Рыцарь моего сердца

6

Через пару дней, возвращаясь с фермы Диксонов, где она время от времени покупала свежее молоко, масло и сыр, Оливия не поверила своим глазам, когда увидела на обочине дороги в паре милях от города знакомую фигуру, собирающую мусор вдоль шоссе. Вначале она подумала, что обозналась, что мужчина просто одет так же, как Дерек, — в черную тенниску и узкие джинсы, — но, подъехав поближе, убедилась, что это действительно он. День выдался довольно жаркий для середины мая, и на нем были солнцезащитные очки и синяя бандана, пропитанная потом.

Оливия на несколько секунд залюбовалась им и подумала, как глупо было с ее стороны хоть на секунду усомниться в том, что это Дерек, потому что ни у кого не было такой стройной, подтянутой фигуры и таких длинных, мускулистых ног.

Со времени их вспышки страсти на кухне прошло два дня, и больше они почти не виделись и не разговаривали. Он уезжал рано, а вечером сразу поднимался к себе. Оливия ни о чем его не спрашивала, не желая навязываться, а он, похоже, не испытывал желания разговаривать с ней.

Она знала, что суд предписал ему выполнять любую общественно полезную работу на усмотрение местных служб, но уборка мусора — это уж слишком.

Она затормозила, съехала на обочину и, остановившись в нескольких ярдах от него, заглушила мотор. Он искоса взглянул на нее, когда она вышла из машины и захлопнула дверцу.

— Дерек, что это значит? Что ты здесь делаешь?

— А разве ты сама не видишь? Работаю, — проворчал он недовольным тоном, свидетельствующим о том, что он отнюдь не рад встрече.

Она оглядела большую палку с острым наконечником, которую он держал в одной руке, и объемистый пластиковый мешок для мусора — в другой.

— И кому же это пришло в голову отправить тебя выполнять эту работу?! — возмутилась Оливия. Ее мнение о жителях Грейт-Стока, среди которых она росла и жила, упало еще на несколько пунктов с момента возвращения сюда Дерека Логана.

— Эту работу дала мне глава городской коммунальной службы миссис Тереза Хьюстон. Не думаешь же ты, что я вызвался добровольцем? — Дерек невесело усмехнулся. — А теперь, с твоего позволения, я продолжу. До конца рабочего дня мне нужно очистить еще полторы мили. Полагаю, к тому времени, как закончится моя трудовая повинность, в Грейт-Стоке больше не останется мусора.

Оливия порадовалась, что на нем очки. В этот момент ей не хотелось встречаться с ним глазами.

— Но, Дерек, почему именно уборка мусора? Неужели для тебя не нашлось какой-нибудь другой работы. Я знаю Терезу Хьюстон. Она неплохой человек. Не могу себе представить, почему она заставила тебя собирать мусор.

— Просто я не вызвал у нее симпатии, вот и все. Похоже, мое хваленое обаяние ни на кого в этом городе не действует.

Кроме меня, подумала Оливия. Ну и Синди, конечно.

— Впрочем, к чести миссис Хьюстон, надо сказать, что вначале она предложила мне другую работу, но уж лучше я буду собирать мусор на шоссе. Здесь по крайней мере я один и никто не шепчется у меня за спиной.

— И что же это за работа такая, которой ты предпочел уборку мусора? — удивилась Оливия.

— Она предложила мне работать в Центральной больнице Грейт-Стока.

— И что ты должен был там делать?

— Развлекать и морально поддерживать больных, в том числе и умирающих от рака. Я должен был улыбаться и говорить неизлечимо больным детишкам, что все отлично, даже если кто-то из них знает, что не доживет до следующего Рождества.

Да, теперь Оливия поняла, почему он предпочел собирать мусор. Его маленькая сестренка умерла от рака в этой самой больнице. Для него это было слишком тяжело, он не мог себя пересилить.

— И что ты ответил миссис Хьюстон?

— А ты как думаешь? — огрызнулся Дерек. — Разумеется, я отказался.

— Но, Дерек, подумай, больным ведь действительно нужна поддержка. Очень многие знаменитости посещают детские клиники, выступают, беседуют с детьми, дарят подарки. Если бы ты…

— Нет, — резко прервал ее Дерек. — Я согласен, что тяжелобольным, особенно детям, нужна поддержка, но пусть это делает кто-то другой. Я не могу. Кстати, половину своего первого крупного гонорара за концерт я перечислил в фонд исследования онкозаболеваний и с тех пор делаю это регулярно. Но смотреть в глаза этим несчастным детям — нет уж, увольте. Это выше моих сил. Мне до конца жизни не забыть ту печать смерти, которую я видел на лице малышки Верити.

— А ты объяснил миссис Хьюстон, почему ты отказываешься? Рассказал о своей сестре?

Оливия понимала, что если бы Тереза Хьюстон знала, что сестра Дерека умерла в этой больнице, она бы не предложила ему там работать.

— Нет, я ничего ей не сказал и не собираюсь этого делать. — Он бросил на нее предостерегающий взгляд. — И ты не говори.

— Но, Дерек…

— Нет! — бросил он так резко, что Оливия даже вздрогнула.

— Почему? — не унималась она.

— Потому что это мое личное дело, черт побери! Моя жизнь! — Он со злостью воткнул палку в землю.

— Я сыт по горло тем, что моя личная жизнь выставляется напоказ, как в магазинной витрине. Я понимаю, что это обратная сторона популярности и она неизбежна, но мне это не нравится. Для этих проклятых грязных писак нет ничего святого. Им доставляет удовольствие копаться в твоем грязном белье, выворачивать наизнанку твои внутренности и наблюдать, как ты корчишься и истекаешь кровью. Я прошел через это. — Он перевел дух, затем продолжил: — Просто ума не приложу, как это этим поганым людишкам еще до сих пор не удалось докопаться до Верити. Благодарение Богу, что у меня осталось хоть что-то личное, что мне не надо делить с чужими людьми.

Оливия ничего не ответила. Она понимала, что спорить с ним бесполезно, как и понимала его нежелание еще раз пережить болезнь и смерть сестры по милости беспринципных писак.

— Сегодня довольно жарко, — сказала она. — Ты не перегреешься?

Он искоса взглянул на нее, но, что было в его взгляде, невозможно было понять из-за скрывающих глаза очков.

— Со мной все будет в порядке, не беспокойся, — проворчал он.

Но она беспокоилась и ничего не могла с собой поделать.

— Поезжай домой, Оливия. Мне нужно работать. — В его голосе слышалась усталость и в то же время решимость выполнить свое дело. Оливия почувствовала, что он тяготится ее присутствием. Ей стало немного обидно, но она понимала его чувства.

— Хорошо, Дерек, я уезжаю, — сказала она, повернулась и пошла к машине.

— Говорю тебе, мам, он даже глазом не повел в мою сторону, — пожаловалась Синди матери пару часов спустя. — Буркнул что-то нечленораздельное и пошел дальше, опустив голову и волоча ноги, как старый дед. Даже не остановился со мной поболтать.

Оливия спрятала улыбку, прекрасно понимая, что невнимание Дерека задело Синди за живое, но тут же посерьезнела, когда смысл слов дочери дошел до нее.

— Ты говоришь, он шел, сгорбившись и ковыляя, как старик? — переспросила она с озабоченным видом.

— Ну да, я же сказала, — проворчала не на шутку обиженная Синди, затем, немного подумав, прибавила: — Наверное, устал.

Оливия нахмурилась. Вполне возможно, учитывая, сколько за день ему приходится ходить. Бедный.

Но, с другой стороны, он мог просто-напросто напиться, чтобы на время забыть о своих проблемах. Или был не в настроении болтать с назойливой девчонкой и поспешил уединиться в своих комнатах.

А если он заболел? — пришла в голову Оливии новая мысль. Если нуждается в помощи? Я должна пойти и узнать, даже если он разозлится, что я лезу в его жизнь, и прогонит меня. Это моя обязанность прежде всего как домовладелицы — заботиться о своих жильцах и быть уверенной, что с ними все в порядке.

— Синди, мне кажется, пора посмотреть, как там твой яблочный пирог, который ты нам печешь, — напомнила она дочери, которая изъявила желание приготовить сегодня обед, пообещав, что это будет нечто грандиозное. Оливия с удовольствием наблюдала, с каким воодушевлением Синди взялась за дело и даже отказалась от материнской помощи, лишь пару раз спросив у нее совета. Девочке явно хотелось произвести впечатление на Дерека. Будет жаль, если он по той или иной причине не сможет оценить ее старания.

Она стала подниматься по лестнице на второй этаж.

— Ты куда, мам?

— Пойду посмотрю, что там с мистером Логаном. Может, ему что-нибудь нужно.

— Ой, — всполошилась Синди, — только не говори ему, что это я тебе рассказала. А то он подумает, что я ябеда.

— Хорошо, не скажу, — пообещала Оливия. — Иди уже, а то пирог подгорит.

Синди помчалась на кухню, а Оливия поднялась наверх и, подойдя к двери Дерека, постучала. Ответа не последовало. Может, он принимает душ? Она прислушалась, но не услышала шума льющейся воды. А вдруг он действительно напился? О нет, если об этом узнает Абигайль, то уж наверняка съедет от нее. А ей с таким трудом удалось убедить старушку, что Дерек Логан будет безукоризненным жильцом и не причинит никому никакого беспокойства.

Оливия постучала еще раз, уже громче. Снова в ответ тишина. Она начала злиться. Как он мог? Как посмел напиться? Ну я ему сейчас покажу!

Она повернула ручку, резко распахнула дверь в квартиру Дерека и проследовала внутрь.

Она обнаружила его лежащим на кровати прямо поверх покрывала в рабочей одежде. Оливия пришла в ярость, что он пачкает покрывало, и открыла было рот, чтобы высказать ему все, что о нем думает, когда вдруг заметила необычную бледность, проступившую на его смуглом лице. Он лежал с закрытыми глазами и дышал, как ей показалось, учащенно.

Все гневные и презрительные слова, готовые сорваться с ее губ, тут же вылетели у нее из головы, сменившись сочувствием и тревогой. Да он болен!

Она подбежала к кровати и осторожно пощупала его лоб. Горячий!

— Дерек! Что с тобой, Дерек? Тебе плохо? Что болит? — взволнованно зачастила она.

Вероятно, он услышал ее, потому что немного приоткрыл глаза и хрипло прошептал:

— Пить… пожалуйста… дай… пить.

Оливия вскочила, подбежала к столу, на котором стояли графин с водой и стакан, налила воды и, вернувшись к кровати, присела на корточки, приподняла его голову и поднесла к губам стакан.

Он жадно выпил всю воду и со стоном откинулся на подушку.

— Спасибо, — пробормотал Дерек.

— Не за что. Что у тебя болит? — спросила Оливия, стараясь не выдать голосом своего беспокойства.

— Голова кружится, — ответил он. — Все… плывет. — Он снова застонал и закрыл глаза.

— Все ясно. Ты перегрелся на солнце, как я и боялась. У тебя солнечный удар. Лежи и не двигайся, а я пойду вызову врача.

— Нет! — крикнул он и схватил ее за руку.

Оливия вздрогнула от неожиданности и удивленно воззрилась на него. Для того ослабленного состояния, в котором он находился, его хватка была довольно крепкой.

Он слегка ослабил пальцы, но руку ее не отпустил.

— Не надо врача, — сказал он уже спокойнее. — Терпеть не могу врачей и больницы. Никогда к ним не обращаюсь.

— Но, Дерек, это же глупо…

— Оли, пожалуйста, не нужно никаких врачей. Мне просто надо отлежаться, и я буду в полном порядке. Мне даже кажется, что мне уже лучше. — Он приподнялся, чтобы продемонстрировать это, но тут же со стоном рухнул обратно на кровать.

— Да уж, лучше некуда, — саркастически заметила Оливия. — Ладно, я не стану вызывать сейчас доктора, раз ты настаиваешь, но если тебе до завтра не станет лучше, то…

— Станет, вот увидишь. Мне просто нужно полежать с закрытыми глазами.

— Хорошо. Только лежи спокойно и не вздумай подниматься.

— А ты… уже уходишь? — спросил он таким жалобным тоном, что напомнил ей маленькую Синди, которая всегда просила, чтобы мама подольше посидела с ней перед сном.

Оливия улыбнулась уголками губ.

— Я скоро вернусь. Приготовлю компресс и принесу аспирин. Надеюсь, ты ничего не имеешь против аспирина?

— Нет, но… Оли?

— Да, Дерек?

— Приходи поскорее, ладно?

— Конечно. Буду через пять минут, — пообещала она и вышла в коридор.

Оливия спускалась по лестнице вниз, не чуя под собой ног. Дерек нуждается в ней! Она нужна ему! Он хочет, чтобы она была рядом! Конечно, сейчас ему плохо, он болен и ведет себя как ребенок, но, в конце концов, мужчины — те же дети, сколько бы лет им ни было. Так всегда говорила ее мама.

Несмотря на беспокойство за него, она была на седьмом небе. Какое это счастье, когда мужчина, которого ты любишь…

Оливия резко остановилась на середине лестницы и потрясенно уставилась в пространство. Любишь? Она мысленно употребила именно это слово? Значит, она все еще любит Дерека Логана? О да, любит, ответила она себе. И никогда не переставала любить. Ее сердце болезненно сжалось. Но это безнадежно. Он никогда не простит ее, если узнает…

Оливия тяжело вздохнула и продолжила спускаться. От ее приподнятого настроения не осталось и следа. Она должна быть осторожнее, чтобы он не догадался, что она по-прежнему любит его.

Войдя в кухню, Оливия увидела, что Синди уже вынула из духовки шарлотку, которая, к счастью, не подгорела, и смазывает ее взбитыми белками.

— Ну что, мам, мистер Логан правда напился? — спросила девочка.

— Нет, солнышко, он не напился, он заболел.

— Заболел? — нахмурилась Синди. — А что с ним?

— У него тепловой удар. Перегрелся на солнце.

— Ты уже вызвала врача?

— Нет, он категорически отказывается, говорит, что ему нужно просто отлежаться.

— Ой, а как же мой обед? — огорчилась девочка. — Он теперь, наверное, не сможет пообедать с нами, если ему нельзя вставать.

— Посмотрим, — обнадеживающе проговорила Оливия. — Возможно, через пару часов ему станет лучше и он захочет что-нибудь съесть. По крайней мере, ты сможешь покормить мистера Логана в его комнате.

— Правда? Вот здорово! — обрадовалась Синди. Затем озабоченно нахмурилась. — Как ты думаешь, мам, ему понравится то, что я приготовила?

— Уверена, дорогая, что он будет просто в восторге, — заверила дочь Оливия.

Холодный компресс и аспирин сотворили чудо, и часа через два, как и предполагала Оливия, Дереку действительно стало гораздо лучше. Настолько лучше, что он даже смог принять душ и переодеться. Оливия с Синди предложили принести ему еду в комнату, но он наотрез отказался, пошутив, что чувствует себя уже вполне здоровым, чтобы съесть теленка. А значит, способен спуститься вниз.

— Мне ужасно неловко, что я так расклеился из-за какого-то пустякового головокружения, — признался он Оливии.

— Солнечный удар не пустяк, — ответила она. — И ты вовсе не расклеился, просто тебе было плохо. Все болеют, в этом нет ничего постыдного, Дерек.

— Но я никогда раньше не болел.

— Неужели никогда?

— Никогда, — подтвердил он, — за исключением того единственного раза, когда я болел ветрянкой в начальной школе. Помню, как мама мазала меня зеленкой.

— Ну что ж, все когда-нибудь происходит впервые, — философски заметила Оливия. — Итак, Синди, чем ты нас будешь кормить? Синди сегодня все готовила сама.

— Да, — с гордостью подтвердила девочка. — У нас в школе скоро зачет по домоводству, по разделу кулинарии, вот я и тренируюсь. — Она прокашлялась и торжественно провозгласила: — Сегодня на обед я приготовила овощное рагу, бутерброды с тунцом, острый мексиканский соус чили и шарлотку.

— Звучит замечательно, — одобрительно сказал Дерек. — У меня уже слюнки потекли.

Синди выставила на стол большую миску с рагу, блюдо с бутербродами и соусник, а Оливия помогла ей разложить все по тарелкам.

Рагу было пересолено, горох в нем крепковат, а чили оказался сладким на вкус, но зато бутерброды и яблочный пирог были безупречны. Дерек с Оливией без устали нахваливали кулинарные способности Синди, и ужасно довольная девочка, съев внушительный кусок шарлотки, умчалась в свою комнату поиграть в новую компьютерную игру, которую взяла у подружки.

Дерек и Оливия остались вдвоем.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Почему-то сегодня она казалась ему особенно красивой, даже красивее, чем в восемнадцать лет. От нее словно исходило какое-то сияние, которое шло изнутри. Дерек не мог оторвать от нее глаз.

— Прошу тебя, не смотри на меня так, — не выдержала Оливия. — Это меня смущает.

— Извини, я не хотел. Знаешь, всякий раз, когда я ем бутерброды с тунцом, то вспоминаю наше первое свидание. А ты помнишь? — неожиданно спросил он.

Оливия разволновалась. В горле пересохло. Она нервно сглотнула.

— Я встретила тебя в гриль-баре Фостера, где ты подрабатывал по вечерам. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Я возвращалась с тренировки, было уже довольно поздно, все посетители ушли, и хозяин попросил тебя закрыть бар. И ты сказал, что я могу взять все, что только пожелаю.

Дерек усмехнулся.

— И ты попросила бутерброд с тунцом.

— Это был самый вкусный бутерброд с тунцом за всю мою жизнь, — призналась она.

Он улыбнулся.

— И самое лучшее мое свидание. Помнишь, как мы танцевали под музыкальный автомат?

— И ты включал только медленные песни.

— Это потому что я очень хотел подольше задержать тебя и не мог придумать другого способа.

Дерек вздохнул и покачал головой. Ему и сейчас хотелось подольше удержать ее. Прижать к себе и никуда не отпускать.

— В тот вечер я жутко нервничал. Все время боялся, что сделаю или скажу что-нибудь не то и ты не захочешь со мной встречаться.

Оливия удивленно вскинул брови.

— Ты? Нервничал? — не поверила она. — Да ты был спокоен как удав.

Дерек усмехнулся.

— Просто я очень старался, чтобы ты не заметила. Хотел, чтобы у тебя создалось впечатление, что у меня большой опыт.

— А у тебя не было опыта?

Дерек покачал головой.

— Ты же прекрасно знаешь, что нет. В то время я был слишком занят работой.

— Да, я знаю.

— Ты была самой красивой девчонкой в школе, Оливия. Все старшеклассники увивались за тобой, но ты выбрала меня. До сих пор не могу понять, что ты во мне нашла.

Оливия улыбнулась.

— Напрашиваетесь на комплимент, мистер Логан?

Он рассмеялся.

— Ну, может, чуть-чуть.

Оливия залюбовалась тем, как преобразилось от смеха его лицо. Какой же он потрясающе красивый, милый, обаятельный! Как же будет тяжело во второй раз потерять его!

От этой мысли у нее испортилось настроение, сердце защемило, к глазам подступили слезы. Она поспешила сменить тему.

— Как по-твоему, Синди неплохо справилась с обедом? — спросила она первое, что пришло в голову.

— Для двенадцатилетней девочки, на мой взгляд, превосходно. У тебя замечательная дочь, Оливия. Плохо только, что она так редко видится с отцом.

— Ну… они видятся время от времени, и этого вполне достаточно.

— Достаточно для кого?

— Для обоих.

Дерек поднял брови.

— По-видимому, твой бывший муж не из тех, с кем возникает желание общаться часто, даже у собственной дочери. Я прав?

— Нет, не прав, — отрезала Оливия. Ей совсем не нравилось новое направление их разговора. — Не говори так о нем, ведь ты его совсем не знаешь.

— Да тут и знать ничего не надо. Любому дураку ясно, что родной отец должен уделять больше времени своему ребенку, — безапелляционно заявил Дерек. Не имеет значения, что вы разведены, девочка ведь ни в чем не виновата.

— Синди было четыре с половиной года, когда мы разошлись. Иногда, когда у нас есть возможность, мы встречаемся.

— Но Бревилль не так уж далеко отсюда, Оливия.

— Мы перезваниваемся, он звонит Синди, и она тоже звонит ему, когда захочет.

— По-твоему, этого достаточно? Ребенку нужен отец, Оливия. Почему вы развелись? Он обижал тебя? Плохо с тобой обращался? — Дерек нахмурился.

— Конечно же нет! — возмущенно воскликнула она.

— Но тогда в чем дело? Другая женщина? — допытывался он.

— Нет, Дерек, и прошу тебя, прекрати этот допрос. Все это уже не имеет никакого значения, и я не желаю об этом говорить. У Синди есть я. Я для нее и мать и отец в одном лице. Нам хорошо вдвоем. Особых хлопот или проблем она мне не доставляет, по крайней мере таких, с которыми я не могла бы справиться. Я не единственная мать-одиночка, ты же знаешь. Таких, как я, тысячи, сотни тысяч. Думаю, у Синди есть все, что ей нужно.

Дерек внимательно посмотрел на нее.

— Ты действительно так считаешь?

— Конечно. К тому же нельзя сказать, что она была полностью лишена мужского влияния. Мой отец, ее дедушка, очень любил ее и уделял ей много времени.

— Это не одно и то же.

— Послушай, Дерек, я не нуждаюсь ни в твоих, ни в чьих других советах в отношении воспитания дочери. Ты ведь сам только что сказал, что она замечательная, разве нет? Мне кажется, я уделяю ей достаточно времени и внимания, а если и допускаю какие-то ошибки — что ж, от них никто не застрахован. — Она встала из-за стола. — Ты-то что знаешь о детях? Не тебе меня критиковать.

— Ты имеешь в виду, не мне, с моим образом жизни, к тому же осужденному за совращение несовершеннолетней… — Он тоже поднялся.

— Нет, Дерек, я совсем не это имела в виду. Я прекрасно знаю, что ты не совершал того, за что тебя осудили, и уверена, что ты был бы прекрасным отцом, но у тебя нет детей и нет опыта в их воспитании. Ты не знаешь, что это такое. Я стараюсь изо всех сил и устала от постоянной критики.

— Я вовсе не критикую тебя, я вижу, как ты стараешься, как хорошо заботишься о Синди.

Оливия невесело усмехнулась.

— Зато другие постоянно лезут ко мне со своими советами. Считают, что я должна быть с ней построже, иначе девочка отобьется от рук. А я не хочу, чтобы Синди была похожа на марионетку, которую постоянно дергают за ниточки, заставляя делать или говорить то, чего ей совсем не хочется. Я не хочу, чтобы она выросла правильной до тошноты, какой когда-то была я. Всю жизнь я старалась нравиться людям, во всем слушаться родителей, всегда и во всем поступать правильно, и это не привело меня ни к чему хорошему. — Это заставило меня отказаться от единственного мужчины, которого я любила, люблю и буду любить, отказаться от счастья, мысленно добавила она.

Последовало молчание.

— Так вот почему ты бросила меня, Оливия? Послушалась родителей? Пыталась поступить правильно?

Оливия устала от этого разговора.

— Нам было по восемнадцать, Дерек. Мы были молодыми и слишком многого хотели от жизни. Я хотела быть самостоятельной, получить образование, а ты мечтал стать известным певцом и музыкантом. Хотел стать звездой. И ты стал ею. Значит, я все-таки поступила правильно.

Ему хотелось услышать, что она сожалеет о том, что так поступила, что испортила себе жизнь, что никогда не была и не будет счастлива без него, что хочет быть частью его жизни. Но ничего этого Оливия не сказала, и он почувствовал острую боль и разочарование.

— И ты довольна этим, Оливия? — с грустью спросил он.

— Да, я довольна, — постаралась ответить она как можно увереннее, хотя все ее существо кричало «нет!» — Я довольна, потому что ты добился, в жизни всего, чего хотел, и, может быть, даже большего, а я… а у меня есть Синди и… все, что мне нужно.

— И что же тебе нужно, Оливия? — продолжал допытываться он. — Помимо дочери, я имею в виду.

Она замялась.

— Ну… дом, уют, работа, возможность каждый день видеть солнце.

— А любовь, Оли? — тихо спросил он, заглядывая ей в глаза, надеясь найти там ответ на мучивший его вопрос. — Любовь тебе не нужна?

Оливия отвела глаза, не в силах вынести его пытливый, пронизывающий взгляд, заглядывающий ей прямо в душу.

— Я научилась обходиться без любви. Она создает только сложности и причиняет боль.

— Возможно, но без нее нет и счастья, разве я не прав?

Когда она промолчала, он подошел ближе, взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него.

— Ответь, Оливия, разве ты стала счастливее, отказавшись от нашей любви?

Она больше не могла выносить эту пытку. Отстранив его руку, Оливия попятилась назад.

— Не надо, Дерек, прошу тебя.

Дерек посмотрел на нее долгим взглядом.

На город уже опустился вечер, в небе зажигались первые звезды.

— Да, ты права, я мечтал стать звездой и стал ею, но знаешь, что я тебе скажу? Я, ни секунды не раздумывая, отдал бы все, чего достиг, все, что имею, за возможность каждый вечер выходить на крылечко какого-нибудь маленького, уютного домика вместе с женой и детьми и, сидя на ступеньках, любоваться звездами в небе… и в глазах любимой женщины. В твоих глазах, Оли.

Он резко развернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из кухни, а Оливия на подгибающихся ногах добрела до ближайшего стула и тяжело опустилась на него, чувствуя, как по щекам неудержимо катятся горячие, соленые слезы.