Ревнивая Кэт

Глава 1

Как можно отвечать на телефонные звонки разнообразных охотниц за чужими мужьями, улыбаться незнакомкам, похотливо улыбающимся в ответ, смотреть на мосластые колени официанток в кафе! Неужели он такой, как они все, — падкий на сладкое, готовый согрешить с первой попавшейся шлюхой? Конечно, именно такой, даже хуже! Правы все, кто осуждал ее брак. Недаром никто из друзей и родственников не любит ее мужа, особенно мамочка. Ах, у него собственное дело! Знаем мы эти дела!

Горло перехватывало от ненависти к мерзавцу, позволившему себе пригласить на деловой ланч эту уродину Сью Хатчинсон, торговку автокосметикой, родную сестру Гаролда Хатчинсона! Ах, как он смотрел на нее, как внимательно вслушивался в ее косноязычную речь, даже дважды прикоснулся к ее костлявой веснушчатой руке. Надо было бы пристрелить их прямо в ресторане, расстрелять из охотничьего ружья!

А что сделала она? Она, нерешительная и робкая дура, позволила им уйти!

Как они ворковали на ходу, как воровато и торопливо шмыгнули за угол. Дальше он наверняка усадил Сью в автомобиль — удивительно, как поместилась в нем эта долговязая дылда! — и они отправились за загород, подальше от любопытных глаз. Вот они останавливаются на берегу озера, этот негодяй обнимает свою ненаглядную Хатчинсон за плечи и ведет в укромное местечко. Как эта уродина рада, как ее волнует нежное прикосновение мужских рук к ее жалким прелестям! Они садятся на берегу, и тут начинается самое отвратительное… Милая мама, как ты была права!..

Неожиданно водная гладь превращается в загородное шоссе, в туманной дымке скрывается берег озера, и придорожный указатель вырастает с космической скоростью в нечто огромное, схожее с высоченным бетонным забором. Молния вспыхивает в мозгу — и окружающий мир валится в преисподнюю.

Конец всем земным мучениям, так мне и надо! Теперь вы придете меня хоронить и поймете, что самая лучшая — это я! А вы меня предали. Ты меня предал, мерзавец! — было последним, что пронеслось в ее мозгу.

Боже, как несносен яркий электрический свет!

Коротко стриженная молодая женщина, лежащая на кровати в больничной палате, с трудом разомкнула веки. Постепенно взгляд ее прояснился, и она увидела двух человек, стоящих поблизости. Их голоса были едва слышны, тем не менее их полушепот причинял ей страдание.

Больная принялась разглядывать красивую женщину с тонкими чертами лица. Судя по слегка заметным морщинкам, которые не мог скрыть даже искусный макияж, ей уже за сорок. Светлые волосы модно подстрижены. Дорогой темно-лиловый шелковый костюм сидит на ней прекрасно. Стройная, среднего роста, она держится так, будто привыкла главенствовать.

Рядом с ней стоял мужчина лет тридцати, с черными взъерошенными волосами. На его лице с квадратным подбородком и высокими скулами виднелась темная щетина. Он явно не брился уже несколько дней. Мужчина был выше и гораздо крупнее женщины. Не возникало сомнений, что мышцы у него крепкие.

Неожиданно ее охватило волнение. Она подумала, что роман с таким интересным мужчиной мог бы стать настоящим приключением. Нет, решила она, продолжая разглядывать его, лучше таких приключений избегать. Он не урод, но…

На нем были поношенные, все в пятнах, джинсы и видавшая виды майка, у которой когда-то имелись рукава. На руке татуировка — змея, обвившая нож. Да, похож на бродягу, подумала больная, удивившись внезапно охватившему ее сожалению. Но неужели он и правда бродяга, ночует в заброшенных домах или товарных вагонах?

Мужчина и женщина что-то взволнованно обсуждали. Больная, прислушавшись к их разговору, нахмурилась.

— Когда Кэтрин выходила за тебя замуж, я знала, что нечто подобное обязательно произойдет, — говорила блондинка обвинительным тоном. — Ты обращал на нее мало внимания, на уме у тебя были другие женщины.

Судя по всему, незнакомка не испытывала симпатии и к той, кого называла Кэтрин. В ее словах звучало невысказанное «я же ей говорила!».

— Чепуха! Такого не ожидал никто. Я даже представить не мог, что она способна на подобную глупость. Я бы отдал правую руку, чтобы оказаться на ее месте, — ответил мужчина хрипло и, вне всякого сомнения, совершенно искренне. Он выглядел подавленным и очень уставшим, словно не спал всю ночь.

— Доктор Грин опасается за ее мозг. Он не знает наверняка, поврежден тот или нет, — сказала женщина.

— Если с ней что-то серьезное, я сделаю все, чтобы обеспечить самый лучший уход, — ответил мужчина, еще больше помрачнев.

Его, наверное, все побаиваются, подумала больная. Словно в подтверждение этой мысли она увидела, как на лице женщины промелькнул страх, но уже через миг та с издевкой произнесла:

— Как благородно! И это говорит человек, женившийся на моей дочери только ради ее денег. Это известно всему городу!

Больная почувствовала, что не на шутку разволновалась. Она больше не желала слушать этот разговор.

— Пожалуйста, не могли бы вы продолжить вашу беседу где-нибудь в другом месте? У меня ужасно болит голова, — произнесла она еле слышно.

— Кэт! — Женщина бросилась к кровати. Лицо ее выражало облегчение, будто у нее гора свалилась с плеч. — Слава Богу, ты пришла в себя! Видишь теперь, до чего он тебя довел?

Больная взглянула на нее с недоумением.

— Извините, но я не Кэт. Вы, наверное, ошиблись и зашли не туда, куда вам нужно. Я не знаю вас и очень прошу оставить меня в покое. Никто ни в чем не виноват, кроме меня самой.

Ужас исказил лицо женщины. Она обвиняюще посмотрела на мужчину, но тот не заметил враждебного взгляда — все его внимание было приковано к брюнетке, лежащей на кровати.

— Что ты хочешь сказать? Ты не Кэтрин?

— Тогда кто же? — спросил он.

Его потрясенный взгляд поразил больную.

Темно-карие глаза, казалось, впились в нее. Но что действительно тронуло ее до глубины души, так это тревога, читающаяся на его лице. Она не могла понять ее причины, но в искренности сострадания не сомневалась.

— Я… — начала она, но тут же испуганно осеклась.

— Пойду позову доктора Грина, — сказала женщина, поспешно скрываясь за дверью.

Больную охватила паника.

— Я не могу вспомнить, как меня зовут, — прошептала она.

— Ты хоть что-нибудь помнишь? — взволнованно спросил мужчина.

— Не знаю. — Страх ее возрастал. Она изо всех сил пыталась вспомнить, что произошло. Постепенно в голове стала вырисовываться смутная картина. — Я помню рыбалку. Пруд…

Она закрыла глаза. Страшная головная боль не давала сосредоточиться.

— Да, пруд и ферма… Я на ферме… Я молода, очень молода…

— Ферма принадлежала твоему отцу. Теперь она твоя, — сказал мужчина, пытаясь помочь ей.

— Моему отцу?

— Лестеру Беллингауэру, — добавил мужчина. — Он умер несколько лет назад.

— Лестер Беллингауэр, — повторила брюнетка.

Имя вызвало в памяти образ высокого крепкого мужчины, начинающего лысеть и очень загорелого. Наверное, он много времени проводил на солнце. Она вспомнила его работающим в какой-то мастерской.

— Мой отец, — вновь сказала она с грустью.

Дверь неожиданно открылась, и в палату вошел высокого роста пожилой мужчина в белом халате. За ним следовала женщина в лиловом костюме.

— Мюриель показалось, что у тебя что-то неладное с памятью, — дружелюбно сказал врач, с улыбкой подходя к кровати.

— Похоже, что так, — ответила больная. И на лице ее вновь появился страх.

— Не волнуйся, — сказал он, глядя ей в глаза. — Нам придется сделать тебе небольшую операцию, чтобы снизить внутричерепное давление. По всей вероятности, травма вызвала незначительную потерю памяти.

Его уверенный тон вселял надежду.

— А вы будьте добры удалиться, — приказал врач, посмотрев сначала на мужчину в майке, затем на женщину в лиловом костюме. — Мне необходимо осмотреть пациентку.

— Что со мной произошло? — спросила та, как только посетители вышли. — Как я здесь оказалась?

— Ты попала сюда после аварии. Насколько я понял, твой мотоцикл на крутом повороте перевернулся и ты сильно ударилась головой о бетонное ограждение. К счастью, я всегда это говорил, у тебя крепкий череп.

— Вы давно меня знаете? — Она внимательно вгляделась в морщинистое лицо врача, но оно так и осталось для нее лицом незнакомца.

Доктор Грин закончил считать ее пульс и сказал:

— Я принимал роды у твоей матери.

Больная крепко зажмурилась, заставляя себя вспомнить хоть что-то. Но в голове появлялись лишь разрозненные обрывки неясных сцен и образов.

— Не могу вспомнить, — простонала она.

— Не огорчайся, — ласково сказал врач. — Вспомнишь потом.

В голове больной всплыл недавно услышанный разговор, и она встревоженно открыла глаза.

— Значит, я Кэтрин, и я замужем за мужчиной, который был здесь?

Доктор Грин с облегчением улыбнулся.

— Ты помнишь это?

— Нет. Я слышала их разговор, когда очнулась. Кто эта женщина?

— Твоя мать.

— Она не одобряет моего замужества? У меня плохой муж?

— Твою мать слишком волнует ее положение в обществе.

Кэтрин испытующе посмотрела на врача. Как она поняла из разговора, мужчина в майке не вызывал симпатии у всего города. И почувствовала необходимость удостовериться в этом.

— А вы одобряете мое замужество?

— Я знаю Джонатана Темпельстоуна с момента его рождения. И, будь моя воля, я не стал бы благословлять такой союз. Но, вопреки всему, ваш брак вроде бы удался.

Слова доктора Грина прозвучали странно: ни «за», ни «против». В памяти Кэтрин вновь возник образ кареглазого незнакомца. Значит, его зовут Джонатан. Судя по его одежде и манере поведения, в жизни он руководствовался своими собственными правилами, выходящими за рамки общепринятых. А вот она, похоже, воспитывалась по-другому. Так почему же девица из хорошей семьи оказалась замужем за Джонатаном Темпельстоуном?

Голову пронзила острая боль. Кэтрин почувствовала усталость.

— Тебе нельзя напрягаться. Успокойся и отдохни, — посоветовал врач. — Все будет хорошо.

Решив последовать его совету, Кэтрин закрыла глаза.

Молодая женщина сидела на кровати, обложенная со всех сторон подушками. С того момента, как она впервые очнулась, прошло немногим более трех недель. Сейчас ей казалось: еще день в этой палате — и она свихнется. Утром, когда пришел доктор Грин, Кэтрин объявила ему об этом. Он согласился выписать ее, но при одном условии: она отправится домой к мужу или к матери.

— Выбор не так-то прост, — пробормотала Кэтрин, отнюдь не уверенная, что родственники жаждут общения с ней.

Мать навещала ее только из чувства долга — в этом уже не приходилось сомневаться. Что же касается Джонатана Темпельстоуна, то он неотлучно находился подле нее лишь до тех пор, пока не удостоверился, что она начинает выздоравливать. После этого продолжал навещать каждый день, но вел себя скорее как хороший знакомый — никогда не притрагивался к ней, не пытался поцеловать. Муж называется! Настоящие мужья так себя не ведут, даже медицинские сестры воспринимали его как предмет мебели…

— Нет, дело не только в нем, но и во мне, — честно призналась она себе.

Как только он входил в палату, Кэтрин начинала думать о поцелуях. Но тут же вспоминала услышанный разговор. Да, Джонатан хорош собой. Однако если он женился на ней только из-за денег, должно быть, положение у него было хуже некуда и трудно ожидать от него телячьих нежностей.

— Разговариваешь с собой? Верный знак того, что тебе пора выписываться из этого заведения, — сказала Оливия Миллер, входя в палату.

Кэтрин улыбнулась медсестре. В течение последних двух недель она подружилась с Оливией. И уже знала, что медсестре — за тридцать, ее мужу Дану — двадцать восемь и у них четверо детей. А также то, что больница находится в Эшвилле, штат Северная Каролина. Оливия же родилась и выросла в другом городке этого же штата, в Хорнсбурге, находящемся в двадцати милях отсюда. Этот городок, притулившийся у подножия гор, был родным и для Кэтрин. Она в нем жила до сих пор. А в эту больницу угодила из-за травмы.

— Ты знаешь моего мужа? — спросила Кэтрин медсестру.

— Хорнсбург — довольно маленький городок, там все знают друг друга. С кем-то я знакома лучше, с кем-то хуже. Что касается твоего мужа, то не могу сказать, что знаю его хорошо.

Так, кое-что слышала, — ответила Оливия. — Открой-ка рот, — приказала она, собираясь измерить Кэтрин температуру.

— И что же ты слышала? — настойчиво спросила Кэтрин.

Оливия, проверив ее пульс, ответила после некоторого раздумья:

— Ну, что он оказался гораздо лучше, чем многие о нем думали.

— Как это? — снова спросила Кэтрин, держа во рту градусник.

После некоторого колебания Оливия, пожав плечами, заговорила:

— Пожалуй, в том, что я тебе скажу, нет ничего дурного. Доктор Грин считает, что ты сама должна вспомнить свое прошлое. Но ведь прошлое Джонатана — дело другое, тем более что вы познакомились уже взрослыми и ты ничего о его детстве не знаешь. Кроме того, будет честнее по отношению к Джонатану, если о нем расскажу тебе я, а не твоя матушка, которая его не выносит…

Насчет матушки медсестра была права. Когда Джонатан, приехав в больницу, заставал в палате Мюриель, та обычно вела себя более чем нелюбезно: быстро прощалась с дочерью и демонстративно уходила. Если же Мюриель приезжала, когда у Кэтрин был Джонатан, она даже не входила в палату, а передавала через медсестер, что зайдет попозже…

— Так вот, — продолжала тем временем Оливия, — мать Джонатана звали Вивиан Темпельстоун, и с молодости жизнь ее, как говорится, не задалась. Сына она родила в семнадцать лет.

Без мужа. Крису Кагану, которого она считает отцом ребенка, едва исполнилось тогда девятнадцать.

Семья Криса заявила, что знать ничего не желает о ребенке, а сам папаша сбежал в Калифорнию еще до того, как Вивиан с младенцем вернулась домой из больницы. Насколько я знаю, Джонатан никаких контактов с семейством Каган не поддерживает. Крис так больше домой и не возвратился. Остальные же члены семьи существование Джонатана игнорировали. Сейчас брат и сестра Криса покинули город, а его родители еще несколько лет назад переехали во Флориду.

Оливия смолкла и покачала головой, будто не одобряя поведения Каганов, а потом снова продолжила:

— Воспитывать сына Вивиан помогали ее родители. Но делали это, я думаю, скорее из чувства долга, нежели любви. Во всяком случае, лаской малыша не баловали.

Взглянув на часы, Оливия заволновалась:

— Ой, чуть не забыла! Пора проверить температуру.

Взяв у Кэтрин градусник, она внимательно посмотрела на него и улыбнулась:

— Нормальная.

Улыбка, правда, получилась принужденной.

Было видно, что Оливии неловко выкладывать про Джонатана всю подноготную. Кэтрин, однако, решила не отступать: слишком уж заинтересовал ее угрюмый мужчина, за которого она почему-то вышла замуж.

— Значит, он вырос в семье матери? — спросила она Оливию, когда та стряхивала градусник.

— Нет.

— А кто же его воспитывал? — допытывалась Кэтрин. Ее желание узнать как можно больше о Джонатане стало таким сильным, что она попыталась задержать медсестру, когда та вознамерилась покинуть палату.

— Его мать не ужилась с родителями, — нехотя ответила Оливия. — И винить ее в этом нельзя. Слишком уж они были властными и холодными. Говорят, они не давали ей никакой свободы, не разрешали иметь друзей, а за ребенком присматривали, только когда она была на работе. Они настаивали, чтобы в остальное время Вивиан сидела дома и занималась сыном.

Словом, это была не жизнь, а бесконечное наказание за некогда совершенную ошибку.

Оливия вздохнула с состраданием.

— Джонатану едва исполнился год, когда Вивиан вместе с ним уехала от родителей. Она сумела обеспечить и себя, и сына всем необходимым.

— Выходит, эта Вивиан мужественная и решительная женщина, — заметила Кэтрин, удивившись странным ноткам в голосе Оливии.

На лице медсестры отразилось сомнение.

— Вернее сказать, своевольная. Она слишком держалась за свою свободу. К тому же она знала: родители не станут ухаживать за ее сыном, поэтому и забрала его с собой. Замуж она так и не вышла, предпочитая внебрачные связи. За эти годы Вивиан сменила несколько дружков. Все это делало жизнь юного Джонатана довольно неустроенной. Думаю, он никогда не знал той любви, которой дети обычно окружены дома.

Слушая медсестру, Кэтрин легко представляла своего мрачноватого мужа угрюмым парнишкой, лишенным семейного тепла и уюта.

— Но ему все же удалось преодолеть свои семейные невзгоды, правда? — с надеждой спросила Кэтрин.

Оливия улыбнулась.

— Клайд Гилдер — вот кто помог мальчишке.

Неизвестно почему, но он взял Джонатана под свое крыло. Клайд владел автомастерской недалеко от дома Джонатана и считался лучшим механиком в округе. Он научил мальчика своему ремеслу.

— Значит, мой муж — механик, работающий на Клайда Гилдера, — сказала Кэтрин, повторив имя, чтобы лучше запомнить его.

— Не совсем, — несколько неуверенно произнесла Оливия.

— Так чем же мой муж зарабатывает на жизнь? — прямо спросила Кэтрин.

— Это длинная история… — Медсестра явно была не рада, что начала отвечать на вопросы своей подопечной. — Когда ему исполнилось восемнадцать, он сел на мотоцикл и уехал. Люди решили, что он больше не вернется. За год до этого мать его укатила в Техас с каким-то парнем, увлекающимся родео. И там произошло несчастье: ее укусила гремучая змея. Говорили, что змея была очень крупной и укусила несчастную дважды. Короче, мать Джонатана умерла.

Он не виделся с дедом и бабушкой уже несколько лет. А другой родни в нашем городке у парня не было.

Прошло четыре года. Клайд серьезно заболел. Джонатан, который, должно быть, поддерживал с ним связь, вернулся и стал работать в автомастерской вместо Клайда, так и не поправившегося настолько, чтобы заниматься делами. Он был бездетным вдовцом и жил одиноко. Поэтому, когда Клайд умер, никто не удивился, что он оставил все, чем владел, Джонатану. Но год назад все сгорело дотла. Говорят, пожар начался в мастерской, но дом находился так близко, что огонь тут же перекинулся на него.

— Что же Джонатан делает сейчас? — забеспокоилась Кэтрин. Неужели ее муж слоняется без дела, проживая ее денежки?

— Ты построила ему новую мастерскую, — ответила Оливия и тут же добавила:

— Дела у него идут очень хорошо. Джонатан трудолюбив, и у него золотые руки. — Она снова бросила взгляд на часы. — Боже! Я опаздываю!

И с этими словами медсестра выбежала из палаты.

— Я построила ему мастерскую, — повторила Кэтрин.

Но смущение медсестры, ее поспешный уход говорили еще и о другом. Оливия, видимо, принадлежала к числу тех, кто полагал, что причиной женитьбы Джонатана были деньги. Кэтрин нахмурилась. Да, брак ее выглядел далеко не в лучшем свете.

Интересно, а как Джонатан добился ее? Неужели она так стремилась замуж, что ответила согласием первому же мужчине, сделавшему ей предложение? Или она не смогла устоять перед ним? Нет, едва ли такое возможно. Вряд ли ей мог понравиться мужчина, которого трудно представить улыбающимся. Однако Кэтрин не могла отрицать, что в его присутствии испытывает странное волнение.

К тому же он искренне беспокоился за нее.

Однажды даже принес цветы, чем крайне удивил ее. И тем не менее держался он весьма отчужденно.

— Я почти наверняка испытывала к нему физическое влечение, — вслух размышляла Кэтрин. — Он же не чувствует ко мне ровным счетом ничего…

Резкий стук в дверь прервал ее мысли, и Кэтрин увидела мать, входящую в палату.

— Доктор Грин считает, что тебе пора домой, — сказала Мюриель, останавливаясь у кровати.

Кэтрин заметила, что мать напряжена больше обычного. До этой минуты она думала, что у нее есть выбор относительно того, куда возвращаться. Но сейчас совершенно неожиданно поняла, что мать не собирается приглашать ее к себе.

— Я очень рада. Больница действует мне на нервы, — призналась Кэтрин.

Мюриель понимающе кивнула, но тут же сказала, будто извиняясь:

— Я бы отвезла тебя к себе. Но, думаю, Джеффри это не обрадовало бы…

Значит, потеряна только память, а с интуицией все в порядке, подумала Кэтрин, поздравляя себя с правильной догадкой в отношении матери. Впрочем, дело здесь было не только в интуиции. Кэтрин помнила, что родители ее развелись, когда она была еще совсем крошкой. Джеффри Портер, банкир и землевладелец, приходился ей отчимом. У Кэтрин было два брата по матери: Джеффри-младший и Филип. Тот факт, что ни братья, ни отчим не навестили ее в больнице, давал ей полное основание полагать, что в этой семье она считается желанной гостьей.

Но почему? А вот это пока оставалось для Кэтрин загадкой. И она решила задать матери мучающий ее вопрос, хотя не очень-то надеялась на правдивый ответ:

— Неужели твоя ненависть к моему отцу была так велика, что вызвала неприязнь и ко мне?

Мюриель смешалась.

— Я не испытываю к тебе неприязни.

— Но и особой любви я тоже не заметила, — ответила Кэтрин.

Мать задумчиво посмотрела на нее.

— Нельзя сказать, что я не люблю тебя. Просто в свое время я оказалась не готова стать матерью.

— И по этой причине в твоем сердце не нашлось места для меня?

Дочь явно ее обвиняла, и Мюриель недовольно нахмурилась.

— Похоже, ты не помнишь, но мы уже говорили об этом. Мы всегда были откровенны друг с другом. И я надеюсь, так будет и впредь.

Она сделала паузу, как бы собираясь с мыслями, потом продолжила:

— Я вышла замуж за твоего отца только для того, чтобы получше устроиться в жизни. У моих родителей не водилось денег, зато детьми они обзавелись в изобилии. Нас было девять братьев и сестер. Мне повезло: у меня были ботинки, чтобы зимой ходить в школу. Разумеется, я стремилась порвать с этой опостылевшей мне жизнью. И брак с Лестером оказался для меня, так сказать, спасательным кругом. Мы жили вдвоем на его ферме, которая была гораздо больше фермы моих родителей. Я мечтала, чтобы жизнь изменилась к лучшему. В каком-то смысле так оно и получилось.

Мюриель некоторое время разглядывала ногти с красивым маникюром, потом вновь посмотрела на дочь.

— Лестер был добр и внимателен ко мне, но его изобретения значили для него гораздо больше, чем я. К тому же ферма вовсе не была пределом моих желаний. Я хотела большего. Ты появилась на свет очень некстати. Но я старалась как можно лучше заботиться о тебе. Помнится, тогда я только тем и занималась, что стирала твои грязные пеленки…

— Ты мечтала совсем о другой жизни, а я повисла камнем у тебя на шее, — сказала Кэтрин. Наверное, подумала она, меня влекло к Джонатану потому, что оба мы оказались много лишены в детстве.

— Нет. Я так никогда не считала. Ты и я…

Просто мы слишком разные. Ты была очень милой, такой же спокойной, как твой отец. Ты даже похожа больше на него, чем на меня. Потом в город вернулся Джеффри Портер. Когда-то, еще в старших классах, мы встречались, но его семья решила, что я ему не пара. Прошли годы, и оказалось, что наша прежняя любовь все еще жива и даже окрепла. Я попросила у твоего отца развод, и он дал мне его, не сказав ни слова.

Мюриель снова принялась изучать свои идеально наманикюренные ногти.

— Я забрала тебя с собой, думая, что посту паю правильно… Но Джеффри с самого начала невзлюбил тебя. Ведь ты служила наглядным свидетельством того, что когда-то я была с другим мужчиной. Тогда мы с Лестером решили, что с ним тебе будет лучше. — Мюриель говорила так, словно хотела убедить и себе, и дочь в своей правоте. — Так и оказалось. Лестер к тебе относился прекрасно. Он был очень занятым человеком, но благодаря этому ты выросла независимой и самостоятельной. А я смогла жить той жизнью, о которой мечтала. Возможно, это было не самое лучшее решение, зато самое разумное. Мы все оказались в выигрыше…

Тут по лицу Мюриель скользнула тень зависти.

— Разумеется, ты тоже выиграла. Одно из изобретений твоего отца сделало тебя весьма состоятельной женщиной.

— Кажется, так, — ответила Кэтрин, решив про себя, как можно скорее выяснить размеры своего состояния.

Интересно, что она почувствовала, когда узнала, что мать отправляет ее к отцу? Обрадовалась или огорчилась? Отношение к ней отчима наверняка заставляло ее ощущать себя нелюбимой и нежеланной. Впрочем, и в данную минуту, несмотря на провалы в памяти, Кэтрин испытывала облегчение при мысли, что с матерью она не останется.

— Тебе пора возвращаться домой, — повторила Мюриель. — Доктор Грин считает, что ты должна жить там, где тебе удобнее. Мне кажется, лучше всего ты будешь чувствовать себя на своей ферме. Разбогатев, твой отец расширил ее. Теперь она отвечает самым современным требованиям. Все эти годы ты работала на ней. Конечно же Джонатан будет с тобой. Правда, этот мерзавец наверняка не пропустил ни одной юбки, пока ты находилась здесь. Но в конце концов он твой муж. К тому же уверил меня, что постарается вести себя деликатно. На ферме достаточно места, и при желании ты всегда сможешь уединиться. Кроме того, я договорилась с твоей тетушкой Джиневрой. Она прекрасная сиделка. К счастью, у нее нашлось время, чтобы приехать сюда.

Кэтрин нахмурилась. О каких юбках говорит ее мать? Муж ее холоден, как свежезамороженный тунец. И кто такая тетушка Джиневра? Но спросить решилась только о последней:

— Тетушка Джиневра? Значит, у меня есть родственники кроме тебя? А я и не подозревала об этом.

Известие о прибытии тетушки не вызвало у Кэтрин восторга. Может, эта самая Джиневра тоже недолюбливает ее.

— Родственников у тебя полно, — сообщила Мюриель. — У твоего отца есть братья и сестры.

Но жизнь разбросала их по всему свету. Я думала, что ты переписываешься с ними — пусть не со всеми, хотя бы с некоторыми из них. Что же касается меня, то я их не очень люблю. А после развода вообще предпочитаю не общаться с родней твоего отца. — Она пренебрежительно повела плечами. — Что же до моих родных, то мы никогда не были близки. Каждый из нас живет своей жизнью.

Равнодушие, с каким Мюриель говорила о родственниках, свидетельствовало о ее нежелании поддерживать с ними связь. Видимо, она не любила никого, кроме Джеффри и сыновей.

Кэтрин с горечью подумала о своем прошлом.

Оттуда явилась мать, не желающая иметь дело ни с ней, ни с Джонатаном, которого подозревала в алчности, и теперь оставляющая ее на попечение неизвестной тетки. Интересно, как матери удалось заманить ее сюда?

— Несмотря на нелюбовь к родне, ты все же упросила свою сестрицу поработать сиделкой, заметила Кэтрин с сарказмом.

— Ошибаешься! Я — сестра твоего покойного отца! — раздался голос с порога. — И меня не надо было упрашивать!

Мюриель резко обернулась. Кэтрин тоже посмотрела в сторону двери. Первое, что привлекло ее внимание, было белое платье с ярко-красным цветным рисунком. Свободное, оно очень красиво сидело на высокой стройной женщине, вошедшей в палату.

Кэтрин перевела взгляд на лицо незнакомки. На вид ей было лет сорок. Тонкие черты лица, черные с проседью волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы.

Отметив, что глаза женщины такого же, как у нее, серого цвета, Кэтрин вновь посмотрела на платье. Его веселые краски никак не сочетались со строгой внешностью тетушки Джиневры. Туфли и сумка были ярко-красные, в тон цветам на платье.

— Я вылетела, как только узнала о случившемся, — сказала Джиневра, подходя к кровати. — Мюриель только позавчера удосужилась позвонить мне. Твоя мать ни с кем из нас не желает общаться, — добавила она неприязненно.

— Я не видела причин беспокоить тебя или твоих родственников без особой надобности, — сказала Мюриель в свое оправдание.

Наблюдая за обеими женщинами, Кэтрин с удивлением обнаружила, что ее неустрашимая мать слегка смешалась. Но как только тетушка обратила строгий взгляд на нее, тоже отчего-то опустила глаза.

— Не могу поверить, что моя племянница, известная своим благонравием и воспитанностью, угодила в такую историю, — сурово произнесла Джиневра. — Вот что значит легкомыслие! Мчаться сломя голову на мотоцикле! Боже, какая непростительная глупость! — И вдруг совершенно неожиданно добавила:

— Если бы все кончилось не так печально, хотелось бы мне полюбоваться на тебя в тот момент.

Кэтрин осторожно улыбнулась.

— Я оставлю вас, — сказала Мюриель. — Мне нужно быть на заседании благотворительного общества. А вы познакомьтесь получше.

Она поспешно поцеловала дочь и удалилась, помахав рукой на прощание.

Джиневра с непроницаемым лицом посмотрела вслед Мюриель, потом перевела взгляд на Кэтрин.

— Ладно, что было, то было. Давай теперь поговорим о тебе. Пора возвращаться к прежней жизни.

— Может, мне не нравилась прежняя жизнь… То есть… я себе не нравилась в прежней жизни, — предположила Кэтрин и покраснела, поняв смысл сказанного. — Может, именно поэтому я и не могу ничего вспомнить.

— Совершенных людей не бывает, — возразила Джиневра. — Только дураки всегда довольны собой. Насколько мне известно, ты умеешь справляться с трудностями. Уверена, твои нелады с памятью — явление временное. Месяц-другой, и она вернется к тебе.

Только бы прежняя глупость не вернулась вместе с ней.

Тетушка говорила так убежденно и убедительно, что Кэтрин была готова поверить ей. Но внезапно она подумала: а не лучше ли позабыть о прошлом? Возможно, и лучше. Но вот будущего без прошлого, как известно, не бывает.