Какая удивительная девушка, думал Решетников, стоя вечером следующего дня на крыльце своего дома — казенной квартиры, выделенной ему из секретных фондов местной полиции. Все минувшие сутки до сумерек он ожидал телеграфного сообщения от железнодорожной полиции, но так и не дождался. Значит, все шло без неприятных сюрпризов. За исключением одного, но весьма существенного обстоятельства. К вечеру потеплело, с ветвей изредка капало, отчего снег быстро сырел и становился ноздреватым.
Если ночью ударит мороз, утром все покроется коркой наста, размышлял капитан. Стало быть, солдат вокруг усадьбы надобно размещать скрытно и заранее, не то наследят. Шпионка — волчица хитрая и опытная, сразу заметит множество свежих следов.
Нет, сказал себе офицер… Пожалуй, лучше действовать, как ты и полагал, — в одиночку. Ротмистр Феоктистов посвящен в общих чертах во все детали предстоящей операции. Если до утра Решетников не даст о себе знать, он сам приведет солдат из соседнего Богомолова спустя полчаса после прихода варшавского поезда. Ротмистр перекроет все дальние выходы из усадьбы, и тогда ловушка захлопнется — птичка окажется в клетке.
— Пожалуй, так и сделаем, — удовлетворенно вздохнул Решетников. Он взялся за дверную ручку и в первую секунду удивился — дверь была открыта, только плотно приотворена. В следующий миг на голову капитана обрушился тяжелый удар.
Он успел лишь увидеть перед собой что-то черное, мохнатое и бесформенное. А затем мешком свалился с крыльца, и его сознание помутилось.
Если бы кто-то подумал, что наша героиня в точности исполнит, что велел капитан Решетников, и весь следующий день будет дожидаться от него весточки, это бы означало, что он не знает всех тонкостей женской натуры. Маша Апраксина чувствовала себя глубоко уязвленной. Ее глубокую и искреннюю дружбу баронесса подло и коварно растоптала. Кроме того, едва не подвела не просто под монастырь — под самый настоящий военно-полевой суд.
А самое главное — сделала это спокойно и равнодушно, как будто они никогда не были знакомы, как будто они чужие друг другу люди!
— Этого я тебе ни за что не прощу, — неустанно повторяла Маша, готовясь к предстоящей мести. Такие оскорбления нужно смывать. И лучше — кровью!
Последняя мысль навела ее на одну, как девушке показалось, очень важную идею.
В папенькином столе, в дальнем углу самого нижнего ящичка, вечно запертого на ключ, лежал инкрустированный перламутром крохотный дамский пистолет. Кто-то из дальних родственников в свое время не нашел ничего лучшего, как преподнести его Анне Григорьевне — «разумеется, чистой воды сувенир, изящная поделка».
Маменька выкинуть такую страшную вещь побоялась и отдала супругу. Тот запер пистолетик в своем бюро и благополучно забыл о нем на следующий же день.
Чего нельзя было сказать о Маше.
Еще в отрочестве она подобрала ключи ко всем запертым ящичкам и дверцам в доме и устроила подробный обыск усадьбы в поисках чего-нибудь исключительного и занимательного. За полдня, покуда родители были в гостях, Маша обнаружила стопки старых писем, перевязанных бечевой, старинные монеты, пачки денег вполне современных вместе с банковскими облигациями и упомянутый пистолет. Теперь вот настал его черед.
Разумеется, Маша и думать не думала пустить оружие в ход. Однако обезопаситься перед встречей с коварной предательницей стоило как следует.
— Полагаю, баронесса будет приятно удивлена твоею заботой, — только и сказала маменька, услышав, что дочь намеревается вечером встречать соседку и, скорее всего, заночевать в Андреевке. Вдобавок Маша солгала, что супруг Амалии Казимировны, адвокат Юрьев, тоже в имении, и они вдвоем с соседом скрасят ожидание баронессы за самоваром и карточным столом.
— Вот только не поздно ли ты собралась в Андреевку? — в сомнениях поджала губы Анна Григорьевна. — Все утро просидела дома, так что и воздуха свежего ни глоточка, а на ночь глядя отправляешься?
— Меня Степка свезет, маменька, — ответила Маша. Тому чуть ли не с обеда было строго наказано держать возок запряженным — так не терпелось нашей героине ехать в Андреевку.
После недолгих уговоров маменька ее отпустила. К тому времени нашей героине казалось, что земля горит у нее под ногами. Время тоже поджимало.
Степку она отпустила, едва только Гнедок выкатил санки за ворота и свернул в лес. Старый кучер особо и не перечил: привык к своенравному характеру барышни. Да и не боялся за нее Степан — сам учил править и Гнедка вываживать.
— А ежели холопы князя Кучеревского, не ровен час, дорожку заступят? — больше для проформы качал головою кучер.
— Барышни князя не интересуют, — задорно заломив щегольскую каракулевую ушанку, рассмеялась Маша. — Да и дубинка со мною — как зачну по бокам охаживать!
В санках у барышни Степка всегда держал длинную и легкую палку — мало ли.
— От, девка… — проворчал Степан, одобрительно ухмыляясь в сивые усы. — Истинно, огонь, а не барышня!
А Гнедок уже проворно рысил в сторону Орехова.
Степан сразу заприметил, куда барышня заворачивала коня. А иначе вряд ли отпустил бы юную хозяйку в вечернюю темень. До Орехова было рукою подать, а там молодой офицер встретит. Видать, любовь у них, усмехнулся Степка. И зашагал на конюшню — прятаться там, покуда барышня не возвернется, или хотя бы выждать чуток времени.
Маша прежде уже бывала в этой деревеньке. Больше всего Орехово походило на заброшенный хутор. Наилучшее место для проживания офицера контрразведки, не желающего привлекать к себе излишнее внимание.
Вот и домик, в котором должен был, по его словам, остановиться Решетников.
«Прямо возле окна береза — высоче-е-ен-ная!» — вспомнилась ей вчерашняя прогулка с капитаном. И Маша улыбнулась. То-то удивится сейчас бесстрашный разведчик!
Вольные сельские нравы в здешних лесных краях не возбраняли барышне самой навестить молодого офицера. Вот только разве что время для визита поздноватое…
Но было и еще одно существенное обстоятельство.
Капитанского возка у крыльца не оказалось.
В первую минуту, бросив поводья и шепнув Гнедку несколько ласковых и успокаивающих слов, девушка не обратила на это внимание. Теперь же поняла: Решетников еще не воротился домой.
Однако наша героиня была барышней вполне рассудительной и вдобавок предусмотрительной. Обойдя дом и несколько раз безрезультатно постучав в окна, Маша пожала плечиками, достала из-за пазухи заранее приготовленную записку, взбежала на крыльцо и сунула исписанный листок бумаги в дверную щель возле косяка.
Полюбовалась на дело своих рук — вышло отменно. Белый лист отчетливо выделялся в сумерках и был хорошо заметен даже издали.
«Господин капитан!
Срочно приезжайте в Андреевку, в имение баронессы. Там будет известная вам А. К. Непременно задержу ее до вашего приезда. Торопитесь!
Читалось вполне романтически — с тревогой и легким налетом таинственной опасности.
Маша удовлетворенно хмыкнула, повернулась и…
Ей показалось, что за дверьми капитанского домика раздался какой-то тихий звук. Словно внутри скрипнула половица или плохо смазанная дверная петля.
Она приникла ухом к двери. Доски были холодные и шершавые.
Но теперь, как назло, задул ветер, и береза у окна зашумела, зашептала что-то тревожно и горестно. Ей тут же принялись вторить окружающие сосны и ели.
— Видать, показалось, — с сожалением покачала прелестной головкой Маша. — Что ж, надо спешить.
Бросив последний взгляд на дверь домика, — ее записка призывно белела в полутьме, Маша стронула Гнедка и медленным шагом направила к колее. Спустя несколько минут ее санки скрылись из виду.
В следующую минуту в двух разных местах случились события, могущие по части примечательности поспорить друг с другом. Хотя на первый взгляд между ними не было никакой явной связи.
Едва лишь стих скрип полозьев санок лихой возницы из Залесного, как дверь в капитанском домике приоткрылась. Оттуда просунулась рука, нащупала записку и сорвала ее с косяка. После чего дверь захлопнулась вновь и более не открывалась.
В нескольких верстах от Орехова в ту пору произошло другое любопытное событие. Дежурный телеграфист на железнодорожной станции Руза-вино в кои-то веки получил срочное сообщение для капитана Решетникова. Смысл его показался загадочным и странным даже видавшему виды и самые причудливые телеграфные послания служителю славного аппарата Морзе.
«С большим сожалением извещаю, что тетя в Варшаву нынче не поехала. Наверное, передумала или собралась на Вильно, Могилев, Белосток или Припять. Встречайте, если успеете. Сват».
— Придет же людям в голову эдакие глупости телеграфировать, — долго качал головою дежурный. — Да еще срочною депешей! Ладно бы важное что, а то — капитанская тетка. Тоже мне птица-секлетарь! Эка невидаль… Так уж и быть, поутру надо будет передать с каким-нибудь ванькой. Багрию, что ли, велеть? Даром на вокзале вечно ошивается, так пусть хоть с пользою… для капитанской тетки.
И он с ухмылкою сунул депешу поверх стопки телеграфных сообщений. До утра подождет, никуда не денется.
Тем временем Маша приехала в имение Юрьевых. Адвокат, видно не подозревавший о двойной жизни супруги, как всегда пребывал в долгом отъезде, и прислуга почтительно склонилась перед ней. Это был дурной знак.
Обычно люди из имения в отсутствие хозяев вели себя свободнее, раскованнее. Значит, баронесса уже здесь. Но когда она приехала? И где, спрашивается, Решетников?
Маша решила не снимать шубки, для верности. И шагала в кабинет Амалии, на ходу мучительно размышляя, почему все идет не так, как обещал капитан. Оставалось всего два варианта. Либо Решетников и его люди где-то поблизости и сейчас незримо охраняют ее, Машу Апраксину, бдительно следя за баронессой. Либо — и это был бы очень неприятный вариант — что-то в планах капитана пошло не так, и Маша сейчас в имении одна. Конечно, не считая, хозяйки.
Но, в конце концов, чего опасаться? Ведь баронесса и не подозревает, что Маше известно о ней все.
Амалия сидела в кресле, расслабленно откинувшись на подушках. В ее руке застыла книжка, какой-то бульварный роман, баронесса смотрела куда-то в сторону. При виде Маши она приветливо улыбнулась, но из кресла не встала. У Амалии был усталый, больной вид; казалось, что минувшей ночью она совсем не сомкнула глаз.
— О Амалия, как я рада!
Маша постаралась придать своему лицу приветливое, и вместе с тем по возможности независимое выражение. К первому ее понуждало положение гостьи, ко второму — пистолет в кармане шубки, нарочно просторного фасона, для скрытности. Несмотря на миниатюрность этого, почти игрушечного оружия, его тяжесть была приятной и внушала нашей героине чувство уверенности.
Баронесса в ответ молча кивнула, как бы говоря: ах, милая, и я тоже безумно рада тебя видеть, но видишь, в каком я состоянии!
— Вы неважно выглядите! — с тревогою воскликнула девушка. И на сей раз фраза прозвучала вполне естественно.
Амалия по-прежнему сохраняла молчание. Правда, теперь в ее взгляде промелькнула искорка живого, неподдельного любопытства. Казалось, она видит Машу впервые или, во всяком случае, после долгой разлуки. Хотя в их дружбе случались и более длительные перерывы из-за частых отъездов Амалии.
— Да что случилось? — испуганно спросила Маша, и впрямь чувствуя укол опасности из-за этой странной, неестественной сцены.
Ее старшая подруга тяжело вздохнула и вновь окинула девушку задумчивым и в то же время откровенно изучающим взглядом.
— Амалия, — прошептала Маша. — Вы меня пугаете…
— Бедное дитя, — покачала головой баронесса. — Ты все-таки пришла…
— Конечно, — удивленно ответила Маша. — Ведь вы же прислали записку!
— А по дороге ты никуда… не заезжала? — равнодушным тоном сказал баронесса. Словно и не спросила, а и так заранее знала ответ.
— Н-н-нет…
Губы нашей героини дрогнули. Ледяной холодок пробежал по спине, хотя в кабинете было тепло, и в камине весело потрескивали дрова.
— Это правда, Маша?
В голосе баронессы теперь читалось сожаление, ее лицо казалось скорбным и оттого слегка осунувшимся.
— Конечно, — поскорее кивнула Маша. — Куда мне было еще заезжать?
Баронесса помолчала, изредка бросая на юную подругу внимательные, оценивающие взгляды. После чего, не говоря ни слова, протянула ей свою книгу.
Ничего не понимающая Маша взяла в руки роман. Из книжки выглядывал бельм лист закладки.
Девушка вопросительно взглянула на баронессу.
— Читай, — кивнула Амалия фон Берг.
Маша вынула лист, развернула его и…
Строчки и буквы внезапно запрыгали перед глазами. Слова пустились в безумный пляс, затем поблекли, поплыли, точно растворяясь в белесом тумане. Но Маше достаточно было и первых строк послания.
«Господин капитан!
Срочно приезжайте в Андреевку, в имение баронессы. Там будет известная вам А. К.».
— «Непременно задержу ее до вашего приезда. Торопитесь! М. А.» — задумчиво процитировала Амалия, иронически поглядывая на оторопевшую девушку. — Что ж, милый дружочек. По мне, так вполне романтично. Ты не находишь?
Маша не нашлась, что ответить, да было и не надобно.
В следующую минуту сзади ее охватили железные руки, вывернули локти, больно заломили назад. Маша отчаянно рванулась, чувствуя, как руки выламываются из суставов, и увидела нависающий над нею мохнатый волчий треух.
Багрий!
Конечно же, это был он. Верный слуга баронессы, ее преданный пес.
А капитан? Что с ним?
И Маша почувствовала, как ее мысли начинают путаться, а голова кружится все быстрее. Так, что все предметы в кабинете, вся обстановка сливается в стремительную, безумную круговерть дьявольской карусели.
— Ты прусская, а я — русская… — упрямо прошептали ее губы. И более Маша уже была над ними не властна.
— То-то и оно, — сурово пробормотала Амалия, обшаривая ее карманы. — Ничего вы толком сделать не умеете, одна лишь чепуха в голове да грезы девичьи. Вечно надеетесь на авось. Тьфу…