Сахарный павильон

Глава 16

А тем временем Том пробирался по узеньким, плохо освещенным улицам Лондона. Он спешил в харчевню, где заблаговременно договорился встретиться с французом, утверждавшим, что он родственник Антуана. Как он и ожидал, опубликованный в газете адрес принадлежал отделению королевской почты, выдававшему письма по востребованию. Том тут же написал ответ. Теперь он шел по адресу, указанному в только что полученном письме неизвестного француза. Он улыбнулся про себя, вспомнив, в каком отчаянии была Генриетта, когда вернувшись в ателье, она застала его за чтением обведенного чернилами объявления. А между тем он обнаружил эту эмигрантскую газетенку совершенно случайно, подбрасывая в очаг очередную охапку хвороста. По глупости своей мадемуазель де Бувье попыталась выхватить газету из его рук. После чего уже не представляло никакого труда узнать от нее всю правду. Она очень просила, чтобы он не выдавал ее Софи, и он поклялся, что не сделает этого, пока не наступит подходящий момент. Она чуть не расплакалась, и тогда он уверил ее, что, в случае чего, возьмет всю вину на себя. В душе ему, конечно же, было обидно узнать от Генриетты, что Софи предпочла доверить свою тайну какому-то офицеру акцизной службы, оставив его, Тома Фоксхилла, в полном неведении, но тем не менее он намеревался прижать этого французишку, чья тень угрожающе нависала над нею и ребенком, к стенке.

Наконец он добрался до «Золотого Льва». Этот своего рода вокзал для ночных экипажей был одновременно одной из самых оживленных таверн Лондона. Во дворе было полным-полно лошадей. Повсюду царил оживленный шум. И кого здесь только не было: конюхи и торговцы пивом, проститутки и лица, предлагающие карты города Лондона по сходной цене, просившие подаяния нищие и снующие в Толпе малолетние воришки-карманники. Пройдя в харчевню, Том назвал свое имя, после чего половой направил его к угловому столу в одном из самых многолюдных пивных залов. К величайшему своему удивлению, он обнаружил, что там его поджидала женщина. С первого же взгляда Том признал в ней лондонскую шлюху, и предположил, что ее наняли нести переговоры от имени давшего в газете объявление. Она дружелюбно его приветствовала и пригласила присесть.

– Не хочешь ли прежде промочить свой свисток? – спросила она, указав на уже наполовину опустошенный кувшин с портвейном.

Он отрицательно покрутил головой.

– Я лучше подожду, когда к нам присоединится третий.

Она живо рассмеялась, выказав при этом гнилые зубы.

– В таком случае ты помрешь от жажды. Лучше расскажи мне то, что хотел знать один джентльмен. Деньги у меня с собой, так что выплачу сразу.

– Я с посредниками дел не имею. Так что тащи его сюда.

– Его тут нет.

Том привстал со стула, сделав вид, что собирается уходить.

– В таком случае разговор окончен.

В отчаянии она схватила его за рукав.

– Подождите, сэр! Да имейте же в конце концов сердце. Мне же за это заплатили неплохо! Не портите мне все дело! Мне ведь было сказано кое-что вам передать, если вы не захотите со мной разговаривать.

Том, на самом деле и не думавший уходить, снова присел за стол. На этот раз он подозвал официантку, и заказал себе кувшин доброго эля и портвейн для шлюхи.

– Ну так кто же дал вам такие указания? – спросил Том, когда она прикончила свою выпивку и на стол поставили его заказ. Она лишь цинично передернула плечами.

– Давайте ближе к делу, сэр. Ну откуда мне знать? Да и зачем? Ведь это не моего ума дело.

– А что он собою представляет? Уж это ты мне можешь рассказать. – Том положил на стол монетку в пять шиллингов. Проститутка вожделенно посмотрела на деньги.

– Ну, а если я дам тебе честный ответ, который тебе, возможно, не понравится, ты мне эту пятерку подаришь?

К великой ее радости, Том пододвинул монетку поближе к ней, и шлюха быстренько сунула пять шиллингов себе в карман.

– Я вообще его не видела. Все устроила мадам Роуз, на которую я работаю.

Про себя Том подумал, что француз, похоже, заметает следы.

– Ну так что же он предусмотрел на тот случай, если я не желаю дать сведения, которыми я располагаю, вам?

– То же, что и в том случае, если бы пожелали. Вы называете мне имя этой женщины, а я вам тут же отдаю двадцать пять гиней. Когда имя это будет проверено в лондонском регистре французских эмигрантов, бежавших в Англию, мы встретимся снова. Получите еще двадцать пять гиней. Когда назовете ее адрес и ее найдут, получите остальное из обещанной сотни гиней.

– А какие гарантии, что я получу последние пятьдесят гиней?

Он обязан был проявить интерес, если собирался играть свою роль до конца. Она наклонилась вперед. Ее высокая грудь вздымалась в туго застегнутом лифе.

– Между нами говоря, милок, этот господинчик смотается, как только узнает, что ему требуется. Хотя если что, то я тебе ничего не говорила. Так что будь добр, остановись на пятидесяти гинеях и будь доволен, что получил хоть это. По крайне мере, тебе не придется отдавать половины своей хозяйке, как в моем случае. Ну так как же эту куколку зовут? Будь добр, напиши ее имя мне на листке бумаги. А то эти французские имена такие трудные, боюсь, что на слух я обязательно что-нибудь перепутаю.

Том махнул официанту, и тотчас ему принесли перо, чернильницу и чистый лист бумаги. Написав имя, он промокнул чернила песком и протянул лист этой женщине. Она внимательно изучила написанное, хотя он готов был биться об заклад, что она неграмотна. Затем девица сложила бумагу вчетверо, положила в свой кошелек и вытащила оттуда небольшой мешочек с монетами. Гинеи звякнули, когда она ему их протягивала. Пока он пересчитывал наличность, она, осушив бокал портвейна, резко встала из-за стола.

– Допивай свой эль в одиночестве. Встретимся здесь в это же время завтра.

Том подождал, пока она выйдет из харчевни, после чего вышел вслед за нею в лондонскую ночь. В свете фонаря, подвешенного к карнизу соседнего строения, он увидел, как она остановилась, когда дверца одного из ожидавших у заведения экипажей открылась. Том поспешил туда же, надеясь спрятаться позади кареты. Но тут услышал, как шлюха обратилась к сидящему внутри экипажа незнакомцу:

– Не думала, что сами приедете меня встретить, сэр.

Значит, французишка здесь! Том решил сменить тактику и бросился к карете, хотя дверца уже закрывалась, а возница взмахнул кнутом. В доли секунды Том просунул руку сквозь еще открытое окно кареты и попытался открыть дверцу изнутри. Но тут же из кареты прогремел выстрел и пуля просвистела в дюйме от лица Фоксхилла. Том рухнул на мостовую. Проститутка попыталась высунуться из кареты, чтобы убедиться в том, что он уже мертв, но чьи-то грубые руки оттащили ее от окошка, и экипаж понесся прочь.

Поднимаясь с мостовой, Том в полголоса выругался. Позорная ошибка! Если уж хотел встретиться с этим французом лицом к лицу, отчего же он сам не держал в руках пистолет? Но когда он вспомнил, что написано на листке бумаги, лицо его озарила дьявольская ухмылка. То была девичья фамилия его бывшей родом из Франции бабушки.

Софи дивилась тому, с какой скоростью распространялись среди слуг последние новости, и как много им было известно о личной жизни принца. Сейчас все обсуждали отказ миссис Фицхерберт отвечать на очередные любовные излияния принца. Преданность принцу среди слуг его двора была как всегда непоколебима, хотя все здесь считали, что чем раньше он освободится из крепких объятий леди Джерси и воссоединится со своей женой, тем лучше будет для всех.

Внешне принц был также весел, и гостеприимен, как и прежде, но слугам его было известно, сколь уязвлен он был тем, что многие из его добрых знакомых, чьей дружбой он прежде так дорожил, перестали у него бывать и, судя по всему, их симпатии были всецело на стороне миссис Фицхерберт. Тем не менее, леди Джерси по-прежнему оказывала на принца влияние, а ее вариант решения финансовых проблем принца очень скоро стал всем хорошо известен.

– Нет! – возопил он как-то в круглом салоне, не обращая внимания на то, что двойные золоченые двери прикрыты не плотно, и стоящие в коридоре лакеи прекрасно его слышат. – О Господи, ведь я уже женат! Не хватало мне еще стать двоеженцем с какой-нибудь заморской невестой!

– Но по закону-то вы все равно холостяк. Так что постарайтесь об этом не забывать. А что до принцессы Каролины Брауншвейгской, она очаровательна, неглупа. К тому же ее весьма привлек ваш портрет, не так давно отосланный ей.

– Кто это сделал? Если бы я знал, то несомненно бы запретил! Да пощадите же вы меня! Ведь принцесса Каролина – племянница моего отца. Неужели вы считаете, что я буду вне себя от радости, если король подыщет мне супругу на свой вкус?

– Но такой брак был бы чрезвычайно популярен, как внутри королевства, так и за его пределами. В случае его заключения, парламент готов оплатить все ваши долги. Король значительным образом повысит вам доходы и, таким образом, друг мой, вы прекрасно устроитесь.

– Нет!

– Друг мой, вы должны прислушаться к голосу разума. Или вы хотите, чтобы кредиторы глумились над вами на глазах у всего света? Этот чисто политический брак – ваше единственное спасение. Получая все, вы при этом ничего не теряете. Миссис Фицхерберт все равно больше к вам никогда не вернется!

Глухо застонав, принц плюхнулся в тоже застонавшее под тяжелым телом кресло. И можно было совершенно отчетливо расслышать его рыдания, прежде чем леди Джерси заметила, что двери приоткрыты, и поспешила исправить такую оплошность. Лакеи сошлись на том, что, судя по всему, далее она положила его голову к себе на грудь. В этом кризисе леди Джерси играла для принца роль матери, а не любовницы.

Слухи о возможной женитьбе принца на заморской невесте дошли и до Марии Фицхерберт, но она не обратила на них особого внимания, так как за время их совместной с принцем жизни подобные сплетни возникали не раз. Конечно же, супруг ее не был стоек перед искушениями, тем не менее, он вряд ли мог пойти на совершение столь вопиющего греха. Принц наверняка еще будет домогаться ее любви, одновременно оставаясь в плену чар леди Джерси. Когда он окончательно освободится от влияния этой старой соблазнительницы и придет к ней с повинной, Мария, конечно же, простит его и вновь станет ему женой. Ведь он неисправим, а она, несмотря ни на что, до сих пор все еще любит его.

Как-то летним солнечным утром Генриетта прибежала на работу и с порога выдала следующую новость:

– Вчера вечером я была с тетей Дианой на званом балу близ Променад Гров и познакомилась там с одним премилым человеком. Он танцевал со мною гораздо больше, чем позволял этикет. Но поскольку у него титул, он богат и, как выражается тетя, уже достиг разумного возраста, меня за это вовсе не отчитали, а даже наоборот, с превеликим удовольствием предоставили меня в его распоряжение.

– А как его зовут? – спросила Софи, впервые видевшая Генриетту столь счастливой.

– Сэр Роланд Вэстонбери. Он баронет и вдовец. Около тридцати пяти лет. Его жена умерла три года назад, так что он только что закончил носить по ней траур. Не могу сказать, что он красив, но обаятелен не меньше принца Уэльского. И это первый мужчина, понравившийся моим дяде и тете. Он пригласил нас всех на бал в «Касл Инн» сегодня вечером.

Софи подумала, что одобрение со стороны тетушки Дианы отнюдь не комплимент, но все же решила не портить девушке настроение.

– Он приехал на лето в Брайтон, чтобы отдохнуть?

– Да, он снял себе апартаменты на Стайни, его лондонский особняк находится на Беркли-Север, а его родовое имение в Глочестершире!

Растапливая в этот момент шоколад, Клара спросила:

– А дети у него есть?

– Нет, тетушка Диана уже спрашивала его об этом.

– Ну, в таком случае он захочет наследника. Так что тебе не составит труда окрутить его, Генриетта! – пошутила Клара.

Генриетта густо покраснела.

– Не дразнись, ведь я его еще почти не знаю.

Тем не менее ей с трудом удалось взяться за работу, и она без умолку продолжала тараторить о своем новом знакомце. Кларе довольно скоро наскучила эта тема, и она позавидовала Софи, отправившейся на работу в Морской Павильон. К полудню терпению вдовы пришел конец.

– Генриетта, ты уже по десять раз рассказала мне о сэре Роланде. И больше я не желаю об этом слышать до тех пор, пока он не наденет на твой палец обручальное кольцо!

– Ты думаешь, это возможно?! – в голосе Генриетты сквозила трогательная надежда.

После этого Генриетта разразилась пространной лекцией о том, сколь долго должны пробыть вместе двое, прежде чем дело дойдет до предложения. Но Клара в ответ лишь заметила, что Генриетта ни разу не упомянула любовь.

Окончив работу, Софи, как обычно, вышла из Морского Павильона через дверь, предназначенную для слуг. Теперь уже почти все знали, что она открыла собственное кондитерское производство, и уже не раз обслуга дворца просила принести чего-нибудь этакого. Софи планировала удивить всех своим сладким сюрпризом на день рождения принца, в августе.

На выходе из дворца совершенно неожиданно она встретила поджидавшего ее Тома.

– Отличные новости! – радостно приветствовал он ее, спрыгивая с подножки экипажа. – Наконец-то мне удалось приобрести помещение под магазин в Брайтоне! Именно его я хочу вам показать!

Он объяснил по пути, что прежде эта собственность принадлежала одному местному краснодеревщику и включала в себя небольшую лавку с обширным торговым залом и пристроенную к ней рабочую мастерскую. Уже несколько лет здесь не проводилось никакого ремонта, и поэтому здания нуждались в фундаментальной реконструкции, прежде чем они станут пригодными для того, чтобы выставлять в них товар мистера Фоксхилла. На Мидл-стрит Том остановился около лавки со стрельчатыми окнами. Ворота в окружающей это строение каменной ограде вели к конюшне и смежной с нею мастерской. Торговый знак краснодеревщика в виде стула в венецианском стиле все еще висел на цепях над входом в лавку.

– Я обязательно это заменю, – сказал Том, кивнув головой в сторону нелепой эмблемы. Потом он открыл дверь и пригласил Софи войти.

– И что же вы намереваетесь подвесить там вместо стула? – спросила Софи, развязывая ленточки шляпки и внимательно озираясь по сторонам. Здесь было чисто и пусто. Единственным предметом мебели являлась удобная, отполированная временем скамья, на которую Том бросил свою шляпу и перчатки.

– В Лондоне моей эмблемой служит перламутровая шкатулка.

Софи замерла. В ту же секунду она вспомнила контрабандиста, разглядывавшего в свете ущербной луны перламутровую шкатулку. Неужели в ту ночь она видела на морском берегу Тома? Ей захотелось выбросить эту мысль из головы, вся ее суть восставала против потрясения, оглядываясь назад, она поняла, что слишком многое здесь сходится. Почему он ехал заброшенным проселком в ту ночь, когда наткнулся на нее? Как объяснить его частые отъезды и неожиданные возвращения? И почему при нем всегда эти пистолеты? И потом, откуда-то количество ценных вещей из Франции, что проходят через его руки. Быть может, он доставляет их в Англию, минуя таможни?

– А много ли на свете перламутровых шкатулок? – осторожно спросила Софи, отчаянно надеясь, что его ответ рассеет ее опасения.

– Много? Да что вы?! Совсем наоборот, – ответил Том. – А те, что я ищу, чрезвычайно редко встречаются и по своей красоте уникальны. Они были изготовлены в Китае около двух столетий назад. Мне как-то посчастливилось достать одну такую, и я сразу продал ее принцу Уэльскому.

– А как давно вы ее ему продали? – она старалась не смотреть ему в глаза, делая вид, что поглощена изучением интерьера помещения.

– Дайте вспомнить, – на секунду он призадумался. – Ну конечно же, прошлым летом!

И это прозвучало как исповедь. Теперь у нее не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно он был тем самым контрабандистом. Все смешалось в ее голове. Софи неторопливо прошлась сквозь приоткрытые створки резных дверей в торговый зал. Мерный стук ее каблучков эхом отдавался в этом пещероподобном пространстве. Ставни на всех окнах, за исключением находившегося в дальнем конце зала, были закрыты. Тем не менее, проникавший в открытое окно свет позволял заметить, что это строение создано в незапамятные времена и, судя по всему, первоначально предназначалось для хозяйственных нужд. Древняя деревянная галерея с балюстрадой опоясывала стены. Инстинктивно Софи решила отойти на некоторое расстояние от Тома, прежде чем повернуться к нему лицом. Она стала взбираться по ведущей на галерею винтовой лестнице, и шелест ее юбок был отчетливо слышен в царившей здесь полной тишине. Забравшись на галерею, она посмотрела вниз. Он стоял запрокинув голову, внимательно за нею наблюдая.

– А где же сейчас перламутровая шкатулка принца? – спросила она напрямую.

– В Карлтон-Хаусе, – небрежно ответил он. – А зачем вам это?

Она отвернулась и прошлась по галерее.

– А Его Высочество отдает себе отчет в том, что вы поставляете ему контрабандный товар?

Она отчетливо расслышала, как Том поперхнулся от удивления, но когда он наконец заговорил, голос его, как и прежде, был спокойным и ровным.

– И с чего это вам такое в голову пришло, – он весело рассмеялся. – Если вы насчет тех севрских ваз, что я продал Его Высочеству, то ведь я еще тогда сказал вам, что купил их у одного французского эмигранта.

Выдержав паузу, она метнула на него гневный взгляд. Глаза ее сверкали яростью.

– Нет, речь идет не о вазах! А о том, что случилось чуть раньше! Я была на морском берегу в ночь, когда вы незаконно доставили перламутровую шкатулку в Англию!

Он наградил ее сумрачным взглядом, и лицо его напряглось. Он бросился на галерею, и Софи повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

– Вы только что сделали опасное заявление, – сухо заметил Том. – Думаю, вам стоит объясниться…

– В ту ночь здесь высадилась брумфилдская банда! И вы были с ними! И когда двум таможенникам перерезали глотки, я поклялась, что не успокоюсь, пока все вы не получите по заслугам за свои злодеяния!

Его охватила ярость.

– Я не убийца! И никогда им не был!

– Все равно вы запятнаны компанией, в которой я вас видела. У меня еще все в порядке со зрением!

– И что же вы намерены в таком случае предпринять? – гневно спросил Фоксхилл. – У вас есть какие-либо доказательства, которые бы вы могли предъявить судье?

– Никаких, за исключением моего слова живой свидетельницы, – победно ответила она.

– Итак, вы покажете в зале суда на меня пальцем и скажете, что сразу же признали меня в свете полной луны?

– Луна была ущербной, – признала Софи, и голос ее дрогнул. – А ваше лицо было наполовину скрыто платком.

Том издевательски осклабился.

– Неужели?! В таком случае не думаю, что вам удастся выдвинуть против меня сколь-нибудь существенные обвинения. В лучшем случае вы можете сдать меня капитану Моргану. Я абсолютно уверен в том, что он вам поверит. Но он наверняка захочет узнать, почему вы не попросили арестовать меня раньше.

Софи растерялась: основания для ее обвинений были явно недостаточны.

– Бог видит, мне в голову не могло прийти, что вы преступник. Вам лишь надо сейчас чистосердечно рассказать, как вы достали эту шкатулку.

– Я заплатил за нее хорошую цену!

– Это не ответ на мой вопрос! Были ли вы на морском берегу в ту ночь?!

Том тяжело вздохнул.

– Да, был, но всякая ситуация при ближайшем рассмотрении может показаться куда более сложной. Может, и вам стоит сейчас призадуматься. Впрочем, предполагаю, что меня вполне можно назвать вольным контрабандистом!

Ее лицо исказила гримаса боли.

– Так вы член брумфилдской банды!

– Я частенько плаваю с ними, но не имею к ним ровно никакого отношения. Между нами пропасть…

– Не вижу никакой разницы, – она в отчаянии воздела руки. – Да вы просто спятили! Это единственное разумное объяснение. – Голос ее дрогнул. – Вы такой же безумец, как и те революционеры, что без суда и следствия убивают невинных людей, и что бы вы там ни говорили, ваши руки залиты кровью! Мне ненавистны люди, подобные вам!

– В таком случае, мне больше нечего добавить, – ответил Том. – Вы просто заранее были настроены против меня. Итак, что же вы намерены делать дальше?

– Ну что я могу? – заламывала она в отчаянии руки. – Вы разрываете мое сердце. Прежде всего я верна Рори и клятве, которую дала. Но как я могу отправить на виселицу человека, спасшего меня и моего племянника?

– Может быть, вы все же имеете в виду юного графа де Жюно.

Со стоном Софи схватилась за голову.

– Так и это вам известно, подлый вы человек! И с помощью этого вы намерены заставить меня молчать! – закричала она. – Но как вы узнали правду?!

Он подошел к ней вплотную, однако не сделал ни малейшей попытки ее коснуться.

– Это случилось в тот день, когда я помогал обустраивать ваше ателье.

И он рассказал, как Генриетта застала его за чтением объявления, и как потом ему удалось вытянуть из нее всю эту историю.

Софи слегка пошатнулась. Теперь ей было ясно, отчего так зарделась вошедшая тогда в дом Генриетта.

– Она меня предала!

– Вы должны ее простить, Генриетта плохого вам не хотела, просто куда ей было со мною тягаться, – он перешел на вкрадчивый шепот. – Ну почему вы мне не все рассказали. Мне казалось, что вы мне доверяете.

Она тряхнула в гневе головой.

– Да, я никогда вам не верила! И все, что вы только что мне рассказали, лишь подтверждает, насколько я была права!

– А вот здесь вы как раз ошибаетесь! Вы не верите себе, ибо сердцем своим вы чувствуете, что мы предназначены друг для друга! Вы лишь отказываетесь это признать, потому что это не вписывается в ваши чистенькие заурядные планчики о том, каким именно должно быть ваше будущее.

И обняв Софи за талию, он привлек ее к себе.

– Да никого из женщин я не хотел так, как хочу тебя!

Она оказалась в его руках прежде, чем захотела высвободиться. Она попыталась собраться с силами, но он поцеловал ее нежно, так, как мужчина может поцеловать свою любимую невесту в первую брачную ночь. Она чувствовала, как тает ее бессильная ярость. Она была в отчаянии, ибо он творил между ними страстную гармонию, которой она не могла противостоять. И в этот миг их сердца забились в такт, и руки переплелись так сладко, что она оказалась бессильной в его объятиях. Дрожь пронзала ее тело, но после того, как он оторвал свои губы от ее губ и стал покрывать поцелуями все ее лицо, она резко отпрянула назад. Он тихо прошептал:

– Давай уедем отсюда. Будь терпимей к моим авантюрам, Софи. Мы можем обрести столь многое.

Однако реальность и здравый смысл вернулись к ней вновь. Она говорила с болезненной настойчивостью, стоя совершенно неподвижно.

– Ты просишь слишком много. Пришло время поговорить начистоту. Поскольку каждый из нас владеет тайной другого, мы во власти друг друга. Я поклялась, что сделаю все для ареста брумфилдской шайки, но каково бы ни было мое мнение о вашем образе жизни… Я не смогу тебя предать! Могу ли я теперь положиться на тебя в том же?

– Прежде я хочу сказать тебе еще кое-что. Я решил обратиться по адресу, опубликованному в той газете.

Кровь прилила к ее щекам.

– Ты видел моего врага?!

– Не совсем. Я написал ему послание с просьбой встретиться, в нем я сообщал, что именно я доставил девушку и мальчика на ферму Миллардов и знаю их теперешнее местонахождение.

– Ты это сделал? Том, как ты мог?

Она была шокирована тем, что он либо по недомыслию, либо из бравады предал ее. В припадке бессильного гнева, она попыталась высвободиться из его цепких рук. Но Том был явно не настроен ее выпускать.

– Да послушай же меня, – прорычал он.

– Пусти! – она царапалась, как дикая кошка.

Оба они кричали как безумные в завязавшейся между ними потасовке и не заметили, как предательски заскрипели половицы галереи. В следующее мгновение, после жуткой вибрации, доска провалилась под ногою Тома. Крича от ужаса, Софи прижалась к стене. Фоксхилл лежал на полу галереи, одна нога его была в проломе.

– Оставайся, где стоишь, – крикнул он, когда она попыталась подойти поближе, чтобы ему помочь.

Прежде чем он попытался выбраться из ловушки, послышался громкий треск. И вторая доска с грохотом полетела вниз. Софи завизжала, думая, что Том последовал вслед за нею вниз, но каким-то чудом ему удалось удержаться. Его голова и плечи торчали из зияющего провала, а руки упирались в края отверстия. Она видела, как напряглись его мускулы, и забыв о своей безопасности, легла на пол галереи и изо всех сил схватилась за рукава его куртки. А тем временем дощечки пола продолжали сыпаться одна за другой. Том пытался сохранить равновесие, упершись одной ногой в стену.

– Прочь, – прохрипел он. – Еще пара дощечек, и ты полетишь вниз и свернешь себе шею.

И вновь раздался предательский скрип. И ради ее спасения Том наконец решился.

– Сейчас я отпущу руки и полечу вниз. Назад! Сейчас же! Пока еще есть время! Схватись за что-нибудь.

Она неохотно его послушалась, встав с пола и прижавшись к стене. Стоя там, она наблюдала, как он постепенно скрывался в проеме, а затем отпустил руки. Вместе с ним полетело немало досок, и пролом почти что достиг ее ног. Над местом обвала поднялись клубы пыли.

– С тобою все в порядке, Том, – крикнула в отчаянии Софи, пробираясь вдоль стены до оконного проема. Оттуда прекрасно просматривался торговый зал. – Ради Бога, Том, ответь мне!

К великой ее радости, из-под обломков поднялась человеческая фигура. Пошатываясь, Том сделал несколько шагов и встал во весь рост. Заметив ее темный силуэт на фоне залитого солнцем пространства зала, Том не обратил никакого внимания на ее взволнованный зов.

– Оставайся там, где находишься, Софи. Не двигайся. Пока ты сидишь в том месте, ты в безопасности! Сейчас я принесу лестницу из мастерской.

Когда он распахнул створки высоченных дверей, выходивших на двор конюшни, солнечный прямоугольник упал на каменный пол, тень Тома исчезла. Оглянувшись, Софи увидела, что несколько крепежных скоб выскочило из стены. Вскоре Том вернулся, держа в руках лестницу, и приставил ее к проему, где спасалась девушка.

– Ну давай, Софи! И постарайся побыстрее, а то, не дай Бог, еще что-нибудь обвалится.

Подобрав юбки, она опустила ногу на верхнюю ступеньку. Спускалась Софи быстро и уверенно. Том подхватил ее еще до того, как она опустилась на пол. И лишь здесь она заметила, что он весть перемазан в пыли и побелке, а щека его кровоточит.

– Так вот, как я уже говорил, до того как был прерван столь неожиданным образом, – продолжал Том в тот момент, когда она искала у себя в кармане носовой платок, чтобы утереть кровь с его лица. – Я написал лицу, давшему объявление в газете, что мне известно место вашего пребывания. Но я не назвал его и вовсе не собирался этого делать. Хоть это ты должна была понять!

– Да ты просто меня напугал! Ты должен понимать, что я в постоянном страхе, я боюсь предательства! Ну почему ты мне все сразу не объяснил?

– Ты просто не дала мне этого сделать, черт побери! Ну и нрав у тебя!

– И что же произошло дальше?! – спросила Софи, присаживаясь на стоявшую у стены мастерской скамью. Теперь, когда они оба уже были в безопасности, она обратила внимание на то, что у нее дрожали руки. Однако Том, судя по всему, еще был не готов к тому, чтобы рассказать ей, что же действительно произошло во время его поездки в Лондон.

– Софи, мне жаль твоего врага, поскольку ты его противник. Он даже не знает, во что ввязался!

– Ну так расскажи мне о нем?

Том присел на скамью, повернувшись к Софи вполоборота, и в подробностях поведал все, что произошло с ним в лондонской таверне «Золотой Лев».

– В своей оплошности я виню лишь себя, – закончил он свой рассказ. – Я должен был догадаться, что человек, столь упорно идущий к своей цели, не потерпит на своем пути никаких помех. Генриетта рассказала мне, что он, скорее всего, родственник отца Антуана.

– Да, графиня де Жюно рассказала мне о племяннике своего мужа – Эмиле де Жюно. Эмиль был всегда заклятым врагом графа. Похоже, именно он и есть мой теперешний противник. Но вот прибыл ли он в Англию лично или же послал наемного убийцу, я с точностью сказать не могу.

– Готов биться об заклад, что это сам Эмиль. Скрытность, с которой он действует, позволяет говорить об этом. Он боится, что его узнают эмигранты-роялисты. Простой агент действовал бы открыто.

Она лишь рукой махнула.

– Мне интересно, есть ли здесь нечто большее, чем желание уничтожить последнего представителя знатного старинного рода?

– Быть может, наследство?

Она молча кивнула и, встав со скамьи, подошла к арочному проему окна. Сейчас она стояла в профиль к Тому, и луч солнца высвечивал ее длинные ресницы, лоб и изящную линию губ.

– Множество обширных поместий стало собственностью Республики. Быть может, Эмиль хочет, чтобы шато, виноградники и земли де Жюно достались ему одному? Если впрямь не останется других наследников, кроме революционера Эмиля, терпевшего в прошлом притеснения со стороны этого семейства, думаю, что Конвент решит дело в его пользу. Эмиль ведь с легкостью сможет пообещать, что будет делиться доходом с теми; кто обрабатывает отданные в его распоряжение земли. А потом со свойственным ему коварством, оставить большую часть этих доходов себе.

– Софи, ты говоришь так, будто лично с ним знакома.

– У меня было немало времени поразмыслить о нем и попытаться понять мотивы, которые могли вызвать такую ненависть к семейству графа. Мне кажется, что в основе всего зависть и алчность. Как и все, Эмиль прекрасно понимает, что рано или поздно смутные времена во Франции закончатся, и положение в стране стабилизируется. Быть может, пройдет еще немало лет, прежде чем эмигранты смогут вернуться на Родину. Но графиня сказала мне, что Эмиль человек еще молодой. Не удивительно, что он с таким упорством борется за богатое наследство. В случае если Антуан вернется на родину, Эмиль теряет все. – Софи закрыла лицо руками. – До сегодняшнего дня я предпочитала не произносить имени своего врага, и это позволяло мне держаться от него на некотором безопасном расстоянии. Но теперь он уже слишком близко и обретает реальную плоть и кровь. И если я боялась его прежде, то теперь боюсь в тысячу раз сильнее.

Том поднялся со скамьи, но у него хватило самообладания не подходить сейчас к Софи. Ей явно было сейчас не до его лобзаний. Он просто попытался успокоить ее, переубедить.

– Пойми, что враг твой до сих пор не знает, где именно находишься ты и твой мальчик. Он не может искать тебя в открытую, так как боится, что его узнают. А это значит, что ему, как минимум, придется обыскать всю Англию. Помни, что преимущество на твоей стороне. Не сомневаюсь, что в скорости он оставит свою затею и вернется во Францию.

– Но это лишь может отложить развязку. Я никогда не перестану его бояться. – Софи вновь повернулась к Тому. – В Лондоне вы рисковали жизнью ради меня и Антуана… Я…

– Точно так же, как и вы рисковали сегодня своей ради меня.

Она лишь рукой махнула, показывая, что тут и сравнивать нечего.

– Все это означает, что мой долг перед вами растет с каждым днем. Но сейчас я могу лишь отплатить вам тем, что ни за что не выдам местным властям вашу связь с контрабандистами.

– Этого вполне хватит, но мне хотелось бы большего.

– Нет! – Софи подняла руку, не приемля все, что он может сказать дальше. – Прошу не путать мою благодарность с воображаемыми вами определенными чувствами с моей стороны.

– Нет смысла об этом спорить, – сухо заметил он. – Через несколько часов я покину Брайтон. Но я вернусь, лишь только строители наведут здесь порядок. Похоже, эта галерея относилась ко времени постройки здания. Мне жаль, что так вышло, и я благодарен судьбе, что вы не пострадали…

– О, это был своего рода опыт, – весело заметила она.

– Не дай Бог, чтобы он повторился. Галерею надо будет снести в первую очередь.

– Вы сделаете новую?

– Да… И, кстати, я оставляю Звездочку в конюшне миссис Ренфрю, так что вы вольны пользоваться ею, когда вам заблагорассудится.

– Но у вас теперь есть своя собственная конюшня.

– Здесь у меня будет находится несколько иное средство передвижения. Скорее всего, тот самый фаэтон, на котором, как вы предполагали, мне суждено свернуть шею.

Нет, доброте его не было предела, и от этого будто бы кинжал вонзался в ее сердце. О, если бы все было иначе!

– Ну почему вы не рассказали мне всей правды о себе тогда, на ферме! – не выдержала Софи. – Быть может, вместе мы нашли бы способ преодолеть эту бессмысленную тягу к острым ощущениям. У вас ведь неплохой бизнес в Лондоне, так к чему же проводить время в столь опасной компании?

– Это вы сейчас так думаете. А тогда ваша реакция могла бы быть столь же бурной, как и сегодня, и в таком случае я мог бы вас потерять навсегда. Софи, когда я впервые увидел тебя, ты лежала у дороги вся в крови. Но когда я взял тебя на руки и заглянул в твои глаза, я познал любовь.

Мадемуазель Делькур отпрянула, словно пытаясь защититься.

– Не пытайтесь завоевать меня красивыми словами. В тот вечер, у ворот фермы Миллардов вы дали мне понять, что стали бы искать меня лишь тогда, когда бы вас это устраивало!

– Да, но вы столь бурно отреагировали, что даже не позволили мне спросить о том, согласны ли вы меня ждать, и свойственно ли вам вообще терпение?

Глаза ее гневно блеснули.

– Думаю, я и так выказала немалое терпение, сегодня ему пришел конец!

– В таком случае, отчего же вы за меня так встревожились?

– Я ненавижу потери! – прямо ответила она. – Ваша жизнь стоит того, чтобы сохранить ее для добрых дел.

Его одолел внезапный приступ хохота. Когда смех стих, зловещая усмешка продолжала играть на его лице.

– И вы смеете говорить о потерях, Софи! Да вы сами виноваты в том, что потеряли столько времени, отказываясь признать то, что существует между нами.

Она задрожала и, поднявшись со скамьи, направилась к выходу из мастерской, на прощанье смерив Тома презрительным взглядом.

– Для меня существует лишь единственный мужчина. И я могу назвать его имя. Это не кто иной, как Рори Морган!

Том отпрянул.

– Не смейте! – воскликнул он.

Глаза Софи расширились.

– А с чего вы взяли, что можете мне диктовать!

– Но в данном случае это мое право!

– О, ваши заблуждения непоколебимы! Давайте-ка лучше договоримся, что не будем встречаться очень и очень долго!

И она ушла, демонстративно хлопнув дверью. Часом позже, когда Софи уже работала в ателье, ей доставили бандероль с прилагавшимся к ней посланием.

«За уроки с сержантом Джонсом, проживающим в доме № 15 по Блэк Лайон стрит, заплачено вперед. Этот человек научит вас обращаться с тем, что находится в бандероли. В случае крайней необходимости, вы должны быть в состоянии защитить себя и мальчика. Том.»

В бандероли лежал пистолет. Софи боязливо потрогала курок. Нет, это оружие ей не нравилось. Но она была рада тому, что теперь у нее есть средство дать достойный отпор Эмилю де Жюно, случись им встретиться лицом к лицу. И который раз она подумала, что Том невыносим. Он то будит в ней ярость, то пробуждает доброе отношение. Хорошенько подумав, Софи решила, что должна воспользоваться пистолетом уж если не ради себя, то ради счастья Антуана.

Сержант Джонс оказался краснолицым, коренастым детиной, потерявшим ногу в первые дни войны во время боя на французской территории. Он был отличным инструктором. Как только Софи научилась обращаться с пистолетом, разряжать, заряжать и даже чистить оружие так, как это делают настоящие солдаты, Джонс установил мишень в одном из пустынных уголков брайтонского побережья. «По крайне мере, если она промажет, то никого не убьет», – решил Джонс. Порой он был с ней галантен, но иногда обращался как с настоящим новобранцем, и в речи его проскакивали такие словечки, что Софи впору было затыкать уши. Но она была способной ученицей, да и к тому же от природы у нее был верный глаз. И вскоре она уже заслужила похвалу скупого на комплименты сержанта. Уже в конце первого урока, он сделал одобрительный кивок.

– А из вас получится неплохой стрелок, мисс, обязательно расскажу об этом мистеру Фоксхиллу, когда увижу его в следующий раз.

Тому понравилось письмо, которое написала ему Софи. Ей хватило здравого смысла воспользоваться уроками Джонса и принять пистолет, поскольку к их взаимным чувствам эти вещи никак не относились. Но чем скорее она навсегда забудет Тома, тем будет лучше. Одной из причин, по которой он нанял сержанта, было то, что Софи вполне могла брать уроки стрельбы у столь милого ей офицера акцизной службы.