Самая длинная ночь

4

Конечно, хорошо бы, чтобы голос не дрожал. И руки не тряслись. И ноги не подгибались. И чтобы исчез этот идиотский румянец на щеках…

– Проходите.

– Где Элиза?

– Вы не смеете ее будить!

– Господи, как вы мне надоели! Просто скажите, куда идти, и все! Наверх?

И наглый лягушатник решительно направился к ступеням, ведущим на второй этаж. Джессика сама поразилась своей прыти, но в считанные секунды догнала его и схватила за руку.

Должно быть, именно так его предки смотрели на муху, усевшуюся на их латы. Хотя нет, что-то странное полыхнуло в черных глазах, и Джессика, неожиданно устыдившись чего-то, убрала руку. Смешно, но… полное ощущение, что их обоих шарахнуло током. Этого же не может быть?

– Не понял, вы что-то хотели?

Она нервно сглотнула и попятилась. Совершенно отчетливо в ее мозгу пронесся точный ответ на этот вопрос: да, хочу, вас.

Вместо этого она произнесла, запинаясь:

– Вы должны мне обещать…

– Что еще?

– Не будить ее.

– То есть вы заботитесь о моей племяннице, и потому…

– Да! Я забочусь о моей племяннице! И не просто забочусь. Я ее люблю, слышите? Я обожаю ее, от маленьких пяток до золотистой макушки, маленькую мою принцессу с золотыми волосами, настрадавшуюся маленькую девочку, оставшуюся одну, я ее обожаю! Вам это понятно?!

В ее голосе были и слезы, и боль, и вызов, но Арман Рено этого вызова не принял. Напротив, что-то изменилось, смягчилось в огненном взгляде, теперь он смотрел на девушку с явной симпатией.

– Джессика? Послушайте меня. Я обещаю, что не разбужу Элизу. Поймите, больше всего на свете я хочу увидеть девочку. Просто увидеть. После этих месяцев…

– Но вы ее не заберете?!

– Я за этим приехал. Все бумаги готовы. Ее ждет семья. Дом. Франция.

Она отшатнулась и в ужасе прошептала:

– То есть вы собираетесь просто взять ее, словно щенка, посадить в самолет и увезти из страны?

– Я что, похож на разбойника? На варвара?

– Не знаю я, как выглядят варвары! И разбойники тоже! Я должна ее защитить. Я ее опекаю!

Темные брови издевательски приподнялись.

– И, позвольте спросить, это официально оформленная опека? Подтвержденная судом и опекунским советом? И у вас есть все бумаги?

Джессика покачнулась. Удар был точен и безжалостен. Она так и не нашла времени, чтобы все это оформить как следует…

– Н-нет.

– В таком случае у вас нет никакого права мешать мне. По закону…

– Да при чем здесь закон!

– При всем! Послушайте, барышня, я по горло сыт вашими подозрениями и обвинениями. Вероятно, в Америке так принято, но я прилетел из Европы. У нас другие правила и другие законы. Кроме того, объективно вы должны признать, что я прав. Элизе лучше жить со своей бабушкой, дядей и в собственном загородном доме, чем вдвоем с молодой и бестолковой тетей в крошечной съемной квартире, не имея даже твердых гарантий, что назавтра их из этой квартиры не попросят!

– Я знаю, для вас важны только деньги…

– Нет, не знаете, черт возьми!!! Все, что вы знаете, вы же сами себе и придумали. И вы меня выслушаете, даже если для этого мне придется вас связать и заткнуть рот кляпом, чтобы вы не перебивали!

– Вот теперь вполне похоже и на разбойника, и на варвара. Но я вас слушаю. Говорите.

Она стояла на лестнице, прямо перед ним, загораживая дорогу к Элль, но, странное дело, Арман не чувствовал больше ни злости, ни желания спорить с ней. Зеленоглазая красавица была ему симпатична. Ее любовь к девочке – очевидна. Арман с тяжелым вздохом поклонился.

– Благодарю, прекрасная дама. Итак, шесть лет назад Франсуа, молодой и горячий упрямый козел, поссорился со всем своим семейством и стал жить отдельно. Через год мы узнали, что у него родилась дочь. Еще полгода мы уговаривали его познакомить малышку с семьей. С вашей сестрой он нас, кстати, так и не познакомил.

Наконец он согласился, что девочка должна знать бабушку и дядю. И он стал приводить Элль к нам в гости, даже оставлять ее ночевать. Если бы вы знали, как радовалась мама! А наша тетушка Кло помолодела прямо на глазах. Для Элль приготовили комнату, Жак построил для нее специальную колясочку, чтобы запрягать пони… Мы учили ее французскому… Но однажды выяснилось, что Франсуа с женой и дочкой уехал в Штаты. Даже не попрощавшись. Он любил вашу сестру. И предпочел ее интересы… Они оба совсем не думали об Элизе, отрывая ее от нас…

Комната Элль опустела… От Франсуа я больше не слышал ни единого слова или объяснения. Как вы думаете, обидно мне было? А маме? И я обижался.

Я обижался, дулся, ругал его и вашу сестру… А потом прибежал Жак, плачущий навзрыд, и сказал, что моего маленького смешного брата Франсуа больше нет. Совсем нет, понимаете? Вы должны понимать, ведь вы потеряли сестру, да еще близнеца.

Я его растил. Я защищал его. Я таскал его на закорках. Я мог отдать за него жизнь. И точно так же я отдам жизнь за его дочку. Мое сердце будет биться только для нее, для золотой Элль! Ведь после известия о смерти Франсуа мы даже не знали… не было ли в самолете вместе с ними и малышки… Это был ад!

– Какой ужас! Как же вы это вынесли! Не знать даже, жива ли она… Если вы не лжете, конечно.

– Лгу? Это правда, барышня. Чистая правда, хотя я предпочел бы, чтобы это было не так. Вы не представляете, что это за пытка, как мы все жили эти месяцы! И теперь, когда эти мучения кончены, вы даже не подпускаете меня к Элизе!

Джессика вспыхнула и сердито посмотрела на Армана.

– Я… Откуда мне было знать, какой вы распрекрасный и замечательный дядюшка?! Теперь я знаю две абсолютно разные истории, и что мне делать в такой ситуации? То, что вы рассказали, такая жестокость, такая несправедливость…

– Франсуа ударил больно и даже не заметил этого.

– Фрэнки был добрым и любящим мужем и отцом. Он никогда не говорил о вас плохо. Тогда почему он так поступил с вами? За что?

Чувственный рот затвердел, превратился в узкую полоску побледневшей кожи.

– Я не намерен об этом говорить.

Она сразу поняла, что спорить бесполезно. В черных глазах Армана Рено горел такой огонь, что ей стало не по себе. Что же такое могло произойти между добрым и веселым обалдуем Франсуа, Рыжиком Фрэнки, и его семьей? Особенно между ним и Арманом? Зачем Фрэнки так поступил?

– Все равно я не знаю всей истории. И я не могу позволить…

– Джессика. Я пытаюсь помнить о хороших манерах. Изо всех сил пытаюсь, честное слово. Но терпение мое на исходе. Обычно я человек сдержанный, но не в данном случае. Последний раз спрашиваю вас: вы отведете меня к Элизе или я пойду к ней сам?

– Но я боюсь, что вы ее заберете!

– Естественно, заберу!!! Она плоть от плоти, кровь от крови моей, если вы еще помните Библию! Девочке нужен нормальный, удобный, хороший дом и семья.

Джессику душили слезы. Он не лгал, этот черноглазый красавец, он действительно любил и страдал без своей племянницы, он имел полное право забрать Элисон, но именно от этого и было хуже всего. Девушка покачнулась, комната почему-то стала медленно розоветь и гаснуть в каком-то тумане, а потом сильные руки подхватили ее и не дали окончательно упасть на пол.

– Что с вами, Джессика?

– Это… это страх… Вернее, ужас…

– О чем вы? Что вы имеете в виду?

Черные глаза были так близко, так оглушительно близко… Только бы не утонуть в их бездонной глубине!

– Я боюсь. Я очень боюсь, что вы заберете ее прямо сейчас. А она маленькая, Арман, она испугается до смерти. Умоляю вас… умоляю, Арман, не забирайте ее, побудьте здесь немного, дайте мне рассказать вам об Элли… и ее проблемах, дайте ей тоже время привыкнуть к вам!

– Я не понимаю… Она что, больна? Ей… причинили какой-то вред в приюте?

– О нет, физически она не пострадала! Но у нее шок и сильный стресс. Она уже достаточно взрослая, чтобы понять случившееся. Но оказалась еще слишком мала, чтобы пережить это. Отпустите меня, пожалуйста. Мне больно.

– Извините. Простите, ради бога. Я слишком взвинчен и не понимаю, что творю.

Он поспешно отпустил ее и почти нежно провел по плечу… Это простое движение вызвало такую бурю в ее теле, что Джессика испугалась. Она слегка попятилась и шепнула:

– Вы меня напугали. В какой-то момент я опасалась худшего… Ладно. Пойдемте. Вы увидите, какая она… красавица! А потом поговорим, ладно?

Арман нахмурился, а затем решительно кивнул.

– Ладно. Поговорим. Но только недолго. К утру мы должны собраться и ехать в аэропорт.

Джессика едва сдержала стон. И все же надежда еще была. Она постарается убедить Армана!

Слезы заблестели в изумрудных глазах, и Арман неожиданно привлек ее к себе. Джессика понимала, что надо бы отстраниться, но не могла. Слишком хорошо и спокойно она чувствовала себя в этих спокойных и сильных руках.

Ее обнимали мужчины, немногие, но обнимали. Только затем, чтобы поцеловать потом. А вот так, просто, заботливо и нежно, лаская и успокаивая, – никогда. Джессика устало прильнула к широкой груди и прикрыла глаза. Я всего на секундочку, вяло подумала она.

– Простите меня. Я совсем рассиропилась… даже рубашку вам слезами намочила.

– Высохнет.

– Обычно я вполне адекватная и здравомыслящая, но сейчас… когда речь идет об Элли…

– Почему?

Ну как это ему объяснить! Разве поймет он это своим рациональным умом?

– Не знаю, с чего начать. Это долгая история…

– О небо, только не сейчас. Хватит историй, пожалуйста! Где моя девочка?

Она обреченно махнула рукой.

– Там.

Джессика была уверена, что он решительно войдет в спальню, даже не взглянув на нее, но этого не произошло. Потомок норманнских баронов замер у двери. Его рука, протянутая к ручке, дрожала. По лицу пробежала судорога. Наконец Арман Рено набрался мужества и шагнул в темноту комнаты.

На негнущихся ногах Джессика Лидделл медленно последовала за ним и замерла на пороге, не в силах ни смотреть на открывшуюся картину, ни отвести от нее глаз.

Золотистые кудряшки Элисон разметались по подушке, один пухлый кулачок свесился вниз, другой, с оттопыренным большим, но очень маленьким пальчиком лежал на груди. Сейчас она особенно походила на маленького и смертельно уставшего ангела.

А перед кроватью застыл коленопреклоненный архангел, прекрасный и грозный, но такой беззащитный и счастливый сейчас. Арман Рено благоговейно поднес к губам краешек одеяла и прошептал:

– Маленькая принцесса… ангел мой любимый… какая же ты стала большая… ты настоящая красавица… золотая Элль, Элль Солнышко!

Он, не отрываясь, смотрел на спящую девочку, и Джессика в отчаянии понимала, что им движет только любовь, огромная и настоящая любовь, а это значит…

Это значит, что Джессика больше не нужна.

Странно, но сейчас ее занимали и другие мысли. Как он, должно быть, страдал. Сколько пережил за эти годы разлуки и неизвестности.

Она перевела взгляд на спящую Элисон. Странно, но она походила на дядю куда больше, чем на своего родного отца. Фрэнк был рыжеватым плотным блондином с добрым, но простоватым лицом, Моника, естественно, тоже была медно-рыжей. Однако маленькая Элисон унаследовала светлые золотистые локоны и черные глаза… именно от своего родного дяди! Как же они были сейчас похожи! Эти ресницы, этот решительный подбородок, этот тонкий, породистый нос…

Как она сможет жить без Элли? Как представить себе вечер без сказки на ночь, без доверчиво прижавшейся к твоему животу золотистой головки, без поцелуя на ночь в щечку, по сравнению с которой лепесток розы – наждачная бумага.

Да, Арман Рено любит свою племянницу. Это видно, это не подлежит сомнению.

И только тоненький, подлый голос внутри нее все сокрушался. Зачем он прилетел, этот барон-фанфарон? Зачем он был так настойчив и отыскал девочку, тем самым обрекая Джессику на одиночество… хуже, чем на одиночество!

Нет, он не может забрать Элли просто так. Она слишком мала и больна, для нее это будет страшным потрясением. Она боится чужих людей, она испугается большого замка (опять этот замок!), будет плакать, опять превратится в дикую затравленную зверушку, забьется в угол и перестанет кушать… Она никогда не заговорит!

Арман осторожно протянул палец, и малышка инстинктивно ухватилась за него во сне. Демон по имени Ревность впился в сердце Джессики. Раньше это неосознанное, сонное движение принадлежало только ей.

Она не выдержала и, размазывая слезы, торопливо вернулась в гостиную.