Салочки с генеральным

Свекровь кошку бьет, а невестке наветки дает

Крепко цепляюсь за мощную спину Марка.

На вдох — спокойствие.

На выдох — расслабление.

Мускулистая грудь ритмично вздымается и опадает под моей мокрой от слез щекой.

Сейчас мне хорошо как никогда. Такое состояние — редкость для моей души. Его можно сравнить разве что с глубокой медитацией. И боюсь, что долго оно не продлится.

Громко цокая каблуками Вера Павловна нарушает тишину гостиной.

— Что ж, хорошо то, что хорошо кончается, — многозначительно заявляет женщина, придирчиво сканируя наш дуэт, — но придётся ненадолго прерваться. Марк, тебя отец зовет.

— Зачем? — интересуется босс, медленно поглаживая теплой ладонью мою спину.

— Спросишь об этом у него, — саркастично ухмыляется Вера Ризван и в ту же секунду переключается на меня. — Пойдём, доченька. Я покажу тебе дом.

Доченька? Как это…

— Кира пойдёт к отцу со мной, — уверенно заявляет Марк, мягко переплетая мои пальцы со своими.

Сердито выдохнув, женщина ловко меняет тактику:

— Кира, вам нравится Айвазовский?

В изумлении наблюдаю, как Вера Павловна приближается, твёрдо кладёт тонкую кисть на мой локоть, крепко обхватывает и дёргает на себя, отрывая от тёплого тела директора.

Э-э… Вот это захват! Не женщина, а удав.

— Мама… — сквозь зубы шипит босс, — никаких игр!

Поворачиваюсь к Марку и ободряюще улыбаюсь. Он должен понять, что я не вижу в его матери врага.

Нельзя допустить, чтобы мужчина вышел из себя, ненароком обидев мать.

— В моем кабинете есть оригинал, написанный этим художником, — тоном искусительницы продолжает Вера Ризван, рассчитывая на полную капитуляцию.

— Правда? — кажется мои глаза и правда начинают светиться от любопытства.

Марк продолжает прожигать наши спины злым взором, явно ожидая от матери подлянку.

— Всё в порядке, — одними губами произношу эти слова для него.

— Десять минут! Не больше, мама, — категорично заявляет, дав понять, что не настроен шутить. — Мы с отцом решим несколько вопросов, пока Кира пытается отыскать Айвазовского на стенах вашего склеп… — Мои глаза расширяются от грядущей беды, но Марк вовремя исправляется: — замка. На этом встречу можно считать завершённой. — Марк смягчает мимику, когда обращается ко мне: — Десять минут и едем домой, хорошо, родная?

Удовлетворённо киваю. Взгляд Марка топит меня своей нежностью. Хочется остановиться, застыть в этом моменте навсегда. Наверное это странно для меня. Не знаю. Не хочу сейчас об этом думать. Не успеваю опомниться, как меня уже волокут вверх по лестнице:

— Знаете, Кира, что Айвазовский считается не только маринистом, но и мастером зимнего пейзажа? — Вера Павловна словно демонесса продолжает свой искушающий монолог.

— Кира! — вдруг тревожно окликает меня Марк. — Я приду за тобой.

Он боится, что захочу здесь остаться? Из-за Айвазовского?

Даже дом восковых фигур покажется более комфортабельным для психики, чем это место.

Действительно, как чуть было не сказал босс — склеп.

Оказавшись в комнате Веры Ризван, восхищённо осматриваю холсты известных художников, среди которых замечаю "Зимний пейзаж" Ивана Константиновича Айвазовского.

Прилипаю к полу. Не дышу. Долго не могу оторвать глаз, чувствуя "оглушающую тишину полотна".

В этой картине художник использовал оттенки белого, голубого, чёрного, умело сочетая их.

Как прекрасно!

Я покорена.

Вера Павловна тихо жужжит над ухом, назойливо вмешиваясь в тонкую молекулярную кухню моей души:

— Боюсь назвать вам цену, которую заплатил муж, выкупив её на аукционе в Лондоне.

Киваю. Цена меня мало волнует. Эта картина по истине бесценна и никакие деньги её не стоят.

Что-то звякает, заставляя меня дернуться от звука.

По комнате проплывает запах алкоголя, когда женщина деловито разливает в пару хрустальных стаканов виски.

— Я была плохой матерью для своего сына, — обречённо произносит Вера Ризван. — Всё рвалась на свободу, словно птица, которую заперли в клетке.

Держит руку вытянутой, предлагая мне выпивку.

Покорно принимаю наполненный тумблер, но пить не собираюсь.

Весело фыркнув, мать моего босса решает продолжить:

— Григорий буквально душил меня своей заботой и любовью. — Женщина делает большой глоток виски и даже не морщится от его крепости. — Наши отношения начались с потрясающего секса.

Я мгновенно покрываюсь краской.

— Не вижу в этом ничего предосудительного, Кира, — насмешливо наблюдает она за моей реакцией. — Были трудные времена. Бандитские группировки курировали местные власти, держали их крепко. Я была лишь студенткой. Заканчивала музыкальное училище, подрабатывая певицей в ресторане.

Там и встретила Гришу.

Я ставлю на комод нетронутый стакан, теряясь в догадках с чего вдруг мать Марка так со мной разоткровенничалась. Тем более, что тему выбрала довольно личную.

— Он заступился за меня в тот день. Спас от нажравшихся в хлам мужиков. Подождал после смены и предложил подвезти.

Она закусила губу, на миг замолчав.

— В то время личные автомобили были у элиты и у бандитов. — Вера подняла задумчивый взгляд на меня. — Не подумай, что я меркантильная, Кир. Просто отказывать таким парням, как Гриша, было не принято.

Мать директора быстро захлопала ресницами, чтобы скрыть выступившие слёзы.

— Много лет я сожалела о том дне. О собственной слабости, о том что в последствии поддалась на уловку отца Марка, — грустно улыбнулась, снова наполняя стакан. — Гриша очень любит сына. Всегда любил, а я отдала сердце чужому мужчине. Это и стало самой большой ошибкой в моей жизни. Ведь кто и заслуживал мою любовь, так это сын. Мой единственный сын. — Вера одним махом опустошила виски. — Марк все свое детство был хмур, не видел материнской ласки. А когда я осознала, что свобода, к которой я так рвалась, сломала мои крылья, разбив попутно сердце мужа и сделав сына замкнутым… Мне захотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать.

"Она намекает на попытку самоубийства? " — подумала я изумлённо.

Это было дикостью — лишать себя жизни, когда твой ребенок ещё не успел уверенно встать на ноги. Но разве я в праве осуждать её, живя в жестоком мире, где каждый сражается как умеет?

— Мне жаль, Вера Павловна.

Прозвучавшие слова повисли между нами.

— Возможно, я не имею права задавать тебе этот вопрос, Кира, но все же рискну. Что ты чувствуешь к моему сыну?

Горячий румянец залил мои щёки и нахмурившись от собственной реакции, я неуверенно проблеяла:

— Думаю, это… сложно охарактеризовать каким-то одним словом…

— Ты не любишь его, — горько усмехнулась женщина, прервав меня на полуслове. — Такая же, как я в молодости — рвешься на свободу.

Стало не по себе, когда она сократила расстояние, остановившись буквально в паре сантиметров от меня.

— Дорогая, я не позволю тебе повторить мою ошибку.

— Что?

Я удивленно вскинула брови и, борясь с желанием бежать отсюда, скосила взгляд в сторону двери.

— Ты не разобьешь сердце моему сыну! — ядовито прошипела Вера Ризван. — Иначе, я тебя уничтожу! УНИЧТОЖУ, поняла меня? Если продолжишь в том же духе, Кира… Если и дальше будешь отталкивать его…

— О чем вы? Я не понимаю.

— Я видела вас в гостиной. Как Марк лез на тебя. Как мой сын выпрашивал хоть немного любви.

А ведь Марк предупреждал меня. Вот же чёрт…

— Простите, но это не ваше дело.

Вера Павловна осмотрела меня с ног до головы прежде чем задать новый вопрос.

— У вас была интимная связь?

Я густо покраснела, чем заставила маму Марка звонко рассмеяться.

— Что ж, времени мой сын зря не теряет.

— Вера Павловна, — я старалась контролировать свои эмоции, но эта женщина абсолютно точно вела себя нахраписто и в некоторых моментах даже нахально. — Вам не стоит использовать меня, чтобы наладить отношения с сыном. Вы справитесь без посторонних. Просто поговорите с ним.

— Тебе явно нравится перекладывать ответственность за ваше общее будущее на плечи моего сына, — глумливо выдала она. — Но так будет не всегда. Я объявляю сегодняшний вечер — днем перемен. Да, да! Не хлопай глазками. Сейчас ты пойдёшь наверх в спальню Марка, переоденешься в мой подарок и этой ночью… сделаешь всё, что хочет мой сын. Я повторяю — сделаешь всё! Я, наконец, увижу его счастливым. Я буду уверена, что моего единственного сына ЛЮБЯТ! Ты меня поняла?

Слезы обиды ослепили мои глаза и в этот же миг на жемчужном платье кляксой разлилось пятно янтарного цвета.

— Ой, прости… — игриво выдала Вера Павловна, убирая пустой стакан после опрокинутого на меня алкоголя. — Бокал оказался такой тяжёлый…

Меня ранили в самое сердце. Обидно до зубного скрежета. Но ведь Марк не оставит меня, да? Он обещал прийти и забрать.

— Переоденься, милая.