Габриэль
Джесси много болтает. Высоким, взволнованным голосом. И размахивает руками. Я не упускаю из виду, как люди пялятся на наш столик, словно мы научный эксперимент, нацеленный на массовое уничтожение.
Мэтью молчит, пока его девушка говорит, хотя я не упускаю из виду, как он озадаченно смотрит на Эвери, словно пытается разгадать, как незнакомый шифр.
Интересно, раскусил ли он нас, но мне пришлось воспользоваться ситуацией, чтобы обернуть это в свою пользу. Кто-то назовёт меня потребителем, но возможность представляется сама собой; я был бы дураком, если бы упустил её.
Судьба. Вот как я это вижу. В конце концов, сейчас праздничный сезон, и в это время года всё происходит как по волшебству. По крайней мере, именно так происходит в фильмах, которые моя мама любит смотреть на Холлмарке (прим. переводчика: Hallmark — телевизионный канал в США, транслирующий сериалы и фильмы для семейного просмотра).
Кстати говоря… ресторан оформлен так, как в одном из тех праздничных фильмов: в изобилии представлены фигурки Санта-Клауса и гномов, звёзды и мигающие огоньки, а из динамиков звучит рождественская музыка. Даже официанты носят праздничные колпаки.
— Милая, ты же любишь лимонный пирог? — спрашиваю Эвери, когда Джесси рассказывает о пироге из Старбакса, который обожает, и о том, как пыталась его воссоздать, но потерпела неудачу.
— Ты умеешь его готовить? — глаза Джесси расширяются. — Если да, с удовольствием закажу один. Разве это не будет здорово для рождественского обеда? — она смотрит на Мэтью с нежной улыбкой.
— Лимон на Рождество? — спрашивает он, наклоняя голову. — Но Эвери не нравится лимон в десертах. — Мэтью снисходительно ухмыляется, как будто знает Эвери лучше, чем я.
Хотя это и правда, я могу подыграть.
— Вообще-то, вкусы меняются, и Гейб доказал, что лимонный десерт на самом деле потрясающий. — Эвери улыбается мне, накрывая мою руку своей. — Правда? — я не должен позволять её глубокому взгляду увлечь меня, а руке, лежащей на моей, заставлять чувствовать что-то иное, кроме безразличия.
— Ты занимаешься выпечкой? — хмурится Мэтью.
— Да, я учился в кулинарной школе, — теперь я могу сказать правду и замечаю, как слегка приподнимаются брови Эвери, прежде чем она берёт себя в руки. — Именно это помогло нам сблизиться.
— Мне показалось, ты здесь совсем недавно, — Мэтью откидывается на спинку стула.
— Я вырос в Изумрудной Бухте, приезжаю сюда летом, поэтому знаком с городом. Может, ты помнишь моих бабушку и дедушку? Луизу и Гарольда? Они жили на Палм-стрит, рядом с Люком Барбером.
— Луиза и Гарольд. Да, я их помню. Ого, так ты их внук! Из Айдахо или откуда-то ещё, верно?
— Из Колорадо, — поправляю я его.
— Да, да, со Среднего Запада, — он отмахивается от меня. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, раздумывая: парень ведёт себя как осёл из-за меня, или это его естественная натура?
— Что, прости? — Эвери скрещивает руки на груди. — Ты никогда не говорил ничего плохого о Среднем Западе. Или забыл, откуда я родом? — её голос звучит сурово, когда она смотрит на него.
— Конечно, нет. — Мэтью качает головой, как будто его отчитывают. Так значит, Эвери со Среднего Запада.
— И, хотя я ничего не имею против Среднего Запада, Колорадо на самом деле находится в районе Скалистых гор. Возможно, ты перепутал его с Чикаго. Это в Иллинойсе, — я улыбаюсь, издеваясь над ним, и беру ещё один кусок пиццы. Эвери права: пицца здесь потрясающая.
— Что же, это прям на грани, я не силён в географии, — он безразлично пожимает плечами.
— Мне нравится Колорадо. Мы могли бы покататься там на лыжах этой зимой. — Мэтью смотрит на Джесси, и я, наконец, вижу его искреннюю улыбку.
Возможно, эта ситуация доставляет ему такой же дискомфорт, как и нам, и провоцирует на ослиные повадки. Но парень уже в отношениях, поэтому у него нет права ревновать свою бывшую к кому-либо, ведь он привёз свою новую девушку знакомиться с родителями. На мой взгляд, это очень важно. Единственной девушкой, которая встречалась с моими родителями, была моя бывшая из колледжа.
— Это было бы здорово, — отвечает Мэтью и возвращается к своей пицце.
— Кататься на лыжах — здорово. Разве это не весело? Мне нравится, — бормочет рядом со мной Эвери, похожая на оленя в свете фар. — Когда я была ребёнком, то хотела кататься на сноуборде, поэтому родители водили меня на занятия, но я едва могла стоять на доске. Одно движение, и я падала. Но лыжи — это здорово. Знаете, обе ноги не приклеены к одной доске, так что передвигаться легче.
Незаметно просовываю руку под столом и сжимаю колено Эвери, заставляя замолчать. Продолжая в том же духе, она докажет, что это затрагивает её, и по какой-то причине мне жаль. Если слухи о влиянии развода на проблемы с кондитерской правдивы, то не нужно, чтобы случайные свидетели добавили к этому пикантные подробности двойного свидания. Её взгляд устремляется ко мне, она хватает мою руку и убирает со своего колена. Хихикаю над её реакцией. По крайней мере, это заставляет её замолчать.
— Эвери, расскажи мне всё о своей работе. Какой твой любимый рецепт? — Джесси наклоняется вперёд.
— Гм… зависит от моего настроения. Я, безусловно, пеку по настроению, но у меня есть фирменный рецепт, которому меня научила моя бабушка. Каждый раз, когда я это делаю, то думаю о ней.
— Что это? — Джесси сжимает её в объятиях и нетерпеливо ждёт.
Эвери бросает взгляд на меня, а затем снова на Джесси:
— Если я расскажу, мне придется убить тебя. — Она смеётся над своей шуткой, но Джесси отстраняется и смотрит на неё, сморщив нос. — Это цитата из «Лучшего стрелка» (прим. перев.: «Лучший стрелок» — боевик 1986 года с Томом Крузом в главной роли) — Эвери смотрит на неё так, будто это очевидно. — Это шутка, — добавляет она.
— Я никогда не смотрела «Лучшего стрелка», извини. — Джесси пожимает плечами.
Эвери качает головой, как будто это не может быть правдой, и говорит:
— Это печенье с пекановым маслом (прим. перев.: пекановое масло получают из ореха пекан, оно является хорошей заменой сливочному маслу и широко используется в выпечке в США) и изюминкой, но изюминка — семейный секрет.
— Ого, это интересно.
Эвери снова смотрит на меня, прищурившись. Боится, что украду её рецепт? Я, конечно, пользуюсь ситуацией, но никогда не присвою чужой рецепт.
— Что же, было весело, но я уверен, что ты устала. Может, стоит попросить счёт? — Мэтью хлопает в ладоши и обнимает Джесси за плечи.
— Да, хорошая идея. — Эвери наклоняется ко мне, пытаясь прижаться, но не рассчитывает. Как в замедленной съемке, она заваливается набок и, странно изогнувшись, приземляется между нашими стульями.
— Ты в порядке? — я вскакиваю и наклоняюсь, чтобы помочь ей, пока люди тихо посмеиваются.
— Да, но ты мог бы и поймать меня, — шипит она.
— Извини, я не догадывался, что происходит, пока это не случилось, — качаю головой, продолжая наш разговор шёпотом. Я беру её за руку и помогаю подняться, в то время как Джесси тоже подходит к нам, чтобы помочь.
— Эвери, о, нет! Ты в порядке? Я могу осмотреть тебя, если больно. Я — медсестра.
— Конечно же, ты — медсестра, — бормочет Эвери, и я сдерживаю смешок. — Всё хорошо, — её лицо красное, когда она отряхивает руки о джинсы и, держа голову опущенной, снова садится. — В любом случае, уже поздно. Мы должны заплатить и уйти.
Люди за соседними столиками шепчутся и смотрят на неё. Меня охватывает сочувствие, но я ничем не могу помочь. Любой наблюдатель может сказать, что эта ситуация гложет её изнутри. Я подзываю официанта и быстро оплачиваю наш счёт, чтобы увести Эвери отсюда. Она достаточно натерпелась.
— Я могла бы заплатить свою часть, — Эвери скрещивает руки на груди и смотрит на меня, когда мы выходим на улицу.
— Верю, но это разрушит нашу репутацию. Или люди скажут, что твой парень скупой, а я вовсе не такой, — переминаюсь с ноги на ногу и улыбаюсь ей. — Ты уверена, что с тобой всё в порядке?
— Побитая гордость для меня не новость. Уверена, она постоянно чёрно-синяя от синяков, — Эвери отмахивается от меня, пытаясь казаться сильнее, чем отражают её глаза. Она может пытаться одурачить меня, но я вижу, как глаза сужаются от грусти, а дыхание становится медленным и глубоким. Она дрожит и плотнее запахивает куртку.
— Если бы моя семья увидела, как я трясусь в шестидесятиградусный мороз (прим. перев.: 60°F = 15,5 °C), они бы посмеялись надо мной. В любом случае, спасибо за ужин. Полагаю, мы ещё увидимся, — она поджимает губы.
— Увидимся завтра. Ты должна выполнить свою часть сделки! — подмигиваю я.
— Хочешь сказать, что не забыл об этом? — её широкая улыбка фальшивая.
— Ни за что, Рудольф (прим. перев.: Рудольф — любимый олень из упряжки Санта-Клауса).
— Извини, кто? — её брови приподнимаются, когда она свирепо смотрит на меня.
— Твой нос красный. Ты напоминаешь мне Рудольфа, — пожимаю плечами я.
— Хочешь, покажу свои копыта? — Эвери опускает руки на талию, и я слежу, как её бедра двигаются, подчёркивая изгибы тела. Ситуация, в которой мы оказываемся, непростая, но я не могу отрицать, что она чертовски сексуальна.
— Нет, я уверен, что смогу прожить и без них.
— Хорошо, Гринч. — она закатывает глаза.
— Пожалуйста, обоснуй мне это прозвище, ведь на самом деле я люблю Рождество.
— Потому что ты здесь для того, чтобы испортить моё Рождество, — Эвери делает глубокий вдох, опускает руки и засовывает их в карманы джинсов.
— Клянусь, моё намерение — подсластить твоё Рождество, — я переминаюсь с ноги на ногу, ухмыляясь.
— Мне кажется, у нас разные определения слова «сладкий».
— Я докажу, что ты ошибаешься, — потираю руки друг о друга. — А сейчас давай доставим тебя домой.
— Тебе не обязательно провожать меня. Я знаю дорогу, — Эвери поворачивается и уходит.
Мгновение смотрю ей вслед, улыбаясь как дурак. Она — весёлая задача. Догоняю её и провожаю домой, несмотря на все возражения. В конце концов, я все же джентльмен. Даже, если Эвери думает, что я её Гринч.
Глава 6
Эвери
Раскатываю тесто для печенья и вырезаю специальной формочкой фигурки в виде ёлочки. Буквально по локоть в муке и сахаре и, вероятно, с запачканным лицом — мой привычный вид в рабочие дни.
Духовка издает звуковой сигнал, и я спешу достать коржи для «Красного бархата», который пеку сегодня в качестве «торта дня». Как только форма с коржами оказывается на решётке для охлаждения, тут же возвращаюсь к первоначальной задаче. Из плейлиста играет песня «Домой на каникулы», и я подпеваю, покачиваясь в ритме, пока выкладываю печенье на противень. Сразу после того, как оно попадает в духовку, приступаю к кексам.
Я чувствую вдохновение или — ещё лучше — выплёскиваю свои эмоции на выпечку. Вчерашний ужин был таким неловким: мне показалось, что я находилась в Сумеречной зоне (прим. переводчика: Сумеречная зона — антологический сериал Рода Серлинга, в котором персонажи сталкиваются с пугающими или необычными событиями).
Во-первых, было странно ужинать с Мэтью, не будучи при этом мужем и женой, как раньше. Сидеть напротив него, пока Джесси болтает, и наблюдать за тем, как он улыбается ей и держит за руку — это сокрушительный удар. Я старалась держаться молодцом, но не уверена, что получалось убедительно. Понимаю, что у нас с ним всё кончено, но как вычеркнуть двенадцать лет совместной жизни за семь месяцев? Не так просто видеть человека с кем-то другим и не действовать при этом инстинктивно: например, когда на его подбородке остаётся томатный соус, я всегда первая замечаю это, а теперь кто-то другой заботится о нём.
Я трясу головой и руками, из-за этого повсюду разлетается тесто. Уберу позже, а сейчас нужно сосредоточиться на работе. Надеюсь, люди, увидевшие нас вчера за ужином, поймут, что между мной и Мэтью нет вражды, и начнут возвращаться в кондитерскую.
Когда звучит песня «Всё, что я желаю в Рождество», я подпеваю Мэрайе Кэри, используя веник в качестве микрофона, танцую вокруг стойки и навожу порядок после готовки. Подметаю кухню и направляюсь ко входу в торговый зал, чтобы убедиться, аккуратно ли всё расставлено. Мои глаза сканируют посадочную зону, проверяя готовность столиков — я резко отскакиваю назад и вскрикиваю, замечая фигуру у стеклянной двери. Сжимаю фартук на груди, моё сердце стучит, как отбойный молоток. Включив свет, я вижу лицо Габриэля сквозь отверстие в венке, висящем на двери, и бормочу проклятие, открывая дверь.
Совсем не страшно — скоро Рождество или Хэллоуин?
— Твоя миссия — довести меня однажды до сердечного приступа, да? — я изгибаю брови дугой. — Сначала угрожаешь купить, а теперь стоишь перед дверью, как какой-то маньяк!
— Я просто отвлёкся на твои танцевальные навыки. Пожалуйста, не обращай на меня внимание. Твои губы двигались — продолжай петь, — он ухмыляется и заходит внутрь.
— Кондитерская ещё закрыта.
— Я не покупатель. У нас сделка, помнишь? — Габриэль обходит прилавок, чувствуя себя как дома. Мне не нравится то, как уверенно он передвигается, словно уже владеет этим заведением.
— Мне нужно работать.
— Я помогу. Где здесь фартуки? Хочу такой же, как у тебя — с рождественской ёлкой, — говорит он, указывая на меня.
— Второго такого нет, но… — у меня возникает идея, и я иду на кухню, хватаю свой зелёный фартук и пишу слово «Гринч» на карточке, как на бейджике. — Вот, держи!
— Серьёзно? — спрашивает Габриэль, наклоняя голову.
— Всё ради праздничного настроения.
— Ладно. Думаешь, это отпугнёт меня? Ты заблуждаешься, — он завязывает фартук вокруг своей талии, рукава его хенли подчёркивают рельефные мышцы рук (прим. перев.: Henley — рубашка-поло без воротника с круглым вырезом и планкой на три пуговицы из хлопковой или трикотажной ткани). Рубашка не должна быть сексуальной, но, глядя на Габриэля, я начинаю понимать, как ткань может сделать кого-то желанным.
— Ты правда учился в кулинарной школе? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от созерцания его сильных рук.
— Да. А как, по-твоему, я попал в кондитерский бизнес? — Габриэль поднимает свой взгляд на меня.
— Не знаю. Думала, ты просто предприниматель, который нанимает шефов-кондитеров для успешного расширения своей сети, — закрываю стеклянную дверцу витрины и поворачиваюсь к нему лицом.
— Я работаю в той области, в которой разбираюсь: сам открыл первую кондитерскую «Сладкие удовольствия», изучал все аспекты бизнеса, развивался в своём городе, пока не смог распространить свою сеть по всей стране.
— И теперь ты хвастаешься своим успехом передо мной, — вздыхаю я, не впечатлённая его речью.
— Я здесь не для того, чтобы красоваться — просто хочу открыть своё заведение в Изумрудной бухте. Я мог бы купить другое здание и переманить твоих клиентов, но предлагаю лучшее решение.
— Мне стоит поблагодарить тебя за это?
Габриэль вздыхает, проводя рукой по волосам. Его мятное дыхание касается моего лица, пока я жду ответа:
— Позволь показать, что я могу предложить. Таков был наш уговор.
— Хорошо, — я сдаюсь, потому что не могу позволить ему отвернуться и рассказать всем, что наше свидание было безумной выходкой. Безусловно, я не продам кондитерскую, поэтому нужно просто потерпеть Габриэля эти две недели — это в моих силах. И, возможно, когда люди увидят меня в компании с ним, то поймут, что не было никаких причин для ужасного развода, и мой бизнес снова начнет процветать.
— В моих пекарнях всегда есть образцы. Бесплатные комплименты привлекают посетителей, а затем они покупают то, что им пришлось по вкусу. Ты не думала предложить что-то подобное? Сможешь таким образом вернуть потерянных клиентов, — он двигает блюдо с кексами поближе к себе, а я настороженно наблюдаю за ним.
— Мне никогда не приходилось предлагать что-то бесплатное, чтобы привлечь сюда покупателей. — Мои плечи опускаются, потому что некоторых преимуществ — иметь единственную пекарню в городе и быть женой Мэтью — у меня больше нет.
— Времена меняются. Собираешься идти в ногу с переменами или позволишь им поглотить себя? — он слишком долго смотрит мне в глаза.
— Почему ты даёшь советы, как добиться успеха? Разве ты не хочешь, чтобы я провалилась и согласилась на продажу от отчаяния? — это кажется бессмысленным.
— Позволив тебе потерпеть неудачу, я не смогу доказать свою состоятельность. Если это твоё детище, то ты захочешь передать его в надёжные руки, — Габриэль приподнимает брови, заканчивая фразу, и я отворачиваюсь от его пристального взгляда.
— Я умею вести бизнес.
— Не спорю, но что-то всё же не складывается. На предложенные мной деньги ты сможешь открыть «Брызги радости» где-нибудь ещё, — он облокачивается о прилавок, скрещивая лодыжки.
— Мне не нужна кондитерская в другом месте, — возражаю я.
— Ты действительно собираешься остаться здесь, даже без родных рядом? — Габриэль вскидывает руки, словно эта идея абсурдна.
— У меня есть друзья, и мне нравится жить в Изумрудной бухте.
— Ладно, — он кивает и отходит от прилавка.
Стук в дверь заставляет нас обоих вздрогнуть. Обернувшись, я вижу миссис Дэниелс, которая стоит снаружи с сумочкой через плечо, потирая руки в нетерпеливом ожидании.
— Давай, Рудольф, будь моим путеводным светом, — произносит Габриэль, гладя меня по голове, но я отталкиваю его руку. Последнее, что мне нужно — это, чтобы моя катастрофическая чёлка оказалась у всех на виду.
Я открываю дверь и впускаю женщину.
— Доброе утро, миссис Дэниелс, — произношу с натянутой улыбкой, удивляясь её появлению. Она была одной из моих постоянных покупательниц, а потом перестала приходить. Предательство ранит, и я не могу заставить себя улыбнуться искренне.
— Здравствуй, дорогая! Так соскучилась по твоим сладостям. Я придерживалась диеты, поэтому пришлось сократить потребление, но во время праздников калории не считают, — она подмигивает, подходя к витрине, чтобы посмотреть, что у меня есть, но её взгляд задерживается на Габриэле.
Миссис Дэниелс не сидела на диете: я видела её в местной кофейне с большой чашкой кофе и поглощающей кексы столько раз, что сбилась со счёта. У некоторых людей нет стыда.
— Я вижу, у тебя появился помощник, — её глаза на мгновение задерживаются на мне, но затем она начинает неторопливо разглядывать Габриэля.
— Что-то вроде этого, — бормочу я и подхожу, чтобы обслужить её. — Что бы Вы хотели?
— Как же много вкусностей! Всё это выглядит восхитительно! О! Это печенье с пекановым маслом? Я возьму четыре, — она постукивает ногтем по стеклу. — Торт выглядит таким влажным, — я смущаюсь как незрелая девчонка от того, как она произносит это слово, видимо, я читаю слишком много любовных романов, чтобы воспринимать его всерьёз. В моём словаре такие слова — табу.
Заказав кусок «Красного бархата», полдюжины пончиков и печенье, она достаёт свой кошелёк.
— Ты отхватила настоящего красавца, — она кивает подбородком в сторону Габриэля, который молча наблюдает за происходящим.
— Что? О, нет, — я отрицательно качаю головой.
— Мне показалось, вы оба ужинали с Мэтью и его новой девушкой? — миссис Дэниелс приподнимает брови, ожидая, что я «пролью чай» (прим. переводчика: эта идиома означает, что собеседник проговорится, разболтает сплетни).
— О, да, точно. Но мы только начинаем встречаться. Посмотрим на праздниках, не перерастёт ли это во что-то большее, — я улыбаюсь Габриэлю. — Правда, дорогой?
— Безусловно, — он посылает мне воздушный поцелуй, а я смотрю на него сердито, прежде чем с улыбкой обратиться к покупательнице.
— Я так рада это слышать. Никогда не верила слухам, — шепчет она, наклонившись ко мне.
— Разумеется, миссис Дэниелс. — я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, потому что она определённо поверила им — отсутствие поддержки с её стороны доказывает это.
— Надеюсь, скоро увидимся, — она взмахивает пальцами и выжидающе смотрит на Габриэля. — Приятно познакомиться…
— Гейб.
— Гейб? Мне нравится, — кивает миссис Дэниелс, покидая кондитерскую.
Я выдыхаю, а Габриэль запрокидывает голову, громко смеясь. Смотрю на него недовольно, но не успеваю сказать что-либо, так как входит новый покупатель.