Розы от киллера

31

Она не помнила, чтобы в августе когда-нибудь лил такой дождь. Сегодняшняя погода наверняка побьет все рекорды штата. Тучи набежали на небо где-то часа в два, принеся с собой долгожданную прохладу. Но оказалось, что это не просто кратковременная гроза. Начался проливной дождь, не собиравшийся кончаться.

Ренни сидела на охапке сена напротив пустого стойла Бида. За открытой дверью конюшни стояла серая пелена дождя. По трещинам в рассохшейся земле бежали целые потоки воды. Кругом образовались огромные лужи. Дождь смыл следы шин грузовика, на котором Тоби увез трупы лошадей.

Трупы. Ее прекрасных лошадей. Великолепная мощь, красота и изящество, превращенные в трупы.

Она плакала, не переставая, рыдала взахлеб, плечи тряслись. Сердце ее было разбито. И не только громадной для нее потерей, но и примитивной жестокостью этого преступления.

Она наплакалась до изнеможения и осталась сидеть где сидела, безразличная, с закрытыми глазами, с высыхающими на щеках слезами, слушая монотонный стук дождя по крыше.

Шум дождя скрадывал шаги, но она почувствовала его присутствие. Открыла глаза и увидела, что Вик стоит в дверях, не обращая внимания на потоки воды, льющиеся на него сверху.

Он предложил помочь увозить трупы лошадей, но ему явно не хотелось оставлять ее одну. Тоби уже собрался позвонить Коринне и попросить ее с ней посидеть, но Ренни отказалась. Нужно было немного побыть одной. Казалось, он ее понял и с уважением отнесся к ее желанию.

Тем не менее Вик уговорил помощника шерифа посидеть в машине у ворот ранчо до своего возвращения, а ей велел сидеть в доме, держать поближе ружье и закрыть дверь на засов. Она так и поступила. Но потом конюшня стала казаться единственным местом, где можно по-настоящему погоревать. Она схватила покрывало с дивана, накинула его на голову и под проливным дождем перебежала в конюшню. Помощник шерифа либо не заметил ее, либо решил не беспокоить.

Воспользовавшись одиночеством, она оплакала каждую лошадь в отдельности, потом всех вместе. Они были ее семьей. Она их любила, как детей. И теперь их нет. Злодейски убиты.

Она не знала, долго ли просидела одна в конюшне, но Вик наверняка решит, что слишком долго. Он рассердится.

Он вошел и остановился в нескольких футах от нее. Из сапог текла вода. Старая футболка прилипла к телу, четко обрисовав торс. Синие джинсы тоже насквозь промокли, обтянув ноги. С волос текло.

Вопреки ее ожиданиям, он не сердился, просто был обеспокоен. В глазах не было раздражения, только глубокое сочувствие. Он протянул ей руку и помог встать. И в следующее мгновение она уже была в его объятиях, и он целовал ее.

На этот раз Ренни не сопротивлялась. Она вела себя так, как ей хотелось с того самого первого раза, когда он поцеловал ее. Она провела пальцами по его мокрым волосам и обхватила его голову, целуя его горячо и жадно, дав волю своему желанию.

Она подняла мокрую футболку у него на груди и коснулась ладонями курчавых волос и сосков. Потом наклонила голову и поцеловала его грудь, легонько касаясь ее губами. Прошипев ругательства, вызванные изумлением и возбуждением, Вик ладонью поднял ее подбородок и снова завладел ее ртом.

Когда он оторвался от нее, Ренни дернула его за футболку, пытаясь ее сорвать.

– Обними меня крепче, Вик. Пожалуйста, еще крепче. Он стянул с нее кофточку и прижал Ренни к своей голой груди.

Зарылся лицом в ее волосы. Она чувствовала его ладони на своей спине, так крепко он ее обнимал. Металлические пуговицы его джинсов не поддавались, мокрая материя сопротивлялась, но Ренни упрямо боролась с ними, пока не расстегнула все и не прикоснулась к нему.

Тяжело и хрипло дыша, Вик прижал ее к дверям денника, и они снова начали страстно целоваться. Он спустил с нее джинсы вместе с трусиками. Когда ее ноги освободились, он приподнял ее и вошел в нее одним мощным толчком.

– Господи, Ренни, – пробормотал он.

– О! – Она схватила его и притянула к себе, чтобы он мог проникнуть еще глубже.

Он прохрипел ее имя. Ритм учащался. Они кончили быстро и одновременно.

Вик осторожно положил Ренни на покрывало, которое она принесла из дома, и вытянулся рядом с ней. Смахнул пряди волос с ее лица и поцеловал ее.

– Вик…

– Тихо.

Его губы нежно скользили по ее лицу. Ренни попыталась поймать его губы, поцеловать. Но они ускользали, двигаясь от уха к веку, от виска к щеке. Его дыхание было теплым и ароматным. Медленно он начал прокладывать себе дорогу к груди.

Он притронулся губами к ее соску, легонько лизнул его и взял в рот. Другой сосок поглаживал легкими, как пух, движениями большого пальца. Сосок уже стал твердым, как камень. Но ласки продолжались.

Ренни беспокойно двигалась под ним, но, когда протянула руку, чтобы потрогать его, Вик поднял ее руки вверх и покрыл поцелуями от локтя до подмышки. К тому времени как он снова коснулся губами ее груди, она уже до боли хотела, чтобы он снова овладел ею.

Но он не торопился. Опустил руку, нашел ее самое чувствительное место и стал гладить его. Даже самые легкие прикосновения приносили невероятное наслаждение.

В глазах у нее потемнело. Руки-ноги задрожали. Что-то сжалось у нее внутри.

– Вик…

Он все верно рассчитал и оказался глубоко внутри ее как раз в момент ее оргазма. На нее волнами накатывало наслаждение, пока она не услышала, как бы издалека свой собственный крик.

Когда Ренни наконец открыла глаза, Вик, улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз. Ласково поцеловал в губы и прошептал:

– Счастливого возвращения.

Она чувствовала, что он внутри ее, что он все еще твердый и наполненный. Тогда она сжала его внутри себя. Он вздрогнул от удовольствия.

– Еще. – Потом снова, почти неслышно: – Господи, еще.

Он взял ее голову в ладони. Его голубые глаза впились в нее, и он начал плавно, но мощно двигаться. Она провела руками по его спине, наслаждаясь ощущением его кожи. От нее исходила жизненная сила. Ренни положила ладони на его ягодицы, подталкивая его глубже и глубже, а когда он кончил, она еще долго сжимала его бедрами.

Дождь моросил. По дороге в дом пришлось обойти множество луж.

– А машины шерифа больше нет, – заметила она.

– Я увидел тебя в конюшне. Ты плакала, но в остальном все было в порядке. Я отослал его.

– Почему?

– Хотел остаться с тобой наедине.

– Значит, ты считал, что это может случиться? Он обнял ее одной рукой за плечо и притянул к себе.

– Имеет же человек право надеяться.

Когда они вошли в дом, звонил телефон. Тоби Роббинс спрашивал, как там Ренни. Вик уверил его, что с ней все в порядке:

– Все еще расстроена, но держится.

– Могу я с ней поговорить? Вик передал телефон Ренни.

– Привет, Тоби. Мне жаль, что тебе пришлось все это пережить. Ты ведь первым их увидел. Наверное, это было ужасно.

До настоящего момента она даже говорить не могла на эту тему. Вик не слышал слов Тоби, но догадывался, что тот рассказывает, как нашел всех лошадей убитыми в стойлах, когда приехал, чтобы выпустить их в загон.

Ренни несколько минут слушала молча, потом сказала:

– Я очень тебе благодарна, что ты все организовал. Нет, полиция никого не арестовала. Да, – тихо добавила она, – они определенно подозревают Лозадо. – Затем Вик услышал, как она спросила: – Сандвичи?

Вик показал на коробку на столе и прошептал:

– Коринна прислала их со мной.

– Мы только собираемся приступить, – сказала Ренни. Когда она повесила трубку, Вик произнес:

– Напрочь забыл про бутерброды. Как сумасшедший рыскал по дому, разыскивая тебя.

– Извини, что заставила беспокоиться.

– Беспокоиться? Да ты меня до смерти перепугала. – Он жестом предложил ей сесть. – Проголодалась?

– Нет.

– Все равно поешь.

Он уговорил ее съесть хотя бы половину бутерброда с ветчиной и выпить стакан молока. После еды он прошелся по дому и проверил, закрыты ли все двери.

– Замок его не остановит, – заметила Ренни.

– Проверяю по привычке. Лозадо сюда не вернется.

– Откуда ты знаешь?

– Преступники часто возвращаются на место преступления, не знаю, почему – позлорадствовать или проверить, не забыли ли чего. Но ты ведь знаешь, Лозадо не обычный уголовник. Он слишком умен, чтобы так поступить. То, что он хотел, он здесь уже сделал.

– Наказал меня за то, что уехала с тобой.

– Я же говорил, когда Лозадо нанесет удар, он будет внезапным.

– Но мои лошади, – сказала она, и голос ее задрожал. – Он ведь знал, как сделать мне больнее, верно?

Вик кивнул.

– Если бы я думал, что он может вернуться, я бы не оставил тебя одну в доме под охраной только помощника шерифа.

– Тогда почему ты так перепугался, когда не смог найти меня в доме?

– Каждый может ошибиться, – мрачно произнес он. Они пошли наверх. Ренни включила ночник. Бледный свет бросал тени на ее лицо, еще больше подчеркивая усталость.

– Как насчет горячего душа? – спросила она.

– Ты читаешь мои мысли.

В душе все было по-другому. Вик был удивлен и обрадован тем, что она его совсем не стеснялась и позволяла ему все. Она сама ласкала его так, как ей хотелось.

Он спросил, нравится ли ей волосатая грудь, и она показала ему, насколько сильно.

Они все время целовались, иногда игриво, под струями воды, иногда всерьез, с чувством. Ласкали друг друга скользкими, мыльными руками. А когда она вволю наигралась с ним, он опустился на колени, раздвинул ее бедра и дал волю языку.

Все эти предварительные игры оказались весьма эффективными, но они не стали заходить слишком далеко, просто прижались друг к другу потеснее.

Потом они легли в постель и долго лежали молча. Наконец Ренни сказала:

– По крайней мере, они не мучились. Лозадо их не пытал.

– Старайся об этом не думать. – Вик откинул ее волосы и поцеловал шею.

Лозадо убил лошадей так же быстро и, вероятно, так же бесстрастно, как он разделался с Салли Хор-тон – пара выстрелов в голову. Вика не удивляло, что Лозадо не убил его таким же манером. Он хотел, чтобы Вик мучился. Возможно, он намеревался еще несколько раз пырнуть его отверткой и смотреть, как он медленно и мучительно умирает.

Лежа рядом с Ренни, Вик радовался, что жив, хотя прекрасно понимал, что жив он только благодаря неразумному решению Лозадо устроить ему мучительную казнь.

– Ренни?

– Гмм?

– Ты… – Он пытался найти слова, чтобы выразить свою мысль тактично. – Ты была такая…

– Ты едва справился.

Она лежала к нему лицом, положив ладони под щеку. Вик погладил ее руку.

– Я не жалуюсь. Напротив. – Он легонько поцеловал ее в плечо. – Это было как в сказке. Подарок. Как будто ты никогда…

– Я ни с кем не спала после трагедии с Раймондом Кольером.

Именно так он и подумал, но ему было ужасно приятно это слышать. Если бы она сказала ему об этом заранее, он бы удивился. И, скорее всего, не поверил.

– Чертовски долгая епитимья, Ренни.

– Никакая ни епитимья. Осознанное решение. Я считала, что после всего случившегося я не имею права на полноценную сексуальную жизнь.

– Это ерунда. Кольер свою смерть заслужил. Ты же была ребенком.

Она сухо рассмеялась:

– С моей биографией? Вот уж ребенком меня никак нельзя было назвать.

– Нет. Ты была именно ребенком, которому отчаянно требовалась поддержка.

Ренни безразлично пожала плечами.

– Кольер не должен был с тобой путаться. Если он и был тобой одержим, он все равно должен был держаться от тебя подальше, полечиться, что-то сделать. Он ведь тоже принял осознанное решение, Ренни, так что он сам виноват в последствиях. Что бы ни заставило тебя нажать на курок…

– Я не нажимала. Сердце Вика подпрыгнуло:

– Что?

– Я в него не стреляла. Я даже не прикасалась к пистолету. Только потом, после всего. Я просто подержала пистолет в руках, но, как оказалось, в этом не было необходимости. Они и не искали мои отпечатки. И следов пороха не искали. Ничего.

– А у кого они могли найти следы пороха, Ренни? – Она промолчала, и тогда он произнес имя, которое вертелось у него на языке: – У Т. Дэна.

Она поколебалась, затем чуть заметно кивнула.

– Сукин сын! – Вик сел, чтобы было удобнее смотреть на нее, но Ренни так и осталась лежать на подушке, уставившись вперед, и он мог видеть только ее профиль. – Он застрелил Кольера и позволил тебе взять его вину на себя.

– Я была несовершеннолетней. Т. Дэн сказал, что будет меньше суеты, если я признаюсь, что застрелила Раймонда, обороняясь.

– Так он все-таки пытался тебя изнасиловать?

– Я избегала его после того единственного случая в мотеле. Он внушал мне отвращение, впрочем, и к себе я испытывала такое же отвращение. Я не соглашалась с ним встретиться, даже говорить по телефону отказывалась. В тот день он сам приехал к нам домой. Я рассердилась. Уж не знаю, зачем провела его в кабинет отца. Наверное, подсознательно мне хотелось, чтобы Т. Дэн нас застукал. Не знаю. Короче, когда вошел отец, Раймонд пытался меня поцеловать. Плакал, умолял его не отталкивать.

– Т. Дэн сначала выстрелил, а потом уже начал задавать вопросы, так? Он вошел, все неправильно понял и решил, что защищает тебя от изнасилования? – Она молчала. – Ренни?

– Нет, Вик, он стрелял вовсе не затем, чтобы защитить меня. Раймонд был талантливым бизнесменом. Отец на него полагался, рассчитывал получить большую прибыль от сделки с недвижимостью. Так что, когда он вошел и увидел, как Раймонд жмется ко мне, он пришел в ярость. Заявил ему, что он строит из себя дурака, рыдая, как ребенок, над потаскушкой, так он выразился.

У Вика аж челюсть свело от злости.

– Он так сказал? О своей шестнадцатилетней дочери?

– Он еще сказал и кое-что похуже, – тихо сказала она. – Затем пошел к столу и достал из ящика пистолет. Когда дым рассеялся, Раймонд лежал на полу мертвый.

– Он его убил, – оторопело промолвил Вик. – Хладнокровно. И избежал наказания.

– Т. Дэн сунул пистолет мне в руку и научил, что сказать полиции, когда они приедут. Я послушалась… потому что вначале я просто впала в столбняк, чтобы поступить иначе. Позднее я поняла, что в конечном итоге я и была виновата.

– Никто не усомнился в показаниях Т. Дэна? А твоя мать?

– Она так и не узнала правды. А если и узнала, то никогда этого не показывала. Она никогда не подвергала сомнению слова Т. Дэна. Что бы ни случилось, она соблюдала приличия и делала вид, что в нашем доме все замечательно.

– Поверить невозможно. И все это время ты несла на себе вину за преступление Т. Дэна.

– Преступление его, Вик, но вина моя. Если бы не я, Раймонд был бы жив. Я думаю об этом всю свою жизнь.

Вик тяжело вздохнул и снова лег. Она несла этот груз так же, как он нес вину за то, что позволил Лозадо уйти от возмездия. Они оба страдали от жестоких последствий своего безответственного поведения. Кто знает, может, им стоит научиться себя прощать? Может, они смогут в этом помочь друг другу?

Он обнял ее, но на этот раз ее тело не поддалось, осталось напряженным.

– Тебе льстит, что ты мой первый любовник за двадцать лет?

– Я бы соврал, если бы сказал «нет», – тихо признался он.

– Тебе нечем гордиться. Их было так много, этих других.

– Не имеет значения, Ренни.

Повернув голову, она взглянула на него через плечо. Он вдруг понял, насколько она ранима, и вспомнил слова Тоби Роббинса о том, что, когда она была ребенком, глаза у нее были больше лица.

– Разве, Вик? – недоверчиво спросила она. Он прижал ее к себе крепче.

– Для меня имеет значение, – прошептал он, – только что ты со мной. Что ты доверяешь мне настолько, что можешь быть со мной вот так.

Ренни повернулась и взяла его лицо в ладони.

– Я тебя боялась. Нет, не тебя. Того, что ты заставлял меня чувствовать.

– Я знаю.

– Я сопротивлялась изо всех сил.

– Как тигрица.

– Я рада, что ты такой упрямый. – Она коснулась его волос, щеки, подбородка, груди.

Они ласкали друг друга, пока не заснули.

Проснувшись несколько часов спустя, Вик ощутил мощную эрекцию. Ренни, скорее всего, тоже это почувствовала, потому что тут же открыла глаза.

Он взял ее руку и притянул вниз, к себе. Ренни обхватила его член пальцами и провела большим пальцем по головке. Один толчок его колена, и она раздвинула ноги, открыв доступ к самым интимным местам. Она уже была влажной, но Вик сдержался и не вошел в нее.

Вместо этого он положил руку на пальцы, сжимающие его пенис, и направил его так, чтобы она могла ласкать себя головкой. Ее глаза поведали все о глубине ее чувств. Это было что-то невероятное. Совершенно новое ощущение, воздержание позволило ему подняться на невероятную высоту наслаждения.

Он уже едва сдерживался, когда Ренни впустила только самую головку его члена в свое теплое и влажное лоно, продолжая пальцами гладить пенис. Он не думал, что можно получить более сильный и страстный оргазм, чем тот, который они уже имели. Он ошибался.

Он прижал ее к себе, вдыхая аромат ее волос, кожи, аромат их любви. Ему хотелось собственноручно убить Т. Дэна за то, что он приговорил эту прекрасную женщину к двадцати годам самоограничения и одиночества за преступление, которого она не совершала. Ему хотелось дать ей столько счастья, чтобы она забыла о зря потерянном времени. Он хотел быть с ней рядом каждый день их жизни.

Но сначала им необходимо не погибнуть от руки Лозадо.