Сахарный павильон

Глава 5

Софи надеялась, что получив работу на кухне «Старого Корабля», со временем она займет столь привычное для нее место кондитера. Но нынешний кондитер занимал эту должность уже пятнадцать лет и с помощью своего ученика хранил свой пост от малейших посягательств, производя все необходимое для обедов, гран-банкетов и буфет-ужинов, устраиваемых в предназначавшихся для ассамблей залах второго этажа гостиницы.

Софи было интересно посмотреть на сахарные скульптуры, изготовляемые здешним кондитером. Хотя они и приближались к существовавшему в Европе стандарту, Софи знала, что они не идут ни в какое сравнение с тем, что изготавливал с ее помощью отец для Версаля. Но зато и славились французские кондитеры на весь мир своим мастерством. Здесь точно так же, как и во Франции, на кондитеров-декораторов был большой спрос. Часто требовались кондитерские изделия, представляющие собой аллегорические фигуры, отражающие значительные события из жизни страны. Порой это были индивидуальные заказы, например, по случаю свадьбы, крестин или дня рождения. В то время как шеф-повар по сладким пудингам руководил изготовлением всевозможных пудингов и фруктовых пирогов, кондитер занимался куда более тонкой работой. В его обязанности входило приготовление желе, фруктовых подливок, ягодных ассорти, политых шоколадом, сиропов и карамелей, разнообразных пастилок и конфет, в состав которых входили ликеры и масса всего другого. Кондитер также отвечал за консервирование фруктов и засахаривал для украшения своих произведений лепестки фиалок и роз. Изготовление всевозможных мороженых тоже входило в обязанности кондитера, но то была довольно трудоемкая работа, обычно поручаемая ученику, поскольку составляющие смешивались в емкости, обложенной льдом, доставлявшимся из местного ледника, хранившего в своих недрах лед, вырубленный из зимних рек. Укутанный слоями соломы, лед хранился под землей в течение всего лета.

Гарри, шеф-повар по сладким пудингам, относился к мадемуазель Делькур куда дружелюбнее кондитера. Он частенько говорил с Софи о секретах французской кухни, и с тех пор как попробовал изготовленный по ее рецепту незабываемо вкусный лимонный сироп, чистый, как луч летнего солнца, использовал его постоянно.

Именно по предложению Софи Гарри стал добавлять коньяк в шоколадный пудинг, и это только немногие из ее советов, пришедшихся как нельзя более кстати.

У официантки Делькур был весьма продолжительный рабочий день. Когда ей выпадало работать в утреннюю смену, она должна была быть в «Старом Корабле» к шести часам утра и уже в рабочей одежде. Всегда находились постояльцы, желавшие позавтракать до прибытия почтовой кареты, отправлявшейся каждое утро в Лондон. Приходилось потрудиться и когда прибывал послеобеденный лондонский дилижанс, кроме того, надо было накрывать столы и на променад-площадке, где собирались те, кто желал посмотреть, как флот его Величества готовится к битве с французами.

Порой Софи назначали прислуживать в находившейся при гостинице пивной. «Старый Корабль» был таверной еще в XVI веке, и местные старожилы почитали за честь отведать эля там, где пили их предки. Брайтонцы до сих пор называли это заведение «харчевней», хотя за последние тридцать лет статус этой гостиницы несказанно возрос.

– Моя бабушка еще помнит времена, когда Брайтон был всего лишь рыбацкой деревушкой, – как-то раз сказала Полли Софи. – А потом доктор Рассел, большой чудак по словам моей бабушки, стал уверять стариков в том, что морская вода в состоянии излечить любую хворь. И тут такое началось. Страждущие валили сюда толпами, чтобы испить морской водицы и искупаться в ней. Можешь удивляться, но некоторые из постояльцев, до сих пор просят, чтобы воду добавляли им в молоко, ну и все такое… Как бы там ни было, но именно из-за этого здесь и оказался принц Уэльский. Приехал он лечить ангину, а потом просто отдыхал в свое удовольствие. К тому времени уже великое множество дворян понастроило себе здесь особняков, но королевский патронаж изменил здесь все совершенным образом. Брайтон уже больше никогда не, оглядывался на свое прошлое, с тех пор как душка принц приехал сюда!

Софи обслуживала и собравшийся в пивной народ. Лучшие места здесь занимали местные богатеи, освежавшиеся под вечер парой кружек доброго портера. Вели они себя вполне степенно. За столами, где собиралась публика победнее, напротив, всегда было шумно. Здесь мог читать поэму спившийся актер столичного театра, уличный музыкант наяривал на своей скрипке, а ближе к закрытию начинались упражнения в хоровом пении.

Софи услышала, как седой как лунь, Смокер Майлз, ныряльщик-ветеран, вновь рассказывал уже набившую всем оскомину историю о том, как он спасал утопающего принца Уэльского.

– Я его за ухо оттудова вытянул! Он был так зол… Прям как следует разгневался. А я ему и говорю, что не собираюсь быть повешенным по приказу короля за то, что позволил наследнику трона утонуть в Брайтоне. Тут принц как затрясется от хохота! С тех пор он никому кроме меня, себя окунать не позволял!

Марта Ганн, также любившая крепкий эль с не меньшим удовольствием рассказывала о знаменитостях, которых ей довелось купать. Когда Клара находила какую-нибудь подругу, чтобы присмотреть вечерком за детьми, она приходила сюда поболтать с Мартой и другими знакомыми, ибо пивная «Старого Корабля» была столь же популярна у здешних женщин, как и среди мужчин.

Софи порой приходилось обслуживать и своих соотечественников-эмигрантов. В основном это были слуги, проследовавшие в изгнание вместе со своими господами и теперь зачастую обнаруживавшие, что происходит определенная перемена ролей.

Бывший графский лакей как-то утром, когда в пивной почти не было народа, разговорился по душам с Софи, признав в ней свою соотечественницу.

– Аристократы понятия не имеют, как следует обращаться с деньгами, – восклицал он, качая головой. – Ведь во Франции им сроду не приходилось работать, как, например, тебе и мне. Они, верно, думали, что деньги на деревьях растут. Теперь, за небольшим исключением, вся наша попавшая в эмиграцию знать терпит тяжелую нужду, о которой они даже и подумать не могли.

Софи сидела за противоположным краем стола, опустив подбородок на руки.

– Говорят, они заполонили здешние банки и пытаются торговать своей французской собственностью, конфискованной в пользу республики.

Лакей согласно кивнул.

– Но им не скрыть того, что они более не имеют никакого отношения к тем шато и землям, которыми владели их предки на протяжении многих веков. Британское правительство дает им пособие, на которое, например, мы бы с вами смогли прекрасно просуществовать, но эти начинают с того, что спускают все деньги в первый же день, как будто бы к утру их кошельки волшебным образом наполнятся вновь. Вот если бы не я, – он ткнул себя в грудь пальцем, – и тысячи мне подобных, сотни аристократов просили бы милостыню на улицах.

– Но чем же вы можете помочь?

– Я устроил своего хозяина учить верховой езде и фехтованию детей английских сквайров, а мою госпожу – парикмахершей. И теперь они оба живут как у Христа за пазухой. – Его рябое лицо лучилось от гордости, словно он говорил о своих собственных детях. – Вот только кошелек их должен бы находиться у меня. Представьте себе, когда моей госпоже вздумалось устроить званый обед для своих новых британских друзей, она, пробежавшись по лавкам, набрала заморских скатертей и самого доброго серебра, и в итоге ей уже не на что было купить продукты! – И он вновь покачал головой, поражаясь подобному легкомыслию. – Теперь, правда, прежде чем потратить на что-нибудь деньги, она консультируется со мной. Мне даже пришлось продать все ценности, что оставались у моих господ, так как здесь чрезвычайно много мошенников, дающих объявления о скупке вещей эмигрантов. На самом деле они обдирают французов под липку. – Глаза его засверкали: – Я тебе вот что скажу, со мною такие штучки не проходят!

Софи невольно прыснула от такого бахвальства.

– А как вы думаете, отчего британское правительство так благоволит к французскому дворянству?

– Ну, видишь ли, голубая кровь всегда помогает голубой крови, кроме того, британцы боятся, что эти слабые, неприспособленные к жизни создания будут умирать в придорожных канавах с голоду, если их лишить пособия, – он смачно фыркнул. – Подобные нам с тобой всегда выживут благодаря своим талантам и потому, что от рождения нам неведома была праздность.

В последнее время Софи все чаще мысленно возвращалась к совершенному против нее и ее подопечных злодеянию. Быть может, ей следовало съездить самой в Шорхэм-бай-Си, чтобы дать соответствующие показания. За ужином она спросила у Клары, знавшей о случившемся с француженкой, куда именно в этом случае следует ей обратиться, однако то, что ей ответила вдова, её совсем не вдохновило.

– Все само собой утрясется. Убийство обязательно расследуют.

– Да, но тогда я была совершенно не здорова, и меня поэтому никто не допрашивал. Но если бы я дала сейчас приметы злодеев кому следует, думаю, их могли бы вскоре выследить.

– Зря надеешься, Софи. Такие негодяи, как Барнз, совершенным образом изменяют свою внешность, если и решаются вновь посетить наши края.

– Может, так оно и есть, но, по крайней мере, люди в других местах, где высаживаются эмигранты, были бы уже предупреждены.

– Ты что, думаешь, эмигранты не становились жертвами преступников еще задолго до того, как ты сошла на английский берег? Поскольку беженцев высаживают по всему южному побережью, подобные преступления будут всегда, в независимости от мер предосторожности, предпринятых властями.

– Думаю, что, к несчастью, это так, и наши с Антуаном знакомые на сассекской ферме также не разделяли моего оптимизма в этом вопросе, но я все же хочу, чтобы Барнзов покарала суровая рука закона!

– Само собой, и я тебя прекрасно понимаю, но не хотелось бы, чтобы посторонние ходили в мой дом тебя допрашивать, – с расстроенным видом Клара положила подле себя на скатерть вилку и нож. – Я всегда старалась ни в чем не быть замешанной. Для меня это будет большой позор, да и соседи начнут пересуды, не дай Бог, у моих дверей кто-нибудь заметит стражей правопорядка.

– Но я собираюсь пойти к ним, а не они сюда.

Клара лишь головой покачала, а щеки ее от возбуждения заметно покраснели.

– Ты, похоже, не понимаешь, что как только вор, отвечающий твоему описанию, будет арестован, за тобою обязательно придут, чтобы ты его опознала. Так что, если ты собралась к блюстителям порядка, я вынуждена буду просить тебя покинуть мой дом.

Софи была в отчаянии.

– Не говори так, Клара! Ты знаешь, как счастливы мы здесь с Антуаном. У мальчика наконец появилась возможность вести нормальный образ жизни. Я не хочу, чтобы он снова скитался со мною по пыльным дорогам.

– И я не хочу, чтобы вы уезжали, – спокойно произнесла Клара, но в лице ее по-прежнему сквозила непоколебимая решимость. – Но ты должна сама сделать выбор.

Софи была вне себя, она должна была заботиться о благополучии Антуана, что в итоге и толкнуло ее на компромисс.

– Даю слово, что у тебя никогда не будет неприятностей из-за меня, но я оставлю за собою право найти средства, чтобы покарать этих негодяев и без твоей помощи.

Несколько мгновений Клара медлила, словно взвешивала все за и против, после чего согласно кивнула.

– Ты слишком честна, чтобы дать обещание, которое не сдержишь. Можешь оставаться. Поверь, я этому очень рада.

И после этого они премило улыбнулись друг другу и вздохнули с облегчением. Случившаяся между ними размолвка нисколько не отразилась на их дружбе. И тем не менее случай этот запал в память Софи. Всю ночь она не смыкала глаз в раздумьях о том, что ей вскоре опять придется скитаться. Шум морских волн, казалось, нашептывал ей кошмары, и Софи вскрикивала во сне, просыпаясь в холодном поту. К счастью, Клара, спавшая в противоположном конце дома, никогда ее не слышала, и лишь чудовищной силы шторм смог бы разбудить спавших в соседней комнате детей.

– А есть ли на этой части побережья какие-нибудь подземные гроты? – спросила она как-то за завтраком Клару.

– Само собой. Но тут, в Брайтоне, я сроду про такие не слыхала. А почему ты спрашиваешь?

– По ночам во время прилива я то и дело слышу какой-то отдающих эхом рокот, будто бы море плещется где-то под землей.

– В старых домах полно странных звуков, – Клара подлила Софи чаю. – Думаю, я так уж к ним привыкла, что уже совсем ничего не замечаю.

Мадемуазель Делькур вполне удовлетворило подобное объяснение. Все же она чувствовала, что понадобится еще некоторое время, прежде чем она привыкнет ко всем новым для нее звукам и обычаям.

Но в отношении иных звуков ошибки быть не могло. Шепот Клары и недовольный бас ее ночного визитера слышались на противоположной стороне дома каждую ночь и стихали лишь где-то к утру.

Клара вскоре исполнила свое обещание научить Софи и Антуана плавать. Она учила мальчика, когда около купальных машин не было желающих окунуться б море, а в отношении Софи приходилось подстраиваться под ее рабочий график.

Порою они ходили с Кларой на море ранним утром. Вода, как правило, была холодной, но Софи не обращала на это внимания, сразу же отдаваясь во власть волн. Так что Кларе никогда не приходилось окунать ее насильно. Девушка быстро научилась держаться на воде, и когда по близости никого не было, предпочитала плавать в своей нижней шелковой сорочке, а не надевать неудобный купальный костюм.

Когда Софи возвращалась домой поздно, она часто купалась в море одна. Если день выдавался теплым и солнечным и вода была теплой, она снимала с себя даже нижнюю сорочку и, оставив одежду на камнях, наслаждалась купанием совершенно обнаженной.

При первой же возможности Софи пошла в библиотеку Св. Фомы, находившуюся в районе Стайни, чтобы выяснить, нет ли в книге посетителей имени Генриетты. С самого начала она решила не искать своей подруги до тех пор, пока не найдет себе работу и жилище, так как не хотела, чтобы Генриетта чувствовала себя обязанной помогать ей. Из слов Клары следовало, что все новоприбывшие должны были вносить особый взнос за право включить свои имена в книгу особо почетных посетителей, к тому же это обязательно должны быть известные и уважаемые люди. Как и в облюбованном шикарной публикой Бате[3], в Брайтоне имелся свой церемониймейстер, управляющий всеми общественными мероприятиями, вечерами и танцами. В обязанности его входило смотреть за тем, чтобы все те, чьи имена занесены в подобную книгу, обязательно получили официальное с золоченой виньеткой приглашение.

Пробежав пальцем по нескольким страницам, Софи подумала, что, похоже, большая часть английской и французской аристократии сейчас собралась в Брайтоне. Когда же наконец она нашла имя Генриетты, то оказалось, что она уже живет совсем не по тому адресу, который назвала при прощании.

Теперь Софи оставалось лишь ждать свободного от работы дня, чтобы вновь встретиться с Генриеттой. Для тех, у кого были деньги, время и желание, в Брайтоне существовала масса развлечений: лошадиные бега на Даунсе, петушиные схватки, кулачные бои, порою длившиеся по тридцать раундов, гонки колесниц в песках, где молодые повесы из знатных родов рисковали свернуть себе шею, постановки в театре, концерты и просто игра в карты. По воскресеньям в залах для ассамблей «Старого Корабля» устраивалось главное мероприятия недели – официальное чаепитие, а каждый четверг здесь же давались балы.

Принц и миссис Фицхерберт старались не пропустить ни одного бала в «Старом Корабле» и обычно приходили сюда в компании своих роскошно одетых друзей, среди которых частенько можно было увидеть и родных братьев принца. Как-то раз Софи подсмотрела сквозь дверную щель, как они поднимались по витой лестнице к великолепной, оформленной в персиково-розовой и серебристо-серой гамме зале для ассамблей. Принц был слегка навеселе, однако чрезвычайно любезен и разговорчив, бриллиантовая звезда Ордена Повязки сверкала на его груди.

В золотых волосах миссис Фицхерберт блистали сапфиры, они же украшали мочки ее ушей и шею. Ее пышная грудь была эффектно подчеркнута декольте жемчужно-розового платья из прозрачного шелка, трепетавшего подобно тончайшей паутине в такт ее исполненной царственного достоинства и грации походки.

Счастливо улыбаясь, тайная супруга принца о чем-то оживленно беседовала с дамой, всходившей по мраморным ступеням рядом с нею.

По мнению Софи, обслуживать балы было так же тяжело, как и банкеты. Вместе с другими девушками ей приходилось вдоволь набегаться по многочисленным лестницам с доверху нагруженными подносами.

Если позволяла погода, до дома Софи шла по темному пустынному морскому берегу, ступая босыми ногами по прибрежной гальке, на которую то и дело накатывала морская волна. Огни городка тускло мерцали за опустевшим променадом, а звезды, усеявшие небосвод, горели над головой, пока не всходила луна. Софи казалось, что она проваливается в кромешный мрак каждый раз, когда огни центра Брайтона оставались за спиной. Дальше, вдоль берега вырастали стволы, подобные стражам-великанам, они напоминали Софи о густых лесных кронах близ шато де Жюно. Но вместо шороха листвы здесь слышался лишь тихий шепот волн, тем не менее, окружавшая деревушку природа наполняла ее сердце чувством безбрежного спокойствия, так же, как и млечные чащи далекой родины. После ада кухни это было блаженством.

Как-то ночью, когда Софи уже дошла до скал, набежавшая волна вынудила ее поднять юбки, и как раз в этот момент она услышала скрип уключин приближавшейся к берегу лодки.

Не желая, чтобы ее застали в таком месте одну, Софи укрылась за ближайшей скалой, из-за которой могла наблюдать за причалившими к берегу, оставаясь при этом, незамеченной ими. Она решила переждать, пока рыбаки выгрузят свой улов и снова уйдут в море. Но вот почему лодка причаливает именно здесь, вдали от города и вблизи от опасных камней? Хотя глаза Софи уже привыкли к темноте и лунный свет уже успел посеребрить все вокруг, ей ничего не удавалось рассмотреть.

Наконец мигнул свет фонаря, и она увидела на воде какое-то черное пятно, вскоре рядом с ним оказалось точно такое же второе, затем третье! Софи не на шутку встревожилась. Нет, это были не рыбаки. Теперь она уже видела, как вздымаются и опускаются весла. На каждой из этих мрачных посудин было по двенадцать человек. Закутанный в черный плащ высокий мужчина стоял на корме первой лодки и держал в вытянутой руке зажженный фонарь. Он еще раз посигналил этим фонарем в сторону берега, и в это же мгновение в прибрежных зарослях тамариска загорелся второй огонек.

Господи! Да это же контрабандисты! От страха сердце Софи бешено забилось. Она припомнила популярные на кухне «Старого Корабля» леденящие кровь рассказы о том, как эти люди, не задумываясь, режут глотку всякому, кто за ними шпионит. Судя по тому, что ей рассказали, контрабандой на этом берегу промышляли уже не одно столетие.

В прошлом, чтобы не платить налог на экспорт, тайно вывозили почти исключительно знаменитую английскую шерсть. Ныне же тяжелое налоговое бремя, которым облагали привозной чай, кружева и бренди, способствовали значительному расширению подпольной торговли.

Софи замерла, затаив дыхание. Контрабандист в черном плаще и высоких, до пояса, рыбацких сапогах первым спрыгнул на берег. Широкополая шляпа и завязанный сзади платок скрывали его лицо.

– Быстрее! – вполголоса прохрипел он. – Повозки уже ждут!

Весла были убраны, и контрабандисты спешно стали высаживаться на берег. Некоторые из них, стоя по колено в воде, разгружали лодки, другие передавали товар по цепочке своим товарищам. Бочонки с бренди ритмично перелетали из рук в руки, что свидетельствовало о сноровке, выработанной за долгие годы занятия этим опасным промыслом. Не менее дюжины помощников выскочили из прибрежных кустов и принялись торопливо уносить груз. Работа продолжалась в полном молчании. Ни лиц контрабандистов, ни тех, кто их встречал, различить не было никакой возможности потому, что большинство из них было в одинаковых, опущенных на глаза шляпах и скрывающих нос и рот платках. Подождав, когда разгрузят бренди, человек в черном плаще достал из своей лодки явно тяжелый ящик, осторожно пронеся его над водой, поставил на валун поблизости от того места, где спряталась Софи. Несмотря на страх, юная француженка сгорала от любопытства. Черная лакированная поверхность ящика была инкрустирована перламутром, и Софи никак не могла взять в толк, что же такое могло в нем скрываться.

Окончив разгрузку, контрабандисты вернулись к своим лодкам и вновь взялись за весла. Однако их товарищ в черном плаще за ними не последовал. Лишь только лодки ушли в море, он, потирая руки, принялся осматривать свой таинственный груз. Убедившись, что серебряный замок на крышке в полном порядке, неизвестный с видимым усилием взвалил ящик себе на плечо.

Софи невольно вскрикнула, когда его взгляд устремился на то место, где она пряталась. Он словно почувствовал, что здесь кто-то есть. В то же мгновение рука его выхватила торчавший из-за пояса пистоль, и Софи услышала щелчок взведенного курка. Вжавшись в холодный камень, девушка затаила дыхание, слыша, как все ближе шуршит под каблуками его сапог морская галька. Затем все стихло. Судя по всему, он остановился, чтобы прислушаться. Секунды, которые он находился рядом с Софи прежде чем повернуть назад, показались ей вечностью. Когда она наконец набралась смелости посмотреть в его сторону, он уже уходил по тропинке прочь. Вскоре тьма поглотила его, и берег стал столь же пустынным, как и полчаса назад. Начавшийся прилив уже скрыл оставленные килями лодок отметины. Софи прислонилась лбом к холодной скале. Волны уже кипели около ее бедер, и подводное течение трепало юбки, но Софи не двигалась с места.

Ей хотелось, чтобы контрабандист ушел как можно дальше, прежде чем она покинет этот пустынный берег. Наконец, стараясь двигаться по возможности быстрее, она пересекла усыпанную галькой прибрежную полосу. Выйдя на тропинку, она надела туфли и остановилась прислушиваясь. Все вокруг было спокойно, но оставшийся до дома Клары путь Софи преодолела на одном дыхании, оставляя за собой шлейф соленых морских брызг от мокрых юбок.

Как обычно, Клара оставила в окне горящую свечу. Проскользнувшая через калитку Софи успела заметить, как в ту же секунду опустилась занавеска на окне спальни ее подруги. Вдова не раз говорила, что места себе не находит до тех пор, пока француженка не вернется домой. В стоявшей во дворе купальне Софи сняла с себя мокрую одежду и бросила её в кадку с замоченным бельем. Она частенько поступала подобным образом, так что к утру никаких следов морской воды не останется, и у любопытной вдовы не будет повода задавать вопросы. «Интересно, – размышляла мадемуазель Делькур, – знает ли Клара о том, что контрабандисты промышляют в непосредственной близости от ее дома?»

Софи вошла в жилое помещение через кухонную дверь и первым делом, как обычно, пошла проверить, мирно ли спит Антуан. Он разметал простыни, так как ночь выдалась особенно душной, и Софи поправила его постель. Ей хотелось проводить с мальчиком побольше времени. Когда его укладывали спать, он все еще плакал по покинутой матери, и Софи решила беседовать с ним по-французски, рассказывая о родителях и родной стране. Ей не хотелось, чтобы Антуан позабыл свое прошлое. Хотя шаль графини и была безвозвратно потеряна, мальчик все еще носил с собою деревянного солдата, подаренного ею.

Оказавшись в своей спальне, Софи присела на край кровати и постаралась унять охватившую ее дрожь. Вне всякого сомнения, контрабандист в черном плаще был местным жителем, так как ушел пешком. Вполне возможно, он жил на ближайшей ферме, а может, это мельник с одной из здешних мельниц? Вполне возможно, она его даже обслуживала, ибо тех, кто промышлял по ночам контрабандой, днем легко было принять за самых уважаемых граждан.

Было бы крайне неосмотрительно с ее стороны донести кому бы то ни было о том, что она сейчас видела, и даже Клара будет вне себя, когда появится очередной повод для блюстителей порядка посетить ее дом с визитом. На всю округу было всего лишь два таможенника, время от времени посещавших пивную «Старого Корабля», В их обязанности входило пресекать любые проявления контрабанды и арестовывать замеченных в этом преступлении. Очень часто контрабандисты заявляли протесты, утверждая, что дни всего лишь свободные предприниматели, ссылаясь при этом на право граждан торговать по их усмотрению, но подобный аргумент в зале суда не имел ровно никакого веса.

Быть может, ей удастся проинформировать этих двух таможенников о грозящей опасности, не называя своего имени, и тогда бы те позвали отряд драгун из брайтонского военного лагеря и устроили засаду. Пожалуй, это было единственное разумное решение.