Далтон стремительно вошел в «клуб», за ним торопливо следовал Джеймс.
– Ты абсолютно в этом уверен? – Джеймс бросил плащ на одно из кресел, предназначенных для «клиентов», и ослабил узел галстука. – Прошлой ночью ты думал, что они собираются убить тебя, помнишь?
– Я не могу рассчитывать на их доверие, если сам им не доверяю. – Далтон мрачно улыбнулся. – Кстати, это хорошая идея. Тебе следует запомнить ее и взять на вооружение, когда станешь шефом.
– Я? – Джеймс от удивления раскрыл рот. – Моя кандидатура все еще подлежит рассмотрению?
– Поговорим об этом позже. – Далтон распахнул дверь в святую святых «клуба», о которой простые смертные понятия не имели. Народу набилось – яблоку негде упасть. Собрались все «лжецы». Увидев Далтона, они оцепенели.
Он прошел в переднюю часть комнаты, где стоял Стаббс, председательствовавший на этом сборище.
– Решаете, как со мной расправиться?
Стаббс моргнул, затем спустился с невидимого подиума, бросил взгляд на Керта и сел за соседний стол. Джеймс опустился в кресло, лениво потирая плечо и делая вид, будто рассматривает мрачные и скучные портреты на стенах. Но Далтон знал, что за его показным спокойствием скрывается жгучее, едва сдерживаемое любопытство.
Далтон окинул взглядом «лжецов». Они пристально смотрели на него. Так бывало всякий раз, как он появлялся. По крайней мере последние несколько недель.
– Джентльмены, я требую внимания, поскольку ночью нам предстоит операция.
Ответом было молчание. Этого следовало ожидать. Хорошо еще, что они не сделали попытки его убить.
Пока.
Это был своего рода прогресс. Теперь надо заставить их сплотиться и последовать за ним. Далтон прокручивал в уме возможные доводы и аргументы.
«Доверяй им».
Ход его мыслей замедлился, стал спокойнее. Есть единственный способ завоевать их доверие. Далтон знал, какой именно.
– Джентльмены, хочу вам кое-что рассказать.
Он поведал им обо всем, начиная с того момента, когда ему предложили занять место Ливерпула в «Королевской четверке» – о своем последующем руководстве «клубом» и об истинных причинах, побудивших его лично заняться поиском Торогуда, – обо всем, вплоть до того момента, когда вынужден был молча наблюдать за тем, как Ливерпул взял под арест Клару.
Далтон не утаил ничего. Даже признался в совершенных ошибках.
– Теперь у вас есть преимущество передо мной, – закончил он свой рассказ. – Мне нужна ваша помощь, но я ничего не могу предложить вам взамен. Я даже не знаю, буду ли и дальше руководить вами, не знаю, какому наказанию подвергнет меня Ливерпул.
Далтон умолк, чувствуя себя совершенно опустошенным. Теперь все зависело только от них, от этой пестрой толпы верных безумцев. Вопрос заключался в одном: кому они верны?
Некоторые мужчины посмотрели на Керта, ожидая его реакции. Керт являлся самым старым членом организации. Шанс выжить был невысок в эти трудные времена, но Керт всегда казался неуязвимым, скалой в бушующем приливе. А кто был авторитетом для него самого?
Керт посмотрел на Джеймса, который ответил великану удивленным взглядом, словно вопрошая: «Кто, я?»
Затем Джеймс встал. Далтон ждал. Джеймс всегда оставался для него загадкой. Неофициально он всегда поддерживал его, однако никогда не способствовал продвижению Далтона на руководящий пост.
Джеймс прочистил горло.
– Я… я не знаю, почему вас интересует мое мнение, учитывая то, сколько хлопот я вам доставил.
Керт буркнул:
– Старая песня, парень.
Джеймс обвел взглядом присутствующих. Далтон мог представить, что Джеймс видит и тех, кого сейчас нет среди них.
– Я считаю, что он наш человек.
Керт вновь кивнул. Все взгляды обратились к Далтону.
Стаббс подался вперед:
– Итак, к чему нам готовиться, шеф?
Фиблс неловко одернул свой новый жилет и нервно поправил галстук. Он чувствовал себя загнанной лисой, несмотря на заверения Баттона в том, что он прекрасно будет смотреться в вестибюлях здания парламента. Он совершенно не походил на себя самого: волосы были разделены ровным пробором и напомажены. Простые очки придавали ему вид рядового секретаря.
«Ты должен выглядеть как мелкий чиновник, – напоминал он себе, – как неприметный бумажный червь, который допоздна работал, приводя в порядок чужие дела».
Лорд Ливерпул появился на верхней площадке великолепной лестницы, он наконец-то закончил работу и собирался уходить. Пора было начинать спектакль. Фиблс прижал кипу бумаг к груди и начал стремительно подниматься по ступенькам, что-то суетливо бормоча себе под нос.
Раз… два… Он находился на одну ступеньку ниже Ливерпула. Три. Он зацепился носком за нижнюю ступеньку и, притворившись, что споткнулся, начал падать прямо на мужчину слева от Ливерпула. Мужчина инстинктивно шарахнулся в сторону, позволив Фиблсу осыпать его светлость разлетевшимися бумагами.
Фиблс с помощью Баттона заучил только одну фразу на правильном, чопорно-книжном языке.
Он начал старательно отряхивать его светлость, словно это были не документы, а содержимое мусорного ящика.
– О Боже, как я неловок! О Боже, как я неловок! О Боже, О Боже!
Ливерпул с недовольным видом сделал шаг назад, поднявшись на одну ступеньку.
– Со мной все в порядке, не стоит беспокоиться. Возможно, вам следует заняться своими бумагами и привести их в порядок?
Фиблс посмотрел под ноги на устроенный им беспорядок и в ужасе завопил:
– О Боже!
Ливерпул и его коллега продолжили свой путь, даже не оглянувшись, но Фиблс продолжал представление, пока не собрал все свои бумаги, а пронумерованный ключ, который ранее находился в кармане жилета Ливерпула, теперь перекочевал в его собственный. Потом он поспешил к выходу на улицу, где в неприметном экипаже его ожидал Стаббс. Пора было приступать к осуществлению плана.
Баттон возился с золотым галуном на огромном красном мундире, который он подгонял на пыхтящем от раздражения Керте. Поскольку солдатам не дозволялось носить длинные волосы, Керт поднял свои спутанные пряди, чтобы скрыть их под высокой медвежьей шапкой командира Королевской гвардии.
Шапка была настоящей, украденной из гвардейского караула. Однако там не нашлось такого мундира, который мог бы налезть на гигантскую фигуру главного убийцы «клуба», поэтому некое подобие формы из красной шерсти, украшенной золотым галуном, соорудил Баттон, который в данный момент продолжал озабоченно ворчать, что золотые пуговицы не совсем подходят к форме.
– Не переживай, Баттон. Думаешь, тот, кто увидит такое лицо, станет обращать внимание на отделку униформы?
Керт медленно повернулся, утянув за собой вцепившегося в него камердинера, и сердито посмотрел на Джеймса. Тот лишь улыбнулся великану:
– Ладно, не сердись, Керт. Ты же знаешь, что я люблю тебя как брата, не так ли?
Керт проворчал что-то в ответ, потом с силой отбросил от себя Баттона, словно присосавшуюся пиявку.
– Хорошо. А сейчас уходи.
Баттон фыркнул:
– Никто не ценит совершенства. И с какой стати я так стараюсь, позвольте спросить?
Он собрал свои портновские принадлежности и вышел из комнаты. Из коридора еще долго доносилось его ворчание:
– «Хорошо», говорит. Гениально, скажу я вам, но разве кто-то может это оценить? Вряд ли.
Джеймс с ухмылкой посмотрел на Керта:
– Лучше быть поосторожнее. Вспомни, как этот гениальный камердинер разодел Далтона, когда начиналась вся эта история. Как тебе понравятся разлетающиеся кружевные манжеты и высокие каблуки?
Керт вновь хрюкнул, но ничего не сказал. По правде говоря, Джеймс сомневался, что ему грозит какая-либо опасность со стороны Баттона, поскольку камердинер по-настоящему пристрастился к его знаменитому птифуру.
Одна только мысль о кулинарных способностях Керта вызвала урчание в желудке Джеймса. К сожалению, этот убийца был слишком занят подготовкой к сегодняшнему мероприятию, чтобы уделить время чудесам кулинарии. Джеймс с грустью осознал, что ему придется подождать до завтра, чтобы насладиться своим любимым ягодным бисквитом со сливками.
Керт услышал, как заурчало в желудке у Джеймса, и воспринял это как комплимент в свой адрес, что вполне соответствовало действительности.
– Запасся крыжовником, – проворчал он в своей обычной манере. – И свежими сливками, и маслом.
У Джеймса задрожали колени.
– Может, мы пораньше вернемся сегодня вечером? Надежда умирает последней.
Керт пожал плечами и натянул поверх мундира свой похожий на палатку плащ. Сунув шляпу под мышку, он повернулся и без единого слова вышел из комнаты. Джеймс схватил свой плащ и последовал за ним.
– Если ты затеешь кекс со взбитым белком сегодня…
Клара уткнулась лбом в скрещенные руки. Что-то насторожило ее, но она никак не могла открыть глаза. Возможно, ей просто почудилось.
Слабый звук поворачивающегося в дверном замке ключа окончательно разбудил ее. Она поднялась и посмотрела на дверь. Кто бы это мог быть в столь поздний час?
Дверь распахнулась, и она заморгала от яркого света в вестибюле. Потом появился гигант. Увидев его, Клара пришла в неописуемый ужас.
Керт.
Все ясно. Ливерпул принял решение. От нее просто избавятся…
Великан шагнул вперед и навис над ней. Потом перевел взгляд на лежавший на столе рисунок. Клара оставила его на видном месте, чтобы эти ужасные чернила могли высохнуть. Ей следовало как-то спрятать его. Если у нее отнимут эту единственную соломинку, за ее жизнь не дадут ни гроша.
Ей показалось, что пуговицы Керта закачались у нее перед глазами. Потом она услышала поднимающийся из глубины его груди звук, напоминавший хруст гравия. Он смеялся!
Клара схватила уже высохший рисунок и скатала, стараясь держаться подальше от великана.
Минуту он смотрел на нее из-под тяжелых век, потом повернулся и, схватив ее саквояж, сунул его под мышку.
– Пора уходить! – прорычал он, взял ее за руку и потащил за собой.
Он не причинил ей боли, сопротивляться она не могла. Ноги едва касались пола, когда он вел ее через вестибюль к другому дверному проему. Это была обычная узкая дверь, неприметно встроенная в стенной панели. Возможно, служебный вход для прислуги?
Керт дважды постучал, потом открыл панель. Он втолкнул ее внутрь и тотчас закрыл в темном пространстве.
Послышалось какое-то царапанье, затем возникло слабое неровное пламя. Перед ней стоял мужчина, державший в руках тонкую горящую щепку и моток веревки, на его лице играла небрежная лихая ухмылка.
Клара глазам своим не верила.
– Монти?
Далтон замер.
– К вашим услугам.
Она спохватилась:
– Я… Я просто испугалась… Я…
С какой стати она оправдывается перед человеком, который ее похищает? И ведь это уже не впервые! Она окончательно пришла в себя.
– Что вам угодно, милорд?
Он смотрел на нее прищурившись.
– Пожалуй, «Монти» мне нравится больше.
Он поднес конец горящей щепы к свече, стоявшей на деревянном ящике. Это помещение напоминало кладовую для дворцовой прислуги. Далтон начал пропускать веревку через руки, образуя скользящую петлю на одном конце.
Клара не знала, что и думать. Керт и Далтон действуют сообща. Это хорошо или плохо? Что они затеяли?
Он остановился, внимательно глядя на нее. Очертания его мускулистого тела в черном выглядели так потрясающе, что она на мгновение поддалась бесплодным мечтаниям. Недоставало лишь шелковой маски и их чердака.
«Где твой здравый смысл? Похоже, ты утратила способность рассуждать логично!» Клара одернула себя. Далтон продолжал заниматься веревкой, делая из нее некое подобие упряжи. Клара поняла, что он вновь похищает ее.
– Я не могу отсюда уйти! Ливерпул снова поймает меня. И уж тогда мне конец.
– Черт подери! – раздраженно воскликнул Далтон, привлек ее к себе и приник губами к ее губам.
Еще секунду назад она даже не могла вспомнить, с какой силой реагировало ее тело на его прикосновения, но как только их губы слились, волна воспоминаний захлестнула ее. Колени у нее подкосились, пульс участился, руки обвили его шею.
Далтон высвободился из ее объятий.
– Представь, что будет, если ты этого не сделаешь, – произнес он.
Она не сразу поняла, что Далтон имеет в виду.
Видимо, он хотел сказать, что будет, если она не попытается сбежать от Ливерпула. Вспомнив, что несколькими мгновениями раньше она была уверена в своей обреченности, Клара кивнула:
– Возможно, ты прав.
Она приподняла юбку и засунула свернутый рисунок в подвязку.
– Нам пора? – Она потянулась к веревочной упряжи.
Далтон молча помог ей надеть снаряжение, и она заметила, что его дыхание слегка участилось, а руки задержались на ней чуть дольше, чем это было необходимо.
Потом он повернулся и начал возиться с чем-то позади него, Клара впервые заметила необычный, встроенный в стену буфет. Далтон открыл его, и стал виден темнеющий ствол шахты. Клара взяла свечу и, наклонившись, осторожно заглянула вниз. Шахта уходила так глубоко, что вскоре исчезла во мраке. Теплый поток воздуха играл спутанными прядями ее волос. Она почувствовала запах… щелока?
Клара приподняла голову и на мгновение закрыла глаза.
– Хочешь спустить меня по бельевому желобу?
Он кивнул, очень довольный собой.
– Мы незаметно доставим тебя в подвал. Ночью здесь никто не работает, и мы можем воспользоваться тоннелем, ведущим в часовню Святого Стефана. А там нас уже ждет Стаббс с экипажем.
Клара вздохнула.
– Когда-нибудь мы все-таки должны вернуться к вопросу об использовании дверей.
Но не сейчас. Ухватившись за край отверстия, она с помощью Далтона сначала опустила туда ноги и сидела на краю дыры. Шершавые доски впивались ей в бедра. Далтон коснулся ее лица.
– Будь осторожна, моя Клара.
Она посмотрела в его серебристые глаза и была потрясена. Перед ней был настоящий Далтон. Такой, каким она его знала. И любила. Без маски.
Клара с любопытством оглядывалась вокруг. Она находилась в самом секретном в истории Англии учреждении. Традиционном джентльменском «клубе», логове шпионов. Клара никак не ожидала, что ей будет здесь оказан теплый прием. Керт принес ей блюдо бисквитов со сливками. Она оценила угощение и съела один бисквит, чтобы порадовать его.
Баттон, чопорный элегантный мужчина, развлекал ее историями из своей театральной жизни, уверяя Клару, что они являются прекрасным материалом для ее рисунков.
Неряшливый маленький человечек, который показался ей смутно знакомым, застенчиво протянул ей позолоченный гребень для волос. Она торжественно поблагодарила его и благоразумно удержалась от вопроса о происхождении этого предмета.
– Вы сделали хорошее дело, вернув нам этого джентльмена, – застенчиво произнес Стаббс. Молодой человек, исполнявший обязанности привратника, буквально потерял голову, увидев ее. Клара готова была держать пари, что влюбляется он не реже одного раза в час.
Далтон и Джеймс Каннингтон сидели в углу просторной комнаты и о чем-то совещались. Далтон не сводил с нее глаз, она убеждалась в этом каждый раз, когда поднимала голову, чувствуя на себе его взгляд. Это было забавно, тем более что между ними ничего не могло быть. Если забыть об одном довольно поразительном предложении, сделанном им ранее…
Когда она только что прибыла и была представлена членам «клуба», Далтон отвел ее в сторонку.
– Пойми, эта история еще не закончилась. Ливерпул приедет за тобой.
Клара кивнула:
– Я знаю. Придется ему объяснить, что он не может распоряжаться нашей… моей жизнью.
– Это не так просто, Клара. Ты для Ливерпула головная боль, а он этого не любит.
– Думаю, увидев это, он оставит меня в покое.
Она достала из сумки клочок обоев и протянула Далтону. Взглянув на рисунок, Далтон, ошеломленный, покачал головой:
– От этого рисунка пахнет изменой. С Ливерпулом лучше не связываться. Он очень опасен.
– Знаю, на себе испытала. Но другого способа вернуться к нормальной жизни не вижу. Этот способ не сработает.
– Страшно подумать, что будет, если ты схватишь этого тигра за хвост. Ливерпул способен на все.
– В крайнем случае сбегу в Вест-Индию, – пробормотала Клара.
– Ты можешь работать на меня.
На ее лице отразилось такое же удивление, какое он чувствовал в своей душе. И тем не менее Далтон продолжил:
– У «лжецов» никогда не было хорошей системы идентификации подозреваемых. Хочу предложить тебе работу в качестве официального художника и учителя рисования при «Клубе лжецов».
– Превосходно! Я не могу преподавать рисование даже в школе, не хватает способностей. Мои акварели холодноваты, а картины, написанные маслом, отвратительны.
– В таком случае это единственное место, где ты могла бы преподавать. Нашим молодым «лжецам» очень пригодилось бы умение набросать портрет подозреваемого, чтобы можно было себе представить его внешность. Обладай я такими способностями, Джеймс вычислил бы Натаниеля Рирдона несколькими днями ранее, и это спасло бы нас от многих неприятностей.
Помолчав, Клара сказала:
– Полагаю, нам не стоит поддерживать отношения в дальнейшем. Это не принесет счастья ни мне, ни тебе.
Клара отвернулась, едва сдерживая слезы.