Секрет ее счастья

Глава 23

Тете Мэри не понадобилось много времени, чтобы понять, что Луиза умна и что между Луизой, Блейксли и Мелверли что-то произошло. Мэри не смогла добиться никаких подробностей от Элинор, но она не сомневалась, что выбьет их из Амелии, в чем Элинор была уверена гораздо меньше. Амелия могла быть достаточно гибкой, когда на нее давили.

Так оно и вышло. Элинор не собиралась выдавать местонахождение Луизы, а Мэри знала по опыту, как легко Элинор удается сбить ее со следа, и потому решила послать за Амелией. Так как это был вечер и Хоксуорт все равно собирался куда-нибудь пойти, он составил компанию Амелии, направлявшейся в Мелверли-Хаус, очевидно страдая некоторым избытком любознательности.

Хоксуорт, отлично знавший как Луизу, так и Мелверли, должен был сам обо всем догадаться. Но будучи отъявленным лентяем, он находил предположения трудоемкими и предпочитал, чтобы вся работа была проделана за него. Впрочем, то же самое относилось и к тете Мэри.

Хоксуорт, по-светски томно развалившись на длинном диване в библиотеке, время от времени поглядывал на женщин с каким-то раздражающим отсутствием заинтересованности. Длинные светлые пряди его волос, рассыпавшиеся по диванной подушке, вызвали у Элинор мимолетный интерес и ничего более, несмотря на то, что он был ее кузеном, наследником ее дяди, герцога Олдрета. Хоксуорт был красив, богат и, как следствие, очень устал от жизни за свои долгие двадцать лет. В целом она считала кузена довольно утомительным.

— Хоксуорт, — заговорила тетя Мэри, — как приятно видеть тебя. Разве ты не должен сейчас быть в Париже с остальными?

На континенте как раз был подписан Амьенский мир, что означало — Париж свободен от войны, свободен и доступен для всех мотов и транжир мира. Элинор знала об этом, потому что, кроме всего прочего, читала Филдинга. Под «остальными» подразумевались молодые лондонцы, которые предположительно развлекались сейчас в Париже, как настоящие повесы.

— Я вернулся, — протянул Хоксуорт. — Я снова туда поеду, как только приспичит или просто так, тетя Мэри. Вы поэтому вызвали нас? Чтобы обсудить мое предстоящее путешествие?

— Нет, — сказала тетя Мэри, притворяясь, будто испугалась его упрека.

У тети Мэри был богатый опыт общения с заносчивыми великосветскими молодцами. Такими оказались мужья ее сестер — вот она и привыкла вести себя так, чтобы это было приятно для них и одновременно выгодно для нее самой. Элинор уже давно пришла к выводу, что ей нравилась эта черта тети Мэри и что, хоть тетя Мэри и любила выпить, глупостью она не страдала.

— Я попросила вас прийти, потому что… ну…

Тетя Мэри увиливала от ответа.

Элинор как можно скорее укрылась в дальнем углу комнаты, почти погруженном в тень. Там можно было оставаться невидимой — а значит, никем не замеченной. Она, конечно, знала, о чем хотела сказать тетя Мэри, и у нее было определенное предположение, как это отразится на ней самой. Если Элинор не ошибалась, а она не могла ошибиться, ее немедленно выпроводят из комнаты, посчитав, что она еще слишком мала и чересчур невинна, чтобы слушать подробности разговора о Луизе.

— Да? — оживился Хоксуорт.

Тут Элинор заметила, что Амелия тоже оглядывается, будто старается найти для себя затененный угол.

— Мне кажется, я немного недооценила леди Луизу, — сказала тетя Мэри.

— Прошу прощения? — немного приподнял голову Хоксуорт.

— Луизы нет дома, — сказала Мэри. — Я не знаю, куда она ушла. Вы не думаете, что она могла сбежать? С Генри Блейксли?

— Она могла, — отозвался Хоксуорт.

— Конечно, это очень вероятно. Она поступила бы наперекор Мелверли и обзавелась бы Блейксли. Два зайца одним выстрелом.

— Не говори ерунды, Хокс! — взбунтовалась Амелия, встав и с угрожающим видом направившись к младшему брату. — Если бы ты чаще бывал в обществе, ты бы знал, что Луиза была и остается заинтересованной только в одном человеке с самого первого дня, когда она вышла в свет, и это не Генри Блейксли, а маркиз Даттон. Вряд ли она получит то, что ей нужно, выйдя замуж за лорда Генри.

— Она обесчещена сейчас, Амелия, — проворчал Хоксуорт, вставая, — она примет любого мужчину, какой только попадется, и будет безмерно благодарна ему. Если Блейксли изъявляет желание быть с ней, она должна проявить разум и воспользоваться этим. Ей же хватило глупости позволить ему сперва обесчестить ее…

Элинор подавила смех, который мог привести к тому, что её вышвырнули бы из комнаты, как мусор. Это стоило ей большого труда, ибо ей так хотелось радостно зааплодировать высказыванию Хоксуорта. Он заслужил это, ленивый пьяница.

— Но Даттон тоже ее обесчестил, — прервала брата Амелия. — Его все еще можно заставить пойти к алтарю. Если мужская часть этой семьи даст свое разрешение.

— Дело вот в чем, — вмешалась тетя Мэри, прервав начинавшуюся ссору между Амелией и Хоксуортом из боязни, что Мелверли будут сплетничать о ней всю следующую неделю, — Луизы в доме нет, и, принимая во внимания все произошедшее на днях, полагаю, ее нужно найти, пока она себе не навредила.

— Она обесчещена, тетя, — сказал Хоксуорт, — уберегать ее, даже от самой себя, уже не ваша забота.

— Я смотрю, ты даже не поленился встать с дивана для того, чтобы все оценили твои слова, — упрекнула его Амелия.

Хоксуорт, бесконечно ленивый, направил свой самый энергичный взгляд на сестру. Было заметно, что Амелия оценила по достоинству эти усилия, совершенные ради нее. Разумеется, они все должны были радоваться, если Хоксуорт проявлял хоть какие-то усилия хоть по какому-то поводу.

— У вас нет предположений, куда она могла подеваться? — спросил Хоксуорт тетю Мэри, отворачиваясь от Амелии со страшно недовольным видом.

— Она в Королевском театре, — произнес чужой мужской голос.

Все обернулись на звук этого голоса. Незнакомец был высок, худ и смугл — это бросалось в глаза в первую очередь. Затем его одежда: кожаные штаны, грубая льняная рубашка и кусок ткани, заменяющий широкий пояс. Нож.

Очень большой нож, почти как короткий меч. Он сверкал при свечах завораживающим светом смертоносного оружия.

Наконец его лицо. Глубоко посаженные глаза под жгучими черными бровями. Выступающие скулы. Ястребиный нос. Угловатое лицо, требующее бритья.

Человек стоял в комнате, спиной к открытому окну. Оно было открыто, потому что дождь прекратился и вечерний ветер был свеж и прохладен.

Элинор огляделась. Возле каждого окна стояло по такому же дикому молодцу.

— Вы не будете вмешиваться, — сказал незнакомец. — Вы останетесь здесь.

— Я так не думаю, — возразил Хоксуорт.

— А вы подумайте еще раз, — сказал один из шайки, старший из молодняка.

Индейцы.

На этот раз Элинор не удержалась. Она радостно захлопала.

Если бы София была хоть немного менее утонченна, она бы восторженно захлопала в тот момент, когда Блейксли прижал Луизу к стенке их ложи и, судя по его позе, начал целовать ее до беспамятства.

Все очень хорошо складывалось без всякого вмешательства. Было так важно в подобных делах следить за тем, чтобы все продвигалось как нужно. София встала, многозначительно улыбаясь Маркему и Энн, хотя сильно сомневалась, что Маркем понимает, в чем дело. Зато она могла быть уверена, что Энн все объяснит. Выйдя из ложи и спустившись по лестнице, София легонько постучалась и вошла в ложу Мелверли.

Он был занят приятнейшим делом с Эмили Бейтс, его бриджи были в достаточной мере спущены, чтобы он смог сделать все, что нужно, юбки Эмили были задраны, ее щеки порозовели, а взгляд блуждал по театру. София улыбнулась и подмигнула ей, приложив палец к губам и наблюдая за трудами Мелверли. Ну, прямо как Геркулес, хотя, конечно, не так хорошо сложен.

Когда Мелверли, у которого был отвратительно белый зад, поросший курчавыми рыжими волосами, захрюкал в такт своим толчкам, она решила, что просто не может больше ждать и должна говорить.

София не сомневалась, что Эмили, страдающая от того, что должна изображать прилив блаженства, будет ей благодарна.

— Лорд Мелверли, — сказала она, тихо ухмыльнувшись, когда Мелверли резко остановился и пробурчал проклятие в корсет Эмили. — Как это мило, что мы с вами сталкиваемся при таких обстоятельствах. Но, полагаю, это не совсем точно. Вы сталкиваетесь сейчас с мисс Бейтс, поэтому вернее будет сказать — хорошо, что есть возможность поговорить.

К счастью, Мелверли прикрыл свой ужасно непривлекательный зад, неуклюже встал и повернулся к ней. Эмили изо всех сил старалась сдержать улыбку и принять подобающе смущенный вид. Милая Эмили просто умерла бы с голоду, если бы когда-нибудь решила зарабатывать только своими актерскими способностями.

— Вы заблудились, леди Далби? — грубо спросил он, стоя уже лицом к Софии и все еще поправляя бриджи.

— Нет, но боюсь, что заблудились вы, лорд Мелверли. Кажется, вы совсем сбились с верного пути в отношениях с вашей старшей дочерью, — сказала София, поглядывая на Эмили, которая хорошо поняла ее, умная девочка, и, что-то проворковав, оставила их в ложе наедине.

Мелверли был не очень доволен. С другой стороны, когда он вообще; был доволен?

— Луиза не ваша забота, — сказал он по-прежнему, грубо, потому как бедняга, просто не умел общаться иначе.

Это могло бы сильно огорчать, если бы не было так забавно.

— На самом деле она доказывает, что не является вашей заботой, хотя, по-видимому, лорд Генри Блейксли не отказывает себе в удовольствии, уделяя ей то внимание, в котором она так нуждается и, возможно, требует. Как вы с ней в этом похожи! Как лестно это должно быть для вас — видеть, что хотя бы одна из дочерей пошла по вашим восхитительно развратным стопам.

— О чем, черт побери, вы говорите, София? В ней не может быть ничего моего, — сказал он.

Да, грубовато.

— Лорд Генри обесчестил ее, и она так и останется обесчещенной. Это будет ей хорошим уроком.

— Я не до конца уверена, что вы так считаете. К тому же развратная жизнь, несмотря на свои привлекательные стороны, не тот путь, который большинство мужчин предпочтет для своих дочерей.

— Вы так же хорошо знаете, как и я, как и все в Лондоне, что она — не моя дочь, — сказал он.

Да, снова грубо.

— Дорогой Мелли, но ведь также говорят, что обычно все обо всем знают, кроме самого отца. А значит, вы преувеличиваете. Луиза вся в вас, начиная от рыжих волос и заканчивая упрямой волей, и, не решаюсь сказать вам это в лицо, у нее такой же острый язык. Как вы могли подумать иначе?

— Мне сказал Уэстлин, — пробормотал он. — Маргарет погрела его постель. Она даже призналась в этом однажды.

— Дорогой, Уэстлин считает, что он отец всех рыжеволосых в ближайшей округе и двоих, что живут в пятидесяти милях от города. Редкое самомнение, однако, ни у меня, ни у вас нет причин потакать ему, как вы полагаете?

Его несчастное обвисшее лицо, с бросающимися в глаза багровыми пятнами на носу и подбородке, стало более осмысленным и спокойным. Бедняжка, размышления требовали определенных усилий после разнеживающих плотских удовольствий. Что ж, им нужно было управлять, мягко вести к правильному решению.

— Ее мать призналась, — выдавил из себя Мелверли, разволновавшись, что говорило о некотором усилии быть повежливее.

— Дорогой, конечно, она призналась, — с живостью подхватила София. — Позвольте, я угадаю, как разворачивалось это представление. Тогда вы, как и сейчас, были расположены поговорить. Уэстлин приступил к своей болтовне, исключительно ради бахвальства, даже вы должны это признать. Вы обвинили ее, при этом на вашей коже еще оставался свежий запах другой женщины, а она?.. Она должна была изображать страдающую жену до самого конца, ведь вы играли Отелло и ударили ее? — София засмеялась, увидев, как он изменился в лице. — Мелли, вам просто нужно перестать жить по сценарию пьесы, которую вы когда-то видели. Что вы хотели от нее услышать? Обвинив ее, вы сами не были ни преданны, ни благоразумны. Вы наградили жену безжалостной местью. Я аплодирую ее стойкости. И любая женщина меня поддержит.

— Она могла все отрицать, — упрямился Мелверли.

— При виде вашего недоверия? — наступала София. — Да признайте же, Мелли, вспомните Маргарет такой, какая она была на самом деле, а не такой, как вы запечатлели ее в своей памяти. Могла ли она изменять вам? Разве не была она хорошей женой, не вызывала ли уважения к вашему имени?

Мелверли выглядел очень задумчиво, с налетом меланхолии, как будто собирался заплакать. Как бы это было уместно. Он вел себя отвратительно и должен был теперь раскаяться за каждую мерзость, начиная с того дня, когда связался с какой-то служанкой, и до настоящего момента.

— Я убью Уэстлина, — заявил он, стараясь изо всех сил продемонстрировать решимость.

Что ему, бедняге, не слишком-то удалось.

— Не в Уэстлине проблема, лорд Мелверли, — сказала София. — Проблема в Луизе. Она была обесчещена, и будет еще хуже, если вы не вмешаетесь и не исправите ситуацию.

— Вы имеете в виду, позволю ей выйти за Генри Блейксли?

— Именно!

— Она может найти партию и получше.

— Мой дорогой лорд Мелверли, — сказала София, указывая рукой. Крики и свист в театре все нарастали. — Ей уже сделали лучше. Лорд Генри. Что вы не дадите, она возьмет сама.

Тогда Мелверли, которому и вправду следовало бы почаще вытаскивать свою голову из-под женских юбок, увидел то, что все, находящиеся в театре, видели в этот момент и громко обсуждали. А именно подробности того, как леди Луиза Керкленд, старшая дочь маркиза Мелверли, предавалась любви с лордом Генри Блейксли в ложе Королевского театра. Казалось, она наслаждалась этим гораздо больше, чем Эмили Бейтс, но София не думала, что лорд Мелверли по достоинству оценит такое явное сходство с собой.

— А вы еще сомневались, что она ваша дочь, лорд Мелверли, — сияя, сказала София. — Вы, наверное, слепы.