Разрушенные (ЛП)

Только я.

И я принадлежал им.

— Я убью тебя.

— Сделай это, или я убью тебя.

— Подчинись, или я убью тебя.

— Зарежь их, или я убью тебя.

— Убей и разорви, и обезглавь их, или я убью тебя.

Угроза откликалась в моей голове снова и снова, и снова.

Прощальный комментарий Зел пробрался в мое прошлое.

— Я убью тебя.

Та крупица контроля, что у меня была, начала ускользать, швыряя меня с головой прямо в темноту. Мой мозг нырнул в воспоминания моих безликих кураторов. Все что я видел было — водопады красного и лезвия, рассекающие плоть.

Этот натиск засасывал меня глубже, пока я не забыл, что больше не жил этой жизнью. Я принадлежал им. Я — никто, без чувств, надежд, желаний. Пустое место.

Я был в состоянии контролировать себя во время спора с Зел благодаря боли в своих суставах. То, как Пойсон Оакс избил меня, давало мне возможность держаться в здравом уме — немного. Я сохранял дистанцию, ненавидя ее понимание. Она правильно обо всем догадывалась, спасая себя от меня.

Из-за ее страстности мой член стал твердым как гребаный кол. Моя кровь бурлила, я хотел взять ее снова, чтобы сдержать обещание — поклясться, что могу быть лучше. Чтобы пообещать, что в следующий раз, когда возьму ее, я буду сильным достаточно и буду касаться ее нежно. Но боли было недостаточно и каждый удар ее голоса, заставлял меня дрожать, борясь со своим прошлым.

Я кричал и проклинал Зел для ее же безопасности. Я хотел, чтобы она ушла навсегда, чтобы я не беспокоился о том, что причиню ей вред.

Но затем она использовала одну фразу, обеспечивающую то, чтобы отбросить меня в прошлое.

— Я убью тебя.

Я застонал, когда комната закружилась как черный ураган, перенося меня от безопасности к ужасу. Живость в моей крови перешла от желания защитить Зел к желанию убить ее, и я больше не мог игнорировать призыв. Испытание было слишком сильным, слишком укоренившимся в сознании, слишком глубоким, чтобы отклонить.

Я жил в полном согласии с правилами в моей голове, которые я выработал, чтобы выжить, но они досаждали мне, пульсируя ужасной головной болью. Она была слабостью. Она была врагом. Она знала слишком много.

Она должна умереть.

Моя челюсть болела оттого, что я сжимал ее так сильно, и я взвыл как волк, который составлял мне компанию все эти одинокие ночи. Я собирался убить единственного человека, у которого мог быть шанс спасти меня.

И я не мог остановить это.

Ледяной холод послушно тек в моих венах.

Я бросился на женщину, намеревающуюся разрушить меня — намеревающуюся вырвать мое прошлое и секреты из моего сломленного тела. Она посмела сказать, что сможет исцелить меня. Не осталось ничего, чтобы исцелять. Я был хорошо подготовленным Призраком. Она должна уйти.

Скоро она не сможет угрожать. Скора она умрет.

Она закричала, когда я схватил ее в дверях и толкнул лицом в ковер.

Мои колени обрушились на ковер по обе стороны от ее тела, мои руки обернулись вокруг ее горла. Незащищенные мышцы ее шеи были афродизиаком для моей необходимости подчиняться. Мне нужно было убивать.

Я упивался властью своих пальцев, когда погружался глубже и глубже в ее плоть. Боль в моем теле от борьбы исчезла, заблокировалась, как я и был обучен — чтобы позволить мне полностью сфокусироваться на миссии рук.

— Фокс! Хватит! — ее голос дрогнул и колебался, прежде чем я сжал сильней, отрезав ее подачу воздуха. Она испустила жалкий грудной вопль, когда билась подо мной.

Ее руки взлетели вверх, пальцы отчаянно царапали мои предплечья. Ее ногти были в крови, оставляя красные дорожки, теряя силу. Медное зловоние крови наполнило мой нос.

Ее руки били по моим бедрам, локтям, размахивая, ударяя туда, где дотянутся. Ее тело билось в конвульсиях, когда ужас смерти ударил по ее центральной нервной системе.

Ее пальцы сомкнулись вокруг моих, ее прикосновения делали только хуже.

Туман заколок мое видение, превращая все в белую метель. Я больше не знал, кем я был. Все что я знал — я должен убить ее, прежде чем мой куратор обнаружит. Он накажет меня, если узнает, что кто-то разгадал мои секреты. Он найдет больше жертв для меня, чтобы искалечить.

Она была ответственностью. Она наносила ущерб моей миссии.

— Ты всегда был верным, Фокс.

Мое сердце забилось сильнее от гордости. Мой тренер, мой наставник — мой отец во всех намерениях и целях — улыбнулся, но не похлопал меня по спине или пожал мою руку, излишние касания не были позволены.

— Я думаю, ты готов.

Мое сердце билось по другой причине. Я не был готов. Никогда не был.

Встав во весь свой рост, насколько мое пятнадцатилетнее телосложение позволяло мне, я сказал:

— Да, сэр. Конечно, сэр.

Его глаза засверкали, зная, что я, наконец, согласился сделать.

Я желал, чтобы я мог убить самого себя. После этого, не останется никого.

Я только что согласился убить своего брата.

Финальный шаг, чтобы завершить трансформацию из человека в Призрака.

Зел внезапно перестала царапать мои руки и извиваться своим телом. Она выбросила левую ногу вверх, ударяя настолько высоко, насколько это возможно по правой стороне туловища. Ее рука в этот момент потянулась к спутанным волосам.

Я сжал сильнее.

Она расходовала последние остатки кислорода в своих легких, ее пальцы покинули ее волосы, что-то сжимая.

Густое биение крови в ее жилах затруднялось двигаться, придвигаясь ближе к остановке сердца. Мои глаза болели, желая, чтобы я не был таким трусом. Я просто хотел быть свободным. Я не хотел убивать эту женщину. Она нравилась мне. Я заботился о ней. Я хотел удержать ее.

Но, как и все, что я хотел удержать, мне было не позволено. Они все должны умереть. Все до единого.

Я заорал, когда что-то острое впилось в мою кожу, а затем было выдернуто. Еще один горячий, обжигающий удар присоединился к агонии, когда Зел воткнула оружие мне в бедро.

Призрак продолжает свою работу через боль — ничего не помешает нашей цели, но вспышка боли внесла ясность.

Что, черт побери, я делаю?

Я подскочил с Зел и бросился назад. Дальше. Дальше. Дальше от расстояния досягаемости. Дальше от убийственного расстояния.

Белый туман с моих глаз испарился, помогая мне сфокусироваться на настоящем, а не на прошлом.

Я не там. Они не узнают, что я не убил ее. Я больше не принадлежу им.

Внезапное цунами облегчения обрушилось на мои легкие. Моя голова упала вперед, когда я позволил моим рукам опуститься по бокам. Она была в безопасности. Испытание ушло, превратившись в ничего в моей крови.

Мне было плевать на ярко-красную кровь, которая хлестала из двух ран на моей ноге. Мне было плевать на черно-белое пятно, собирающееся под моими ранами. Все о чем я заботился — окончание моей несчастной жизни.

Я не заслуживал жить. Не после зверств, которые я совершил или недостатка силы, который я игнорировал всю жизнь во время обучения. Я был разрушен, и не было никакого способа, что я могу измениться.

Зел все верно догадалась обо мне, но она также показала, каким потерянным я был. Не было никакой возможности покончить с моими страданиями, и это не могла сделать задыхающаяся женщина с дикими глазами, сгорбившаяся передо мной.

Зел скорчилась полусидя, одна ее рука потирала горло. Ее руки были синевато-бледными от недостатка кислорода, она смотрела на меня со слезами, сверкающими в ее глазах.

— Не прикасайся ко мне, придурок!

Мои глаза опустились на ее окровавленную вытянутую руку, испачканную кровью оттого, что она наносила мне удары. Она размахивала своим тонким лезвием в мою сторону.

— Это второй раз, когда ты пытаешься убить меня. Я прикончу тебя, если ты попытаешься в третий раз. — Ее голос не был мягким или мелодичным, он охрип и осип от удушения.

— Сделай это, агент.

— Закончи это.

Мои руки сжались от команды, которая прошла через меня. Я покачал головой, пытаясь очистить сознание. Потребность убивать пульсировала вне моей досягаемости, заставляя меня желать, чтобы я мог вылезти из кожи и найти выключать, чтобы отключить ее.

Я нуждался в серьезной гребаной помощи. Она никогда не простит меня. Я никогда не прощу себя.

Я заслуживал вечность в чистилище.

Зел встала на колени, держа нож двумя руками, сжатыми в кулаки

— Кто, черт побери, ты?

Я опустил глаза, беспристрастно смотря на рану в моей ноге. Казалось, красное скрутилось и приняло спиралевидную форму. Я стал зачарованно смотреть на капли, стекающие на ковер большим пятном. Кто я? Я не знаю. Я не знал, кем был до того, как они сломили меня.

Я умышленно ткнул пальцем в сочащуюся рану. Я вздрогнул, прошипев сквозь зубы. Рана не была большой, только сантиметр в длину, но она была глубокой.

Меня резали, избивали и мучили больше раз, чем я мог вспомнить, но Зел была первой женщиной — единственной женщиной, — которая когда-либо нанесла мне вред.

Мои глаза расширились от мысли. Каждая рана была нанесена мужчиной. Либо полученная от бойцов, либо возмездие от моих кураторов.

Моя злость на Зел преобразовалась в глубокое уважение. Что-то распустилось внутри меня, открыло давно забытые потребности. Я хотел товарища, друга — кого-то на, кого я мог рассчитывать, кто не даст мне выйти из-под контроля.

Как будто солнце вступило в каждый укромный уголок моего мозга, отгоняя тьму и презренное прошлое, оставляя меня видеть ясность в первый раз в моей жизни. Хейзел была достаточно сильной, достаточно храброй, достаточно глупой, чтобы оставаться со мной. Я внезапно мог легче дышать, и ненависть к себе понемногу отступала — оставив меня в подвешенном состоянии, испытывающим трепет от надежды.

Я впитывал ее: ее огонь, нрав, восхитительную силу. Она была энергичной и быстрой, и умной. Она помешала Призраку убить ее. Никто не был в состоянии остановить меня в середине миссии.

Я открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, что угодно, но что я мог сказать? Как я мог выразить словами озарение, которое Зел подарила мне, нанеся рану моей ноге. Она вбила больше смысла в меня одним действием, чем тем, что она кричала в страсти. Она, возможно, никогда не простит меня, но я попал под ее чары, и не было никакого гребаного шанса, что я позволю ей уйти.

Паника промчалась в моих венах с побуждением связать ее и никогда не отпускать от себя.

— Что с тобой не так, Фокс? — Зел вырвала меня из моих мыслей. Она стояла храбрая, слегка восстановившись. Ее губы были приоткрыты, глаза дикие, и пуговицы на ее рубашке были разорваны, выставляя покрытую кружевом грудь.

Я не мог оторвать своих глаз.

— Все не так, — пробормотал я. Мое сердце билось от похоти, так отличаясь от сумасшедшего призыва взять ее прошлой ночью. Это было по-другому. Это было пронизано чем-то более глубоким, более сложным. Я хотел быть глубоко внутри нее. Я не хотел кончить быстро или искать стремительного высвобождения, а просто чувствовать ее тепло и отдых на некоторое время.

Отдых.

Сон.

Холодок проник в мои кости, и я смутно подумал о том, как много крови я потерял, которая оказалась на полу.

Возможно, будет лучше, если я просто уйду. Позволю смерти наконец забрать меня.

Это будет проще, чем постоянная борьба, даже если Зел дала мне надежду.

Шум привлек мое внимание, и я вытянул шею, чтобы посмотреть на Зел, которая стояла надо мной.

— Ты двигаешься, и я зарежу тебя. — Ее глаза сверкали, а нож был направлен на меня. — Стой там.

Невероятное желание сказать: «Да, сэр», с удивлением наполнило меня.

Ох, черт побери.

Заработав мое предельное уважение, она каким-то образом взобралась на вершину иерархии в моей голове.

Я закончил с этим. Я нашел то, что искал и создал замену для своих кураторов. Если я научусь подчиняться любой команде Зел, — чтобы найти ту сладкую капитуляцию, о которой я никогда не думал, всегда починяясь, — я могу обрести свободу.

Я буду принадлежать ее телу и гребаной душе. Она сможет приказать мне что угодно, и я буду делать это несмотря ни на что.

Это не свобода.

Я хотел смеяться. Я хотел ругаться. Я не нашел свободу. Я просто поменял одну тюрьму на другую.

Все поплыло перед глазами, когда я закрыл глаза. Я облажался.

Звук закрывающейся двери дал мне что-то, чтобы зацепиться, но я позволил себе засыпать — приветствуя неопределенность, холодность, игнорируя сменяющиеся дрожь и головокружение.

Вздохнув, я позволил себе снова окунуться в воспоминания.

Звезды сверкали надо мной на бархатном черном небе. Небольшой шквал снежинок появлялся в моей яме, когда ветер приносил их с востока.

Обморожение было моим единственным другом, и я лежал на холодной земле с куском материи и грязи, которая хоть немного согревала меня.

Я дал обещание.

При первой возможности я убью себя. Это не было жизнью. Это было рабство. Я бы лучше умер, чем жил и делал дьявольскую работу.

Скрестив мои семнадцатилетние пальцы, я молился на луну.

— Я убью себя, чтобы избежать других заказов. Я усыплю себя как хищника, каким они обучают меня быть.

Мои глаза открылись. Я забыл это обещание. Оно пустило корни в глубинах моего разума, когда все больше и больше насилия творилось надо мной.

Но я мог сдержать это обещание сейчас. Я не должен искать кого-то, чтобы подчиниться, поэтому я мог вернуться в старую модель поведения. Я мог контролировать свою судьбу хотя бы раз.

Таблетка.

Я повернул голову в сторону, глядя на гардеробную. Это был риск находиться среди людей. Я был в тупике. Мне нужна была помощь. Подумать о том, что я мог измениться — была сказка. Я не был прекрасным рыцарем, что выиграл девушку — я был страшным троллем, единственной целью которого было убивать.

Настало время, чтобы покончить с этим.

В день, когда мой куратор бросил меня, он дал мне прощальный подарок. Его последним приказом было проглотить таблетку и стереть себя из существования.

Но каждый день я погибал медленной смертью страданий.

В конце концов, Зел не была моим исцелением. Не существовало исцеления для моей болезни.

Перекатившись на локти, я привстал сквозь боль и спазмы. Избиение Пойсоном Оаксом сделало мои мышцы твердыми и неподвижными. Больше крови хлынуло к моей икре и бедру, которую мое сердце перекачивало, тратя все больше сил.

Давление на моей ноге было адским, но я шел нормально, заставляя мое тело передвигаться через боль. Бывало и хуже. Были дни, когда у меня было сломано бедро или ключица, и я должен был закончить миссию, прежде чем получал медицинскую помощь.

Два удара Зел не дали мне ничего.

Я оставил след крови за собой, когда вошел в гардеробную и расталкивал в стороны ряды черной одежды, чтобы дотянуться до безопасного тайника в задней части, втиснутого между вешалками, спрятанного кашемиром и хлопком. Я вбил четырнадцатизначный код и дверца открылась.

Моя старая жизнь приветствовала меня в порыве воспоминаний.

— Закончено. Чувствуешь ли ты братство, общую силу и понимание? — спросил мой куратор, рассматривая свою работу. Он подтолкнул меня к зеркалу. Я поднял его, поворачиваясь, чтобы увидеть через плечо.

Моя спина была преобразована из подростковой кожи в холст катастрофы. От каждого символа мое горло сжималось — они заклеймили меня навсегда. Я никогда не буду свободным.

Скрыв свое отчаяние, я кивнул.

— Да, сэр. — Эти два маленьких слова. Единственный разговор, который нам позволен. На каждый ответ не требовалось ничего, кроме «Да, сэр».

— Ты хорошо сделал. У тебя заняло время, чтобы увидеть причину, но ты подчинился в конце концов. — Он похлопал меня по плечу, которое горело от боли, размазывая свежую кровь от татуировки. — Ты согласен?

Мои глаза смотрели на труп маленького мальчика в углу комнаты. Безжизненный, синий, начинающий источать запах. Чтобы сломаться у меня заняло недели, но они сделали это.

Я был их.

— Да, сэр.

Пистолет лежал как спящий враг, расположенный рядом с наличными в размере пятисот тысяч долларов и маленьким флаконом с одним словом на нем.

Konets. По-русски «конец».

Это был конец.

Открыв крышку, я вытряхнул невинную голубую таблетку на свою ладонь и уставился на нее. Каким будет ад? Выдержу ли я еще больше несчастий?

Я отверг свое право уйти на небеса на свой семнадцатый день рождения. Я знал, что у меня не было никакого шанса увидеть белый свет, о котором говорили люди.

Посмотрев на свою ногу, я нахмурился на мокрую влажность моих брюк. Кровь не останавливалась. Я мог истечь кровью до смерти.

Возьми таблетку.

Это будет быстро. Надеюсь не слишком больно.

Делая глотательные движения, я пытался получить достаточно слюны, чтобы проглотить без воды. Мой сухой рот отказывался осуществлять задуманное.

Я не мог сделать ничего правильно.

Вес всех поступков внезапно показался таким тяжелым, и я склонил голову к краю сейфа. Я отдохну секунду, затем найду стакан воды. Еще несколько минут, прежде чем я умру.

Я скользнул в состояние полутранса и не услышал шагов, пока не стало слишком поздно.

Мои реакции были снижены. Я больше ни о чем не заботился.

Что-то тяжелое ударило меня по затылку, и я упал как скала.

Я был без сознания, прежде чем упал на пол.

Я очнулся от резкого укола, когда кто-то накладывал швы на мою ногу. Я узнал знакомое мне натяжение, напряжение. Уже прошло два года, с тех пор как меня собирали по кусочкам, и я обнаружил в своей нездоровой склонности, что скучаю по этому ощущению.

В моей голове раздавалось каждое медленное биение моего сердца, и я не мог проглотить неприятный привкус во рту.

Может, в этот раз я буду собран воедино правильным образом.

Мой желудок скрутило. Таблетка! Я принял ее и это был ад? Это не объясняло отек на моей скуле или мягкий шум голосов. Кто-то вырубил меня, и я полагаю, они использовали маленькую статуэтку, которая стояла на столе в комнате.

Мои глаза открылись шире, и я сделал глубокий вдох. Зел склонилась к моей ноге, ее лоб нахмурен, губы сжаты от концентрации. Два пальца сжимают мою кожу вместе, пока она просовывает иголку и хирургическую нить, чтобы сшить рану.

Мои руки сжались в кулаки, когда на меня рухнул поток насилия. Мое сердце забилось быстрее, когда Хейзел коснулось моего бедра. Я хотел закричать на нее, чтобы она убежала, но резкий укол боли от иглы помог мне вернуть самоконтроль. Стыд наполнил меня. Я был зависим. Они превратили меня в зависимого от боли.

Я сжал покрывало, задыхаясь от жара, дрожа от холода.

Ее глаза встретились с моими, яркий зеленый цвет наполнил мой мир.

— Я понятия не имею, что все еще делаю здесь. Но я не смогла выйти за дверь, когда увидела, что ты держишь эту таблетку. Я знаю, что ты хотел сделать. — Ее глаза переместились на врача, который сидел на другой стороне кровати. Лицо в маске, одетый в белое, но его глаза не переставали смотреть на нас. Она привела телохранителя? Или врач должен был накладывать мне швы?

Я моргнул, пытаясь понять.

— В минуту, когда это закончилось, я ушла и никогда не хотела видеть тебя снова, — пробормотала Зел.

Мое сердце билось в три раза быстрее, но я кивнул. Это был единственный способ.

Зел вонзила иглу в мою кожу, сознательно наказывая меня.

— Он хотел обезболить эту область, пока я шью, но я подумала, что тебе понравится боль. — В ее глазах был безмолвный разговор.

«Я знаю о том, что ты самостоятельно причиняешь себе боль и поняла, что это то, чего бы ты хотел».

Я кивнул, сражаясь со своей головной болью.

— Спасибо, — я не мог сказать это громко, поэтому отправил сообщения тишиной. Я не хотел обидеть ее.

Бессловесного извинения было недостаточно. Она заслуживала искреннего извинения. Она заслуживала, чтобы я, черт побери, ползал на коленях, умоляя ее простить меня.

Каждая часть меня была в боевой готовности, когда я схватил ее покрытую кровью руку и сжал. Тяжело сглотнув, я пробормотал:

— Мне жаль. Для меня нет оправданий за то, что случилось, и я знаю, что у меня нет шансов, что ты простишь меня. Просто... — Я встретил ее тяжелый взгляд. — Мне нужно, чтобы ты знала, что ты помогла мне больше чем кто-либо, и я никогда не прощу себя за то, что обидел тебя. Я не имел это в виду.

Она убрала свою руку.

— Ты не мог обмануть меня. Взгляд твоих глаз, Фокс. Тебя не было там. Я думаю, что ты должен найти надлежащее лечение.

Я хотел все ей рассказать. Тогда и там. Мне было плевать на секретность, или что они сделаю со мной, если узнают. Я просто должен был освободиться внутри себя.

Присутствовал свидетель.

Я посмотрел на врача. Его лицо в маске было смущенное, тело напряжено. Я не мог обсуждать, кем я был перед ним.

Зел поймала меня, уставившимся на него.

— Не беспокойся. Он не касался тебя.

Я нахмурился, стиснув зубы, когда она снова ткнула меня иглой.

— Почему ты накладываешь мне швы? у тебя есть медицинская подготовка?

На губах Зел появилась небольшая улыбка.

— Он не делает это, потому что я не хочу подвергать его опасности. Ты пытался убить кого-то, кого знаешь, что бы ты сделал с незнакомцем? — она приподняла бровь. — Я знаю основы первичных реанимационных действий и то, что я изучила, чтобы получить работу секретарем врача. Но я не делаю это вслепую. Прежде чем ты проснулся, он помогал мне. — Кивнув на врача, она добавила: — Он осмотрел твою рану, пока ты был в отключке и сказал, что ничего внутри не повреждено. — Ее губы скривились в горькой улыбке. — Я хорошая швея. Спроси Клу. Я могу отлично вязать крючком, и думаю, что эта работа не сильно отличается.

Мои глаза расширились, усиливая головную боль.

— Зашивать ногу абсолютно отличается от зашивания гребаной подушки.

Ее глаза сощурились.

— Ну, я думаю, что я делаю чертовски хорошую работу и, учитывая, что я боролась с желанием ударить тебя несколько раз этой маленькой иглой за то, что ты сделал, ты можешь, черт побери, сидеть здесь и дать мне закончить. — Огонь вспыхнул в ее глазах. — Если ты думаешь, что можешь остановить меня или будешь двигаться слишком быстро, этот любезный джентльмен очень быстро сделает тебе укол анестезии, так что ты будешь без сознания, и когда ты проснешься, я уйду навсегда.

Игла вонзилась в меня сильнее, с намеренной грубостью.

— Понимаешь?

Вместо того чтобы сжаться от ее тирады, мой чертов член стал тверже. Мое сердце забилось от бешеной похоти, и все, о чем я мог думать — это поцеловать ее. Я так чертовски сильно хотел быть нормальным, чтобы я мог обнимать ее и целовать, и благодарить вселенную, что подарила мне ангела.

— Так долго, как ты будешь причинять боль — я буду сдерживаться. — Признание заставило Зел поднять голову. Я понизил голос, бросив взгляд полный раздражения на врача. — Я хочу, чтобы ты знала. Все обо мне. Может, тогда ты сможешь понять меня. Я хочу тебя, Зел. Мысль о том, что ты уйдешь, чертовски убивает меня.

Ее рука дрожала — единственный признак эмоций. Ее глаза оторвались от меня, и она снова начала зашивать.

Мы не заговаривали снова, пока она заканчивала накладывать швы. Ее прикосновения были легкими и осторожными, но каждый укол иглы давал мне то, чего я желал. Как-то, она создала новое ощущение. Смесь боли и сладости, заставляя меня погрузиться в ее гипноз, давая мне силу игнорировать ситуацию хотя бы на мгновение.

Я впал в транс. Когда я в следующий раз открыл глаза, врач ушел, а Зел накладывала белую повязку на рану. Вот когда я заметил, что она отрезала штанину на моих брюках.

Ее глаза встретились с моими, прежде чем она осторожно, неуверенно коснулась огромного шрама на моей берцовой кости, где они переломали полностью кость, а затем вправили обратно после миссии.

Я глубоко вдохнул, сжав кулаки. Без боли вся ситуация эхом раздавалась в моей голове.

— Ты занимался сноубордингом, когда был ребенком? Или, возможно, упал с мопеда, когда был подростком? — ее голос оставался низким, никакой злости или жара как прежде.

Она хотела знать.

Радость осветила мое сердце. Она не уйдет, пока я не объясню. Я отвечу на любой гребаный вопрос, если это поможет ей простить меня.

Сейчас эмоции между нами были ясными, как будто борьба очистила воздух до максимальной честности.

— Нет, — мой собственный голос шокировал меня. Я никогда ни с кем не говорил о моем прошлом. Никогда. Холодный озноб промчался по моей спине.

Она не простит тебя. Она возненавидит тебя еще больше, когда узнает правду.

— Я жду, Фокс. Скажи мне, кто ты.

Она смотрела на меня с ужасом и отвращением. Она чувствовала своим долгом добиться от меня ответа. Я заперт в другой клетке и стою перед судом за то, что сделал. Подавляющий страх заставил мое сердце расколоться.

— Нет. — Я не мог сделать это, в конце концов.

Ее лицо потемнело, а глаза опустились. Она сосредоточилась на пальце, который прослеживал мою коленную чашечку. Маленький шрам в форме икса украшал сустав там, где они прикрепляли устройство пыток, так что я не мог согнуть колено, когда шел. Они сказали, что я должен научиться бегать и ходить в любых условиях, включая, быть полностью искалеченным.

— Ты упал с лошади, или, возможно, поранился в автомобильной аварии? — ее голос превратился в шепот. Больше с угрозой, чем с успокоением. Все ее тело гудело от напряжения — едва сдерживаемым гневом.

— Нет.

Ее прикосновения поднялись выше, до моего бедра, касаясь через волосяной покров, прослеживая каждую рану. Мой желудок сжимался от каждого миллиметра, которого она касалась. Замешательство душило мой мозг. Мои условные рефлексы росли с каждым прикосновением, но я сжал покрывало, возобновляя боль в моих побитых костяшках пальцев.

Я хотел, чтобы она остановилась. Мое тело хотело убить ее, это то, что оно было обучено делать, если ко мне прикасались. Но на этот раз мой мозг хотел большего. Я хотел мягкости, нежного прикосновения.

Я хотел больше сладкого мучения, когда мне накладывали швы.

Такое новшество. Такой необычный подарок.

Зел не останавливала свои легкие как перышко прикосновения.

— Ты попал в несчастный случай на лодке или упал со скейтборда? — ее голос рисовал картины беззаботного малыша с нормальным воспитанием. Имеющего любящих родителей и детство полное веселья. Она рисовала ложь. Ложь, которую я отчаянно желал, чтобы она была правдой.

— Нет.

Ее пальцы гладили мое бедро, пока вся ее ладонь не накрыла меня.

Условный рефлекс, увеличивал свою свирепость, пока я не задрожал, пытаясь так сильно его игнорировать. Ее тело переместилось, когда она двинулась выше, прослеживая контур моего бедра, пока ее рука не исчезла под оторванным материалом моих брюк и прикоснулась к моему члену

Я дернулся. Я ахнул.

У моего мозга было слишком много всего, чтобы обработать.

«Не причиняй ей боль. Не убивай ее. Пожалуйста, держись».

Все, чего я хотел — быть окруженным сладкой агонией, к которой она прибегала. Мой твердый член увеличился, был вызван к жизни одним невинным прикосновением.

Я застонал, когда ее теплая рука обхватила меня, сжимая крепче.

— Это больно?

Я не мог говорить, но удовольствие говорило само за себя. Это убивало меня изнутри. Я никогда не чувствовал такого удовольствия. Таким осознанно заклейменным. Кивнув, я снова застонал, когда ее рука выпустила меня, опустившись, чтобы обхватить мои яйца.

Всю свою жизнь я избегал касаться его, смотреть на него. Один и единственный раз, когда я позволил себе кончить имел страшные последствия.

Зел схватила меня сильнее, сжав со смесью власти и вспыльчивости. Ее прикосновение отправило меня в помойную яму воспоминаний.

— Что это за кусок мяса, Фокс?

— Ничего, сэр!

— Так почему ты дергаешь его, как будто это твоя любимая игрушка?

Мои щеки пятнадцатилетнего мальчика вспыхнули. Я забыл о камерах в комнате. Я не собирался трогать себя. Я не собирался гнаться за восхитительной тяжестью, образующейся в моих яйцах.

Я не хотел быть пойманным.

— Если это отвлекает тебя, мы можем убрать его. Убрать, Фокс?

Мое сердце перестало биться.

— Нет, сэр. Вы не должны делать это. Это больше никогда не повторится, сэр. Я клянусь, сэр.

Сэр, сэр, сэр. Я не мог перестать умолять.

Он еще раз сильно сжал мой член, прежде чем отпустить.

— Ты тронешь его снова, и мы отрежем его.

— Фокс. Черт побери, хватит. Ты делаешь мне больно, — закричала Зел. Она дала мне пощечину.

Мои глаза открылись, и я отдернул свои пальцы, выпустив ее запястье. В момент, когда я освободил ее, она покрутила свою руку, чтобы кровь снова прилила к ее руке. Ее глаза блестели от слез, но это не были слезы печали, больше слезы ярости.

— Почему, черт побери, я пытаюсь помочь тебе? Ты находишься за пределами помощи!

Мое сердце запнулось, и я снова схватил ее за руку, массируя ее.

— Бл*дь. Мне жаль. Ты в порядке?

Смесь неуверенности и страха в ее глазах уничтожила меня, и я никогда не был так близок к разрушению. После всего, что я сделал, она все еще не ушла. Она не отказалась, и я благодарил гребаную вселенную, за существующую между нами связь. Она проявляла упорство со мной, не из-за денег, а просто, потому что не могла уйти.

— Нет. Я не в порядке. Все в тебе говорит мне бежать, тем не менее, я игнорирую себя, и в конечном итоге ты снова причинишь мне боль. Я ненавижу себя из-за своей потребности помогать другим — это желание сводит меня с ума изнутри.

Она сощурила свои изумрудные глаза, глядя прямо в мою душу.

— Ты сводишь меня с ума, но я кое-что поняла и из-за этого мне сложнее уйти.

— Что ты поняла?

Она тяжело вздохнула.

— Как помочь тебе.

Я сделал глубокий вдох, надеясь, молясь, чтобы она была права. У меня был момент слабости, и я подумывал о самоубийстве, но я был готов принять лекарство. Я сделаю все что угодно. Все что угодно.

Я не знал, что сказать.

Мы уставились в пустоту, прежде чем она прошептала:

— Ты доверяешь мне сделать кое-что? Я хочу посмотреть, сработает ли это. Если нет, то я закончу. Но если да, то я останусь и выполню наше соглашение.

Что бы она, черт побери, не собиралась делать, я надеялся, что это сработает.

— Да. Делай все, что ты хочешь.

Она напрягла плечи и сказала:

— Не задавай вопросов. Ложись.

Я мгновенно подчинился. Она хотела, чтобы я лег на подушки, и чтобы она встала на колени между моих ног. Все мое тело дрожало оттого, что она была так близко, и я положил руки под бедра, затолкав их под себя.

— Сейчас я собираюсь прикасаться к тебе, — прошептала она.

Прежде чем я смог ответить или подготовиться, ее рука исчезла в моих, разрезанных на ноге брюках, и обхватила мой член.

— Святое дерьмо, — застонал я. От ее горячей, пленительной руки все мысли из моей головы вылетели. Каждая клеточка в моем теле вспыхнула от потребности, такой резкой, что ощущалось, будто с меня содрали кожу живьем.

— Сконцентрируйся на моих прикосновениях к тебе. Не переставай сосредотачиваться на моей хватке.

Я пытался держать глаза открытыми, когда мой желудок скрутило, а мое тело стало твердым как гранит. Ее взгляд встретился с моим, заполненным желанием.

Еще один стон покинул мое горло, когда ее пальчики сжались, двигаясь вверх и вниз в бесконечном ритме решительности, чтобы разрушить мой мозг.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, Фокс. — Ее хватка усилилась, она работала рукой — поворачивая руку и поднимаясь вверх и вниз, добавив новое ощущение.

Мои глаза хотели закрыться, но я не решался потерять себя полностью. Я мог причинить ей боль. Я мог убить ее.

— Я ощущаю, какой я твердый. Как сильно я хочу трахнуть тебя.

— Нет. Прислушайся к себе. Что ты чувствуешь?

Бл*дь, я не хотел углубляться в чувства. И я чертовски уверен, что не хотел делиться ими с Зел.

— Сделай это.

Ее рука обхватила кончик меня, сжав, кружа влагу, что выделялась из ниоткуда. Падающие звезды и землетрясения поселились в моем желудке, нуждаясь в высвобождении.

— О боже мой, женщина. Я собираюсь кончить.

Ее хватка тотчас ослабилась, позволяя оргазму утихнуть.

— Нет, пока ты не скажешь, что чувствуешь.

Черт побери.

— Я чувствую себя разорванным на куски, которые никогда не соберутся вместе. У меня так много всего внутри. Я просто хочу, чтобы я мог нажать кнопку перезагрузки и забыть обо всем до той секунды, пока ты не начала дрочить мне. Я был обучен игнорировать правильное и неправильное. Я в чертовом беспорядке.

Ее рука увеличила давление, вознаграждая меня.

— Ты хочешь, чтобы я остановилась? — пробормотала она.

Я хотел сказать «да». Сказать ей, что это было небезопасно, что она толкала меня слишком сильно, но у меня не было силы воли для этого. Нет. Она. Ушла. Не существовала.

— Нет.

Ее пальцы обхватили сильнее, поглаживая меня. Кровь стала ярче, наполняя мой член непрерывным огнем, пока я не запылал еще сильнее. Я приподнял бедра для лучшего доступа. Я хотел быть внутри нее. Я не мог принять больше от ее собственнической хватки.

Зел не двигалась и не прикасалась ко мне кроме моего члена, и я был благодарен, что она сохраняла дистанцию. Но в то же самое время, я был взбешен, раздражен и так сильно хотел взять все под контроль.

Своей свободной рукой, она потихоньку спускала брюки по моим бедрам, не останавливая свои потрясающие поглаживания.

Я приподнял бедра, чтобы она смогла стянуть материал. Сантиметр за сантиметром она стягивала разорванные брюки ниже. Мне было плевать на ее прикосновения. Мне было плевать, что еще больше шрамов она могла увидеть.

Все, о чем я заботился — были искры и покалывания в нижней части моего живота и члена. Условные рефлексы потеряли свою власть надо мной. Все, кроме нее, перестало существовать.

В момент, когда брюки соскользнули с моих лодыжек, она опустилась на колени между моих ног и сжала.

— Я собираюсь поцеловать тебя.

Мои глаза широко открылись, разрушая заклинание, которым она очаровала меня. Сильное желание схватить ее шею пульсировало у меня перед глазами. Я не мог справиться с тем, что она целовала меня. Я терял контроль.

— Нет. Не делай этого.

Она высунула язык — розовый и влажный.

— Не в губы, — прошептала она. Ее большой палец ласкал высокочувствительный кончик моего члена, прижимаясь к горячей плоти. — Я собираюсь поцеловать тебя. Здесь.

О, мой гребаный Бог.

Никогда ничего в моей жизни не звучало так хорошо. Так чертовски восхитительно хорошо. Никогда прежде губы не приближались к этой части моей анатомии.

Я забыл, как говорить. Я кивнул один раз, глаза широко открыты, мышцы натянуты.

Она облизала свои губы, заставляя мое сердце трепетать.

Предвкушение того, как она будет лизать меня, касаться своим языком, заставило мой член качнуться в ее руках. Опустив глаза, она наклонилась. Предвкушение было слишком сильным. Я не мог сделать нормальный вдох.

Я бесконечно ждал первого касания ее языка.

Но затем она остановилась.

Сев прямо, она выпустила свой захват. Мое сердце еле билось в груди, когда она встала и пошла в сторону кровати, туда, где я разместил кожаный манжет.

Подняв его вверх, она сказала:

— Я собираюсь пристегнуть тебя к нему. Я хочу доставить тебе удовольствие, но откажусь, если не смогу сдержать тебя. — Ее голос колебался, ее тело вспыхнуло похотью, так же как и мое. Ее глаза опустились на мой вставший член, который стоял твердый и горячий, прося ее рот. Связь между нами пульсировала правильностью. Что бы мы ни делали — это было идеально. Чтобы она ни делала — это сработает. Я исцелюсь.

Я кивнул.

Без слов, она приковала меня к металлическим витиеватым трубкам на изголовье кровати. Она делала все, что могла, чтобы не касаться меня, пока прикрепляла к кожаному манжету; я рисковал всем, наклонившись вперед и поцеловав темнеющий синяк на ее шее.

— Мне жаль, — прошептал я, вдыхая ее запах ландыша.

Она отстранилась.

— Я знаю. — Исчезнув в моей гардеробной, она вернулась с ремнем. Ее бровь приподнялась, когда она посмотрела на мою другую руку. Я сжал ладонь, скрыв вытатуированную «III» в центре.

Я послушно поместил запястья у изголовья кровати, зашипев, когда она оседлала меня, намеренно потеревшись своей киской, облаченной в джинсы, об мой очень твердый член.

Она затянула ремень, прежде чем снова встала на колени между моих раздвинутых ног. Ее горячее дыхание щекотала верхнюю часть моих бедер, я и не знал, как долго смогу продержаться.

Я хотел ее рот. Безумно.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — сказала она мягко.

Я покачал головой. Это было одно — принять то, что она хотела дать, но я не мог сказать ей чего хочу. Не после всего. Я должен ей больше, чем я когда-либо смогу вернуть.

— Я хочу услышать, как ты скажешь это. — Ее глаза вспыхнули, и ее пальцы сжали меня в предупреждении.

Вспышка тепла окрасила мои щеки. После жизни, когда мне говорили забыть о сексе, сейчас она хотела, чтобы я нырнул и принял его. Тяжело сглотнув, я прорычал:

— Я хочу ощутить твой рот вокруг своего члена. Я хочу ощутить твое тепло и услышать твой стон от моего вкуса.

Бл*дь. Я мог кончить, только говоря грязные словечки. Это возбуждало меня — фейерверки взрывались в моем члене.

Зел улыбнулась.

— Как пожелаешь.

Сохраняя зрительный контакт, она наклонилась и без всякого предупреждения, опустила свой горячий, влажный, совершенный рот на кончик моей эрекции.

Мой мир превратился из черного в разноцветный. Я никогда не чувствовал себя таким удивленным, таким свободным, такую глубину первобытного счастья. Мое сердце увеличилось, мои конечности онемели. Я не мог сфокусироваться ни на чем кроме нее. Ее. Ее.

Я застонал от благодарности и признательности, и радости. Ее чертовски изумительный рот всосал мою длину глубоко внутрь. Водоворот ее скользкого языка облизывал и поклонялся, не давая мне никаких шансов остаться в здравом уме. Я потерял себя в Зел. Я охотно отдавал ей все

— Нравится это? — она дышала на нижнюю часть моего живота. — Ты наслаждаешься, как мой язык облизывает тебя, доставляя тебе удовольствие? — она продолжала целовать основание головки, не прекращая поглаживать.

Я застонал, дрожа от смеси ярости и райского наслаждения.

— Да. Черт, да. Не останавливайся.

Она мягко рассмеялась и снова опустилась. Ее рука скользила вверх и вниз, смазанная слюной, одаряя меня запредельными ощущениями. Костер разгорался глубоко в моих яйцах.

Я вздрогнул, когда Зел обхватила меня, массируя чувствительную плоть. Я не мог следить за ее ртом, ее пальцами и ее прикосновением.

Мой мозг пытался вернуться в режим Призрака. Мои мышцы вздрогнули от приказов — это никогда не будет возможным полностью игнорировать.

Затем Зел заглотила мою длину глубже и замурлыкала. Вибрации обрушились на мой условный рефлекс, смели мои мысли, и я деградировал до простого существа. Мужчина в первый раз получающий удовольствие. Животное с единственным намерением кончить в горло этой прекрасной нимфы.

Кровать звякнула и покачнулась, когда я боролся с тем, что удерживало меня. Я хотел касаться ее, запустить пальцы в ее волосы и вбиваться в ее рот. Я хотел дать ей все.

Но манжеты и ремень держали меня в плену, оставляя меня полностью на милость Зел.

Ее рот всосал сильнее, разжигая все больше и больше огня у меня в паху. Мой позвоночник покалывало от потребности, мои глаза закрылись.

Зел была волшебной. Она была ведьмой. Я хотел кончать всегда.

Последнее что приближало момент уничтожения — это были ее шелковистые волосы, каскадом ниспадающие на мое бедро. Щекочущее чувство усиливало мое осознание ее горячего, скользкого рта, и ее язык кружил сильнее, отправляя меня мчаться к краю быстрее.

У меня не было выбора, кроме того, чтобы отпустить.

Я практически забыл, кем я был и все несчастья своей жизни, и обрушил все стены вокруг своей души.

Я кончал как гребаный садовый шланг.

Струя за струей, я кончал в ее хватке. Она упивалась каждым толчком, сглотнув каждую каплю. Никакое количество прозы или литературы не могло описать интенсивность, величие моего освобождения.

Это изменило меня. Это дало мне теплоту в первый раз. Это дало мне чертову надежду.

Я открыл глаза, когда она высунула язык, очищая меня от остатков самого интенсивного оргазма в моей жизни. Она взяла часть меня себе. Она завершила связь, которую я чувствовал с тех пор, как заметил ее.

Никто не заставлял меня чувствовать себя так, как заставила Зел. Никто не держал меня заложником как Зел.

За десять минут она с успехом сделала то, что я пытался сделать десять лет.

Она вернула меня к жизни.

У жизни есть способ вводить ни о чем не подозревающих жертв в ложное чувство безопасности. Предоставляя ответы на проблемы, что кажутся слишком сложными, чтобы решать. Даря любовь, чтобы бороться с одиночеством. Посылая добрые слова в моменты сомнений.

Но это те моменты, что делают тебя слабым, и то, когда твоя жизнь ударяет по тебе сильнее.

Из-за своей наивности я думала, что нашла способ помочь Фоксу. Что я сделала невозможное и добилась прогресса с таким психически сломленным мужчиной. Я думала, что нашла исцеление для Клары, благодаря деньгам Фокса. Я думала о таких счастливых, обнадеживающих вещах.

Но, так же как и во всем.

Я ошибалась.

Прошла неделя поле нашей борьбы и несчастного случая, когда Фокс пытался задушить меня. После того как я увидела его голые ноги и накладывала швы на рану, которую нанесла, я надеялась, что он покончит со своей проблемой одежды и наготы.

Но я больше ни разу не увидела его ног снова или груди, или рук. Я поймала себя за наблюдением за ним, отслеживанием его мышц под его черной рубашкой, желая, чтобы я могла потрогать и попробовать.

Чем больше он оставался неуловимым, тем больше мой разум сходил с ума от желания узнать, что же он прячет. Что, если он так сильно изуродован под одеждой, что я расплачусь, скорбя о маленьком мальчике, которому было не на кого положиться, ни в дружбе, ни в любви? Что, если он прячет что-то более зловещее?

Утром после нашей борьбы — после того как я разрушила его на части своим ртом — все изменилось между нами. Он принял мою необходимость возвращаться домой вечерами. И мы безмолвно согласились начать с нуля.

Мы никогда не обсуждали соглашение — нам было это не нужно. Поскольку я была заинтересована — соглашение было аннулировано. То, что случилось, дало нам что-то больше, чем просто кусок бумаги. Фокс все еще будет платить мне, и я все еще буду принимать это ради моей дочери, но мы продвинулись дальше, чем просто обмен одного товара на другой.

Мы стали друзьями.

Через несколько дней после инцидента, я пыталась сменить бинт, чтобы проверить как там наложенные швы, но он категорически отказал мне и двигался так, как будто не был ранен. Он был мастером скрывать боль.

Каким бы странным это не казалось, мы понимали друг друга, и время двигалось вперед. Фокс знал, что я не приму насилия, и я знала, что он не потерпит прикосновений.

Это был целый новый мир полный желаний и страхов.

В течение дня я оставалась с Фоксом. Мы исследовали его дом или ходили гулять в полудикий сад вокруг его собственности. Он показал мне, как помочь с бумажной работой в «Обсидиане», и большую часть дня я сидела рядом с ним за его столом, заполняя квитанции, отправляя ежемесячные счета за членство, и предлагала варианты того, как увеличить продуктивность.

Вместо того чтобы быть собственником компании и просить не лезть ни в свое дело, Фокс слушал внимательно, кивая во время советов и мягко отвечая на вопросы о легальной стороне клуба.

Наши умы нашли основу, закладывая фундамент для перевернутой с ног на голову дружбы, что кипела химией и потребностью, но не переходила ни во что большее.

Фокс открыл мне свою жизнь — каждый аспект своего бизнеса, каждый счет и пароль на своем компьютере, — но никогда не позволял мне прикасаться к себе или спрашивать о своем прошлом.

Его улыбки были с оттенком тени, в смехе отражалось одиночество. Мое сердце кричало ему, чтобы он осознал подарок, который я хотела дать ему. Я хотела исцелить его. Я хотела принести ему истинное счастье.

Но это не казалось возможным.

Я ловила его, когда он наблюдал за мной, когда я склонялась над его книгами или молча шла рядом с ним. Его дымчатые глаза были чертовски выразительными, что слова были не нужны.

Послание было громим и четким.

«Почему ты все еще здесь?»

«Зачем тратишь свое время на меня?»

«Я только разрушу тебя».

Я игнорировала эти послания. Так же как я игнорировала свои мысли.

Лежа в кровати ночью, слушая тихое дыхание Клары, я обдумывала свои чувства к нему.

Я сказал ему, что не прощу его за синяки или ужасный страх, что он внушил мне. Хоть и я жила опасным прошлым, сталкиваясь с болью и последствиями не всегда правильного выбора, я не была такой окаменевшей прежде. Мысли, которые мчались в моей голове, когда его пальцы сжимали мое горло, были наполнены Кларой. Она никогда не узнает, как сильно я любила ее. Она никогда не поймет, что я сделаю для нее все что угодно.

Но затем чувство благодарности прибавилось в довершении к ужасу. Благодарность, что я умру до того, как умрет моя дочь — я не увижу, как она будет чахнуть и умолять о том, что я не могу ей дать.

Фокс заставил меня оценить каждую часть моей жизни, и я ненавидела его за это. Я не думаю, что когда-либо действительно приму то, что он сделал, но в то же время, он был самым настоящим и не прибегающим к оправданиям человеком, которого я когда-либо встречала.

Фокс не рассказывал мне, где он был в ту ночь, когда взял меня, но синяки вокруг его глаза и скулы стали мутно-желтыми. Первое время я думала, что никогда не привыкну к хрусту его суставов и спины во время движения, когда он вставал из сидячего положения. Он звучал как старый оловянный солдатик, остро нуждающийся в смазке маслом.

В пять вечера я ловила такси от дома Фокса до своего. Он дал мне сто тысяч долларов наличными, как и обещал, и я могла себе позволить еще один пробный ингалятор для Клары. Он пытался отвезти меня, но я отказывалась. Хоть я и признала, что у меня были чувства к нему, ненасытная потребность исправить его и физическая тяга к нему, я все еще боялась, на что он способен. Он был неразорвавшейся гранатой, и у меня не было намерения позволить ему быть рядом с Кларой. У него были свои секреты, а у меня свои. Все было так, как должно быть.

Клара прижималась своим теплым, извивающимся телом ко мне, когда мы ели вместе, смотрели телевизор, делали ее домашнюю работу, затем смеялись и разговаривали в темноте, пока она не засыпала. Я копила эти моменты, как золотой песок, оставляя каждое воспоминание в безопасности моего разума, зная, что каждое из них будет мучительным для меня, когда она уйдет.

Каждое утро я просыпалась с надеждой, что диагноз докторов ошибочен. Клара казалась полностью здоровой и живой — ее волосы блестели, яркие глаза и пытливый ум.

В десять утра каждый день я возвращалась к Фоксу и забиралась в его кровать. Он просыпался, улыбался, затем снова засыпал, заставляя меня загорать в ярком солнечном свете, дежуря до полудня, пока он не проснется.

В течение недели я идеально сочетала две свои жизни, я начала думать, что это может сработать.

Но конечно, жизни нравилось доказывать мне, что я была неправа.

— Святое дерьмо, ты напугал меня, — сказала я, сильнее прижимая папки к своей груди. Это было начало второй половины дня, и я работала над заказом большой поставки для бойцов «Обсидиана». Фокс ушел час назад, сказав, что вернется.

Я не ожидала, что он будет молчать и скрываться в черных стенах своего офиса — полностью незаметный, пока не задвигался.

Его губы дернулись, но он не улыбнулся полностью. Он никогда не улыбался. Хотя бы раз я бы хотела увидеть, чтобы он все отпустил и был счастливым.

Если знал как, конечно.

— Извини. Я ждал тебя. — Он двинулся вперед и взял у меня тяжелые папки, положив их на стол. Я была внизу на этаже бойцов вместе с Оскаром, записывая, что нужно заказать.

Он попросил еще больше шлюх, и я шутливо толкнула его. Так же сильно, как я не хотела это признавать — мне нравился Оскар. Он назвал меня шлюхой и схватил за грудь, но под дерзким внешним видом, скрывался веселый серфер, чьи голубые глаза немного заставляли мой желудок трепетать.

Он так отличался от Фокса. Свет и тьма. Счастливый и мрачный. Но я не сбивалась — не то чтобы я имела какие-то обязательство в отношениях перед Фоксом кроме денежной сделки, — но мои чувства изменились от похоти к чему-то другому.

Я больше не думала о нашем времени вместе только в течение месяца. Я останусь, пока Фокс не улыбнется своей душой. Я останусь, пока он не займется со мной любовью, как я хотела его.

«А если он снова причинит тебе боль?»

Я уйду и никогда не вернусь. У меня были чувства к нему, но у меня не было желания умереть.

— Я хочу выйти наружу. Мне нужно немного солнечного света, — сказал Фокс, перестав раскладывать документы на столе. — Ты пойдешь со мной?

Такая простая просьба. Прогуляться по его собственности на солнце.

Я улыбнулась.

— Ты зовешь меня на свидание? — постучав пальцем по губам, я сказала: — Можно ли это считать, как попытку исправить устоявшуюся у нас традицию похищать меня при помощи ножа?

Внезапно он схватил меня за локоть, потащив вперед. Он сохранил небольшое расстояние между нами, но его дыхание изменилось от расслабленного до неровного.

— Ты знаешь, почему я избегал тебя неделю? Почему я не просил твой рот или не тащил тебя в мою постель? — его серебристые глаза опаляли меня еле сдерживаемой похотью.

Я закусила нижнюю губу, когда волна желания распространилась как лесной пожар. Я стала влажной от воспоминаний того, как сосала его: его соленый, темный вкус, то, как он развалился на части, кончив, в моих руках. Я любила силу, которая была у меня над ним. Я любила, как его тело сотрясается от оргазма. Но на прошлой неделе я ходила по лезвию ножа. Мое тело хотело Фокса каждую секунду каждого дня и невозможность касаться его — чтобы дать ему знать, что я хочу его — была мучением.

— Почему? — пробормотала я, загипнотизированная, его нижней губой.

— Потому что я хочу подарить тебе то, что ты подарила мне. Я хочу, чтобы ты кончила так чертовски сильно, чтобы упала в мои руки. Я хочу быть в состоянии поймать тебя и рассказать тебе все, что ты хочешь знать.

Я качнулась вперед.

— Тогда сделай это. — Мое сердце мчалось как кролик.

Он наклонил голову и его губы были в соблазнительной близости от моих.

— Я бы хотел, чтобы я мог это сделать. Но у меня нет силы. Я хожу по лезвию бритвы между моим прошлым и будущим, которого я хочу. И я так чертовски напуган снова обидеть тебя. — Его пальцы сжали мой локоть крепче. — Я просто хочу быть спокойным внутри. Я хочу нормально мыслить и иметь роскошь просто обнимать тебя.

Фокс отличался от любого человека, которого я знала. Я не могла ненавидеть его. Не с его гигантским сердцем и сладостью, скрывающейся в его насилии. Но я ненавидела, что он говорил правду. Это не была игра, в которую он играл. Он правда не мог контролировать что бы ни жило внутри него, и моя жизнь будет окончена, если он потеряет контроль.

Наши глаза встретились друг с другом: зеленые с серыми. Я встала на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Он замер, когда мои губы двинулись к его, и я ждала, что он оттолкнет меня. Я не была глупой. После того что случилось до этого, сейчас я носила нож в своих волосах и заднем кармане. Я исполню свою угрозу, если Фокс снова нападет на меня, и я должна буду выбрать, кто будет жить, а кто умрет.

Его рот приоткрылся под моим, он простонал низко и глубоко, когда я высунула язык и коснулась его нижней губы.

Мои руки не хотели ничего больше, кроме того, чтобы сжать его в объятиях и прижаться к нему. Я хотела трения между нами. Я хотела его руки на каждом сантиметре моего тела.

Его голова наклонилась, чтобы углубить поцелуй, следуя моей инициативе его языком. Это было противоречие, что заставило меня стать влажной из-за него. Властный мужчина во всех отношениях, в теле которого жил мужчина, который хотел только одобрения. Мужчина, который никогда не привязывался или любил, или просто не целовался.

И это разрушило мое чертово сердце.

Он отстранился, заглянув глубоко в мои глаза.

— Прогуляешься со мной?

Я кивнула.

Покинув кабинет, мы спустились по лестнице, через боевой ринг к парадной двери. Только два бойца прибыли на утреннюю тренировку, и никто не помешал нам.

Фокс не остановился, когда мы вышли наружу. Он поднял лицо и нежился под золотистым теплом. Его облаченное в черное тело выглядело неуместной тенью, когда мы прошли по гравийной дорожке к траве.

Он ждал, что я пойду рядом с ним и послал мне небольшую улыбку.

— Моя жизнь была намного легче, если бы солнце светило двадцать четыре часа в сутки.

Я теребила свои пальцы, избавляясь от потребности схватить его за руку. Я ненавидела то, что не могу касаться его. Интимность между нами только и ждала, чтобы утвердиться, но без прикосновений, она исчезала, оставляя след неловкости.

— Если ты так сильно ненавидишь темноту, почему надеваешь все черное?

Его челюсть сжалась, но он продолжил идти.

— Это глупая причина и даже не имеет смысла для меня. Я должен бы надевать желтое и белое — полностью избегая черное, но я не могу.

— Расскажи мне, — я прошептала.

Он остановился и повернулся лицом к дому. Глядя на огромные горгульи, украшающие особняк, он зарычал:

— Я свободен. Так почему же я строю дом точную копию того, где был ад, и происходило зло? Почему я одеваюсь в единственный цвет, который был нам позволен? — его взгляд встретился с моим. — Потому что это все, что я знаю. Единственное место и цвет, которым я доверяю, что они сохранят меня в безопасности. Все остальное ужасает меня, потому что я не достоин забыть свое прошлое.

Мое сердце раскололось, осколки протыкали мои легкие.

— Ты достоин. Каждый день, что я провожу с тобой, ты совершенствуешься.

Он мрачно рассмеялся.

— Только потому, что я сохраняю дистанцию и не трогаю тебя. Поверь мне, если бы ты узнала мои мысли, ты бы сбежала.

— Ты хочешь, чтобы я сбежала?

Он сощурил глаза.

— Ты должна.

— Но ты хочешь, чтобы я это сделала? — я сделала шаг вперед, проклиная неспособность схватить его за руку и держать его. — Сосредоточься на том, что чувствуешь.

Он покачал головой, шагая по направлению к саду.

— То, чего я хочу, не имеет значения. Этого никогда не случится.

Я последовала за ним, желая, чтобы я могла вскрыть его и вытянуть каждую плохую мысль из его головы. Мы не заговорили снова, пока он не повел меня к огромной теплице в задней части его огромной собственности. Большая каменная стена баррикадировала доступ в пространство, и солнце блестело от стеклянных стен и крыши, согревая растения.

Фокс открыл дверь, и огромный порыв тепла ударил мне в лицо.

— Входи. Есть несколько вещей, что я хочу показать тебе. — Его голос был грубым, заставляя мой желудок ухнуть вниз.

Войдя в огромную теплицу, я оглядела рассаду и экзотические цветы. Она была разделена на два прохода, с огромным креслом в конце, там же располагались овощи, травы и бонсай. Ярко-синие и фиолетовые орхидеи висели на длинных стволах. От томатов в помещении был едкий запах.

Фокс пошел по правому проходу и остановился перед поддоном с белыми цветами — маленькие, как снежинки, висящие на зеленых стеблях.

— Ты знаешь, что это?

Я подошла ближе. Конечно, я знала, что это. Как мать я тщательно отмечала каждое растение, бытовую химию, или яд, что могли навредить Кларе. Я также брызгалась этим запахом каждое утро. Моя единственная роскошь.

— Это ландыши. — Уставившись на небольшие невинные растения, я пробормотала: — Почему ты выращиваешь их среди нетоксичных растений?

Фокс расправил плечи.

— Мы раньше по очереди ухаживали за теплицами на огороженной территории для посадки растений. Ландыши, белладонна, наперстянка — все растения, что могут быть превращены в оружие.

Я замерла, представив убийц, выращивающих такие нежные создания, все с намерением, чтобы убивать.

Фокс внезапно схватил меня за руку и потащил по проходу к одиноко стоящему большому креслу.

— Ты приходишь сюда часто? — спросила я, заметив несколько выброшенных бутылок воды.

— Да. Я прихожу сюда, чтобы посидеть на солнце. Тепло наказывает, но также спасает. Это так отличается от того, откуда я родом. Я никогда не хочу снова мерзнуть.

Отпустив меня, он полез в карман и достал еще одну цепочку.

Мое сердце ухнуло в желудок. Он хотел сдержать меня, и была единственная причина почему. Он хотел секса.

Его плечи напряглись.

— Это усовершенствованная версия. Вытяни руки.

Я не хотела, но подчинилась. Его руки слегка касались моей кожи. Сначала мое правое запястье, закрепив отдельный браслет, затем то же самое с левым.

Как только они были застегнуты, я подняла руки, чтобы посмотреть. Мое сердце сжалось от свисающей серебряной звезды на обоих.

— Почему ты делаешь это? — я подняла взгляд в ярости. Я не хотела, чтобы драгоценное ожерелье со звездой, которое я делила с Кларой, находилось рядом с чем-то из мира Фокса.

Его глаза потемнели.

— Потому что это значит многое для тебя, и я тоже хочу этого. — Захватив мои щеки, он держал меня крепко, когда приник к моим губам в поцелуе.

В одно мгновение я хотела укусить его. Я хотела спорить с ним и сказать, что все не в порядке, что он нарушает границы моего личного пространства больше чем своего, но его язык раздвинул мои губы, и я потеряла последовательность мыслей.

Каждая частичка похоти, что была во мне, пробудилась к жизни, и я не сопротивлялась, когда он потянул меня вперед. Он сел на кресло, потянув меня, пока я не стояла над ним.

Разорвав поцелуй, он пробормотал:

— Ты нужна мне, Зел, и я хочу тебя быстро. Я не прошу. Я говорю. Я плачу за услугу и хочу, чтобы ты сидела на моем члене.

Я должна была отбиваться, но не делала этого. Моя кожа гудела от сексуальной потребности, мое тело закипало в жаре теплицы.

Фокс вытянул руку вперед и потянул мою белую рубашку немного вверх. Отдельной толстой цепочкой, он закрепил ее вокруг украшения, находящегося у меня спереди, и пристегнул к запястьям. Как только мои руки были обездвижены при помощи цепочки, его пальцы потянулись к его пряжке.

Мой рот стал сухим, когда я наблюдала, как он раздевается. Я сделала шумный вдох, когда он качнул бедрами и потянул свои брюки вниз.

Мои глаза не могли насладиться этим зрелищем такое короткое время. Фокс не носил нижнее белье, и его твердая длина высвободилось. Множество серебристых шрамов покрывали верхнюю часть его ног. Все в нем привлекало меня. Я никогда не была так голодна или физически привлечена кому-то как к нему.

— Подойди ближе, — приказал он.

Я сделала, как он просил, переместившись между его раздвинутыми ногами. Я подавила стон, когда его пальцы начали ласкать нижнюю часть его живота и опустились, чтобы коснуться моего бедра. Скользнув рукой под мою легкую бирюзовую юбку, он не разрывал зрительного контакта.

Я сдалась его снежному взгляда; мурашки покрыли всю мою кожу, пока его прикосновения опускались все ниже и ниже, пока он не задел мою голую ногу. Его рука достигла моей коленной чашечки, развернувшись, чтобы направиться в противоположном направлении.

Каждое его прикосновением было одновременно и пыткой, и наслаждением. Его пальцы были сильными и властно касались внутренней стороны бедра, подбираясь все выше и выше, и выше.

Я тяжело дышала, к тому времени как его костяшки коснулись моей киски. Его рука обхватила меня, держала меня крепко. Я тряслась в его хватке.

Он сделал тяжелый вдох, его глаза расширились, когда он почувствовал какая я влажная.

— Бл*дь, ты не перестаешь удивлять меня, Зел. Мне никогда не будет достаточно тебя. Все о чем я могу думать это то, как ты трахнешь меня — твой рот вокруг моего члена снова.

Его другая рука исчезла под моей юбкой, чтобы спустить мои трусики по ногам. Он быстро избавился от них, его движения ускорялись от силы его потребности. В мгновение, когда они достигли моих щиколоток, я отбросила их в сторону, дрожа от теплого воздуха, ласкающего мою наготу.

Подавшись вперед, Фокс схватил одной рукой мое бедро, пока другая снова исчезло под моей юбкой. Без каких-либо колебаний он потянулся к моей киске. Стиснув зубы, он толкнулся в меня одним длинным, восхитительным пальцем.

Я хотела свернуться у его ног. Он двигал пальцем, поглаживая мои внутренние стеночки.

Я вздрогнула, не в состоянии держать глаза открытыми. Все на чем я могла концентрироваться — это его восхитительные прикосновения внутри меня. Он немного переместил палец, и мое влагалище сжалась вокруг него, умоляя о большем.

Он замер.

— Бля*дь, сделай это снова.

Я подняла взгляд, мой рот подергивало от улыбки.

— Сделать что? — я напряглась вокруг его пальцы, в восторге от его резкого вдоха и широко открытых глаз. Он мог лгать обо всем, что хотел, но то, как он удивительно трахал меня пальцем, сказало мне, что это было впервые для него. Мое сердце забилось от мысли, чему я могу научить его — чему мы можем научиться вместе. Как мог быть мужчина как Фокс, таким сексуально невинным? Как будто он был отшельником всю жизнь.

— Покажи мне. Скажи мне что делать, — его голос был странным шепотом. — Я хочу, чтобы ты кончила на моих пальцах.

Мои руки взлетели, когда я в отчаянии желала обхватить его лицо и целовать его до одури. Но цепь зазвенела, удерживая меня в плену.

Фокс усмехнулся.

— Видишь? Твоя натура хочет трогать. Ты думала, что можешь избежать желания касаться, пока мои пальцы находятся внутри тебя? Это единственный способ. — Его палец погрузился глубже, и я застонала. — Скажи мне. Дай мне знать, как довести тебя до края.

Я тяжело сглотнула, мои щеки покраснели от волнения и нервозности. Я никогда не объясняла, что нужно делать в сексе. Я сама едва знала механизм, но я обучила свое тело. Я доводила себя до взрыва в темноте под своими одеялами.

— Введи в меня еще один палец, — прошептала я.

Его рука сильнее сжала мое бедро, и я решилась взглянуть на его член. Он стоял гордо, такой твердый между его ногами. В моем рту образовалась слюна от желания снова его облизать.

Медленно, он убрал палец и коснулся моего клитора, когда прижал два пальца вместе. Я качнулась, когда он очень осторожно и дразняще толкнул два пальца глубже. Я была возбуждена больше, чем когда-либо в своей жизни.

— Дерьмо, ты самая прекрасная женщина, которую я видел, — зарычал Фокс, когда его пальцы были во мне, погружаясь внутрь и выскальзывая наружу в идеальном ритме.

Видел.

Ох, боже.

Я подняла взгляд, раздраженная.

— Стекло. Кто-нибудь может увидеть нас. — Я извивалась, пытаясь освободить себя, но он держал меня крепко. — Отпусти меня. Я согласилась спать с тобой, а не устраивать мировое шоу.

Он рассмеялся.

— Мы слишком далеко от дома, чтобы кто-то увидел через окна и здесь много травы, которую надо пересечь, прежде чем они получат великолепное зрелище.

Его пыльцы погрузились глубже и собственнически, заставив меня перевести внимание на него.

— Теперь расскажи мне, как заставить тебя кончить.

Везде где он касался, я сгорала до дыма. Мои бедра начали медленный танец, покачиваясь на его руке. Мне не нужно было думать, только слушать то, в чем я нуждалась. По правде говоря, я не знала смогу ли кончить стоя и давая инструкции мужчине, который снедал мои мысли, но он хотел попробовать, я хотела сдаться ему.

— Продолжай толкаться своими пальцами и покружи большим пальцем по моему клитору

Фокс немедленно подчинился. Его большой палец прижался к чувствительному месту, и я дернулась в его хватке. Его лоб был нахмурен, когда он концентрировался на своем идеальном ритме. Толчок, его пальцы порхают по клитору, толчок, порхают по клитору.

С каждым поглаживанием я забывала, где мы были, какими странными были отношения — я забыла свое собственное имя, когда тепло собралось и промчалось между моими ногами.

Мои колени тряслись, желая обрушиться на землю.

— Нравится? — спросил Фокс, его голос такой глубокий от похоти, я едва могла разобрать.

Я больше не могла говорить и опустила себя на его руку в ответ.

— Бл*дь, — он застонал. Его собственные бедра начали слегка толкаться, от естественного желания присоединиться. — Что еще? Что еще я должен сделать? — его рука отпустила мое бедро и поднялась, чтобы схватить меня за грудь. Его пальцы сжали мои соски, и все мое тело задрожало.

— Да... вот так. Уммм... хмм. — Мое зрение потемнело, когда все мои чувства были обращены внутрь, концентрируясь там, где он касался меня.

Его рука усилила давление, пока он не закачался возле моего клитора.

— Кончи для меня, Хейзел. Черт побери, кончи на моих пальцах.

Его грубая команда отправила еще одну волну через меня, и он застонал. Мастерство его легких толчков прекратилось, и он схватил мои бедра, чтобы удержать меня на месте.

— Ты кончишь, черт побери. — Он толкался в меня сильнее и глубже. Я закричала, когда уровень интенсивности изменился от горячего до палящего. — Кончи для меня. Кончи для меня. Черт побери, кончи для меня. — Он не переставал приказывать, и каждое прикосновение делало меня туже и туже, пока я больше не могла терпеть.

Его рот приоткрылся, и я откинула голову назад, когда трахнула руку Фокса. Первая волна освобождения разрушила меня, как он и хотел. Он низко зарычал, когда я сильнее обхватила его пальцы.

— Черт, — он рявкнул, усилив давления и вознося мой оргазм на новый всепоглощающий уровень. Я потеряла всю свою подвижность, и не могла ничего больше делать, кроме того, что взрываться как фейерверк.

Волна за волной удовольствие накатывало на меня. Я никогда так не кончала.

В момент, когда мой оргазм утих, Фокс высунул свои пальцы из меня и быстро развернул меня, притянув к себе.

Я низко и протяжно застонала, когда его член толкнулся и проник в меня одним быстрым вторжением.

Мне было не за что держаться, а мои руки были прицеплены к моему животу, и я не могла бороться или крутиться. Фокс контролировал каждый сантиметр, когда брал меня, и он украл даже мое право смотреть на него.

Его тело было твердым и теплым позади меня, когда он дернулся вверх, взяв меня безжалостно. Я была такой влажной. Его вторжение мягко скользило в мое лоно и неспешно ласкало изнутри, отправляя еще одну волну через меня.

Я подпрыгивала на его коленях, наш единственный контакт — его эрекция во мне и его руки на моих бедрах. Дернув меня навстречу своим толчкам, он тяжело задышал.

— Черт побери, это как рай — быть внутри тебя. Я не хочу никогда. Черт побери. Покидать тебя. — Он толкался с каждым словом, раскачивая кресло, пока оно не заскрипело по полу.

— Ох, черт, — застонал он. — Я сейчас кончу. Я не могу… я хотел. Бл*дь.

Он звучал как волк, намеревающийся истерзать свою добычу живьем, когда горячие струи заполнили меня. Его толчки стали дикими, как будто он хотел расколоть меня надвое, приближая себя к разрядке так быстро, как только мог.

Когда последняя часть его освобождения излилась в меня, он снова сгорбился в кресле. Его член дернулся внутри, и не хотела ничего, кроме того, чтобы лечь, и чтобы он обнял меня своими огромными сильными руками.

Мы не двигались. Единственным звуком было наше дыхание, когда мы задыхались в жаре теплицы.

Через минуту Фокс похлопал меня по спине, пробормотав:

— Спасибо тебе.

Я сдержалась, чтобы не рассмеяться. Такое формальное прикосновение и выражение. Ничего общего с тем, что он только что сделал. Мы только что принадлежали друг другу во время траха, а он уже ушел в себя.

Не было приятных чувств или нежных объятий.

Вместо того чтобы чувствовать, что мне причинили боль, я улыбнулась.

Как бы странно это не закончилось, он был нетерпеливым любовником и не пытался меня убить.

Прогресс.

Спустя два дня, я развалилась на кровати Фокса, смотря телевизор.

В эпизоде показывали, как сексуальный, загорелый мужчина спорит с симпатичной рыжеволосой. Неоспоримое напряжение на экране стимулировало мою собственную потребность, пока мое лоно не стало влажным. Быть рядом с таким мужчиной как Фокс без разрешения касаться его — было ежедневной агонией безответного удовольствия.

Он не подходил ко мне близко после произошедшего в теплице, и мы не сказали ни слова насчет этого. Той ночью, когда я вернулась домой к Кларе, у нее был приступ кашля, и я держала ее — это было все, что я могла сделать, чтобы не сломаться и кричать на каждое существо, из-за которого она заболела.

Каждый день я испытывала все больше и больше вины. Вины за то живу другой жизнью отдельно от нее. Вины за то, что нахожу небольшие кусочки счастья, благодаря Фоксу. Я чувствовала себя предательницей и сукой.

Кларе становилось хуже, несмотря на новые таблетки, которые я заставляла ее принимать каждое утро, и очень дорогой препарат в ее ингаляторе.

Фокс подкрался ко мне, вытирая лицо черным полотенцем, потный и задыхающийся, после своего занятия в тренажерном зале.

Он не только занимался своим разрушенным телом боями и долгими часами работы, он также всегда тренировался каждое утро как просыпался. Надевая те же самые черные брюки и рубашку с длинным рукавом, он возвращался весь в поту.

— Я только приму душ, и мы пойдем. Мы не покидали «Обсидиан» с тех пор как познакомились, а мне нужно раздать некоторые поручения. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Не дождавшись моего ответа, он исчез в ванной и закрыл дверь. Я ждала, как включится душ, представляя Фокса голым и мокрым.

В моем животе запорхали бабочки от этой мысли. Очистив свой разум от Клары, отделяя свои две жизни, я спрыгнула с кровати и на цыпочках отправилась в ванную.

«Что, если он поймает тебя?»

Мое сердце подпрыгнуло до горла, когда я повернула дверную ручку. Я ожидала, что она не повернется, в конце концов, Фокс так оберегал свое уединение, и я думала, что он запрет дверь, но она открылась.

Я задержала дыхание, когда немного приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Фокс стоял весь в напряжении и, дрожа в центре душа, пока горячая вода с шипением обжигала и стекала по его коже. Он стоял в профиль, скрывая свою спину и грудь — те две части, которые я так хотела увидеть. Одной рукой он держал бритву и сильно прижимал лезвие к коже на внутренней стороне бедра.

Его брови плотно сошлись вместе, когда небольшой ручеек крови потек из его раны, стекая по ноге, смешиваясь с горячей водой из душа.

Я хотела подбежать и остановить его, но он снова себя порезал — еще одна идеальная линия. Отбросив лезвие в сторону, он переключил воду с обжигающей на ледяную, и напряжение, которое пронзало его мышцы, пошло на убыль.

Прислонившись головой к плитке, он застонал от каждой печальной и испорченной эмоции внутри.

Я больше не могла смотреть.

Закрыв дверь, я в оцепенении вернулась к кровати. Я чувствовала себя так, как будто он провел лезвием по моему сердцу, вместо своей ноги.

«Ты такая глупая, Зел. Ты думала, что ты пробилась. Ты думала, что он на пути к исцелению».

Я была идиоткой, надеясь, что он больше не будет наносить себе сам повреждения. Я искала доказательств, но не видела ни одного. Теперь я знала, почему.

Внутренняя поверхность его бедер, вся была в отметках и порезах, украшая уже заполненные шрамами ноги. Он даже вырезал стежки на бедре и голени, в результате чего рана немного открылась и не полностью зажила.

Черт.

Я потерла рукой грудь, пытаясь избавиться от ноющей боли. Я ненавидела видеть, что кому-то больно. Я ненавидела, когда не могла помочь.

Не было никакой помощи человеку с таким извращенным разумом как у Фокса.

Вода в душе выключилась несколько минут спустя, и Фокс вошел в комнату, как и обычно одетый во все черное.

Его глаза сузились, руками он пробежал по своим мокрым волосам. Пряди, отражавшие солнечный свет, выглядели бронзовыми, светло-коричневыми, черными и золотыми. Сиднейское солнце прыгало на больших окнах, превращая черный интерьер в наполненный светом рай.

— Какого черта, Зел? Ты выглядишь, как будто только что стала свидетелем убийства. — Нахмурившись, он направился в гардеробную и вернулся с черным пиджаком.

Я моргнула, отгоняя плохие мысли прочь.

— Ничего. Просто грустная программа по телевизору.

Он опустил руки, пиджак болтался с боку.

— Не смей лгать. — Его глаза светились белым, оглядывая комнату, ища какую-то подсказку, что могло изменить мое настроение.

— Расскажи мне. Что ты делала?

— Я ничего не делала. Это ты делал!

Дерьмо.

Он бросился вперед, затем остановился, сохраняя расстояние. Воздух вокруг него трещал, как будто спокойствие, которого он добился, причиняя себе ущерб в душе, распалось.

Моя кожа покрылась мурашками, мое лоно пульсировало — глупое тело, которое возбуждалось от его злости.

На мгновение все, что мы делали — это смотрели друг на друга, затем понимание отразилось во взгляде Фокса.

— Ты смотрела. — Он бросил пиджак через комнату. — Ты, черт побери, смотрела!

Мои мышцы напряглись в страхе, прежде чем взорваться адреналином. Я подскочила с кровати, удерживая это чувство между нами.

Его глаза не покидали мои, руки сжаты от ярости.

— Что ты хотела увидеть, dobycha? — он подошел ближе к кровати. — Возможно, ты искала отметины? Может, ты в конце концов поняла кто я, — фыркнув, добавил он. — Ты слишком чертовски умная, чтобы сейчас не догадаться кто я.

Я понятия не имела, кем он был, но на этот раз я знала, что должна подтолкнуть его. Я должна вытолкнуть его как можно дальше из его зоны комфорта, чтобы я могла сломать еще одну маленькую часть его, чтобы сделать его цельным снова.

Потянув за край своей футболки, я сняла ее через голову, стоя во весь рост в своих джинсовых шортах и лифчике.

Фокс оказался в тупике.

— Что, черт побери, ты делаешь?

Мои руки дрожали, когда я вытащила маленький нож из кармана и бросила его на матрас, но так, чтобы можно было легко дотянуться до него. Мое сердце гремело в ушах, когда Фокс размял свои плечи, его глаза были сосредоточены на моей открытой плоти.

Солнце отскочило от моей цепочки, сверкая серебристый путь от ключицы до талии.

— Я закончила с тем, чтобы танцевать вокруг тебя, как будто ты драгоценный кусочек цепочки. Что хорошего в том, чтобы быть купленной для секса, если ты никогда не получаешь освобождения? — мой голос был наполнен трепетом, а также нарастающей похотью. — Ты дразнишь меня, никогда не прикасаясь. Ты делаешь меня влажной, но никогда не позволяешь мне кончить. Ты сам наносишь себе повреждения, вместо того, чтобы обратиться к другим. Ты умираешь внутри, когда я пытаюсь помочь тебе жить

Положив руки на бедра, я сказала со злостью:

— Ты всегда думаешь о себе, но не обо мне.

Его рот открылся, когда его глаза сузились в серебристые щелки.

— Я забираю свои слова обратно — ты не умная, ты чертова самоубийца. Не подталкивай меня снова, Зел. Помнишь, что случилось в последний раз? — он сделал один шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Он сжал руки в кулаки. — Ты знаешь, почему я не касаюсь тебя! Прекрати, черт побери, подталкивать меня.

— Нет, не прекращу! Все что ты говоришь мне — пустяки. Секреты, которые основаны и держатся на скрытных мыслях, которые возвышаются над множеством полуправдивых доводов. Почему ты не можешь прикасаться ко мне, Фокс? Кто сделал тебя таким? Кто украл все основные права у тебя? — мои пальцы дрожали, когда я завела руку за спину и расстегнула бюстгальтер. Я застонала, когда материал зашуршал, лаская мои соски, прежде чем упасть на пол. Я никогда не чувствовала себя такой обнаженной и раскрепощенной. Раздеваясь для мужчины, который даже не хотел меня. Который не мог кончить в метре от меня без того чтобы не сжать челюсть и толкаться с убийственной яростью.

— Ты хочешь умереть? Вот чего ты пытаешься добиться? — зарычал Фокс. Его рука опустилась и обхватила себя между ног. — Ты хочешь этого так чертовски сильно, что готова умереть за это?

— Нет, я не готова умереть за это. Я думаю, что доказала это. — Мои глаза опустились туда, где я вонзила в него нож. — Я никогда не прощу тебя за боль, что ты причинил мне. Я никогда не забуду сумасшествие, что живет внутри тебя. Я с удовольствием убью тебя, если ты снова попытаешься что-то сделать мне, но мне нужна человеческая связь, Фокс. А ты не даешь ее мне. Ты должен покончить со своими проблемами. Забыть свое прошлое, чтобы ты мог касаться меня. Заняться со мной любовью.

Это раздражало тратить так много времени на кого-то, кому я так отчаянно пыталась помочь. Любой незначительный прогресс, которого мы добивались, был затянут обратно в его глубоко скрытые проблемы. Для кого-то, кто жил, чтобы спасать других — это надоедало, и я отказывалась продолжать мучиться.

Фокс фыркнул.

— Заняться любовью. Я даже не знаю, что это значит. Как я должен делать что-то, что я никогда не пойму?

«Я заставлю тебя понять».

Мои глаза распахнулись. Каким-то образом моя потребность помочь ему запуталась с желанием заставить его влюбиться в меня. Чтобы удержать его, так чтобы я всегда была здесь, чтобы вернуть его из темноты.

Не имело значения, что я добавляла себе больше проблем, чем поддержки, или что я не хотела, чтобы он находился рядом с Кларой. Это была глупая фантазия.

Это не останавливало мою кожу гореть от его рта или мою киску становиться влажной от его члена. Я хотела. Я хотела. Я хотела.

Тем не менее, он не подошел ко мне.

Слезы злости застилали мои глаза.

— Если ты не можешь дать мне то, что нужно, тогда эта сделка расторгнута. Я говорила тебе, что согласилась с твоими условиями не только из-за денег, но и потому что я хотела тебя. Ну, пыталась хотеть того, кто не может дать ничего взамен.

Мои пальцы опустились от моих затвердевших сосков к моей кнопке и молнии на штанах. Избавившись от шорт, я оттолкнула их со злостью — ничего чувственного или соблазнительного. Я была чертовски злой, и мне нужно было избавиться от безумной потребности в моей крови.

Фокс издал шум в задней части своего горла.

— Прекрати это. Со мной не безопасно. Надень свою одежду обратно и дай мне время собрать свое дерьмо вместе.

Я должна была прислушаться к его предупреждению. Я знала, как он был опасен. Но это не остановило меня. Я фыркнула:

— Я хочу увидеть тебя голым. Я хочу провести пальцами по всему твоему телу. Я хочу облизать твою грудь и проследить поцелуями путь до твоего живота. Я хочу…

Фокс замер. Все его тело напряглось.

— Если ты думаешь, что можешь прикоснуться ко мне, как делала, когда накладывала швы мне на ногу, забудь это. Мне было больно — эта же самая боль помогала разрушить меня, пока ты глупо касалась и провоцировала меня.

— Провоцировала? Ты называешь сосать, пока ты взрываешься под моим ртом — провоцировать? — мое тело вспыхнуло. — Ты хотел, чтобы я касалась тебя. Ты желал мой язык и тепло, которое я могла предложить твоей замерзшей душе. Ты позволил мне владеть тобой в этот момент.

— Я был чертовски слаб и глуп. — Проведя рукой по лицу, он зарычал: — Ты счастливица, что я достаточно контролировал себя, чтобы подчиниться. Но я покончил с тем, чтобы подчиняться кому-либо. Я хочу подчиняться самому себе. Я не хочу, чтобы ты говорила мне что делать. — Он ударил себя в грудь. — Никогда больше, ты слышишь меня! Никаких больше приказов. Я покончил с этим.

Его тон изменился с взбешенного до агрессивного, как у ребенка, который разговаривает с авторитетной фигурой. Он не говорил о нашей борьбе, он говорил об еще одной проблеме в нем. Что-то, что я никогда не пойму.

— Я не прошу твоей уступчивости. Мне не нужно, чтобы ты подчинялся. Ты был достаточно сильным, чтобы просить об удовольствии. Ты был тем, кто контролировал меня в теплице. Твои пальцы, твои прикосновения, ты поглощал меня. Ты можешь сделать это снова.

Его пыл для борьбы немного поумерился, и он опустил плечи.

— Я, — он отвел взгляд, прежде чем стиснул зубы. — Я не доверяю себе, чтобы попытаться снова. Не имеет значения, как сильно я хочу. — Его глаза были на моих обнаженных грудях. — Бл*дь, как я хочу.

Мое сердце трепетало на тонких крыльях. Он хотел меня. Он хотел того, что я делала.

Он хотел меня и все время сохранял дистанцию, чтобы защитить меня. Мое сердце забилось сильнее, еще больше похоти разгорелось в моей крови.

Фокс стоял сердитый, с выпяченной грудью, передняя часть его брюк была натянута от возбуждения.

— Надень свою одежду обратно.

Я покачала головой.

— Я хочу трахнуть тебя, вот почему я сняла свою одежду. Ты должен попробовать. Это сделает весь опыт гораздо более приятным.

Подняв нож с покрывала, я намеренно порезала кружева на моих бедрах, позволив трусикам упасть на пол. Стоя голой перед ним, я пробормотала:

— Позволь мне раздеть тебя. Позволь мне касаться и целовать тебя. Позволь мне увидеть то, что ты прячешь под всей этой черной одеждой.

Он покачал головой.

— Это не случится. Твои синяки только исчезли. Что, если я убью тебя в следующий раз? Ты простила мне так много. Не проси меня снова причинять тебе боль.

Раздражение преследовало мою потребность, и я опустилась перед ним на колени, ползя к нему.

— Я не простила тебя. Я никогда не прощу, что ты душил меня до полусмерти. Но мне плевать, потому что ты должен мне. Ты должен мне еще один оргазм. Ты должен позволить мне попытаться и помочь тебе.

Я достигла края его кровати, и он попятился. Я встала на ноги, продвинувшись вперед.

Сохраняя то же самое расстояние между нами, Фокс пятился, направляясь к зоне отдыха у окна.

Пока мы танцевали по комнате, я принялась за свой глупый план. Мои ноги двигались к нему, когда я начала свое идиотское соблазнение.

— Работать рядом с тобой заставляет мое сердце колотиться... — я приложила палец на груди, прямо нал сердцем, — здесь.

Еще один шаг к нему.

— Говорить с тобой заставляет мое дыхание учащаться, вдыхать твой запах в мои легкие... — я прижала палец к своему солнечному сплетению, — сюда.

Фокс вел бой, на его лице отражались тысячи мыслей. С каждым шагом, что я делала к нему, я боялась, что он рассвирепеет и убьет меня, но не останавливалась.

— Смотреть на твои губы заставляет меня фантазировать о том, как ты целуешь меня. — Я провела пальцем по своему приоткрытому рту. — Сюда. — Каждая часть меня искрилась и шипела, и колола от потребности.

Фокс покачал головой, в его глазах скрывались желания, которые я не понимала.

Опустив пальцы, я потянулась к своей штанге на соске.

— Я хочу твой рот здесь. — Моя рука опускалась ниже, проходясь по цепи, мимо шрама от кесарева сечения после родов Клары, и смело направляясь между ног. — Я хочу твой язык здесь, — я ахнула, когда мои пальцы кружили по клитору.

Фокс врезался в кресло задней частью коленей. Его рука почти бессознательно сжалась на его эрекции, его взгляд жадно изучал меня.

Мое видение потемнело от похоти и разрушительного желания.

— Я хочу почувствовать тебя внутри меня. Я хочу услышать, как ты стонешь и задыхаешься, когда погружаешься все глубже.

Он тяжело сглотнул.

— Я... ты, трахни меня, Хейзел. — Его снежные глаза превратились в темно-серые, разжигая еще больше потребности в моем животе. — Я хочу тебя так чертовски сильно. Ты знаешь, как тяжело держать тебя на расстоянии, а затем ты приходишь и практически умоляешь меня погрузиться в тебя? У меня есть самоконтроль, но я не святой.

От его признания я стала еще более влажной, мое сердце взорвалось надеждой.

— Пожалуйста, Фокс. Я умоляю. Мне нужно, чтобы ты снова заставил меня кончить.

В считанные секунды он расстегнул брюки и его блестящая, твердая как скала эрекция высвободилась, только чтобы сразу оказаться в грубой, безжалостной руке.

Он сжимал себя яростно, его глаза дикие.

— Трогай себя. Заставь себя кончить.

Мои пальцы сильнее вонзились в мою кожу, принимая ту же самую боль, что причинял себя Фокс

— Я сделаю все, что ты хочешь, если это значит, что ты будешь голым и займешься со мной любовью.

Он застонал, его рука замедлилась до дразнящих поглаживаний его твердого ствола.

— Я не могу.

Закусив губу, я скользнула двумя пальцами себе между ног. Мои глаза были наполнены страстью, я выдохнула.

— Тебе нужно раздеться на какое-то время. Таков уж секс, Фокс. Соединение между двумя телами. Наслаждение от того, чтобы исследовать друг друга, касаться, гладить, лизать, пробовать…

Он прервал меня:

— Мне не нужно быть голым. — Его взгляд упал на колени. — Только здесь. — Его лицо потемнело, когда его рука демонстративно гладила. Блеск в его глазах выглядел, как будто он ожидал, что я остановлю его удовлетворение самого себя. Наклон его подбородка говорил о напускной храбрости того, как он потирал шелковистую, горячую плоть между ногами.

Я не могла отвести глаз от его члена, который уже блестел бусинками предэякулята.

— Представь, что твои пальцы — это мои пальцы. Что бы ты сделала?

Мои соски покалывало от власти в его голосе. Господство, пронизанное неопределенностью и грубым желанием.

Мои щеки покраснели от мысли о моих фантазиях. Он наблюдал за мной с таким пристальным вниманием. Мое тело не было идеальным. Я выносила ребенка. Я потеряла вес от стресса и не могла скрыть серебристые линии от растяжек снизу моего живота. Список моих уязвимых мест промчался в моей голове, накрывая меня волной возбуждения.

— Перестань думать и делай. — Фокс провел большим пальцем по головке члена, намеренно дразня меня, размазывая капли влаги.

Я двинулась вперед, пока мои колени почти не коснулись его. Мои глаза опустились к моей плоти, на его лице отпечаталось напряжение.

— Ты толкаешь два пальца, тебе нравится мое тепло, ты любишь мою влажность, — прошептала я. — Ты делаешь со мной то же самое, что и в теплице. Ты трогаешь меня так искусно. Я хочу, чтобы ты сделал это снова.

Он сглотнул. Его тело напряглось, член дернулся в его руке.

Я не могла дышать. Я не могла двигаться. Я стояла завороженная, не отрывая глаз от того, как он медленно касался своей эрекции, очаровываясь тем, как он оставил небольшую частичку контроля своей властной натуры.

Я чувствовала опасность, но также моя потребность в нем увеличивалась. Если я коснусь его сейчас, я сомневаюсь, что мои крошечные ножи защитят меня от него. Подчиниться ему было вопросом жизни и смерти.

— Что еще? — пробормотал он. — Что еще я бы сделал?

Мое тело было возбуждено, соски болезненно затвердели.

— Ты бы лизал мой клитор и пробовал, какая я влажная. Ты бы поцеловал и укусил кожу на внутренней поверхности моего бедра. — Я ущипнула свой клитор, очень-очень близко, чтобы поддаться оргазму, пульсирующему у меня в крови.

— Я хочу посмотреть, как ты рассыпаешься на части. Я хочу видеть, как ты задыхаешься и дрожишь. Я хочу, чтобы ты представила, как я погружаюсь глубоко внутрь. Жестко и быстро, принимая все от тебя. — Его голос охрип, звуча как чистый секс.

Беззастенчиво я обхватила свои груди, перекатывая свои твердые соски. Я забыла о том, что была матерью или была ответственной. Я концентрировалась только на сексуальном опасном мужчине, как будто я могла разрушить его одним словом.

Я отдала себя ему.

Я потеряла себя в грехе.

— Бл*дь, ты удивительная. Сладкая и полностью чертовски идеальная, — прохрипел Фокс, работая своим членом сильнее.

В моей крови промчалось пламя, сжигая мое лоно.

Мои глаза закрылись по своему собственному желанию. Фокс успешно опьянил меня — сделав меня захмелевшей от желания к нему. Чувствуя головокружение, я качнулась вперед, страстно желая его руки на себе.

Я любила держать все его внимание. Слишком часто его глаза были наполнены призраками и демонами, никогда полностью не сконцентрированные в настоящем.

Все с чем я согласилось, все кем я была — исчезло. Это были только я и он — мир замер. Связь между нами росла.

Дружба.

Компаньонство.

Но я хотела большего. Намного большего.

Проводя своими пальцами от груди до своего влагалища, я закричала, когда Фокс внезапно выпрямился. Его тяжелые руки опустились на мои бедра, держа меня. То, как он пожирал меня взглядом, заставляло меня потерять сознание. Он доверял мне. Он дополнял меня.

Его глаза светились белым, когда без колебаний он развел мои ноги в стороны и толкнулся пальцем глубоко в меня. Я громко застонала, дрожа от потребности.

— Кончи для меня. Трахни мою руку, Зел. Трахни ее, — Фокс добавил еще один палец, и со своей хваткой у меня на боку, заставил меня объездить его руку.

Я не знала, что делать. Я хотела упасть на его колени. Я хотела, чтобы он заполнил меня, но все что я могла делать — это стоять и подготавливать себя к чуду разрядки и пытаться проконтролировать себя, чтобы не коснуться его для сохранения его хрупкого баланса. Я наслаждалась тем, что он дал мне в теплице, но я хотела больше чем это. Я хотела полный контакт телами. Я страстно желала его.

Но он не дал мне выбора.

Его пальцы повернулись внутри меня, сосредоточившись на очень чувствительном месте. Его большой палец нажал и покружил на моем клиторе, и каждый атом в моем теле взорвался. Он быстро учился, и оргазм прошел через меня, разбивая мое сердце, захватывая мои мышцы, разрывая мою плоть от каждой пульсации освобождения

Снова и снова он трахал меня пальцами, пока последняя волна наслаждения не сделала мое тело обессиленным. Я забыла о том, где была. Я забыла, кем была. Я упала вперед в его руки и коснулась его.

В одно мгновение жизнь превратилась из ада в рай.

Фокс бросил меня на пол, вырывая пальцы из меня. Я отпрыгнула от ковра, мои глаза расширились, когда он замаячил надо мной.

Похоть и потребность, и мягкость ушли, и им на замену пришла чистая дрожь от ярости. Холодный расчет наполнил его глаза, пока он не стал слеп ко всему остальному, кроме желания убивать.

— Фокс. Подожди. — Я пыталась отползти назад к своему отброшенному ножу.

Он упал на колени и сильными руками перевернул меня на четвереньки. Надавив на мои лопатки, он прижал меня щекой к ковру и захватил мои руки сзади. Я корчилась, пытаясь освободиться, но это было невозможно.

— Фокс. Прекрати. Пожалуйста.

— Заткнись. Если тебе наносят удар — значит надо нанести в ответ. — Его голос был как у программы, робота. — Я должен подчиниться. Я должен…

Мое сердце забилось сильнее от ужаса и трепета. Его тон был по военному холодным, отстраненным и безэмоциональным. Он снова впал в то состояние, и не было ничего, что я могла сделать.

Слезы брызнули из моих глаз, я умоляла:

— Пожалуйста...

Затем он трахнул меня.

Его твердый член погрузился внутрь, наполняя меня, извращая меня. Влажность от моего оргазма предотвратила жгучую боль, но от ярости каждого толчка, мне стало больно до мгновенных синяков.

Он рычал как чертово животное. Его пальцы погрузились глубоко в мои бедра, дергая меня назад, чтобы встретить каждый его толчок.

Я не хотела его таким. Не снова. Это было как ужасное воспоминание первого раза. Насилие, то, как он, казалось, ненавидел свою потребность во мне — ненавидя слабость от желания соединиться.

Моя спина сгибалась, когда он толкался глубже и глубже. Слезы брызнули из глаз, приумножая обжигающее жжение на потертую кожу щек от жесткого ворса ковра. Я ненавидела его. Ненавидела уязвимость внутри него.

— Я говорил тебе. Я предупреждал тебя. Ты бл*дь не слушала... Сейчас смотри, что ты заставила меня сделать. Я не могу остановить это. Черт побери, я не могу остановиться. — Он вбивался в меня как монстр. Он был большой. Слишком большой. Это не было эротично или весело. Это было настоящее наказание и ничего больше. Мое сердце разбилось, ненавидя его холодность. Ненавидя его за то, что дал мне надежду, что он может быть исцелен.

Фокс ругался на иностранном языке. Его бедренные кости врезались в мою задницу быстрее и быстрее.

Я сморгнула слезы и закалила свое сердце. Я была неправа, думая, что между нами было что-то особенное. Фокс красноречиво показал мне, какой глупой я на самом деле была. Это был конец. Все закончено. Это будет последний раз, когда он причинил мне боль.

Отключив эмоции, я позволила ему трахать меня. Я отключила каждое ощущение и ждала, когда это закончится. Я предпочитала игнорировать то, что случилось и притворялось, что ничего из этого не существовало.

«Ты сама довела до этого».

Я сказала себе заткнуться. Я сделала только то, что думала могло сработать. Я приложила все свои усилия, чтобы в итоге быть отвергнутой самым худшим способом.

Его бедра вдалбливались жестче и вместо того, чтобы отстраниться, я толкнулась назад, намеренно пронзая его сильнее.

Он тяжело дышал.

— Бл*дь. Бл*дь. О, боже.

Желая, чтобы это закончилось, я сжала свои внутренние мышцы вокруг него, качнувшись назад, отдавая ему все, что у меня осталось.

Его дыхание участилось, стало грубее, когда он вдалбливался снова и снова. Он был жестоким и грубым, каждый удар больше измерялся болью, чем удовольствием. Он ударился о верхнюю часть моей киски, делая мне очень больно.

Свернувшись возле меня, он погрузил зубы глубоко в мою шею. Я закричала, когда он снова толкнулся, полностью наполняя меня.

Затем он кончил.

Горячие, влажные струи потоком хлынули внутрь меня. Все дальше и дальше.

Его руки на моих бедрах сжались сильнее, а затем он прикусил сухожилие между моей шеей и ключицей.

И затем это закончилось, и его рваные стоны превратились в мучительные проклятия.

— Бл*дь.

Он отстранился, в спешке споткнувшись. Звук, застегивающихся ремня и молнии, был единственным шумом, помимо нашего тяжелого дыхания. Все болело. Синяки пульсировали.

— Бл*дь! — зарычал он, ходя вокруг меня с не застегнутыми штанами и опустошенностью в своем голосе. Я не смела пошевелиться, но упала на бок и свернулась в клубок. Пряча свою наготу, скрывая свой позор.

Фокс упал на колени передо мной. На его шее выделились вены, когда он тяжело дышал через широкие ноздри. Он вытянул руку, чтобы дотронуться до меня, но затем остановился. Его стон содержал всю печаль и сожаление мира.

— Мне так чертовски жаль, Хейзел.

Я не сказал ни слова. Мне нечего было сказать.

Я закончила.

Фокс встал и пошел от меня. Глядя ему в спину, я без сомнения знала, что он найдет способ, чтобы причинить себе боль. Он выглядел потерянным и испуганным. Он выглядел как человек, готовый умереть.

Я пыталась заставить себя, чтобы мне было не плевать. Я пыталась найти сочувствие глубоко внутри себя, но я была пустой.

Я уже отдала ему все и ничего не осталось.

Фокс вошел в ванную и закрыл дверь за собой.

В момент, когда он ушел, я села и позволила потоку слез хлынуть по моим щекам.

Собрав свою разбросанную одежду, я оделась, и последний раз повернулась спиной к Обсидиану Фоксу.

Никто не знал.

Никто.

Ни мой куратор, ни знакомые.

Но это было то, что даровало мне свободу.

Природа сломила хищника. Жизнь дала мне второй шанс.

Это не произошло в одночасье, а было медленно, постепенно, как будто зверства, что я совершал, запятнали мои глаза до того, что они больше не хотели быть свидетелями моих грехов.

Потребовалась одна жертва, чтобы раскрыть мою слабость. И я буду всегда благодарен ей.

Я завалил миссию, и моя цель показала мне, что я страдаю от физического недостатка.

От того, что я даже не замечал.

Новости распространились, и мои кураторы записали меня на лазерный кератомилез (прим. пер. — коррекция зрения) и другие предполагаемые чудесные исцеления. Но это не потребовалось. Доктора сказали, что в физическом плане со мной все в порядке. Это было связано с психикой.

Я слепну.

Я бился головой о дверь ванной, отгоняя бездушные извращенные приказы, игнорируя, затмевающие всё, желания, которым я никогда не дам свободу.

Бл*дь.

Бл*дь.

Бл*дь.

Мой мозг не переставал проигрывать изображение Хейзел на коленях, пока я яростно вбиваюсь в нее. Красная отметина на ее щеке из-за того, что я прижимал ее лицо к ковру. Звук ее криков и мольбы.

Я ублюдок. Нет, я хуже. Я бездушная машина.

Сегодня нехороший день. Я проснулся с сильным побуждением условного рефлекса. Первое число каждого месяца было особенным, днем подведения итогов для агентов. День, когда мы укрепляли нашу подготовку с еще большей абсурдностью.

Я предупреждал ее!

Я, черт побери, предупреждал ее сохранять дистанцию и, тем не менее, она продолжила подталкивать и подталкивать, и подталкивать.

Я развернулся и ударил кулаком в дверь. Стиснув зубы от боли в костяшках, я посмотрел в зеркало.

Я был чертовым дикарем. Потерявшим контроль. Бродяжным агентом, который должен был принять таблетку еще два года назад и закончить свое жалкое существование. Шрам на моей щеке зудел от воспоминания, унося меня туда, в место, в которое я никогда не хотел возвращаться.

— Держите его.

Мое двадцатиоднолетнее сердце разрывало себя на кусочки, когда мой куратор поднял короткое лезвие в форме полумесяца. Я заковал его. Я превратил сталь в предмет. В нашем обществе я был известным, одним из лучших мастеров по металлу. И сейчас мое творение будет использовано против меня.

— Я подчинился. Я сделал то, что вы сказали.

Мой куратор остановился рядом со мной, глядя на меня без эмоций.

— И все-таки нет, Фокс. Ты думаешь, что можешь пренебрегать правилами. Ты не можешь. Ты принадлежишь нам, и ты убьешь, кого мы тебе скажем убить.

Два мужчины держали мои плечи прижатыми к столу, ворча, пока я боролся. Но это было без толку.

Острый кончик ножа вонзился рядом с моим ртом, двигаясь по мягкой гладкости моей щеки.

— Каждый раз, когда ты будешь смотреть в зеркало, будешь видеть, что случается, когда ты пытаешься бороться за контроль.

Боль взорвалась в каждой клеточке моего тела. Я закричал и подавился собственной кровью, когда моя щека была поделена надвое.

Я ненавидел его. Я хотел, черт побери, убить его и каждого Призрака здесь.

Бросив нож на пол, он приказал:

— Наложи ему швы. Никакого морфия.

Комната кружилась вокруг меня, фантомная боль ныла в моей щеке. Привкус у меня во рту был грубым и незнакомым. Агрессивное воздействие после воспаления превратило аккуратную линию стежков в рваный беспорядок.

Я забыл о сообщении, которым они напугали меня. Модели моего мышления не были моими собственными, мое тело не подчинялось ничему, кроме запрограммированных правил и команд.

Почему я вообще думал, что у меня есть шанс? Я бы хотел перемотать время и никогда не взглянуть на Зел. Я бы хотел стереть себя и всю боль, что причинил ей, из ее жизни.

Мои белые глаза встретились с моим отражением.

«Как ты мог причинить ей боль»

«Ты такой слабый».

«Ты потерял ее».

«Ты не заслуживаешь ее».

Я тяжело вздохнул, опустив голову.

Я не хотел видеть Зел снова — не после того, как так сильно обидел ее. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я был основой всего плохого, что случилось с ней.

Это было несправедливо. Я не буду больше этого делать.

Я хотел, чтобы она ушла.

Весь прогресс, которого она добилась в ту ночь, когда ударила меня ножом, исчез. Что бы мы не нашли в теплице, все это распалось. Я надеялся, что она пробьется и направит меня на путь исцеления, но это было на одно мгновение. Одно хрупкое мгновение, которое было разрушено, и теперь все кончено.

Она превратила меня из убийцы в мужчину — так сладко облизав меня, подарив мне кое-что, что я никогда не получал прежде, и все что я сделал в ответ — вернулся в шкуру бесполезного, несчастного агента, без шансов жить нигде, кроме ада.

Я больше не мог ничего просить у нее. Я не мог ждать, что она останется. Не после всего, что было.

Минуты шли. Я хотел выйти, но не мог рисковать вернуться в спальню.

Схватив небольшой молоток с туалетного столика, я зашел в душевую кабину. Опустившись на колени, я нащупал стык спрятанного люка, который соорудил. Я бы никогда не вошел в комнату только с одним выходом. После жизни в клетке я знал ценность двух путей для выхода. Это означало разницу между выживанием и смертью.

Изготовленное на заказ сиденье выглядело так, как будто оно было покрыто кафелем, но благодаря нескольким ударам молотка, ад разверзся, разрушив поддельную перегородку.

Спасательная дыра привела меня только к следующему шкафу в комнате, но это дало мне свободу, в которой я нуждался.

В мгновение, когда я прополз маленькое пространство, я встал и застегнул штаны.

Мой член все еще пульсировал от спадающего оргазма. Я проклинал чувствительность моих яиц, ненавидя покалывания от того ощущения, когда находишься внутри женщины, которой я не мог помочь, а мог только разрушить.

Она никогда не простит меня, что хорошо, потому, что я никогда не прощу себя.

Открыв дверь в коридор, я проверил, была ли Зел поблизости, прежде чем отправиться в другой конец «Обсидиана».

Я не хотел, чтобы у меня был шанс побежать за Зел. Сбежав вниз по лестнице, я оказался в части дома, которую ей не показывал.

Большая часть вестибюля состояла из моих творений. Птицы и лошади и каждое существо, что я когда-либо встречал в сибирских лесах матушки России. Это был зоопарк, созданный из бронзы и меди.

Когда я потерял зрение, то больше всего скучал по скульптурам, по тому, как давать жизнь животным, хоть они и никогда не сделают вдоха.

Контракт, который я подписал, был расторгнут, когда была обнаружена моя слепота.

Было только два способа покинуть Ведомство.

Смерть.

Инвалидность.

Уходя, агент обещал никогда не рассказывать о Ведомстве кому-либо в какое-либо время и по какой-либо причине. Они давали торжественную клятву никогда не говорить о миссии, деталях и истории. Они должны привести свои дела в порядок и выполнить последние инструкции долга перед отставкой.

Обмен секретами не допускался, и Ведомство не колебалось, чтобы выполнить приказы и уничтожить бывшего агента и человека, который обладает личными знаниями о Ведомстве.

У агента было ровно пять недель, чтобы убраться оттуда, исполнить последнюю поставленную задачу.

Если ты не подчинялся, у Ведомства было полное право охотиться, допрашивать и убивать.

Мы всегда наблюдали.

Невидимые, непроницаемые, непобедимые.

Как гребное ничтожество, которым я был, я подписал это. Я хотел уйти. Мне нужно было уйти. Каждый день мое зрение все ухудшалось, пока я не стал опираться на трость, чтобы передвигаться. Я уже жил в аду, но теперь жил в полнейшей темноте. Я ненавидел каждое мгновение этого.

Каждый день я умолял о свободе — и судьба, наконец, прислушалась, забрав мое зрение, пока я не стал бесполезен для них.

Я подписал это.

Я научился читать шрифт Брайля (прим. пер. — рельефно-точечный тактильный шрифт, предназначенный для письма и чтения незрячими людьми).

Я ушел и никогда не оглядывался.

Два года я существовал жизнью отшельника, сторонясь людей. Я открыл «Обсидиан» и нанял Оскара присматривать за ним. Используя наследство от своей семьи, которую безжалостно убил, я начал новую жизнь. Я работал ночью и спал, пока солнце защищало меня, грея мою кожу в тепле и в безопасности, пока мои глаза не могли видеть.

И медленно мое зрение возвращалось.

Давление моего прошлого перестало обрушиваться на меня. Я поверил в иллюзию, что был свободен — независимо от факта, что я должен был усыпить себя как собаку. У меня было все, что я когда-либо хотел, кроме привилегии быть с другим человеком. Я думал, что не хотел этого, что я был выше таких легкомысленных желаний, но это было не так.

Я хотел Зел, так же, как я хотел свой следующий вдох. Я умирал, как хотел коснуться ее. Я бы снова отказался от своего зрения, если бы это значило, что я мог целовать, обнимать ее, и быть уверенным, что никогда снова не обижу ее.

Я бы прошел любую операцию или терапию, если бы это означало, что я буду нормальным. Единственное, что я хотел — открыться и заботиться о женщине, которая отдала мне всю себя. Я не дал ничего взамен, я устал от того, что только забираю. Устал от своих неприятностей. Устал от каждой гребаной проблемы.

Я хотел быть мужчиной для нее. Чтобы защищать ее, заботиться о ней... научиться любить ее.

Ты чертов идиот.

Сейчас я просто доказал, насколько грустными и фантастичными были такие мечты. Я взял Зел силой только за то, что она слегка коснулась меня.

«Ты не заслуживаешь ее».

Черт возьми, я не заслуживал. Я не заслуживал ничего большего, чем дыру в гребаной земле.

Что-то внутри щелкнуло и заглушило все остальное. Мне нанесли вред, поэтому я наносил в ответ. Просто. Сильно. Сокрушительно.

Перемещаясь по дому, я не знал, куда иду. Я сомневался, что Пойсон Оакс так скоро утолит мои потребности. Я бы прибегнул к более примитивным методам и снова скрылся в переулке.

Предвкушение того, чтобы получить кулаком в челюсть, дало мне силу, чтобы продолжить идти, а не удариться головой о статуэтку кролика на столе.

Дернув и открыв дверь, я вдохнул ранний воздух начала дня. Глотая свежесть, я запрокинул свою голову назад для солнца.

Солнце.

Дерьмо. Ни один клуб не открыт для боев в это время. Ни одна аллея не будет достаточно темна. Мне было некуда пойти, чтобы освободить свое тело и наказать себя. Мне нужно было физическое освобождение, а не просто провести несколько раз лезвием по коже. Даже инструменты в моей мастерской не дадут мне того, что мне нужно.

Куда я могу пойти, чтобы найти искупление?

Мой мозг снова был заполнен изображениями Зел, когда я обошел дом и пошел к гаражу, где был мой черный Порше.

Ее прекрасная упругая задница, когда я вбивался в нее. Ее великолепные волосы, которые ниспадали каскадом по спине, и лицо в форме сердца. То как она смотрела на меня, после того как сказала, чего она хочет.

Ее глаза кричали правду: я был порождением дьявола. Я был не пригоден, чтобы находиться среди других. И определенно не был достоин находиться рядом с ней.

Я никогда не прощу себя за то, что так убийственно вдалбливался в нее, как будто она была врагом, которого мне нужно было убить.

Прищурившись, я остановился.

Дерьмо, я так сильно ненавидел то, что делал, мое зрение было нарушено. Небольшая пелена накрыла глаза. Я загрязнил себя ужасными действиями по отношению к женщине, которая заслуживала королевства.

Мне нужно было остановить это. Я не хотел смотреть, как она уходит. Я разорвал связь между нами, и не было ничего, кроме хладнокровного господства условного рефлекса.

Все кончено.

Я хотел так много узнать о ней. Она видела правду через всю мою херню и знала обо мне намного больше, чем я о ней. Секреты, которые она хранила, были спрятаны так глубоко внутри, что у меня не было шанса раскрыть их.

Я только знал, что ее движущей силой во всем было то, что в ней жило горе.

Печаль, душевная боль, отчаяние.

Я ненавидел видеть ее такой несчастливой, и когда нет никого, чтобы опереться.

— Эм, здравствуйте. — Мягкий, высокий голос привлек мое внимание. Я огляделся, осматривая большое пространство дороги. Я нахмурился. В спешке, я не заметил белую машину, которая была припаркована перед «Обсидианом».

Все машины членов клуба парковались с другой стороны. У кого, черт побери, была дерзость, припарковаться перед моей резиденцией, как будто они владели этим местом? Я двинулся вперед, задаваясь вопросом, какого черта происходит.