Разрушь меня

Глава 20

ТАШ

Я просыпаюсь от раннего утреннего солнечного света, струящегося через окна от пола до потолка. Каждый мускул в моем теле приятно ноет, когда нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Я осторожно потягиваюсь, отмечая каждое нежное местечко на своем теле — свидетельство страсти Дмитрия, написанное на моей коже.

Его рука сжимается вокруг моей талии, притягивая меня ближе к своей груди. — Куда-то собираешься? — Его голос хриплый со сна.

— Просто потягиваюсь. — Я поворачиваюсь к нему лицом, пораженная тем, как по-другому он выглядит со спутанными волосами и без маски. Никакого идеально сшитого костюма, никакой расчетливой маски — просто мужчина, который обнимал меня всю ночь.

— Кофе? — спрашивает он, приподнимаясь на локте.

— Пожалуйста, скажи мне, что у тебя здесь спрятана модная итальянская машинка.

Его губы приподнимаются. — Конечно. Хотя обычно я поручаю это своему помощнику.

— Ну. — Я сажусь, кутаясь в простыню. — Я готовлю отличный капучино.

— Да? — Его глаза следят за мной, пока я прохожу по деревянному полу, поднимая его сброшенную рубашку, чтобы надеть.

На его сверкающей кухне я нахожу кофемашину и принимаюсь за работу. Знакомый ритуал: отмеряю зерна, утрамбовываю гущу и готовлю молоко на пару до идеальной шелковистости. Воздух наполнен ароматом свежего кофе.

В дверном проеме появляется Дмитрий, одетый только в пижамные штаны с низкой посадкой. Он наблюдает за моей работой с такой интенсивностью, что у меня горят щеки.

— Вот. — Я протягиваю ему чашку, наши пальцы соприкасаются. Простая домашняя атмосфера момента застает нас обоих врасплох. Независимо от того, как сильно мы пытались притворяться, что это не так, это больше не просто физическая близость.

Он делает глоток, и его брови приподнимаются. — Это... Очень вкусно.

— Я же тебе говорила. — Я запрыгиваю на стойку, свесив ноги. — Девушке нужны ее навыки.

Его рука находит мое колено, большой палец рисует круги на моей коже. Нежный жест говорит о многом. Мы пересекаем черту, которую никогда не хотели пересекать, и, кажется, ни один из нас не в состоянии остановиться.

Его пальцы продолжают свой ленивый путь вверх по моему бедру, когда он ставит чашку с кофе. Утренний свет играет на щетине на его подбородке, смягчая его обычные острые углы.

— Ты пялишься, — бормочет он.

— Ты выглядишь по-другому. — Я протягиваю руку и запускаю пальцы в его растрепанные со сна волосы. Он позволяет мне, что удивляет нас обоих. — Менее...

— Контролируемый? — Тень пробегает по его лицу.

— Я собиралась сказать «пугающий». — Я делаю еще один глоток кофе. — Хотя ты все такой же. Просто... есть кое-что еще.

Он встает между моих ног, кладя руки мне на бедра. — Что еще?

— Я не знаю. Что-то настоящее. — Мои пальцы касаются шрама у него на виске. — Вот так. Как ты его получил?

Его челюсть на мгновение сжимается. Затем, неожиданно, он отвечает. — Автомобильная авария, когда мне было двенадцать. За рулем была мама.

От боли в этих нескольких словах у меня перехватывает дыхание.

— Она не выжила, — тихо добавляет он.

Моя рука обхватывает его щеку. Он слегка наклоняется к ней, на мгновение закрывая глаза. Когда они снова открываются, эта рассчитанная маска начинает возвращаться на место.

Я заставляю себя небрежно улыбнуться, слезая со стойки. — Ну, мне, наверное, пора уходить.

— Конечно. — Маска Дмитрия твердо возвращается на место, когда он отходит. — Я попрошу Акима подогнать машину.

— Не нужно. Я могу поймать такси. — Я застегиваю рубашку, избегая встречаться с ним взглядом.

— Не говори глупостей. — Он подходит к холодильнику и с механической точностью достает яйца и овощи. — По крайней мере, позволь мне сначала приготовить тебе завтрак.

Предложение застает меня врасплох. — Ты готовишь?

— У меня много скрытых талантов. — Его навыки владения ножом столь же точны, как и все остальное в нем. Он нарезает перец идеальными квадратиками. — Садись.

Я присаживаюсь за барную стойку, наблюдая, как он работает. Он передвигается по своей кухне, как по жизни, — контролируемо, эффективно, не терпя сопротивления даже от яичного белка.

— Это становится домашним, — поддразниваю я, стараясь говорить легким тоном, несмотря на то, что у меня сжимается грудь.

— Чисто практично. Я не хочу, чтобы ты упала в обморок от голода. — Он выкладывает на тарелку идеальный омлет.

Его телефон жужжит. Один раз. Два. Три раза подряд. Его плечи напрягаются.

— Проблемы? — Спрашиваю я, хотя знаю этот взгляд.

— Ничего срочного. — Он ставит тарелку передо мной, но его взгляд продолжает метаться к телефону.

— Дмитрий. — Я касаюсь его запястья. — Ответь на звонок.

Он колеблется, и на мгновение я вижу что-то в выражении его лица — как будто он борется сам с собой.

Его телефон снова жужжит. — Николай, — бормочет он, наконец поднимая трубку. Его лицо каменеет, пока он слушает. — Когда?.. Сколько?.. Я буду там через двадцать минут.

Я уже встаю, собираю свои вещи. — Семейное дело?

Он кивает один раз, резко и выверенно.

— Иди. — я машу рукой в сторону омлета. — Я заверну его на потом.

Но никто из нас не двигается. Мы застыли на его кухне, утренний свет окрашивает все в мягкий золотистый цвет, оба притворяясь, что это не больше, чем должно быть.

Его телефон снова жужжит. Чары рассеиваются.

Я спешу собрать свою одежду из кучи, разбросанной на полу его спальни. Шелк моего комбинезона ощущается прохладным на разгоряченной коже, когда я надеваю его. Мои пальцы возятся с застежкой-молнией, пока я не чувствую, как руки Дмитрия отводят мои, застегивая ее с характерной для него эффективностью.

— Позволь мне взять твою накидку. — Он направляется к шкафу, теперь весь деловой. Интимный момент завтрака испарился, как утренний туман.

Я хватаю клатч и телефон, быстро проверяя, нет ли сообщений. Три от Софии. Конечно.

На кухне я нахожу омлет, уже аккуратно завернутый в фольгу.

Его телефон снова звонит, когда мы стоим у его личного лифта. Напряжение на его челюсти говорит мне, что ситуация Николая, должно быть, серьезная.

— Я позвоню тебе, — говорит он, на мгновение кладя руку мне на поясницу.

Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть непринужденно, несмотря на то, что мою кожу покалывает от его прикосновений. — Если хочешь. Я знаю, что ты занят.

Его глаза слегка прищуриваются от моего тона, но очередное гудение телефона привлекает его внимание.

— Швейцар вызовет тебе такси. — Он отходит назад, уже просматривая сообщения на своем телефоне.

— Спасибо за завтрак. — Я поднимаю упаковку из фольги с, надеюсь, беззаботной улыбкой. — И... все остальное.

Двери лифта бесшумно открываются. Я вхожу, наблюдая за отражением Дмитрия в полированной стали, когда двери закрываются. Выражение его лица непроницаемо.

Внизу у швейцара ждет такси. Я сажусь на заднее сиденье, сжимая в руках завернутый завтрак и стараясь не думать о том, как сильно я хочу, чтобы Дмитрий действительно позвонил.

— Куда едем, мисс? — спрашивает водитель.

Я даю ему свой адрес, затем откидываюсь на кожаное сиденье, наблюдая, как город расплывается за моим окном.

Я смотрю в окно такси, завернутый в фольгу омлет остывает у меня на коленях. Прошлая ночь теперь кажется сном — треснутый сдержанный фасад Дмитрия и неприкрытое желание в его глазах.

Тогда в нас не было никаких колебаний. Не было ни осторожной дистанции, ни взвешенных слов. Просто связь, которая заставила меня забыть обо всем остальном. Я вспомнила, как Дмитрий прошептал мое имя у моей кожи и как его совершенное самообладание пошатнулось, когда я дотронулась до него в самый нужный момент.

Теперь, в резком утреннем свете, мы возвращаемся к нашему осторожному танцу. Он, могущественный брат Ивановых с его четко упорядоченным миром, и я, куратор музея, которой следовало бы знать, что лучше не связываться с членом правления.

Такси попадает в выбоину, и я морщусь, чувствуя восхитительную боль от событий прошлой ночи. По крайней мере, это реально. По крайней мере, у меня есть доказательство, что все это было не в моей голове — отметины на моих бедрах, ожог на внутренней стороне бедер от его щетины, нежное местечко на моей шее, где он пометил меня.

Но то неловкое прощание у него на кухне... То, как он отстранился, как только зазвонил его телефон, снова спрятавшись за идеальной маской, как будто между нами ничего не произошло. Как будто мы не проводили часы, изучая каждый дюйм друг друга. Как будто я не заснула в его объятиях, чувствуя себя в большей безопасности, чем когда-либо за последние годы.

Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу окна, наблюдая за проносящимся мимо городом. Завернутый омлет лежит у меня на коленях как напоминание — он действительно пытался, по-своему. Он приготовил мне завтрак и настоял на машине — небольшие жесты, которые намекают на нечто большее, чем просто физическое влечение.