Разрушенные (ЛП)

Я посмотрел ниже, на мягкие изгибы ее фигуры. Мой член дернулся от мысли, что я могу с ней сделать. Что она может дать мне за двести тысяч долларов.

Я хотел трахать ее, пробовать на вкус, и использовать каждым возможным способом.

В этом уединенном, купленном мире, я мог делать все что захочу.

Она была моей.

Она приоткрыла рот, когда перевернулась с бока на спину. Откинув при этом одну из рук на подушку над своей головой. Она скривилась, и ее веки затрепетали. Либо сон, либо ночной кошмар, мучили ее за закрытыми веками.

Что снится нормальному человеку? Любовь и счастье?

— Нет, — пробормотала она во сне.

Я замер, ожидая, когда она откроет глаза. Пока она их не открывала, я позволил себе упиваться ее видом — приоткрытыми губами и румянцем на ее щеках. Мои мысли наполнились картинками ее рта вокруг моего члена, и тем, как она лижет меня, пробуя на вкус.

Я был твердым от мысли об освобождении. Я забыл, как ощущается оргазм. У меня не было никаких воспоминаний о приятных взрывах, которые я испытывал только дважды.

Зел будет учить меня вспомнить. Зел вылечит меня от моих грехов.

И я собирался взять ее.

Сжав цепочку между пальцев, я наклонился и дотронулся до нее.

Одна ужасная ошибка, в конечном итоге, подарила мне самый лучший подарок в жизни.

Каждый день был тяжелее, каждое испытание — напряженнее, но я бы ничего не стала менять.

Я ни о ком не заботилась до нее, даже о себе. Я крала, я лгала, я была обманутой. Я существовала на спускающейся спирали судьбы, идущей к могиле. Но она изменила меня.

Клара.

Я использовала свое умение пустой болтовни, чтобы получить хорошо оплачиваемую работу. Я училась неустанно, обучалась сама — бездомная оборванка без образования, чтобы получить сертификаты и диплом.

Я забыла свое прошлое, чтобы создать позитивное будущее, и это работало. Деловой мир открыл мне двери, регулярный доход заполнил мой счет в банке. Каждый пенни я зарабатывала упорным трудом.

Но потом меня уволили, и каждый заработанный пенни отправился на лечение Кларе. Я была на грани нищеты.

Я продала себя за двести тысяч долларов мужчине, которому не доверяла.

Мужчине, который сделает мне больно, больнее, чем кто-либо мог.

Я думала, что смогу спасти его.

Так же, как я могу спасти свою дочь.

Я была неправа.

— Тебе нравится это? Здесь? — пробормотал Фокс возле моего соска. Его рука двигалась вверх и вниз по моему телу, распространяя огонь, наполняющий меня великолепным ощущением.

Я запустила руки в его волосы, гладя его голову, сильнее прижимая его рот ко мне.

— Да, здесь. Вот так.

Он отстранился, прозрачные глаза выглядели мягкими, как снег.

— Прикоснись ко мне.

Я опустила руки и проследила контуры его спины, упиваясь каждым выступом мышц.

Он застонал, прижимая меня ближе, целуя, врезаясь в меня. Врезаясь, врезаясь…

— Зел, — что-то ткнуло меня в плечо, разрушая наполненную похотью связь. Мой сон рассыпался в дымке.

— Просыпайся, у тебя кошмар.

Я хотела спорить. Это не было кошмаром, а больше похожим на фантазию. Я не могла вспомнить последний раз, когда у меня был такой эротический сон. Я боролась против потери сексуального комфорта несуществующего сна, не хотела возвращаться в мир переживаний и неопределенности.

Первым человеком, возникшим в моей голове, была Клара. Ее красивое, ангельское личико, розовое, юное и здоровое, счастливо улыбающееся. Но под блеском жизненного существования была крадущая жизнь болезнь, с которой я не могла бороться.

Сердце сжалось, и я изо всех сил пыталась сделать вдох. Встретиться лицом к лицу с возможностью смерти дочери, от этого не становилось легче.

— Просыпайся, — зарычал Фокс. Его тон изгнал мою печаль, воссоздавая страсть из моего сна. Мой разум обдумывал мысли о его руках, обнимающих меня, губах, целующих меня. Мое лоно пульсировало во время его восхитительного покачивания, которое он прервал.

У него были проблемы, и я никогда не буду доверять ему, но я не могла отрицать эффекта, который он оказывал на мое тело.

Я открыла глаза.

Солнечный свет!

Дерьмо, я спала всю ночь? Сожаление затопило меня при мысли о том, что Клара проснулась без меня, а Клу объяснила ей, что ее проститутка мать провела ночь с кем-то другим.

Я ужасная мать.

Мой разум обдумывал последствия. Я нуждалась в деньгах, но какой в них был смысл, если деньги не могли ее вылечить? Я проведу целый месяц без нее, все зря.

Я не могу сделать это.

Утреннее солнце принесло новую реальность, сердце словно вырвали из груди. Я никогда не прощу себя, если с ней что-нибудь случится, пока я позволяю незнакомцу контролировать меня.

Удовольствие от моего сна заострилось, и прокрутилось в моем желудке. Фокс стоял передо мной, высокий, темный и мужественный. Его серые глаза сверкали, а челюсть была крепко сжата.

— Ты проснулась.

Внутри меня все трепетало, упиваясь свирепым мужчиной рядом со мной. В этот момент, я мгновенно поняла три вещи.

Во-первых, я позволю ему делать все, что он захочет, потому что я прожила жизнь слишком долго, заботясь о других.

Во-вторых, я уйду в момент, когда он повернется спиной. Мне нужно увидеть Клару.

В-третьих, в конечном итоге, он может причинить мне боль больше, чем кто-либо другой, и я буду либо вечность его ненавидеть, либо убью его.

Фокс зарычал, пытаясь разгадать мои мысли.

— О чем был твой сон?

О боже. Вопрос, на который я не хотела отвечать, а ложь он в состоянии обнаружить.

— Ни о чем, — мое сердце вырывалось из груди.

— Ты покраснела. Это не ни о чем, — возвышаясь надо мной, он не дал мне выбора, кроме, как смотреть прямо в его серебристые глаза. Он стоял, как статуя, которые он создавал. — Скажи мне. О том, чтобы хранить секреты, и речи быть не может.

Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули, вспоминая сон. Потребность. То, как он жестко и безжалостно вбивался в меня. Выжидая время, я села и засунула черное одеяло под руки, прежде чем оно спадет с моей обнаженной груди. Занавес волос покрывал мои плечи, обеспечивая некое подобие приличия.

— Расскажи мне, женщина, — Фокс сжал и разжал кулаки. — Я не хочу спрашивать снова.

Трепет страха лизнул мой желудок.

— Ты хочешь знать, я расскажу тебе, тогда, возможно, ты сможешь дать мне это. Мой сон был о тебе, — я заправила прядь за ухо. — Ты лизал мой сосок, и я запустила пальцы тебе в волосы. Я гладила каждый сантиметр тебя, и когда ты толкался в меня, я почти кончила только ото сна, — сощурив глаза, я пробормотала: — Счастлив? Ты доволен, что я хочу тебя? Потому, что я хочу.

«И чем раньше я смогу соблазнить тебя, тем раньше я смогу найти дорогу домой».

Фокс стоял, замерев. И приоткрыв рот, когда огненная похоть взорвалась в его глазах.

— Тебе снилось, что я трахаю тебя? — в его голосе слышалась потребность. — Почему?

Я нахмурилась.

— Почему? Ты забрал мою жизнь за последние несколько часов, это естественно для моего мозга — быть поглощенной тобой.

Он застыл.

— Ты поглощена мной?

Я перевела взгляд на быстро растущую эрекцию в его брюках. И прикусила губу, когда весь жар от спора прошлой ночи, и мой дерзкий сон устремились к моей плоти.

— Да. И я знаю, ты поглощен мной. Я знаю, что ты хочешь погрузиться глубоко в меня. Ты заставляешь меня ждать, Фокс, и это делает меня только горячее.

— Охренеть, — застонал он. Его рука сжалась вокруг чего-то блестящего в его кулаке. — Тебе суждено погубить меня, — он быстро наклонился, и перевел взгляд на мои губы. Я нетерпеливо раскрыла их, чтобы принять еще один поцелуй, но он остановился и отпрянул. — Еще нет. Нет. Пока это небезопасно.

В сердце кольнуло, сосредоточившись на цепочке в его хватке.

— Что ты планируешь делать? — по какой-то причине мое горло сжалось, и я боролась с диким желанием бежать прочь.

Фокс наклонил голову.

— А что? Ты боишься?

— Это зависти от того, что у тебя в руке.

Он поднял свой кулак, смотря со смесью надежды и ненависти.

— Это для тебя.

Дрожь прошла по моему позвоночнику. Он сказал, что не обидит тебя.

— Я должна носить это?

Он наклонил голову.

— Ты согласилась с условиями и доказала, что тебе нельзя доверять в том, чтобы не касаться меня. Так что да. Ты должна, — его глаза опустились на простыни. Одетым во все черное, мне было тяжело увидеть в нем человека, а не уничтоженную жизнью тень.

Его глаза засияли, когда он нагнулся и вытянул ладонь. Эта штука засверкала, как серебряные блестки. Украшение?

Он думал, что подкуп остановит меня от того, чтобы касаться его?

— Видишь, нечего бояться, — пробормотал он.

Я села, крепче заправляя простынь под руки. Я ненавидела быть полуголой, пока он стоял рядом со мной, полностью одетый. Одежда гарантировала силу. Не имело значения, что скоро он увидит меня голой. Я хотела быть наравне так долго, насколько это возможно.

Фокс вызывал нервозность и беспокойство, наряду с похотью и притяжением — это было мощным сочетанием.

— Всегда есть что-то, что пугает, — сказала я, покачав головой.

Его ноздри раздулись, а глаза широко раскрылись:

— Кто ты?

— Я девушка, которую ты купил для секса.

Он засмеялся.

Я удивленно посмотрела на него. Я не думала, что он был тем типом, кто смеется: потому что он казался слишком серьезным, слишком противоречивым все время.

Фокс внезапно задвигался, разрушая натянувшееся напряжение между нами. Сидя на краю кровати, он сильнее прижался бедрами к моим ногам. Его лицо было жестким и суровым, а его шрам практически ожил.

— Как только я надену это на тебя, ты не сможешь это снять.

Я отказывалась соглашаться, чтобы что-нибудь связывало мою свободу. Я не была заключенной. Его влажные волосы и запах свежего белья сказали мне, что он уже принял душ. Сменив тему, я спросила:

— Ты не пришел в кровать прошлой ночью. Не так ли?

Он поджал губы, сжимая пальцы вокруг сверкающего серебра в своей ладони.

— Это еще одна вещь, которую мы должны обсудить. Я сплю только в течение дня. Я сплю с восхода солнца до полудня. Ты будешь следовать моему распорядку.

В моей настоящей жизни, я бы поднялась только через час, готовя Кларе завтрак и обед для школы. Я бы оделась и зарядилась кофе, готовясь к еще одному дню.

Разжав хватку, он позволил серебру скользнуть из его руки мне на колени. Я шире раскрыла глаза, осматривая длинную цепочку, скрепленную сверху.

— Что это?

— Я сделал это для тебя. Чтобы убедиться, что ты не прикоснешься ко мне.

Я сглотнула. Потом я вытянула руку, чтобы коснуться ее, но Фокс наклонился вперед и забрал металл обратно. Костяшками пальцев он коснулся меня между моими ногами, и мы оба замерли.

Я приоткрыла губы, когда, еще полностью не исчезнувший жар от моего сна, вернулся в полную силу. В моей крови был динамит, готовый взорваться.

Фокс откашлялся, сохраняя осмотрительную дистанцию. Его тело оставалось напряженным и контролируемым, когда он приказал:

— Наклонись вперед и подними свои волосы.

Ах, дилемма.

Если я подниму руки, то упадет простынь. Мои соски затвердели от мысли раскрыться ему. Так же сильно, как он возбуждал меня, мне было некомфортно полностью себя обнажать. У меня было глупое чувство, что когда он увидит меня, он узнает больше моих секретов и поймет, как много я утаивала от него.

Когда я не подчинилась, он зарычал:

— Сделай это. Я не хочу снова просить, — он перевел взгляд от моих губ к открытому горлу, затем к моей груди.

— Я хочу увидеть. Покажи мне.

Интерес в его голосе дразнил, гарантируя мне немного власти. Сделав глубокий вдох, я медленно собрала волосы в неряшливый хвост. Так или иначе, мне удалось удержать простыню под моими руками.

Фокс сердито посмотрел.

— Опусти простынь.

Я почувствовала биение сердца где-то в горле. Стиснув зубы, я разжала руки и ахнула, когда простыня прошуршала по моему телу, целуя мои соски, прежде чем упасть на колени.

Фокс втянул воздух. Держа спину прямо, я старалась не показать, что делал со мной его восхищенный взгляд. Каждый сантиметр меня горел, любя искреннюю одержимость в его взгляде.

На моем теле, так же, как и на его, сохранились следы прошлого насилия. Шрам вдоль левого бока, и еще один, более глубокий, чуть выше моей лобковой кости.

Он обхватил мою правую грудь, и большим пальцем скользнул по обнаженной коже моего проколотого соска.

— Ты охотно испортила себя? — его голос изменился, став задыхающимся. — Ты изуродовала свое тело. Почему?

Удовольствие от его прикосновения испарилось.

— Я не считаю, что оно испорчено. Я считаю, что это мое право. Я могу делать то, что хочу. Так же, как ты украшаешь себя шрамами, я могу добавить несколько украшений.

Он прямо взорвался.

— Ты думаешь, это было по желанию. Ты думаешь, я позволил этому случиться? — уходя, он запустил руки в волосы прежде, чем начал ругаться себе под нос.

Вспышка его эмоций испарилась так же быстро, как и началась, и я сидела, чувствуя себя беззащитной, и задаваясь вопросом, что, черт побери, я должна делать. Это была моя работа, успокаивать его, так же, как и трахать?

Вернувшись, чтобы сесть на кровать, он смотрел на штангу, как будто она была богохульством. Мне не нравилось беспокойство в его глазах — тот мужчина, который ушел был сильным, властным незнакомцем. На его месте сейчас сидел мужчина с проблемами глубже, чем я могла себе представить.

Сглотнув, Фокс вернулся и все заблокировал.

— Соедини руки вместе и нагнись вперед.

Не сказав ни слова, я подчинилась и вздрогнула, когда почувствовала его руки на своей шее. Дымка запаха Фокса заволокла меня, когда он придвинулся ближе ко мне. Цепь блестела на солнце, как живое существо, но опаляла мою кожу, как лед.

— Что это? — сказала я дрожащим голосом. Нервные спазмы у меня в животе обросли бешеными крыльями. Мои пальцы побелели, когда я сильнее их сжала.

«Не трогай его. Не трогай его».

— Я говорил тебе.

Дыхание Фокса щекотало мою ключицу. Он застегнул ожерелье и отступил. Длинная цепь опускалась впереди по моему телу, притягивая меня к простыням. Сосредоточившись, он расположил серебро в выемке моей груди, и ниже, к центру моего живота.

Каждое ощущение в моем теле давало о себе знать. Я хотела большего от него, но в то же самое время, я хотела бежать. Если простое прикосновение может сделать меня такой влажной, как я буду реагировать, когда он, наконец, возьмет меня?

— Не разъединяй руки, — он смотрел на мои колени, как будто я планировала убрать руку и прикоснуться к нему без предупреждения. Глаза сверлили меня. Я кивнула.

Выглядя удовлетворенным, Фокс снова наклонился вперед. Собрав оставшуюся цепь, он разделил ее на две части и обернул вокруг моей талии. Прикосновение его пальцев было нежным, поклоняющимся. Я замерла, когда он потянулся за меня, закрепив ее где-то.

В результате, одной частью цепь огибала мою шею, другой — вокруг моего живота и самой короткой частью опускалась впереди моего тела.

— Идеально. Она подходит.

Я смотрела на украшение. Оно выглядело, как нормальная серебряная цепочка, но слегка толще. Более грубая, чем обычное ожерелье, тем не менее, достаточно изысканное, чтобы быть женским.

Фокс отклонился, кивнув.

— Надеюсь, это сработает. По крайней мере, это предупредит меня.

Я опустила взгляд, теребя серебро между своими грудями.

— И я должна носить это все время?

Он пробурчал:

— Ты не снимешь ее, — его взгляд сделался тяжелым. — Каждое утро перед сном, ты дашь мне закрепить финальную часть. Каждый раз, когда у нас будет секс, ты позволишь мне прикрепить это к ожерелью.

— Прикрепить что?

У меня во рту пересохло, когда он вытащил из кармана еще одну цепочку. У этой цепочки был небольшой замочек с двух сторон. Жестом, показывая мне вытянуть руку, он прикрепил тяжесть серебра к моему запястью, прежде чем щелкнул замок. Он переплел одну цепочку через другую вокруг моего живота, прежде чем обернул оставшуюся часть вокруг моего другого запястья, также застегнув замок.

Он связал меня, как гребаную индейку.

— Ты ничего не говорил насчет связывания.

Он покачал головой.

— Это не связывание. Это защита.

Страх нарастал, когда я смотрела в его глаза.

— Защита? От чего?

Он встал, и его бесцветный взгляд уничтожал меня.

— От меня.

Ох, боже мой.

Опустив руку в карман во второй раз, он показал толстый кожаный браслет с соответствующим замком. Он пробормотал:

— Каждый раз, когда мы будем спать, я буду надевать это. Если я забуду надеть это, ты должна напомнить мне.

Я не хотела спрашивать, почему. Не спрашивай, почему.

— Почему? — выдохнула я.

В его взгляде что-то вспыхнуло.

— Потому что, если ты не напомнишь, не могу обещать, что ты проснешься живой. То, что я сделал в своем кабинете, было ничто. Я теряю контроль, когда кто-то трогает меня, так что убедись, что ты не будешь этого делать.

Мое сердце пропустило удар. То, как он сказал это, заставило меня буквально похолодеть до костей. Он не драматизировал это, просто все было на самом деле так.

Я пыталась спрятать свой страх, запереть его под железной волей контроля.

— Ладно.

— Это соглашение заключается между нами только для одной цели. Я не хочу, чтобы ты касалась меня, когда ты, черт возьми, пожелаешь, — он выглядел элегантным и безжалостным. Через меня прошла нервная дрожь.

— Что заставило тебя подумать, что я захочу прикасаться к тебе?

Он нахмурился, стиснув челюсть.

— Мне плевать. В любом случае, ты не можешь.

Мы смотрели друг на друга. Шагнув вперед, он взял надо мной верх, весь его облик сменился от злого собственника до заинтересованного хищника. Мое дыхание участилось.

Одним быстрым движением Фокс схватил простынь, накрывавшую мои ноги, и сорвал ее. Я вздрогнула от шока, но мне было плевать на скромность, все, о чем я думала, была непоколебимая решимость в его глазах.

— Я захотел тебя с тех пор, как впервые увидел, и я собираюсь взять тебя.

Своими огромными руками он схватил меня за бедра и перевернул. Я вскрикнула, когда он опустил меня на руки и колени.

— Я дал одно обещание, которое не смогу сдержать, — пробормотал он, проведя носом вдоль моего позвоночника. — Я думал, что смогу сделать это, но это невозможно.

Его горячее дыхание щекотало мою спину, когда он потянулся ниже и схватил мою грудь грубыми пальцами.

Я вздрогнула, проклиная свое тело за то, как оно было готово для него, как таяло для него. Я должна была ненавидеть его, но своими резкими командами он воспламенял динамит в моей крови.

— Какое обещание? — прошептала я, уже задыхаясь.

Пальцем он зацепил мои трусики, стягивая их по моим бедрам, пока они не опустились до моих коленей на кровати. Он застонал, когда раздвинул мне ноги, выставляя меня напоказ.

Я наклонила голову, когда он взобрался позади меня. От шелеста снимаемой одежды во рту у меня пересохло, а сердце почти остановилось.

Пальцем он обвел тугое колечко мышц моей задницы, погружаясь ниже, следуя за моим теплом, пока не нашел влажность.

— Бл*дь, — пробормотал он, прежде чем закружить кончиком пальца вокруг моего влагалища.

Я изогнула спину, дрожа всем телом. В одну секунду, я перешла от напряжения в то, чтобы нуждаться в нем. Кончиком пальца он вошел в меня, покружившись, чтобы надавить на мой клитор.

— Я обещал, что ты будешь наслаждаться, трахая меня так же сильно, как я буду наслаждаться, трахая тебя, — он наклонился, прижавшись телом к моей спине. Зубами он задел мою шею, когда твердость его члена толкнулась в мое лоно. — Чтобы сделать это, я должен прикасаться к тебе. Я должен потерять бдительность. У меня нет сил.

Одной рукой он схватил прядь моих волос, дергая меня за шею, пока другой захватывал мое бедро, удерживая меня на месте. Его эрекция качнулась у моей плоти, горячая и твердая.

Я не была готова.

Я не готова.

Страх обжег мое сердце, и я попыталась избавиться от его хватки.

— Подожди. Нет...

— Мне жаль, dobycha, — он застонал, толкаясь в меня жестко, холодно, злобно.

Мои локти подкосились, и я упала головой в подушку. Руки у меня были связаны и не могли поддерживать себя.

Все жгло. Все горело.

Я задыхалась, когда жгучая, пугающая боль, от того, что меня жестко брали, заставила меня кричать. Горячие слезы мгновенно впитывались в подушку, когда Фокс врезался в меня. Трахая меня, он потерял себя, превращаясь в бесчувственного. Кожа головы горела от боли, когда он держал меня в плену за волосы.

Ушла похоть, и все искры потребности в моей крови. Я чувствовала себя использованной, и нечем иным, кроме как отбросом.

Я прикусила губу так сильно, пока не полилась кровь, когда он выходил, чтобы снова врезаться в меня.

— Да. Бл*дь, — он звучал отдаленно, мысленно больше не со мной.

Он сжимал пальцами мои бедра, держа меня на месте во время того, как жестко вбивался. Каждый толчок отправлял через меня взрывную волну агонии. Кости его бедер впивались мне в задницу, добавляя больше синяков к внутренним ранам.

Если и было какое-то счастье в том, чтобы быть взятой так ужасно, только то, как быстро это закончится. Фокс вбивался сильнее и сильнее, вдавливая меня глубже и глубже в подушку. Он заполнил меня до краев, пока я думала, что разваливаюсь на две части.

Но затем он, застонав, замер, выпустив струю горячей жидкости глубоко внутри меня. В секунду, когда последний выброс его освобождения заполнил меня, он отстранился и поднялся с кровати.

Все мое тело дрожало адреналином и отчаянием. Я не осмеливалась двигаться до тех пор, пока не услышала звук того, что дверь открылась и закрылась, когда Фокс ушел. С рваным вздохом, я плюхнулась на бок и скрутилась в тугой шар.

Клейкость его спермы осталась на внутренней поверхности моих бедер, и цепь манжета впилась в мои запястья, но я не могла заставить себя двигаться.

Я не могла заставить себя думать или проклинать, или бежать.

Тем не менее, жизнь снова доказала, что я идиотка. Жадная торгашка, которая думала, что может видеть что-то темное и проблемное в мужчине. Которая верила в непременное великодушие людей достаточно, чтобы позволить использовать себя и отбросить.

Это случалось прежде. Это случилось снова. Я не выучила свой урок.

Я лежала с широко открытыми глазами, наблюдая за медленным путешествием солнца от восхода к полудню, и до заката. Я не могла заставить себя подумать о том, как исправить это, или даже подумать о Кларе.

Я запятнала себя, опорочив надежду реальностью.

Бл*дские двести тысяч долларов. Пошел он.

Когда наступили сумерки, и я достаточно вывалялась в грязи, которую создала, я осторожно встала и заковыляла в ванную.

Избегая смотреть в зеркало, я сфокусировалась на серебре вокруг своих запястий. Сжав зубы, я дернула их изо всех сил, вспотев от усилий, пока сцепление не раскрылось, дав мне свободу.

Я не могла убрать ожерелье или цепь с живота, но, по крайней мере, мои руки были свободными. Свободными, чтобы я могла помыться, одеться и выйти за гребаную дверь.

Обсидиан Фокс связался с неправильной девушкой. Я уйду, затем вернусь и заставлю его пожалеть о том, что он причинил мне боль.

Я научу его, даже если он думает, что может быть охотником, это не дает ему права причинять боль другим.

Я стану его ночным кошмаром.

Жизнь никогда не была легкой.

Я узнал это благодаря строгим тренировочным программам, которые оставили меня практически мертвым искать на ощупь путь назад к жизни.

Я не оправдывался за свое поведение. Я знал, кем я был.

Но я нашел способ справиться с тьмой в моем мозгу. Я находил себе жертв и отдавал им свою боль. Это был компромисс, и некоторое время это работало.

Я думал, что благодаря лекарству, которое я нашел в одной женщине, мог оставить насилие в прошлом.

Я собрал воедино свои надежды, мольбы и молитвы о чуде, и меня чертовски погубило, когда все оказалось ложным.

Вместо того чтобы быть с ней нежным, я соскользнул в прошлое и потерялся.

Я изнасиловал ее. Причинил ей боль. Я заставил ее сбежать и оставить меня.

Я должен был знать, что если приглашу ожесточенную женщину в свою жизнь, то все станет только хуже.

Ей с успехом удалось стать моим персональным адом.

Она сломила меня.

Бл*дь.

Я не мог поверить в то, что натворил. Не мог поверить, что даже без чертового угрызения совести взял ее так грубо и совсем не думал о ее безопасности.

Тот момент, когда она оказалась связанной, вместо того, чтобы успокоить меня и держать все под контролем, заставил меня сломаться.

Бл*дь!

Я был самым большим ублюдком из всех живущих в мире.

Я не мог оставаться рядом с ней, зная, что все разрушил. Я сделал единственное, что мог, чтобы защитить ее.

Я сбежал.

Я вернулся в подвал, чтобы перенести свой гнев на кусок бронзы. Я облажался, взяв ее так быстро. Я взял ее силой и был не лучше, чем насилующий мерзавец.

Ублюдок!

Я съежился и пытался излечить себя болью, обжигая ступни ног горячим куском железа. Вонь от горящей плоти помогла мне очистить мысли, дала мне передышку от чудовищных вещей, которые я наделал.

Только тогда я смог думать здраво и стал напоминать человека больше, чем зверя, и я пытался найти ее, чтобы извиниться. Я перевернул дом вверх дном в ее поисках.

Я не мог найти ее.

Нигде.

Везде, где я смотрел, было пусто. Каждая комната. Каждый уголок.

Я испортил все, что было между нами, но я не ожидал, что она оставит меня.

«Ты, мать твою, изнасиловал ее, идиот!»

Я сделал с ней то, что клялся, никогда не сделаю снова: забрал чью-то свободу и заставил делать что-то против их желаний. Я был не лучше, чем они.

Она ушла.

Ушла!

Клуб открывался в девять вечера, и я ждал Оскара наверху лестницы, дрожа от беспомощности и ярости. В мгновение, когда он появился, я зарычал:

— Ты позволил ей, мать твою, уйти?

Оскар взобрался на последнюю ступеньку с жесткостью, готовый к драке. Его плечи были напряжены, лицо помрачнело.

Я сжал и разжал свои кулаки. Как она посмела исчезнуть! Я не мог позволить ей закончить так. Я должен был заставить ее простить меня. Я должен извиниться. Мне нужен был чертов второй шанс.

Он гневно на меня посмотрел, его глаза впились в мои.

— Что, черт побери, я должен был делать? Она свободная женщина, не пленница! Она попросила уйти на несколько часов, и я согласился. — Он подошел ближе, закипев от ярости: — Какого черта ты сделал с ней прошлой ночью, Фокс? Она ушла отсюда, как будто была использована как проститутка. — Его взгляд выстрелил в меня пулями ярости. — Я надеюсь, что твои деньги стоили того, потому что я сомневаюсь, что она вернется.

Это был тот же мудак, что высмеивал Зел прошлой ночью. Тот же мужчина, что смотрел на Зел так, будто она была дьяволом в женском обличии, чтобы украсть мою душу.

— Это не твое гребаное дело. Она моя. У нас сделка!

— Сделка? Что? В ней тебе позволено уничтожить бедную девушку? Не смеши меня.

Мой гнев превратился в раскаленную злость. Оскар не мог мне указывать. Чертов лицемер. У него было больше женщин, чем я встречал. Он использовал их и отбрасывал в сторону, не думая об их чувствах.

— По крайней мере, я обидел только одну, — я сощурил глаза, бросая ему вызов.

Оскар открыл рот.

— Пошел ты. Я трахаю женщин, которые хотят, чтобы я их трахал. Я не похищаю их и не насилую. Ради Бога, к нам сюда придет полиция, если она решит выдвинуть обвинения.

Мысль о том, чтобы до меня дотрагивались какие-то люди, чтобы быть в наручниках и запертым в клетке, еще больше расшатала мой и так тронувшийся рассудок. Я покончил с тем, чтобы жить в клетках и принадлежать другим. Я покончил с этим.

Я не мог говорить. Злость перекрыла мое горло, когда я стоял опасно близко к краю, где я всегда был, в одном шаге от резкого падения.

— Я трахнул ее. И что?

Оскар двинулся вперед.

— Пожалуйста, скажи мне, что она хотела этого. Мы можем быть партнерами по бизнесу, и я не знаю, каким дерьмом ты занимался в прошлом, но если ты изнасиловал ее, я собственноручно убью тебя.

Глубоко во мне сработал переключатель, с которым я всегда боролся, чтобы держаться на расстоянии. Сострадание, которое я в себе так долго развивал, исчезло в облаке дыма. Каждый урок, который я когда-либо выучил, вся боль, что я выстрадал, вся кровь, что я пролил — все это затопило меня в облаке грязи.

— Ты думаешь, что можешь убить меня? — мой голос не поднимался выше шепота, но он пульсировал угрозой.

Шум бойцов, избивающих друг друга в «Обсидиане», заставлял мою кожу покалывать энергией.

Насилие. Кровь. Боль. Это все укоренилось в моем ДНК. Единственная причина, почему я был рожден, единственная причина, почему я все еще жив.

Я сделал шаг ближе к Оскару. Его здоровый загар исчез, когда страх вынудил черты его лица побелеть. Вместо того чтобы отойти, он сделал шаг вперед, пока мы не стояли в одном метре друг от друга.

— Я думаю, что ты нуждаешься в какой-то серьезной помощи, Фокс. То, как ты вел себя с этой женщиной вчера ночью, это одержимость. Ты казался совершенно другим. По-хорошему другим. — Его голос терялся в агрессии. — Ты в первый раз казался человеком, с тех пор как мы встретились. Ты должен извиниться, если у тебя есть надежда на исправление.

Призрак никогда не извинялся. Призрак был там, чтобы подчиняться. Призрак был никем и ничем. Мы существовали выше закона.

Ты должен уничтожить доказательства.

Ты должен убить ее.

Это заставило меня обливаться холодным потом.

— Какой адрес она дала тебе? — изображения того, как я сжимаю ее горло, высасываю ее душу, заполнили мой разум. Это был единственный способ.

Она знала обо мне. Я показал ей слишком много.

Оскар посмотрел через плечо на бойцов снизу. На ринге тайского бокса был энергичный дуэт, сражающийся с дикой свирепостью. Никто не смотрел вверх, никто не обратил внимания на разногласие между нами.

Чем больше он скрывал ее от меня, тем больше я бесился. Она была моей. У меня был контракт, чтобы доказать это. Каждая прошедшая минута стоила мне сто тридцать девять долларов из двухсот тысяч долларов, которые я согласился заплатить — она обязана быть здесь. Бороться со мной. Позволять мне делать то, что я хочу.

Он стиснул челюсть.

— Я не дам его тебе. — Сделав еще один шаг назад, он бросил: — Ты не знаешь, какую жизнь она ведет. Что насчет женщины, что была с ней прошлой ночью? Тот черный чувак? Ты не можешь пойти туда в таком состоянии. Это профессиональный суицид. У тебя есть хоть какая-нибудь идея, к какому потоку неприятностей это может привести?

Мой гнев мгновенно вспыхнул.

— Это не твое гребаное дело.

Стремительно двинувшись на него, я оттолкнул его к лестнице. Вместо того чтобы уйти добровольно, Оскар стоял как вкопанный и положил руку мне на плечо.

В тот момент, когда он сделал это, я потерял контроль.

Мой мир устремился вниз, как неисправная машина, бросая меня от настоящего к прошлому.

— Ты прошел первый тест из трех. Поздравляю.

Мой куратор — единственный человек, кому позволено говорить со мной, близко подходить и давать мне то, что я страстно желал: пищу. Черт, я был голоден. После двух недель в яме только с отбросами еды, они сломили мою волю, и я сделал то, что они приказывали.

Я вцепился в кусок курицы, вспоминая, что делал час назад. Я ворвался в дом с рождественскими украшениями на окне и мерцающим огнем в камине. Я тихо прокрался по лестнице и стоял над женщиной, которая крепко спала в своей кровати.

Я ударил ее ножом в сердце, пока ее муж спал.

Затем я ушел.

Я подавился, убрал курицу и уставился на свои руки. Следы крови покрывали мои пальцы, сверкая ярким осуждением.

— Молодец, Фокс. Удачно сработано с убийством твоей матери.

— Фокс?

— Фокс! Черт побери, хватит!

Удар кулаком в челюсть разрушил воспоминание. И я превратился в глупого преступника. Я убью их. Я убью их за то, что сделали меня убийцей собственной матери.

— Фокс!

Мое зрение очистилось от окровавленных пальцев тринадцатилетнего мальчика, и я уставился на Оскара.

Мои руки сжались вокруг его шеи, и его ноги оторвались от пола. Огонь в моих плечах помогал мне держать этот вес почти бессознательно. Это было так легко. Я не знал, почему так сильно сопротивлялся. Это было все, в чем я был хорош.

Смерть.

Оскар плюнул мне в лицо. Его теплая слюна попала мне в глаза, и я отбросил его в отвращении.

— Хватит. — Он бросил хрустальную пепельницу мне в голову. Она отскочила от моего виска, вернув мне рассудок.

Я моргнул, сосредоточившись на его порванной рубашке и кровоточащей губе. От него разило страхом.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Отступив, я посмотрел на свои руки — на символ «III», вытатуированный на моих ладонях. Как я мог позволить себе стать таким слабым?

Боль.

Мне нужна боль.

Мне нужно спасение. Мне нужно освобождение.

Развернувшись, я бросился вперед. Во мне бушевал адреналин, сжигая мое разбитое сердце.

Пройдя через бойцов на этаже «Обсидиана», я уже знал, куда пойду.

Я не оглядывался назад.

Двадцать минут спустя, я резко остановился снаружи «Стрекозы». Если «Обсидиан» был эксклюзивный и престижный — созданный для опытных бойцов, которые хотели престижа, то «Стрекоза» был его безобразным младшим братом. Место, где отказ от претензий должен быть подписан и предоставлен только в том случае, если вы не остались в живых.

Мое любимое место для лечения.

Я нашел его случайно. Когда я переехал в Сидней, я никого не знал. Выброшенный из единственного мира, который знал, в обществе я чувствовал себя неловко. Без указаний или правил, у меня не было ни одного из моих обычных орудий, чтобы оставаться собранным.

Единственным способом сохранять самообладание на управляемом уровне было внезапное нападение. Множество ночей я прятался в темных аллеях, просто поджидая случайную, невежественную добычу, которая попадется в мою ловушку.

В момент, когда они оказывались близко, я насмехался над ними и дразнил, причиняя им боль достаточно, чтобы они причинили мне. Затем я заставлял себя остановиться — чтобы дать им выигрышную комбинацию. Каждый удар облегчал мою боль, и я приветствовал броски.

Только когда они давали мне достаточно, чтобы просуществовать еще один день, я избивал их и убегал. Оставлял их, чтобы быть найденными другими. Благодаря трюкам, которым меня научили владельцы, я сохранял свою личность в тайне.

Неделями это работало, пока в одну ночь я не наткнулся на парня, который владел «Стрекозой», и избил меня так, как я хотел. Он полностью очистил мою голову от внутреннего беспорядка.

Драка была основным аспирином, при этом Пойсон Оакс (прим. пер. — Poison Oaks с англ. Ядовитый дуб) был моим морфием.

Его псевдоним для боев идеально ему подходил: сложенный как тысячелетнее дерево, его руки были размером со ствол, а нрав был ядовитым. Никто не злил его. Они знали его.

Припарковав свой черный Порше Кайман, я пошел по темной аллее, прежде чем резко завернул за угол.

Светящаяся стрекоза была единственным признаком существования клуба. Никаких ярких вывесок, ни намека на существование. Так же как «Обсидиан», оба клуба работали по предназначению и абсолютно секретно.

Постучав в дверь в определенной кодовой последовательности, я посмотрел на вышибалу, который открыл ее.

Мрачный, задымленный мир позади него заставил меня стиснуть зубы. Мне нужно быть здесь, чтобы драться. Тогда, может, я смогу ясно мыслить, прежде чем пойду искать Зел.

Чтобы отследить ее и забрать домой как добычу, которая по праву принадлежит мне.

— Пойсон Оакс? Он здесь? — мой голос потерялся в фальшивом австралийском акценте и превратился в русский. Перед глазами все пульсировало серым и белым, как будто мое зрение затуманено и помутнено.

Ни разу я не был так близко к срыву. По крайней мере, за последние два года.

Вышибала вытянул руку, указывая за спину. Отойдя в сторону, он дал мне пройти, зная о том, что меня нельзя касаться.

Я не сказал ни слова, когда осторожно прошел через толпу, чтобы сохранить свободное пространство. Ринг для бокса по центру клуба был единственной ареной для боев. Здесь была разрешена любая дисциплина и темные пятна на полу, вместе с порванными канатами и веревками, говорили о выигранных и проигранных битвах.

Мое сердце забилось быстрее, готовясь для драки.

Я обнаружил, что тот, кто мне нужен, сидит с полуголой женщиной с фальшивыми сиськами на его коленях. Его загорелая кожа и татуированные руки были напряжены, удерживая ее как домашнее животное или ребенка на коленях.

В мгновение, когда он увидел меня, он замер.

— Не сегодня, Фокс. Я не в настроении для твоей херни.

Потребовалось все мое самообладание, чтобы не сбросить женщину с его коленей и не потащить его на ринг.

— Десять тысяч. Дай мне все, что у тебя есть.

Он покачал головой, его лысый скальп сверкал, благодаря сияющим неонам в форме стрекоз. Потолок был разрисован тысячами чертовых насекомых, превращая комнату в клетку из парящих насекомых.

— Я не в настроении, чтобы снова попасть в больницу, Фокс. Свали на хрен.

Женщина захихикала, поцеловала его в щеку и потерлась своими сосками о его руку.

Женщина была невзрачная и дешевая, мой член не проявил никакого интереса к ее подделкам. Только Зел имела власть над этой частью моего тела. Она доказала, что он еще работает. Слишком хорошо.

— Я не буду трогать тебя. Даю тебе слово. — Я лгал, но что такого. Я должен заполучить его на ринг. Мое тело ощущалось так, будто было готово взорваться в любой момент. Я должен был избавиться от этой злобы. Я должен был найти путь назад к мужчине, которым я хотел быть, а не к мужчине, которым я был обучен быть.

Мне нужно быть наказанным.

Пойсон сощурил карие глаза.

— Ты ждешь, что я поверю в это?

— Ты можешь связать мне руки. Мне плевать. — Мои глаза опустились на его пальцы, поглаживающие бедро женщины. Я знал, какими смертельными они могли быть. Я страдал от боли. Огромной боли. Боли, которую я хотел снова.

После бесконечной минуты, он вздохнул.

— Ладно. — Глядя через мое плечо, он указал на огромного парня с черной бородкой. — Возьми какую-нибудь веревку и свяжи его запястья.

Мужчина кивнул и исчез в толпе. Он вернулся мгновение спустя с длинной прочной веревкой.

Я хорошо разбирался в искусстве узлов и веревке. Это было идеальное оружие: тихое, складное, неопределяемое.

— Вытяни их. — Он с чавканьем жевал резинку, ожидая, что я подчинюсь.

Я немного развернулся и протянул свои запястья. Моя челюсть сжалась, когда я неторопливо и послушно встал в подчиняющуюся позицию.

Глядя через плечо, я приказал:

— Не касайся меня. Просто оберни веревку и туго затяни ее.

— Чувак, как, черт побери, я должен не касаться тебя? — он надул пузырь из жвачки, глядя на меня, как будто я был идиотом.

«Коснись меня и увидишь, что случится, ублюдок».

— Делай, как он говорит, Джефф. Ты не захочешь узнать, что случится в противном случае. — Пойсон Оакс убрал женщину со своих коленей и встал во все свои впечатляющие шесть футов четыре дюйма (прим. пер. примерно 190 см).

Я впился своими глазами в его, стараясь не обращать внимания на быстрые движения Джеффа, когда он связывал мне запястья. Мое сердце ускорилось, когда веревка потерлась о мою кожу и туго затянулась.

Когда мои руки были крепко связаны, он пробормотал:

— Сделано.

Пойсон указал своей головой на ринг.

— Иди туда, псих. У меня нет времени для этой херни. — Вместе мы пошли к рингу. Он добавил: — Тебе на самом деле нужна какая-то терапия. Это не то дерьмо, в котором ты нуждаешься.

Я не ответил. Мое тело перестало существовать, я думал только о том, чтобы найти умиротворение. Страх быть связанным не мог подавить восхитительное ожидание того, что должно произойти.

Пойсон посмотрел на диджея в углу небольшой переполненной комнаты и провел пальцем у горла. Музыка остановилась, и люди мгновенно перестали говорить.

— Тот, кто хочет увидеть жесткую трепку, собирайтесь. Вы, — он указал на мужчин на ринге, — проваливайте.

Парни соскользнули с ринга. Я взобрался с помощью гневного толчка от Пойсона. В момент, когда мы оказались на ринге, меня наполнило возбуждение и знание, что мне надерут задницу, и что потом все будет в порядке.

— Видишь, как мы управляем тобой, Фокс? Ты мог с таким же успехом прекратить борьбу. Мы выигрываем. Каждый раз. Ты наш, и тебе нужно помнить это.

Видение пришло мне в голову, как раз перед тем, как кулак Пойсона столкнулся с моим животом. Я задохнулся и согнулся пополам — шок и боль сотрясали мое тело. В момент, когда агония начала пульсировать во мне, маленький кусочек мучения покинул меня. Темнота в моей голове треснула, позволяя свету засиять.

Включилась музыка, и из динамиков послышалось рэгги с оттенком драм-н-бэйс. Мое тело дернулось, предвкушая следующее движение Пойсона. Я был там, чтобы очиститься болью, но это не значило, что я сделаю это легким для него.

Он думал, что в безопасности, когда мои руки связаны. Чертов идиот.

— Фас, Оакс! — закричал кто-то, когда Пойсон оттолкнулся от веревок и помчался ко мне. Отскочив в сторону, я упал на колени и ударил его в живот.

Оакс отклонился в сторону, тяжело дыша. Его загорелая кожа вспыхнула красным от злости и боли.

— Ублюдок, я думал, ты сказал, что не будешь наносить ответный удар, — сказал он, толкая меня назад целенаправленными ударами. Удар за ударом сыпались на мою челюсть и грудь. Каждый сильный удар дарил мне больше легкости. Больше пространства, чтобы дышать.

Я чувствовал себя легче, больше похожим на человека.

Я улыбнулся, когда он атаковал меня правым хуком, и я упал на колени. Звезды и красные огни танцевали у меня перед глазами, рассеивая белый туман, который подкрался ко мне. Я шел на поправку.

Я нашел то, в чем нуждался.

Мои зубы стиснулись, когда Пойсон ударил меня в грудь. Мои легкие сжались от резкого удара, не позволяя мне дышать.

Я лежал на боку, хватая воздух ртом как чертова умирающая рыба, когда Пойсон наносил удар за ударом по моим ребрам. Все мое тело сжалось от натиска, защищая кости толстыми мышцами.

Неразбериха и воспоминания — беспорядок в моей голове — улетучивались, давая ясность.

Когда нога Пойсона оказалась на таком расстоянии, чтобы я мог ее схватить, я встал на дыбы и головой атаковал его грудь. Он упал как гигантское дерево, подпрыгивая на пружинистом полу.

— Какого хрена, Фокс?

Неуклюже поднявшись на ноги, я ударил его еще раз.

— Я сказал, что не отправлю тебя в больницу, но это не значит, что я не попытаюсь.

— Это ложь. Ты сказал, что не будешь трогать меня. Вообще.

Я улыбнулся, чувствуя горячую струйку крови, стекающую из моего носа в рот.

— Ох.

Он занял вертикальное положение и бросился на меня. Его плечи соединились с моей грудью, толкая меня назад, чтобы столкнуться с веревками.

Я закрыл глаза, когда оказался в ловушке, и поприветствовал шквал кулаков в свою сторону. Каждый синяк приносил удовольствие и облегчение. Каждое мучение приближало меня на дюйм к наслаждению.

Пойсон отскочил, защищая себя кулаками. Я продвинулся вперед, руки крепко связаны за спиной. Дыхание было затруднено. Зрение было затуманено. Каждое движение кричало болью. Но я еще не мог остановиться. Еще нет.

— Фокс, — он закричал, когда я прыгнул и ударил его по уху.

Пойсон качнулся в сторону, держась за голову, когда я ударил его. На его лысой голове виднелась растущая опухоль.

— Ты заплатишь за это, — прорычал он.

— Подойди и дай это мне, — я выпрямился, абсолютно «открытый» для удара в челюсть.

Он не был глупцом. Он почувствовал ловушку и попятился, ища слабое место. Его руки согнулись, когда он задумал следующий маневр.

Я понял это и прыгнул так высоко, как я мог, когда он бросился в атаку. В момент, когда он врезался в меня, мои ноги обернулись вокруг его талии, и я использовал свою голову, чтобы обрушиться на него.

Он споткнулся и упал на пол, приземлившись на бок со мной, вцепившимся в него. Перед глазами вспыхнуло еще больше звезд, но я не разомкнул свои лодыжки.

Он сильно ударил меня в бок, отправляя тупую боль в нижнюю часть моей спины. Еще один удар был направлен мне в солнечное сплетение, разрушая мои легкие так, что я уже не мог дышать.

Затем он нанес запрещенный удар.

Локоть приземлился на мой пах. Мои яйца вжались внутрь, крича в мучении. Огонь прошел через меня. Мои ноги отпустили его, и он оттолкнул меня, сердито ворча.

Толпа кричала и поощряла Пойсона, и это отдавалось звоном в моих ушах. Агония заставила тошноту образовываться в моем желудке.

Гребаный обманщик.

Я перекатился на колени, кланяясь на согнутых ногах, вдыхая через волну боли.

Пойсон встал, тяжело дыша. Порез у него на лбу сочился кровью, стекающей по его носу.

— Закончили, Фокс?

— Ты никогда не закончишь. Не имеет значение, в каком состоянии твое тело. Ты должен достигнуть цели. — Мой куратор стоял надо мной с хорошо знакомым ломом. Он избивал меня до крови достаточное количество раз, чтобы я начинал содрогаться, когда он рядом. Я был прав, что боялся его.

— Ответь мне, агент.

— Да, сэр. — Я опустил глаза, когда он осматривал меня. Я стоял твердо, не позволяя ему увидеть мой страх. Из ниоткуда, он ударил ломом по моей бедренной кости. Она сломалась с ужасным хрустом.

Я так сильно прикусил губу, сдерживая водопад крика из моей груди, но не сдвинулся с места. Я не издал ни звука.

Сунув пистолет с глушителем в мою руку, он указал на горизонт, где было отгороженное пространство, наполненное отдыхающими дипломатами и доносчиками.

— Иди, закончи свою миссию, агент. Если она будет успешна, то мы вылечим твою ногу.

Я кивнул один раз и сжал пистолет, как будто он мог дать мне облегчение от боли.

Я заковылял на работу.

— Никогда не заканчиваю, Оакс, — зарычал я, принимая вертикально положение. Опустив плечи, я сбил его с ног и упал вместе с ним. Он бил меня в челюсть и щеку, пока несколько зубов не затрещали, и я больше не мог видеть своим правым глазом

Только когда я выпустил весь боевой дух из тела и плюхнулся на бок, он перестал пинать меня.

— Теперь закончил, ублюдок?

Я усмехнулся, больше не в своем сломленном и ушибленном теле, а плавающий в океане спокойствия. Умиротворение, спокойствие — наркотик забвения.

— Да. Теперь я закончил.

— Ты должен остановить его, чтобы он не приходил сюда. С меня хватит устраивать ему эту идиотсткую терапию.

Я оставил свою боль в свободном сознании, где не существовало мыслей или воспоминаний, и обратил внимание на гул мужских голосов. Хлопнула дверь машины, блокируя шум уличной жизни и прибытие ночных гостей.

Мое тело болело, как будто по мне проехал гребаный поезд.

— Понял. Этого больше не повторится, — раздался тихий, интеллигентный голос Оса.

Черт побери, почему Пойсон позвонил ему? Единственному человеку, которого я не хотел видеть. Человеку, с которого причитаются извинения. Я мог бы поехать домой сам, после того как поспал бы.

Сглотнув, я поморщился. Ладно, может, мне нужно больше чем просто поспать, но это то, что я люблю в Пойсоне. Он давал мне то, что мне нужно.

И я отчаянно нуждался в надирании задницы.

«Если ты не будешь осторожен, ты превратишь его в своего наставника. Будь гребаным мужиком и владей своей жизнью».

Я бы сделал это, если бы знал как. Как вышедший из-под контроля киллер может существовать в мире иерархии, если у него нет приказа, чтобы следовать?

«Они дали тебе таблетку, чтобы закончить это. Ты знаешь, что это то, что от тебя ожидали».

Таблетка цианистого калия лежала в безопасности, спрятанная в гардеробе. Я не сделал того, что ожидали, я хотел жить.

Я хотел увидеть то, что было у других — жить другой жизнью.

Я немного покрутился на заднем сиденье, где лежал. Боль прошла сквозь мое тело, сохраняя меня сфокусированным на настоящем времени.

Сегодня была хорошая ночь.

Сегодня меня ослабили достаточно, чтобы быть в безопасности рядом с Зел.

Завтра я найду ее и буду умолять о втором шансе.

— Просыпайся, идиот. Мы дома.

Мой левый глаз был заплывшим, а правый был еще функционирующим, но застланный красным туманом крови, капающей из моих волос.

Оскар открыл дверь машины, сердито посмотрев на меня.

Я посмотрел назад, щурясь от огней, освещающих дом, когда Ос встал передо мной с руками на бедрах, как недовольный отец.

Уверен, что он был рад, что он не мой настоящий отец.

Я убил его.

Тяжело сглотнув, я сфокусировался на боли, чтобы не помнить прошлую ночь. Я не мог думать об изнасиловании Зел, и о монстре, которым я стал.

Громко застонав, я занял вертикальное положение и практически вывалился из машины.

Оскар схватил меня под руки, поднимая меня на ноги. На этот раз мне было плевать, что он касался меня — его пальцы удерживали жестко, не по-дружески. Я был готов к этому.

Вместо того чтобы помочь мне зайти в здание, он толкнул меня вперед, будто он не мог даже смотреть на меня.

— Отдохни. Я вызову врача.

Я споткнулся и нагнулся вперед. Мои уши закололо, когда он пробормотал:

— Господи, помилуй твою испорченную душу.

Показав ему один палец через плечо, я продолжил свое покачивающееся и шаркающее путешествие в свой дом.

Мое тело скрипело и жаловалось, но медленно вспоминало, как двигаться.

Мои размытые глаза вглядывались в горизонт. Тяжелый черный бархат заслонил все звезды и луну. Я прикинул, что время было около двух часов утра.

Дерьмо. Все, что я хотел делать — это крушить и спать. Но я не мог.

Солнце исчезнет через несколько часов.

Мне нужно подождать, чтобы мой единственный друг появился и защитил меня от ночных кошмаров.

Мое ожидание дневного света началось.

Я всегда гордилась собой, что была сильной, не принимала покорно жизненные неприятности, но все изменилось, когда мне сказали, что Кларе осталось жить только несколько месяцев.

Иллюзия того, что я был властна над своей судьбой, была ложью. Самой большой ложью.

Ее иммунная система была врагом, и я страстно ненавидела жизнь за это. Я потеряла веру в человечность, в справедливость, в себя.

Я позволила слабости поставить меня в ситуацию, когда брутальный мужчина воспользовался мной.

Но своей жестокостью он заставил меня вспомнить.

Он напомнил мне о моем прошлом, моем характере, моем мужестве.

Он вернул мне твердость характера, и я больше не отпущу ее.

Я покажу ему, почему я окрестила себя Хантер. (прим. пер. — Hunter с англ. Охотник)

Охота начнется, чтобы заставить его заплатить.

— Зелли, это ты? — Клу просунула голову через дверь спальни, черные волосы были в беспорядке после сна.

Вздохнув, я тихо закрыла переднюю дверь позади себя.

— Да, я вернулась.

Я не ожидала, что Оскар — самоуверенный идиот, работающий с Фоксом, отвезет меня домой. Когда он тайком провел меня через полупустой этаж для боев, перед заходом солнца, я беспокоилась, что он перекинет меня через плечо и вернет назад Фоксу.

Вместо этого он улыбнулся и извинился за то, что прошлой ночью был таким придурком, и предложил отвезти меня, куда бы я ни захотела. По пути назад он почти ничего не говорил, и мы погрузились в тишину, что сгладила враждебность между нами.

Дорога от восточного пригорода до центрального заняла больше времени, чем я думала, и отсутствие сна сморило меня. Все что я хотела — это свернуться в знакомой кровати и забыть.

Обо всем.

Клу посмотрела на дверь напротив и убедилась, что она крепко закрыта от любопытных ушей моей дочери.

Шаркая вперед в своих розовых тапочках с единорогом и соответствующей футболке, она выглядела лет на четырнадцать.

— Я думала, что ты сказала, что будешь отсутствовать некоторое время? — она приложила руку ко рту, когда зевнула. — Что случилось?

Квартира пахла орегано и базиликом от того, что Клу готовила на ужин. Диван из секонд-хенда был накрыт тканью с ромашковым принтом, и наш журнальный столик был совершенно из другого мира, по сравнению с черным лоском особняка Фокса.

Это место было похоже на радугу, благодаря ярким рисункам Клары, прикрепленным к стенам, и множеству безделушек. В особняке Фокса не было ничего ужасного, за исключением того, что вокруг царила полутьма. Неудивительно, что он был таким потерянным и одиноким. Он жил в никогда не прекращающейся тьме.

Мои руки вцепились в платье Клу, ненавидя, что мой разум продолжал возвращаться к нему. Я раздумывала о том, чтобы никогда не возвращаться, но он заслуживал кусочек своего собственного исцеления, и я все еще хотела деньги, которые он обещал.

Каждый раз, когда я двигалась, пульсирующая боль моего лона напоминала мне, что я была ужасно глупой, когда думала, что он будет нежным. Я позволила похоти затуманить мой здравый смысл.

Прошлая ночь была ошибкой. Я позволила уничтожить себя, играя на моих потребностях. Сегодня он не будет оказывать на меня никакого воздействия, так как с этого времени — это чистый бизнес. Я спрячу свои желания и забуду обо всем, кроме как зачеркивать дни на календаре. Считать часы до того момента, когда я больше никогда снова его не увижу.

— Что на тебе надето? — Клу подошла, осматривая черные брюки и футболку. Я залезла в шкаф Фокса. Я не хотела ехать домой, выглядя, как проститутка или разгуливать на утро после бурной ночи во вчерашней несвежей одежде. Не то чтобы они сидели на мне хорошо — брюки были слишком свободными, а футболка слишком длинной.

Клу скрестила руки, подняв брови.

— Так... ты собираешься рассказать мне, что случилось? Объяснить, почему я должна была рассказать Кларе, что ее мамы не будет дома?

Мое сердце сжалось от мысли, как, должно быть, прошел тот разговор.

— Изменение в планах. — Я спрятала свое напряжение за улыбкой и пошла вперед, чтобы присоединиться к ней на большом диване. Ее худые руки обвились вокруг меня и крепко сжали. Я поцеловала ее в щеку и крепко обняла в ответ. Эта маленькая азиатская женщина была для меня островком безопасности, как и я для нее. Мысль об ее уходе, если у них со Штопором все сложится, глубоко ранила меня. Я не была готова отпустить ее. Я не была готова, что наше маленькое трио распадется.

Все изменится, когда Клара умрет. Неизбежный приговор ударил по мне.

Через мгновение она отстранилась.

— Она будет так счастлива увидеть тебя.

Я посмотрела на дверь, где мы с Кларой делили комнату. У нас у обеих были односпальные кровати, расположенные у противоположных стен. Когда мы только переехали, несмотря на то, что это было против правил арендодателя, я спросила у нее, в какой цвет она хотела бы их покрасить.

Возможно, это была плохая идея, так как сейчас я жила с фиолетовыми и розовыми стенами и лошадьми на них.

— Я знаю это чувство. — Мои руки до боли сжимали ее, извиняясь за отсутствие прошлой ночью. Бросив платье Клу на стул в столовой, я пробормотала: — Меня не было только двадцать четыре часа, но это ощущалось как вечность.

Клу потерла мою руку.

— Я должна признать, что скучала по тебе. Почему ты пошла разговаривать с ним? Что он пообещал сделать, чтобы ты осталась?

Обещания.

Фокс разрушил каждое обещание, которое дал до этого.

— Детка? — мужской голос прогремел с дверного проема спальни Клу. Бен стоял, одетый в пару голубых боксеров, у него было мускулистое блестящее, цвета оникса тело и голова, покрытая густыми черными завитками.

Я бросила взгляд на Клу.

— Он остался здесь?

Клу пошла в сторону Бена, она подходила ему как кусочек пазла.

— Я хотела спросить тебя. Бен сейчас переезжает с места на место, и ему нужно где-то остановиться на неделю. — Ее глаза округлились, умоляя меня не злиться. — Я подумала, если ты ушла... я не хотела быть одна. Я люблю Клару как свою собственную дочь, но если что-то случится...

Что-то как то, что придется отвезти ее в больницу или справляться с еще одним приступом. Мое сердце болело. Я подвожу их обеих.

Я подняла руку.

— Все в порядке. Правда.

Бен послал мне милую улыбку. Одна его щека опухла, но из-за темного цвета его кожи я не могла видеть синяки с его боя в «Обсидиане».

Обсидиан.

Мой пульс участился при мысли о Фоксе. Он казался безжалостным. Ему была нужна помощь.

Весь день я переключалась с желания никогда не видеть его снова, на желание мучить его так же, как он мучил меня.

План в общих чертах сформировался в моей голове, в основном благодаря Оскару. Я спросила его, что означает «dobycha», он пожал плечами, но бросил мне свой телефон. Спасибо переводчику гугл, что я нашла то, как Фокс меня называл.

Добыча.

Обжигающий жар гнева составлял мне компанию всю дорогу домой. Помогал собраться с силами против него. Сосредоточить силы на самой себе.

Добыча. Я! Фокс думал, что я слабая и послушная. Он думал, что может играть со мной как дерзкий убийца, у которого никогда не было смертельных врагов.

Ну, он получил врага в моем лице. И у меня были коготки.

По крайней мере, я могла благодарить его за одну вещь. Та Хейзел, которую я считала потерянной — женщина, которая всегда выигрывала — вернулась, и я была готова бороться.

Бороться за свою дочь. Бороться за себя. Просто, черт побери, бороться.

Глаза Клу опустились на мое горло, и она нахмурилась на появившуюся цепочку, лежавшую на верхушке золотой звезды.

— Откуда у тебя она? — она высвободилась из рук Бена и подняла руку, чтобы потрогать. Отдернув футболку Фокса с моего тела, она сказала: — Что случилось, Зел? Ты кажешься... отрешенной. Подняв бровь, она сказала: — Нет, неправильно. Ты кажешься разозленной.

Бен подошел ближе, криво улыбнувшись.

— Ох, я знаю этот взгляд. — Поднимая палец, он сказал: — Фурия в аду ничто, по сравнению с брошенной женщиной. — Он рассмеялся. — Что сделал этот ублюдок? — его тон оставался веселым и оптимистичным, но когда я не ответила, его лицо поникло.

Мои ноздри расширились, когда небольшая боль у меня меду ног напомнила, что именно сделал этот ублюдок.

Холодные глаза Фокса возникли в моей голове, полные высокомерия, но также и безнадежности.

Клу ахнула.

— О боже мой, он обидел тебя? — она схватила меня за руку. — Что он сделал?

Страх быть обиженной мужчиной жил глубоко внутри нас обеих. Разница была в том, что свой я хранила глубже, заставив его смешаться со всеми плохими воспоминаниями, о которых я бы не хотела думать.

С другой стороны, Клу, скользнувшая назад в сломленное создание, которое я спасла, когда нашла ее. Она никогда не узнает, что случилось между мной и Фоксом. Мне не нужно, чтобы она переживала за мою вменяемость или бежала в полицию.

Быстро покачав головой, я пробормотала:

— Он не сделал ничего, за что я бы ему не отплатила. — Погладив ее по щеке, я улыбнулась. — Я пришла, чтобы увидеть Клару, но я снова уйду завтра. У нас новое соглашение. Что позволяет мне проводить дни с ним, а ночи здесь.

Да поможет ему Бог, если он не согласится на мое условие. Я заставлю его пожалеть, что он положил глаз на меня.

Клу открыла рот, но Бен обернул руку вокруг ее плеч.

— У твоей подруги есть план. Давай послушаем об этом утром, куколка. Я должен быть на работе через несколько часов.

Мое тело перешло от стойкого и сильного к всепоглощающему страху быть обездвиженным. Фокс спросил меня прошлой ночью, что было моим спусковым крючком.

Мой спусковой крючок был таким глупым и нелогичным. Ласковое прозвище не должно обладать силой, чтобы я переставала чувствовать безопасность и попадала в ад.

Но у него была эта сила.

«Куколка» отправляла меня в яму тьмы, которую я не могла искоренить из своей души. Клара была результатом моего первого и единственного — до прошлой ночи — секса. Но было очень много недопустимых прикосновений. Так много способов, чтобы сломать дух девятилетней девочки.

Куколка.

Это было мурлыканье голосом, полным фальшивой любви, и сопровождаемое противными пальцами и дыханием.

Я выучила, что нужно бежать, когда мужчина смягчает свой голос и шепчет эти слова.

Я выучила, что нужно убивать, когда они загоняют меня в ловушку и не дают мне спастись бегством.

Черные облака заволокли мой разум, но вместо того, чтобы свернуться в клубок, как я обычно делала, сейчас я просто загнала облака назад в тайники моего мозга, где замки и цепи держали мою историю в безопасности.

Клу замерла на месте. Она не знала многого о моем прошлом, но знала мои проблемы с этим словом. Она видела, как я взорвалась и почти избила мужчину в баре, который лапал меня и прошептал в мое ухо: «Могу я купить тебе напиток, куколка?».

Бен стоял, смотря между нами.

— Я сказал что-то не то? — его большие черные глаза выражали полное раскаяние.

Моя спина расслабилась, и я сгорбилась. Сверкнув обнадеживающей улыбкой, я пробормотала:

— Нет. Ты не сказал ничего такого. Но, пожалуйста, можешь называть Клу как хочешь, но избегай этого прозвища. Я действительно оценю это.

Он сглотнул, нахмурившись.

— Эм, конечно. Будет сделано.

Пройдя мимо Клу, я схватила ее руку и сжала, прежде чем исчезла в тени моей спальни и закрыла дверь.

Я проснулась оттого, что влажные руки собрали мои волосы, чтобы заплести косичку. Я улыбнулась, и у моего сердца появились крылья, когда я открыла глаза.

Великолепная девочка сидела на краю моей кровати. Ее длинные, шоколадные волосы были в беспорядке после сна. Ее яблочные щечки были раскрасневшимися от счастья. Все в ней кричало о здоровье и силе, но все это было ложью.

— Я думала, что ты не будешь приходить некоторое время. Тетя Клу сказала, что ты должна кому-то помочь. — Ее глаза блестели, когда она взяла прядь моих волос, чтобы вплести ее в косичку.

Я быстро подскочила в вертикальное положение, прежде чем схватить ее руками и перевернуть на спину. Она завизжала в мое ухо, хихикая, когда я начала ее щекотать.

— Хватит! Мамочка, хватит. — Ее смех был рапсодией для моих ушей.

Но затем она начала кашлять.

Снова переместившись в вертикальное положение, я посадила ее, когда ее лицо пугающе быстро стало фиолетовым.

Нет. Нет. Нет.

Отодвинув ее в сторону, я бросилась через небольшое пространство нашей комнаты и схватила ее ингалятор для критических ситуаций. Я рассказала ей, что это была специальная формула, которую доктора дали нам для ее астмы. В действительности, это был какой-то экспериментальный препарат, доступный для тех, кто подходил по определенным критериям. К сожалению, мы могли получить его только один раз. И только потому, что я опустошила свой счет и передала каждую копейку и спасенный доллар, что я заработала.

Если бы Клу не платила мою часть ренты за квартиру, пока я не могла найти работу, я бы могла объявить себя банкротом.

Удерживая ее голову, я поднесла ингалятор к ее рту, и Клара жадно вдохнула.

Медленно магия лекарства сработала, и темно-фиолетовый цвет ее губ заменил розовый. Слабо улыбнувшись, она только и смогла всхлипнуть.

— Прости.

Мой желудок перевернулся, ненавидя ее извинения, я мечтала, чтобы я могла дать ей спасательное лекарство.

Борясь со своими трясущимися конечностями и называя судьбу каждым грязным проклятьем, которое я знала, я сказала:

— Я должна была помнить, что ты так сильно ненавидишь щекотку. Ты пойдешь на любую крайность, чтобы избежать ее.

Она еще раз хихикнула, ее легкие снова заработали, когда приступ исчез, оставив ей небольшую отдышку.

— Да. Ты правда должна была это знать. Твоя щекотка — отстой.

Я изобразила раздражение на своем лице.

— Ну, я просто найду другой способ мучить тебя.

Ее глаза расширились, затем она рассмеялась, склонив наши головы вместе. Мое сердце вырвалось из груди и с глухим стуком, окровавленное и мертвое, упало в руки моей дочери. Все мое счастье буквально находилось в ее хрупком теле.

Как я собиралась выжить без тебя? Как я соберусь с духом сказать тебе, что ты меня покинешь?

Образ Фокса всплыл в моей голове, возвращая меня назад к слабости и печали. Его глаза, наполненные его собственными демонами, давали мне силу держаться. Только мысль о возмездии за то, что он сделал, давала мне огонь, чтобы подпитывать мою силу и продолжать бороться.

— Я бы хотела не идти сегодня в школу, — застонала Клара, прижимаясь ко мне, в результате чего мое сердце забилось сильнее. Я положила подбородок на ее голову и начала качать ее, вдыхая ее фруктовый шампунь и мягкий, невинный запах.

— Ты любишь школу. Разве ты не говорила, что миссис Андерсен позволяет тебе выбирать самой, над чем ты хочешь работать?

Как и у меня, у Клары была уникальная способность фотографической памяти.

Она казалась невнимательной в классе, но она все легко постигала. Это было и благословлением, и проклятием, так как я не могла юлить ни в чем. Она чувствовала ложь так же легко, как и я, но также у нее было умение понимать, что будет дальше. Как будто ее глаза видели мимо ограничений тела прямо человеческую душу.

Не имело значения, что я пыталась скрыть от нее, она знала. Она всегда знала.

— Она супермилая. Мне нравится. Сегодня мы украшаем скульптуры Ромео и Джульетты.

Я проигнорировала комментарий о скульптуре, так как это слишком сильно напомнило мне о Фоксе и сумасшедшей коллекции в его доме. Я нахмурилась.

— Разве эта трагическая история любви не слишком сложная для класса восьмилетних?

Она закатила глаза.

— Мы созрели, мамочка. Я знаю о смерти и таких вещах.

Я замерла, но она не заметила. Ее тело подпрыгивало вверх и вниз, вырываясь из моих рук.

— Я собираюсь использовать завядшую розу, что нашла на тротуаре, и опустить ее в клей, чтобы сделать ее твердой, и затем я раскрашу ее в черный и красный и затем... — Она перечисляла свой проект в мельчайших деталях, бегая по комнате. Сняв свою пижаму «Моя маленькая пони», она старательно оделась в школьную форму коричнево-серого и зеленого цвета.

Я не могла ничего делать, кроме как сидеть и смотреть на воздушный вихрь жизни, который был моей дочерью.

Я стояла за школьными воротами, наблюдая, как Клара исчезает в море таких же форм, из-за чего внезапная, резкая боль утраты ударила по мне с двойной силой.

Поспешно уйдя с территории школы, я спряталась в кустах, когда сжала свою руку в кулак и засунула в рот.

Я кричала и кричала, пока мои легкие не заболели, и беспомощность не исчезла.

Мое тело сотрясалось тихими рыданиями, очищаясь от траура, уже очернившего мою душу.

Только когда я смогла снова дышать без желания убить кого-то, я сделала шаг к своей тюрьме и начала планировать свой следующий шаг.

Клара будет занята в течение следующих семи часов. Клу согласилась забрать ее после школы. Это означало, что у меня будет двенадцать часов, чтобы вернуться к Фоксу и показать ему, что я думаю о его сломленных, скрытных не-трогай-меня нелепостях.

Настало мое время заставить его заплатить.

— Снова ты. — Вышибала с лицом, похожим либо на бульдога, либо на акулу, осмотрел меня сверху вниз. — Где сахарные сиськи?

Особняк Фокса маячил передо мной. При дневном свете горгулья и здание, сделанное из блоков, выглядели более угрожающе, чем в темноте. Здание говорило о заброшенности, о неправильном расположении. Ни один другой дом в пригороде богатых семей не выглядел так тревожно.

Холодок прошелся по моей спине.

«Почему ты вернулась?»

Серебряные глаза Фокса снова возникли в моей голове, толкая меня против моей воли, приводя меня к финишу, к тому, с чего мы начали.

Мои руки сжались в кулаки, но я заставила себя мило улыбнуться. Мои узкие джинсы, замшевые сапоги и серая рубашка были полной противоположностью порочности, которую я демонстрировала прошлой ночью. По крайней мере, все мои конечности были прикрыты, и я не создавала шоу, не хотела, чтобы на них глазели.

— Она не пришла. Только я. — Когда он не открыл для меня дверь, я прошипела: — Впусти меня.

Он покачал головой и сгорбился.

— Нет. Клуб не открывается до восьми часов. Если ты не ВИП, у которого есть доступ до открытия, то удача отвернулась от тебя. Если хочешь переспать с чемпионом, вернись, когда взойдет луна. — Он качнул бедрами, как идиот. — Если ты не хочешь легкий трах прямо сейчас?

Я закатила глаза.

— Я бы скорее ударила себя в глаз.

Он драматично схватился за грудь, шатаясь, как будто я выстрелила в него.

— Коварная сучка. Ты знаешь, как ранить парня.

Встав так прямо, как могла, я приказала:

— Позвони Обсидиану Фоксу. Он впустит меня. Я гарантирую это. — Скрестив руки на груди, я вздрогнула, когда серебряная цепочка вокруг моего живота ущипнула мою плоть.

Я выполнила приказ Фокса оставить ее. У меня был соблазн найти плоскогубцы и отодрать украшение, но чтобы мой план сработал, она нужна мне. Это было еще одно оружие в моем арсенале. Мой нрав — первое. Мой язык был готов, чтобы отчитать этого мужчину.

Ему просто нужно знать, что я о нем думаю. И как я не собираюсь мириться с его херней.

Он пообещал мне двести тысяч долларов. Я хотела, чтобы моя дочь выжила, и он был моей единственной надеждой.

Вышибала оскалился.

— Его нельзя беспокоить. — Он указал в небо пухлым пальцем. — Босс спит, как тот, кто ведет ночной образ жизни. Никаких шлюх до начала работы клуба.

Потребовался весь мой самоконтроль, чтобы не вытащить небольшой нож из моих волос и не ударить его в шею.

— Просто позвони ему.

Он скрестил свои мускулистые руки, покачав головой.

— Нет.

Оставалась одно, что я могла сделать. Потянув вперед свою огромную сумку, которая была перекинута через плечо, я порылась в ней, отодвигая дополнительный комплект нижнего белья и запасную блузку. Вытащив черную футболку, которую я украла из гардероба Фокса, я нашла вышитую серебряную эмблему и показала вышибале.

— Что это?

Он нахмурил лоб, щурясь на лису, вышитую на футболке.

— Эй, это…

— Одежда твоего босса? Да, — я опустила руку. — Я взяла ее прошлой ночью, после того как мы заключили соглашение. Я остаюсь с ним на месяц. Он позволил мне уйти сегодня утром. И сейчас мне нужно вернуться к нему. — Ложь эффектно слетела с моего языка.

Вышибала нахмурился, кусая свою губу, раздумывая.

— Я не знаю....

Засунув футболку обратно в сумку, я сказала:

— Думаешь, что он сделает, если я скажу ему, что ждала восемь часов у двери, потому что его сумасшедший охранник не получил указаний?

Его глаза в тревоге расширились. Казалось, что все боятся своего капризного босса. Наконец он шире открыл дверь и жестом показал мне войти.

— Если ты солгала, будь уверена, я отплачу тебе.

Его тон не напугал меня, так как Фокс напомнил мне, что страха не было в моем арсенале.

Мчась по длинному коридору, я игнорировала произведения искусства и статуи. Для дома, окрашенного во все черное, с черной обивкой и текстилем, у солнца была сильная решимость согреть каждую щель. Стеклянный потолок делал все внутри таким же ярким, как и снаружи.

Убедившись, что коснулась только части металлической двери с детьми в стране чудес, а не с детьми с мертвыми телами у их ног, я вошла на этаж «Обсидиана», где проходили бои.

Я остановилась. Я ожидала, что арена будет пустовать, но ринг для бокса был занят четырьмя мужчинами, которые спаринговались в парах. В клетке был мужчина в костюме из спандекса, практикующий удары и броски с воображаемым соперником.

Уборщики усердно работали вокруг бойцов, дезинфицируя пол и вытирая снаряжение. Даже медики стояли на своих местах, ожидая работы, наблюдая за предварительной разминкой, без сомнения, готовые принять пациента.

Прижав сумку ближе к своему боку, я по кратчайшему пути пошла к лестнице с черными коврами. Хотя члены клуба пришли рано, это не значило, что босс готов к работе. Огромные часы на стене говорили, что был только полдень. Я знала, где могу найти его.

В кровати.

Уязвимого.

Надеюсь, он спит, чтобы я могла получить удовольствие закричать так, чтобы он проснулся.

Пройдя прямо и целенаправленно, я удержалась от зрительного контакта с кем-либо. Я проклинала синяки между ногами. С каждым шагом мое сердце билось быстрее, зная, что я столкнусь с мужчиной, который меня обидел.

Я прошла мимо ринга тайского бокса, но остановилась, когда огромный мужчина встал у меня на пути. Я не знала, чего он хотел, и я была не в настроении.

— Отойди, пожалуйста, — сказала я, пристально на него посмотрев.

Он рассмеялся, поглаживая свою щетину. Все его тело было мускулистым, и на нем было трайбл тату.

— Это невежливо, — его голос звучал как барабан, полный гравия. — Я не знал, что развлечения прибывают раньше. — Он шагнул вперед, так что оказался в моем личном пространстве. — Ты обслуживаешь победителя после его боя? — он облизал губы, осматривая мою фигуру сверху вниз. — Я трахну тебя по-настоящему хорошо.

— Нет, спасибо, — фыркнула я, оставаясь спокойной. — Я занята, дай мне пройти, пожалуйста.

Он рассмеялся.

— Ох, ты использовала волшебное слово, куколка. Это же было: «Дай мне, пожалуйста, пососать твой член?». Я думаю, это я и услышал. — Он вытянул руку вперед, опустив ее на мое плечо. Его прикосновение не напугало меня, но напугало использование этого прозвища.

Мое тело напряглось, выискивая его слабость, чтобы использовать.

— Убери. Свои. Руки. От. Меня.

Его густые брови хмуро приподнялись.

— Девушки Фокса так не разговаривают с клиентами, которые платят. Ты знаешь, чертовый взнос, что я плачу, чтобы приходить сюда? Это грабеж.

Я вздрогнула.

— То, что ты делаешь со своими деньгами — твое дело. Теперь оставь меня, черт побери, в покое.

Покачав головой, он пробормотал:

— Ты не понимаешь, куколка. Я плачу взнос и в него включены некоторые приятные занятия. — Его пальцы соскользнули с моего плеча, опускаясь к груди.

Я вздрогнула, когда он сильно схватил мою грудь и скрутил.

— В приватную комнату. Сейчас же.

Машинально потянувшись к своим волосам, я нащупала рукоятку ножа. Мои неуклюжие пальцы коснулись лезвия, незаметно спрятав его в руке.

Поток силы наполнил меня, когда я держала оружие.

— Коснись меня еще хоть одним пальцем, и я заставлю тебя пожалеть об этом.

Два бойца рядом с нами перестали вытираться и подняли взгляд. Они что-то шептали друг другу, наблюдая за нашим препирательством. Их глаза опустились на мою фигуру, светясь от замешательства и интереса.

Ох, дерьмо, как я могла выйти из этого, не превратив все в кровавую бойню?

Решив, что обман был лучшим способом, чтобы уйти, я заставила свое тело расслабиться. Положив руку на похитителя, я превратилась в соблазнительницу и прошептала:

— Не здесь. Ты хочешь меня? Ты можешь получить меня, но только с глазу на глаз. — В момент, когда мы будем одни, я отрежу твои яйца.

Он ухмыльнулся, показав желтые зубы.

— Знал, что ты придешь к лучшему мнению, куколка.

Сильная рука внезапно обернулась вокруг моей талии, дернув меня назад к твердым мускулам.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

Мой нос почувствовал запах солнца, соли и ветра. В то время как Фокс пах преисподней, в которой он был рожден, Оскар пах свободой.

— Я вернулась, так как я заключила сделку с твоим боссом. — Кивнув на парня на своем пути, я добавила: — Этот псих думает, что он может приказывать мне.

Оскар тяжело дышал, его мышцы прижаты к моему позвоночнику. Я не расслабилась, даже когда его сильное тепло просочилось в мое тело. Мне не нравилось, как крепко он держал меня.

Я немного поерзала, проверяя его хватку. Оскар зарычал:

— Перестань двигаться. Я знаю, Фокс хочет тебя. Я не для того разбирался вчера с его херней, чтобы сегодня он убил меня, узнав, что я не вернул тебя вчера. Пусть лучше будут твои похороны, раз ты такая глупая, что вернулась.

Где Фокс был прошлой ночью?

Мысли в моей голове помчались, когда Оскар сжал меня сильнее.

— Спайдервеб, рад видеть тебя так рано. Ты знаешь правила. Ты хочешь трахаться, ты ждешь до официального открытия.

Спайдервеб стиснул зубы.

— Я увидел идеальную маленькую сучку передо мной. Она была согласна, не так ли, куколка?

Я не могла перестать дрожать. Я никогда не избавлюсь от ненависти к этому имени.

Оскар замер, его горячее дыхание щекотало мою кожу.

— Она не продается.

Моя спина напряглась, но я позволила ему говорить обо мне как об имуществе. В конце концов, он пытался защитить меня.

— Без разницы. Все честно. Она на этаже. Я увидел ее. Я хочу ее.

Оскар сильнее прижал меня к себе, заявляя права собственности, положив руку мне на бедро. Я не могла видеть его, но его голос кипел властью.

— Она уже куплена.

Мой нрав вспыхнул. Я хотела спорить. Я не была животным или посудой, чтобы быть проданной и обмененной. Я согласилась продать кое-что Фоксу в обмен на надежду. То, на что мы согласились, не было просто сексом.

«Ты хочешь его так же сильно, как хочешь его деньги».

Напоминание пришло из ниоткуда, заставляя тепло закипать в моем желудке. Я хотела его до того, как он взял меня так грубо. Влечение все еще присутствовало, находясь где-то под моим гневом.

Спайдервеб скрестил руки, его мускулы перекатывались, из-за чего казалось, что паутина на его тату была живой.

— Кем? Я заплачу больше. Я хочу этот лакомый кусок задницы. — Он послал мне отвратительный поцелуй.

Я прикусила язык, чтобы ничего не сказать. Мышцы Оскара стали выпуклыми напротив меня, перекатываясь от энергии.

— Владельцем этого чертового клуба. Поэтому отвали.

Спайдервеб усмехнулся.

— Владелец может иметь, кого захочет. — Злость сверкала в его глазах. — Я хочу именно эту. — Указав на меня, он схватился за свою промежность. — Уверен, что она будет ощущаться по-настоящему хорошо.

Я взвизгнула, когда Оскар схватил мою левую грудь. Какого черта?

Его горячее дыхание обдувало мою шею сбоку, когда он рявкнул:

— Видишь это? — отпустив, он добавил: — Его. Не твое. Его.

В его голосе был акцент — возможно, американский, даже если он был похож на истинного австралийца со своей загорелой кожей, яркими голубыми глазами и обесцвеченными от соли волосами.

Шепча в мое ухо, он сказал:

— Почему ты вернулась? Я думал, что он причинил тебе боль.

— Он причинил мне боль. — Я хотела избежать этого, но мне нужно было, чтобы Оскар был на моей стороне, если у меня появится любой шанс добиться того, чего я хотела. — Но ему еще больнее.

Оскар не сказал ни слова. Дерьмо, я сказала что-то не так. Я была не права, думая, что он заботился о своем боссе.

Оскар пробормотал:

— Если ты думаешь, что он изменится, ты бредишь, но я не буду останавливать тебя от разрушения самой себя.

Спайдервеб сделал торопливый шаг ко мне.

— Эй! Перестань мило разговаривать с моей девочкой. Я беру ее.

Мой нрав взорвался. У меня было достаточно идиотского мужского тестостерона. Оттолкнув Оскара, я прошипела:

— Я не твоя. Я не его. Я своя. Сейчас, извини меня, неандерталец, я вернулась по причине, и я не закончила.

Продвинувшись, я бросилась вверх по лестнице, радуясь, что у меня было немного удачи: двери офиса Фокса были открыты. Закрепив нож в волосах, я вошла.

Я скрепила сделку, поделившись кровью, и я ненавидела последствия. Дрожь, постоянные вопросы, раздумья, смогу ли я справиться с ситуацией лучше. Я критиковала каждое решение, ища способы, которыми я могла предотвратить, что бы ни случилось.

Дрожь началась. Она всегда наступала после напряженной ситуации. Мое тело, пропитанное адреналином, все еще хотело боя.

Мои глаза опустились на ковер, где Фокс душил меня прошлой ночью. Мои пальцы взлетели к моей шее, слегка нажав на побаливающие синяки. Воспоминание о его руках вокруг моего горла заставило мое сердце биться сильнее.

Он так быстро перешел от боготворящего и целующего до сумасшедшего психопата. Не было никого, чтобы помочь с такими глубоко укоренившимися психологическими проблемами. Я должна была развернуться и забыть обо всем.

Даже когда я думала об этом, я знала, что это не было выбором.

Сжав сумку сильнее, я сделала несколько глубоких вдохов, заставляя уйти нарастающее напряжение. Только когда мои пальцы перестали трястись, и я могла, не подпрыгивая перемещаться по его офису, я открыла параллельную дверь.

Посмотрев направо и налево, я задержала дыхание. В коридоре никого не было, пусто как в могиле.

Еще раз появилось ощущение, что моя жизнь изменилась. Я почувствовала это, когда в первый раз встретилась глазами с Фоксом — влечение, притяжение между нами. Это тянуло меня к направлению, о существовании которого я не знала до него.

Судьба столкнула нас вместе, потому что мы могли помочь друг другу. Я не верила в сказки, но верила в связанные со счастливым случаем столкновения. Фокс мог помочь мне с Кларой. Я могла помочь ему с демонами.

После того как я причиню ему боль.

Мой разум вернулся к Кларе. Обрушившийся вес ее потери, держал меня приклеенной к ковру. Я никогда не прощу себя, если недостаточно сделаю для нее.

Тяжело сглотнув, я на цыпочках подошла к двери комнаты Фокса. Перепробовав большое количество кодов на клавиатуре, я наконец разобралась с правильным. Оказалось, что я не запомнила его хорошо.

Замок открылся, и дверная ручка легко повернулась. В мгновение, когда я вошла внутрь, не было пути назад. Я скажу правду. Я заставлю его слушать. И я понятия не имела, как он отреагирует.

«Что ты делаешь, Зел?»

Я не могла честно ответить на вопрос. Я действительно не знала. Риск вернуться к такому нестабильному мужчине как Фокс, был самоубийственным. Обратно меня привел не просто соблазн денег. Да, мое сердце не переставало кровоточить от мысли потерять Клару, но что-то еще привлекало меня. Что-то, что мне не нравилось. Что-то, что я не могла игнорировать.

Толкнув дверь, я шагнула внутрь, мои глаза были нацелены на кровать.

Пусто.

Мое сердце ускорилось, когда я прошла вперед. Декорированная черным комната была пустой. Солнце танцевало на бронзе и железе, разбрасывая блики от статуй волков и безликих мальчиков. От всего вокруг меня я чувствовала угрозу боли.

Слева на стене висел экран, сверкая символами и тщательной гравировкой. Символика подзывала меня, шепча историю — может быть, ключ к Фоксу.

Каждая высеченная линия выглядела злой, слишком глубокой, слишком наполненной насилием. Три слова на русском языке, нацарапанные без изящества, выглядящие злыми и мрачными, привлекли мое внимание.

Позволив сумке упасть с глухим стуком, я с любопытством потянулась, чтобы отследить пальцами иностранные буквы. Я бы хотела понимать, что они означали.

Волосы у меня на затылке приподнялись, мое сердце забилось галопом. Не было ни звука, ни подсказки, что что-то опасное вошло в комнату, но мои чувства знали.

Я отошла от металлического экрана, смотря на дверь ванной.

Дверь широко открылась, с клубами пара позади него, Фокс стоял и со злостью смотрел на меня.

Мой желудок скрутило от жесткости его позы, от его влажных волос. Он не сказал ни слова — они были ему не нужны. Его взгляд был таким напряженным, он наносил мне удары через всю комнату. Так много вопросов, так много обвинений было в его снежных глубинах.

«Я думал, что никогда не увижу тебя снова».

«Наша сделка расторгнута».

«Уходи».

«Беги».

«Я не хочу тебя здесь».

Я старалась тоже общаться тишиной, показав, какой взбешенной я была.

«Ты обидел меня, но я вернулась».

«Ты должен мне за то, что ты сделал».

«Я ненавижу тебя, но я хочу помочь тебе».

Молчаливый разговор закончился, когда Фокс встал во весь рост, притягивая мой взгляд ниже по его телу. Его темно-бронзовые волосы были в беспорядке, и с них на плечи капала вода, но его натренированное тело было заключено в черный свитер и черные хлопковые брюки.

Он оделся, хотя думал, что он один — почему? Я могла понять физическую застенчивость — хотя у него не было причин быть стеснительным с его телосложением, но я не могла понять его потребность прятать то, что бы ни находилось под его одеждой.

Я заговорила даже прежде, чем приняла решение.

— Что с тобой случилось?

Его челюсть распухла, а под одним глазом был огромный порез, весь распухший и фиолетовый. Кровь запеклась по линии роста его волос, и он продолжал крепко держаться за бок, защищая ребра или какой-то из своих органов.

Я сжала руки, борясь с желанием позаботиться о нем, когда он еле волочил ноги от дверного проема к кровати. Он не отводил своих глаз от меня.

Энергия в комнате искрилась и шипела настороженностью. Я никогда не была так настроенная ни с кем прежде, независимо от того, жаждала я их или ненавидела.

Я закусила губу, когда он зашипел от дискомфорта, пытаясь сесть на кровать. Несмотря на очевидную боль, в нем было что-то другое.

Исчезла тонкая грань... Я не знала... может быть, сила, ненависть, уравновешенность? Ему не хватало напряженной ярости, крепко сдерживаемого контроля. Прежде, он выглядел, как будто мог сразиться даже с Армагеддоном, теперь же он выглядел... расслабленным. Он выглядел уставшим.

Мужчина передо мной был... удовлетворенным. Странное заключение для кого-то, истекающего кровью и с трудом дышащего, но в его бело-серых глаз не было инстинкта охотника. Они были ясные, сосредоточенные и злые.

Мое сердце затрепетало, привлеченное к потребности в нем. То, что я увидела его уязвимым, заставило мою злость ослабеть.

Он осторожно свесил ноги с кровати и откинулся на черные мягкие подушки. Его глаза путешествовали по моему телу, не спеша, выжигая на нем клеймо.

Боль в моем лоне превратилась из ноющей в пульсирующую.

«Ты пришла сюда кричать на него. Не попадай в ловушку влечения».

Сделав решительный вдох, я подошла к концу кровати и вцепилась в грубое дерево. Холодный металл дал мне что-то, чтобы сосредоточиться. Я зарычала:

— Ты причинил мне боль прошлой ночью. Я пришла сказать тебе то, что именно я думаю о тебе, — чтобы причинить тебе боль как возмездие, но я вижу, что карма работает быстро и кто-то избил тебя.

Его челюсть двигалась, но он не ответил.

Ладно, казалось, что он хотел поиграть.

— Хочешь, чтобы я догадалась, как ты был избит и получил эти синяки? Ты хочешь знать правду обо мне... ну, я хочу знать правду о тебе. Если бы у меня было больше рассудка, я бы никогда не вернулась к тебе, но, к счастью для тебя, я забочусь не только о себе, и делаю это для них. Я заработаю денег для их будущего.

— Ну, это просто заставляет тебя чувствовать себя чертовски самоотверженной, не так ли? — Фокс зарычал. — Я не хочу ничего слышать о твоих сомнениях и сожалениях по поводу возвращения ко мне.

Я закатила глаза, мой нрав разгорался.

— Ты думаешь, я охотно вернулась к плохому обращению? Не обманывай себя. Ты почти изнасиловал меня, и что я должна чувствовать? Я скажу тебе, что чувствую: страсть к деньгам, которые ты обещал. Я совершила ошибку, думая, что могу наслаждаться временем с тобой. Я не была психически готова к тому, что ты возьмешь меня, потому что надеялась, что получу удовольствие, но благодаря тебе я выучила еще один урок и не совершу одну и ту же ошибку дважды. — Разведя руки, я сердито сказала: — Я здесь. Я здесь для твоего удовольствия, и кроме денег не жду ничего взамен. Полагаю, что я на самом деле шлюха.

Его глаза вспыхнули.

— Ты не чертова шлюха. Я понял это — ты хочешь причинить мне боль, сказав, что ты больше не хочешь меня в любой роли, кроме того, чтобы платить тебе. Поздравляю, я абсолютно тебя понял.

— Хорошо.

— Отлично! — его лицо скривилось, синяк и покраснение на его щеке выделяли его шрам. — По крайней мере, так мы точно знаем, где мы находимся.

Я кивнула.

— Определенно.

Глаза Фокса потеряли вспышки злости, внезапно наполнившись усталостью.

— Ты хочешь еще что-нибудь высказать мне, прежде чем я уйду? — он выглядел разбитым — меньше и уязвимее.

Мое сердце забилось сильнее, разбавляя мой гнев состраданием. Коснувшись пальцами верхней части спинки кровати, я спросила:

— Что с тобой случилось? Где ты был прошлой ночью?

Он нахмурился, покачав головой.

— Я нигде не был, и ничего не случилось. — Он немного вздрогнул, когда передвинулся на кровати. — Оскар сказал, что отпустил тебя прошлой ночью, но он отказался назвать мне твой адрес.

Облегчение потекло по моей крови. Я совершенно не хотела, чтобы Фокс знал, где я живу — пока Клара была там.

— И он побил тебя за то, что ты спросил?

Фокс рассмеялся, держась за бок.

— Если бы. — Он сощурил глаза. — Я нашел кое-кого другого.

Мой рот открылся.

— Ты просил кого-то сделать это с тобой?

Его губы скривились, но он отказался отвечать. Его глаза опустились на ожерелье, которое он надел на меня прошлой ночью. Серебро исчезало, опускаясь к моей ключице, щекоча мой живот, когда я дышала.

Я втянула воздух, когда его глаза засверкали. Игнорируя пожар в моем животе, я указала на его разбитую губу.

— Ты искал боль?

Его глаза вспыхнули, и он вздрогнул.

— Заткнись.

Мое сердце ухнуло с глухим стуком, так как я поняла, что была на правильном пути.

— Я не заткнусь, пока не узнаю правду. — Подойдя ближе к кровати, я добавила: — У тебя кровотечение. Если ты не просил этого, тогда что случилось? На тебя кто-то напал?

Он тяжело вздохнул.

— Что-то типо того. — Его взгляд сфокусировался на мне. — Ты забыла нашу сделку. Это ты согласилась отвечать на мои вопросы, не наоборот. — Он вздрогнул, когда волна боли прошла через его тело. — В любом случае это не имеет значение. Ты ушла. Наше соглашение утратило силу. Уходи. Я не хочу, чтобы ты была здесь.

Я нахмурилась.

— Я ушла, потому что ты обидел меня. Ты обещал, что не сделаешь этого. Это не я нарушила правила — это был ты.

Он зарычал.

— Я получил то, что хотел. Я трахнул тебя и не должен платить. Ты была той, кто вышла за дверь и ушла — ты решила, что я не стою двухсот тысяч долларов, чтобы продержаться несколько недель. — Его рука сжалась в кулак на боку. — Ты не понимаешь это? Я получил то, что хотел. Я трахнул тебя, и теперь я покончил с этим, поэтому сделай мне одолжение и уйди. Я не хочу, чтобы ты была здесь. — Он произносил каждое слово отдельно, наполняя их враждебностью.

Мое взбешенное настроение успокоилось. Я должна быть обиженной, раздраженной или обманутой, но вместо этого я чувствую грусть. Грусть за него. Грусть за его ложь.

Чем больше я смотрела, тем больше видела, и тем больше мое сердце угасало из-за него. Он был как бешеная собака, которая рычала с пеной у рта, угрожала укусить мою руку, если подойду ближе, но в его диких глаза таилась мольба. Будто он говорил: «Не отказывайся от меня, даже если я кусаюсь».

Сощурив глаза, я сердито сказала:

— Ты грубый, но это не сработает.

— Что, черт побери, не сработает?

Я двинулась от своего места у подножия кровати и подошла к нему ближе. Он напрягся, сердито следя за каждым моим шагом. Я остановилась сбоку кровати, на расстоянии касания. Его тело не расслабилось. Наоборот, его мышцы выступили еще сильнее.

— Ты отталкиваешь меня, потому что ты трус. Ты не хочешь, чтобы я уходила, так как я единственный достаточно сильный человек, чтобы мириться с твоей херней.

Его лицо стало совершенно белым. Его глаза вспыхнули гневом.

— Что ты только что сказал мне?

— Ты трус. Ты прячешься за жестокостью. Ты наказываешь. Ты прибегаешь к тому, что случилось с тобой, но на самом деле ты потерянный и одинокий, и ты тонешь. — В моей голове появилось столько всего, чего я хотела сказать. — Что-то разрушено внутри тебя. Ты ищешь выход, но не можешь найти. Вот почему ты окружил себя бойцами. Это мир, который ты знаешь. Единственный мир, в котором ты можешь дышать.

Его зубы сжались вместе, а тело дрожало.

— Убирайся. Убирайся!

Игнорируя его, я бросила:

— Я думаю, что ты подкупил меня остаться, потому что я единственный человек, у кого есть хоть какие-то чувства и связь с тобой. Я думаю, что химия и влечение совершенно в новинку для тебя и вместо того, чтобы пригласить меня на свидание, ты украл мой нож и похитил меня. Я не знаю, что происходит в твоем мозгу, но я начинаю понимать.

Он резко вдохнул, его мышцы дрогнули от злости.

— Ты думаешь, что знаешь меня? Ты думаешь, что можешь махнуть чертовой волшебной палочкой и исправить меня? — он двинулся, чтобы подняться с кровати, и я отступила. Его ноги коснулись пола, но он не встал, как будто пытался заставить себя сидеть, чтобы держаться подальше от меня. — Трахнуть тебя — было ошибкой. Позволить тебе быть рядом со мной — было ошибкой. Ты сумасшедшая со своими глупыми выводами. Я не проект-игрушка для девочки-скаута, чтобы исправить его. Убирайся, нахрен, и перестань надоедать мне.

— Я надоедаю тебе? О боже мой, ты полностью ошибаешься. Если бы я надоела тебе, тебе было бы плевать, что я думаю. Нет, я тебе не надоела, потому что ты знаешь, что я права. Чего ты хочешь от меня? Чего ты надеешься достичь? — со своего места в центре ковра я сжала руки. — Ты думал завоевать мою привязанность, изнасиловав меня? Или как насчет, заставить меня потерять сознание из-за того, что ты не способен выдержать, что тебя касаются? Я хотела тебя, я была честна в этом с самого начала, но то, чего я не хотела — это мужчину, который настолько далек от здравомыслия, что я не могу понять или предугадать. Если бы ты дал мне деньги сейчас, я бы ушла и никогда о тебе вновь не подумала.

Мое горло сжалось от всей этой лжи.

Фокс вцепился в край матраса.

— Не давай мне удержать тебя, dobycha. Поздравляю ты, нахрен, ранила меня больше, чем все травмы, от которых я страдаю. Ты только что доказала, какая ты пустышка. Ты никогда по-настоящему не хотела меня, если бы это было так, ты бы хотела большего, чем то, что может дать тебе мой банковский счет.

Все мое тело зудело от злости.

— Я пустышка? Как насчет тебя? Ты думаешь, что ты ограниченный; ты придумал пугающего человека со шрамом, который владеет нелегальным бойцовским клубом, но это неправда. Хочешь услышать мою версию правды, и затем ты сможешь увидеть достаточно ли я пустая, чтобы тебе было плевать? — я не ждала его ответа. — Тебя нельзя касаться. Я бы никогда не догадалась почему, но это заставило меня задаться вопросом: почему ты купил меня для секса, если ты никогда не раздеваешься и, кажется, ненавидишь саму мысль быть рядом с кем-либо? Ты носишь одежду, будто она защищает тебя от чего-то. Ты делаешь скульптуры и работаешь с металлом, потому что контролируешь судьбу тех вещей, что создаешь. Ты сломленный и растерянный и…

— Заткнись! Убирайся к черту. — Я отпрыгнула, когда Фокс выпрямился. Он прорычал: — Хватит. Просто оставь меня в покое.

Мои уши звенели от его ярости, мое сердце так глухо ударялось о ребра, но в первый раз я почувствовала, что лед тронулся. В этот момент он не был мистером Обсидианом, он просто был мужчиной с первобытным характером. Человек на грани потери контроля.

— Нет, ты выслушаешь меня.

«Я разрушу тебя».

Он громко скрежетал зубами, посылая дрожь по моей спине. Тяжело сглотнув, я потребовала:

— Ты целовал кого-нибудь прежде? До меня?

Его глаза метали кинжалы, прокалывая мою кожу своей ненавистью.

— Какое это имеет значение? Тебя когда-нибудь избивали, что все кости в твоем теле были сломаны? Ты когда-нибудь проживала дни без еды или на твоих руках было так много крови, что ты хотела убить сама себя? — его грудь вздымалась под его свитером.

Мы замерли.

Его ноздри раздувались. Он не имел в виду что-то надуманное — он сказал, что-то настоящее — огромная информация о его прошлом.

— Нет, но ты да. — Я не могла справиться с этим. Это больно, думать о прошлом Фокса, о том, что он продолжал скрывать. Он почти убил меня. Он взял меня против моей воли. Я должна ненавидеть его, а не жалеть.

Но как я могла бояться кого-то с такой эмоциональной болью?

Шрам на его щеке сверкал ярко-красным, выглядя так, будто из него сочилась свежая кровь. Линия его челюсти покраснела, подчеркивая побелевшие шрамы, которые я не замечала прежде. Казалось, что он дрожит, превращаясь из зомби, безжизненного существа в мужчину, желающего свободу.

— Я знаю, что ты не из Австралии, и знаю, что ты боишься наказания. Расскажи мне.

Он покачал головой, его влажные волосы развевались. Он оскалил зубы.

— Дай мне разобраться. Ты думаешь, что знаешь меня? Думаешь, что можешь читать меня и разобраться, что живет внутри моей головы? Ты думаешь, что у тебя есть суперсила? — он вскинул руки вверх. — Что еще, ты думаешь, происходило со мной, dobycha? Головорез-убийца? Наркодиллер? Как насчет насильника? — прикоснувшись кончиками пальцев к покрасневшему шраму, он рассмеялся. — Погоди, полагаю, после прошлой ночи я — насильник. Все, что ты думаешь, знаешь обо мне — испорчено. Этот шрам заставляет тебя жалеть меня и бояться. — Его плечи напряглись, когда он сделал шаг вперед. — Ты думаешь, что можешь догадаться, как я получил его? Что я сделал? Перестань придумывать свою ложь и сфабрикованные истории. Ты так далека в своем королевстве фантазий, ты сбиваешь себя с толку. Сделай нам обоим одолжение и проваливай.

Он закрыл рот. Нас разделял метр, который держал меня в безопасности от его бурлящего гнева.

Он не сдвинулся, чтобы схватить меня или причинить боль. Он не спустился за охраной. Все это время, пока он ненавидел меня за то, что я кинула ему правду в лицо, он защищал меня, держась подальше.

Усталость ударила по мне, и я тяжело вздохнула.

— Ты не доверяешь себе со всем, что ты делаешь?

Он моргнул на мой шепот, такой тихий после крика.

Мои глаза встретили его, и я подарила ему крошечную улыбку.

— Любой нормальный человек будет касаться, сжимать и избивать друг друга в напряженном споре, но не ты — ты сохраняешь дистанцию. Ты не доверяешь не мне, а себе.

Он не сказал ни слова, дрожа от своей ужасной ярости. Несмотря на то, что его шея покраснела, и гнев сверкал в его глазах, он удерживал свой неукоснительный самоконтроль. Что случится, если я прикоснусь к нему? Что он сделает, если я разведу руки и обниму его?

«Ты умрешь».

Я знала это. Я была в этом уверена так же, как и в том, что солнце сядет и взойдет снова.

Между нами была тишина, и мои глаза опустились на его руки. Джемпер задрался, показывая жилистые мышцы и шрамы.

Шрамы. Шрамы. Шрамы.

Больше, чем я могла сосчитать. Некоторые уже исчезающие и серебристые, другие красные и заживающие. Но было четыре ярко-красные прямые и идеальные линии, которые привлекли мое внимание.

Я видела такие отметки прежде. На другом человеке. Я была непосредственным свидетелем сломленного разума человека, который искал боль, чтобы избавиться от возрастающей муки внутри себя.

Клу сама наносила себе повреждения.

Через некоторое время я помогла ей остановиться, но никогда не забуду, как вошла в кухню одной ночью и увидела, как она режет кожу острым ножом. Я вздрогнула от ужаса, но она вздохнула с облегчением.

Я не осудила. Я не сказала ни слова, но с помощью дружбы и поддержки я помогла ей направить ее боль в физические упражнения, и меньше в деструктивные методы.

— Ты наносишь себе повреждения, потому что ты не можешь справиться с тем, что живет внутри тебя, что бы это ни было, — пробормотала я.

Он с трудом сглотнул. Прошла напряженная секунда, прежде чем он сделал небольшой шажок в мою сторону. Его суставы щелкали от насилия, что происходило в прошлом и от недавних событий:

— Уходи сейчас, прежде чем я сделаю что-то, о чем буду сожалеть. — Его глаза вспыхнули, когда он сделал еще один шаг ко мне.

Я отступила, сохраняя расстояние. Моя злость вернулась: быстрая и горячая. Отмахнувшись от него, принимая во внимание его ярость, я прорычала:

— Ты думаешь, что можешь напугать меня? Ты ошибаешься. Я имела дело с людьми похуже, чем ты. Ты дурачишь себя своей драматичностью.

Фокс превратился в бомбу и взорвался.

— Убирайся на хер отсюда! Сейчас!

— Нет!

— Уходи!

— Нет, пока ты не выслушаешь меня.

— Нечего слушать! — он схватился за голову, потянув волосы. — Уходи сейчас. Уходи! Черт побери, иди!

Инстинкт самосохранения во мне хотел подчиниться, но я оттолкнула его.

— Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь.

Он маниакально рассмеялся.

— Ты? Мисс идеальность? Женщина, у которой есть все? Не заставляй меня доказывать, смехотворность этой ситуации. Ты чертов хамелеон со своей ложью и секретами.

Наклонив голову, он уставился сильнее, глубже в меня, чем кто-либо прежде. Мне не нравилось, какой слабой и неуверенной он меня делал. Мне не нравилось, что мой дом лжи мог рухнуть в любой момент. Мне не нравилось быть образцом под пристальным вниманием.

— Ты думаешь, я не вижу тебя? У тебя есть прошлое, как и у всех, но оно темнее. Ты делала то, что другие не поймут, но это не значит, что ты знаешь меня. Я не доверяю тебе, Хейзел Хантер. — Двигаясь вперед, он указал на дверь позади меня. — Я не буду просить снова. Последнее предупреждение. Убирайся, нахрен, и оставь меня в покое.

Я была настойчива, но не смогла победить. Я сделала все возможное. Отступив, я сощурила глаза.

— Ты хочешь, чтобы я ушла, ладно. Но ты в долгу передо мной. Ты в долгу передо мной за ту связь, что возникла между нами прошлой ночью. Ты чувствовал ее, так же как и я. Ты заставил меня согласиться с твоими условиями, когда не смог проигнорировать вызов. Что, если связь — это тот единственный способ, чтобы помочь тебе? Что, если я тот человек, которого ты ищешь?

Я не хотела говорить это. Это было слишком самоуверенно. Это было похоже на высокомерную добродетель. Я не знала, чувствовал ли он то же самое влечение. Ту же самую тягу.

Он попятился и сжал кулаки так сильно, что его костяшки побелили.

— Кем, черт побери, ты себя возомнила? Ты ничего не знаешь. Ничего! Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужно твое исцеление! — его голос изменился от упорствующего гнева до легкого замешательства. Он подчеркнул слово «исцеление», и его австралийский акцент перешел на что-то гортанное, иностранное. Это подходило ему больше, чем фальшивость его австралийского говора.

Я видела правду. Ясную, как день. Все что я говорила, было настоящим. Все, что он пытался спрятать — выходило на свет.

— Я не единственная, кто лжет. Ты тоже. — Я наклонила голову, рассматривая его ближе. Как будто ответ пришел ко мне из ниоткуда. Я видела его через все тени и секреты, поймав небольшие фрагменты правды. — Я думаю, что ты прячешься от чего-то и каждый день живешь в страхе.

Фокс рассвирепел, закипел и ощетинился.

Вся заботливость, глупые инстинкты увеличились, надеясь, что он треснет и позволит своим стенам упасть. Этому мужчине не нужна женщина, чтобы согревать его постель. Ему нужен психиатр. Я не хотела быть рядом ни с кем настолько проблемным, но я уже не могла уйти.

— Ты должен позволить мне помочь тебе.

Страх душил меня, когда, казалось, он стал больше, приняв ледяную наружность, что не давала ни единого намека на раскаяние или человечность.

Я замерла, уставившись в его свирепый взгляд. Проблема была в том, что в этот раз я не могла читать его. Он закрылся, и все что я видела — холодный мужчина с порочными наклонностями, усиливающимися грешным шрамом.

Он вздрогнул, когда все его тело застыло без движения. Мышцы напряглись под его одеждой, его аура излучала агрессию и сопротивление.

— Я ничего тебе не должен.

Мое сердце ускорилось. Правда кричала громко и ясно. Так или иначе, он заработал этот шрам благодаря долгу за грехи прошлого. Он не был свободным мужчиной. Он принадлежал кому-то, кто держал его на коротком поводке или издевался над ним так сильно, что ему потребовалось очень много сил, чтобы освободиться.

Тяжело дыша, я опустила глаза на его трясущееся тело. Я хотела понять темные повреждения, скрытые в его глазах.

Боже мой. Что с ним случилось?

Мой взгляд установился на нем, как будто я была стрелкой компаса, а он моим севером. Со мной никогда такого не происходило. Никогда не была так настроена к другому. Возможно, мы были родственными душами, соединенными в прошлом, в мире полного согласия. Это судьба.

Слишком много. Слишком интенсивно. Слишком опасно.

Я должна защитить и спасти Клару, я не должна оставаться с кем-то настолько сломленным. Это было время, чтобы отделиться от него и забыть — не только из-за моего здравомыслия, но также и из-за моего будущего. Я ненавидела, что в первый раз в жизни, я чувствовала себя слабой. Слабой, потому что не имело значения, как сильно я хотела помочь ему, я не в состоянии сделать это. Он был потерянным для спасения.

Тяжело выдохнув, я отпустила ситуацию. Я заставила все свои вопросы и любопытство уйти из моей головы. Моя жизнь уже была достаточно завершенной. Мне не нужно было размышлять о том, чтобы принять сбившегося парня, который, несомненно, оставит меня разбитой на кусочки.

— Забудь об этом, — понизив голос до шепота, я сказала: — Я уйду. Но ты должен знать, что я вернулась, чтобы высказать тебе всё, что я думаю, но также, чтобы продолжить наше соглашение. Я отказываюсь оставаться с тобой на месяц, но я охотно проведу свои дни с тобой. Чтобы дать тебе то, что ты хочешь. Несмотря на то, что я сказала — я хотела тебя. Я чувствовала ту же самую тягу.

Его спина напряглась. Казалось, воздух вокруг него трескается и плачет со смесью сожаления и отвращения к себе. На мгновение я подумала, что он задушит меня. Вытянет руку и схватит меня за горло своей большой рукой и выбьет воздух из моего тела. Но затем его злость уменьшилась, исчезнув и заменившись холодностью.

— Мне плевать. Я не хочу видеть тебя снова.

К черту его. Я покончила с ним.

Развернувшись, я последовала к двери. Моя злость обрушилась на меня волной. Я отдала ему свою страсть и предложила единственную надежду, и он бросил ее мне в лицо.

В тот момент, когда я вышла за дверь, я не хотела видеть его снова. Я буду не в состоянии выдержать это. Мне нужно убедиться, что прощание было окончательным.

— Держись от меня подальше, Фокс. Если я увижу, услышу или пойму, что ты рядом, я не просто причиню тебе боль. Я убью тебя!

В день, когда я завершил последнюю фазу обучения, случилось два события. Они вытатуировали мне отметку главного агента, и мне сообщили о моем наследстве. Несколько лет я жил в клетке внутри огромного дома, мне говорили, что есть, говорили, кого убить и когда говорить. Я носил ту же самую черную одежду, как и все новобранцы. Я следовал закону.

Они рассказали мне кем я был до того, как меня украли на мой шестой день рождения.

Я не был нищим или бродягой с улицы как другие дети. Моя семья была не среднего класса.

Ох, нет.

Оказалось, что я был двадцать четвертым в очереди на престол. Мои предки были королями и королевами, моя семья религиозная и уважаемая.

Они рассказали мне, что я унаследовал мультимиллионное состояние собственности, украшений и денег.

Мое настоящее имя Роан Аверин, но ничего из этого не имело значения.

Не имело значения, что я был королевским наследником в династии, которой больше не существовало, потому что я убил каждого человека из моей родословной. Никто не знал, что я жив. Никто не знал, что я существую.

Не осталось никого.