В которой политика накаркала мне мужа…
Давно не виделись!
Бывают неприятные ситуации, когда свою стерву нельзя спускать с поводка, а дурой нельзя злоупотреблять. Не верю ни народной мудрости, ни Марии Арбатовой: должен, непременно должен существовать в природе и такой конь, который с легкостью объедет любого суженного. Не какой-то там гусарский жеребец – нахальный, как и всё их разгульное боевое племя. Не апатичный сельский мерин, которому до лампочки матримониальные проблемы людей. А умный, интеллигентный, разборчивый иноходец, способный пронести мимо суженного бедную деревенскую замухрышку. Особенно, если ей по фиг мнение просвещенных столиц.
Кстати, о столице. Зимой танаграт успешно выиграл морское сражение, не позволив западной флотилии присосаться к нашим берегам. Сарг с Алесаром тоже были приглашены, как эксперты по изничтожению безмозглых. Я регулярно получала из Свастла письма от доброжелателей. В них, естественно, описывали моральное падение моего мужа в пропасть, заполненную злокозненными телами любовниц. Я тихо радовалась, что со здоровьем и хобби у него всё в порядке. Любовницы – самое простое и действенное средство забивать свободное время под завязку. И ограждать тем самым глубокоуважаемую супругу-Внимающую от пустяков на поприще её служения всему подряд.
семейная жизнь протекала чинно и спокойно на радость стране и гибель врагов. Я периодически исполняла супружеский долг, для чего в наши края под разными предлогами направлялись в командировки отдельные личности. Для них в домах лояльных танаграту баронов устраивались приемы, на которые заглядывала и я. Затем отправляла мужу расшифровку личностных и политических энцефалограмм. Все были довольны. Во всяком случае, меня на этот счёт пока не разочаровывали. И не напрягали. Но, как оказалось, всё оказалось не так, как казалось.
Весь день, как и вчера, и позавчера, и всю последнюю неделю, я валандалась с Гра-арой. Её раны на левом боку и спине затягивались быстрей, чем могло быть. Но медленней, чем хотелось нам обеим. Она рвалась домой в горы. А я отдохнуть от бесконечного пения, чтения и препирательств из-за лекарств Мероны. Та, матерясь и призывая проклятия на головы двух идиоток, покинула нас уже на второй день. И теперь являлась только осмотреть раны и притащить свеже-замешанную бурду с мерзким запахом. Меня от неё тошнило, а нартия выедала из бадейки всё то, что не попало на её шкуру. Чтением местной литературы вслух я спасала себя от осточертевших концертов, хотя на них подтягивалось и прочее население замка. Русского языка никто не знал, но дамы рыдали. Да и мужики впадали в неведомые думы. А потом приходилось бисировать, припоминая всё, что я знаю о геноциде народа.
На пятый день мы приступили к пешим прогулкам. Среди прочих повреждений обнаружился разрыв на левом крыле Гра-ары, который я аккуратно зашила Меронкиными волосами – целый пук пришлось отчекрыжить. Мой так и не вкусивший настоящего просвещённого геноцида народ уже попривык к появлению на сцене общественной жизни нового действующего лица. А потому всего лишь обтекал нас при встрече сторонкой. При этом, не забывая вежливо приветствовать её милость Гра-ару персонально. Нартия задумчиво кивала, что ещё благотворней действовало на крестьянскую психику: отвечает, значит, понимает! Понимает, значит, договоримся.
Её интересовало абсолютно всё: и как вываливается из-под плуга отогревшаяся земля, и как выгружается из лодки рыба. И как ползают по железным стропилам бескрылые двуногие, которым нечем даже помахать, дабы продержаться в воздухе до встречи с землёй. И как весело гогочущие северяне отдирают опалубку очередной стены. А хихикающие женщины поят их водой из горшков. И как ползают по двору малые детки, ещё не знающие, что нартий нужно боятся. И как в мелкой речушке полощут бельё девушки, забывшие, что нартий нужно бояться. Обры от неё шарахались, а люди уже нет.
Сегодня мы таскались по округе до самого вечера. А когда поднялись на взгорок, с которого открывался вид на замок, на меня обрушилась тоскливая маята. Количество посторонних скакунов и чужих людей в военной форме не предвещало удобоваримых сюрпризов. Танаграт аэт Варкар вышел из ворот замка, когда до них оставалось не больше сотни шагов. Его бульдоги попытались выстроить защитную стенку, но он что-то прогавкал, и они отцепились. Ворча отползли и заняли выжидательно-настороженную позицию.
Я демонстративно свернула к нашему с нартией сараю. Добрела и уселась на брёвнышко, обозначавшее партер для любителей пения «а капелла». Супруг, недовольно хмурясь – а когда он бывал довольным – дотопал до нас в считанные минуты. Настропалённый кем-то из моих домочадцев, не погнушался склонить голову перед Гра-арой. Та привычно качнула мордой и свернулась калачиком, уставившись на заходящее солнце. Танаграт покосился на неё, словно соображая: можно считать, что она подслушивает, или это всё-таки перебор? Потом попытался поймать мой взгляд под маской, скривился и приступил к переговорам:
– Как ты?
– Нормально, – кротко проинформировала я законного мужа обо всём сразу. – А ты?
– Нормально.
Он что-то прокрутил в голове, сопровождая это неуверенной злостью, уверенной подозрительностью, затухающим удивлением в адрес нартии, незатухающим раздражением ко мне. И завистью, что не ему досталась такая грозная игрушка. Я была расслаблена и утомлена дневными блужданиями. Потому бросила концентрироваться и следить за собой: улыбнулась, ковыряясь в его мозгах. А он тотчас решил, что это благой знак к продолжению переговоров.
– Я за тобой, – долго и пространно объяснял супруг цель приезда.
– Зачем?
– В Свастле праздник по случаю победы, – перешёл он к описательной части во всех интригующих подробностях.
А вот интересно: как он людьми командует? Целым войском и огромной танагратией. Или ему достаточно выдавать лишь существительные и глаголы? А прилагательные, причастия и прочую мишуру развешивают адъютанты?
– Не хочу, – пустилась я в разъяснения своих планов и мотивов.
– Приезжает тан, – приступил он к шантажу. – С ним таная.
– Рада за неё, – выразила я верноподданнические чувства.
– Так и отписать? – он удостоил меня иронией, что внесло некое оживление в нашу беседу.
– Так и отпиши, – приняла я приговор с честью, достойной агрии из славного рода аэт Юди.
– Хорошо, – поставил он точку.
И тут ему стало плохо и больно. По-настоящему больно, что встряхнуло и напугало меня. Никогда не была стервой. Даже ради кокетства. Умела делать больно – не брезговала, коли нужда, но удовольствия это не доставляло. Да, его приезд мне неприятен. Да, ему в моей жизни место там, за горами. Да, я страшная эгоистка! Целую вторую жизнь подряд. Да, мне чудовищно трудно заставить себя…
– Подожди! – вякнул какой-то предатель у меня под языком.
Варкар остановился и слегка повернул голову, удостоив меня только профилем.
– Я поеду с тобой, – свершила я этот распроклятый подвиг.
И тут же возненавидела себя, его, Свастл и Раутмара с Кэм. А за компанию тех людей в столице, которым позарез нужно где-то поплясать и налакаться до праздничных салютов в башке. В благодарность за сговорчивость, муж явил мне свой лик в анфас. Ему вроде стало получше: боль стихала, но его просто захлёстывало волнами дичайшей тоски. Что же у него случилось такого страшного? Может, влюбился? А тут я под ногами путаюсь. Это очень скверно – нельзя же так издеваться над человеком! Поговорить с Кэм о разводе…
Забыла: в этом мире супруги расстаются, только если между ними пляшет погребальный костёр. Или если они добровольно уходят служить в эти их местные монастыри. А я в монашки не рвусь. Танаграт тем более. Но, это же несправедливо! Видимо я скривила свои новые пухленькие губки – иначе не могу объяснить очередной шквал боли и следующий его вопрос:
– За что ты меня так ненавидишь?
– Я?! – меня тряхнуло второй раз.
Злоба звякнула разбитым стеклом в окне, которое не успело распахнуться, принимая в гостях футбольный мяч. Гра-ара подняла голову…, и я устыдилась. Стало дико неловко выяснять при ней отношения. Тем более что я, кажется, здорово обидела человека, который, в сущности, так и не сделал мне ничего плохого. Пришлось подняться с остывающего бревна, подойти к мужу, взять его под руку и потащить подальше от нашего с нартией гнёздышка.
– Ты не знаешь меня, – говорила тихо и спокойно. – А потому и судишь неверно. Мой отказ никак не отражает моего отношения к тебе лично. Я всеми своими печёнками не хочу ехать в столицу. Толкаться там среди всей этой массы незнакомых и ненужных мне лично людей. Я не люблю большие праздники. Быстро от них устаю. Начинаю искать пятый угол и порчу настроение тем, кто действительно желает от души повеселиться. Твои люди одержали замечательную победу. Они заслуживают благодарности и от тебя, и от Раутмара с Кэм. А вот меня с моей кислой рожей они не заслуживают совершенно. А я… Я не умею долго притворяться. И совершенно не желаю позорить тебя перед теми, кто так уважает своего танаграта. Ты понимаешь меня?
– Да.
– А веришь тому, что я говорю?
– Да.
– Ну, слава богам!
Мы воткнулись в небольшую кучу валунов, неиспользованных кем-то из прошлых завоевателей. Так и не убранную с глаз долой и не мешающую никому на свете. Я присела. Похлопала ладошкой по соседнему камню и приземлила Варкара. Он сел так, чтобы не встречаться со мною глазами. Его дежурное раздражение – этот постоянно активированный фон – поунялось. И там – глубоко внутри него – повеяло теплотой.
– Ты кого-то любишь, – с нежной уверенностью констатировала я.
Он вздрогнул и взбесился.
– Перестань! – досадливо затормошила я его рукав. – Это же просто замечательно. Я так рада за тебя. Ты даже не представляешь! Давай надавим на наших танов и потребуем для тебя свободы. Они же не дураки и не сволочи. Тебе нужна добрая любящая жена. А главное, дети. Род танагратов аэт Варкар не должен пресекаться. Это чудовищная несправедливость. Вы столько сделали для Руфеса, что загонять тебя в такие жестокие рамки грязно и подло. Раутмар должен это понять. Сам-то он любит, и любим, – недовольство всё-таки прорезалось в моём голосе. – А своего единственного друга обрёк на собачье существование с той, которая ему безразлична. И которой безразличен он…
Ну, вот какого дьявола я полезла к человеку со своей дурацкой инициативой? Ведь только-только успокоился! А тут опять: острая боль, от которой сворачивает кровь даже у меня, злоба, тоска – мерзкая карусель. Я совершенно дистанцировалась от его головы, чтобы не взорвать свою. Честное слово: без крайней нужды больше туда не полезу. Ни за что! Вот же навязали мужику на голову такую болячку, как я: мутантка, сектантка и эгоистичная сука.
– Перестань, – жалобно проблеяла я.
И внезапно, согнувшись пополам, уронила голову на его колени. Это было что-то очень любимое и полузабытое. Из той, из прошлой жизни. С тем, с другим, которого я умела любить по-настоящему. И по которому стала забывать, как тосковать.
– Ты же знаешь, – гундосила я в его бедро, – что мне всё видно и слышно. Всё, что ты чувствуешь. И я совершенно не испытываю от этого удовольствия. Тем, кто не обладает такой сволочной способность, она кажется чем-то вроде силы. Они воображают, будто это придаёт уверенности. И даже неуязвимость. А на самом деле, это…, как копаться руками в яме с дерьмом. Чаще всего неприятно, а порой и больно.
Его тяжёлая рука легла на мой затылок и даже попыталась его погладить. Ну и что же? И он живой человек. И ему доступно сочувствовать и жалеть тех, кому плохо. Иначе бы он не мог так любить – надо все-таки потрясти Кэм! А в столицу эту распроклятую я поеду. И буду там фигурять на выставке знатных персон в праздничной сбруе. Буду тыкать всем в глаза своё уважение к мужу и почтение к институту брака. В конце концов, нужно и совесть поиметь: мало мужику проблем с таким хозяйством да с бесконечной бойней, так ещё я тут артачусь.
Надо его чем-то порадовать… Чем? Может, устроить демонстрацию прямо сейчас? Ведь его воины – слишком важная часть жизни танаграта. И от их уважения очень многое зависит в его судьбе. Их-то жёны сидят по домам. И встречают мужей после работы макаронами с котлетой, расспросами о делах и сексом.
– Я устала, – пожаловалась, поднимаясь с его колен из-под вспорхнувшей и зависшей в воздухе ладони. – И ноги так болят, будто в колодках. Знаешь, меня Гра-ара сегодня целый день мотала по горкам и ямкам.
– Расскажешь о ней?
– Конечно. Дорогой будет время. А сейчас… ты не окажешь мне услугу?
– Да.
– Отнесешь меня в сарай к нартии? Пока она здесь, я живу вместе с ней.
– Да.
Такое ощущение, будто он совершенно не чувствует моего веса. Когда мужчина берёт женщину на руки, та всегда ощущает, чего ему это стоит. А с ним я ничего не поняла. Как будто на лавке расселась. Я вспомнила о демонстрации, обвила рукой необъятную шею и опустила голову на плечо. И удобно, и народу приятно видеть мир в танагратовом семействе.
Он шёл как-то неестественно медленно…
– Тебе не тяжело? – вежливо прогудела я в жёсткий высокий ворот военной куртки.
– Смешно, – признал он удачность шутки, даже не усмехнувшись.
– Какой же ты у меня нудный, Герс, – вдруг припомнила я имя собственного мужа.
– Есть такое, – признал он справедливость упрёка.
– Вот сейчас ты возбуждаешь во мне страстное желание укусить тебя за ухо. И посмотреть, что будет, – принялась я задираться.
– Получишь по загривку, – настолько бесстрастно поведал он, что я поверила.
Нет, ну нормальный же человек! Застёгнутый на все пуговицы, зашитый, забитый досками, замурованный в своём душевном склепе, но нормальный. Всё ещё раздражает, ещё хочется от него поскорей избавиться, но нет ощущения, будто мы не сможем научиться договариваться.
– Ну вот, – громко вздохнула я, когда Варкар выгрузил меня у морды Гра-ары. – Милая, мой муж… Мы с мужем должны ненадолго уехать.
Нартия приподняла голову, недобро сощурилась на танаграта и громко фыркнула.
– Милая! – строго повысила я голос. – Он мой муж. И я должна… помогать ему, если того требуют наши общие интересы.
Нартия лениво поднялась, фыркнула нам обоим в лицо и высокомерно удалилась в сарай.
– Не обращай внимания, Герс, – успокоила я его насупленную физиономию. – Это всё женские капризы. Я сплю здесь. Поэтому дай мне утром пару часов на подготовку к отъезду. Это не слишком тебе помешает?
– Нет, – он развернулся и замаршировал к своим солдатикам с круглыми ртами и квадратными глазами.
Нет, ну какой же он всё-таки нудный!
Однако не могу не отдать ему должное: усилия Варкара позволяют всей Однии достаточно безбедно существовать. Ещё и в относительной безопасности. Лишнего у царства-государства он не хапает, чужого в свой карман не тянет, законом по всем головам стучит без разбора состояния банковских счетов. Народ Однии – насколько мне известно – большой спец по тиражированию баек о том, как танаграт лично наподдавал какому-то оборзевшему богатею. Вытряс из него незаконно отнятое, вернул вдове, ветерану, старику-ткачу и так далее. Да ещё моральный ущерб приказал покрыть.
Так же пользуются популярностью истории о том, как танаграт не одобряет предателей тана и отчизны. Этих от его гнева не спасают ни богатства, ни боги, ни заступничество кого угодно, вплоть до того же самого тана. До нас в Юди доходили слухи о комплексе мероприятий, разработанных и прошедшихся по головам выявленных мною мерзавцев. Среди них оказались и просто жадные мошенники, и рвущиеся к власти через смерть Варкара. И даже самые настоящие ренегаты, распродающие Руфес на все стороны света. Меня эти слухи поначалу травмировали: не слишком-то приятно подталкивать людей к дыбе. Сарг с Вотумом разработали свой комплекс мероприятий: вернули мои мозги на место через перезагрузку хозяйственными повинностями и едкие насмешки. Нет, своего танаграта Одния любит – это видно невооруженным глазом. И даже позволяет себе наглость демонстрировать это перед Раутмаром.
Впрочем, к тану народ тоже неровно дышит. Девятнадцатый также числится в жидких рядах поборников справедливости, а как частное лицо слывёт скромником. Весь остальной Руфес, как повелось, моду не выдумывает, а берёт из головы тана. То есть подражает ему во всём. Помню, меня поначалу раздражала манера местных не вылазить из всего военного, полувоенного, в военном стиле и с намёком на принадлежность. Кружева, банты, бусики с прочими финтифлюшками даже дамы использовали в меру и осторожно. Королева-то у них в балахонах орденских проживает. Из них только те, что на выход или большой выход, пестрят золотым шитьём да камушками. А по будням рясы Кэм отличаются от моей только соблазнительной приталенностью, возвышенностью бюста и качеством сукна. Прочих дам королевства она ни в чём не ограничивает. И даже не забывает раздавать им по праздникам комплименты за удачные наряды. Но те не опускаются до вседозволенности и блюдут правила, что, в действительности, сами же и навыдумывали.
Этикет тоже высосан из пальцев командирского сословия: уже второй десяток поколений подряд в роду Раутмара воин на воине и воином погоняет. А может, и вообще, так повелось, начиная с самого первого, а этот уже девятнадцатый. Танам с танагратами из того этикета надобен единственный инструмент: приказал – побежали, рявкнул – побежали быстрей, наорал – сдохли, но побежали, приговорил – побежали и сдохли. А всё остальное от лукавого. И кое-что от танаи-землянки. Например, в этом мире до неё ручек дамам не целовали. Приветствие выглядело следующим образом: мужчина протягивал женщине руку ладонью вниз, дама пальчиками касалась тыльной стороны руки. И, в зависимости от её хозяина, книксенилась или просто качала головкой. А теперь сплошь и рядом ручки чужих жен тянутся к губам чужих мужей. Священники не одобряют, но зараза распространяется.
Вообще, этот мир весьма консервативен и достаточно запуританен: кто-то больше, кто-то в меру. Северяне, по рассказам Сугардара законченные пуритане в духе где-то шестнадцатого земного века. Кроме секса и страсти пожрать, других отклонений в пользу увеселений души они не признают под страхом мордобоя. В отличие от английских пуритан, такое понятие, как образованность, им вообще не понятно. Зато они мастера придавать человеческим душам выверенные кубические формы чопорной строгости.
Конечно, этот номер проходит не со всеми. Того же Бешеного никак не втиснуть в рамки этого образа, но он сам лучше всех объясняет сей казус. Дескать, там, дома он истый северянин. А здесь – за границей – всё, что угодно, лишь бы выгорела сделка. Собственно такие, как он, и шляются по всему свету. А приличные северяне сидят дома и работают свою работу, как предписано, одобрено и положено под нос.
Западники – до всей этой катавасии с осьминогами – от северян отличались только высоким уровнем общей образованности и серьёзным отношением к наукам. Руфес и прочие восточные народы – видать из духа противоречия – всё вывернули наизнанку. Секс только тихо, скромно и только со своей. Жрать много не богоугодно и вредно для души. А какое отношение душа имеет к системе пищеварения, не распознать, хоть убейте. Как и прочие живые существа во вселенной, руфесцы тоже наколупали лазеек.
Скажем, тот же Раутмар до того, как вляпался в Кэм, слыл отъявленным ходоком. Танат Руфес, не стесняясь, обсуждал похождения своего молодого тана, делая ставки на количество обрадованных им дам и девиц. При этом ни одна собака, положа руку на сердце, не могла заявить, что лично застала его за этим делом. В этом мире любовницами не похвалялись. Их прятали ото всех и похвалялись тем, кто лучше спрячет. Получалось миленько: можно только с женой и чтобы все видели, нельзя с любовницей, но можно, если тебя не застукали. А застукают… Кто не спрятался, тот и виноват. Вот с воздержанием в еде всё взаправду. Продукты самые обычные, расхожие – никаких соловьиных языков и бланманже. Блюда тоже незамысловатые, что всех вполне устаивает – нужно же перед богами хоть в чём-то держать марку.