Развод. Я (не)надолго

ГЛАВА 10. Солдатики

v

ГЛАВА 10. Солдатики

Пастила оказалась очень вкусной. Незаметно за разговором мы всё съели.

— Хочешь ещё? — показывает Илья глазами на пустую вазочку. — А ты? — Я хочу мяса, — хмыкает Илья. — Уже почти два часа. — Поедем на обед в «Снегири»? — спрашиваю на всякий случай, но чувствую, что до «Снегирей» он не дотерпит. — Хотел тебе предложить сходить в ресторанчик тут один, мне сказали, там вкусно. — ААА! Мы из-за ресторанчика с мясом тащились в такую даль? — Скажешь тоже! Можем вернуться в «Снегири», чтобы у тебя в голове ничего такого не осталось, — прямо чуть ли не обижается. — А ты какое хочешь мясо? — Стейк и салат, без хлеба, конечно. — О! Грамотный. Я думала, картошку какую-нибудь захочешь. А там точно вкусно? — Говорят, что они как раз в этом спецы. Пойдём? — Далеко?

Он смотрит в телефоне.

— Рядом вообще.

Выходим на улицу. Красиво всё-таки зимой, особенно перед Новым годом. Что бы там ни говорили про этот искусственный праздник, для меня он самый любимый с детства. Может, потому что он ночной? Немного таинственный? Или он нам всем необходим, чтобы была возможность оправдать новые иллюзии? Вечное «с чистого листа», которого нет, и «а вдруг», когда всё и так ясно.

Ресторанчик оказался очень симпатичным. Мы тут же заказали себе по стейку и стали ждать вкусный обед.

— Я приехал из Астаны раньше времени, — неожиданно говорит Илья. — Так получилось с контрактом, всё успел раньше срока, и делать там было больше нечего, а в Москве всегда есть чем заняться. Я приехал на такси сразу из аэропорта среди бела дня. Иду в дом, песенки пою, мечтаю о ванне. — Неужели? — вырывается у меня, и я инстинктивно зажимаю ладонью рот, как школьница. — Да, представь себе, — кивает Илья. — Классика жанра. Думал, в жизни такого не бывает, только в сериалах. — Я не знаю, чего уже не бывает, разве что говорящих животных. Но от говорящих животных тогда уж сразу в сумасшедший дом. Это, может, и будет, но не скоро, — тяну разговор, потому что мне уже больно от того, что он мне сказал. Я вижу эту сцену измены, и меня чуть ли не бьёт дрожь. Всё-таки я ещё, наверное, не восстановилась после своих ужасов. — Нет, в нашей спальне не было говорящих животных, если ты имеешь в виду собак и кошек, хотя лучше бы там сидел бультерьер и сиамский кот. Я увидел там Евгению и моего партнёра по бизнесу, вместо которого я и поехал в Астану. Он меня попросил, и я поехал, по-деловому и без капли сомнения, что у него была веская причина меня об этом попросить.

В соседней комнате, в детской, спал ребёнок, а на первом этаже няня ребёнка готовила что-то на кухне, потому что я её заметил краем глаза, когда поднимался. Она меня не видела, стояла у плиты. Если бы увидела, дала бы знак хозяйке. Меня никто не ждал. Интересно, что во дворе не было машины моего партнёра, значит, они приехали откуда-то на её машине. Но это всё мелочи.

— И что? Им хотя бы стало неудобно? Или как? — я уже не знаю, как люди сейчас реагируют на такие вещи. Настолько разное и непредсказуемое всё вокруг, что паттерны поведения вообще иногда невозможно просчитать, а логика только всё путает. — Я лишил их такой возможности. Закрыл дверь и уехал. Ну, не слушать же разный бред про то, что у них это совершенно случайно получилось, и всё такое. — И что Евгения? — Она обвинила меня в том, что я полная размазня, а не мужик. По её мнению, я должен был устроить скандал, мордобой, бить посуду, кидать стулья, а вместо этого я тихо свалил, как трус. Представляешь? — А её избить до синевы она не предлагала? — для полного комплекта остаётся только это, но я почему-то пожалела, что спросила. — Я подумал тогда, что, наверное, никогда её не любил, а делал вид. Сам перед собой. Сила убеждения какая-то, — Илья не вступает в беседу, он весь в рассказе и невольно втягивает туда меня.

А мне много не надо, я уже, как мышка под дудочку на задних лапках, начинаю переступать.

— Когда ничего толком нет внутри, — продолжает Илья, — каким бы ты хорошим супругом ни был, она всё равно не будет это ценить, вежливость пойдёт за слабость, сочувствие за бесхарактерность. Всё становится пресным и одинаковым от воскресенья до воскресенья. — Ты сам знаешь, что всё сложнее. Но в целом, да. Вы оба были заложниками мнимой вседозволенности, того, что решите любые житейские задачи, типа, купите разбитую посуду. Мой муж тоже так считал. — Ой, Ева, знаю я всю эту вековую мудрость, но живу-то первый раз, — оправдывается Илья. — Да, я чувствовал, что когда-нибудь прилетит. Но одно дело знать и ожидать когда-нибудь что-то там, а другое — получить по полной в реале.

Официант приносит еду. Два роскошных стейка дымятся и красуются на огромных белых тарелках.

— Я столько не съем, Илья! — смотрю на свою тарелку. — А мы посмотрим. — Ты здесь будешь встречать Новый год, в «Снегирях»? — вот зачем спрашиваю. Расслабилась. Рано такое спрашивать. Звучит, как приглашение неизвестно куда.

Он не хочет отвечать. Ест молча. Вкусно, не спорю, но я уже ничего не хочу. У меня как будто что-то оборвалось внутри, как будто я порвала струну.

— Что с тобой, Ева? О чём ты думаешь? — перехватывает он мой взгляд. — Да так... вспомнила, как раньше с мальчиками наряжали ёлку красными шарами, солдатиками… У нас есть огромный Дед Мороз под ёлку. Я купила его в антикварном магазине, он очень красивый. Я пекла печенье с орехами и корицей. Это первый Новый год у меня, который я встречаю не дома. — А почему это должно быть плохо? Кто сказал? Только сама этого не говори, а остальным, поверь, нет никакого до нас дела.

До нас? Он сказал «до нас»? Он что имел в виду? Скорее, ничего, просто так получилось.

Улыбаюсь ему в ответ.