Марианна припарковала свой джип в конце улицы, что шла параллельно владениям старого Макинтайра. Дороги перед домом не было – видимо, чтобы ничем не портить вид на бухту Отаго. Сам дом считался исторической достопримечательностью и был построен в начале века Джоном Макинтайром, владельцем нескольких сотен гектаров леса и большой лесопилки; обо всем этом Марианна узнала в местном музее.
Так вот где живет Кеннет.
И в этом доме он ждет ее.
Марианна крепче стиснула руль, пытаясь взять себя в руки. Стоило получить его приглашение, как она презрела все запреты, которые налагала на себя. Она хотела того же, чего и он, и хотела, чтобы он об этом узнал. Ей исполнилось двадцать семь лет, и у нее никогда не было любовника – только муж, который всегда заботился исключительно о собственном удовольствии.
– Это здесь, мамочка?
– Да.
Это определенно здесь, решила Марианна, улыбаясь дочери.
– Тогда почему мы не выходим?
– Сейчас, – ответила она.
Выбираясь из машины и обходя ее вокруг, Марианна неотрывно смотрела на дом, в котором жил Кеннет. Это было старое, большое, добротное строение. Другие, имей они такое же состояние, как у Макинтайров и Джорданов, давно сломали бы его и построили что-нибудь более величественное, современное, впечатляющее – и являющееся только лишь символом благополучия.
Как и старинное поместье в Эдеме Джорданов, этот дом, казалось, стоял вечно и был свидетелем множества рождений и смертей. Все вокруг выглядело на удивление ухоженным – и постройки, и окружающий их сад. Все радовало глаз – и идеально покрашенные стены, и аккуратно подстриженные бугенвиллеи, и рассаженные группками папоротники с причудливо изрезанными листьями.
Внезапно Марианну пронзило острое осознание того, что все это не для нее, ей никогда не разделить это с Кеннетом Джорданом, и то, что она задумала, – большая ошибка. Слишком большая, чтобы продолжать начатое.
Ей не следовало принимать приглашение, не следовало приезжать сюда. Кеннет Джордан слишком хорош, чтобы просто использовать его и оставить, словно он не достоин большего, нежели краткая интрижка, примитивное удовлетворение похоти. Возможно, ему будет достаточно и этого… Но что, если нет?
Она остановилась у пассажирской дверцы. Шейла скорчила нетерпеливую гримасу. Может, развернуться и уехать? А как объяснить дочери подобную невоспитанность? С другой стороны, появиться перед Кеннетом в таком виде… Она оделась с явным вызовом, с намерением подчеркнуть свою сексуальность, дать ему понять, что готова покончить с мукой неудовлетворенного желания. И Кеннет наверняка все поймет.
Шейла постучала по стеклу.
– Ну давай же, мама!
Она должна каким-то образом сгладить это впечатление. И уехать отсюда как можно скорее. Нельзя было поддаваться такому… такому непреодолимому искушению. Подобное больше не повторится. Это нечестно по отношению к Кеннету. Он только потеряет с ней время – время, которое мог бы потратить на поиски женщины, идеально вписывающейся в его привычную жизнь.
Лучше прервать их отношения. Или ограничить еще больше, чем до сих пор, заставить Кеннета понять, что у них нет будущего. Может быть, сегодня вечером ей удастся сделать это.
Глубоко вздохнув, чтобы унять волнение, она открыла дверцу и освободила Шейлу от ремня безопасности, радуясь, что взяла с собой дочь. Марианна твердо решила отказаться от возможного предложения уложить девочку в постель после восьми часов. Ни минуты наедине с Кеннетом! Она не может так рисковать.
– Смотри, какие большие деревья, ма! – воскликнула Шейла, глядя вверх, в то время как Марианна доставала ее из машины.
– Наверное, они старше всех, которые растут в Данидине, – заметила Марианна, изо всех сил стараясь вернуть себе ощущение обыденности.
Камедные деревья были посажены сразу за белым забором из кольев, окружавшим владение. Толщина огромных белых и серых стволов, размах ветвей свидетельствовали о многих годах, которые они здесь простояли, в то время как большая часть других таких деревьев в городе наверняка была вырублена и пошла на строительство. Они также являлись наследством, оставленным людьми, которые заботятся о том, что им принадлежит, которые ценят глубокие корни и выполняют свои обязательства столь же естественно, как дышат.
– Мне здесь нравится, – заявила Шейла.
Ее личико выражало восторг, и Марианна не удержалась от улыбки, видя, с каким радостным нетерпением девочка вприпрыжку бросилась вперед. Шейла выглядела очень хорошенькой в зеленовато-желтом платьице, которое сама выбрала в универмаге, и простых сандалиях с украшенными раковинами ремешками. Марианне очень нравилось, что ее дочь ничуть не напоминает чопорную и надутую маленькую мисс с обложек светских журналов.
Она жалела, что не чувствует себя столь же естественно, и остро ощущала, как льнет к телу вязанное из хлопчатобумажных ниток красное платье, как игриво развевается его короткая, не достигающая колен юбка. Это был, несомненно, сексуальный наряд – без рукавов, с глубоким круглым вырезом, обнажающим верх груди. Марианна не надела лифчика и ограничилась лишь крошечными трусиками, не выделяющимися под мягкой тканью. Темно-красный цвет скрывал таящуюся под ним наготу, однако соблазнительные очертания груди и ничем не нарушаемая линия бедер ее предполагали.
Несмотря на жару, Марианна распустила волосы, и они свободно ниспадали до самой талии. На ногах были черные босоножки. На шею она надела медальон, представляющий собой медный солнечный диск, расколотый пополам и скрепленный полумесяцем, с которого свисали разнокалиберные цепочки. Медальон был сделан по ее эскизу, и Марианне нравилась спонтанность этого замысла.
С еще большей спонтанностью она действовала, решая, что надеть… и чего не надевать. Ей так хотелось почувствовать себя женщиной, готовящейся к свиданию с мужчиной и настроенной пойти до конца, до самых первобытных основ их отношений! Языческих и примитивных, говорила она себе на волне безумной радости и кружащей голову решимости отбросить все предосторожности и получить желаемое, невзирая на последствия.
Было так легко обмануть себя и поверить, что она имеет на это право. Право женщины. Быть матерью вовсе не означает подавлять свою сексуальность, а она еще никогда не хотела мужчину так, как хотела Кеннета Джордана!
– Кажется, будет гроза, мама.
Резко очнувшись от своих мыслей, Марианна посмотрела в сторону бухты Отаго. На горизонте собирались зловещие черные тучи. Да, романтического восхода луны сегодня не предвидится, с иронией подумала Марианна. Впрочем, она пришла сюда не ради романтики. Тропическая гроза имела больше общего с ее отношениями с Кеннетом, как она их представляла, – гроза, которая быстро пронесется и оставит по себе лишь воспоминания.
Может, так и будет? Может, напрасно она тревожится? А что, если буйство стихии оставит и разрушения?
– Нам лучше добраться до дома, пока она не началась, – сказала Марианна, видя, как быстро летят облака, и тоже ускоряя шаг.
– Можно мне посмотреть на нее с веранды? – с мольбой спросила Шейла, которую всегда завораживало сверкание молний, предшествовавшее ливню.
Она часто бывала свидетелем этого захватывающего зрелища нынешним летом. Впрочем, летом его здесь не называли. Это был просто сезон дождей, а остальная часть года – сухой сезон.
– Думаю, да, – ответила Марианна, рассудив, что Кеннет с удовольствием пойдет навстречу пожеланиям ее дочери.
Ведь он так охотно согласился на фруктовый салат и шоколадное мороженое!
Они остановились перед воротами. Те были закрыты, и Марианна просунула руку в щель, чтобы отодвинуть задвижку. Однако та не поддалась. Наверное, заело, с неудовольствием подумала она, отпустила руку Шейлы и с большей силой потянула за металлический штырь. Это физическое препятствие – знак того, что я вторгаюсь туда, куда не следует, решила Марианна. Ворота охраняют людей, которые их для этого и поставили.
– Я открою, – раздался голос Кеннета, и, сбежав по ступенькам веранды, он направился к ним. – Наверное, заело. Их не открывали с тех пор, как последний раз красили забор, – объяснил он, подходя. – Мы обычно пользуемся боковой калиткой.
Белая рубашка Кеннета была не застегнута и распахнулась во время ходьбы, приоткрыв темные волосы, вившиеся на загорелой груди и спускавшиеся ниже, под пояс белых шорт, оставлявших открытой большую часть мускулистых ног.
При виде такой убедительной мужественности у Марианны перехватило дыхание. Она с трудом сообразила, что нужно убрать руку и отступить от ворот, чтобы он мог открыть их. Удовольствие и радость просто смотреть на него мешали ей думать о чем-либо другом.
Густые темные волосы оставляли открытыми изящные, прижатые к голове уши. Подбородок Кеннета был гладко выбрит. Марианна уловила дразнящий аромат – чуть острее свежего морского воздуха, интригующий и притягательный, с множеством оттенков. Очень подходящий Кеннету, сулящий чувственные удовольствия.
– Готово! – воскликнул он, победно усмехнувшись, и распахнул ворота.
– Спасибо, – церемонно сказала Шейла, демонстрируя хорошие манеры.
– Пожалуйста, – ответил Кеннет, делая приглашающий жест.
– Вам повезло, что успели приехать до грозы, – заметил он. – Я как раз собирался закрыть ставни на веранде.
– Мы любим грозу, – сообщила ему Шейла.
– Что ж, в таком случае оставим их открытыми, если не будет заливать дождем.
Обрадованная Шейла поскакала по дорожке к дому. Марианна ждала, пока Кеннет закроет ворота, с замиранием сердца ожидая, как он отнесется к ее наряду. Она боялась идти впереди, зная, что будет чувствовать его взгляд на своих ягодицах. Будет лучше, если они пойдут рядом.
Под рубашкой обрисовались мускулы, когда Кеннет закрывал задвижку. Туго натянутые нервы Марианны задрожали: от него исходило явственное напряжение, и ее живот свела легкая судорога. Однако когда Кеннет повернулся, на его лице была теплая, дружелюбная улыбка, призванная прогнать опасения, которые она могла испытывать, приняв его приглашение.
– Мне нравится ваш медальон. Он просто притягивает взгляд. Это ваша идея? – спросил он.
– Да, – ответила Марианна и, не подумав, добавила: – Он подходит к платью.
К ее облегчению, он не стал проверять правдивость этого заявления, а только с уважением посмотрел ей в глаза.
– Вы опять продемонстрировали талант и безупречный вкус.
– Я далека от совершенства, Кеннет, – предостерегла Марианна, осознавая, как растут его ожидания; она была не уверена в своей способности оправдать их.
Захочет ли он большего, нежели простое удовлетворение желания? Только ли физическое влечение движет им?
– Ваши эскизы – лучшая реклама для моей продукции, Марианна. Они вызвали в Токио большой интерес.
Это немного смягчило чувство вины, которое она испытывала перед ним.
– Значит, вы получили нечто ценное взамен потраченного на меня времени.
Кеннет шутливо нахмурился.
– Я хочу большего.
Спокойный тон не скрывал многозначительности фразы. Он хотел большего, она – тоже, и это не имело никакого отношения ни к бумаге, ни к открываемому в Токио магазину. Марианна смотрела на него, чувствуя, как усиливается пробуждаемое им желание, жалея о невозможности избавиться от него и гадая, стоит ли идти на риск.
– Наверное, для вас, – продолжал Кеннет, – тоже кое-что значит то, что ваши работы, пусть и не в привычной для вас области, вызывают интерес.
«Я делала это только для тебя», – вертелось у нее на языке. Но таким заявлением Марианна обнаружила бы слишком многое.
– Просто мне нравится заниматься этим, Кеннет. А то, как вы распорядитесь моими работами… ваше дело. Они мне больше не принадлежат.
– Но вы же можете сделать себе имя, – заметил он.
У нее тревожно сжалось сердце.
– Вы ведь не упоминали мое имя, не правда ли?
Кеннет нахмурился.
– Нет. В соответствии с нашим соглашением эскизы были подписаны «Дизайн Макинтайра». Но я больше чем уверен, что вы заслуживаете признания, Марианна.
Она покачала головой, немного успокоенная его заверением.
– Я к этому совсем не стремлюсь.
– Почему?
Потому что в таком случае они без труда найдут меня. Но она не могла сказать ему об этом. Незачем и его втягивать в свои проблемы.
– Меня вполне устраивает существующее положение вещей.
– Ваши живописные работы непременно принесли бы вам известность.
– Известность мне не нужна. Единственное, к чему я стремлюсь, – независимость. Вы можете это понять? – Ей отчаянно захотелось объяснить ему свое положение. – Я не хочу ни к чему привязываться, кому-либо принадлежать, быть кому-то обязанной. Так что не ждите от меня ничего большего. Я пыталась сказать вам…
– Да, пытались, – подтвердил Кеннет. – Мне жаль, если у вас сложилось мнение, будто я не уважаю ваших чувств.
Марианна хрипловато, прерывисто вздохнула.
– Тогда почему я здесь? – потерянно пробормотала она.
– Потому что вы этого хотите.
Как просто! Если не считать того, что во всей этой истории не было ничего простого. Она с мучительной неуверенностью посмотрела на Кеннета.
– Пойдемте, Марианна… – Он махнул рукой в сторону веранды. – Это всего лишь один-единственный вечер.
Один вечер… Он прав. Короткий миг. Не случится ничего, чего ей не хотелось бы. А потом, с ней Шейла.
Марианна повиновалась и зашагала к веранде. Там Шейла болтала с маленькой старой женщиной, которая склонилась к ней, заинтересованно выслушивая то, что говорила девочка.
– Кэти Ророа, – сообщил Кеннет. – Наверное, выясняет, когда и куда подать фруктовый салат.
Как большинство женщин-маори в Данидине, она носила длинное хлопчатобумажное платье с узором из крупных цветов. Седые волосы были собраны в узел на затылке, морщинистое лицо расплылось в ласковой улыбке. Шейле было явно легко с ней.
Марианна с радостью ухватилась за возможность сменить тему.
– Меня удивляет то, что здешние маори берут себе западные имена.
– Они уже больше века живут в христианской традиции.
– Да, но мне кажется, их культуру здесь подавляют.
Кеннет бросил на нее прохладный взгляд.
– Вряд ли Кэти согласится с вами. Культура маори в Данидине живет и процветает. А она настоящая королева местной общины.
«Неудивительно, что экономка Макинтайров обладает некоторым статусом, – подумала Марианна, – да и преклонный возраст добавляет ей веса».
Она совсем не ожидала увидеть в поднятом на нее взгляде старой женщины такой ясный ум, такую проницательность. Марианна почувствовала, что краснеет. Ничто не могло укрыться от этих глаз. Они просветили ее насквозь и, казалось, выявили все достоинства и недостатки, оценили все стороны се характера. Она с трудом заставила себя проделать оставшийся до веранды путь, чувствуя, как от столь пристального изучения деревенеет спина.
Это напомнило Марианне первое знакомство с Тимоти Сондерсом, отцом ее мужа. Понравится ли она? Впишется ли в окружающую обстановку? Сможет ли соответствовать предъявляемым к ней требованиям?
Тогда она представления не имела, куда попала. Но теперь точно это знала – в мир Кеннета Джордана. И ей следовало отказаться от своих намерений, независимо от того, как она к нему относится.
– Кэти Ророа… Марианна Каро, – непринужденно представил женщин друг другу Кеннет. – И ее дочь Шейла, с которой вы, Кэти, явно уже познакомились.
Старушка кивнула.
– Это честь для меня.
Марианна вежливо наклонила голову.
– И для меня тоже. Вы очень добры, что вышли поздороваться со мной.
Кэти Ророа улыбнулась.
– Ваша дочь сказала, что будет есть здесь, чтобы посмотреть на грозу. А вы, может быть, предпочтете обедать в доме?
– Нет. Здесь так хорошо! – поспешила заверить ее Марианна, заметив, что стол на веранде уже накрыт, и не испытывая желания проходить дальше в дом.
Лучше остаться снаружи. Так легче уйти.
– Как вам угодно. Надеюсь, вы приятно проведете вечер.
«Только один вечер», – мысленно повторила Марианна, глядя, как старая женщина возвращается в комнаты, в жилище Кеннета.
За спиной раздались раскаты грома. Они прозвучали как глас судьбы, пророчащий неисчислимые беды, которые принесет ее приход сюда. Но ведь это только один вечер! Если сохранять рассудительность, ничего страшного не произойдет.
Собравшись с силами, она повернулась лицом к Кеннету… и к готовой разбушеваться стихии.