Счастье в награду

Глава 28

— Он очень ее любит, — негромко промолвила Бесс Чандлер, обращаясь к Лоренсу. Во время их перелета из Манхэттена в Бостон Лукас успел рассказать все, известное ему, о давнем разрыве между матерью и дочерью и его причине.

И Лоренсу не потребовалось много времени, чтобы составить довольно подробный портрет женщины по имени Бесс Чандлер. Это было описание ее человеческой сути. Наверняка она окажется тщеславной, недалекой пустышкой, скорее всего истеричной и плаксивой. Сознает ли Бесс то зло, что причинила собственному ребенку? Лоренс сильно в этом сомневался. Впрочем, даже если и сознает, то скорее всего легко находит себе оправдание и не особо переживает из-за Гален.

Но едва они с Лукасом переступили порог палаты, в которой лежала Гален, Лоренсу пришлось признать, что его предварительная оценка Бесс Чандлер оказалась ни на что не годной. Она сидела возле кровати дочери, не выпуская ее руки, и никуда не собиралась уходить, потому как хотела быть с ней рядом.

Однако стоило появиться Лукасу, как Бесс без разговоров уступила ему место возле кровати своей дочери. С выражением благодарности, с трогательно искренним облегчением и без единого слова упрека. Она задержалась, в дверях, все еще не желая уходить, пока не удостоверилась, что не имеет права вмешиваться, и, хотя никто ее об этом не просил, сочла своим долгом оставить их наедине.

Тихо прикрыв дверь, Бесс вышла в комнату для посетителей, где ее и нашел Лоренс. Она рассеянно смотрела в окно, глубоко задумавшись и явно не обращая на него внимания.

В отличие от самого Лоренса Бесс стала для него полной неожиданностью. Насколько он мог судить, ей было немногим за сорок — чуть-чуть младше его. И смотрелась она как вполне современная женщина. Подтянутая, подвижная, излучавшая волю и энергию, которых вполне могло бы хватить еще на пятьдесят лет полнокровной, деятельной жизни. Аккуратно уложенные коротко подстриженные волосы были выкрашены в серо-серебристый цвет и слегка отдавали рыжиной. В уголках ярко-синих глаз залегли едва заметные морщинки. От смеха? Не исключено. Хотя сейчас они стали видны в тот момент, когда Бесс прищурилась, глядя на зимнее солнце. Но они наверняка появляются и тогда, когда она смеется. И внезапно Лоренс представил себе, как должен звучать этот смех и кто на самом деле эта женщина, Бесс Чандлер…

Он увидел словно наяву, как она пробирается сквозь лесную чащу во главе девчонок-скаутов и не устает обращать их внимание на все маленькие чудеса, встречающиеся по пути. А потом, когда под ее присмотром отряд устроится на стоянке и наестся до отвала тем, что сами приготовили на костре, Бесс заворожит своих юных друзей какой-нибудь чудесной историей без всяких там привидений и чудовищ.

Доброй сказкой со счастливым концом. И девчонки будут готовы пойти куда угодно, в огонь и в воду, за удивительной женщиной по имени Бесс Чандлер, неутомимой наседкой, хлопочущей над выводком неугомонных, шумных цыплят. Ей по душе и эта неугомонность, и шум, и она никому не откажет в местечке возле костра. Чем больше — тем веселее. Приходите к нам все! Мы не будем скучать, и я позабочусь о том, чтобы с вами не случилось ничего дурного!

Вот она, человеческая сущность Бесс Чандлер. Лоренс увидел ее совершенно ясно.

Она была матерью. Настоящей матерью, совершившей единственную ошибку в самом важном деле: в воспитании того единственного цыпленка, который действительно был ее родным.

И сейчас, когда Бесс заговорила с ним о том, как сильно Лукас любит ее дочь, Лоренс прочел в ее глазах застарелую боль. И вспомнил те добрые, сочувственные слова, что услышал в самолете от Лукаса.

— Да, — ответил он вполголоса. — Он любит Гален. Очень сильно. Как и вы.

— Ох, — вырвалось у Бесс, — конечно, я ее люблю! Но Гален об этом не знает…

— По-моему, знает. После операции она собиралась поехать в Канзас, чтобы встретиться с вами.

— Правда? — В синих материнских глазах засияла надежда. — Вы в этом уверены?

— Да. Я уверен. Несмотря на то, чем кончилось ее детство, Гален не забыла другие, лучшие времена, когда вы жили вдвоем.

Бесс застали врасплох его слова, но ее взгляд не дрогнул, как не угасла светившаяся в нем надежда. Ведь она была родом из Канзаса. И не хуже девочки Элли могла угадать, когда видит перед собой настоящего волшебника.

— Вы знаете о Марке?

— Гален рассказала Лукасу. А он — мне.

Ее взгляд оставался по-прежнему твердым, хотя надежда на миг угасла, а голос тревожно дрогнул:

— Марк когда-нибудь… прикасался к ней? До той ночи? Вы не знаете?

— Нет. Он ее не трогал. Только смотрел. Точнее, пялился во все глаза, отпуская унизительные, отвратительные замечания. Это было все.

— Все… — Мимолетное облегчение от того, что Гален не подверглась физическому насилию, вскоре сменилось горечью от собственной вины. — Но этого оказалось довольно. А я ничего не замечала. У себя под носом. В нашем с ней доме. В моем и Гален.

— Так вы ничего не знали?

— Нет! Мне подобное даже в голову не приходило — вплоть до той ужасной ночи, когда Марк выложил мне свою версию случившегося. Он так старался, лез из кожи вон, чтобы заставить меня поверить в то, что это правда.

— Но вы все равно не поверили.

— Нет. Но я не сразу пришла в себя, прошло какое-то время, пока я вообще стала слышать, что он говорит. Меня так потрясло то, что произошло! Но когда я наконец его услышала, то и увидела, какой он на самом деле! — Ее синие глаза словно заволокло туманом. — Ну как, как я могла быть такой слепой?!

«Слепой». Именно это слово Лоренс повторял про себя в долгие месяцы после гибели Дженни, когда он не помешал Лукасу уехать навсегда.

— Так иногда бывает.

Однако сурово судившая себя мать не принимала оправданий и сочувствия. Точно так же, как в свое время Лоренс не позволил Лукасу поделиться своим сочувствием с ним.

— Только если вы сами это допускаете!

— Потому как в ваших отношениях с Марком наверняка было что-то, позволившее вам быть слепой. Наверное, это любовь?

— Любовь… — эхом отозвалась Бесс. — Нет. Хотя тогда я верила в иное. И виновата во всем сама: из-за себялюбия, из-за какой-то странной жадности. — Она медленно покачала головой. — Мы жили душа в душу, как две девчонки-подружки — Гален и я. И никогда не скучали. Но все же у меня было такое чувство, будто чего-то мне все-таки не хватает. Чего-то… — вполголоса повторила она. — Точнее говоря, мужчины.

— Но ведь вам мог повстречаться и хороший человек, Бесс. И у вас получилась бы настоящая семья. Вы бы тоже не скучали, и любили бы друг друга еще крепче.

— Но ведь этого не случилось, не так ли? — И она, сердито нахмурившись, сама ответила на свой вопрос: — Хотя, наверное, поначалу все выглядело неплохо. Нам действительно было хорошо. А потом…

— Что потом?

— Гален как-то отстранилась от меня. Мы всегда были очень близки, и вдруг оказалось, что нас разносит в разные стороны, все дальше и дальше, и я не знала почему. Гален твердила, что все в порядке, и хотя я не очень-то ей верила, мало-помалу стала успокаиваться. В конце концов даже решила, что мы повторяем путь, по которому идет большинство матерей с их подросшими дочками. Что Гален достигла возраста, когда ей необходимо отдалиться от матери для утверждения в собственной индивидуальности, и это нормальная стадия на пути ее превращения в женщину. Я больше не тревожилась, но мне стало грустно. Я так скучала по своей маленькой доверчивой дочке, но позволила себе успокоиться, поверить, что так и должно быть.

— Бесс, поверьте, все действительно выглядело вполне обычно. И вы не могли ничего заподозрить.

— А это потому, — подхватила она сдавленным голосом, — что моя милая, самоотверженная девочка не хотела, чтобы я что-то знала! Она до последней минуты защищала меня, хотя я и не сделала ничего для ее защиты!

— Она вас любила.

— Да. И я ее любила сильнее всех на свете! Но она почему-то в это не поверила. Наверное, я просто не сумела ей объяснить. И в ту ужасную ночь Гален окончательно решила, что я выберу Марка, так как люблю его сильнее, чем ее. Не знаю, когда обида пересилила в ней любовь. Я пропустила этот момент, позволила себе его прозевать. Честно говоря…

— Я слушаю, Бесс!

— Вы понимаете, прошло какое-то время, и хотя она по-прежнему держалась в отдалении от меня, ей вроде бы стало лучше. Временами Гален даже казалась довольной. И каждый раз, когда я интересовалась, где она пропадает вечерами после школы, она говорила: у друзей. И мне кажется, это было правдой. У нее на самом деле появились друзья.

— Вы угадали, — подтвердил Лоренс. — Настоящие друзья.

Она невольно улыбнулась, вспомнив про это. Гален чувствовала себя чужой в собственном доме, зато ей посчастливилось обрести дружбу на стороне. Однако стоило Бесс заговорить — и улыбка пропала без следа.

— Но я не имела понятия о том, кто эти друзья, и в ту ночь, когда я выставила Марка за дверь и запретила возвращаться, я слишком поздно обнаружила, что Гален сбежала еще раньше. Я объездила весь город, не зная, где ее искать, обшарила все закоулки. На следующий день она не пришла в школу, но я не прекращала поиски. Но ее никто не видел. Гален просто исчезла.

— Но не была забыта.

— Ох, Лоренс, я постоянно думала о ней. Гален не шла у меня из головы с утра до вечера. И все это время я не могла забыть ее прощальный взгляд перед тем, как она выскочила из кухни, оставив меня стоять в ступоре. Поначалу мне было невдомек, что говорил этот взгляд — ведь раньше я никогда такого не видела. Но потом поняла: это была ненависть, обида и боль оттого, что я позволила Марку сделать с ней. Да, моя любимая дочь возненавидела меня, и, оказавшись преданной, имела на это полное право.

О дальнейшем Лоренс мог догадаться и сам. Бесследно пропавшая дочь вдруг стала сенсацией в «Судебных новостях». Увидев ее, Бесс наверняка испытала великое облегчение, и гордость, и искушение восстановить былую привязанность.

Однако она сумела преодолеть это невероятное искушение с его радужными надеждами по той же самой причине, по которой сам Лоренс долгие годы держался от Лукаса в стороне, внимательно следя за ним с чувством родительской гордости. Было бы слишком эгоистично добиваться дружбы у преданного им когда-то мальчика — во всяком случае, так он тогда считал. Слишком щедрым будет этот дар от ребенка родителю, проявившему непростительную беспечность, подтолкнувшую маленького человека к бегству. И вот теперь, когда ребенок ухитрился выжить и даже преуспеть…

Но Лоренс давно понял свою ошибку.

— Бесс, Гален собиралась первым делом побывать в Канзасе и повидаться с вами, чтобы пригласить вас на свадьбу. Она любит вас, помнит про вашу любовь и очень соскучилась. Это самое светлое ее воспоминание.

Сумочка Бесс Чандлер, вручную сшитая из ковровой ткани, лежала на одном из кресел, расставленных в комнате для посетителей. Она протянула руку и ласково погладила грубую ткань, как недавно гладила руку Гален.

— Когда ей было семь лет, она подарила мне вот это. — Бесс раскрыла бесценный для нее подарок и из единственного имевшегося в сумке отделения вытащила светловолосую куклу Барби, одетую в длинную, до пят, ночную рубашку. — Сначала она была моей, а потом досталась Гален. Все эти годы она укладывалась с ней спать. Когда мне позвонили из больницы, я совсем растерялась, но все же захватила куклу с собой. Но сегодня… наверное, вы не обратили внимания, что рядом с ней лежит еще одна Барби? Врач сказал, что она привезла ее из Нью-Йорка. Наверное, старая кукла ей больше не нужна.

— Нет, — мягко возразил Лоренс. — Ей нужны обе. Бесс с благодарностью перевела взгляд с Барби на доброго волшебника.

— Вы очень хороший человек, Лоренс Кинкейд.

— Нет, Бесс Чандлер, просто я, так же как и вы, успел наделать в жизни немало ошибок, но все же надеюсь, что сумел извлечь из них кое-какие уроки. Гален нужны обе Барби. Я в этом не сомневаюсь. А еще ей непременно нужно услышать о вашей любви — пусть даже во сне.

«Любимая. Моя любимая. Я люблю тебя».

Лукас без конца повторял то так, то эдак эти слова, нисколько не опасаясь, что они утратят свое волшебство.

Но она не проснулась. Она спала день за днем. Ночь за ночью.

Еще пять дней. Еще пять ночей.

Она была Спящей красавицей, а он — ее принцем, и Лукас Хантер верил, что найдет путь — вооружившись и защитившись только силой своей любви — сквозь любой терновник.

В сказке Перро Спящая красавица проснулась через сто лет. А как же его принцесса? Когда закончится этот сон в их сказке?

Гален может вообще не проснуться. И провести в забытьи весь остаток своей жизни. А заодно и его. Да как смеют эти доктора выдавать какие-то прогнозы, если сами не могут разобраться, почему она не просыпается?! Никто ничего не понимает. Все разводят руками. В ее организме давно не осталось даже следовых количеств вещества, употребляемого при анестезии. И все неврологические показатели — от простейших до самых изощренных — остаются в норме. Как и все остальное.

О какой-то реакции на лекарственные препараты не могло быть и речи, потому что сейчас она получала исключительно натуральные препараты. Не было и признаков аутоиммунного заболевания, не отраженного в ее медицинской карте.

Да, его Спящая красавица могла проспать целую вечность.

Но шрамов у нее на груди уже не будет.

— Я хочу забрать ее домой, — сказал докторам принц на седьмой день. — Я сам прекрасно смогу делать все, что делаете здесь вы.

И врачи не возражали. Да, Лукас вполне справится. Он мог бы нанять сиделок для круглосуточного дежурства возле Гален и физиотерапевта, поддерживающего в хорошей форме ее неподвижные руки и ноги, и найти в Манхэттене специалистов по искусственному питанию, и…

Но Лукас Хантер сказал именно то, что хотел, — он сможет делать все сам. От начала и до конца.

Ведь он не отходил от нее все эти дни, внимательно следя за работой медсестер, и понял, что в этих процедурах нет ничего сложного. Конечно, прежде чем забрать ее домой, он готов выслушать рекомендации и объяснения врачей, как ухаживать за ней. Особенно это касается внутривенных инъекций, вернее, раствора для искусственного питания, содержавшего не только глюкозу и соли и вводимого через большой катетер в подколенную вену. Лукас должен научиться промывать и стерилизовать все приборы. И конечно, ему покажут, как обращаться с иглами.

Сероглазой пантере не сразу удалось овладеть этим инструментом — ни в первый раз, на границе между двух сказок, ни во второй, когда были сшиты кукольные халат и ночная рубашка. Но чуткие руки любящего человека могут творить чудеса и непременно подчинят себе эту иголку — особенную иголку, сохраняющую жизнь его любимой Гален.

Так они и вернулись в Манхэттен — на машине «скорой помощи». Маленький кортеж из двух автомобилей. Лукас и Гален ехали в фургоне, который казался слишком большим, а без сверкающей мигалки и сирены даже напоминал катафалк. А Лоренс и Бесс — позади.

Врач и санитары так и не вышли из машины возле подъезда. Потому что Лукас сам донес Гален до дома на руках, перешагнул через порог тяжелой стальной двери внизу, вошел в лифт, поднялся в пентхаус и дальше, через мраморный холл, по снежно-белому ковру дошел до голубой комнаты, в которой они собирались спать до свадьбы. Осторожно, бережно Лукас опустил свой заснувший нарцисс на мягкую кровать под балдахином.

— Чем тебе помочь? — спросил Лоренс с порога голубой спальни.

Судя по его удивленному виду, Лукас успел забыть, что они с Бесс поднялись в пентхаус вместе с ним.

— Ничего не надо, Лоренс. Спасибо. Мы справимся.

— Я останусь в Манхэттене, Лукас, — сказала Бесс. — Постараюсь найти комнату где-нибудь поблизости, и буду приходить сюда и помогать вам каждый день. Вы только скажите когда.

— Не нужно. Вы уж извините, Бесс, но я все сделаю сам. Она понимала, что этот отказ вовсе не относится к ней.

Лукас принял ее. Принял ради Гален. Он даже сумел поверить в ее материнскую любовь.

Да и сама Бесс не сомневалась, что Гален будет лучше с Лукасом. Однако мать не могла не беспокоиться за мужчину, которому придется самостоятельно ухаживать за ее единственным ребенком.

— Но я могла бы делать для вас покупки…

Делать покупки? Лукас оставался все таким же равнодушным. Все, что ей потребуется, Гален получит через вену.

— Вам тоже нужно есть, Лукас.

— Я справлюсь. Спасибо.

— Но скажите хоть что-нибудь, я вас очень прошу! Я могла бы сделать что-то для Гален? Или для вас?

Внутренне Бесс уже была готова к отказу. И всерьез опасалась, что ее излишняя настойчивость может разбить броню вежливых отговорок, за которыми Лукас прятал свой панический страх. Вот сейчас он сорвется и закричит на нее: «Убирайся!» И в этом крике будет звенеть все его отчаяние и боль. А потом, так и не получив желанного облегчения, Лукас все же сумеет овладеть собой и снова прибегнет к холодной вежливости: «Пожалуйста, Бесс! Не заставляйте меня быть грубым! Мне так нужно остаться с ней наедине!» Но он и не подумал кричать.

— Да, Бесс. Вы могли бы нам помочь.

— Чем?

— Сшить для нее свадебное платье.