Счастливые воспоминания

ГЛАВА ПЯТАЯ

Адам лежал на одеяле, положив руки под голову. Солнце ласково грело. Он чувствовал себя спокойно, его клонило в сон. Рядом бежала река, пели птицы. Молодые листья на деревьях дрожали и сверкали, играя на солнце зелеными огоньками. Казалось, он чувствовал запах июня — свежий и полный надежд. Ему пришло в голову, что он столько лет не отдыхал, не чувствовал такого покоя и умиротворения.

Тори лежала рядом, не касаясь его. Только размышление — придвинуться ли к ней на этот сантиметр или около того — удерживало его от сна. Стоило ему чуть-чуть подвинуться, и его плечо коснулось бы ее.

Ему пришло в голову, что он придает слишком большое значение простому касанию плечом. И что он предпочел бы это простое касание любым другим, более близким, отношениям с любой женщиной. Включая Кэтлин.

Тори разрушала всю его жизнь. Не прилагая ни малейшего усилия.

Он хотел бы поцеловать ее и выяснить, как пахнут ее губы. Устричный поцелуй. Непривлекательный с любой другой девушкой. С ней — невероятно привлекательный.

— Ты кое в чем изменился, — сказала она решительно.

— Стал лучше одеваться? — приподнялся он на локте.

Она тоже приподнялась и посмотрела на него.

— Разве? — съехидничала она. — Ты всегда носил джинсы и футболки.

— Эй, эти джинсы очень дорогие, посмотри ярлык.

— Хорошо, хорошо, я посмотрела.

Внезапно краска бросилась ей в лицо. Ха! Значит, она разглядывала его сзади! Так же, как и он ее.

— Я не имела в виду материально, — сказала она серьезно.

— Тогда в чем же я изменился?

— То, как ты разговаривал с этим полицейским… Раньше ты бы довел его до нервного срыва…

— И не сдался бы, пока меня бы не увели в наручниках, — добавил он сухо.

— Значит, ты повзрослел.

— По-моему, мы все повзрослели, — резонно заметил Адам.

— Помнишь, как ты себя вел после школьных танцев? Нас не забрали только потому, что мы были еще слишком маленькими.

— Семена моего будущего были посажены той ночью, — сказал он. — Я гонял на своем «харлее», я и сейчас это делаю. Какое они имеют право? Арестовывать горожан за то, что они просто гоняют по улицам?

— Может, все дело в скорости, — предположила она.

— А-а-а, это…

— Ты всегда имел очень развитое чувство справедливости, того, что правильно. Мне не следовало бы так удивляться, что ты стал адвокатом.

— А кем, ты думала, я стану? Наркодельцом?

— Адам! Какие ужасные вещи ты говоришь! Я даже ни разу не видела тебя с пивом!

— А может, гангстером?

— Адам!

— Я просто думаю, что ты ничего хорошего от меня не ждала. Я был ненадежным.

— Да нет, совсем не так!

— Тогда что? — спросил он, ожидая, что она не ответит. Но она ответила.

— Я думала, у тебя будет жизнь, полная приключений, — раздраженно сказала она. — Ты был отчаянным. Совсем необузданным.

— Ну подскажи мне. Я пытаюсь придумать какую-нибудь приличную профессию для необузданных парней.

— Астронавт.

— Я не люблю летать!

— Ковбой.

— Я не слишком-то разбираюсь в лошадях.

Ее взгляд заставил его замолчать.

— Предприниматель, — сказала она, — руководитель сафари, шпион, пожарный.

Значит, она размышляла об этом и представляла его романтичным человеком! Это польстило Адаму, но в ту же секунду он подумал, что это именно он предал ее.

— Не такой уж и отчаянный я был, просто мне было скучно.

Может, все, что он делал, и казалось рискованным для такой правильной девочки, как она.

— Ты был отчаянным! — настаивала она.

— Ну например? — парировал он.

— Ты проехал по трубе вниз на Гленморской плотине.

— Очень глупо и легкомысленно.

— Ты прыгал на мотоцикле с обрыва, где раньше была радиостанция.

— Ну вообще-то это был не обрыв. Кроме того, я сломал тогда руку, и мне накладывали швы.

— У тебя до сих пор шрам.

Он потрогал свой подбородок:

— Что, правда?

— И ты прыгал на мотоцикле с этого же обрыва неделю спустя, хотя рука была в гипсе.

— Я уже забыл об этом.

Но теперь он вспомнил. Это был не обрыв. Просто большая куча земли и песок внизу. Песок там был мягкий, однако приземлился он неудачно. Это не остановило его, и он повторил прыжок уже со сломанной рукой.

Тогда был день, очень похожий на этот, потому что Адам с кристальной ясностью мог вспомнить ощущение свободы, когда он подъезжал к краю обрыва, момент, когда мотоцикл взлетал в воздух и он был в небе. Он счастливо вздохнул.

— Я так и знала, — сказала она. — Это твои счастливые воспоминания.

Да, так оно и было. Он также помнил радостный свет ее глаз и что он был ради него готов на самые безрассудные поступки.

— Тебе это тоже нравилось!

— Нет, не нравилось! Я пугалась до ужаса, когда ты совершал такие сумасшедшие и опрометчивые поступки.

Но это была не вся правда. И он понял это по нежному румянцу, покрывшему ее щеки.

— Ты была очарована этим, — упрямо возразил он. И ждал опровержения, которого, однако, не последовало. Вместо этого она сменила тему разговора:

— Ты курил!

— Я считал, что это круто. Даже не безрассудно смело, а круто.

— Первый, кто залезал в реку, и последний, кто из нее вылезал. Первый, кто был арестован, и единственный, кого арестовали.

— Ну это была не моя вина. Я не знал, что Мерфи угнал эту машину.

— Да мне даже не разрешали ходить по той стороне улицы, где шел Мерфи!

— Ну вот видишь: хорошая девочка и плохой парень. Натали Вуд и Джеймс Дин[1]. Так всегда бывает.

— Адам?!

Он поднял голову, закрыв глаза от солнца рукой.

Стройная, красивая блондинка улыбалась ему.

— Шона?

— Первый год обучения… — сказала она, польщенная, что он вспомнил. — Как ты? Все еще в Торонто?

— Ну да, скоро возвращаюсь. Виноват, не позвонил.

— Это, должно быть, твоя жена?

— Нет. Это мой друг, Виктория Брэдбери.

Он почувствовал, что Тори сзади него напряглась и одарила его неодобрительным взглядом, прежде чем поднялась и протянула руку Шоне.

— Виктория Митчелл, — сказала она, снова кинув на него взгляд.

Конечно, он знал, что она вышла замуж за Марка! Его разум знал. А его сердце никогда не могло в это поверить. Может, поэтому он никогда не думал, что теперь ее фамилия Митчелл, а не Брэдбери.

— Прости, — пробормотал он.

Шона что-то говорила, но он не слышал ее, чувствуя раздражение Тори и понимая, что пикник закончен.

— Как ты мог? — мягко спросила его Тори, когда Шона ушла.

— Я просто забыл. Мне очень жаль.

— Он просто как будто никогда не существовал для тебя, не так ли?

— Это несправедливо.

— Я была замужем за Марком шесть лет. Ты не можешь притворяться, что этого никогда не было. Как бы тебе этого ни хотелось.

— Я же сказал, мне очень жаль. Ведь все в порядке?

— Нет, не в порядке! — раздраженно сказала Тори. — И этот пикник тоже. И это, — она показала на двухместный велосипед. — И вчерашнее катание. Ты предал Марка! Как я могла забыть это? Как я могу простить?

Она вскочила с одеяла. Ее трясло. Она выглядела безумной, веснушки выступили на лице, глаза, казалось, метали искры. Она повернулась и пошла куда-то по аллее, прихрамывая.

— Значит, запуск воздушных змеев завтра уже не состоится? — кричал он вслед, маскируя свой гнев беспечным тоном.

Она кинула на него убийственный взгляд через плечо и пошла дальше. Черт ее возьми, неужели она с такой ногой собирается сама добраться до дома?

Да кому какое дело!

Он может возвращаться в Торонто! Он сделал все, что смог! Все, правда, получилось не совсем так, но это не его вина. Он не был Марком, и у него не было дипломатических способностей и умения налаживать испорченные отношения.

А правда была в том, что Тори была сломлена. И он тоже. Катание на велосипедах, коньки, воздушные змеи не смогли бы ничего исправить.

Доверие. Между ними исчезло доверие.

Она верила, что он сумеет что-то сделать, когда болел Марк. А он даже не попытался. Не сделал абсолютно ничего!

В ту ночь, когда полицейские поймали их после школьных танцев, он грубил им и его чуть не арестовали. Тогда Марк все уладил. Доброй улыбкой и подходящими словами; он просто был дружелюбным и справедливым.

Но Марка здесь больше не было.

Он закрыл глаза и лег на спину. Если она оглянется, то пусть увидит его безмятежность.

Он открыл глаза оттого, что какая-то тень легла на его лицо.

— У меня нет денег на такси, — сказала она гордо. — И я не могу идти.

Не вставая, он достал бумажник и вынул десять долларов.

— Марк простил меня… — произнес он.

Звук собственного голоса ошеломил Адама. Он не собирался с ней разговаривать. Он хотел дать ей уйти. Хотел попасть на ближайший рейс до Торонто.

Она впилась в него взглядом.

— Марк простил тебя? — прошептала она. — Как Марк мог простить тебя? Ты даже не…

Он снова залез в карман и протянул ей видавшее виды письмо.

Она неуверенно взяла его, еще раз посмотрела на Адама и стала читать.

Когда она закончила, то швырнула письмо в Адама.

— Так вот почему ты вернулся?!

Он кивнул. Зря он показал ей письмо. Это была ошибка.

— Тебе стало меня жалко?

— Он попросил меня!

— Не потому, что тебе было хоть какое-то дело до меня! Потому что Марк тебя об этом попросил! — каким-то странным голосом бормотала она.

— Тори… — Адам поднялся.

Пожилая женщина с пуделем, проходившая мимо, посмотрела на них, смущенно отвернулась и поспешила уйти.

Тори кинула на Адама убийственный взгляд, развернулась и заковыляла прочь. Мимо проезжало такси, она подняла руку, и эта чертова машина остановилась!

Он видел, как Тори забирается в нее с гордо вздернутым носом.

— Дружище, — сказал он Марку, — кажется, мы все сделали не так.

Парень уже закрывал свой пункт проката, когда Адам добрался туда.

— Эй, что вы сделали с велосипедом?

— Просто шина лопнула.

Мальчишка выглядел обеспокоенным и от этого казался совсем юным.

— А ты не должен быть в школе? — спросил Адам.

— В школе скучно, — сказал мальчик, вставая на колени, чтобы обследовать шину.

— Я знаю. Тоже там был. Я тебе помогу с велосипедом. Может, доставим его в ближайшую мастерскую?

— Это слишком далеко отсюда. У меня дома есть инструмент, чтобы все это починить.

— Хорошо, я помогу довезти его до дома.

— Если хочешь…

— Как тебя зовут?

— Дэниел. Дэнни. — А я…

— Старичье! — с огромным удовлетворением улыбнулся парень.

Адам согласился:

— Ну да, старичье.

Дом Дэнни оказался в еще более плачевном состоянии, чем Адам мог предположить. Крыльцо выглядело так, как будто вот-вот завалится. Из-под него вылезли облезлые и голодные коты. Крыша явно пропускала воду. Одно окно было забито.

— Спасибо, — гордо сказал мальчик. — Дальше я сам.

Адам сомневался. Если он сейчас предложит заплатить за колесо перед этим на ладан дышащим домом, достоинство Дэнни будет ущемлено, а то, что он этим достоинством обладал, было написано у мальчика на лице.

— Ты не знаешь, можно ли здесь где-нибудь достать инвалидную коляску? — спросил он вместо этого.

— За деньги здесь можно достать все что угодно, — без тени сомнения ответил мальчик. — А зачем тебе?

— Я собираюсь пускать воздушных змеев с девушкой, у которой повреждена нога.

— Хочешь, я тебе и змеев достану?

— Только если ты мне пообещаешь, что не украдешь их.

— За кого ты меня принимаешь? Я бы должен был ограбить калеку, чтобы добыть коляску. У меня же есть совесть.

— Я знаю, — сказал Адам искренне.

Мальчик был польщен этой искренностью.

— Завтра к полудню я все добуду. Найдешь меня в будке проката. Пятьдесят баксов.

— Не хило!.. — Не было смысла представляться простофилей только потому, что Адам видел, в каком запущенном доме тот живет.

Дэниел был польщен и этим.

— О'кей. Двадцать пять. Только в таком случае не рассчитывай на хороших змеев.

На самом деле никаких змеев Адам пускать и не собирался — ни плохих, ни хороших. Только если не существует того, что называют вмешательством Бога.

— Встретимся в пять, — сказал Адам. — Тогда ты сможешь пойти в школу.

— Да, там мне дадут мно-о-о-о-го денег, — съязвил Дэниел.

— Сколько у тебя получается в твоем прокате?

— Проценты от выручки.

— Наверное, в выходные дни это немало.

— Значит, в городе не слишком удачные выходные. Поэтому я еще и подрабатываю рикшей. Когда станет холодно, вернусь в школу, если меня оттуда еще не выкинули.

— Знаешь, как ты мог бы жить, если бы остался в школе?

Мальчик старался не показывать интереса.

Адам подошел к нему и что-то прошептал на ухо.

— В день?! — глаза мальчика округлились.

— За час! — ответил Адам.

Тори добралась до дома и отдала водителю все десять долларов, хотя должна была только три.

Она все время представляла, как Марк пишет это письмо. Представляла и не верила в это. Она чувствовала, что ее предали и ранили.

Они оба.

Марк говорил, что он знает, почему Адам не приезжает. Знает, что Тори любит Адама. Это сводило ее с ума.

За все шесть лет их брака они ни разу не поссорились. Она бы никогда с ним не поссорилась. Он так отличался от Адама, с которым они постоянно ругались.

Марк… Как он мог?

Она пошла за льдом. Но в холодильнике его не оказалось. Пришлось воспользоваться упаковкой мороженого гороха. Заставить ее смеяться, да, конечно! Скорее, причинить невероятную боль! Хорошо, она немного посмеялась. Но в жизни есть более важные вещи, чем этот смех!

Она подумала об Адаме, который час назад лежал с ней рядом на одеяле, и задрожала. Она уже тогда начала задаваться вопросом, что она там делает.

Она вышла замуж за Марка, но любила Адама. С момента, когда она ответила «да» Марку и «нет» Адаму, все изменилось навсегда.

Они не могут начать все заново только потому, что Марк умер.

Как все ужасно! Ей было стыдно, что она во все это ввязалась, каталась с ним на роликах, забралась на заднее сиденье этого проклятого велосипеда.

Даже если это была глупая идея Марка, а не Адама. Это даже хуже.

Она прохромала по коридору в спальню, рывком открыла дверь своего шкафа. К завтрашнему ужину она должна одеться великолепно. Великолепно! Она не та женщина, которую надо жалеть.

И Адам раскается, что жалость к ней, а не страсть привела его сюда.

Неожиданно ей пришло в голову, что, учитывая сегодняшние события, ей не стоило бы идти на этот ужин. И еще она поняла: ничто ее от этого не удержит.

Семья Брэдбери жила там же, где и раньше. И Митчеллы тоже. Адам захлопнул дверцы взятой напрокат машины, надежно спрятав в багажник инвалидную коляску. В сгущающейся темноте он остановился и оглядел дома, знакомые с детства.

Конечно, они стояли там же. Такие это были люди. Они всегда оставались.

Его дом изменился. Новые окна, новый ухоженный двор. И все равно было странное чувство, что если бы он подошел и заглянул через забор, то обнаружил бы там мотоцикл. И мальчика. Мальчика, которым он был когда-то.

Мальчика, который завидовал благополучию этих семей, живя с ними рядом. Знавшего, что они были людьми, которые остаются, а он — человеком, который уходит.

Он заставил себя пойти по узкой дорожке к дому, который светился огнями. В руках у него была бутылка дорогого вина.

Он позвонил в дверь, открыла ее мама.

Это был по-прежнему дом Торн, хотя она здесь и не жила. Здесь великолепно пахло — сосной, средством для полировки мебели и вкусной едой.

Ее мать взяла вино, а отец подошел и пожал руку, говоря, как он рад видеть Адама.

В гостиной он увидел Митчеллов, сидящих на диване. Мать Марка выглядела намного старше, а отец тоже постарел, весь как-то согнулся.

Адам искал обвинение в их глазах. Но там была только теплота. Счастье. Как будто он был любимым сыном, которого они не видели долгое время.

Рукопожатия сменились объятиями.

— Мне очень жаль, что с Марком так случилось, — сказал Адам. — Очень жаль.

— Спасибо, — ответила мама Марка с достоинством.

Он глубоко вздохнул:

— Простите меня, что я не приехал.

— Зато теперь ты здесь…

И эта фраза была наполнена каким-то ожиданием. Как будто он должен был уладить что-то.

Раздался звонок в дверь. Он повернулся, увидел Тори в дверях и обомлел.

На ней было маленькое черное платье, которое плотно облегало ее бедра и держалось на плечах на тоненьких бретельках. Темные чулки закрыли ее травмированное колено. Волосы были великолепно уложены. Она сделала потрясающий макияж.

Тори выглядела настоящей красавицей.

Все вокруг него исчезло, во рту пересохло, и уже не имело значения то, чем все закончится сегодня и как вообще завершится его поездка. Он знал наверняка, что никогда не женится на Кэтлин.