Семейные реликвии

ГЛАВА 13

Генриетта Морган приехала к вечеру и сразу принялась за дело. Джульетта уже обмыла тело Франсэз, заплела ей волосы и уложила их аккуратной короной, так же, как Франсэз носила при жизни. Затем она положила покойницу в ее лучшем платье, надевавшемся только при поездках в церковь, сложила ей руки на груди и положила на глаза монеты. Эймос направил Итана в город, чтобы сообщить о смерти Франсэз брату и ближайшим соседям, живущим вдоль дороги, а сам вернулся в сарай, чтобы сколачивать гроб.

Джульетта сидела рядом с покойной до тех пор, пока не прибыли Генриетта и Сэмюэль. Затем ее сменила Генриетта, а Джульетта спустилась в кухню, чтобы разогреть оставшиеся овощи и подать их на ужин вместе с тушеным мясом и яблочным пирогом, привезенными Генриеттой. Никто особенно не хотел есть, однако все собрались за столом в подавленном настроении и молча поужинали.

Вечером Эймос внес в дом гроб и установил его в гостиной, а Джульетта застелила внутри любимое покрывало Франсэз и положила в изголовье маленькую подушку с вышитой наволочкой. Эймос перенес тело своей сестры в гостиную, где ей предстояло лежать все то время, пока друзья и родные будут сидеть с ней до похорон. Эймос хорошо постарался и сделал отличный гроб с гладко отполированными стенками и вырезанными на них и на крышке переплетениями виноградной лозы и цветков розы. Слезы хлынули из глаз Джульетты, когда она увидела работу Эймоса. Свою любовь к сестре, так и не высказанную ей словами, он вольно или невольно выразил в каждой детали изготовленного им печального атрибута предстоящего прощания с ней.

Джульетта оставила родных умершей в гостиной рядом с телом, чувствуя, что не должна сейчас мешать им своим присутствием. Она занялась работой, стремясь все сделать, чтобы дом сиял чистотой, и приготовить достаточно пищи к приходу гостей, которых уже можно было ожидать вскоре.

В тот же вечер прибыла двоюродная сестра и две соседских семьи. Они, по заведенному обычаю, привезли с собой еду в закрытых блюдах. Три приехавшие женщины остались, чтобы поочередно сменять Генриетту у гроба в течение ночи. Джульетта постелила для гостей в комнате отца. Джульетта также убрала белье с постели Франсэз и распахнула окна в ее комнате для проветривания, закрыв при этом дверь, чтобы опустевшая комната не напоминала лишний раз Эймосу о смерти сестры, когда он будет проходить мимо по коридору.

Назавтра Джульетта поднялась до рассвета и собрала яйца для предстоящего большого завтрака. Вернувшись на кухню, она увидела, что Генриетта уже хлопочет у плиты, подвязав передник на полной талии, поджаривает колбасу и раздает указания двум другим женщинам. Заметив Джульетту, Генриетта улыбнулась и тут же выдала и ей поручение. Джульетта охотно взялась его выполнять. Генриетта была властной натурой, но Джульетта уже давно, еще в театре, научилась ладить с тяжелыми людьми. Генриетта, по крайней мере, не была такой самодовольной, как некоторые актрисы, с которыми Джульетте приходилось сталкиваться. К тому же, долго она здесь не останется, и Джульетта даже находила некоторое удовольствие побыть в ее обществе несколько дней, несмотря на привычку Генриетты всеми командовать.

Целый день прибывали все новые гости. Каждая женщина приносила с собой хотя бы одно блюдо, поэтому даже для большого скопления людей не было недостатка в пище, и Джульетта постоянно занималась тем, что подавала еду, искала, куда бы ее разместить и мыла освободившуюся посуду.

Несколько мужчин помогли Эймосу выкопать могилу рядом с могилой его матери на небольшом семейном кладбище за холмом недалеко от дома. В конце дня из церкви прибыл священник, он отслужил простой погребальный обряд и гроб с телом Франсэз опустили в могилу.

Джульетта с беспокойством посмотрела на Эймоса. На его лице, как и весь этот день, была маска озабоченности. Джульетте хотелось знать, какие чувства скрываются сейчас под этой маской. Она настолько была занята этими мыслями и волнением, что не замечала, как острые маленькие глазки Генриетты перехватили брошенный ею на Эймоса беспокойный взгляд. Не знала Джульетта и о том, что вечером Генриетта точно так же следила за тем, как она несет поднос с едой в сарай, куда Эймос ушел сразу же после похорон.

К концу вечера большинство гостей разъехалось. Только прибывшие издалека остались на ночь и уехали рано утром. Наутро уехал и Сэмюэль, подсевший в экипаж к другой семье из города и оставивший Генриетту, которая должна была уехать на следующий день в их двухместном кабриолете. Повседневная жизнь почти вернулась в прежнее русло. Итан и Эймос ушли на полевые работы, покончив с утренними делами по хозяйству, а Генриетта с Джульеттой принялись наводить чистоту в доме и распределять на хранение привезенные из разных домов продукты, оставшиеся после гостей.

В тот же день после ужина Генриетта важно объявила:

— Джульетта и Эймос, мне надо с вами поговорить.

Итан с интересом поднял голову, а Эймос недовольно взглянул на свою невестку. Джульетта же просто немного удивилась. Зачем понадобилось Генриетте заводить какой-то отдельный разговор с ними? Но Генриетта сурово посмотрела в ответ на загоревшегося любопытством Итана и тот только вздохнул.

— Ну ладно. Я понимаю, когда я лишний. — Он еще раз преувеличенно громко вздохнул и поднялся, затем отнес в раковину свою тарелку, с демонстративным видом вышел в коридор и, громко топая, удалился вверх по лестнице в свою комнату.

Эймос нахмурился и обратился к Генриетте:

— В чем дело?

Джульетта встала и начала собирать грязную посуду, чтобы унести ее в раковину, однако Генриетта остановила ее, положив ей ладонь на руку.

— Нет, дорогуша, оставьте это. После я вам помогу прибраться, а сейчас мне нужно все ваше внимание и не отвлекайтесь.

От такого многозначительного вступления Джульетте стало немного не по себе. Она повернулась в сторону Эймоса, но тот только пожал плечами.

— Ну, давай Генриетта, выкладывай, что там у тебя, — резко произнес он.

— Хорошо, тогда выслушайте меня. Эймос, я знаю, что ты любишь говорить откровенно и просто. Вот и я буду делать так же. Нечего нам хитрить. Не знаю, поняли вы это с Джульеттой или еще нет, но суть дела в том, что теперь вы оба оказались в сомнительном положении.

— Что? — Джульетта почувствовала еще большее замешательство. — Я ничего не понимаю.

— Потому что не хотите задуматься. Впрочем, это понятно, если учесть, что здесь творилось последние два дня. Но завтра я уеду отсюда и тогда вы, Джульетта, останетесь одна с Эймосом и Итаном.

— И что?

— Да это же очевидно! Вы, молодая и привлекательная незамужняя женщина, останетесь жить под одной крышей с двумя мужчинами, совершенно чужими для вас. Пока Франсэз была жива, это не имело значения. Кроме вас здесь была другая женщина, более старшая по возрасту, к тому же родственница этих мужчин. Но вы одна с ними — это уже неприлично.

— А, ерунда все это! — грубо бросил Эймос.

— Но здесь еще живет Итан. Я имею в виду, что он ребенок и сын Эймоса. Разве его присутствие не делает это положение приличным?

Генриетта покачала головой, вздохнув от такой наивности Джульетты:

— Милочка моя, ему уж шестнадцать лет. Какой же он ребенок, когда большинство считает его мужчиной. И вот его-то присутствие как раз все и ухудшает. Конечно, если бы он был ваш сын, тогда другое дело, но…

— О, я… Я думаю, что вы правы. — Джульетта понимала, что, прожив всю жизнь в театральном мире, она куда слабее, чем Генриетта, разбиралась в моральных принципах общества. И теперь, после объяснений Генриетты, ей стало понятно, что такое положение действительно может вызвать разные пересуды.

— Ну какая же все это чепуха! — Эймос сложил руки на груди и впился взглядом в Генриетту. — Просто ты раздуваешь проблему.

Генриетта ответила ему презрительным взглядом.

— Слушай, Эймос! Ну как ты можешь такое говорить? Ты же знаешь, что я всей душой хочу тебе самого лучшего! — Она повернулась к Джульетте. — И вам тоже, моя дорогая. Вы и сами должны это понимать.

— Конечно, — согласилась Джульетта. — Я уверена, что вы хотите помочь.

— Вот именно! — Генриетта решительно кивнула головой и бросила торжествующий взгляд на Эймоса. — Ты видишь, вот она меня понимает. Она — женщина, поэтому и знает, как много значат подобные вещи. Каково будет бедняжке, если она потеряет свое доброе имя? А как раз это и может случиться. Люди, конечно, начнут сплетничать про вас, но, в конце концов, они и так уже сплетничают много лет. — Но ты — мужчина и для тебя это не важно. А, кроме того, всем известно, что ты несколько своеобразный человек. Но в результате всего этого страдать будет Джульетта, именно ее репутация разлетится в клочки. Ты сам можешь себе представить, что будут говорить о ней, тем более, когда всем известно, чем она занималась раньше. В городе все отвернутся от нее. Никто не станет с ней разговаривать. И подумай, как это подействует на Итана. Да, что там, люди уже сейчас…

— Я знаю, что люди думают и болтают о моем сыне, — пробормотал Эймос, нахмурившись. — Но тут я согласен. Джульетте все это очень повредит. Что ты предлагаешь делать?

— По-моему, ясно, что Джульетта должна уехать из этого дома и вернуться со мной в Стэдмен.

Джульетта охнула.

— Ну, уж нет!

Эймос сидел с каменным лицом, он не проронил ни слова и просто отвернулся, уставившись в одну точку.

— Но я вовсе не хочу возвращаться туда, — воскликнула Джульетта. — Я хочу остаться здесь. — Она умолкла, покраснев, понимая, что слишком откровенно высказала свои чувства и боязливо покосилась на Эймоса. — То есть, я хочу сказать, если Эймос хочет, чтобы я осталась здесь. Мне… для меня это хорошая работа и у меня, наконец-то, все стало получаться. Да просто глупо уходить отсюда сейчас. К тому же Эймосу и Итану экономка нужна, как и прежде.

— Это несущественно, — мрачно бросил Эймос, все также не глядя на нее. — Существенно другое — то, что ваше имя будет опорочено, если вы останетесь здесь с нами. Я не могу допустить, чтобы кто-то начал распространять порочащие ваше имя слухи.

Джульетта улыбнулась. Такая его забота о его имени была приятна ей.

— Но вот, представьте себе, мне нет до этого никакого дела. Серьезно. Я имею в виду, что в город я выбираюсь совсем редко. Подруг у меня там нет. Родственников, которых могли бы задеть эти сплетни, тоже нет. Я уже привыкла, что люди бывают иногда невысокого мнения обо мне. Ну еще бы. Я ведь была актрисой. Я уже знаю, о чем все они думают, и на меня это не действует.

— Вам это кажется не слишком важным потому, что раньше в театре вас всегда окружали другие люди. Вы были, так сказать, в своем особом мире. А здесь вы живете среди таких людей, которые начнут непременно вас обсуждать. — Генриетта говорила искренне и убедительно. — Пусть вы здесь на ферме бываете в одиночестве, но время от времени вам придется выезжать в город. Это неизбежно. Ну и как вы себя будете там чувствовать, если люди не захотят с вами разговаривать? Или станут с вами обращаться как с уличной женщиной?

— Генриетта! — загремел голос Эймоса и он гневно посмотрел на нее.

— А что такое? — дерзко посмотрела на него Генриетта. — То, что я здесь говорю, это — пустяки, по сравнению с тем, как другие начнут перемывать ей косточки, и ты это знаешь. — Она многозначительно посмотрела в глаза Джульетты. — Как насчет людей, с которыми вы ходите в церковь? Каково вам придется, если никто не пожелает сидеть с вами рядом или же они будут вставать и уходить, когда вы сядете возле них?

Джульетта тревожно посмотрела на Генриетту. Ей такое и в голову не приходило. Генриетта права, раньше Джульетта всегда была среди друзей и никакое мнение посторонних не имело большого значения. А теперь она могла вообразить себе, как ужасно она будет чувствовать себя, если женщины, с которыми, она любила поболтать после церкви, начнут относиться к ней так же, как Аурика Джонсон. Или когда мужчины начнут думать о ней так, как Джон Сандерсон.

— Но нужно думать и о других, — продолжала наступать Генриетта. — Надо же учитывать и Эймоса с Итаном. Мы ведь знаем, какой крест уже несет на себе Итан. — И я уверена, что вы не хотите добавить ему новых проблем, если они будут знать, что этот парень живет с вами и Эймосом, в неизвестно каких отношениях?

— Генриетта! — Джульетта почувствовала себя оскорбленной. — Как вы можете говорить такое! Как будто и в самом деле Итан, Эймос и я замешаны в чем-то порочном!

— Да это не я говорю. Это другие станут так говорить. Естественно, я буду вас защищать, но разве они мне поверят? Ведь Эймос — мой близкий родственник.

Джульетта посмотрела на Эймоса. Его хмурое лицо выражало полное согласие со словами Генриетты. Джульетта упала духом. Значит, и Эймос не захочет, чтобы она здесь оставалась. Даже если она согласится выдержать презрение городской публики, едва ли она станет просить Эймоса с Итаном относиться к этому так же лишь для того, чтобы она по-прежнему могла вести у них хозяйство. Она совсем уже привыкла к Эймосу за столько недель, проведенных здесь, но для Эймоса она просто экономка. Не допустит он, чтобы его сына опорочила молва, если такой окажется плата за то, что она будет готовить им еду и убирать в доме.

— Мне все ясно, — произнесла Джульетта упавшим голосом и побледнела. — В таком случае я должна завтра уехать. Генриетта, я смогу поехать в город вместе с вами?

— Разумеется. — Генриетта протянула руку и сжала ладонь Джульетты. — Я приложу все усилия, чтобы подыскать вам другое место. Мне кажется, что миссис Уилкок в восточной части города как раз ищет девушку для помощи по хозяйству.

— Миссис Уилкок? — Эймос бросил сердитый взгляд на Генриетту. — Да это просто сущая ведьма! Она же загоняет Джульетту, как рабыню. Нет, я не позволю, чтобы она шла работать на эту вредную старуху.

— Но Эймос, дорогой мой. Джульетта доказала, как успешно она умеет уживаться с тяжелым хозяином, — возразила Генриетта, пряча в уголках губ лукавую усмешку.

— Эймос вовсе не тяжелый, — возразила Джульетта. — Я даже полю… для меня все это время, проведенное здесь, даже оказалось приятным.

Лицо Эймоса помрачнело еще больше.

— Я сам заплачу ей эти деньги.

Генриетта удивленно приоткрыла рот.

— Какие деньги?

Эймос пожал плечами.

— Да любые, какие ей понадобятся. Поехать на восток, где она сможет петь, что ей больше по душе, чем драить полы у чужих людей.

Джульетту поначалу охватила радость от того, что Эймос готов сделать такое для нее, но сразу же она рассердилась на него за стремление откупиться и так освободиться от возникшей проблемы. Нельзя яснее показать, что для него она, по сути дела, не более чем наемная работница. Конечно, ему будет очень хлопотно отыскивать новую экономку, однако очевидно, что от этого у него вовсе не разрывается сердце, как сейчас у нее.

— Оставьте свои деньги при себе! — вскочила на ноги Джульетта. — Я не нуждаюсь в них. Я вполне смогу сама позаботиться о себе.

— Не говорите глупостей! — раздраженно бросил Эймос. — Почему это вы отказываетесь от денег? Они дали бы вам возможность жить независимо.

— Я не наемная женщина, какой, вероятно, вы меня считаете, — сердито ответила Джульетта. — Я не продаюсь и не покупаюсь.

Эймос удивился:

— Я вовсе не имел в виду, что…

— Ах, не имели?

— Джульетта… Эймос… Вы что это? — Генриетта заговорила таким же тоном, каким она обычно обращалась к своим детям. — Ну-ка, прекратите эти глупости! У нас еще есть более важные вопросы для обсуждения.

— Ну что там еще? — проворчал Эймос. — Ты и так перевернула все вверх дном.

— В самом деле, Эймос. Дай мне закончить. Я как раз хотела сказать, что мы, возможно, найдем решение этой проблемы.

— Какое решение? — непонимающим взглядом окинула ее Джульетта.

— А вот какое. Понимаете, было бы совершенно естественно для вас жить здесь вместе с Эймосом и Итаном… Если бы вы с Эймосом состояли в браке.

Все горделивое достоинство разом покинуло Джульетту и она опустилась на стул.

— В браке!

— В браке! — эхом откликнулся Эймос. Он уставился на Генриетту, затем перевел взгляд на Джульетту. Джульетта густо покраснела.

— Генриетта, — тихо возразила Джульетта, боясь поднять глаза. — Зачем вы так шутите?

— Я вовсе не шучу! Мне сейчас не до шуток. Это — идеальное решение возникшей проблемы. Вы могли бы остаться здесь, не вызывая при этом сплетен. Выигрываете вы оба. Подумайте сами. Вы, Джульетта, обретаете защиту, свой дом, мужа, который будет о вас хорошо заботиться. Вам больше не придется все время беспокоиться о деньгах, искать работу и прочее. И вы сможете завести детей.

От последних слов Джульетта покраснела еще сильнее и, не удержавшись, бросила взгляд на Эймоса. Их взгляды встретились и тут же оба поспешно отвели глаза. От волнения у Джульетты даже засосало под ложечкой.

— А у тебя, Эймос, — рассудительно продолжила Генриетта, — наконец-то появится женщина, способная хорошо ухаживать за домом, появится хорошенькая жена, уже доказавшая, что может ужиться с тобой. Каждому мужчине нужна жена. Даже тебе. А лучше ее тебе вряд ли удастся найти. И уж во всяком случае, она лучше, чем ты этого заслуживаешь, — добавила она с некоторой резкостью.

Эймос посмотрел на свою невестку и затем перевел взгляд на Джульетту, которая совсем опустила голову. Он снова повернулся к Генриетте.

— Ты что, совсем сошла с ума?

Генриетта очень оскорбилась.

— Как ты можешь так разговаривать? Я в своем уме. Я предлагаю разумное и хорошее решение вашей проблемы.

— Но это же… Так нельзя выбирать супругов, — заметила Джульетта. — То есть, а как насчет… ну, я имею в виду любовь? — Голос ее на последнем слове упал до шепота, а лицо просто запылало.

Генриетта отмахнулась от робких возражений Джульетты.

— Какая чепуха! В первую очередь вам обоим следует подумать о себе. Вы же не юная парочка, которой подавай непременно любовь под луной. Вы уже достаточно взрослые, чтобы внять голосу разума. Джульетта, разве вы хотите остаток дней своих заниматься ведением хозяйства в чужих домах? Шить и готовить пищу для чьих-то детей? Или, может быть, вы предпочтете всю жизнь распевать песенки со сцены и мотаться по всей стране, не имея собственного угла, ночуя в гостиницах и неизбежно выслушивая неприличные предложения от мужчин, никогда не зная наверняка, не сбежит ли твой менеджер со всеми деньгами, бросив тебя в незнакомом месте без гроша в кармане! То есть, конечно, даже и это может продолжаться только до тех пор, пока вы не состаритесь настолько, что мужчины не захотят на вас смотреть. А вот тогда вас просто выгонят с работы, не задумываясь.

У Джульетты внутри все похолодело.

— Конечно, я не хочу такого. Но…

— Что но?

Но не может же она заявить, что не хочет выходить замуж за Эймоса только из-за выгоды. И о том, что она не желает, чтобы одни лишь практические выгоды вынуждали Эймоса брать ее в жены. Джульетта просто пожала плечами.

Генриетта начала снова наступать на Эймоса.

— Ну, а ты? И ты этим озабочен? Тоже дожидаешься любви? — Она густо приправила эти слова сарказмом и презрением.

— Не корчи из себя дурочку, — рявкнул Эймос, вставая и резко отодвигая стул. — Мне не нужна жена.

— Ну, да, конечно. Несомненно, для тебя гораздо лучше держать при себе экономку, которая будет к тебе в лучшем случае равнодушна. Ты, наверное, предпочитаешь и дальше жить в холодном доме, без любви всю жизнь, вместо того, чтобы иметь жену и детей. Ты так будешь счастлив, когда Итан вырастет, женится и уедет отсюда, а ты останешься совсем один. Холостяцкая жизнь для тебя, как видно, куда привлекательнее, чем семейная жизнь с прекрасной, доброй и ласковой женщиной.

Генриетта перевела дыхание.

— Ай, ладно. Я уже вижу, что разговаривать с вами — только тратить время попусту. Мне так все это неприятно, но, пожалуй, вы оба заслуживаете такой судьбы, которую сами себе выбираете. — Она повернулась к Джульетте, напоследок бросая на нее грустный взгляд. — Завтра утром после завтрака уезжаем.

Джульетта кивнула.

— Хорошо.

Когда Генриетта решительными шагами вышла из комнаты, Джульетта продолжала сидеть на стуле, опустив голову. Уголком глаз она заметила, как Эймос с поникшей головой, засунув руки в карманы, в волнении подошел к раковине, затем к буфету. Он исподтишка бросил на нее взгляд.

— Извините, — выдавил он наконец. — Генриетта, как всегда, если уж начнет чего-то добиваться, то ее не остановишь.

— Я знаю.

Он помолчал.

— Какая глупая выдумка! — произнес он неуверенно.

Джульетта кивнула головой. Она думала о своей жизни, так красочно нарисованной Генриеттой, и хотела плакать. Генриетта была права. Но нельзя же выходить замуж за Эймоса лишь потому, что это самое разумное решение. Она не может просто лечь с мужчиной в постель ради того, чтобы иметь свой дом. Ведь в таком случае ее поведение в точности будет соответствовать тому, что все любят говорить об актрисах.

Она украдкой посмотрела на Эймоса. Он глядел в окно, погруженный в свои мысли. Несколько мгновений она рассматривала его высокую, широкоплечую фигуру: мускулистые грудь и руки, длинные стройные ноги. Его ладони были крупные, с сильными длинными пальцами, кое-где покрытыми завитушками черных волос. В этих руках было что-то волнующее и она вспомнила, как эти руки двигались, когда она наблюдала за его работой с деревом, как его пальцы обхватывали кусок дерева, как играли его мышцы. Неужели он мог бы так же нежно прикасаться к ней, как к своим деревянным фигуркам? Мог бы он гладить ее кожу так же трепетно, почти благоговейно?

Джульетта закрыла глаза, внезапно ощутив внутри горячую волну. Несомненно, в этом ощущении было что-то греховное, но она знала, что уже смогла бы разделить постель с Эймосом. Ей хотелось бы вновь ощутить поцелуй, как в тот раз после танцев.

«О, пожалуйста! Попроси меня остаться!»

Она знала, что существует немало проблем. Конечно, нельзя было сказать, что она не хотела остаться здесь и выйти замуж за Эймоса. Но ей также трудно было представить, что она больше никогда не сможет появиться на сцене, не сможет петь перед зрителями, не услышит их аплодисменты. Оставшись здесь навсегда, она бы скучала о городах и привычной ей с детства жизни. И все же она была сейчас готова лишиться всего этого, чтобы не уезжать отсюда и выйти замуж за Эймоса. Ей уже совершенно не нужны были деньги для поездки на восток. Ей нужна была эта жизнь, этот дом, ей нужен был Эймос.

Джульетта поняла, что ей уже невозможно отрицать этот факт: она любит Эймоса. В течение какого-то времени ей удавалось не допускать и мысли о подобном. В самом деле, это было очень странно — он был ворчливым, резким, он был молчун, он крайне редко проявлял свои чувства. Но Джульетта всегда была женщиной, движимой сердцем, а не рассудком. Вот и сейчас она не избрала благоразумный путь, а влюбилась в этого невозможного человека. И сердце ее готово было разорваться из-за того, что завтра она уедет от него.

Но и оставаться она не могла. Джульетта поняла, что ей надо признаться самой себе, что Эймос не хочет жениться на ней. Он не хочет, чтобы какая-то женщина вторглась в его жизнь. Он не любит ее. Джульетта поднялась.

— Я… пойду, пожалуй, собирать вещи…

И тут Эймос впервые посмотрел ей прямо в глаза. Он скрестил руки на груди и кратко кивнул. Джульетта выбежала из комнаты. Эймос долго стоял и смотрел ей вслед. Затем шумно вздохнув, он повернулся и вышел из дома.

Эймос сидел в темноте, опираясь на край огромного чурбака, на котором они с Итаном рубили дрова, и смотрел на свой дом. На кухне для него тускло светился огонек. Он знал, что его зажгла Джульетта; она всегда так делала для него. Он уже целый час сидел на чурбаке и смотрел, как Джульетта двигается по кухне, пока, наконец, она не убавила огонь в лампе и вышла.

Эймос подумал, что больше она никогда не будет делать этого и неожиданно почувствовал комок в горле. Он не знал еще, как сможет жить после того, как завтра утром Генриетта увезет Джульетту.

Он обхватил голову руками и глубоко запустил пальцы в волосы, стискивая кулаки и дергая себя за волосы, чтобы физической болью заглушить боль душевную. Он думал о будущей жизни без нее, о том, как по вечерам он будет заходить на кухню и не увидит Джульетты, встречающей его приветливой улыбкой, не увидит ее за столом напротив себя, не услышит, как она поет за работой. Он думал о том, что дом больше никто не будет украшать цветами, которые собирала Джульетта, и никто не будет повсюду расставлять красивые вещи, как любила делать она. Он думал о своем доме, который без нее опять станет мрачным и холодным. Эймос тихо выругался. Что же ему теперь делать? Боже мой, как он сейчас хотел, чтобы она никогда не появлялась в его жизни! Он привык к своей жизни и примирился со своим одиночеством. Но как теперь вернуться назад в те времена, когда он еще не знал Джульетту и не ощущал на себе то солнечное тепло, которое она принесла в его жизнь?

Конечно, он мог предложить ей этот брак, о котором говорила Генриетта. Какое-то время эта мысль с мучительным соблазном вертелась в его голове. Он мог вообразить Джульетту своей женой, с его кольцом на пальце, представить, как она выходит к нему навстречу и протягивает руки, когда он возвращается с полей. Зимними вечерами она сидели бы вместе в уюте и безопасности у огня. Она бы вязала или шила, а он бы читал или вырезал по дереву. Потом они вместе шли бы в свою комнату. В его комнате были бы тонкие женские вещи — ленты или флакончики с духами, ручное зеркальце, расческа с серебряной ручкой, камея или расшитые думочки, украшающие кровать. Она бы распускала и расчесывала волосы, а он смотрел бы на нее. А может быть, он сам брал бы расческу и водил бы ею по ее волосам, расчесывая их до тех пор, пока они не лягут в его руках послушными завитками, словно ласковый зверек с нежной золотисто-рыжеватой шерсткой. И тогда он наклонялся бы и целовал ее, а она тянулась бы к нему, обвивая его шею руками.

Неосознанно Эймос причмокнул губами, воображая ее рот — теплый и зовущий. Он почти ощущал ее сладостный аромат, чувствовал ее кожу под своими ладонями и пил губами вкус ее тела. Каким блаженством было бы целовать и погружаться в нее своим телом.

Эймос застонал и поднял голову к небу — далекому, темному, усеянному сотнями далеких и ярких звездочек. Зачем это он, как последний дурак, терзает себя фантазиями о том, как он будет любить Джульетту? Ничего же из этого не получится. И не может получиться.

Ну зачем нужен Джульетте старый ворчливый фермер вроде него? Она молодая и прелестная, ее наполняют романтические мечты молодой женщины, она хочет любви. Она мечтает о стихах и цветах, но никак не о хмуром и немногословном, вспыльчивом мужчине. И вовсе не о таком неповоротливом дураке, который на двенадцать лет старше ее.

Вздохнув, он поднялся и направился в дом. Он взял в кухне лампу и отнес ее в свою комнату. Эймос был погружен в мрачные мысли и поэтому сначала не заметил невестку, сидевшую, словно страж, у его двери. Генриетта сидела на узком стуле с прямой спинкой, одетая в ночную рубашку и пеньюар, с заплетенными за спиной в косу волосами. Она сурово скрестила руки на груди и окинула его осуждающим взглядом.

Эймос чуть не застонал. Меньше всего ему хотелось сейчас, чтобы его энергичная невестка снова учила его жизни.

— Я пришла сюда, чтобы задать тебе единственный вопрос, — начала Генриетта.

Эймос кивнул, думая при этом, что хотел бы дожить до того дня, когда Генриетта Морган ограничится всего одним вопросом. Он остановился выжидающе, засунув руки в карманы.

— Так ты не хочешь жениться на этой девушке из-за ее прошлого? Ты думаешь, что она испорчена? — резко спросила Генриетта.

Эймос вздрогнул и изумленно посмотрел на нее.

— Нет. — Его шея покраснела. — Генриетта! Как ты могла так подумать о ней? Да что ты! Разве не видно, что она настоящая леди, пусть даже ей и пришлось зарабатывать на жизнь пением. Может быть, она и прожила всю свою жизнь среди артистов, однако она вовсе не распущенная.

Генриетта закатила глаза.

— Но я же этого не говорила. Но бывает же и так, сам понимаешь, когда женщину не назовешь легкодоступной и вместе с тем она имеет… — она сделала деликатную паузу, — ну, что ли, некоторый опыт.

Эймос недовольно посмотрел на нее.

— Да у нее опыта не больше… чем у Итана. Я уверен в этом.

Генриетта решительно вскинула брови.

— Что-то ты слишком в этом уверен.

Эймос покраснел еще больше.

— Я не делал попыток соблазнить ее, если ты это имеешь в виду! И если она даже уже не… девушка, то это, возможно, только потому, что кто-то вынудил ее или воспользовался ее любящим сердцем. В ней нет решительно ничего порочного.

— Тогда какого же черта ты не хочешь жениться на ней? — с возмущением воскликнула Генриетта.

— Ты же сказала, что хочешь задать мне только один вопрос, — напомнил Эймос и двинулся мимо нее в комнату.

Но Генриетта протянула руку и удержала его.

— Ну таких упрямцев я еще не встречала. Даже Сэмюэль тебе в подметки не годится!

Эймос поморщился. Было ясно, что Генриетта не отстанет от него, пока не услышит полного объяснения.

— Да ради Бога, Генриетта. Разве ты не видишь, что она не хочет быть женой такого старикашки!

— Тебя послушать, так ты уже топчешься на краю могилы. Тебе же всего тридцать шесть лет.

— Для нее я слишком старый. Это было бы просто ненормально. В любом случае, она не захочет быть со мной.

— Ну, по крайней мере, ты мог бы спросить ее об этом прежде, чем так заявлять, не так ли? Я не знаю, почему ты считаешь, что она абсолютно не хочет выйти за тебя замуж! У тебя хорошая ферма, самая большая на много миль вокруг. Прекрасный дом. Ты и сам неплохо выглядишь, во всяком случае, когда заставляешь себя улыбнуться. А какое будущее ожидает ее, если она не пойдет за тебя?

— Я не хочу, чтобы она выходила замуж лишь потому, что у нее нет другого выбора! — зашипел Эймос. — Ты полагаешь, я хочу, чтобы женщина легла со мной в постель ради того, чтобы получить уютный домик и кое-какие денежки в банке? И все из-за того, что для нее есть два выхода — быть без гроша в кармане или благосклонно отнестись к предложению состоятельного человека?

Генриетта сердито уставилась на него.

— Ну, черт побери! Да ты такой же глупый романтик, как и она. Вы отлично подходите друг другу. — Она покачала головой и встала. Она пошла было прочь, однако повернулась и помахала перед ним указательным пальцем. — Вот что я скажу тебе, Эймос Морган. Ты влюбился в эту девушку и ты даже больший идиот, чем я думала, если допустишь, чтобы она уехала отсюда!