Развод. Бессердечная овечка

25

- Ксюша, не вертись! – я мажу раздетую до трусиков девочку специальной мазью, чтобы сыпь от ветрянки не чесалась.

Дети пришли в себя быстро. Силы вернулись к ним буквально за пару дней. Филипп так вообще не заметил, как переболел. Пару прыщичков на животе – это вся его ветрянка.

А вот Юра до сих пор очень слаб. Несколько дней у него держалась высокая температура под сорок, которую не удавалось сбить надолго. Дело осложнялось тем, что муж почти всё время спал, а когда просыпался, не сильно понимал, что происходит. Его сложно было заставить пить. А по словам терапевта, именно это могло бы помочь облегчить его состояние.

Я вливала в него воду и сладкий чай по ложечке. Будила его периодически специально для этого. Но легче ему не становилось.

Состояние Юры беспокоит меня. Почему ему не становится легче? Вызываю доктора на дом ещё раз, но он успокаивает меня. Да, болезнь протекает тяжело, но госпитализировать Юру нет необходимости.

Я испытываю смешанные чувства. Очень противоречивые. Оказаться снова в этом доме непросто. Как будто ничего не случилось. Будто Юра не приводил в дом свою любовницу и не прогонял меня. Аля испарилась, оставив семью буквально в смертельной опасности.

В моей душе поднимается ярость, когда я думаю об этом. Как можно быть настолько жестокосердной?

Это какое-то душевное уродство. Ведь она могла хотя бы позвонить мне или в полицию в конце концов. Сообщить кому-нибудь. Но она этого не сделала.

Тимур признался, что слышал, как она перед уходом говорила по телефону. Она сказала, что ей здесь больше нечего ловить. На такие проблемы она не подписывалась. Себя она не на помойке нашла. А ветрянкой ей болеть нельзя, потому что скоро у неё съёмки.

Я очень надеюсь, что ни один ребёнок больше не окажется под опекой этой женщины. Нужно совсем не иметь сердца, чтобы поступить так, как поступила она.

Ещё пришлось заняться наведением порядка и налаживанием быта. Дом действительно зарос грязью до самого потолка.

Наверно, что-то во мне изменилось, но я не стала геройствовать. Я больше не хочу играть в Золушку. Я достала все кредитки Юры, которые нашла в его кошельке, проверила на них баланс и спланировала бюджет на ближайшие две недели.

Денег вышло немного. Такой, как Аля, действительно нечего ловить. Почти недрогнувшей рукой урезала другие траты и выделила деньги на клининг. Я одна буду убирать тут всё дней десять и полностью выбьюсь из сил. Мне объективно нужна помощь. Тем более что это и не мой дом вовсе.

Так что я оставила на себя стирку, а отмывание полов, кухни и ванных комнат доверила профессионалам.

С едой и коммунальными платежами пришлось выкручиваться. Потому что оставшейся суммы хватило бы либо на одно, либо на другое. В коридоре на полочке скопилась целая стопка не оплаченных Юрой счетов.

В итоге перевела половину требуемой суммы по каждому из счетов, а остальное оставила на продукты. Конечно, ни на какую доставку не хватит. Но я умею готовить недорого и полезно.

Внутри грызёт червячок протеста. Я снова по уши вписываюсь в то, на что у меня нет никаких прав. Юра придёт в себя и снова выкинет меня, как ненужную вещь. И я снова останусь у разбитого корыта, а главное, снова лишусь детей.

Наша разлука не прошла бесследно.

Старшие дети ощетинились. Превратились в злых капризных ёжиков. Их агрессия направлена не на меня. Они уже взрослые и понимают, что я не по своей воле ушла из дома. Их обида выливается в случайных ситуациях. Ксюша с Тимуром ссорятся друг с другом так, как раньше никогда не ссорились. Кричат друг на друга и говорят очень обидные слова. Ксюша плачет по пять раз в день по любому поводу. Тимур разломал свой стул в комнате, швырнув его об стену, потому что он раздражал его тем, что шатался.

А ещё они не хотят помогать с Юрой. Отказываются носить ему чай и вообще не заходят к нему в комнату.

У Филиппа нарушился сон. Он часто просыпается ночью с плачем. Плохо ест. И даже с походами в туалет стали случаться осечки, которых уже давно не было.

В комнате малышей стоит раскладной диван, и в итоге я сплю сейчас там, в обнимку с Филом и Катей.

Внутренний голос нашёптывает, что у меня нет гордости, раз я снова лезу туда, откуда меня выперли пинком под зад. Но я не могу. Не могу поступить так, как Аля. Не могу бросить детей в этом бардаке. Не могу позволить, чтобы им нечего было есть, или чтобы в доме отключили электричество за неуплату.

Я зарядила Юрин телефон, и как только включила его, посыпались звонки. Из офиса. С производства. От кредиторов.

Заместитель Юры общался со мной на такой истеричной ноте, что стало понятно: ещё немного, и он уволится.

Завтра съезжу в фирму – попробую понять, что можно сделать до того, как Юра придёт в себя.

Вечером телефон Юры звонит снова. На экране высвечивается просто номер. Значит, в записной книжке Юры этот контакт не записан. Уже почти девять. Сил общаться с разгневанными кредиторами совсем нет, но я заставляю себя взять трубку. Важно объяснить людям ситуацию.

Я права. Это ещё один деловой партнёр фирмы, который не получил вовремя положенный по контракту перевод.

Я объясняю ему ситуацию. Слова уже отскакивают у меня от зубов – столько раз я их произносила.

Даже сержусь на себя. Кажется, что я звучу неискренне. Как оператор в службе поддержки с заученным ответом.

Мужчина рычит в ответ что-то невнятное и кидает трубку.

Откладываю телефон Юры почти без эмоций. Я чувствую себя вымотанной.

И в то же время удовлетворённой, как ни странно.

Ведь многое получилось. С детьми всё более-менее хорошо. Они поправятся. В целом ничего не поправимого не произошло. Все живы и скоро будут здоровы. Это главное.

Когда перед сном обмазываю всех детей мазью, чтобы они не чесались во сне, в дверь звонят.

Откладываю тюбик и иду в коридор. Кого это принесло на ночь глядя?

Смотрю в глазок. За дверью стоит хмурый незнакомый мужчина.

- Ну что? – с наездом спрашивает через закрытую дверь. – По телефону легко можно наврать, какие вы все несчастные и больные. Лишь бы не платить вовремя. А что же в реальности? Где же Юрий, который при смерти? Наплела ты мне с три короба, жёнушка!

Открываю дверь.

- Ну проходите, если не боитесь, ветрянка, знаете ли, очень заразная гадость…