единственным украшением была серебряная лиса на грудном кармане.

Я шагнул вперед, пока мы не оказались почти нос к носу. Вдыхая его дешевый одеколон, я не хотел ничего больше, чем откусить его нос и распинать его задницу.

Мое отражение сверкало в его темных глазах — расплывчатое изображение человека без души со шрамом, уродующим его щеку.

Шрам пугал многих людей, но мои глаза сбивали их с толку еще больше, серые, почти бесцветные.

— Мне скучно от твоего неповиновения, Тони. Заставь меня спросить еще раз, и я не обещаю, что ты останешься в живых. У тебя есть парень, который помогает тебе. У меня есть доказательства. Ты можешь кричать и отрицать все, что ты хочешь. Доказательства не врут.

Наклонившись, Эверест оказался слишком близко ко мне.

— Твои мелкие угрозы для меня ничто, Скарфейс. Все обманывают.

— Не в моем клубе, — я щелкнул костяшками пальцев. — Это мой клуб. И ты подчиняешься моим правилам. Если ты не подчиняешься этим правилам, последствия должны быть оплачены, — я сердито посмотрел на него. — Я не хочу повторять тебе снова. Полезай. В. Клетку.

Для большого мужика, называвшего себя убийцей, он сделал шаг назад как трус. Наконец в его глазах сверкнуло понимание.

— Отвали. Я не дерусь с такими муравьями, как ты. — Его злость испарилась, оставляя идиотскую болтовню. — Я дам тебе десять штук за потерю выигрыша для тех, кто не на того поставил в этом бою.

Оскар шагнул вперед, разминая шею. Напряжение в его мышцах посылало мне больше рвения.

— Ты не можешь откупиться от этого. Сказать «нет» хозяину «Обсидиана» — это не вариант. Это в правилах. Он хочет тебя в клетке. Ты лезешь в гребаную клетку.

Я вздрогнул от удовольствия.

«Обсидиан». Он был моим. Мое творение. Единственная вещь, которая давала мне что-то, чтобы жить и сосредоточивать в нем все мои жестокие бесчеловечные склонности. Это было иронично, что единственное место, от которого я бегу всю жизнь, стало моим будущим.

Мысли скакали в глазах Эвереста. Наконец он зарычал:

— Это не конец, Фокс. Ты можешь выиграть сегодня, но я отплачу тебе. Просто помни меня, когда кто-то выстрелит в твою голову, — Эверест снял свою рубашку, обнажая торс. Раньше он был накачанный, сейчас же у него появился лишний жирок. — Я заставлю тебя заплатить, придурок.

Я не сказал ни слова. Мне не нужно. Он сам вырыл себе могилу.

— Мальчик, передай мне эти чертовы перчатки, — Эверест потянул руки к новичку, державшему пару голубых перчаток для бокса.

Я щелкнул пальцами:

— Никаких перчаток. Никакого бокса. Полезай в клетку.

Я всегда гордилась тем, что достаточно сильная, чтобы справляться с жизненными трудностями. Я пообещала себе, что выиграю, несмотря ни на что. И три недели назад, я жила этим обещанием, как законом. Я достигала того, что казалось невозможным, и преодолела то, что казалось непреодолимым, а затем жизнь решила преподать мне новый урок.

Судьба заставила меня изменить взгляды на жизнь, превращая из решительной и готовой бороться, в жалеющую себя и негативно на все настроенную.

Но в тот момент, когда я вошла в «Обсидиан», вкус насилия оживил мое сознание и напомнил, что я была бойцом, и что я выиграю. На данный момент, я желала только одного: избежать столкновения с катализатором, который однажды уже меня разрушил.

С ним.

Обсидианом Фоксом.

Ублюдком, давшим мне так много, но и все у меня укравшим.

— Что происходит? — прошептала я на ухо Клу. Мы все еще находились рядом с рингом, где проходили бои тайского бокса, но вдруг атмосфера изменилась. От спокойной и оживленной до тревожной и накаленной. Я не могла сказать, из-за чего это произошло, но все начало медленно меняться до тех пор, пока помещение не загудело от волнения.

Клу не отводила взгляда от Штопора. Он уклонился от удара и развернулся, внешне соответствуя образу божества, когда без труда взял верх над своим соперником. Его бой начался несколько минут назад, но казалось, что публику больше интересовали мужчины, разговаривающие рядом с боксерским рингом. В раскаленном воздухе со всех сторон слышался взволнованный шепот, а зрители нетерпеливо заерзали на своих местах.

— Я не знаю, что происходит, но разве Бен не выглядит восхитительно, весь блестящий как оникс, и сражающийся, как воин? — Клу улыбнулась. Ее глаза светились от влюбленности, больше похожей на одержимость. У них было всего пару свиданий, но она уже была на стадии, когда женщина теряет голову от мужчины, который, несомненно, заявит на нее свои права и пометит территорию в тот момент, когда бой закончится.

Отведя взгляд от Штопора, я попыталась сосредоточиться на толпе зрителей, направляющейся к рингу.

Мой взгляд остановился на мужчине, одетом во все черное, и едва заметном в собравшейся толпе. Я не знала, кто он такой. Что-то в нем не давало мне покоя, кроме того, всё усиливалось исходящим от него чувством опасности. Я хотела держаться на расстоянии, но он притягивал всё мое внимание.

Несколько минут назад, он прошел мимо нас, и в тот момент, когда его взгляд остановился на мне, я ощутила перемены внутри себя. Проблеск. Осознание. Назовите это страхом или влиянием мужчины, но это застало меня врасплох. Все мое тело напряглось от возбуждения — заколотилось сердце и участилось дыхание. Мое тело готовилось либо к бою, либо к побегу. Я не понимала, почему он вызывал такую реакцию.

Когда он проходил мимо, у меня была возможность смотреть на его удаляющуюся спину, но я бы предпочла этого не делать. Он был высоким, и двигался с элегантностью человека, имевшего почти царственную осанку. Под обтягивающей рубашкой выделялась мощная спина, а темные, бронзовые волосы блестели в свете софитов. Он излучал власть, дисциплину и крайнюю непредсказуемость. Все, что он собой представлял, разливалось приятной дрожью внизу моего живота.

Прошло уже восемь долгих лет, с тех пор, как я испытывала болезненное ощущение от физического влечения. Болезненное, потому что когда это происходило со мной в последний раз, получила я от этого только болезнь и трагедию.

Это навсегда изменило мою жизнь.

У меня не было времени для влечения.

Результатом моего последнего увлечения была Клара, и тогда я была такой наивной. Такой наивной.

Из толпы на меня обрушилась волна возбуждения. Когда, завладев мною, по мне пронеслось чувство тревоги, я схватила Клу за руку. Зрители придвинулись плотнее, вытягивая шеи, и пытаясь рассмотреть на ринге двух мужчин.

Клу посмотрела, как крепко я держу ее руку, затем перевела взгляд на меня.

— Зелли, не стесняйся смотреть другие бои. Я уверена, есть множество сексуальных мужчин, с которыми ты можешь весело провести время.

Я закатила глаза.

— Клу, я не заинтересована в поиске приятеля по кровати. Мне интересно, почему все ведут себя настолько напряженно.

Я почувствовала, как от волнения на затылке начало покалывать кожу. Я не могла стоять здесь и не узнать, что происходит. Мои инстинкты призывали бежать, но разум говорил остаться, и мне нужно было прислушаться к его голосу. Увидеть, почувствовать, чтобы знать, как это разрушить.

Опасность.

Я всегда была в состоянии понять, когда рядом была опасность, или когда что-то собиралось навсегда изменить мою жизнь. И сейчас я это чувствовала.

«Игнорируй это и иди домой к Кларе. Это бессмысленно».

Бессмысленно, но увлекательно. Убирая руку от Клу, я пробормотала:

— Я собираюсь разобраться, что происходит.

Клу была настолько увлечена Штопором, что только кивнула. Оставив ее в безопасности, я вышла из яркого света, окружавшего ринг тайского бокса, и направилась к боксерскому рингу.

Когда я пробиралась сквозь толпу, до моих ушей доносился шепот:

— Это он. Он собирается драться.

— И кто бы его ни разозлил, он не испытает особого счастья, когда после боя очнется с сотрясением.

Вместе с толпой, я медленно продвигалась вперед, а количество зрителей неумолимо увеличивалось, потому что к нам присоединялись люди, ранее сидевшие на диванах, окружающих ринг.

Прорываясь сквозь плотное кольцо людей, я не могла понять, что стало причиной моего волнения — возбуждение толпы от приближающегося зрелища или моя нервозность.

«Ты знаешь, что является этому причиной».

Все дело в нем.

Мужчина, который казался мне большим, чем человек. Мужчина, от которого меня бросало в дрожь.

Я нашла его взглядом, одетого во все черное. Он излучал энергию, заряжая каждого.

Он стоял грудь к груди с огромным «зверем», который выглядел, будто сам убил нескольких человек. Он не двигался и не говорил, не совершал никаких провоцирующих жестов в сторону противника, но едва сдерживал гнев.

У меня пересохло во рту, по единственной причине — я чувствовала его, как ужасную угрозу.

Противник не сдавался, но ему не хватало того, чем обладал мужчина в черном: жестокости, уверенности, абсолютного знания, что он победит, и нет ничего, что может сделать противник.

Мужчина в черном оскалился, с ненавистью посмотрев на более высокого мужчину. Их губы двигались, но я не могла слышать, о чем они говорили.

Как только волна возбуждения от зрителей начала нарастать, я подошла ближе к рингу. Люди также придвинулись, а атмосфера сгустилась от видимого напряжения.

Я моргнула и пропустила, из-за чего началась драка: в одну секунду они говорили, а в следующую они атакуют, блокируя друг друга. (прим. пер. Клинч — бокс. прием) Затем все утихает так же быстро, как и началось. Еще несколько слов, и мужчина, одетый в черное, указал на клетку рядом с ними.

Рефери, наблюдающий за происходящим в клетке, дунул в свисток, останавливая бой на середине. Бойцы посмотрели в сторону мужчины в черном и кивнули, покидая клетку так смиренно, как школьники, столкнувшиеся со строгим директором.

Мое сердце неистово забилось, когда мужчина в черном оглянулся и поймал меня в тот момент, когда я его разглядывала.

Его взгляд обездвижил меня, я не могла двигаться или даже дышать.

Он нахмурился, а его светлые глаза потемнели от раздражения. От напряжения он стиснул зубы. Его квадратная челюсть выглядела очень сильной, в то время как немного кривой нос говорил о том, что раньше он много дрался. Скулы были слишком широкими для мускулистого тела. И мне не нужно было видеть, что под его одеждой, чтобы знать, что в нем не было ни грамма жира. Он не был просто мужчиной, он был ходячим оружием.

Он просто был больше. Намного больше. Больше, чем мужчина. Больше, чем опасность. Большей угрозой, чем я видела в других мужчинах. Но у него был шрам, который делал его уникальным. Изрезанный. Неровный, он разделял его лицо на две части. Одна половина его лица была приятной, притягивая подойти поближе, а вторая — как ад, отталкивала от себя.

Двери.

Сочетание ада и рая на его лице, идеально подходило для человека передо мной.

Я его не знала, я лишь чувствовала, что он перенес ужасное прошлое, которое превратило его в кого-то, кем бы он ни был, но мое сердце билось быстрее. Я хотела знать, хотела познакомиться.

Это было до того момента, как он отверг меня одним лишь взглядом, щелкнув пальцами перед огромным мужчиной, стоящим перед ним. Какая бы короткая связь не возникла между нами, сейчас она угасла, оставив меня с холодом внутри.

Они вдвоем подошли к клетке и поднялись на небольшую сцену, чтобы войти. После того как внутри стало безопасно, мужчина повернулся и закрыл дверь.

Толпа зрителей двигалась свободно и неуправляемо.

Огромный парень провел руками по лицу, что-то говоря мужчине в черном. Произошел короткий и напряженный обмен фразами, но, в конце концов, мужчина со шрамом покачал головой и щелкнул пальцами в сторону рефери.

Кивая, рефери достал из заднего кармана беспроводной микрофон и повернулся лицом к аудитории, которая из спокойной вдруг превратилась в буйную.

— Леди и джентльмены, у нас для вас есть развлечение!

Интерес толпы стремительно нарастал, укрепляя волнение. Даже если они и пытались успокоиться, нетерпение все равно заполнило огромное пространство. Учащенное сердцебиение во мне также пульсировало вместе с кровью.

Я хотела бежать. И не могла двигаться.

Перед собой я увидела мужчину в черном. Прыгая на пятках и разминая шею, он собирал из комнаты каждую частицу энергии, пока весь не наполнился жестокостью.

— Это особенное, незапланированное событие, и вы никогда не увидите его снова. Бой между двумя безжалостными соперниками, пожалуйста, поаплодируйте и шумно поприветствуйте Гору Эвереста! — судья подпрыгивал вокруг огромного мужчины без рубашки, рассказывая о нем. — При весе в двести килограмм, Эверест хорошо известен за его непоколебимость, как элитного боксера, и непревзойденную победную серию «Семнадцать побед — ноль поражений». Работая неполный рабочий день, он зарабатывает на жизнь за счет обучения других впечатляющих бойцов, являясь все еще пугающей горой мускулов. Это первый раз, когда он в клетке за последние шесть месяцев. Давайте радушно примем его... Гора... Эверест!

В то время как наличные передавались из одних ладоней в другие, толпа свистела и аплодировала, пока не были сделаны все ставки. Я стояла, стараясь быть незаметной.

Эверест поднял руки и ухмыльнулся сверкающими золотыми зубами. Однако его бравада не могла скрыть блеска пота или чувства страха, исходящего от него.

Толпа закричала сильнее.

Я поморщилась. Он казался подростком, хотя был даже старше своего соперника.

Мужчина в черном покачал головой и что-то сказал, что заставило Эвереста зарычать в гневе.

Рефери поднес микрофон к губам и аплодисменты исчезли.

— А сейчас, леди и джентльмены, позвольте мне представить бойца, который собирается столкнуться лицом к лицу с этим известным противником.

Крики толпы усилились. Я наклонилась, стараясь услышать. Я хотела знать его имя. Я хотела знать, почему он одновременно притягивал меня и заставлял испытывать страх.

Рефери продолжил:

— Я уверен, что этот мужчина знаком каждому!

Толпа, несомненно, обезумела. Раздавался топот ног и визг женщин.

— Фокс.

— Фокс.

— Фокс.

Мужчина в черном поднял руки, позволяя публике его приветствовать. Он не улыбался. Он не выглядел польщенным, он не был там ради обожания, не так, как его противник. Он был там ради борьбы, безупречной и простой.

Зрители повеселели, поклоняясь мужчине, похожему на самого дьявола, и потворствующему нелегальному кровавому спорту.

Рефери засмеялся, перекрикивая маниакальную толпу:

— Вот он! Наш любимый! Владелец «Обсидиана»! Пожалуйста, поаплодируйте... Обсидиан... Фокс!

Мне хотелось зажать уши. Я никогда не думала, что такое количество людей, полностью изолированных в темноте, может вызвать такой хаос.

В тот момент, когда рефери закончил представление, Фокс бросился на Эвереста. Никакого колебания. Никакой паузы.

Борьба началась с удвоенной силой.

Фокс ударил соперника кулаком в висок. Эверест пошатнулся, колотя огромными руками, стараясь попасть Фоксу в голову. Но он уклонялся каждый раз, нанося удары по челюсти и груди Эвереста.

Безупречная точность и холодный расчет ударов судьбы, которые мне доставались, заставили возненавидеть спираль случившихся событий в моей жизни. Я ценила строгие правила и гордилась своей дисциплиной, чувствуя то же самое в мужчине в черном.

Мое тело наполнялось горячей злостью, поглощая бой и позволяя ему подпитывать меня энергией. Я не знаю, что на меня нашло, но мужчина, которому принадлежало это место, и который рисковал своей жизнью только для мужской игры во власть, имел все, чего у меня не будет. Я ненавидела его за безрассудность. За причинение физической боли, когда он мог помочь найти лекарство от болезни. Он мог быть спасителем, но вместо этого выставлял себя напоказ и дрался. Вместо этого он причинял боль другим. За что? Как демонстрацию того, что ему принадлежит?

Я ненавидела его.

Я ненавидела то, что он вызывал во мне такие странные чувства.

Я ненавидела, потому что он имел так много, в то время как моя дочь не доживет и до подросткового возраста.

Я ненавидела его безо всякой причины. Он был исключительно тем, куда была направлена моя ненависть. В этом не было смысла, это было нерациональным, но мои кулаки сжались, когда я, наконец, признала чувство беспомощности, от которого страдала. Я пряталась от него в течение трех недель, делая вид, что могу справиться, но понадобился нелегальный бой, чтобы показать мне, насколько лживыми были мои эмоции, и насколько разрушенной сделал меня диагноз Клары.

Если бы во мне было меньше здравого смысла, я бы записалась на ринг и сама его ударила. Я хотела его ударить. Я хотела кусать, наносить удары и причинять так много боли, какую в себе чувствовала.

Я хотела пойти на войну, сражаться и выйти победителем, так я могла бы спасти Клару.

Эверест огрызнулся и замахнулся на Фокса. Потом кинулся на него, и они упали, продолжая бороться, матерясь друг на друга.

Фокс резко вскинул руку и ударил Эвереста в живот. Отчего тот остановился и заскрежетал зубами от злости, перед тем, как замахнуться и нанести ответный удар.

Увернувшись, Фокс повернулся и ударил противника кулаком в область печени. Я не могла отвести взгляда от его лица. Когда он нанес удар, то поморщился от боли, но затем яростно улыбнулся, становясь злее, когда борьба продолжилась.

Он был полностью в своей стихии, и я начала опасаться за Эвереста. Он мог быть больше, но в Фоксе было что-то, чего не было у его противника.

Никакого раскаяния.

Никакого уважения к жизни.

Толпа засвистела, когда Эверест нанес удар Фоксу в голову.

Вместо того чтобы, готовясь к другому удару, уйти в сторону, Фокс рассмеялся. Звук его смеха звоном раздавался по клубу и, сплетаясь с музыкой, обретал психопатическое звучание.

Эверест закричал:

— Ты чертовски сумасшедший сукин сын.

Фокс не ответил. Перемещаясь на расстоянии удара, он нанес серию из четырех быстрых ударов. Вместо того чтобы упасть, Эверест сделал неуклюжий выпад вперед, заставляя Фокса отступать, пока его огромные кулаки впечатывались в бока и щеку Фокса.

Эверест прикоснулся к щеке Фокса.

Шрам.

Единственное место, к которому я бы никогда не осмелилась прикоснуться. Это казалось почти кощунственным.

Затем Фокс остановился. Он безразлично опустил руки, оставляя тело незащищенным. Потом что-то произнес, и Эверест замер.

Я сделала шаг вперед, нуждаясь быть ближе, нуждаясь слышать. Я никогда так не погружалась в бой. Несмотря на то, что я сожалела об этом и ненавидела, когда причиняют боль, и мне было непонятно стремление к доминированию, все равно не могла заставить себя оторваться от этого зрелища.

— Ты хочешь вырубить меня? Будь моим соперником, и чертовски постарайся это сделать, — голос Фокса звучал грубо и гневно. Акцентировано. Он опускал лишние слова, делая акцент на других, заставляя меня задрожать всем телом.

Эверест кинулся вперед, размахивая кулаками, как дубинками. Один удар пришелся Фоксу по скуле, другой с силой врезался в живот. Но вместо того, чтобы согнуться от боли и начать отступать, Фокс сделал наоборот.

Он расправил плечи, становясь во весь рост. Потом зажмурил глаза и, казалось, что он пьет боль, подпитывается ею.

В одну минуту он казался довольным, в следующую — кинулся на Эвереста, и они вместе тяжело упали на пол. Ноги переплелись с ногами противника, руки — с руками. Фокс один сильным выпадом разбил коленную чашечку Эвереста.

Гора взревел от нестерпимой боли и начал отпихивать Фокса, сгибаясь от боли, как ребенок, а не как сильный мужчина, он кричал, источая неподдельный страх.

— Слезь с меня, ублюдок!!!

Мгновенно, Обсидиан наотмашь ударил Эвереста лицом об пол, ломая ему нос. Потом снова его пнул и взял в захват его шею. Усиливая хватку, Фокс медленно душил его.

Эвереста покидали все мысли о борьбе. Я знала этот переход от борьбы к выживанию. Я сама много раз была его жертвой.

Отмахиваясь как неповрежденной, так и сломанной ногой, он все равно продолжал бороться. Он пытался сбросить руку Фокса, но это было бесполезно. Фокс использовал момент, чтобы заломить руку Эвереста за спину.

Толпа скандировала, когда Фокс откинулся назад, сжимая противника.

Мое сердце громко колотилось, вызывая приступ тошноты.

— Раздави его.

— Уничтожь его.

Фокс не обращал внимания, только сильнее душил противника, постоянно выкручивая его руку все дальше и дальше.

Когда его плечо было вывихнуто, Эверест издал слабый стон и, потеряв сознание, безвольной массой рухнул на пол.

В тот момент, когда противник отключился, Фокс поднялся на ноги и кивнул толпе. Вытирая кровь из носа, он нахмурился, обнаружив дыру на своей рубашке.

И тут я впервые заметила, что на протяжении всего боя он оставался полностью одетым. Он предпочел лучше испортить свою одежду, чем вести бой без рубашки.

Почему?

Фокс один раз махнул рукой толпе, ответом ему был рев признательности.

Этот мужчина был любимым, устрашающим или вызывающим ненависть, а может, все три пункта одновременно.

Я смотрела на него, и смесь интереса и страха вновь распространила мурашки по моей коже. Что-то говорило мне, что толпа не оказывала бы такого радушного приема, если бы они знали, что он прячет за этими бледными, почти бесцветными глазами. Во время боя он был бесчеловечным, сражаясь без мысли или жалости.

Вытирая лоб рукавом, Фокс прошел мимо рефери, покинув клетку и шумящую толпу.

— Обсидиан Фокс! Обсидиан.

Я не заботилась о триумфе победы, это же, казалось, не волновало и Фокса. Он двигался плавно, игнорируя всех. Люди сохраняли дистанцию, понимая, что они могут смотреть, но не трогать.

Когда он подошел ближе, меня снова наполнила волна беспокойства. Я не хотела находиться к нему так близко, не тогда, когда увидела, насколько он был опасным.

Настало время идти домой. Возвращаться в свою нормальную жизнь. К своей умирающей дочери.

Мысль ударила меня в самое сердце. Дерьмо, неужели воспоминания никогда не перестанут врываться?

Я повернулась, чтобы уходить. Мне нужно уйти прочь от этого всепоглощающего сумасшествия.

Толпа разошлась, и я медленно шла к рингу тайского бокса.

Четыре ступеньки, пять ступенек, перед тем, как чьи-то сильные пальцы впились мне в плечо, разворачивая.

Я подняла глаза, сдерживая на губах проклятья, но все мои слова испарились от потрясения.

Я была готова к небольшому шоку от его прикосновения, с оттенком новизны и нерешительности, но не была готова к электрическому разряду, пронесшемуся от его тела к моему, с содроганием, отозвавшимся у меня в груди.

Я широко раскрыла глаза и сглотнула, стараясь заставить свой мозг работать.

Фокс издал гортанный стон и крепко сжал пальцы. Он свирепо посмотрел на меня, и его вид говорил о том, что он готов меня убить.

— Кто ты?

Когда я не ответила, другой рукой он сильно ударил себя по лицу. Фокс нахмурился, в то время как выражение его лица было недовольным и яростным.

— Ты думала, что я не видел, как ты наблюдала? Твои глаза все время были прикованы ко мне. Ответь мне. Кто ты? — его глубокий, акцентированный голос заставил напрячься мои соски, а дрожь страха прошла по мне волной.

Мое самообладание наполнило меня показной смелостью.

— У меня нет привычки отвечать на такие грубые вопросы.

Фокс стиснул челюсть и сильнее сжал мою руку.

Всё, о чем я могла думать — бежать. Его глаза выглядели почти белыми от злости. Лицо блестело от покрывающего его пота, небольшая струйка крови стекала из носа и отдавала запахом металла. Шрам на его щеке кричал, что он был опасным мужчиной. Он был мужчиной, который жил, игнорируя правила и законы. Это был мужчина, которого боятся.

— У меня нет привычки касаться женщин, но все же, я это делаю, — он встряхнул меня, чтобы подчеркнуть свои слова. — Ответь мне. Кто ты, черт побери, и откуда ты взялась?

Я не могла двигаться, когда он наклонился ближе, и его глаза пронзили меня глубже, чем чей-либо взгляд. Я чувствовала себя обнаженной, беззащитной и практически в ловушке.

Вздернув подбородок, я злобно посмотрела на него.

— Отпусти меня.

Он так тряхнул головой, что взметнулись пряди его золотых волос, и задал вопрос:

— Что ты делала так близко к рингу? Девушки предназначены либо для того, чтобы ровно лежать на их гребаных спинах в приватных комнатах, либо смешиваться в толпе. — Его взгляд переместился с моего лица, рассматривая мое тело сверху вниз: — За исключением если ты не сотрудник, то шпион. Мое терпение на исходе, и я предлагаю тебе ответить на мой вопрос.

Когда он еще ближе дернул меня к себе, каждый страх и трудности в моей жизни показались мне несущественными. Тепло его тела наполнило меня потребностью и отвращением. Это был не мужчина. Это был хладнокровный убийца.

Отодвинув руку, я повернула плечо, чтобы заставить его отпустить меня. Проблема была в том, что он следил за каждым моим движением. Он сжал пальцы, и я сдалась. Он удерживал меня, как пленницу, не прилагая никаких усилий, отчего мое сердце замерло. Я ненавидела свое предательское тело, реагирующее на него так, как я никогда раньше не чувствовала. Я ненавидела, что он бросал мне вызов. Но больше всего я ненавидела интригу, загадку.

— Я не шпион. Ты что, Джеймс Бонд? Убери от меня свои руки. Хватит меня допрашивать.

— Нет, пока ты не скажешь, как попала в мой клуб. Что с тобой не так?

— Всё со мной нормально.

— Ты лжешь. Что-то не так, — он буквально смотрел внутрь меня. — Ты заставляешь меня чувствовать, — прерывая себя, он зарычал. Он пах землей и дымом, и силой с примесью шоколада. Его руки были горячими, крепко держа мои, смертельно. — Я никогда не видел тебя раньше, а я не люблю незнакомцев. Я спрошу еще раз. Кто ты, черт побери, и почему меня влечет к тебе?

Мое сердце остановилось. Его ко мне влечет?

Он тоже это чувствовал. Странное чувство, непонятная потребность. Может быть, это было исключительно похотью двух тел, одно из которых признало человека с подобными же желаниями и побуждениями. Если бы это было так, я бы не была так сильно затронута.

Все что я чувствовала, наблюдая за его боем, всплыло на поверхность. Он причинял боль без раскаяния. Он действовал так, будто разбить парню коленную чашечку было ничем. Как я могла позволить этой глупой химии в моем теле заменить мое чувство самосохранение?

Я освободила руку, готовая ударить его и бежать, но остановилась.

Он заставлял меня чувствовать себя живой.

Он заставлял меня чувствовать себя женщиной, а не матерью или подругой, или неудачницей.

Он заставлял меня чувствовать себя сильной и покорной одновременно.

Я чувствовала себя так, как будто прожила свою жизнь в тумане. Совершая монотонные действия день за днем, всегда ставя чужие потребности выше своих. Впервые, мои собственные потребности проявились очень сильно, и меня охватило осознание, связь, слепое увлечение незнакомцем.

Но затем обязательства оттеснили мимолетное увлечение.

Клара.

Нужда.

Гибель.

«Как ты можешь позволить себе быть использованной им, когда ты даже не должна быть здесь?»

Я больше его не ненавидела. Я ненавидела себя, за то, что была такой слабой, на краткое мгновение он заставил меня забыть главное.

Застыв, игнорируя потребность в нем, я взглянула ему прямо в глаза:

— Ошибаешься. Тебя не влечет ко мне. Мы никогда не встречались раньше, и сейчас я ухожу, поэтому больше и не встретимся никогда. Отпусти меня.

Он посмотрел на мои губы, и в выражении его лица появилась жестокость, сменяя интерес, который я видела до этого.

— Я никогда не ошибаюсь, — он разжал свою руку. В том месте, где он схватил меня, я почувствовала покалывание.

— И я никогда не принимаю решение, пока не разберусь в том, чего не понимаю.

Мое сердце стучало, пропуская глухие удары. Он такой же. У него такая же потребность понимать. Разобраться в неизвестном, перед тем, как оно сможет причинить ему боль.

— Уходи, прежде чем я пожалею, что позволил тебе остаться, — пробормотал он. С опущенными руками, сжатыми в кулаки, он посмотрел поверх моего плеча, как будто ища способ сбежать. Бегство было его доминирующей частью, это было легче, чем что-то признать. Я разглядывала его, пока он смотрел в сторону.

То, что я видела, мне не нравилось. В нем было что-то тяжелое, давящее на него до такой степени, что он дрожал, больше, чем от простого гнева. Он использовал шрам, как средство устрашения, но за всем этим было что-то еще. Что-то темнее шрама, что-то... печальное.

Мое сердце пропустило удар, сочувствуя ему.

«Ох, нет, ты не можешь».

Стиснув зубы, я закрыла глаза и изгнала из себя весь интерес и сочувствие, появившиеся к нему. Я не могла себе позволить страдать таким идиотизмом. Я искала причины его отстраненности, видя в его шраме тяжелое наказание. Невозможно собрать воедино потребность помогать, защищать и слушать.

Проведя рукой по волосам, Фокс сурово посмотрел на меня.

— Я отпустил тебя. Почему ты еще здесь? — за его австралийским скрывался еще какой-то, слабый иностранный акцент. Он мог усердно пытаться говорить, как местный, но не мог полностью спрятать звучание своего родного языка. Так же, как не мог приручить свою дикость, скрывающуюся под ледяной внешностью.

Он не соответствовал тому, что его сейчас окружало. Он принадлежал дикой местности, охоте на заре, так же, как и его тезки — лисы.

Теперь была моя очередь страдать неизбежным любопытством.

— Кто ты? — я постаралась расслабиться, напоминая себе, что он не может причинить мне вреда, не с таким количеством свидетелей. — Ты удерживаешь меня и требуешь отвечать на свои вопросы, но это работает в обоих направлениях. Ты хочешь знать что-то обо мне? — Повернувшись, и показав рукой в сторону, я сказала: — Я здесь с подругой. Мы приглашены Штопором, а он специалист по тайскому боксу. Я не хотела сюда приходить. Я ненавижу, то, что на мне надето, и ты сводишь меня с ума, потому что я не могу понять тебя. Ты опасный, и я думаю, у тебя есть серьезные проблемы.

Фокс пронзил меня бело-серыми глазами.

— Ты права, думая, что я опасный, — игнорируя мои другие комментарии, он пробормотал: — Наконец-то у меня появилась причина вызвать его на ринг. Он не может пренебрегать правилами и приглашать всех, кто, черт побери, ублажает его.

На его лице появилась жесткая улыбка.

Я испытала ощущение мурашек по коже, при мысли о борьбе Фокса со Штопором. Мне нравился Бен. Он был добрым и так смотрел на Клу, как если бы она была драгоценным камнем. Ни при каких обстоятельствах, я бы не хотела, чтобы этот сумасшедший причинил ему боль.

— Держись подальше от…

— Здесь все хорошо?

Я подпрыгнула, когда из редеющей толпы появился мужчина и замер возле меня. С любопытством во взгляде, он сначала посмотрел на меня, а потом обратил внимание на Фокса.

— Я что-то пропустил? Есть повод, чтобы вызвать кого-то на ринг?

Фокс перестал улыбаться.

— Штопор пригласил людей, не платя за их вход. У меня есть причина.

Он щелкнул пальцами, смотря на нас решительно и немного пугающе.

Светловолосый мужчина покачал головой:

— Ох, нет, ты не можешь. Одного боя достаточно. Уходи. Позволь мне контролировать действия на этаже оставшуюся часть ночи.

Воздух как будто наэлектризовался, когда Фокс пронзил взглядом этого мужчину. За одну секунду Фокс сменил власть на свободу от нее.

— Прекрасно. Принимай. На сегодня достаточно быть среди людей, — своими серыми глазами он посмотрел на меня, давая понять, кого он имеет в виду.

— Хороший выбор.

Светловолосый нахмурился, откидывая с глаз длинные пряди. Он выглядел так, будто его место было в океане с доской для серфинга, а не в нелегальном клубе.

— Кто ты? — он оценивающе оглядел меня, поджав губы. — Я думал, все девушки должны носить какую-то униформу, чтобы было понятно, какие услуги они оказывают.

Девушки? Дерьмо, это то, кем были официантки? Проститутками?

Я ощутила, как у меня на затылке приподнялись волоски. Я была на пределе.

— Хватит спрашивать у меня, кто я, черт возьми. С меня достаточно грубостей, проклятий и того, что меня принимают за шлюху. С меня хватит.

Я протиснулась мимо блондина, когда он крепко обхватил меня за плечи.

Смотря на мою грудь, он добавил:

— Если ты не хочешь быть ошибочно принятой за шлюху, может, тебе не стоит надевать такое распутное платье, — он опустил голову, дыша на меня. — Я практически могу увидеть твои соски, и я знаю, что ты влажная для моего босса. Ты не можешь спрятать румянец, принцесса. Ты тратишь свое гребаное время. Он не для таких женщин, как ты.

— Пошел ты, — я подняла руку, чтобы дать ему пощечину, но Фокс опередил меня. Его кулак врезался в челюсть оскорбившего меня мужчины. Тот отпустил мои плечи, и я отступила назад.

— Оскар, она не шлюха, и я сам скажу ей, если она впустую тратит свое гребаное время. Черт побери, ты меня сегодня достал.

Оскар потер подбородок, его голубые глаза искрились гневом.

— Ты сукин сын.

Фокс был в ярости.

— Возвращайся к работе.

— Я работаю, сдерживая тебя, чтобы ты кого-нибудь не убил.

Я в первый раз рассмеялась от безумия этого места. Казалось, все были заражены какой-то болезнью, живущей в этих огромных, черных стенах.

— О, боже мой, вы все сумасшедшие. Я ухожу, — я развернулась, и успела сделать только один разгневанный шаг, перед тем, как его сильные пальцы схватили мое запястье. Мое сердце лихорадочно забилось, когда я вновь почувствовала электрический импульс от его прикосновения. Все в нем привлекало меня, и в то же время, отталкивало.

Я всем телом жаждала обладать этим мужчиной, в то время как разум смеялся над моей слабостью.

— Отпусти меня, — я взглянула на его руку, покрытую шрамами, сжимавшую мою, как наручниками. Я подняла глаза, сосредотачиваясь на бесцветном взгляде мужчины, становившегося моим заклятым врагом.

— Я закончила играть в эту глупую игру в «кошки-мышки».

Фокс стиснул зубы, его глаза пылали лихорадочным блеском.

— Еще нет. Я скажу, когда ты сможешь уйти, и я отменяю разрешение на уход, — он склонил голову, шепча напротив моего уха: — Я не позволю тебе уйти, пока не пойму тебя.

Его дыхание щекотало кожу за ухом, и я боролась с неконтролируемой дрожью. Внутри меня все плавилось.

— Разрешение? Ты думаешь, что я нуждаюсь в твоем позволении? — смесь злости и похоти в его голосе взбудоражила мое сердце. Я ненавидела это. Я любила это. Я никогда еще так сильно не хотела бежать от кого-то и одновременно поцеловать его.

Что это, к черту, со мной случилось? Не удивительно, что похоть считается такой опасной. Она заставила меня забыть мои проблемы, неприятности, заставила забыть о беспокойстве, обо всем, кроме желания с ним бороться. Чтобы сдаться ему.

— А... — блондин прокашлялся, хмурясь, — Э, Фокс? Что именно ты делаешь?

Он посмотрел ниже, на мое запястье, где Фокс сжал сильнее, пока кончики моих пальцев не сделались красными.

Фокс не разрывал со мной зрительного контакта, держа в плену своей руки.

— Я изучаю. Убирайся.

Ему не нужно изучать меня, чтобы заставить мой желудок скрутиться узлами, а мысли настроить против самой себя. Он был чертовки хорош в этом.

Блондин усмехнулся, но его взгляд осторожно скользнул между нами.

— Изучаешь? — он сделал шаг ближе. — Приятель, я позабочусь о ней.

Я впилась в него гневным взглядом. Эгоистичный идиот.

— Позаботишься обо мне? Как будто я проститутка или мусор, который вы должны оставить на обочине дороги? — я повысила голос и попыталась вырваться из хватки Фокса.

Фокс прорычал сквозь зубы, сердито смотря на блондина:

— Ос, ты делаешь хуже, уходи.

Дернув меня к себе, он зашипел, когда я врезалась в него плечом. Тепло его тела окутывало меня, наряду со слабым запахом высохшей крови, после боя.

— Хватит бороться. Я не позволю тебе уйти, поэтому лучше тебе привыкнуть к этому.

— Ты не можешь удерживать меня против моего желания. Если думаешь, что можешь, ты еще больший идиот, чем я думала.

Мое сердце забилось быстрее, посылая в тело адреналин.

— Не вынуждай меня причинить тебе боль.

Я не выжила бы в жизни, которую имела, не научившись себя защищать. Я причиню ему боль. Я получу свободу.

Оскар сделал шаг назад, неохотно подчиняясь приказу Фокса.

Как только он ушел, Фокс склонил голову и обжег меня холодом своих глаз. Мой желудок скрутило от страха, а мои ноги ослабли. Эффект, который он оказывал на меня, был за гранью любых правил. Никто раньше так со мной не обращался, заставляя бояться.

— Ты никогда не сможешь сделать мне больно, dobycha.

Мой слух резануло от экзотического слова.

Его глаза расширились, затем он прищурился в раздражении. Он допустил промашку, используя не австралийское слово, и это его разозлило.

— Это вызов? — прошептала я, не в силах оторвать глаз от его серебряного шрама. Кто-то сумел сделать тебе больно. Ты не можешь игнорировать доказательства.

Он усмехнулся.

— Это обещание.

В этом случае, я должна преподать ему урок.

Пальцами свободной руки, я незаметно скользнула в свои завитые и тщательно уложенные волосы. Сердце забилось с глухим стуком, когда я вытащила единственную свободную заколку и опустила руку вниз. Держа ее так, чтобы он не мог заметить моих действий, я ловко приоткрыла заколку и аккуратно выдвинула из нее лезвие. Пряча в руке этот импровизированный нож, я улыбнулась. — Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать. И никогда снова не удерживай женщину против ее желания.

В его глазах мелькнуло смятение, с последующей вспышкой понимания. Он оттолкнул меня, но было уже поздно.

Одним быстрым ударом, я воткнула в его предплечье маленькое и острое лезвие. Не слишком глубоко, но достаточно ощутимо. В возникшей дыре его черной рубашки мгновенно показался малиновый след.

— Ты должен был отпустить меня, когда я просила.

Он резко втянул воздух между зубами. Потом схватил меня снова, сомкнув пальцы вокруг моего запястья.

— Ты думаешь, боль на меня действует? — он глаза вспыхнули. — Она делает меня только хуже.

Огонь моего удовлетворения был ничем по сравнению с резкой пульсацией от хватки Фокса. Казалось, его прикосновения заряжали меня миллионами вольт. Мой разум плавился от противоречивых желаний.

Я хотела бежать.

Я хотела поцеловать его.

Я хотела сделать ему больно.

Я хотела трогать его и кусать, провести острыми ногтями вниз по его спине, когда он войдет в меня.

«Дерьмо, Хейзел. О чем ты думаешь?»

Фокс усмехнулся, поглаживая шрам:

— Ты порезала меня, — его взгляд, затянутый дымкой, нашел мои глаза. — Это значит, ты в долгу передо мной.

Я достигла предела. Я не могла позволить этому мужчине искажать мои мысли и управлять моим телом, словно марионеткой.

— Я ничего тебе не должна.

Последние несколько недель достали меня, и все, что я хотела сделать, было атаковать его. Он заслужил это за удерживание меня, противостояние со мной и утверждение, что моя собственная жизнь не была жизнью вообще. Когда я сказала, что мне не требуется делить свою кровать с кем-то другим, я себя обманывала.

Последние несколько недель я бы отдала все угодно, чтобы иметь парня, на которого могла бы опереться, плакать в его объятиях и разделить бремя будущего Клары. Клу была потрясающей, но я хотела другого рода заботу так же сильно, как отрицала это.

К черту этого мужчину, заставляющего меня страстно желать его. К черту этого мужчину, показывающего мне, какой слабой я была на самом деле.

— Зел?

Клу вышла из ниоткуда, появившись из темной части этажа. Она широко раскрыла глаза, когда заметила, что меня схватил незнакомец со шрамом, одетый во все черное. В ее взгляде появилось сочувствие, когда она ощутила, как близко я была к потере контроля; затем глаза вспыхнули пламенным гневом.

— Эй! Убирайся к черту, от моей подруги, — она атаковала, как мини-торпеда. — Отпусти ее!

Схватив меня за другое запястье, она сильно потянула, в результате чего я пошатнулась вперед, и тут же Фокс дернул меня обратно. Я стала игрушкой в игре перетягивания каната.

— Клу, — я споткнулась, когда она потянула сильнее. — Клу.

Я крепче сжала нож, когда плечи свело от боли.

— Клу. Прекрати!

Тяжело дыша, она замерла. Прожигая глазами Фокса, она обхватила мои щеки мягкими ладонями. Касаясь меня таким образом, она вызвала в моем воображении так много воспоминаний. Учитывая, что мы обе выросли без любви, мы часто касались друг друга и обнимались.

Она помогала мне даже в то время, когда я была разорвана на части. Сколько раз она таким же образом прикасалась к Кларе? Такая же любовь и обожание светились в ее глазах. Я не остановилась, чтобы подумать, как трудно это будет для нее. Она теряет часть нашей семьи так же, как и я.

— Ты в порядке. Я здесь, — она опустила руки.

Я улыбнулась:

— Спасибо.

— И кто это, черт возьми? — произнес Фокс обманчиво-спокойным голосом. Осмотрев Клу сверху вниз, он пробормотал: — Ты мешаешь. Уходи.

Клу положила руки на свои изящные бедра.

— Я не уйду. Я ее подруга. Отпусти ее.

Фокс покачал головой:

— Нет, пока не получу кое-какие ответы. Плюс она порезала меня, так что теперь она передо мной в небольшом долгу.

Ох, боже. Долг? Его изображение, взимающего с меня плату, заставило все сжаться внутри меня, несмотря на мой гнев.

— Клу?

Появился Штопор. Его черные глаза широко раскрылись, обнаружив сцену перед ним. Он, очевидно, только закончил свой бой и, скорее всего, выиграл, судя по отсутствию травм.

Клу шагнула к нему.

— Я рада, что ты здесь.

Молниеносным движением, Фокс вырвал нож из моей руки и прижал его к моему боку. Он украл мое оружие так быстро, что никто этого не увидел.

Тем не менее, я отчаянно задергалась. Я почувствовала ледяной страх, проникающий в меня. Дерьмо. Секунду назад я боролась с влечением и похотью. Теперь я сражалась с сильным желанием закричать и бежать.

— Здесь все в порядке? — Штопор выпятил грудь, выглядя совершенно пугающе со своими точеными мускулами и темной кожей.

Клу махнула рукой в нашу сторону.

— Этот идиот не позволяет уйти моей подруге. Заставь его. — Она холодно улыбнулась Фоксу: — У тебя не было удовольствия встретить главного квалифицированного чемпиона Скатов.

Фокс кивнул Бену.

— Я знаю тебя. Ты хорош, но не захочешь встать между этим.

Штопор замер, наклонив голову в сторону. Затем вспышка радостного возбуждения засверкала в его глазах.

— Подождите. Вы мистер Обсидиан. Вау, это честь, сэр.

Гневная атмосфера исчезла, полностью сменившись на интерес.

Я не могла в это поверить. Этот мужчина был, как рок-звезда, с фанатами и толпой, кричащей его имя. Все время, что мы спорили, ни один человек не прошел рядом с ним. Никто не переставал смотреть, но все предпочитали держаться на расстоянии.

У Клу отвисла челюсть.

— Это тот парень, о котором ты говорил?

Штопор улыбнулся:

— Да. Непобедимый в каждом бою. Поднял для нас высокую планку.

В моем желудке что-то затрепетало, потом замерло, когда Фокс улыбнулся.

— Ты прав. Непобедимый, — он подчеркнул это слово. — Сейчас, если вы извините меня, я закончу дела с этой женщиной.

Он надавил ножом в мой бок чуть сильнее, грозя теплом и болью — слишком близко к возможности проколоть мою кожу.

Я свирепо посмотрела, желая ударить коленом ему по яйцам. У нас не было незаконченного дела. Я хотела свою свободу.

Клу покачала головой и подошла ближе.

— Зел, ты не должна идти с ним. Не имеет значения, владеет он этим местом или нет, — ее миндальные глаза вспыхнули, когда она посмотрела на Фокса. — Давай. Пошли домой.

Я хотела рассказать ей о ноже возле моего бока. Я хотела бежать домой и обнять Клару. Я хотела закричать со всей силы, но Фокс поворачивал лезвие до тех пор, пока я не поморщилась, разрушая все, что хотела и, оставляя меня с единственным, что я могла делать.

— Просто разговор. Это все, — прошептал Фокс так тихо, что это услышала только я.

Тот факт, что он охотно похитил меня, угрожая ножом, чтобы просто «поговорить», заставил обостриться мои инстинкты, чтобы защитить Клу. Мне нужно было оставить ее в безопасности, тогда мне не придется ни о ком беспокоиться, пока я была с этим маньяком.

Это было время показать Фоксу, что для допроса он захватил неправильную женщину.

Демонстрируя убедительную улыбку на лице, я сказала:

— Нет, Клу. Все в порядке. Я пойду и поговорю. Увидимся дома, хорошо?

Клу покачала головой:

— Нет, я подожду. Что бы он ни хотел сказать, это не может занять много времени.

— Ты уйдешь, — огрызнулся Фокс. — У меня есть много вопросов, требующих ответов. Когда мы закончим, я прослежу, чтобы машина доставила ее домой.

Глазами, наполненными огнем, Клу с ненавистью посмотрела на Фокса. Она никогда хорошо не воспринимала приказы. Подойдя ближе, она прошептала мне в ухо:

— Моргни дважды, если ты хочешь, чтобы я надрала ему задницу.

Я почти сделала это. Почти.

Но это было моей битвой, не ее. Мне нужно было, чтобы она ушла, а я могла выиграть. Плюс, если я еще не могу вернуться домой, я бы скорее доверила заботу о Кларе ее тетушке, вместо незнакомой няни.

— Я в порядке. Честно.

Я старалась сохранять глаза спокойными и широко открытыми, надеясь, что она увидит расслабленного и добровольного собеседника. Я не хотела, чтобы она поняла, насколько по-настоящему страшным был Фокс. И не только потому, что он был безумным. Я не доверяла тому, что случится, если он уведет меня от посторонних глаз.

Фокс хотел не просто поговорить. Нас связало вместе узнавание, и как только мы касались друг друга, непременно возникал электрический разряд.

Я пыталась заставить себя подумать о том моменте, когда он получит меня за закрытыми дверями, и ожидала, что мы оба признаем, что это нечто большее, чем просто разговор.

И я ненавидела себя за то, что нуждалась в грязном моменте, где я была не более чем женщина, ищущая высвобождения с опасным мужчиной.

Спустя одно напряженное мгновение, Клу кивнула.

— Не беспокойся о Кларе. Я позабочусь о ней, — сжав мою руку, она прошептала: — Я дождусь тебя.

Штопор обеспокоенно посмотрел на меня:

— Ты уверена, что в порядке?

Его обеспокоенность меня тронула. Он был хорошим мужчиной, достойным моей лучшей подруги.

— Я уверена.

Клу прищурилась. У меня не было сомнений, что потом она изведет меня каждой деталью всего, что должно было произойти.

Я подавила стон, как только Штопор обнял ее, и они исчезли в толпе.

Фокс прошептал:

— Мы пойдем в мой кабинет. Там тихо. И нас не потревожат.

Мое сердце забилось.

Кабинет. Не потревожат.

Ему следовало сказать «подземелье», и я бы ему поверила.

На меня нашла железная решимость. Она помогала мне игнорировать искру, пылавшую между нами. Клу ушла. Она была в безопасности. Сейчас я могла беспокоиться только о том, как освободиться от этого сумасшедшего идиота, колющего меня моим же собственным ножом. Чуть раньше, у меня был момент слабости, мысли о запретном сексе, но сейчас я здраво смотрела на происходящее.

— Я не собираюсь спать с тобой, ты это знаешь, — пробормотала я, как только Фокс подтолкнул меня по направлению к лестнице, ведущей в темноту.

Он оскорбился:

— Я сказал, что хочу поговорить. Не трахаться.

Такие грубые слова.

Я ненавидела, что это заводило меня.

Я чувствовала дрожь по всему позвоночнику. Голос Фокса был совершенно ровным, сдержанным и контролируемым, но под его осторожным тоном таилась смертоносная сила.

Поднимаясь по широкой лестнице, он сказал:

— Я жду ответов. Я хочу знать, кто ты. Я хочу понять, почему ты другая.

В животе я ощущала трепетание бабочек.

— Что заставляет тебя думать, что я отвечу? Ощущение ножа, прижатого к моему боку, не побуждает меня к желанию отвечать.

Я втянула воздух, когда он еще раз повернул лезвие, перед тем, как убрать его. Потом засунул его в карман.

— Вот. Сейчас ты будешь говорить.

«Нет, сейчас я буду лгать».

С самого раннего возраста, я знал, как использовать слабости, присущие людям, против них самих. Провоцируя слабых, осмеивая ничтожных. Вместо того чтобы говорить «нет», меня воодушевляли. Давая орудия, чтобы преуспеть в убийстве, и подавляя, с целью создания идеальной послушной машины.

В тот момент, когда я остановил на ней свой взгляд, я попробовал на вкус восхитительную комбинацию страха и силы. Слабости и смелости. Печали и покорности.

Инстинкты и потребности, которые я похоронил и игнорировал, словно вулкан, вылезли на поверхность. Я потерял контроль. Я нарушил все правила, и мне плевать.

Она разбудила ту часть меня, о существовании которой я и не подозревал, мужчину, чье сердце не было покрыто коркой льда, и который не был сторонним наблюдателем. Этот новый мужчина испытывал боль каждым дюймом своего тела; он страстно желал тепла, огня и похоти.

И поэтому я украл ее.

И я брал ее.

Снова и снова.

Дерьмо.

Как, черт возьми, это случилось? Этого никогда раньше не происходило. Никогда в своей жизни я не подчинялся телесному влечению. Такого рода вещи были для меня пытками. Я не страдал от недостатка дисциплины.

Никогда.

До сих пор.

В момент, когда я ее увидел, я потерял часть себя. Я опьянел от нового ощущения. Что-то в ней меня привлекало. Я не испытывал похоти или потребности. Возможность находиться рядом с другим человеком, наполняла меня ужасом, а не радостью. Так почему, черт возьми, я хочу ее узнать? Почему мои мысли наполнены жаром и обнаженными фантазиями? Какого черта я делаю?

Я взглянул на нее. С расправленными плечами и гордо приподнятым подбородком, она выглядела так, будто направлялась на войну, а не на разговор. Каждый ее шаг был спокойным и смелым, а каждое движение наполнено уверенностью и выдержкой.

Украденный нож тяжело оттягивал мой карман, с каждым шагом ударяясь о бедро. Я потерял контроль и похитил кого-то, угрожая ножом. Не просто кого-то, а женщину, которую я трогал.

Я, бл*дь, ее касался!

Я никогда никого не касался добровольно, если это не было боем. Всю свою жизнь я избегал малейшего прикосновения и контакта. И все же, в тот момент, когда я схватил ее за руку, все мое тело задрожало от невидимой силы, перетекающей от нее ко мне.

Она опьяняла меня. Она околдовывала меня. Она чертовски меня пугала.

Только когда я посмотрел ей прямо в глаза, то почувствовал, насколько много было в ней страсти, страха, силы, печали и неподчинения. Она была незажженным фейерверком, сдерживаемым и аккуратно упакованным снаружи, но опасным и взрывным внутри.

— Я хочу назад мой нож, — пробормотала она, впиваясь в меня глазами. Я мог думать только об изумрудах и всех зеленых драгоценных камнях, которые когда-либо видел. Ее глаза были насмешкой над моими, в то время как мои были бесцветными, в ее был весь спектр.

— Ты не получишь его назад, пока я не скажу.

Пока я не пойму этого безумного драйва — прикасаться к тебе.

— Ты не мой хозяин, — огрызнулась она. — Это не подлежит обсуждению. Нож — моя собственность, и я хочу его назад. Я не знаю, кем ты себя возомнил, но я больше не играю в твои сумасшедшие игры разума.

Знакомая сила и ярость быстро нарастали в области позвоночника. Разрывая с ней зрительный контакт, я быстрее зашагал вверх по ступенькам.

Она перешагнула две ступеньки за раз и прошла мимо с холодным выражением на лице. Слегка касаясь плечами моих. В глазах потемнело, мышцы напряглись, и привычная команда причинить боль заставила меня задрожать. Крепко сжимая челюсть, я боролся с этим чувством.

Дерьмо. В конце концов, она ничем не отличается.

Мое гребаное сердце сжалось. Я преследовал ее, заманил в ловушку и потащил сюда, наверх, потому, что посмел надеяться. Посмел поверить, что был увлечен ею, потому что она может быть невосприимчивой к моей дрессировке. Чтобы я мог быть в состоянии ее касаться, и она могла получить право прикоснуться ко мне.

Оказалось, я мог касаться ее, не возвращаясь к прошлым привычкам, но она не могла прикоснуться ко мне.

В сердце я почувствовал разочарование. Таким образом, в конце концов, она не была моим лекарством. Я так надеялся…

«Ты надеялся, что это состояние постепенно тебя покинет. Что ты, наконец, сможешь жить жизнью, где не будешь кого-то бездумно бить в гребаное лицо или вонзать кинжал в сердце».

Такова жизнь.

Я сомневался, что когда-либо буду свободен, и это делало меня чертовски одержимым мыслью об убийстве.

Достигнув верхней ступени лестницы, она чуть приоткрыла рот, осматривая огромную лестничную площадку. Смотря на стол и черный диван, она направилась к стеклянной перегородке на балконе. Отсюда арена выглядела, как современная версия Колизея. Мужчины боролись в клетках и на рингах, а врачи обслуживали бойцов, которые были уже без сознания. Отсутствовали только львы и другие экзотические животные, которых римляне использовали для убийства рабов.

Я ощущал некую связь с этими несчастными душами.

Никто при взгляде на меня не подумает, что я был рабом. Но я был. И все еще остаюсь им. И, вероятно, буду им вечно.

Я не сказал ни слова, когда она отошла от балкона и пошла в сторону статуи из сплетенного и искривленного дерева.

Скульптура заняла у меня восемнадцать дней, создавая ее, я почти не спал. Нагревая металл до такого состояния, чтобы крутить и искажать, я превратил нетронутый кусок бронзы в измученное произведение искусства. Дерево выглядело так, будто было порождено демонами и спроектировано мазохистами. Его ветки годились только для каркаса — куда взгромождаются стервятники, с целью насытиться.

Но оно мне нравилось. На самом деле, оно было моим любимым произведением. Оно не изображало ничего, но в то же время, было всем.

Оно было мной. Я был, как этот кусок железа — обнаженным и кровоточащим.

Медленно и нерешительно, кончиками пальцев она пробежалась по холодному металлу. Когда она коснулась его, мой член начал увеличиваться. Во второй раз за мое жалкое существование.

Жар. Восхитительный и желанный жар пылал в моей крови. Похоть. Такая неизвестная и почти неузнаваемая. Она обхватила мои яйца, делая меня твердым и наполняя мой член новой жизнью.

Мой член лучше знал, как действовать самостоятельно. Он был обучен никогда не реагировать. Мысли об освобождении и сексе были выбиты из нас в очень раннем возрасте. Если мы не повиновались, ну...

Страх делал меня импотентом, но эта женщина, эта волшебная, приводящая в ярость женщина, украсила меня гребаной эрекцией. Я скрипнул зубами, наслаждаясь ощущением, когда он увеличивался, становился больше и ныл от непривычной потребности. Внезапный прилив жара вскипятил лед в моей крови, оставляя меня выпускать пар и гнев на пороге чего-то совершенно чужого.

Два года я ждал этой слабости, и в течение двух лет этого никогда не происходило. Но сегодня. Сегодня, благодаря одной женщине, я мог найти трещину в моем промывании мозгов.

Она слегка нагнулась, ближе изучая произведение искусства. Пульсируя, мои яйца натянулись сильнее.

Ее тело манило меня. Она была другой, неуловимой, недоступной. И мой член хотел недостижимого. Впервые, с начала моей жизни в рабстве, он ожил между ног.

Находиться в таком состоянии было невыносимо. Ощущение было слишком сильным, слишком требовательным.

Я дрожал совсем по другой причине. Я хотел кричать на нее за то, что она имеет надо мной такую власть, но в то же время и преклониться у ее ног, за мою свободу от клетки, в которой я существовал.

Потом пришел страх.

Знание, что я ослушался прямого приказа. Наказание будет ужасающим.

Они не здесь.

Я закрыл глаза, пытаясь, сосредоточившись на себе, обрести контроль.

— Эй. Умм, ты в порядке?

Я широко раскрыл глаза, только чтобы оказаться в ловушке ее наполовину гневного, наполовину обеспокоенного взгляда. Ее восхитительное тело, обтянутое в золото и серебро, отогнало мой страх, а рот наполнился слюной при мысли взять ее.

Меня наполнила жалость. Жалость к ней, потому что теперь, когда я попробовал то, что она может мне дать, я не позволю ей уйти. Сегодня она не пойдет домой. Или завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. Она будет в моей постели. Она раздвинет свои ноги, и я…

«Черт побери, я веду себя, как будто мне пятнадцать».

Проблема была в том, что у меня была целая жизнь искрящейся и разрывающейся внутри меня похоти. Я наслаждался только двумя оргазмами с тех пор, как достиг полового созревания. Только двумя. И я чертовски сильно желал третьего.

— Я в порядке. Почему ты спрашиваешь? — я осмотрел ее провокационное платье, упиваясь ее мягкими изгибами, наполняющими мой разум картинами, которые будет представлять любой мужчина, лишенный секса. Я хотел провести языком вниз по ее декольте. Я хотел попробовать на вкус ее кожу, перед тем как погрузиться глубоко, глубоко внутрь нее.

Я никогда не чувствовал себя так. Никогда.

Она встала во весь рост, расправляя плечи с бесстрашием и тонким налетом возмущения.

— Ты дрожишь. И откровенно говоря, выглядишь нездоровым, — махнув рукой, она нахмурилась. — Не то чтобы меня, конечно, заботило, если ты болен. Слушай, с меня хватит. Отдай назад мой нож и отпусти меня, — одной рукой она коснулась бока, потирая место, где я нажимал ножом. — Ты ублюдок, который принуждает меня против моего желания. Если бы там не было Клу, такое крошечное оружие не остановило бы меня от того, чтобы оторвать твои яйца.