Сердце Сэмми

16

Сэмми буквально остолбенела.

— Ты? Но почему ты не сказал мне?

— Не сказал тебе что? Каким дураком я оказался? Каким глупцом может быть человек в этом мире?

— Ник…

— Я был одержим идеей сконструировать свой самолет, видеть, как он сходит с конвейера, самому первый раз поднять его в воздух. Папа… — Ник покачал головой. — Ты знаешь, какие у нас с ним были отношения. Он сказал, что я просто сошел с ума, и мне пришлось пойти в другое место.

— К Сэму Барнетту?

Ник поморщился.

— Да, к старому доброму Сэму. Отец предупреждал, чтобы я не доверял ему, но я не слушал. В те дни я не мог думать ни о чем — только о том, как подниму «Маверик» в воздух.

— И что же случилось?

— Я был настолько поглощен разработкой и испытаниями, что не обращал внимания на то, что делал Барнетт. У нас была устная договоренность относительно будущих прибылей, но мне не стоило этим ограничиваться. Сэм и его адвокаты зарегистрировали всю документацию в федеральном управлении на его имя. А потом этот сукин сын взял и погиб в авиакатастрофе.

— И права на проект перешли к его наследникам.

— Ты все поняла правильно. К его наследникам. К его сыну, если быть точным. Сына зовут Боб, и никто не может его найти. Я нанимал нескольких детективов, но все оказалось бесполезно. У меня не осталось никаких официальных прав на «Маверик» и никакой возможности получить его обратно.

— О, Ник, неудивительно, что тебе всегда так не хотелось говорить о «Маверике». Но, — неожиданно Сэмми пришла в голову новая идея, — если ты сделал это один раз, то сможешь сделать и второй.

— Что именно? — устало спросил Ник.

— Сконструировать самолет.

На долю секунды в глазах Ника загорелся огонь энтузиазма, но тут же погас.

— Нет. Я не могу этого сделать. Я вложил в «Маверик» всю душу и никогда не решусь начать все сначала. Кроме того, я не смогу управлять «Эллиот эйр», если посвящу все свое время разработке самолета.

— Хорошо. — Сэмми сдалась, видя, какую боль причиняет Нику разговор о «Маверике». — Давай оставим эту тему. — «Пока оставим», — подумала Сэмми. — Но я не понимаю одного. Зачем же ты поехал со мной в Новый Орлеан, если вовсе не интересовался возможностью выпуска пассажирских самолетов?

Стоя спиной к Сэмми, Ник смотрел в окно.

— У меня были на то свои причины.

— О! — Что ж, эти причины наверняка ее не касались.

— Если точно, причин этих было две, — к удивлению Сэмми, продолжал Ник. Она-то решила по его тону, что разговор на эту тему окончен.

Ник вернулся к креслу, стоявшему рядом с Сэмми, и снова сел.

— Одна состояла в том, что там я мог встретить кого-то, кто слышал что-нибудь о Бобе.

— Бобе?

— Бобе Барнетте. Сыне Сэма. Я… думал, я все еще надеялся, что он объявится и я получу шанс вернуть «Маверик». Это было очень глупо с моей стороны.

Сэмми сидела молча, прекрасно понимая, что сейчас не время для споров с Ником. Она прибережет все свои доводы до лучших времен. Сэмми вовсе не собиралась сдаться и отказаться от идеи выпуска дешевых коммерческих самолетов. Но это может подождать. Сейчас Сэмми больше всего на свете хотелось провести пальцами по густым темным волосам Ника, разгладить морщины на его лице.

Дурацкое желание.

— А другой причиной, почему я поехал в Новый Орлеан, — продолжал Ник, — была ты.

У Сэмми перехватило дыхание. Единственное, на что она была сейчас способна, это смотреть и смотреть на Ника, желая… желая столько всего одновременно. Ей хотелось быть где-нибудь подальше отсюда и не слышать последних слов Ника. Ей хотелось верить в то, что он говорил. Ей хотелось, чтобы они никогда не ездили в Новый Орлеан. И чтобы сейчас они были по-прежнему там.

— Мы уже поговорили о деле, Сэмми. Теперь пора поговорить о нас, о наших личных делах.

Сэмми боролась с собой. Она не должна этого делать, не должна слушать человека, обвинившего ее в том, в чем обвинил ее Ник. Неважно, хотел он этого или нет. Он сказал это, и достаточно.

Сэмми понимала, что не может общаться с Ником по неофициальным вопросам. Но Сэмми чувствовала, что постепенно тает под взглядом этих ярко-голубых глаз. Сколько же времени пройдет, прежде чем Ник щелкнет пальцами, а Сэмми станет прыгать так, как ему нравится, прежде чем перестанет жить своей собственной жизнью, думать своей головой и станет просто продолжением Ника? Прежде чем сама ляжет на пол, чтобы он вытирал о нее ноги?

И сколько времени пройдет, прежде чем Сэмми надоест ему?

— Нет никаких «нас», — сказала Сэмми.

— Нет, есть, — тихо сказал Ник. — И ты знаешь, что есть.

Сэмми закрыла глаза.

— Нет, этого не может быть.

— Это может быть, — с жаром сказал Ник. — Тебе нужно только сказать «да».

Сэмми открыла глаза и посмотрела на Ника.

— Сказать «да» чему? Пошлому тайному роману в обеденный перерыв? Или же ты предпочтешь, чтобы я оставила работу и стала твоей содержанкой?

У Ника задергалась жилка на подбородке.

— Ты знаешь, что я не имел в виду ни то, ни другое. Все, что я прошу, это дать нам шанс, Сэмми. Ведь в ту последнюю ночь в Новом Орлеане оба мы пережили незабываемые ощущения. Я хотел бы…

Сэмми почувствовала, что ее тянет к этому человеку, она хочет его, скучает по нему. Если позволить Нику продолжать, неизвестно, на что она даст себя уговорить, поэтому Сэмми остановила его.

— Тебе хотелось бы, чтобы все вокруг продолжали обсуждать, что я сплю с тобой, чтобы сохранить работу?

Ник вскочил с кресла и схватил Сэмми за руки, не давая ей встать.

— Черт, ну и упрямая же ты! Что для тебя важнее? Все, что может быть между нами, или что могут подумать люди?

Отпустив Сэмми, Ник остался стоять рядом.

— Если ты думаешь, что я позволю распространиться этой сплетне… если тебя больше заботит, что подумают другие, а не что подумаю я, тогда забудь обо всем. Я не хочу быть на десятом месте, после работы, после мнения каждого встречного-поперечного. Я, черт побери, хочу быть первым. Я люблю тебя. Я думал, что и ты чувствуешь то же самое. И что именно поэтому произошло все, что было между нами в Новом Орлеане. Теперь вижу, что был не прав. Ты так же скупа в чувствах, как и в деньгах. Надо было мне понять это сразу.

Сэмми задохнулась от возмущения.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, — глаза Ника стали злыми, лицо непроницаемым, — что ни любовь, ни деньги не приносят счастья, если копить их про запас. А ты рискуешь остаться в один прекрасный день ночью посреди улицы, но не хочешь потратиться на новую машину. Ты отрицаешь свои чувства ко мне вместо того, чтобы дать нам шанс попробовать. Ты просто трусишь, Сэмми.

В глазах Ника Сэмми видела боль, ярость, укор. Она не могла больше этого вынести! Сэмми выбежала из кабинета.

Достав еще один бумажный платок, Сэмми вытерла нос. Коробочка с платками почти опустела, и неудивительно. Ведь сегодня была уже суббота, а значит, Сэмми проревела полтора дня. И после всего этого нужно было еще объяснить самой себе, почему она, собственно, плачет.

— Потому что я потеряла Ника, — прошептала Сэмми в темноту.

«Ты оттолкнула его».

Снова этот голос! Ее собственный, на сей раз в этом не было сомнений.

Нет, она не оттолкнула Ника, она просто убежала сама. Сэмми не могла дать ему того, о чем он просил.

«А о чем он просил?»

Он хотел, чтобы Сэмми сделала себя уязвимой для боли. Она не могла на это пойти. Не могла подарить себя Нику, позволить себе любить его, а потом смотреть, как он устает от нее и уходит к другой женщине. Сэмми не перенесла бы этого.

«Но ведь он просил вовсе не об этом».

Нет, подумала она с грустной улыбкой. На словах он действительно просил не об этом. Он был уверен, что просит только любви Сэмми. И сам не понимает, что Сэмми уже любит его и очень этим напугана. Только за последние три года ей удалось наконец вырасти, стать взрослой, научиться мыслить и действовать самостоятельно. А если она позволит себе любить Ника, все кончится тем, что Сэмми просто станет его продолжением, его тенью, всегда ожидающей на заднем плане, когда он вспомнит о ней и поманит.

Сэмми резко выпрямилась. Неужели она действительно позволит этому свершиться? Неужели снова станет тем бесформенным, аморфным существом, каким была много лет?

Ответ пришел мгновенно. Нет, никогда!

И если Ник действительно любит ее, то не станет ни просить об этом, ни желать этого.

По щеке Сэмми скатилась еще одна слеза. Да, Ник сказал, что любит ее, но как сказал? Не прошептал нежно ей на ухо, не объявил громко и гордо, а словно выплюнул эти слова в порыве гнева.

И неудивительно. Ник раскрыл ей свое сердце, попросил Сэмми о любви, а что сказала она? Боже! Несла какую-то чушь о том, что могут подумать на заводе.

— Прости меня, Ник.

Ведь она отказалась от всего, что он готов был ей подарить. Она обидела Ника и обидела очень сильно.

Даже до той самой сцены в его кабинете в четверг Сэмми пропускала мимо ушей все его слова. Ведь в то утро в Новом Орлеане Ник сам сказал ей, что такой неправдоподобно прекрасной ночи у него не было никогда в жизни.

А потом обвинил Сэмми в том, что она спала с ним, чтобы заставить строить самолеты.

«Но ведь Ник все объяснил».

Да, объяснил. Но Сэмми чувствовала себя такой злой и обиженной из-за той розы, что снова не стала его слушать. Сейчас она судорожно пыталась припомнить все события прошедшего четверга, собрать воедино все, что сказал ей в этот день Ник.

Это давалось ей тяжело, но постепенно словно солнце стало выходить из-за туч, освещая самые счастливые моменты их отношений с Ником. Сэмми вспомнила, как проснулась утром в объятиях Ника и ее охватила паника, она испугалась, что Нику ничего не было нужно от нее, кроме прошедшей ночи. Она вспомнила, как Ник во сне притянул ее к себе, а она отстранилась. Вспомнила, как Ник коснулся губами ее губ, а она отвернулась.

Да ведь это она обидела его. Обидела всеми сомнениями после той их прекрасной ночи. Своим страхом, что окажется несостоятельной как женщина для такого красавца, как Ник Эллиот. Из-за этих самых сомнений и страха она оттолкнула Ника и стала торопиться на самолет. И всякий раз, когда Ник пытался поговорить по пути в Даллас об их отношениях, Сэмми меняла тему. Ник снова попытался поговорить в аэропорту Далласа, но Сэмми была слишком испугана, она боялась услышать, что их прекрасная ночь никогда не повторится, хотя ей казалось тогда, что она и так это знает. Поэтому она поспешно перебила Ника и заговорила о строительстве самолетов.

Господи! Как она могла быть такой слепой? Такой чудовищно глупой? И такой жестокой, что смогла дать понять Нику, что ее заботит мнение посторонних, тогда как на самом деле ее страшила лишь собственная слабость.

«И это тоже было очень глупо».

Потому что неожиданно Сэмми вдруг поняла, какой сильной стала за последние три года. И еще она поняла, что имел в виду Ник, когда сравнил ее эмоциональное состояние с финансовым. Он был абсолютно прав. Несколько лет Сэмми складывала про запас не только деньги, но и свою способность любить. Она подсознательно использовала долги Джима и его предательство как предлог, чтобы не тратить деньги, не признаваться в своей любви к Нику. И тем самым как бы продлевала власть уже мертвого Джима над своей жизнью. Но теперь с этим покончено! Она не будет больше откладывать про запас ни деньги, ни любовь.

Сэмми откинула покрывало.

Пора начать наконец пользоваться и тем, и другим! Первое будет очень легко исполнить, а вот второе… Захочет ли Ник быть с ней теперь, после всего, что она ему наговорила?

И еще один вопрос по-прежнему волновал Сэмми — была ли она той женщиной, которая действительно способна увлечь Ника Эллиота?

Сэмми сжала кулаки. Была ли она женщиной? Да, черт возьми, она женщина в полном смысле этого слова. И пора доказать это себе и окружающим.

В субботу в два часа дня, не обращая внимания на предательское сердцебиение, Сэмми звонила в дверь квартиры Ника Эллиота. Современный жилой комплекс, где жил Ник, сильно отличался от дома Сэмми — здесь все было отделано со вкусом, во дворе разбит газон, ведущий к пруду, где плавали утки. Сэмми ни за что не нашла бы это место, если бы Генри не объяснил ей подробно, как ехать.

За дверью было тихо. Сэмми позвонила еще раз. Ник должен быть дома: на стоянке стояла его машина.

После третьего звонка дверь вдруг распахнулась. Взглянув в лицо Нику, Сэмми почувствовала жгучую боль. Сначала в глазах его мелькнуло удивление, затем слабый лучик надежды, потом усталость и недоверие, наконец Ник сумел овладеть собой и лицо его стало безжизненной маской.

Впрочем, Сэмми не могла бы с точностью сказать, что выражало ее лицо, пока она смотрела на Ника. Копна его роскошных темных волос выглядела так, словно он причесывался в последнее время исключительно пятерней. Щеки и подбородок покрывала щетина, придававшая Нику странный, почти опасный вид. Дальше взгляд Сэмми упал на его грудь.

И она тут же почувствовала дрожь в коленях. Ей потребовалось взять себя в руки, чтобы не упасть к нему на грудь, мускулистую грудь с порослью черных вьющихся волос, которые хотелось без конца гладить до боли в ладонях.

На Нике не было ничего, кроме длинных мешковатых тренировочных брюк. Слишком длинных, по мнению Сэмми.

Сэмми заставила себя снова перевести взгляд на лицо Ника. Ей надо было сосредоточиться, чтобы все сделать правильно.

— Здравствуй, Ник, — сказала Сэмми.

Несколько секунд он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, затем спросил:

— Что ты хочешь?

В голосе его не было даже намека на осуждение или на какие-либо другие эмоции. Он был абсолютно спокойным и ровным. У Сэмми защипало глаза. Она глубоко вздохнула.

— Мне надо что-то показать тебе, Ник. Можно я войду?

Не дожидаясь ответа, Сэмми прошла мимо Ника в квартиру, так не похожую на ее собственную.

В квартире Сэмми почти не было мебели, она была какой-то безликой, почти холодной. Что касается жилища Ника, оно было теплым, настоящим домом. Замечательный ковер, диван и стулья с обивкой в приглушенных коричневых и зеленых тонах служили прекрасным фоном для трофеев, привезенных Ником из путешествий по земному шару.

На полочке журнального столика со стеклянной крышкой кусок застывшей черной лавы лежал рядом с белой веткой окаменевшего коралла. На стене над диваном висела удивительная картина, изображавшая небо, увиденное глазами пилота. Небо было ярко-синим, ясным, а на уровне глаз рисовавшего виднелись два небольших облачка. Сэмми могла бы поручиться, что большая часть книг, стоявших на полках вдоль противоположной стены комнаты, была посвящена авиастроению и вождению самолетов.

— Ты что-то хотела мне показать?

— Да, — подтвердила Сэмми. — Но на это надо смотреть с балкона.

Сэмми быстро прошла через столовую к балконной двери. Да, Генри проинструктировал ее прекрасно.

— Вон там, — сказала она, показывая на левый угол стоянки.

— Ты имеешь в виду вон тот «корвет», который поставили сразу на два места?

— Это чтобы никто не поцарапал краску. Машина выпуска восьмидесятого года с откидным верхом. — Сэмми медленно повернулась к Нику. — Я купила ее сегодня утром.

В глазах Ника сверкнул огонек, но тут же погас, уступив место настороженному, недоверчивому выражению. Что ж, по крайней мере теперь глаза его больше не были пустыми.

Сложив руки на груди, Ник оперся плечом о стеклянную дверь балкона.

— За этим ты и пришла — чтобы показать мне свою новую машину?

— Да. — Сэмми нервно сглотнула слюну. — И еще чтобы сказать тебе кое-что.

— Что же именно?

Сэмми снова сглотнула. Ладони ее вспотели, сердце учащенно билось.

— Что я люблю тебя.

Ник изумленно застыл на месте. Хорошо ли он расслышал? Или просто принял желаемое за действительное?

— Что ты сказала?

Глаза Сэмми потемнели.

— Я люблю тебя.

Несколько мгновений, показавшихся Нику бесконечностью, он стоял, прижавшись к двери, опасаясь двинуться, чтобы Сэмми вдруг не исчезла.

Но это была не сказка. Она действительно была здесь, стояла прямо перед ним и говорила, что любит его. Полные слез глаза и дрожащие губы ясно говорили Нику, что Сэмми признается ему в любви от чистого сердца.

— Сэмми. — Ник крепко прижал ее к груди. Слишком крепко — ей наверняка было больно, но он просто не мог остановиться, не мог ее отпустить. Сэмми тоже буквально вжалась в его тело. Да, ей хотелось, чтобы он сжимал ее крепче и крепче.

— Я думал, что потерял тебя, — повторял. Ник между поцелуями. — Я думал, что никогда не услышу, как ты произносишь эти слова.

Объятия Сэмми зажгли в его крови огонь.

— О, Ник, прости, что я была такой глупой.

— Потом, — прошептал он, не отрывая рта от ее губ. — Все это ты скажешь мне потом.

Нику надо было задать ей сотню вопросов, сказать ей сотни вещей, но не сейчас. Сейчас не время для слов. Пришло время доказать Сэмми, как много она для него значит. Она была его миром, его жизнью. Еще ни одна женщина не значила для Ника больше, чем полеты, но упоительная жажда высоты меркла перед его чувством к Сэмми, становилась почти неважной.

Ник поднял Сэмми на руки и стал целовать ее лицо, шею, везде, куда только мог дотянуться, пока нес ее к кровати. Отбросив покрывала, он осторожно опустил ее на простыни. Крепко сжав шею Ника, Сэмми потянула его за собой.

— Да, — прошептала она.

— Да, — ответил Ник. — Да.

Одежда была сброшена, тела горели огнем. Ник старался не спешить, чтобы показать Сэмми, какую нежность, любовь и заботу он готов дарить ей всю оставшуюся жизнь. Но Сэмми сама не дала ему сбавить темп. Ее движения, ее губы и язык, страстные горловые звуки, которые она издавала, — все это доводило Ника до исступления. Он вошел в нее, словно хотел похоронить внутри, в сладких и горячих глубинах ее тела собственные тело и душу.

— Да, — шептала Сэмми, — я люблю тебя!

Ник хотел ответить, но не мог. Сердце его было слишком полно ею, чтобы найти подходящие слова. Сэмми была слишком нужна ему.

Учащенно бились сердца, жадно искали друг друга губы, сплетались тела, сливались воедино души. Потом Сэмми выкрикнула его имя и увлекла Ника за собой за грань реальности. И слова, переполнявшие Ника, вырвались наконец из его сведенного судорогой горла:

— Я люблю тебя!

Ник проснулся оттого, что по спине его побежали мурашки. Появились они от того, что Сэмми нежно гладила его по волосам, погружая пальцы в густую темную шевелюру. Сэмми поднимала волосы, давала им упасть и повторяла ласку. Прикосновения пальцев Сэмми заставили все тело Ника сладко задрожать. Он улыбнулся, касаясь щекой ее груди.

— Ты не спишь? — Каким мягким, мелодичным был ее голос! Подняв голову, Ник увидел улыбку на лице Сэмми.

— Знаешь, чего я сейчас хочу?

Чуть прижавшись к нему, Сэмми получила возможность это узнать.

— Думаю, что догадываюсь, — сказала она, улыбаясь еще шире.

Рассмеявшись, Ник поцеловал родинку у губы. Затем поцеловал Сэмми в губы. Затем снова откинулся на подушку.

— Это-то понятно. Но это не единственное, чего я хочу.

— Чего же еще?

От шепота Сэмми у Ника перехватило дыхание.

— Я хочу всю оставшуюся жизнь просыпаться вот так, держа тебя в своих объятиях.

Глаза Сэмми расширились, губы приоткрылись.

— Я люблю тебя, Сэмми. — Сердце Ника буквально билось о ребра. — Ты выйдешь за меня замуж?

Глаза Сэмми раскрылись еще шире. Ник слышал, как забилось ее сердце.

— Ник…

Он ждал. Неужели он все же ошибся и Сэмми не чувствует того, что чувствует он? Неужели она не понимает, как хорошо им друг с другом, какой сильной и счастливой может стать их любовь? Господи, неужели Сэмми ответит ему «нет»?

Сэмми порывисто дышала, но ничего не говорила в ответ.

— Сэмми?

— Я… — Она нервно сглотнула. — Я… наверное, сама того не зная, могу наделать глупости, способные просто взбесить тебя. И еще я очень люблю свою работу. Сама я не уйду — тебе придется меня уволить. И я хочу, чтобы ты пообещал мне, что хотя бы подумаешь о том, чтобы повторить «Маверик» — не для меня, а для себя самого, ведь он так много для тебя значил. Но…

— Сэмми…

— Но я люблю тебя так сильно, что не могу представить своей жизни без тебя. Да, если ты возьмешь меня, я выйду за тебя замуж.

— Давно пора. А то я уже собирался поставить крест на вас обоих, — сказал Генри.

Ник и Сэмми удивленно посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Они встали с постели только в воскресенье днем и, наскоро позавтракав, решили, что пора рассказать о своих планах Генри. Они поехали к нему на «корвете» Сэмми, сгорая от нетерпения, а он — ну надо же! — даже не удивился.

Что ж, хорошо, раз известие об их помолвке не заставило Генри измениться в лице, у Сэмми есть в запасе еще кое-что.

— Хорошо, — сказала она. — А что вы скажете на это? Если…

— Когда, — поправил ее Ник.

— Когда конгресс примет закон об ответственности производителей, мы возобновим выпуск «Скайберда 2000».

— Что ж, я ожидал этого, — спокойно сказал Генри.

Сэмми, нахмурившись, посмотрела на Ника.

— Чем же нам все-таки удивить Генри? А то он, похоже, думает, что знает все на свете.

Ник улыбнулся.

— Расскажи ему все остальное.

Сэмми загадочно усмехнулась.

— Ник решил, что если сумел сделать это один раз, то сумеет и во второй. Он собирается разработать новую версию «Маверика».

Брови Генри резко поползли вверх.

— Да, это так, — подтвердил Ник.

— Ха! Наконец-то мы его удивили! — воскликнула Сэмми.

— Ты действительно собираешься это сделать? — спросил Генри сына.

Ник едва заметно улыбнулся.

— Как только изобрету способ заниматься «Мавериком» и одновременно управлять компанией. Ты случайно не знаешь никого, кто хотел бы занять мое место?

После нескольких секунд изумленного молчания в глазах Генри вдруг мелькнул огонек.

— Что ж, возможно, — ответил он на вопрос Ника. — Вполне возможно. Честно говоря, я бы сделал это сам, но при одном условии.

— Что же это за условие? — спросил Ник.

— Если ты пообещаешь не заниматься «Мавериком».

Сэмми молча наблюдала, как выражение энтузиазма сменяется на лице Ника выражением отчаяния. Ей стоило таких трудов уговорить Ника! Так почему же Генри против?

Ник поднял одну бровь.

— Но если я не стану заниматься «Мавериком», мне не понадобится замена на посту президента фирмы, разве не так?

— Не знаю, — с загадочной улыбкой произнес Генри, поднимая со стола и бросая Нику конверт, лежавший до этого на журнальном столике. — Это должно занять тебя на ближайшее время.

Ник удивленно вертел в руках конверт.

— Что там?

— Открой и посмотри. Но, возможно, сначала тебе лучше сесть.

Ник подозрительно посмотрел на отца и сел на диван. Сэмми склонилась над его плечом, пытаясь разобрать то, что он читает.

От первых же слов, которые она увидела, комната поплыла у нее перед глазами.

— Ник!

Ник поднял голову. Рот его раскрылся от изумления.

В глазах Генри стояли слезы. Глядя на Ника, он закивал головой.

— Это именно то, что ты думаешь, и действительно на твое имя, как и должно было быть с самого начала.

Нервно сглотнув слюну, Ник медленно опустил голову и снова начал читать.

— «Маверик», — прошептал он дрожащим голосом.

— Но… как?.. — спросила Сэмми.

Генри сел рядом с Ником.

— Детективное агентство, в которое я обратился, наконец-то нашло Боба Барнетта на одном из перекрестков Сан-Франциско, где он торговал цветами, с обритой головой. Парень был только рад расстаться с одной из «совершенно бесполезных материальных ценностей», как он это называет, завещанной ему отцом. Надо было сказать тебе раньше, но я хотел сначала дождаться, пока получу всю официальную документацию.

Ник наконец-то оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на Генри.

— Все равно не могу понять, — сказал он. — Ведь ты с самого начала был против проекта. Что же ты так старался отыскать Барнетта?

— Потому что раньше я был безмозглым идиотом. Мне не надо было выступать против. Я должен был поддержать тебя с самого начала. «Маверик» должен был стать самолетом «Эллиот эйр», начиная с первых карандашных набросков. Я сделал это, чтобы получить твое прощение.

Сэмми со слезами на глазах наблюдала, как отец и сын — что бы и кто бы ни говорил, именно отец и сын — крепко обнимают друг друга.

— Ты и в постель возьмешь их с собой? — спросила Сэмми.

Ник не расставался с документацией по «Маверику» с того самого момента, как получил ее от отца сегодня днем. Ник поднял голову, посмотрел на Сэмми и рассмеялся.

— Конечно же, нет.

Бросив бумаги на туалетный столик, он подошел к кровати, наклонился над Сэмми и потерся носом о ее щеку.

— Ты уверен? — дразня, спросила его Сэмми.

— Зачем мне «Маверик», если у меня есть ты?

Господи, да что же он несет?!

— Но на «Маверике» ты можешь летать…

Ник поднял голову. И снова в глазах его горел такой огонь, что у Сэмми перехватило дыхание.

— Я и с тобой могу полететь, — прошептал он. — Еще как могу. Сейчас сама увидишь.

И она действительно увидела.