Как только они свернули с дороги на проезд, ведущий к ферме, Эймос искоса взглянул на Джульетту, сидевшую рядом с ним в кабриолете. Почувствовав на себе его взгляд, она повернулась и улыбнулась. Она была настолько хороша, что у Эймоса защемило сердце. Он ответил ей немного неуверенной улыбкой, одновременно в тысячный раз за последние две недели задавая себе вопрос, почему она согласилась выйти за него замуж, и каким образом он может сделать ее счастливой. Без Джульетты на ферме было очень одиноко. Дни тянулись медленно, и скудная пища усиливало желание Эймоса вновь увидеть Джульетту в своем доме.
Эймос знал, что у него неизбежно возникнет желание обладать ею. Собственно говоря, это чувство он испытывал уже много недель, с самого первого появления Джульетты. Часто по ночам ему снились сны, наполненные горячей страстью и томлением по ней. Эти сны возвращались вновь и вновь, и Эймосу казалось, что им не будет конца. Но вот к чему Эймос совершенно не был готов, так это к поселившемуся в нем всерьез и надолго духовному влечению к Джульетте. Вся его жизнь стала казаться серой, как будто солнце надолго скрылось за облаками. Ему не хватало ее смеха, ее улыбки, ее голоса.
И вот такое одиночество, как оказалось, мучило его даже хуже, чем сексуальное напряжение, которое давно уже стало для Эймоса постоянным. Это новое чувство духовного одиночества не покидало его ни на минуту, и даже резьба по дереву не помогала Эймосу отвлечься. Он попробовал было вырезать для нее забавное смеющееся лицо из куска дерева, отломившегося от тополя возле ручья. Однако он так и не смог сосредоточиться на работе и понял, что вместо веселого маленького деревянного эльфа из древесины начала появляться стройная лесная нимфа, выглядывающая с дразнящей улыбкой и развевающимися волосами и одеждой из-за ствола березы. Разумеется, лицо нимфы напоминало черты лица Джульетты. Эймос не был уверен, понравится ли это Джульетте, и поэтому оставил фигурку в сарае, укрепив ее над верстаком, где всегда мог взглянуть на нее, оторвавшись на миг от своей работы.
Недавно к Эймосу пришло понимание того, что предложение Джульетте выйти за него замуж было для него единственным выходом, дававшим ему надежду на будущее. Вопреки своему желанию он безнадежно и безрассудно влюбился в эту женщину, влюбился так сильно, что юношеское увлечение матерью Итана казалось ему теперь глупым и смехотворным.
Эймос никак не мог понять, как могло случиться, что Джульетта приняла его предложение. Что побудило привыкшую к городской жизни девушку пойти на то, чтобы на всю оставшуюся жизнь поселиться на ферме в Небраске? Почему такая прекрасная женщина, как Джульетта, у которой повсюду нашлось бы множество поклонников, остановила свой выбор на ворчливом холостяке, старше ее на двенадцать лет? Если бы речь шла о любой другой женщине, он имел бы все основания цинично пошутить, что эта дамочка знает, что раз супруг на двенадцать лет старше, то и умрет он раньше, оставив ей приличное наследство в виде сбережений и земли. Но о Джульетте так нельзя было даже и подумать.
Соблазнительно было представлять, что она по-настоящему захотела стать его женой. Ведь могло случиться и так, что она тоже полюбила его. В конце концов, она с желанием ответила на поцелуй в ту ночь после танца. Может быть, все-таки она сделала это не только из вежливости к своему хозяину, не исключено, что ею двигало тогда настоящее чувство к нему.
Однако Эймос боялся всерьез поверить в такое предположение. Поверить в это значило пойти по гибельному пути. Маловероятно, чтобы это оказалось правдой, и когда он откроет истинную причину, то неизбежные разочарования опустошат его душу.
Да и зачем, собственно, так уж нужно ему точно знать причину согласия Джульетты, убеждал себя Эймос. Достаточно того, что она согласилась. Теперь она — его жена. Эта мысль вызвала в нем сладостную дрожь предвкушения. Но сразу же он похолодел от этого ощущения.
Эймос остановил кабриолет перед крыльцом. Он окинул взглядом дом, затем взглянул на Джульетту. Она тоже смотрела на дом, немного приоткрыв рот.
— О, Эймос! — Она повернулась к нему, затем снова посмотрела на крыльцо, не веря своим глазам. — Я знала, что буду счастлива возвратиться сюда, но такого не ожидала. Это цветы?
Эймос улыбнулся, довольный тем, что сюрприз удался. Он украдкой взглянул на посаженные в ряд перед крыльцом кустики роз. В один прекрасный день, разумеется, они вырастут до самых перил крыльца и украсят дом яркими цветами.
— Вам они нравятся?
— Нравятся? — Джульетта обворожительно улыбнулась. — Я просто люблю их! О, огромное вам спасибо.
Она спрыгнула с подножки кабриолета и устремилась к розам. Она наклонилась, чтобы осмотреть каждый кустик.
Эймос привязал на время лошадь к перилам и стал снимать багаж Джульетты. Джульетта в это время легко взбежала по ступенькам, чтобы открыть перед ним дверь. Нагруженный тяжелым чемоданом, Эймос начал подниматься на второй этаж. На середине лестничного пролета, он остановился, почувствовав что-то необычное, и обнаружил, что машинально направляется с вещами Джульетты в свою спальню. Может, это неприлично и бестактно нести ее вещи сразу в свою комнату. Может быть, ее сейчас отталкивает сама мысль спать в его постели; вполне вероятно, что Джульетта ожидает от него сдержанности в предъявлении своего супружеского права. Или, по крайней мере, она может захотеть, чтобы какое-то время они привыкали друг к другу в ходе совместной жизни, прежде чем она согласится на настоящую близость.
И вместе с тем, Эймос не знал, куда же еще можно нести этот чемодан. Ведь теперь Джульетта — его жена и смешно было бы разместить ее багаж в комнате для гостей, где она жила до того, как они поженились.
Но Эймос не мог не думать и о последствиях, которые влекло за собой размещение вещей Джульетты в его комнате, и мысли об этих последствиях вызывали в нем сильное возбуждение.
Он посмотрел вниз. Джульетта стояла у подножия лестницы и выжидательно смотрела на него. Эймос повернулся и зашагал дальше по ступенькам, не найдя другого варианта действий. Войдя в свою комнату. Эймос опустил чемодан на пол рядом с кроватью. Он осмотрелся по сторонам и неожиданно его поразило, насколько голой и пустой была его комната.
Сзади в коридоре зазвучали шаги Джульетты. Эймос обернулся и на пороге комнаты появилась его жена. Их разделяло всего несколько сантиметров. Она была божественно хороша. И Эймос снова безуспешно попытался отогнать от себя мысль, что они вдвоем в его спальне. Он сжимал пальцы в кулаки и снова разжимал. У него перехватило дыхание, и казалось, воздух стал тяжелым и густым. Эймос гадал, как относится Джульетта к тому, что он принес ее чемодан в свою спальню.
— Я… гм… по-моему, здесь не очень-то уютно, — заговорил он извиняющимся голосом, неуклюже обводя рукой комнату. — Можете делать здесь все, что вы хотите — менять, переставлять.
— Спасибо.
Оба замолчали, стеснительно посматривая друг на друга. Наконец, Эймос произнес:
— Ах, да, нужно распрячь лошадь. И принести остальные ваши вещи.
Джульетта кивнула. Эймос вышел из комнаты и сбежал по лестнице. Он отогнал кабриолет в сарай, распряг лошадь и отпустил ее пастись в загон. Никакого другого полезного дела, позволившего бы не возвращаться в дом, Эймос не нашел и, несколько неуверенно, направился обратно.
Джульетта вынимала из корзины банки и кувшины. Она повернулась и приветливо улыбнулась вошедшему Эймосу.
— Посмотри, Генриетта положила нам холодную закуску. Как предусмотрительно с ее стороны. Ты хочешь поесть?
Эймос согласился, однако не потому, что был голоден, а просто это оказалось для них обоих хоть каким-то нужным делом. Они сели за стол, было странно оказаться здесь только вдвоем. Генриетта попросила Итана погостить в городе пару недель, чтобы новобрачные побыли наедине. Тогда Эймос очень обрадовался такой возможности, но теперь он думал, что лучше бы Итан был с ними, по крайней мере, хоть он смог бы разговаривать с Джульеттой. Она, наверное, сейчас думает, что вышла замуж за бессловесное дерево, уже обратив внимание, что он почти не раскрывает рта с тех пор, как они выехали из города.
— Очень вкусно, — выдавил Эймос, чтобы как-то нарушить молчание. На самом деле он не понял, что же он ел, хотя с трудом заставил себя проглотить несколько кусочков.
— Да, да, конечно! — согласилась Джульетта. Эймос обратил внимание, что она съела тоже мало.
Когда они закончили трапезу, было уже почти темно. Джульетта убрала остатки пищи, а Эймос вышел на свою привычную прогулку возле дома. На этот раз он прогуливался дольше, чем всегда, изредка поглядывая в сторону дома, где желтоватым светом выделялось окно его спальни. Он представлял себе Джульетту в его комнате, воображал, как она ложится в постель, и от этих мыслей сердце гулко и часто начинало колотиться в груди. Эймос так сильно хотел ее, что не был уверен, сможет ли удержаться и не подходить к ней. Однако мысль о том, что она может его возненавидеть, казалась ему гораздо страшнее, чем одна или две ночи в мучениях неутоленной страсти.
В конце концов, Эймос решился и направился к дому. Но когда он вошел в свою комнату, решимость покинула его и он остановился. Джульетта стояла возле окна и смотрела на ночной пейзаж. Огонь лампы был притушен до самого слабого свечения. Услышав его шаги, Джульетта резко повернулась и пошла к нему навстречу.
Эймос сглотнул подступивший к горлу комок и почувствовал, что не может произнести ни слова. На Джульетте была белая ночная рубашка с оборочками. Сделанная из довольно плотной материи, она тем не менее стала почти прозрачной от падающего сзади света лампы. Сквозь ткань Эймосу было видно стройное очертание тела Джульетты. Лицо ее, наоборот, оказалось в темноте и Эймос не видел, что оно выражает.
— Привет, Эймос, — пришла Джульетта ему на помощь, видя, что он только молча разглядывает ее.
Но в голосе ее Эймосу послышалась легкая дрожь. Значит, она действительно его боится.
Он с трудом отвел глаза от соблазнительного зрелища ее тела.
— Гм… я… я уверен, что вам будет здесь удобно. Да, вон там у окна, в сундуке, есть дополнительные одеяла. Хотя, конечно, нынешней ночью не будет настолько холодно.
Эймос про себя чертыхнулся от такой своей глупости. Она будет его считать полным идиотом, который вздумал беспокоиться о теплых одеялах, когда днем жара под сорок градусов. Да ему и самому сейчас было настолько жарко, что он весь вспотел.
— Да, и я полагаю так же, — приветливо согласилась Джульетта.
— Ну, а я тогда… это самое… — Эймос стал пятиться в коридор. — Если вам что-нибудь понадобится, то я буду внизу, в комнате Итана.
— В комнате Итана — упавшим голосом повторила за ним Джульетта.
— Ну да… гм, внизу, вторая дверь по коридору.
Он еще больше отступил в коридор, а она сделала пару шагов за ним, но потом остановилась. Тогда Эймос еще и рукой стал показывать Джульетте, где это находится комната Итана, сам понимая, что выглядит совершеннейшим дураком. Он бы не удивился, если бы она подумала, что он просто рехнулся, отправляясь спать в другую комнату без всякой явной причины.
Однако Эймос так и нашел нужных слов, чтобы объяснить свои действия. Эймос просто боялся, что стоит ему только затронуть вопрос их брачных отношений, даже желая успокоить Джульетту, что он не собирается настаивать на близости с ней, как начнет краснеть и заикаться, словно школьник. Ну скажите, на милость, как заводить разговоры о сексе с такой леди?
— Я уверен, так будет лучше… — начал он, но, сразу же умолк. — То есть, понимаете, если я не стану… то есть, по крайней мере, некоторое время. — С каждой секундой Эймос все сильнее злился на себя и даже лицо его исказилось. — Спокойной ночи, — резко закончил он, затем повернулся и пошел прочь.
Пораженная таким поворотом событий, Джульетта некоторое время продолжала стоять на месте. Совсем иначе представляла она себе первую брачную ночь. Одному Богу известно, как она нервничала, какую неуверенность и даже страх испытывала перед этим необычайно важным событием в ее жизни. Но в то же время она чувствовала волнение и нетерпение, острое желание оказаться в объятиях Эймоса, почувствовать вкус его поцелуя, изведать новые, интимные удовольствия с ним в постели. Конечно же, меньше всего она хотела или ожидала, чтобы Эймос спал в одной комнате, а она в другой.
Так в чем же дело? Или Эймос не испытывает к ней желания?
Остро чувствуя одиночество, Джульетта подошла к кровати, откинула покрывала и задула огонек масляной лампы. Она гадала, не стал ли Эймос сожалеть об их скоропалительном браке. Но если это было так, если он не испытывал к ней никаких чувств, тогда зачем он посадил эти кусты роз? А это, очевидно, делалось для нее, да и сам Эймос выглядел довольным, как мальчишка, когда она так обрадовалась приготовленному им сюрпризу. Эти розы вселили в нее такую надежду, что она поднималась по лестнице, как на крыльях.
И вот, за одно мгновение, все так переменилось. Теперь она лежит в постели Эймоса одна. Без него комната кажется огромной и холодной. Из глаз тихо полились слезы. Джульетта чувствовала себя обманутой и покинутой. Она не представляла себе, как сможет все это выдерживать, если такой окажется вся ее замужняя жизнь.
Крупная слеза выкатилась из глаза и упала на подушку. Джульетта зарылась в мягкую пуховую толщу подушки и больше не сдерживала нахлынувшие слезы.
На следующий день Эймос и Джульетта испытывали скованность и стеснительность в общении друг с другом. Джульетта в отчаянии не могла отогнать от себя мысли о том, что такой может оказаться вся ее дальнейшая жизнь. Подумать только, даже когда она просто работала на Эймоса за деньги, и то их отношения складывались куда лучше теперешнего!
Но не в характере Джульетты было долго терпеть столь неприятное положение. Вечером после ужина она подстерегла Эймоса на кухне, когда он вернулся после своей ночной прогулки. Как только он вошел в дом и увидел, что она сидит и ожидает его, он вздрогнул и остановился так резко, что это выглядело даже несколько комично, но Джульетта не способна была в этот момент оценивать события с юмором.
— О, привет. Вот уж не думал, что ты еще не спишь.
— Я это вижу. Вот потому и сижу здесь. — Джульетта встала на ноги. — Я… мне бы хотелось спросить, неужели ты такой представлял нашу семейную жизнь?
— А что? Не понял, о чем это ты? — На лице Эймоса появилось испуганное выражение.
— Я это о том, что мы и дальше будем спать в разных комнатах? — Щеки Джульетты покрыл румянец, но она решительно продолжила: — Разве ты не хочешь настоящих отношений… мужа и жены?
Эймос был просто поражен: Он уставился на нее, не говоря ни слова.
Джульетта уже не могла остановиться.
— Извини, если я говорю слишком откровенно, но я люблю прямоту. Мне хотелось бы сейчас узнать, правильно ли я поняла твое предложение. Не могу же я всю жизнь оставаться в неведении и ждать неизвестно чего. Ты хочешь… заниматься любовью со мной или нет?
Ну, вот, она и произнесла эти слова. Джульетта вытерла вспотевшие ладони об юбку и с бьющимся, от волнения сердцем стала ждать ответа.
— Джульетта! Боже мой, да конечно же я этого хочу! Я совсем не по этой причине спал в комнате Итана прошлой ночью. — Эймос вздохнул и провел рукой по лицу. — Господи! Мне непривычны такие разговоры. Но все-таки выслушай меня. — Он протянул руки вперед, призывая этим жестом понять его правильно. — Я хочу тебя. Мне ничего так не хочется, как оказаться с тобой в постели. — Его голос стал внезапно хриплым. — Но вчера, когда я принес твои чемоданы в свою комнату, я подумал, что захотел сразу слишком многого. Мне пришло в голову, что ты, наверное, нервничаешь и даже боишься. В конце концов, мы, по сути дела, еще совсем не знаем друг друга.
У Джульетты потеплело на душе, когда ей стало ясно, что Эймос ушел от нее не потому, что не испытывал никакого желания, а просто от чрезмерной заботы о ней.
— Но я уже какое-то время жила здесь, — мягко возразила Джульетта.
— Я знаю. Но тогда все было по-другому. То есть, тогда ты работала на меня. И между нами не было ничего похожего на ухаживание, ты не могла узнать меня как поклонника. Мне показалось, что ты нервничаешь, и я не захотел торопить события.
— Какой ты нежный!
Эймос в удивлении поднял брови, но ничего не ответил.
— Ты прав: я немного нервничала и даже боялась. Ты очень добр, раз захотел дать мне освоиться, — Джульетта улыбнулась. — Но я… я не хочу быть незнакомкой для своего мужа, — она улыбнулась еще шире. — Почему бы нам не исправить упущения в смысле ухаживания?
— А разве такое возможно? — Эймос немного приуныл после слов Джульетты, что она действительно нервничала перед началом супружеской жизни.
— Конечно. Мы займемся этим, не откладывая.
— А я и не знаю, как это делается! — пробурчал Эймос, глядя на нее немного сердито. — Вот в этом-то и проблема для меня. Я не знаю, как обращаться с женщинами и что говорить. Я обязательно сделаю что-нибудь неправильно или неуклюже.
— Ерунда. — В глазах Джульетты появился огонек интереса. — Я научу тебя. Иди сюда. — Она протянула руки, приглашая его подойти поближе.
— Джульетта…
— Нет, никаких отговорок я не принимаю. Просто иди ко мне. Начнем так. Я подхожу и открываю дверь. — Она изобразила, как открывает дверь, улыбаясь при этом приветливо. — О, мистер Морган. Как я рада видеть вас.
— Мистер? Ты хочешь сказать, что надо начать с этого? Не уверен, что так мы продвинемся вперед.
— Ты пришел ко мне в гости; я должна говорить «мистер», обращаясь к тебе, иначе можно подумать, что я не очень хорошо воспитана.
— Ты уверена, что действительно знаешь, как это делается?
— Разумеется. А теперь я протягиваю свою руку, вот так. — Джульетта плавным и элегантным движением протянула к нему правую руку. — Ты берешь ее своей рукой. — Эймос начал пожимать ей руку, однако Джульетта поморщилась и покачала головой. — Нет, нет-нет. Ну, что ты, Эймос! Это же не деловая встреча. Тебе следует поцеловать мою руку.
Эймос покорно и нежно приник губами к ее руке. Джульетта ощутила легкий трепет от этого прикосновения.
— Очень хорошо, — сумела произнести она, хотя голос немного задрожал. — Дальше. Теперь мы идем в гостиную и садимся.
Джульетта поставила два кухонных стула близко напротив друг друга и они присели.
— Сейчас ты должен нежно посмотреть мне в глаза. Примерно так. — Джульетта комически изобразила влюбленный взгляд, от чего Эймос рассмеялся, а потом шутливо надула губки на его неуместную веселость. — Эймос! Давай по-серьезному! Обрати внимание — ты должен смотреть мне прямо в глаза и говорить, какая я красивая.
— Ты прекрасна. — Эти простые слова, произнесенные без особого выражения, неожиданно пронзили сердце Джульетты. У нее перехватило дыхание. И сначала она даже не могла ни говорить, ни думать.
— О, Эймос… — она порывисто наклонилась и робко поцеловала его в губы.
Эймос обнял ее за плечи и прижал к себе, впиваясь в ее губы, вкладывая в поцелуй всю страсть. Одно прикосновение к ней вызвало к жизни затаившееся желание. Джульетта страстно обвила его за шею руками и прильнула к нему.
Из горла Эймоса вырвался сдавленный стон и его руки еще крепче обхватили Джульетту. Он приподнял ее, их губы оказались на одном уровне, и Эймос слился с Джульеттой в сладостном поцелуе. Язык Эймоса очутился у нее во рту, и Джульетта ответила на ласку, на этот раз не удивившись сладостному чувству, пронизавшему ее, и жаждала еще большего. У нее возникло желание обхватить Эймоса ногами вокруг пояса и крепко прижаться к нему. И еще ей захотелось узнать, как он на это отреагирует.
Эймос оторвался от губ Джульетты и стал покрывать горячими и жадными поцелуями ее лицо, потом шею, спускаясь все ниже. Его губы прикоснулись к ее груди и Джульетта застонала от удовольствия. Никогда она еще не испытывала подобного чувства, никогда даже не мечтала о таком. Дыхание ее стало прерывистым и похожим на рыдание, пока губы Эймоса опускались все глубже за вырез платья, целуя и лаская ее груди. Ее соски затвердели до боли. Джульетта была поражена необычайными ощущениями, рождавшимися в ней, неуправляемыми и испепеляющими. Она хотела чувствовать всюду его руки, ощущать кожей его губы. Джульетта инстинктивно знала, что только он может облегчить пронизывающую ее боль неутоленности.
Эймос резко отпустил ее и отпрянул назад. Его темные глаза возбужденно сверкали, а грудь тяжело вздымалась и опускалась. Джульетта смотрела на него, оглушенная ощущениями, сотрясавшими все ее тело, и неожиданным концом чуда, которое сотворили его губы.
— Что? Почему? — заикаясь от смятения пробормотала она.
— Прости! — Голос Эймоса был полон горького сожаления. — Я не должен был этого делать. Я не собирался так налетать на тебя.
— Нет, все нормально.
Он покачал головой.
— Сначала надо было довести ухаживание до конца.
— Да это же просто шутка, игра. Мы же не обязаны все это делать.
Эймос знал, что Джульетта не поняла его. Она, вероятно, подумала, что супружеские отношения — это одно сплошное удовольствие. Она не понимала, что ей придется почувствовать боль и не задумывалась, что ей неудобно будет предстать перед ним обнаженной. Вот потому, конечно, она и была готова, не задумываясь, погрузиться в любовные ласки. В этом вся Джульетта; она всегда подчинялась чувству, а не рассудку. Но он опасался, что такой взрыв эмоций сможет обернуться против него, когда они подойдут к последнему шагу любовных игр. И тогда в ней может вспыхнуть гнев и боль, ее может охватить чувство, что ее предали, когда она поймет, что он воспользовался ее неведением и взял ее.
А вдруг он причинит ей боль? Вот эта мысль и мучила его уже несколько дней. Он ведь такой большой и неповоротливый. А она — такая маленькая и хрупкая. Она совсем молоденькая, чистая и невинная. Он должен не забывать об ответственности, которую несет за обоих, он должен заботиться о ней и все сделать, чтобы их первая ночь оказалась ночью наслаждений и такой запомнилась ей.
— Джульетта, ты не понимаешь… — начал Эймос.
— Нет, не понимаю. Но я не против, честное слово. Я нисколечко не возражаю. Мне бы хотелось идти дальше. — Она помедлила, затем глубоко вздохнула и торопливо продолжила. — Я хочу заниматься любовью с тобой.
От этих смелых слов щеки ее порозовели, но она стояла твердо, глядя на него почти с вызовом.
Эймос проглотил подступивший к горлу комок.
— О, Джульетта, поверь мне! Я сейчас хочу этого больше всего на свете. Однако… — он замолчал, не зная, что сказать дальше. Он не хотел ей говорить, что может причинить боль, так как боялся ее напугать; он не хотел описывать ей половой акт в подробностях, опасаясь, что ей станет противно от его откровенности.
— Однако, что? — резко и разочарованно выпалила Джульетта.
— Я хочу, чтобы для тебя все прошло хорошо, — закончил Эймос хмуро и посмотрел при этом так печально, что раздражение Джульетты сразу улетучилось.
Она улыбнулась и потянулась к нему.
— Я это знаю. Ты ужасно добрый. Но разве ты не видишь, я тоже этого хочу. А если медлить, то будут возникать сплошные конфликты.
Это очевидно, подумал Эймос. И она права: зачем ждать чего-то, если Джульетта только сердится от этого? Этак его стеснительность будет возрастать, и ему труднее будет уберечься от ошибки, способной обидеть ее. Да, ситуация складывалась безнадежная.
— Хорошо, — резко согласился он. — Но только не сейчас.
По крайней мере, ему нужен был сейчас перерыв, ему требовалось снова взять под контроль вырвавшийся наружу чувственный голод. Для блага Джульетты он должен продвигаться медленно, а в данный момент он был слишком разгорячен.
— Мне нужно время, чтобы… остыть, а ты, возможно, захочешь, — он неопределенно махнул рукой, — приготовить постель…
Лицо Джульетты снова озарилось улыбкой.
— Да, ты прав. — Она предпочитала раздеться и облачиться в ночную рубашку не в присутствии Эймоса. Это позволило бы уменьшить неловкость и смущение. — Чудесно, что ты подумал об этом. Я побегу наверх и переоденусь.
Джульетта пошла было прочь, но обернулась и улыбнулась Эймосу. Ее губы слегка припухли и порозовели от поцелуев, а в глазах еще оставалось желание. Она выглядела так божественно восхитительно, что Эймос ощутил новый прилив страстного желания. Он понял, что с ней продвигаться вперед медленно будет чертовски трудно.
Эймос старался как можно дольше пробыть во дворе, намного дольше, чем требовалось Джульетте, чтобы переодеться в ночную рубашку. Но он знал, что это время нужно ему куда больше, чем ей. Ему с огромным трудом удавалось успокоить возбуждение, вновь и вновь вспыхивающее от каждой мысли о Джульетте, о том, как она раздевается у него в комнате наверху, о том, что она ждет его.
Но, в конце концов, он собрался с духом и вошел в дом, направившись сразу же наверх, в свою спальню. Дверь была отворена и Эймос помедлил перед самым входом, глядя на Джульетту. Она сидела на кровати, поджав под себя ноги, с распущенными по-девчоночьи волосами. Тусклый свет керосиновой лампы падал на ее лицо и выделял белые полоски в ее золотисто-рыжих волосах, отчего казалось, что Они светятся в темноте. Услышав его шаги, она повернулась к нему. Глаза Джульетты оставались в тени, но губы улыбались приветливо.
— Привет, Эймос, — слегка дрогнувшим голосом произнесла Джульетта.
У Эймоса все замерло и напряглось в груди и он не мог вымолвить ни слова. Сейчас он так сильно хотел ее, что сам не мог понять, как он еще держится. Он хотел дотронуться до ее теплой и мягкой кожи, запустить пальцы в эти пышные волосы, прижать ее к себе и целовать, целовать бесконечно. Эймос испугался охватившего его порыва страсти.
Он приблизился к Джульетте, стараясь утихомирить клокочущие в нем чувства.
— Джульетта, — он еле слышно прошептал это имя. — Пришло время ложиться спать.
Эти обычные слова зазвенели сейчас особенным смыслом.
Джульетта согласно кивнула головой, не сводя с него глаз, которые светились сейчас так необычно, что это поразило Эймоса до глубины души. Он чувствовал, что не сможет жить дальше, если не возьмет ее сейчас. Эймос коснулся лица Джульетты. Его пальцы скользнули по ее щеке, едва дотрагиваясь до кожи, а глаза следили за их движением. Его собственная кожа казалась совсем коричневой рядом с кожей Джульетты, а затвердевшие от работы руки выглядели грубыми на фоне ее утонченных и нежных линий. Джульетта заглянула ему в глаза и увидела в них горячее желание. Оно ощущалось и в жарком прикосновении его руки, и в легкой дрожи, пробегавшей по ней. Где-то в глубине поднялась и разлилась по всему телу Джульетты волна ответного чувства.
— Как ты прекрасна, — тихо произнес Эймос. — Такая изящная и прелестная. Я боюсь сделать тебе больно.
— Сделать мне больно? — удивленно повторила она, затем улыбнулась. — Нет. Как ты можешь сделать мне больно?
— Не нарочно. Незаметно для себя. Я ведь такой неуклюжий. — Он вовсе не собирался открывать ей свои опасения, но странным образом не мог остановить сбивчивые объяснения. — Ты такая хрупкая, мне просто страшно… — Его рука скользнула по ее щеке, изгибу шеи и он медленно, раздвинув пальцы провел ладонью по ее плечу вниз и снова вверх. Эймос опять следил за движением своей руки, зачарованно разглядывая белую нежную кожу, по которой скользили кончики его пальцев.
— Что тебе страшно? — едва слышно спросила Джульетта. От его нежного поглаживания ей стало так приятно, что она затаила дыхание и отчетливо слышала, как гулко билось сердце в груди. Тело ее трепетало под рукой Эймоса и Джульетта подумала, что он видит след от своей руки, настолько отчетливо было это ощущение.
— Что я могу сломать тебя. Оставить на тебе синяки. Напугать тебя. Пробудить в тебе отвращение ко мне.
— Эймос! Нет, какое отвращение? Это просто невозможно, — Джульетта едва не выпалила, что любит его, но вовремя спохватилась. Она знала, что Эймос не захочет услышать это. Он может хотеть ее, может быть нежным, но это не означало, что он любит ее… или что он хочет принять на себя ответственность, узнав о ее любви. Он просто привык к ней, ему так нужна хозяйка; она понравилась ему, поэтому захотел близости с ней. Но этого было мало, Эймос взял ее в жены из-за приличия, из-за удобства.
— Нет? — его губы тронула лукавая усмешка. — Я помню времена, когда ты думала иначе.
Джульетта с беспокойством взглянула на него, но заметила, что он поддразнивает ее.
— О, Эймос! Перестань! Это нечестно; ты знаешь, какой у меня характер.
— Я знаю! Я видел, как ты набросилась тогда на гремучую змею, помнишь?
Джульетта рассмеялась.
— Иногда я не выдерживаю и взрываюсь, но ты должен признать, что от тебя можно легко взорваться.
— У тебя были на то причины.
— Но я никогда не чувствовала к тебе отвращения, даже когда злилась на тебя. Я знаю, что ты хороший человек. Ты мне нравишься. Я тебя обожаю.
— Я знаю, — Эймос кивнул и его глаза стали вновь серьезными. — Вот почему я и не хочу ничем нарушить это. Когда я рядом с тобой, то чувствую, черт побери, как будто я — огромный, неповоротливый бык, а ты подобна… — Он сделал непонятное движение руками, обводя ее руками, и боясь при этом дотронуться. Затем Эймос вздохнул и отступил на шаг. — Я даже не знаю. Нечто прекрасное и потустороннее. В тебе нет ничего темного, как во мне. Я хочу тебя. — На этих словах голос Эймоса задрожал и он отвернулся в сторону. — Я так сильно хочу тебя. Но я боюсь обидеть тебя, боюсь сказать или сделать что-нибудь не так.
Джульетта взяла его руки и приложила их к своему подбородку.
— Не бойся этого. Доверься мне. — Джульетта наслаждалась прикосновением к грубой коже его ладоней, ей нравился его запах; она чувствовала внезапное дикое желание лизнуть его кожу языком и узнать ее вкус. — Я не такая хрупкая, как тебе кажется. Не понимаю вообще, почему ты так считаешь, если давно мог заметить, как каждый день мне приходилось справляться с тяжелой работой по дому.
— Тебе не нужно убеждать меня, что ты сильная. Я знаю это. По крайней мере, внутри — ты сильная. — Он взял ее за руку и обхватил пальцами ее запястье. Рука Эймоса была тяжелая; два его пальца, обхватившие тонкое запястье руки Джульетты, своей загорелой кожей резко отличались от ее нежной белой руки. — Но когда я смотрю на тебя… и на себя, мне кажется, что я могу легко причинить тебе боль.
— Да, легко, — Джульетта посмотрела ясным и доверчивым взглядом. — Но я знаю, что ты не сделаешь мне больно. Ты — добрый, Эймос. Ласковый и нежный, да, да. Как бы ты не пытался скрывать это. Возможно, у тебя не слишком богатый опыт общения с женщинами. Ну и что, и у меня нет такого опыта. Мы будем учиться вместе. — Она подняла руку, которую все еще удерживал Эймос, и мягко прикоснулась губами к тыльной стороне его ладони.
Это движение едва не вывело Эймоса из равновесия. Его потряс неожиданно сильный прилив желания, так что он чуть не застонал.
— Джульетта… — пробормотал Эймос. Он взял ее за плечи, стиснул руками, приподнял ее на цыпочки и наклонился над Джульеттой. Она подняла лицо вверх, широко раскрыв глаза и с ожиданием смотрела, как лицо Эймоса приближалось к ней. Глаза Джульетты превратились в огромные, бездонные озера синевы, они притягивали и околдовывали Эймоса, лишая его рассудка. Он уже ничего не соображал — его заполняли одни чувства. Сейчас для него исчезло все, кроме сказочной белизны ее кожи, зовущей нежности ее губ и бушующего огнем желания, готового вырваться из него, подобно смерчу. И Эймос поцеловал ее.