Голубым шелковым шатром было натянуто небо над городом на Сене. Башни, остроконечные крыши и купола церквей и дворцов возвышались над серым морем домов, и лучи солнца, коснувшись окон и медных крыш, рассыпались на мириады сверкающих брызг. Было утро 31 марта 1814 года. Этой ночью Париж капитулировал перед войсками союзников.
Каролина скакала бок о бок со своим братом в свите русского царя Александра I. Пригороды Жуанвиль, Ножан, Сен-Манде, Нейи словно вымерли. Париж еще не забыл своего императора. Народ в безмолвии стоял вдоль улиц и настороженно разглядывал победителей. Слишком рано радуетесь, говорили лица людей. Пусть вы получили Париж, но ведь не самого Наполеона! Царский поезд ехал дальше. Лишь на бульваре Сен-Мартен дома были украшены белыми флагами Бурбонов. Потом вдалеке показалась «Мадлен», греческий храм с колоннами, Который Наполеон повелел воздвигнуть в честь Великой Армии. Восторженные крики встречали победителей, на балконах и у окон толпились Празднично одетые женщины, бросавшие из корзин на площадь цветы.
Лицо Филиппа сияло. Это был час, которого он ждал годами.
– Ты только посмотри! – Он повернул голову вправо, где еще пару секунд назад была Каролина, но увидел рядом чужое лицо.
Оглянулся и поискал сестру глазами, но ее нигде не было видно. Филиппа охватило беспокойство, отделившись от колонны, он обыскал всю площадь, но сестра бесследно исчезла.
Вороной жеребец с белой звездочкой на лбу галопом скакал по площади Согласия, мимо обелиска, навстречу серебристо переливающейся Сене. Копыта зацокали по каменным плитам моста. Оказавшись на другом берегу, Каролина задумалась на секунду, а потом повернула Месяца влево, на бульвар Сен-Жермен. Улица была пустынна. Там не было ни белых флагов, ни цветов, ни Любопытных зевак, горевших желанием встречать победителей.
Каролина ехала рысью по улицы Варенн. У бокового проулка, между двух каменных парковых оград, она остановилась, спрыгнула с лошади и толчком открыла железную дверцу. Привязав коня, она поспешила к главному входу красивого двухэтажного особняка в стиле классицизма.
На фоне теплой охры каменных стен эффектно выступали белые мраморные карнизы и восемь дорических колонн портала. Каролина в несколько прыжков одолела шесть мраморных ступеней. На круглом массивном выступе двери, через который было продето позолоченное кольцо, красовался герб графов де ля Ромм-Аллери – роза и меч. Она дважды ударила тяжелым кольцом по двери и прислушалась. Но после того как стихли удары и гулкое эхо внутри, опять воцарилась тишина. Она окинула взглядом фасад. Ставни были закрыты изнутри. Каролина в нерешительности постояла, прислушалась, и ей почудились голоса и шаги и доме.
Вскоре дверь приоткрылась и тут же снова захлопнулась. Лицо девушки озарила улыбка, она двумя кулаками забарабанила в дверь. Резная дверь распахнулась. На пороге стоял Симон, держа в каждой руке по тяжелому пистолету, а палец на взведенном курке.
– Убирайтесь прочь, если вам дорога жизнь!
Каролина отступила на шаг назад и сорвала с головы папаху. Волна черных волос упала на плечи. Она тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам.
– Это так ты приветствуешь меня, Симон? – засмеялась Каролина.
Слуга ошеломленно таращился на ее мундир. Наконец он медленно опустил пистолеты.
– Графиня! Вы? – Он отступил в тень холла. – Входите, графиня!
Глаза Каролины должны были сначала привыкнуть к темноте. Парадная лестница из белого мрамора, золотые канделябры на колоннах, мраморные бюсты в нишах – все это только угадывалось. Симон шел впереди. Его шаги громко звучали по черному мраморному полу. Он открыл дверь в гостиную, где также царил глубокий мрак, и зажег два настенных подсвечника.
– Здесь стоит ваш багаж. Хорошо бы вам снять этот маскарад, – Симон повернулся, чтобы уйти. – Я приготовлю что-нибудь поесть, вы наверняка голодны, – добавил он.
Каролина хотела еще о чем-то спросить, Но дверь за ним уже захлопнулась. Что произошло с Симоном? Почему он не поинтересовался, как она попала в Париж, к тому же в форме казака? Он что-то скрывал от нее? Что-нибудь случилось с отцом? Она сбросила казачью форму на кресло, покрытое серым полотняным чехлом, как и вся остальная мебель, и отыскала в чемодане теплое домашнее платье цвета мха. Перед каминным зеркалом расчесала волосы. Каролине слишком не терпелось, чтобы закалывать их сейчас в прическу. Поэтому она просто распустила волосы по плечам, лишь украсив их зеленой бархатной лентой.
В большой кухне, облицованной изразцами, ставни были тоже закрыты. Свеча, горевшая на четырехугольном деревянном столе, скудно освещала помещение. Симон сидел на лавке и отрезал ломти от большой буханки хлеба. На столе стояли кувшин с вином, два бокала, на деревянной дощечке лежали ветчина и кусок сыра.
– Это все, – извиняющимся тоном произнес Симон. – Я сам приехал только пару часов назад. – Он налил Каролине вина. Ей опять бросилось в глаза, с каким отсутствующим видом он это делал.
– Где отец? – спросила она.
– В Фонтенбло – у императора! Он чувствует себя хорошо, хотя эти дни для него… – Громкие удары в дверь заставили обоих вздрогнуть. Симон схватил пистолеты. – Оставайтесь здесь и сидите тихо.
Шум снаружи нарастал. Приклады ружей барабанили в тяжелую дверь. Медленными шагами Симон подошел к входной двери и не спеша открыл ее.
По приказу полиции! Обыск в доме! Симон отступил, освобождая дорогу взводу полицейских. Однако на нижней ступени лестницы он остановился, широко раздвинув ноги и взяв пистолеты на изготовку.
– Где граф Ромм-Аллери? – повелительно спросил командир взвода, тучный молодой человек с кудрявыми черными волосами.
Симон направил на него дула пистолетов.
– Графа здесь нет!
– В этом я должен убедиться сам.
– Он у императора!
– Нет больше никакого императора! – с издевкой произнес один из полицейских и сбросил прикладом па пол мраморный бюст Наполеона, стоявший в нише, да еще и пнул его сапогом.
Каролина, последовавшая за Симоном и притаившаяся за дверью, была всему свидетелем. Она видела, как побелело лицо Симона, и слышала щелчок снимаемого с предохранителя курка.
– Не надо, Симон! – Она стремительно выбежала из своего укрытия.
Мужчины недоуменно уставились на невесть откуда взявшуюся женщину как на видение. Каролина не спеша повернулась к командиру взвода.
– Делайте, что хотите. С Парижем. С Францией. Но это дом моего отца. Здесь имеет силу только его слово! – Она стояла, освещенная светом, проникавшим в холл через открытую дверь.
Командир изобразил подобие поклона.
– Графиня, у нас приказ…
– Вы же слышали, что мой отец в Фонтенбло, – перебила она его. – Там и выполняйте ваш приказ. В этом доме никого нет. Только я и Симон. Я даю вам свое слово.
Командир смерил ее испытующим взглядом. Его близко посаженные глаза со сросшимися над ними черными бровями затуманились.
– Слова такой красивой и мужественной женщины мне достаточно. – Он сделал своим людям знак рукой, и те с недовольным бурчанием вышли из дома.
Он дошел с ними до портала и отдал несколько приказаний.
Симон все еще не двигался с места. Он стоял там же, на нижней ступеньке лестницы, с опушенными руками и внешне равнодушный. Но Каролина слишком хорошо его знала, чтобы он мог ввести ее в заблуждение. Внутри у него все дрожало от напряжения. Она была абсолютно уверена, что они в доме не одни, что кто-то скрывается здесь…
Командир вернулся и подчеркнуто вежливо поклонился.
– Разрешите представиться: комиссар Теофиль Тибо, – на его лице, которому массивный подбородок придавал что-то жестокое, промелькнула самонадеянная улыбка. – Я весьма сожалею, что мне довелось познакомиться с вами при таких не слишком галантных обстоятельствах, но, быть может, мне удастся исправить это первое впечатление.
Вежливость требовала пригласить его в комнату, но Каролина хотела как можно скорее закончить разговор.
– Здесь еще очень неуютно, – произнесла она.
– Графиня, там, где находитесь вы, – уже рай.
– Вы вернулись, чтобы сказать мне об этом?
Лицо мужчины расплылось в довольной улыбке.
– Вы были бы первой женщиной, которой не нравится слушать, что она красива.
– В подходящий момент и от подходящего мужчины – весьма охотно.
– Кто знает, может, подходящий момент уже настал, графиня. Вы напрасно недооцениваете знакомство с таким человеком, как Теофиль Тибо. Он мог бы кое-что сделать… для дочери наполеоновского генерала. – Тибо уничижительным жестом показал на бюст Наполеона на полу. – Во всяком случае, его время прошло! Бесповоротно! – Он поймал ее руку и губами прижался к ней. – Я ваш слуга…
Каролина стояла, прислонившись спиной к двери. Когда постепенно стихли шаги комиссара, она почувствовала, как у нее дрожат коленки. Но было еще одно чувство, обуревавшее ее: внезапная жгучая ярость, такая же, как у отца и Филиппа, и уверенность, что в такой момент она способна убить человека. К ней подскочил Симон.
– Что с вами?
– Ну а теперь выкладывай – что происходит там наверху, Симон?
– С чего вы взяли? Что может происходить там наверху?
– Не пытайся меня обмануть! С самого первого момента у меня такое ощущение, что в доме еще кто-то есть. Твое смущение при моем появлении, твое беспокойство на кухне. И когда пришли полицейские, ты стоял на лестнице с таким видом, что было ясно: путь наверх лежит только через твой труп.
Симон покачал головой.
– Я ничего не могу сказать.
Каролина усмехнулась и побежала мимо него вверх по лестнице. Она перебегала из комнаты в комнату. Все они имели нежилой вид, всюду в нос ударял пыльный, застоявшийся запах помещений, которыми давно никто не пользовался. Наконец, в комнате с эркером, выходящим в парк, Каролина обнаружила открытое окно. Она высунулась наружу. Парк был пуст. Симон ходил за ней по пятам.
– Вы будете похуже людей Фуше, – попробовал он пошутить.
Каролина недоверчиво обшарила глазами комнату. Гардеробная! Дверь была приотворена. Она распахнула ее и отдернула в сторону занавеску. На латунной штанге висела пестрая неразбериха формы всех видов, черные возничьи пальто, выцветшие платья вроде тех, что носят крестьянки в Провансе, бальные платья изумительных цветов, нищенские лохмотья… И тут она нашла монашеские рясы: черные, белые, коричневые. Ее вдруг осенила догадка, в памяти всплыли виденные картины: свистящий удар шпаги, кровавый знак на щеке казака… Она пытливо посмотрела на Симона. Симон? Доверенное лицо того таинственного незнакомца? Эта роль как раз для него, при его молчаливости и твердости.
– Раньше ты мне всегда доверял, – льстиво произнесла Каролина.
Вместо ответа Симон вновь закрыл одежду занавеской и собрался уходить.
– Вам не нужно всего знать.
– Но… Быть может, я знаю больше, чем ты предполагаешь.
Он взглянул на нее почти по-отечески.
– Не расспрашивайте, так будет лучше.
– Для кого лучше? Симон! Я могла бы тебе кое-что продемонстрировать. Для этого мне нужна шпага. Шпага и… щека, – она изобразила двойной удар шпагой против Симона и звонко расхохоталась над его озадаченным лицом. – Ну, я права? Жиль…
Он не дал ей договорить, зажав ладонью рот.
– Не играйте этим именем, графиня, особенно перед чужими! Вы можете считать, что знаете больше. Этим вы подвергаете опасности и себя, и его. А я не имею права говорить. Меня связывает данная клятва.
Каролина знала, что он будет, молчать, и больше не настаивала.
Что поручил тебе граф? – спросила она.
– Присматривать за домом, держать ухо востро, а потом вернуться назад к нему.
– Мы отправимся еще сегодня, – решительно произнесла она. – Мне нужно в Фонтенбло.
– Будет нелегко пробиться туда. На всех ворогах строго проверяют паспорта.
Каролина засмеялась, откинув назад волосы.
– Против этого я знаю одно средство, – она показала на гардеробную. – Там мы отыщем что-нибудь подходящее, как ты считаешь?