Эллен выглянула из окошечка кареты, от восторга у нее захватило дух:
— Представляешь, Джемми! Лондон даже больше, чем я воображала!
Джеймс бросил беглый взгляд в окошко. Единственное, что интересовало его в Лондоне, так это проклятый предатель. Он надеялся, что Камерон, прибывший в город несколькими часами раньше, уже вышел на след оборотня.
— Не могу поверить, — продолжала Эллен, — что уже вечером мы отправимся на праздник.
— Это будет крошечная вечеринка, — объяснила Ромэйн. — Брэдли хочет отпраздновать наш приезд в Лондон. Приглашенных будет мало.
— Это будет на площади Сохо? Ромэйн, правда, я хорошо выучила свой урок?
— Да, это так, и сегодня вечером тебе представится прекрасная возможность попрактиковаться. Эта вечеринка даст тебе представление о том, что ждет тебя в дальнейшем.
— Разве ты не умираешь от любопытства? — спросила Эллен.
— Брэдли умеет развлечь. Я думаю, мы прекрасно проведем время.
Джеймс смотрел в окно, но ничего не видел: мысли его были заняты другим. Он почти вслух рассмеялся словам супруги, которые противоречили всему, что она сказала ему прошлой ночью. Наивный человек! Он чуть было не поверил, что Ромэйн была искренна, говоря о том, что Монткриф больше не правит ее сердцем. А сейчас она не может скрыть восторга, рассказывая, как развлекал ее Брэдли.
Приглашение на вечеринку было получено накануне отъезда из Вестхэмптон-холла. Джеймс заметил, как дрожали пальцы Ромэйн, когда, приняв от Клэйсона письмо, она спрятала крошечное послание за лиф платья.
Джеймс был согласен с герцогом в одном: Монткриф был не лучшей партией для Ромэйн. Похоже, жизнь его никому не была во благо. Игрок, сохраняющий стойкий интерес к дешевым тканям и винам, Монткриф изо всех сил избегал платить своим кредиторам, и только женитьба на богатой наследнице могла позволить ему продолжать вести разгульную жизнь.
Джеймс нахмурился и забарабанил пальцами по стеклу кареты. Он не мог понять, почему Монткриф выбрал Ромэйн. Отбросив предположение, что он мог любить Ромэйн — по мысли Джеймса, Монткриф всегда заботился только о собственном удовольствии, — Маккиннон задумался о том, знал ли Брэдли о финансовом положении своей бывшей невесты. Ромэйн показывала Джеймсу письмо своего поверенного, и он понимал, что те несколько сотен фунтов, которыми она владела, иссякнут вмиг, если ей вдруг придется остаться без щедрой дедушкиной помощи. Монткриф, если верить молве, проигрывал и больше всего за одну игру.
Джеймс ломал голову над этим вопросом в течение всего пути, но достойного ответа так и не нашел.
— Сегодня вечером, Эллен, ты познакомишься с избранными молодыми людьми.
Голос Ромэйн напомнил Маккиннону о необходимости следить за разговором.
— Он был так добр, что пригласил нас, — растаяла Эллен. — Не так ли, Джемми?
— Да, Монткриф — человек редкого великодушия, — сквозь зубы отозвался Джеймс.
Ромэйн вспыхнула, и Маккиннон понял, что она раскусила его сарказм. Он вел себя неблагоразумно, в чем уже не раз обличала жена. Но больше всего его бесило то, что, будучи его женой, Ромэйн не желала вести себя в соответствии со своим положением.
Черт возьми! Во всем сплошная путаница, а они еще больше запутывают все своим приездом в Лондон. Теперь он должен был не только выискивать предателя, но и приглядывать за Ромэйн, чтобы уберечь ее от Монткрифа, который вмиг начнет ухаживать за ней.
Кучер натянул вожжи, и карета медленно покатилась вдоль ряда великолепных зданий, фасадами выходящих на сквер в центре Гросвенор-сквер. Джеймс помимо своей воли пришел в восхищение от скромной элегантности псевдоантичных колонн, которые украшали верхние этажи одного из домов. Классический стиль больше соответствовал вкусу Джеймса, чем средневековые изыски Вестхэмптон-холла.
— Неужели мы будем жить здесь? — в восхищении произнесла Эллен.
Джеймс посмотрел в ее сияющие глаза. Эллен погрузилась в жизнь, о которой даже мечтать не смела. В конце концов, это неплохо. Как сказал Камерон, Эллен была слишком поглощена примеркой платьев, приглашениями на балы, чтобы выдать планы мужчин.
— Да, — сказала Ромэйн с улыбкой, которая слетела с ее губ при первом же взгляде Джеймса.
Черт! Она была достаточно хороша, чтобы заставить его забыть обо всем, кроме любви к ней!
Он постарался посмотреть на нее таким же оценивающим взглядом, какой он бросил на здание. В шляпке, украшенной бледно-розовым кружевом, которое прелестно гармонировало с кружевным воротником-стойкой, виднеющимся из-под темно-синего короткого жакета, Ромэйн была вызывающе прекрасна.
Но нельзя поддаваться соблазну, потому что он более чем кто-либо другой знает, как трудно противостоять безудержному желанию обнять и прижать ее к себе.
— Замечательно! — не унималась Эллен.
Путешественники уже входили в дом, а Эллен все продолжала восхищаться. Слуги, которых отправили сюда раньше, проветрили и привели дом в порядок. Джеймс заметил, что, приветствуя прибывших, Клэйсон усмехнулся над восторженностью Эллен.
Ромэйн показала Эллен помещения первого этажа и объяснила, что апартаменты гостей находятся на верхнем этаже, а внизу располагаются подсобные помещения и комнаты для слуг.
— Эллен, — сказала Ромэйн, когда они преодолели один виток лестницы, — твои комнаты будут с этой стороны холла. Надеюсь, они тебе понравятся. Они выходят окнами в сад.
Эллен рассмеялась и захлопала в ладоши:
— Не могу поверить в то, что происходит! Я в Лондоне и сегодня иду на прекрасный вечер! Ромэйн, я думаю, что могу надеть платье с голубыми лентами. Как ты считаешь, будет это уместно?
— Оно прелестно сидит на тебе и как нельзя лучше подходит к сегодняшней немноголюдной вечеринке.
— Джемми, не хочешь ли заглянуть ко мне в комнату?
Гляди на Ромэйн, Джеймс ответил:
— Думаю, я поброжу по дому и познакомлюсь с ним.
Маккиннон заметил вопросительный взгляд жены, но понял, что вслух она не задаст ни одного вопроса. Она вела себя как верный союзник, особенно после того, как он отвел ей самостоятельную роль в задуманной им игре. Неужели она догадалась, что теперь ему хотелось, чтобы она сыграла несколько другую роль?
— Дорогая, мы поговорим с тобой позже, — пробормотал Джеймс.
— Конюшни находятся за домом, — спокойно отозвалась Ромэйн. — Разумеется, все лошади в твоем распоряжении.
— Я ценю твое великодушие.
И твое терпение, добавил он про себя. Джеймс сомневался в том, что сам мог бы быть таким же терпимым, не будучи посвященным в чужие секреты.
Он подошел, чтобы поцеловать Ромэйн в щеку, и заметил, что она едва заметно подалась ему навстречу. Если бы он обнял ее за талию, она бы сейчас же всем телом прильнула к нему. Подавив стон желания, Джеймс стремительно отпрянул назад, чтобы не позволить собственному телу выдать сокровенные томления.
Часом позже, сунув нос во все углы и закоулки, обследовав все комнаты в доме, Джеймс так и не смог обнаружить Камерона. Само по себе это было неплохим знаком. Сержант доложит обо всем, что удалось выяснить, как только вернется.
Может, Камерону удастся раздобыть информацию, при помощи которой они вгонят последний гвоздь в крышку гроба предателя, убив в нем — раз и навсегда — надежду обогатиться, изменив своей стране.
Но ему надо было получить ответ еще на один вопрос, пока не произошла следующая катастрофа.
Пожар в замке не был несчастным случаем. Розыски Камерона подтвердили это. Но кому и по какой причине понадобилось подпалить подсобные помещения Вестхэмптон-холла?
Ромэйн и герцогу грозит опасность.
Если он не ошибается, а Джеймс был уверен в своей правоте, покушавшийся на карету Монткрифа не сомневался в собственной удаче. Ни один человек, отважившийся прибегнуть к таким серьезным мерам, как поджог замка, не позволит какому-нибудь незначительному событию, вроде приезда Джеймса Маккиннона, разрушить свои планы. Теперь, когда Джеймсу стало ясно, что удар был нанесен по семье Смитфилдов, ему предстояло держать под пристальным наблюдением обоих — Ромэйн и ее деда.
Маккиннон поднялся по лестнице и направился в апартаменты, отведенные Ромэйн и ему. Он шел по холлу, стены которого были украшены обоями в голубой и белый цветочек, и радовался, что их покои располагались вдали от тех, где Эллен все еще продолжала болтать о том, что она наденет сегодня вечером. Джеймс положил ладонь на ручку двери и вздохнул.
Надо еще раз побеседовать с герцогом об опасности, грозящей Ромэйн. Во время их первого разговора старик поднял на смех Джеймса со всеми его подозрениями, но Маккиннон заметил, как остро прищурился старик, и понял, что в глубине души он разделяет эти предчувствия.
В городском доме своей гостиной у Ромэйн не было, и Джеймс очутился прямо в спальне. Он криво улыбнулся: опять он в царстве кружев и оборок. То, что Ромэйн выбрала такое убранство, удивило его. Ему казалось, что леди Смитфилд предпочитает строгую элегантность.
Джеймс подошел к туалетному столику и взял в руки серебряную щетку для волос. Одна эта вещица стоила дороже, чем их дом и земли в Струткоилле. Может, ее враг жаждал получить это богатство? Нет, ведь ей оно не принадлежало.
Джеймс снял сюртук и слегка ослабил галстук. Он с трудом терпел эти изысканные вещи. Но сейчас бессмысленно было вздыхать по рубахе свободного покроя и старому сюртуку. Ом прибыл в Лондон выслеживать свою жертву, значит, надо вспомнить хорошие манеры и привычки, которые он старался забыть в течение последних пяти лет.
Дверь открылась. Джеймс оглянулся: Ромэйн была уже без жакета, и платье мягкими складками облегало ее тело, к которому Джеймс прикасался слишком редко. Девушка закрыла дверь, повернула ключ в замке и схватила его за руку.
— Почему ты вернулся так рано? — спросила она. — Камерону… удалось что-нибудь узнать?
— Все будет ясно, когда он вернется. — Джеймс повернулся к Ромэйн спиной и добавил: — Ты, кажется, расстроена чем-то, дорогая женушка. Не рада приезду в Лондон?
Ромэйн в ужасе отшатнулась от Джеймса, услышав слова, которые, будучи произнесенными любым другим человеком, были бы восприняты как простая банальность.
Девушка заметила, что на спинку ее любимого стула был брошен его сюртук. И, обратившись к воспоминаниям, она, не удержавшись, бросила взгляд на огромную кровать красного дерева, покрытую белым атласным покрывалом. Нельзя пускать в нее Джеймса. Она знала это и тем не менее мечтала лишь о том, чтобы оказаться с ним именно там и именно в тот момент. Ромэйн разрывалась между желаниями и здравым смыслом.
— Я вовсе не расстроена своим приездом в Лондон, — ответила Ромэйн, надеясь, что нарочитая сухость тона скроет сомнения, одолевавшие ее.
— Так, значит… моим присутствием в спальне? Не волнуйся, мы сможем распределить спальные места по твоему выбору. Правда, это потребует большей изобретательности, чем в Вестхэмптон-холле. Здесь, к несчастью, нет гостиной, где стоял бы диванчик для твоего мужа.
— Здесь есть гардеробная.
— Может, Грэндж пустит меня к себе? — Он с трудом улыбнулся. — Без сомнения, она предпочтет, чтобы я спал с ней, чем с тобой.
Ромэйн повесила сюртук Джеймса в шкаф и сказала:
— Я уверена, что пройдет немного времени, и вы с Камероном выполните задание. До тех пор, в течение всего этого трудного времени, нам придется терпеть неудобства и приспосабливаться друг к другу.
Джеймс взял ее за плечи и повернул к себе; глаза его недобро зеленели.
— Трудное время? — уточнил он. — Так ты называешь эту ужасающую путаницу?
Ромэйн взяла его за запястья и осторожно сняла его руки со своих плеч.
— Почему ты злишься на меня? Я стараюсь выполнить свои обещания. Я устроила для Эллен поездку в Лондон и ширму для твоей работы. Мне удалось, хотя и не без труда, убедить окружающих, что я не собираюсь разрывать наш брак. Я сделала все, о чем ты меня просил. Почему тогда ты ведешь себя так, будто я не выполнила своих обязательств, оговоренных нашей сделкой?
Он поднял руку, и девушка попятилась. Губы его были крепко сжаты, но он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Ей следовало бы избегать таких возбуждающих ласк. Благая мысль промелькнула в мозгу и исчезла, а руки Ромэйн уже тянулись к Джеймсу, стараясь дотронуться до его шеи. Когда Маккиннон прикасался к ней, ей всегда хотелось ответить ему тем же. Ромэйн отказывалась понимать, почему это происходит: ведь в ее отношениях с Брэдли ничего подобного не было.
— Я бы просил тебя не делать этого, — прошептал Джеймс, почти касаясь губами ее ушка и все сильнее прижимая Ромэйн к себе. — Ты вынуждаешь меня откладывать преследование неприятеля ради таких мгновений с тобой.
Джеймс провел губами по щеке Ромэйн, оставляя на ее коже огненный след, воспламеняющий все ее существо. Девушка закрыла глаза. Он нашел губами ее губы, а Ромэйн обхватила мужа за шею и затем пробежала пальчиками по твердым мускулам торса. Каждое его прикосновение, каждый удар сердца призывал ее покориться запретной страсти. Рука Джеймса скользнула вдоль тела супруги, его язык возбуждал ее вожделенный ротик, наращивая ее желание.
Когда Джеймс отпустил ее, девушка едва держалась на ногах. Он улыбнулся, подхватил ее на руки и уложил на кровать, а сам лег рядом, дразня ее своей близостью. Пальцы Маккиннона скользнули вдоль тела жены, приводя ее в трепет, но и Ромэйн в свою очередь услаждала его бесстыдными ласками. Она хотела его, желала, мечтала о том, чтобы удары их сердец слились в единое биение.
Джеймс прошептал ее имя, Ромэйн открыла глаза и словно очнулась. Она потянулась, чтобы откинуть назад непослушные пряди его рыжих волос и заглянуть в его таинственные глаза. Но рука замерла в воздухе, когда девушка почувствовала, что Джеймс провел пальцем вдоль лифа на ее груди. Шелк плавился от прикосновений его горячих рук. Дрожа от желания, которого нельзя было больше сдерживать, Ромэйн потянулась к Джеймсу губами, но тут же протестующе вскрикнула, когда Джеймс ожесточенно выругался и отпрянул от нее, прежде чем губы их соединились. Ромэйн села и протянула к нему руки. Взглянув на нее, Джеймс встал и направился к окну.
— Джеймс? — прошептала Ромэйн, когда уже не было сил переносить нависшее молчание.
— Не надо говорить таким несчастным голосом, — ответил он, все еще глядя в окно. — Ты не сделала ничего неверного. Неверного? — он хмыкнул. — Боже милосердный! Ты все сделала правильно. Это я дурак. Я должен всегда помнить о том, что даже когда я держу тебя в своих объятиях, это все равно ничего не значит, потому что наш брак — это сделка. Между нами не должно быть и не может быть страсти.
Взгляд Ромэйн упал на обручальное кольцо на руке, оно приобрело странную власть над ее жизнью.
— У тебя есть все основания быть недовольным мной. Никогда не думала, что смогу нарушить свои обязательства таким нетрадиционным способом.
— Если бы твой натиск не был столь стремительным, дорогая, я бы сумел трезво оценить свою роль в этой сделке.
— Я ничего не могу с этим поделать. Джеймс, если хочешь, я могу распорядиться, чтобы тебе приготовили другую комнату.
— Неплохая мысль. — Он вздохнул и добавил: — Но это невозможно.
Ромэйн сжала кулаки и беспомощно прошептала:
— Но ведь многие женатые люди спят врозь… И если мы собираемся…
Все еще не глядя на Ромэйн, Джеймс сказал, будто не услышав ее последних слов:
— Ненавижу Лондон.
Удивленная тем, что он неожиданно сменил тему разговора, Ромэйн поняла, что Джеймс не хочет ссориться. Это поразило ее. С того самого момента, когда они повстречались в огне перестрелки, они спорили друг с другом по любому поводу, а сейчас Джеймс хотел избежать ссоры. Ссоры из-за страсти, которая обуревала их, — Ромэйн поняла это, и теплая волна признательности затопила ее. Он не хотел овладеть ею, а потом разорвать ей сердце напоминанием о скорой разлуке. Он был решительно настроен сделать все в соответствии с первоначальной договоренностью и не запятнать ее репутации.
— В Лондоне есть одно место, где тебе обязательно понравится.
— Здесь, в этом изящном каменном мешке? Сомневаюсь. — Обернувшись к девушке, Джеймс печально улыбнулся. — Тебе нет необходимости извиняться за то, что ты живешь той жизнью, которая тебе нравится, Ромэйн.
Сбитая с толку, девушка слегка нахмурилась:
— Лондону я предпочитаю Вестхэмптон-холл. Думаю, тебе об этом известно. Я нахожу забавным некоторое время покружиться в праздничном вихре, но здесь я не могу скакать верхом, как делаю это там. — На губах ее появилась лукавая улыбка. — Хочешь верь, хочешь нет, иногда высшее наслаждение для меня заключается в том, чтобы вскочить на лошадь и нестись во весь опор.
— Тогда почему же ты не ездила верхом, пока мы были в Вестхэмптон-холле?
— Ты ни разу не подарил мне такой возможности. Ты все время был занят с Камероном.
Джеймс улыбнулся и пальцем шлепнул ее по носику.
— Скорее всего ты была занята с модисткой, которая колдовала над Эллен, чтобы превратить ее в элегантную леди.
— Тогда давай внесем некоторые изменения в нашу жизнь здесь.
— И отправимся на прогулку верхом?
Ромэйн сначала кивнула, но затем энергично замотала головой:
— Грэндж еще не распаковала мой костюм для верховой езды. Почему бы нам не взять кабриолет? Я покажу место, которое должно тебе понравиться.
— В Лондоне? Вряд ли такое можно отыскать.
Ромэйн улыбнулась:
— Хочешь, я докажу тебе обратное?
— Думаю, ты берешь непосильный груз на свои плечи.
— Не сейчас, когда я уверена в своей правоте.
— Ну, тогда, дорогая, у тебя есть возможность познакомить меня с Лондоном, как я познакомил тебя со Струткоиллом. Уверен, что мы оба получим истинное наслаждение.
Ромэйн заметила, что глаза Джеймса сияют огнем неутоленной страсти, и ей захотелось, чтобы они снова оказались в окрестностях полусонной шотландской деревни, где можно было спокойно целоваться. Сомнительно, что в Лондоне им удастся найти такое же уединенное место, но Ромэйн надеялась, что Джеймс воспользуется для этого любой возможностью, какую им предоставят обстоятельства.
В сумерках Гайд-парк казался почти пустынным. Всего несколько наездников гарцевали каждый по своей полосе, и это безлюдие очень устроило Ромэйн. Неподвижность вековых деревьев и сон цветов на клумбах, которые оживут с первым теплом весны, обещали девушке спокойствие, которое она утратила во время скоропалительной подготовки Эллен к сезону.
— Здесь прелестно, не так ли? — поинтересовалась она, поудобнее устраиваясь на подушках кабриолета. Слегка приподняв шляпку, чтобы видеть Джеймса, Ромэйн улыбнулась. Он рассмеялся:
— Ромэйн, я ценю твою попытку дать мне свободно вздохнуть, но это не Шотландия.
Девушка взяла спутника под руку, а он держал одной рукой поводья, направляя кабриолет по песчаной дорожке.
— Когда ты выполнишь свое задание, ты уедешь в Шотландию?
— Я должен быть там, куда пошлет меня командование, — весело ухмыльнулся Джеймс и добавил: — Но сейчас моя жизнь связана с тобой, Ромэйн. К добру или к худу.
— Очевидно, к последнему.
— Ты действительно так думаешь?
Ромэйн хотелось ответить что-нибудь легкое и остроумное — она пребывала в хорошем расположении духа, — но слова увяли у нее на губах, когда она поймала его страстный взгляд. Девушка склонила голову к плечу Джеймса.
— Вот те на! Это настоящий сюрприз!
Неожиданное восклицание заставило ее отпрянуть от спутника. Ромэйн посмотрела через плечо и увидела хорошо сложенного мужчину верхом на лошади. Заметив рядом с ним другого, долговязого, Ромэйн скорчила гримасу.
Великан подскакал к кабриолету и сжал ей руку. На нее повеяло запахом дешевого джина.
— Моя дорогая, милая леди Ромэйн!
Джеймс высвободил свою руку, чтобы удержать незнакомца от лобызаний руки девушки. Ромэйн спокойно сказала:
— Полковник Ньюмэн, не думаю, чтобы вам приходилось встречаться с моим мужем, — и, глядя сквозь него на второго наездника, приближавшегося к ним на приличествующей скорости, добавила: — Мистер Баумфри, рада вас видеть.
Всадник слегка приподнял шляпу, глаза его блеснули в предвкушении забавы при виде спутника, который не мог скрыть восторга от встречи с Ромэйн.
Во время предстоящего сезона Норман Баумфри, одетый с иголочки по самой последней моде, будет предметом назойливого внимания многих матерей, у которых есть незамужние дочери.
— Филомена ничего не сообщила мне о том, что вы приехали в Лондон.
— Мы приехали только что, — ответила Ромэйн, и, обратившись к Джеймсу, добавила: — Это Норман Баумфри, чья золовка, леди Филомена, живет по соседству с нами на Гросвенор-сквер. Мистер Баумфри, а это мой муж, Джеймс Маккиннон.
— Так, значит, вы и есть Маккиннон, — вмешался в разговор полковник. — Я слышал кое-какие сплетни о хитроумном шотландском браке, который придумал герцог Вестхэмптон. Меня потрясло то, что он поступил не лучше, чем вы.
— Полковник Ньюмэн! — у Ромэйн перехватило дыхание. — Нет необходимости в таких словах.
— Похоже, Монткриф поступил мудро, когда, бросив вас, занялся леди Филоменой.
— Филоменой? — Ромэйн вопросительно взглянула на мистера Баумфри, который хмурился, глядя на полковника Ньюмэна.
В каждом своем письме Брэдли уверял ее в своей пылкой преданности. Должно быть, разум полковника туманился парами джина. Вспомнив о роли, которую она должна играть, Ромэйн сказала:
— Полковник, вам следует знать, что мне как замужней женщине совершенно неинтересно, что делает мой бывший жених.
Полковник рассмеялся:
— Жених? Да ведь герцог никогда не дал бы своего согласия на ваш брак с этим хлыщом. — Тут его длинный нос сморщился. — Но с другой стороны, он позволил вам выйти замуж за этого шотландца.
— Как мне припоминается, его светлость не дал своего согласия на брак леди Ромэйн с вами, — вмешался Джеймс.
— Я отказался жениться на ней, когда узнал, как старик распорядился деньгами. Как я понимаю, для вас это новость, мистер Маккиннон. Леди Ромэйн никчемная партия.
— Странно, но я только что думал, какое Ромэйн сокровище.
Полковник приготовился было ответить, но Норман Баумфри заставил его продолжить прогулку. Когда, ворча и ругаясь, полковник отъехал на приличное расстояние, Баумфри сказал:
— С тех пор как он узнал, что вы, леди Ромэйн, вышли замуж, он заглядывает на дно каждой бутылки. Подозреваю, что он будет для вас обоих как кость в горле, пока не найдет леди, достойную внимания.
— Благодарю за предупреждение, — облегченно вздохнула Ромэйн.
До этого она встречалась с мистером Баумфри всего один раз: то ли он был редким гостем в доме своей невестки, то ли Ромэйн не посчастливилось ни разу застать его у Филомены.
— Мое почтение, миссис… — Попрощался Баумфри, приподнимая шляпу, и, поклонившись в сторону Джеймса, добавил: — Маккиннон.
Ромэйн заметила, что Джеймс с силой сжимает поводья, и накрыла его руку своей. Он слегка расслабился и направил кабриолет по дорожке, окаймляющей парк.
— Не могу поверить, чтобы герцог тешил себя мыслью выдать тебя замуж за этого выпивоху, — произнес он. — Хотя …очевидно, он давал себе труд протрезветь перед визитами в Вестхэмптон-холл.
— Не всегда.
— Теперь я начинаю понимать, почему ты считала Монткрифа бесценным подарком.
Ромэйн помрачнела:
— Не говори больше о Брэдли.
— А когда, ты думаешь, мы должны поговорить о нем? Вечером, когда он примется волочиться за тобой на глазах у своих гостей?
— Мне казалось, что ты расстроился, когда мы получили приглашение.
— Нет. Визит к нему даст мне возможность побольше узнать о тех, кто называет себя друзьями Монткрифа.
Сцепив пальцы, не глядя в лицо Джеймсу, Ромэйн спросила:
— Ты все еще считаешь, что предатель — Брэдли?
— Не думаю, что он достаточно умен, чтобы самому составить заговор, а также что у него есть связи для получения столь важной информации.
— Он знаком со многими влиятельными людьми в правительстве через своих друзей по клубу.
— Никак не пойму, ты защищаешь его или наоборот примеряешь на него наряд оборотня?
— Ни то, ни другое. Я констатирую факт. Дедушка тоже член этого клуба, наряду с полковником и мистером Баумфри. Ты подозреваешь в измене их всех?
Маккиннон натянул поводья и остановил кабриолет в тени вековых деревьев.
— Ромэйн, ты так яростно защищаешь Монткрифа… но ведь ты сказала мне, что больше не любишь его.
— Я сказала тебе, что не уверена в этом.
— Значит, сегодня вечером ты постараешься определиться в чувствах?
— Надеюсь, — Ромэйн бросила взгляд на Джеймса. — У тебя есть тайные мысли насчет сегодняшнего праздника?
Маккиннон осторожно сдвинул назад ее шляпку:
— Разве ты не знаешь, что все мои мысли связаны с тобой? Я не могу выбросить тебя из головы.
Ромэйн прикрыла глаза и прошептала:
— Ты не должен так говорить.
— Почему?
— Разве ты можешь не думать об этом?
Она лишь слегка выделила запретное слово интонационно и поцеловала его в губы. Ромэйн не могла больше сдерживаться, она трепетала от прикосновений его пальцев, властно и нежно скользящих по ее телу. И лишь когда Джеймс мягко уложил ее на подушки, девушка опомнилась и в ужасе потрясла головой:
— Джеймс… я думала… ты сказал… — Она зарделась и поправила шляпку.
— …что мы должны быть не более чем партнерами в этой игре, целью которой является спасение Англии. — Улыбка, появившаяся на его лице при этих словах, была холодна, как шотландская ночь.
— Да.
— Но мы очень близкие партнеры, дорогая, потому что мы женаты.
— Мы только делаем вид, что женаты.
Джеймс посмотрел ей на руку и дотронулся до колечка под лайковой перчаткой.
— Да, только делаем вид. Теперь ты понимаешь, как это опасно?
— Опасно?
— Опасно позволить себе испытывать страсть, которой не должно быть.
— Ты просишь, чтобы я отвергла чувства, которые… — в словах ее звучал страх и опасение, что она не сможет совладать с собой… — Я постараюсь, Джеймс.
Улыбка его была одновременно теплой и извиняющейся.
— Я знаю, что ты постараешься, дорогая. Мы не должны позволить себе забыть настоящую причину, по которой мы произносили клятвы перед священником. Цена забывчивости может оказаться значительно выше твоей подмоченной репутации. Наше беспамятство может стоить свободы каждому английскому гражданину.