Рождественский пёс

Девятое декабря

Курт лежал под своим креслом и ни о чем не думал. Один из его кофейных глаз-стекляшек был открыт. По-видимому, он случайно ночью открыл его и забыл закрыть. У Макса было прекрасное настроение. Прислонившись к оконной раме, он наблюдал непривычный воскресно-утренний спектакль «Капризы природы». Он любил подобные катаклизмы. Город был по уши занесен снегом, но казался вполне довольным собой и своими обитателями. Снег шел не переставая двадцать четыре часа. И вот теперь владельцы личных транспортных средств, вооружившись всевозможными приспособлениями по перемещению снежных масс в пространстве, дружно избавлялись от остатков субботнего алкоголя в крови. Каждый откапывал свой автомобиль, закапывая при этом припаркованный справа от него чужой. Но как бы то ни было, одна из семи машин — крайняя слева — постепенно освободилась от снежного покрова. Во всяком случае, на несколько минут. В этот момент мимо прошла снегоочистительная машина. Со всеми вытекающими последствиями.

Макс сегодня работал дома. И это его радовало. Он специально запасся работой для преодоления тягот воскресенья. Ему неожиданно перепало еще одно, четвертое поле журналистской деятельности. На пятой странице журнала «Остров загадок» каждую неделю появлялось новое фото обнаженной модели. В первые годы издания журнала на этой странице печатались фото забавных младенцев. Когда их сменили изображения голых девиц, тираж увеличился на треть. Когда эротические портреты, снятые с помощью мягкорисующего объектива, сменились более отчетливыми линиями и более откровенными мотивами из бывших коммунистических государств Европы, тираж вырос вдвое. Многие пенсионеры, отказавшись от подписки на «Замочную скважину» и «Секси-Хекси», подписались на «Остров загадок». Потому что этим журналом можно легально пользоваться и дома, его не нужно лихорадочно прятать от жен. Не вызывал подозрений даже тот факт, что мужчины вдруг начали собирать старые выпуски «Острова загадок», штабелями раскладывая их у себя по всей квартире. Они просто говорили своим женам, что разгадали еще не все загадки и кроссворды. Даже будучи пойманными с поличным, на пятой странице журнала, они легко могли уйти от возмездия. Достаточно было просто изобразить возмущение, покачать головой и сказать: «Ну совсем совесть потеряли! Покупаешь журнал с кроссвордами — а тут, оказывается, вон какое свинство!»

Поскольку к мясу полагается гарнир, фото голых девиц на пятой странице сопровождались текстами, содержавшими информацию о том, как зовут данную восточноевропейскую мадемуазель или как она любит, чтобы ее называли друзья, сколько ей лет, о чем она мечтает, почему она голая и какие у нее жизненные планы. Эти тексты пятнадцать лет подряд, каждую неделю, включая прошедшую, писал господин Прайрайф. Потом он умер. Инфаркт, сказали врачи. Господина Прайрайфа нашли сидящим за рабочим столом, над фотографией обнаженной девицы. Его последними словами были: «Хоть раз в жизни посидеть вдвоем с прекрасной Присциллой (23 года) в беседке — об этом, наверное, мечтает кажд…» Похоже, он отключился прямо в процессе работы, не дописав фразу.

— А ведь ему было всего сорок семь! — сокрушались потрясенные коллеги.

— Что называется, сгорел на работе! — единодушно заявляли все, кто его знал.

— Он не жалел для своего дела ни сил, ни времени! — подмечали особенно проницательные.

Его преемником был назначен Макс, единственный холостяк в редакции. (Кандидатуры отцов семейств, которые передрались бы за эту рубрику, не рассматривались по моральным соображениям.) Кроме того, шеф считал, что Макс должен обладать необходимой для данной рубрики фантазией. Ведь все знали, что он еженедельно описывает собаку, которая по неподвижности вполне могла бы претендовать на достойное место в Книге рекордов Гиннесса. Значит, при виде голых красоток идеи посыплются из него, как из рога изобилия.

Гонорар за один текст составлял триста шиллингов. Порядок работы был такой: фоторедакция «Острова загадок» каждую неделю присылает ему домой пять — десять фото обнаженных девиц. Он должен выбрать одну и написать к ней краткий текст. Главное — не использовать одну и ту же девицу под разными именами и не наделять ее разными мечтами и жизненными планами. Иными словами, он должен был очень внимательно изучить фото, прежде чем приступать к составлению комментария.

И вот перед ним на рабочем столе лежали его первые восемь словачек, полячек или перекрашенных под блондинок азербайджанок. После получасового сравнительного анализа он выбрал фото номер три — юную блондинку на фоне студийного, искусственного пляжа, который выглядел более натурально, чем сама героиня. У юной леди было такое выражение лица, как будто фотограф за минуту до съемки сказал ей: «Эта фотография вряд ли сделает тебя знаменитой». Но ее выгодно отличала от других одна выдающаяся (в буквальном смысле) часть тела. Вернее, даже две. И Максу сразу же пришел в голову подходящий текст: «У Карлы (19 лет) очень чувствительная кожа, но она может часами бродить по горячему песку, не обжигая ног. „Я сама бросаю на себя тень!“ — говорит она уверенно и независимо».

После третьего прочтения текст уже не казался ему таким удачным, как вначале. К тому же он вдруг почувствовал угрызения совести оттого, что гонорар доставался ему так легко. Не только потому, что из-за Курта он совершенно утратил свою прежнюю форму, а еще и потому, что это было несправедливо по отношению к Карле, которая на этом фото, вероятно, заработала не больше, чем он. А ведь ей пришлось раздеваться, разминаться и бог знает что еще делать. И если бог не знает, что именно, то уж фотограф-то точно.

Поскольку у Макса все равно других планов не было, он решил к каждой фотографии придумывать как минимум по три комментария. То есть заодно работать и на перспективу, так сказать, про запас, на тот случай, если у него не будет фотографий обнаженных моделей или желания их комментировать. Однако запас не получился. Потому что тексты никуда не годились. С такими текстами он рисковал потерять и свой «Уголок любителей кроссвордов от Макса» — достаточно было только сдать в редакцию комментарий к фото номер пять — молодой женщины с дьявольским выражением лица, необыкновенно мускулистые ноги которой наводили на мысль о том, что от Кракова до Катовиц она, возможно, шла пешком: «Самое большое желание Ольги — фотографировать мужчин, которые мастурбируют, глядя на ее фото».

При сочинении комментария «В детстве Лесли, по-видимому, часто проглатывала косточки от персиков, потому что…» Максу пришлось прервать работу: у него оставалось всего десять минут на то, чтобы поставить Курта на ноги и приготовить его к зимней прогулке. Немецкий дратхаар Курт, образно выражаясь, стоял на пороге своего первого свидания с другим человеком кроме Макса. Вернее, лежал на пороге.

Желтое пятно у входа в парке Эстерхази была Катрин. Курт, похоже, несмотря на метель, сразу же распознал в ней человека, на которого ему надлежало произвести приятное впечатление. Не выдержав непосильной тяжести этого долга, он потащил Макса в противоположную сторону. Ему было холодно. Он весь промок. Его система наружного обогрева — густая шерсть — не справлялась со своей задачей. Декоративная металлическая решетка на морде жутко раздражала. Снег набивался между пальцами лап и противно намерзал на шерсть. Правая задняя лапа совершенно выбилась из сил, потому что Курт на секунду задрал ее вверх. (Он был кобель, а у них так заведено.)

Передача прошла без осложнений. Макс сунул Катрин, замурованной в глухой желтый ватный скафандр с узкими прорезями для глаз, поводок в руку и сказал:

— Вы можете смело его отпускать. Он никуда не убежит.

Они условились встретиться на том же месте, после того как Катрин проведет испытательную прогулку с Куртом и покажет ему за кофе и пирогом свою квартиру, расположенную в нескольких десятках метров, на другой стороне парка. Макс пожелал ей удачи на эти пару часов и на всякий случай оставил свой адрес.

— А если он не захочет идти, пусть себе лежит! — крикнул он ей вслед.

Катрин и Курт сразу же нашли общий язык. Она никогда до этого не имела дела с собаками, а он — с людьми. Она терпеть не могла собачий лай, а он — человеческую болтовню. Оба ненавидели зиму. Оба страдали от холода и снега. Оба мечтали о покое и надежной защите от внешнего мира. Оба отличались равнодушием, граничащим с толерантностью. Оба не мешали другим быть такими, какие они есть, и делать то, что они хотят. Вернее, не совсем так: как раз в этой деликатной сфере Катрин после нескольких коротких мгновений гармонии пришлось пойти своим путем.

Она отцепила поводок и, утопая в снегу, сделала несколько шагов вперед. Когда она обернулась, Курт лежал на том же самом месте, на котором состоялась его передача в чужие руки. После команды «Ко мне!» не произошло ничего драматического (с точки зрения Курта). Как и после десятикратного повторения той же команды. И многократного повторения вариаций на ту же тему: «Курт! Ко мне!», «Курт! Сейчас же ко мне!», «Глупая псина! Ко мне!» Не помогли и последовавшие за этим враждебно-оскорбительные выпады вроде: «Ты что, ходить разучился?», «У тебя что, ноги отсохли?», «Ты что, глухой?», «Эй ты, безногий и глухой!» Ничего не изменили и более или менее злые угрозы: «Сейчас я тебе приделаю ноги!.. Ты у меня пойдешь как миленький!», «Я все скажу твоему хозяину!» (Тут Курт чуть не расхохотался.) «Я сейчас вызову эвакуатор!», «Я сейчас вызову ветеринара!», «Я сейчас позвоню куда надо, и тебя отправят на мыло!», «Если ты сейчас же не подойдешь — не видать тебе никакого Рождества у меня дома, как своих ушей!»

— Ладно, твоя взяла. Иди ко мне, пошли домой… — скорее прошептала, чем крикнула Катрин обреченно, ни на что уже не рассчитывая.

Однако эти слова, похоже, вызвали у Курта не то сочувствие, не то понимание, не то прилив энергии. Во всяком случае, он вдруг поднялся на ноги и через пару минут уже был рядом с Катрин. Описав вокруг нее круг, он лег на снег и свернулся калачиком. В ней проснулись честолюбие и азарт. Пройдя еще несколько метров вперед и оглянувшись, она тем же обреченным тоном произнесла:

— Курт, ты победил. Иди ко мне, пошли домой!

Курт поплелся следом. Катрин повторила фокус еще два-три раза. Они уже были совсем рядом с ее домом.

Когда она, вдвое увеличив дистанцию, оглянулась, Курт исчез. Она искала его целый час. Она прочесала весь парк Эстерхази. Она изучала каждый след, даже птичий. (Может, его уволокли вороны!) Она прокричала «Курт!» большее количество раз, громче, отчаянней и истеричней, чем жены всех Куртов, вместе взятых, за все время их совместной жизни от помолвки до золотой свадьбы. Но все было напрасно. Курт бесследно исчез.

Макс как раз только что сел за свой рабочий стол с намерением сообщить читателям, что Людмила (фото номер один) «в свободное от работы время больше всего любит вязать пуловеры», и уже со страхом предвидел неизбежный финал комментария: «но в данном случае ей, похоже, не хватило шерсти». В этот момент в дверь кто-то отчаянно позвонил.

На пороге стояла Катрин в своем желтом космическом скафандре. То немногое от ее внешности, что было видно, говорило о крайней степени отчаяния.

— Курт пропал! — доложила она, тяжело дыша.

Макс облегченно вздохнул. Он уже подумал, что произошло что-нибудь ужасное.

— Я обыскала весь парк, но он как сквозь землю провалился. Сколько стоит такая собака?

Она принялась ощупывать карманы скафандра, как будто искала кошелек.

— Давайте сначала успокоимся… — сказал Макс. «Классная реплика! — подумал он. — Часто употребляется в кино и редко в жизни». — Хотите кофе? — «Тоже классная реплика, — подумал он. — В кино употребляется редко, зато в жизни — слишком часто».

— Кофе?.. — в ужасе воскликнула Катрин. — Надо срочно идти в полицию и писать заявление о пропаже собаки. А потом опять искать ее в парке. А то она еще замерзнет.

«Не замерзнет, — подумал Макс. — Во-первых, это для Курта слишком утомительное занятие. Во-вторых, у него в жилах скорее антифриз, чем кровь». Но он не стал делиться своими мыслями с Катрин. Похлопав по ее правому скафандровому плечу, он сказал:

— Нет никаких причин для беспокойства. Курт где-нибудь рядом. Сейчас мы за ним сходим, о’кей?

— О’кей, — ответила Катрин и автоматически протянула ему руку (вернее, космическую рукавицу), как будто после сложных переговоров они наконец пришли к компромиссу.

Макс надел в прихожей зимние ботинки. Когда он вернулся в гостиную, Катрин, стоявшая у письменного стола, спросила:

— Вы… э-э-э… фотограф?

Ее голос вдруг изменился и стал резким и неприязненным. Капюшон ее скафандра был откинут назад. Она в этот момент была похожа на Вайнону Райдер в начале очередного приступа неприязни к мужчинам.

Макс забыл убрать фотографии голых девиц. Они лежали посреди стола, аккуратно разложенные по номерам.

— Нет, — ответил он смущенно. — Эти снимки нужны мне для работы.

— Так сказать, творческий стимул, — сказала Катрин. Теперь она выглядела как Вайнона Райдер в момент кульминации очередного приступа неприязни к мужчинам. — Впрочем, извините! Какое мне, собственно, до этого дело! — прибавила она и опять надела капюшон.

Вайнона Райдер вряд ли сказала бы что-либо подобное.

Макс не стал объяснять ей, какую роль играли эти фото в его работе. Он был рад поскорее выйти на свежий, зимний воздух.

Курта они нашли относительно быстро. Макс спросил Катрин, где именно она в последний раз видела собаку, и они тут же направились к указанному месту.

— Он должен быть здесь, — сказал Макс.

— Здесь никого нет, — возразила Катрин.

— Куррррррррррт! — рявкнул Макс. Его «рррр» позавидовали бы многие злые собаки.

Ближайший сугроб пошевелился. На глубине нескольких метров находился Курт. Крик разбудил его.

— Он построил себе настоящее иглу!.. — восхищенно воскликнула Катрин.

«Утопия, — подумал Макс. — Скорее всего, иглу само образовалось вокруг Курта».

Курт чувствовал себя превосходно. Он отделался испугом Катрин. И все же они вдвоем донесли его до самой двери. Он уснул у них на руках и стал еще тяжелее.

— Вы не подниметесь ко мне на чашку кофе? — спросил Макс.

«Эту реплику явно недооценивали», — подумал он.

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны. Как-нибудь в другой раз, — ответила Катрин.

«Реплика, которой явно злоупотребляют как в кино, так и в жизни», — подумал Макс.

— Вы еще не решили, возьмете ли собаку на Рождество? — спросил он.

— Скорее всего, возьму, — ответила Катрин. — Она мне почему-то понравилась.