Рейс задерживают, и в Москву мы вылетаем около полуночи. Родных я не предупредила, что буду сегодня дома. Решила сделать это постфактум. Если есть возможность оттянуть момент встречи хотя бы на несколько часов и самой ее спланировать, лучше этим воспользоваться.
— Ты переночуешь с нами в отеле или домой поедешь? — спрашивает Ильмира, когда мы выходим из аэропорта.
— Домой поеду, — обманываю я, сжимая в кармане пиджака ключи от квартиры Андрея.
Хочу еще немного побыть одна, заодно увижу, изменилось ли хоть что-то в квартире. По идее, все должно остаться как есть. Нас обоих долго не было в Москве.
— Тогда позвони, как будешь дома. Я за тебя переживаю. — Подруга обнимает меня.
Кирилл загружает сумку в багажник. Я сажусь в такси и уезжаю, впервые за долгое время оставшись одна, без поддержки Ильмиры.
Хотя, по сути, человек всегда один. И часто сам придумывает себе рамки и ограничения. Что я и сделала, когда узнала о своей беременности. Нет бы позвонить матери и рассказать о ребенке, но, поддавшись шоку и эмоциям, я промолчала. Если бы тогда не испугалась, не пришлось бы сейчас так трястись перед встречей с родными.
Что зря приехала в квартиру, где была счастлива с Ковалёвым, понимаю, лишь переступив ее порог.
Ремонт Андрей сделал. И детскую тоже предусмотрел. Не знаю, кто родится у них с Натали, но судя по преобладанию голубых оттенков, это будет мальчик.
Я долго стою в детской и смотрю на нежную роспись стен, не в силах сдвинуться с места.
Как порой несправедлива жизнь. Почему одним счастье достается сразу, а другим — через страдания? Хотя это неправильные рассуждения.
Осмотрев весь дом, вспоминаю эскизы, которые бабуля все время пыталась мне подсунуть. Вместо одной из спален она сделала детскую. Надо ей позвонить и сказать, что с цветом вышла ошибка. Или пусть добавят еще одну комнату: у Ковалёва так-то два ребенка будет. Только сейчас осознаю, чего на самом деле лишила себя, скрывая беременность. Отсутствие поддержки близких — такова цена моего влечения к Андрею.
Сажусь на диван в гостиной и осматриваюсь по сторонам. Здесь все новое и будто ждет появления хозяина.
Получается, Натали согласилась после родов приехать в Россию? Ковалёв попросил бабушку подготовить все к его возвращению, решив привезти малыша для знакомства с родными? Наверное, мне всерьез нужно подумать над тем, чтобы остаться в Калининграде. Не смогу такое вынести. Закрываю руками лицо и опять плачу.
Несмотря на то что тяжело здесь находиться, я решаю остаться. Еще одну ночь провести с терзающими меня сомнениями, а потом стойко принимать взгляды родных и их вопросы. И просто ждать рождения своей крошки. Может, беременность не сразу заметят? В огромной толстовке, которая на пару размеров больше моего обычного, живот не так бросается в глаза.
Кто бы знал, как я запуталась и как мне страшно!
Умывшись, иду спать, прокручивая в голове недавний разговор с бабушкой. На вопрос, приедет ли Андрей, она ответила, что пока неизвестно.
Хочется и одновременно не хочется увидеть Ковалёва. За грудиной ноет при мысли о встрече с ним. Пусть я никогда не была идеальной дочерью, пусть всегда взбалмошна, эмоциональна и импульсивна, но в своих чувствах к родным я искренна. Даже к Андрею. С самого детства к нему тянулась, но натыкалась на стену равнодушия. Злилась и хотела ее пробить. Любыми способами. Наконец-то пробила...
Глажу живот и засыпаю, так и держа на нем ладонь. Удивительно, беременность и походы к врачам принесли в мою жизнь столько тревог и боли, но стоит подумать, что эта малышка — самый близкий и родной мне человек, как внутри появляются умиротворение и спокойствие, а душа наполняется нежностью. Отчасти я даже благодарна судьбе, что испытываю столь разнообразную и сложную гамму чувств.
Все хорошие мысли рассеиваются, когда наутро я просыпаюсь мокрая от слез. Из груди рвутся судорожные рыдания. Недавно вспоминала, что прабабушка перестала мне сниться… Лучше бы это продолжалось как можно дольше.
Сильно зажмурившись, пытаюсь дышать и забыть о кошмаре. Это неправда. Не может ею быть. Хотя все врачи как один говорили о прерывании беременности и о том, что в противном случае я рожу больного ребенка.
Трясущимися руками убираю следы своего присутствия в квартире и, вызвав такси, иду к лифту. Отвечаю Ильмире, что у меня все нормально и родные пока не догадались о беременности, а сама я не решаюсь признаться. Опять вру, хотя подруга этого не заслужила.
В такси набираю маму и говорю, что прилетела. Она сообщает, что дома сейчас никого нет и я могла бы заранее сказать, что приеду: она бы прислала водителя или сама меня встретила.
Могла бы предупредить, мамуль, но... не смогла. Сложно.
Родной дом встречает тишиной и яркими вспышками воспоминаний, которые едва не сбивают с ног. Прямо в прихожей. Я словно чувствую аромат тюльпанов и того пьянящего счастья, в котором купалась, когда у нас с Андреем все было хорошо.
Крошка внутри ощутимо пинается. Каждый раз это происходит, стоит мне развести сырость. Так малышка выражает протест? Ладно, больше не буду. Вообще, я зову дочку Бусинкой. Потому что представляю ее совсем маленькой и почти незаметной.
В гостиной все по-прежнему, в моей комнате также. Даже в спальне близнецов как всегда вечный погром. Не изменилось ровным счетом ничего. И в то же время уже ничего не будет как прежде.
Я сажусь на кровать и смотрю на Тайсона — подарок Андрея. Боль по новой пронзает внутренности. Перед глазами всплывает ночной кошмар. Я правильно поступила, приехав домой, — это совершенно точно. Мне понадобится поддержка близких. Одна не справлюсь.
Достаю телефон из кармана джинсов и звоню бабуле, которая, забросив дела в фонде, теперь почти безвылазно сидит в больнице под дверью в реанимацию. Сердце сжимается, когда слышу грустный голос в трубке, хотя бабушка и старается, чтобы он звучал бодрее. Я говорю, что прилетела и скоро буду у нее.
Вызываю такси и иду переодеваться. Моя машина осталась в Калининграде, да и не помню, когда садилась за руль в последний раз. Наверное, недели три назад, а может, и того больше. При малейшем стрессе во время движения я становлюсь рассеянной. Зачем рисковать?
Дорогой опять думаю об Андрее. Выше моих сил — ничего к нему не чувствовать.
Узнаю в регистратуре, как пройти в отделение реанимации. Медсестра выдает пропуск, и я поднимаюсь на третий этаж.
Бабушка выглядит разбитой и уставшей. На ней, как всегда, идеальный костюм. Вид безупречный, но глаза... В них столько отчаяния и страха. Я впервые вижу ее такой растерянной и подавленной.
Сажусь рядом и обнимаю. Мы просто молчим какое-то время. Бабуле сейчас тяжело. Они с дедом всю жизнь прожили вместе и очень любят друг друга.
— Если бы Артур был в сознании, знаешь, что бы он сказал? — тихо говорит она, промакивая платком уголки глаз.
Я вопросительно вздергиваю брови.
— Хватит так переживать, Дина. Мне от этого еще хуже становится, — произносит бабушка грубыми голосом, копируя интонации деда. — Эти мысли придают сил. Артур иначе бы себя вел, окажись я на его месте. Он бы не лил слезы, как я.
Тянусь к бабушке и оставляю влажный след на ее щеке.
— Ни разу не видела, чтобы дед плакал, — соглашаюсь.
— Не только ты. Я тоже, — признается она.
— Я тебя раскусила. — Придаю голосу оптимизма: — Когда он очнется, ты будешь делать вид, что примчалась из своего фонда. Вся такая красивая, ухоженная, будто не сидела под дверью в реанимацию сутками напролет с заплаканными глазами.
Бабушка слабо приподнимает уголки губ и кивает.
Господи, да у нас вся семья, оказывается, немного того. Чему удивляться, что я так долго скрывала свое положение? Все делают вид, что всё хорошо, при этом переживая внутри агонию. Только бы не ранить близкого человека своими тяжелыми эмоциями. Придется взять удар на себя и разрушить эту глупую традицию.
— Артур всегда восхищался тем, как уверенно я принимаю решения, гордился, что я посвятила жизнь помощи людям. У нас много фондов, я знаю кучу ужасных, трагических историй. Каждая из них оставляет боль в душе и в то же время дает силы сделать все, чтобы не допустить новой трагедии. Если твоего дедушки не станет, не представляю, как буду вставать по утрам и заниматься тем, на что он меня однажды вдохновил. Рассказать, как мы впервые с ним встретились? Артур увидел у метро молодую девушку, которая лежала на земле с разбитой головой и не могла подняться, даже помощи у прохожих попросить не было сил. Твой дед не остался в стороне и помог.
— Ты никогда об этом не рассказывала…
— Согласись, это не та история, которой хочется делиться с внуками. В тот день я повздорила со своим парнем, он оставил меня одну в незнакомом городе, хулиганы едва не надругались. Спасло, что один из них ударил по лицу и я потеряла сознание. Мерзавцы забрали документы, деньги, личные вещи, и сбежали.
— Бабушка…
Я глажу ее по плечу, пока она предается воспоминаниям. Их одновременно приятно и больно слышать. Мы почти час разговариваем. Или того больше.
— Он обязательно поправится, бабуль, — убеждаю я, когда повисает молчание.
— Очень на это надеюсь, Яна. Ты молодец, что приехала. Янис, кстати, тоже сегодня прилетает. Может, встретишь его? Я точно не смогу, а Эрик весь день за городом. На его плечи сейчас многое свалилось…
— Встречу, конечно, — заверяю бабушку. И не сразу продолжаю: — А… Андрей? Он тоже прилетит, не знаешь? — аккуратно интересуюсь.
— Андрей… — Бабушка печально вздыхает. — Вроде бы собирался. Знаешь же, как они с дедом близки.
— Больше с тобой, — хмыкаю я.
— Ну и со мной тоже, — соглашается она. — Разве бывает много любви? Вы все для меня родные и самые лучшие.
Из больницы я выхожу в растрепанных чувствах после общения с бабушкой. Кажется, она не догадалась о беременности или ей было не до того.
Вызываю такси и еду в аэропорт, уверенная в том, что уж от Яниса точно не удастся скрыть мой живот и бурлящие гормоны.