Развод. Бессердечная овечка

24

Чувство такое, словно меня окатывает ведром ледяной воды. Внутри всё звенит от паники, а тело действует на автомате.

Сажаю малышей в коридоре на мягкий пуфик. Лучше им остаться здесь. Я не знаю, что найду в доме.

Малыши тут же слезают с пуфика, но я сажаю их обратно. Достаю свой телефон и включаю на нём мультик. Протягиваю детям, и они оба хватаются за сотовый.

Так, хорошо.

Пока бегу по коридору сжимаю и разжимаю кулаки, словно там меня может ждать драка.

Распахиваю комнату Ксюши. Она ближе всего.

Девочка лежит в своей кровати тряпочкой. И мне даже на секунду чудится самое нехорошее.

Словами не передать, что я пережила за эту секунду.

Подлетаю к кровати и выдыхаю с облегчением. Ксюша дышит и шевелится. А ещё она вся покрыта красными волдырями.

- Ксю, малышка… - зову дочку, но она только слегка ведёт головой.

Глаз не открывает. Прикладываю ладонь ко лбу – горяченный. В комнате Тимура нахожу то же самое. Правда, парень всё-таки открывает глаза. Смотрит на меня мутным взглядом и просит пить. Мчусь за стаканом с водой для Тимура, словно мне нужно тушить пожар. А потом бегу в нашу с Юрой спальню.

Муж тоже дома. Он, как и дети, лежит в постели. На нём вообще живого места нет. Всё в набухших пузырями волдырях.

На мой голос Юра не реагирует и вообще не шевелится. Кажется, ему ещё хуже, чем детям.

Хватаю Юрин сотовый, лежащий рядом с ним на покрывале, но он разряжен.

Бегу обратно в коридор. Сердце колотится в груди глухими ударами, но голова, как ни странно, работает чётко.

Я должна помочь им. Переживать буду потом.

Забираю свой телефон из рук малышей и шикаю, утихомиривая их возмущённые писки.

Вызываю скорую. Возвращаю телефон притихшей мелочи и иду ухаживать за больными.

С Тимуром проще всего. Выпив три стакана воды и жаропонижающую таблетку, он стал оживать на глазах. С Ксюшей пришлось повозиться: принять таблетку она была не в силах, но детский сироп проглотила.

И у неё, и у брата была температура под сорок.

Состояние Юры пугало меня больше всего. Он никак не реагировал ни на воду, ни на детский жаропонижающий сироп, который я попыталась ложкой положить ему в рот. А на градуснике, которым я измерила мужу температуру, показалась пугающая цифра. Сорок два градуса.

Скорая ехала долго. Я успела уложить малышей спать, напоить Ксюшу водой с помощью ложки, и даже влить чай с сахаром в Тимура.

- Свирепая ветрянка в этом году, - замечает приехавший по вызову доктор. Он проходит в дом, не снимая форменной куртки. На меня смотрит равнодушно и устало, на заболевших по-деловому внимательно. – И чем старше пациент, тем тяжелее болезнь… много таких случаев, что госпитализировать приходится, и летальные уже есть…

Доктор замечает, как сильно я побледнела, и машет на меня рукой.

- Ну чего вы разволновались? У вас тут никто не помирает пока.

- И даже он? – я киваю в сторону Юры.

- С ним посмотреть ещё надо… но, думаю, оклемается без больницы.

Доктор ставит Юре укол жаропонижающего. И пока врач заполняет бумаги за нашим кухонным столом, температура мужа снижается до тридцати девяти.

- Ну вот, - удовлетворённо говорит доктор, - я же вам говорил. Пока забирать не будем. Следите за температурой. Как очнётся – обильно поите. Завтра вызовите педиатра и терапевта. Они скажут, чем мазать вашу красоту. Если температура у мужа опять поднимется, и жаропонижающее не поможет, тогда снова звоните нам – заберём его в инфекционку.

Благодарю доктора чуть ли объятиями. Какое облегчение – узнать, что ничего не поправимого не произошло.

- Они у вас просто обезвоженные сильно, - говорит врач. – От этого и температура запредельная и слабость такая. Что ж вы их не поили-то совсем?

- Так вышло…

Не объяснять же незнакомому человеку нашу сложную ситуацию. В двух словах не расскажешь…

А к исчезнувшей без следа Але какие могут быть претензии? Она здесь тем более никто.

- Да-а-а, - задумчиво тянет доктор, - так много тяжёлых ветрянок сейчас, что мы даже специальную ветряночную бригаду организовали из переболевших медиков.

- Значит, вам не грозит эта зараза, - я улыбаюсь такой же усталой улыбкой, как у доктора.

- Она мне уже в кошмарах снится, - усмехается он, - по пятнадцать вызовов за день катаемся!

Всю ночь отпаиваю Ксюшу с Тимуром. Они слабые, как котята. До ванной сами дойти не могут.

Юра до конца в себя так и не приходит. К опасной отметке в сорок два градуса его температура больше не возвращается. И мне удаётся растормошить его настолько, чтобы заставить пить с ложечки воду.

До мужа страшно даже дотронуться. Вся кожа покрыта волдырями сплошняком.

Он бредит и едва слышным шёпотом зовёт меня то Кирой, то Олей. О любовницах, видимо, в таких случаях не вспоминают. Просит дать какую-то книгу. Просит выключить телевизор, которого нет в нашей спальне. От ложки с водой отворачивается.

И мне приходится вести с ним странные диалоги, чтобы уговорить сделать ещё один глоток.

- Я выключу телевизор, когда ты выпьешь ещё немного, - говорю строго.

Он слушается. Позволяет просунуть между пересохших губ ложку с водой.

И так до утра.

С удивлением замечаю, что за окном уже светло. Я так напряжена, что времени совсем не замечаю.

Вызываю, как велел доктор из скорой, терапевта и педиатра.

Детский врач приходит первым. Осматривает всех четверых и выписывает лечение. Оказывается, зелёнкой уже никого не мажут. В рецепте указан какой-то специальный крем.

Эх, а я-то уже готовилась рисовать ватной палочкой зелёный узор на своих подопечных.

Филу тоже ставят ветрянку. Он у нас везунчик. Пару прыщичков на животе малыш совсем не замечает. Они его не беспокоят и, видимо, даже не чешутся.

- Готовься, Катерина, ты следующая, - сообщает добрый доктор пока здоровой девочке.

Катя округляет в ужасе глазки и прячет лицо в ладошках.

Терапевт приходит после обеда. К тому времени Юра уже открывает глаза и, кажется, начинает понимать, что происходит.

Когда я даю ему стакан воды с таблетками, выписанными врачом, он пытается перехватить мою руку.

Ему не хватает сил даже, чтобы дотянуться до меня. Ладонь Юры без сил падает на одеяло.

- Почему ты здесь? – спрашивает он медленно и хрипло, едва ворочая языком. – Ты ведь не обязана…

Вздыхаю тяжело. Я не спала уже почти двое суток.

- Ну как же можно вас бросить?

Опускаю глаза. Я ведь всё-таки позвонила в службу опеки сегодня. Не для того, чтобы настучать на Юру. Не думаю, что случившееся можно считать неспособностью Юры позаботиться о детях.

Просто не хотелось бы, чтобы из опеки нагрянули с проверкой и обнаружили то, о чём им не сообщили.

- Не волнуйся, - я подаю Юре стакан с тёплым чаем. – Я останусь до тех пор, пока ты не встанешь на ноги.

- А потом? – хмурится Юра.

- Потом уеду, разумеется. К тому времени нас и разведут уже, скорее всего.

Юра откидывается на подушку, прикрывая глаза.

- Кира, я ни с чем не справился, - с отчаянием в голосе шепчет он. – Завалил все сроки по проектам и платежам. Теперь не знаю, что будет с фирмой…

Усталость прорывается в раздражение. Смотрю на больного мужчину строго, с осуждением.

- Знаешь, Юра, - холодно говорю я. – Если ты обанкротишься и начнёшь всё заново, дети простят тебе это. А если продолжишь забивать на них и пропадать на работе круглосуточно, то рано или поздно их потеряешь. Если уже не потерял…

*******

Спасибо, что купили книгу, и приятного чтения!