Я ждал Настю в кафе — пекарне. Ждал и нервничал. Впервые за шесть лет, я чувствовал душевный трепет и волнение. Правда, я уже отвык от этого. Я снова посмотрел на часы и вздохнул. Да, я пришёл рано. Прям, как пацан на первое свидание. И зная Настю, она придёт минута в минуту. Вернее, раньше было бы именно так. Новая Стася выглядела так же, однако вела себя иначе. Она стала более собранной, хотя и выглядела какой-то подавленной, что ли. Серьёзной. А может, мы просто повзрослели?
Я увидел её в окно, и моё сердце глухо застучало в ответ, а пальцы стали подрагивать. Это происходит всякий раз в течение последних нескольких дней, стоит мне увидеть её. И я понимаю, что эта предательская реакция свидетельствует о том, что я так и не смог полностью забыть её. Мне приходится напомнить самому себе, что она разбила мне сердце, чёрт возьми.
Настя вошла в кафе. Её щёки порозовели от мороза, глаза стали ярче и живее с тех пор, как я видел её последний раз. Она явно уже восстановилась после болезни. Увидев меня, её глаза засияли, и она улыбнулась мне. Почти как раньше. Господи, как же она хороша!
— Привет. — я растянул губы в улыбке. — Спасибо, что согласилась прийти.
— Нет проблем. — Настя размотала шарф и скинула куртку. — Отличный выбор места для перекуса.
— Что-то народу много для рабочего дня. — заметил я, подзывая к нашему столику официантку.
— А что ты хотел? Это туристический городок, а сейчас лыжный сезон. — Настя принимает более расслабленную позу, откинувшись на спинку стула. — По улицам бродят и местные жители, и приезжие. Отдыхающие пришли на обед, местные — за выпечкой. Лично я уйду отсюда с хрустящим багетом.
— Добрый день, — К нам подошла официантка, и Настя развернулась, чтобы сделать заказ.
Дожидаясь, когда девушка уйдёт с нашим списком блюд, я рассматривал Настю. И как ей удаётся сохранять такое спокойствие в то время, когда я весь на нервах?
— Ты выглядишь здоровой, — начинаю выстраивать диалог.
— Я проспала почти всё воскресенье и понедельник. — с лёгкой улыбкой говорит Настя, складывая руки на столе, как первоклассница за партой. — Кстати, спасибо за корзину с фруктами. А моя подруга Соня, фотограф со свадьбы, принесла мне суп. Сейчас у меня лишь остаточный кашель. Ничего серьёзного. Болезнь была короткой, хотя и неприятной.
— Ты напугала меня до смерти, когда потеряла сознание. — признаюсь я.
До сих пор, как вспомню — как у неё закатываются глаза и подкашиваются ноги, так сердце замирает. Мне потребовалась всего секунда на решение — броситься вперед и успеть подхватить её.
Принесли часть заказа и пока расставляли тарелки, я сделал глоток чая. Настя сделала то же самое. Отпив глоток, она поставила кружку на стол и спокойно посмотрела мне в глаза.
— Так зачем ты пригласил меня, Денис? — так же спокойно спрашивает она у меня.
А я поспешно глотаю горячий напиток и начинаю кашлять, поскольку чай обжигает горло. Прокашлявшись и вытерев рот салфеткой, я возвращаю свой взгляд на Настю и вижу, как её глаза сверкают, а губы растянуты в ухмылке. Она сидит и наслаждается моим дискомфортом.
— Я хотел извиниться. В воскресенье мы слишком некрасиво расстались. Мне не понравилось, как прошёл наш разговор… — я замялся, вертя кружку на столе и, взглянув на Настю, решил признаться в том, о чём думал последние два дня: — Тогда, шесть лет назад, когда мы расстались, это было не очень… Короче, в этот раз я не хотел бы, чтобы было так же. Если мы должны попрощаться, то я бы хотел, чтобы между нами остались дружеские отношения. — под её пристальным взглядом я сконфуженно добавляю: — Я имею в виду, когда мы попрощаемся.
— Да, конечно. — отмирает она. — А ты здесь до…
— До вечера воскресенья. — я сделал глоток чая, на этот раз не спеша, и вернул чашку на место. — Потом недолго помогу в офисе в городе, всего несколько дней. Ну, а потом домой, в Питер.
У меня есть ещё пять дней. И я планировал покататься на лыжах и сходить в горы. А ещё искупаться в горячих источниках. Всего неделю назад, когда я только собирался на свадьбу, это казалось таким расслабляющим. Теперь же меня тянет к Стасе. Я хочу докопаться до правды и в то же время, понимаю, что лучше всё-таки держаться от неё подальше. Так себе перспективы…
— Итак, — Настя отпила чая. — ты пригласил меня, чтобы извиниться? Мир, дружба, жвачка? — усмехается она.
— Я набросился на тебя утром в номере, а это неправильно. Тем более ты плохо себя чувствовала. — я прервал разговор, так как принесли оставшуюся часть заказа. Подождал пока официантка уйдёт и продолжил: — Тогда я винил тебя за то, что ты разрушила мою жизнь. О нет, конечно же, ты этого не делала, — поспешно заверил я её и не солгал. У меня хорошая жизнь. Удачная карьера. Ничто не разрушено, скорее потускнело. — У меня всё отлично. В целом я счастлив.
— Ты это уже говорил.
— Просто, когда я увидел тебя в вестибюле отеля, я снова начал винить во всём тебя. — уголки губ непроизвольно растягиваются в ухмылке. — Правда в том, что ты ушла. И у тебя, должно быть, нашлась веская причина для этого. А мой выпад — это просто задетая гордость. — Ну, и конечно же, раненое сердце.
— Понятно. — тихо проговорила Настя и потянулась за кружкой с чаем.
Она что, прячется за кружкой, которая к тому же слегка подрагивает? Видимо, у Насти дрожат руки. Неужели она расстроена больше, чем хочет показать?
— У тебя же была веская причина, да? — спрашиваю я и замираю, в ожидании ответа.
— Да, Денис. — Настя ставит кружку на стол, чуть резче, чем надо. — Причина была, клянусь тебе. И я знаю, что причинила тебе боль, хотя на самом деле просто хотела уберечь тебя от ещё большей боли.
И снова между нами повисло молчание. Я понял, что она не собирается вдаваться в подробности. Демонстративно взял вилку и подцепив немного салата, отправил его в рот, абсолютно не чувствуя вкуса. Неловкость и напряжение способны уничтожить любой вкус. Я многое отдал, чтобы между нами всё стало намного проще. Но… вероятно, этого никогда не будет.
Съев половину блюда, я заметил, что Настя так и не прикоснулась к еде. Подняв взгляд, я увидел в её глазах слёзы. Плачет? Стася? От этой картины моё сердце замирает и внутри всё стягивается в узел. Она редко плакала. Почти никогда. Я видел её плачущей всего два раза. Один раз, когда мы расстались. И ещё один на Новый год, когда её мама собиралась приехать к нам, но не смогла.
Настя росла независимым ребёнком матери-одиночки и не привыкла проливать слёзы. И то, что сейчас она так близка к тому, чтобы расплакаться, выбило меня из колеи.
— Стася. — прошептал я и протянул руку, игнорируя собственную гордость. — Прости. Я не хотел тебя расстраивать.
Она качает головой, и две слезинки срываются с её глаз и катятся по её щекам. Настя шмыгает носом и откашливается. Тянется за салфеткой, чтобы промокнуть глаза. Хочется её прижать к себе, поцеловать в губы, в лоб. Глушу в себе этот порыв. Не тороплюсь. И даю ей немного времени прийти в себя, отдышаться.
— Это как-то связано с твоим уходом? — от нерешительности у меня перехватывает горло.
— Я не могу об этом говорить. — Выдыхает она. — Во всяком случае, не здесь.
Её глаза умоляют сменить тему. А я не могу. Не сейчас. Мне нужно кое-что узнать. То, что не даёт мне покоя с того самого ужасного весеннего дня…
— Стась, был кто-то ещё? — произношу я, глядя ей в глаза. — Ты разлюбила меня, потому что полюбила кого-то другого?
Настя резко подрывается со стула, хватает куртку и выбегает на улицу, оставив меня одного. С минуту я сидел, молча смотря на пустой стул напротив, и не мог понять, что мне делать. Бежать за неё? Может, этот побег — своеобразное молчаливое признание? А вдруг она сожалеет? Что тогда? И потом, нельзя убегать, не заплатив по счёту. Налички у меня с собой нет, поэтому пришлось ждать официанта. Извинился, называется. Сгладил воскресное расставание. Хотел, как лучше, а только ещё больше всё запутал…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я расплатился и направился на улицу. Я даже не надеялся увидеть Настю. Поэтому я достал телефон, чтобы отправить ей сообщение, но тут же передумал. Обычно я принимаю решения и выполняю их без раздумий. Человек-действия, так сказать. Но с Настей всё не так…и почему?
Засунув руки в карман, я пошёл по улице к автостоянке на другом конце парка. Я почти дошёл до музея, когда увидел, как мелькнул её шарф — ярко-синий в бело-сером свете дня. Настя шла, обхватив себя руками, словно защищалась от холода. Или чего-то ещё. Я снова расстроил её. И я понимаю, что единственный способ прекратить всё это и жить дальше, — выяснить уже все подробности. Раз и навсегда.
Пусть ответит мне на мои вопросы и дальше спит спокойно.
От этой мысли у меня образовывается большущий плотный ком и перехватывает горло, сердце бешено начинает колотиться, и я бросаюсь её догонять.
Анастасия
«Ты полюбила кого-то другого…»
Я съёжилась от холода, и шла по снегу не зная куда. Просто вперёд. Просто куда-то. И на улице не очень-то холодно. Это скорее холод внутри. Скамейка. Беседка. Может, присесть, остановиться? Только холодно сидеть. Хотя чуть-чуть, пока не так много людей на улице. Все предпочитают прогуливаться по магазинам, либо сидеть в тёплых кафешках или кататься на лыжных склонах. В общем, нужно просто идти дальше и позволить зимнему холоду выморозить из головы мысль, что по мнению Дениса, я могла ему изменить.
«Полюбила другого…»
Я! Которая любила его с первого дня нашего знакомства в школьном классе. Я! Которая никого не подпускала к себе близко и, что скрывать, так и не подпустила до сих пор. Я… я… Хотя с другой стороны, а что ему оставалось думать, если я так и ничего не объяснила? А со стороны, наверное, так и казалось. Я пропадала в больнице, замкнулась в себе, и постепенно решила отдалиться от него. Любой бы заподозрил измену. Как можно винить его за это? Но, сердцу всё равно до доводов рассудка. Сердцу больно, что он так мог вообще подумать. И по щеке медленно стекает жалкая капля.
Очередная беседка была пуста. Это и понятно: в такой холод немногие отважатся проводить время в ней. Во всяком случае, не я. Я лишь рада холодной погоде за моё уединение. Мне нужно чуть освежить голову от мыслей…
— Настя!
Я вся напрягаюсь. Сердце, как и я, на мгновенье замирает. Стенки лёгких больше не выталкивают воздух. Можно было не сомневаться, что он пойдёт за мной. На этой неделе от него просто невозможно отделаться. Я почувствовала невыносимую тяжесть внутри. Ничего не поделаешь, пришло время всё ему рассказать. Это единственный способ обрести покой для всех нас. Годы, проведённые вдали от него, просто позволили мне отодвинуть воспоминания на задний план. Будто ничего и не случилось. Я научилась жить настоящим, игнорируя прошлое.
Теперь больше невозможно отодвигать это. Отрицание — плохой выход.
Я услышала его шаги по ступенькам беседки. Он подошёл к скамейке и тяжело опустился рядом со мной. Ничего не сказав. Просто сел, упершись локтями в колени. И, наверное, думал о том же, о чем и я.
— Никого не было, Денис. — говорю как можно равнодушнее. Посмотрела на озеро и вздохнув, добавляю:. — Больше никого не было. Клянусь. Я никого не любила. — Мой голос всё же срывается и слегка дрожит. — Я никого не любила, кроме тебя.
— Получается, я дурак, — со свистом выдыхает он. — Что всё это время думал так?
— Нет. — качаю головой, по-прежнему не глядя на него. — Просто не зная правды, людям свойственно придумывать. — вздыхаю и практически шепчу: — Я начинаю сомневаться, правильно ли поступила…
— Ты имеешь в виду расставание? — разворачивается Денис всем корпусом ко мне и смотрит на меня.
— Нет. — я продолжала осматривать парк, боясь глянуть ему в глаза. — Я имею в виду то, что должна была признаться тебе. Рассказать об истинной причине расставания.
Парк выглядел пустынным, не считая парочки, прогуливающейся вдалеке. Денис, молча, ждал моего признания. Наконец я набрала побольше воздуха в лёгкие и взглянула на него. По его скулам гуляют желваки. Он выглядит таким несчастным. Не злым и не грустным. Именно несчастным. Пришло время признаться и сказать-таки правду.
— Денис, мне так много надо сказать тебе. — прячу руки под бедра и смотрю прямо ему в глаза. — Объясниться. Если сможешь выслушать меня и не перебивать, это будет хорошей помощью мне. Думаю, я должна рассказать всё от начала до конца, чтобы ты понял.
— Опять ставишь условия. — Его глаза щурятся, будто он сдерживает улыбку. — Хорошо. Раз ты не смогла быть честной тогда и это до сих пор расстраивает тебя, значит, проблема есть и большая.
— Всё относительно, Денис. — я резко выдохнула, наконец, решив выговориться и сказать то, что так долго скрывала от него. Глаза устремляю вперёд в темноту и начинаю раскачиваться взад-вперёд, погружаясь во вспоминания: — В марте, на втором курсе, я была на осмотре у врача, потому что у меня были странные менструации. Я никогда раньше не делала пап-тест на определение рака шейки матки. Да и зачем? Ты был первый и единственный мужчина в моей жизни. У меня никогда не было других партнёров. Да и к тому же, какой пап-тест? Мне было двадцать. Но врачу не понравились анализы, и она назначила мне биопсию, которая вывила рак шейки матки. — Я услышала сдавленный вздох Дениса и решительно продолжила дальше: — На носу зачёты, сессия. Твоя семья ждала нас на каникулы. Ты постоянно на подработке. А мне было не до этого. Мне двадцать и тут этот диагноз. Я просто увидела тебя среди ещё моих проблем и очень испугалась. — Денис заглянул мне в глаза и открыл рот, но я подняла руку, останавливая его: — Нет, дай мне закончить. Я сделала сканирование и побывала на приеме у онколога. Мне составили план лечения. Операцию назначили на май. После экзаменов. Врачи надеялись, что это просто операция, и я не стала тебя напрягать. Но сканирование показало большой очаг поражения. И мне назначили гистерэктомию.
— Гистерэктомию?! — вскрикнул Денис, сильно зажмурив глаза и сжав до белых костяшек кулаки. — Господи, Стася! И ты держала всё это в себе?
— Подожди, — взмолилась я, желая скорее пересказать всё с точки зрения медицины. — Я понимала, что означает эта операция. Гугл нам в помощь. У меня никогда не будет детей. Никогда. Я спросила, существует ли способ избежать этого. Оказалось — нет. Гистерэктомия — единственный способ. Последующее лечение, облучение, радиация, возможно, могли повредить яичники, поэтому мне предложили заморозить несколько яйцеклеток. Но я отказалась. В двадцать лет, что мне было делать с замороженными яйцеклетками? Да и зачем они мне? У меня нет матки, чтобы выносить ребёнка. — Набираюсь смелости и смотрю на Дениса, чтобы увидеть потрясение на его лице. — Твоя семья такая большая и дружная. Родители ждут не дождутся внуков. И сестры говорили о создании семьи. Да что там! У твоей мамы уже были припасены вязаные одёжки для будущих внуков. Я чувствовала себя так неуютно, когда мы проводили время с ними, учитывая мои проблемы со здоровьем. У меня не было ни братьев, ни сестёр, ни большой дружной семьи. И я видела выражение твоего лица, когда приезжали в гости твои родные с малышами. А я никогда не смогу тебе этого дать. Никогда. Мне казалось, что я не вправе быть эгоисткой и отнимать у тебя всё это… — я замялась. Я почти всё сказала. Осталась немного.
— Ты думала, я тебя брошу? — грубо выпаливает Денис. — Ты вот так обо мне думала? После четырёх лет, что мы были вместе, я не поддержу тебя? Ты вообще не верила в меня? — Он вскочил и подошёл к перилам. С его губ сорвалось проклятие, и он опустил голову. — Ты солгала мне, Стась. Ты стояла передо мной и говорила, что больше ничего не чувствуешь ко мне. И нам лучше быть порознь…чёрт! — Он ещё раз выругался, вдарил по перилам и провел рукой по лицу. — Я даже не могу…бляха…
— Я не лгала. — я сильно сжала пальцы, даже костяшки пальцев побелели. — Говорила искренне. Я изменилась, и чувства мои изменились. Разве ты не понимаешь? От меня отрезали куски. Часть меня. Всё изменилось в то мгновение! Всё! И хотя прогноз был хороший, но в сознании каждого онкологического больного наступает момент, когда он задаётся вопросом: а так ли это? А вдруг всё повторится? Осознание того, что у меня никогда не будет детей, достаточно разрушительно. Мне было двадцать. Да я сама ещё ребёнок. А уже столкнулась со смертью, Денис.
— Ты не должна была проходить через это в одиночку! — прикрикнул он так, что у меня перехватило дыхание.
— Не должна. — выдохнула я. — Я знала, что ты поддержишь меня. Знала. Ты бы ходил со мной на приёмы к врачам. Сидел бы в палате, когда я проснулась после наркоза. А так же, я знала, что всякий раз, глядя на тебя, буду понимать, что никогда не смогу дать тебе семью, о которой ты мечтаешь. Это съедало бы нас. И однажды ты возненавидел бы меня. А я слишком любила тебя. Поэтому решила отпустить тебя. Ну, чтобы ты построил отношения с кем-то, кто смог бы тебе дать семью…
— Отпустить? — от боли, которая была в его голосе, у меня всё внутри сжалось. — Ты думаешь, я был свободен?
— а разве нет? Ты мог ходить на свидания. Жениться… — эмоции захлёстывают и голос срывается. — По крайне мере, у тебя есть выбор, Денис! А у меня — нет! И никогда не будет! — перевела дыхание и взяла себя в руки. — Прости, я не хотела кричать. Просто тогда, я была уверенна, мой уход, это лучшее, что я могу для тебя сделать. Ведь то, что у меня никогда не может быть детей, не значит, что у тебя тоже не должно их быть.
— Ты могла бы сказать мне. — с горечью в голосе, произнёс он.
Больно. Ему больно. Мне больно. Но, возможно, это нужно было сделать. Это как вскрыть нарыв: сначала больно, а потом наступит исцеление. Надеюсь, что наступит. Вздохнув, и медленно выдохнув, я подошла к нему. Мне хотелось, очень хотелось, его утешить и сказать, что всё будет хорошо. Но я слишком долго носила эту боль в себе и хорошо, может и будет, но не так, как раньше.
— Я думала об этом. — я положила руку ему на плечо. — И понимала, что ты сможешь меня переубедить. Уговорить. Скажешь, как всегда, что ничего страшного, и мы справимся. Думаю, я даже согласилась бы с тобой. Да, скорее всего так и было бы. Ведь, оставлять тебя было больней. Но я думала, что делаю тебе подарок. Ты молодой, перспективный парень в рассвете сил и лет. У тебя был шанс жить жизнью, которой у нас с тобой бы не сложилось.
— А как ты думаешь, почему у меня нет такой жизни сейчас, а? — Денис оборачивается и сканирует меня взглядом, без каких-либо эмоций на лице. — Потому что я никому не доверяю. Я разрываю отношения до того, как девушка сможет бросить меня. Вот что ты сделала со мной, Настя. Такой вот подарок. — обдаёт холодом в голосе и отворачивается.
— Это не входило в мои планы. — тихо произношу я. — Мне было двадцать. Мы были молоды и глупы. Но рак всё изменил. Мне казалось, что я многое прошу от парня, у которого вся жизнь впереди…
— Значит, ты сделала выбор за меня. — разочаровано хмыкнул Денис. — Мило.
— Пожалуйста, постарайся понять меня…
— Я сейчас ничего не понимаю. — Он резко развернулся ко мне и сделал шаг назад, — Пока я всё ещё пытаюсь разобраться во всём этом. Мне нужно идти. Я должен подумать. Прости, Насть.
И я его понимаю. Он расстроен и зол. У меня были годы, чтобы всё разобрать, а на него только что свалилось всё это. Ему тоже нужно время, чтобы всё обдумать…
— Конечно. — прячу руки в карманы куртки. — Я понимаю.
Мне хотелось, чтобы эти слова произнёс он, но теперь я понимаю, что он никогда этого не сделает. И никогда не поймёт, почему я так поступила. И вероятно, никогда не простит меня.
Денис развернулся и, сбежав вниз по ступенькам, быстро и целеустремленно зашагал через парк. Я осталась стоять на месте, глядя ему в след. Шесть лет назад ему пришлось смотреть, как ухожу я. Теперь моя очередь.