Глава 5

Лаки с трудом сдерживалась, чтобы не постукивать пятками по твердому деревянному полу хорового балкона. Бесс Джонсон, сидевшая слева, кидала на нее неодобрительные взгляды, и Лаки уткнулась в сборник церковных гимнов, попытавшись сосредоточиться на тексте и машинально произнося слова хорошо знакомой молитвы.

Бесс было около пятидесяти лет, впрочем, вернее сказать, у нее вообще не было возраста. Чопорная, правильная до тошноты, она работала старшим кассиром Первого национального банка Фридома. Ее спина была такой же прямой и жесткой, как колонки цифр в ее бухгалтерских книгах. Она презирала сантименты, маленьких детей и человечество в целом. Невозможно было даже представить себе, что Бесс могла с кем-то заниматься любовью. Слишком грязно.

Бесс положила руку на колени Лаки. Та взглянула на нее уголком глаза и снова попробовала перестать пританцовывать. Но ничего не могла с этим поделать. Она была в жутком бешенстве и не могла сидеть спокойно. В таких случаях мать говорила, что у нее шило пониже спины. И если бы Элейн была здесь, она наверняка укоризненно посмотрела бы на нее со своего места, как это не раз случалось, когда Лаки была ребенком.

Но ее родители уехали, они были очень далеко, в Виннебаго. С тех пор как отец ушел на пенсию, они постоянно путешествовали, успели побывать на Ниагарском водопаде и в Большом каньоне, объездили вдоль и поперек Флориду. Всю свою жизнь Джим Стивенсон был вынужден мириться с косностью и мещанством своих коллег и соседей и в шестьдесят два года с удовольствием выпустил наконец на волю дремавшего в нем чертенка. И конечно, мать всегда была рядом с ним. В свои пятьдесят восемь лет Элейн была бодра, как в восемнадцать. Она каждый день делала трехмильную пробежку, занималась йогой перед сном и питалась почти одними овощами.

На этот раз они планировали сплав на плотах по практически несудоходной реке в Скалистых горах, выбрав себе пятидневный маршрут, начинавшийся где-то в забытом Богом ущелье и заканчивавшийся в Нью-Мексико, маршрут, обещавший крутые пороги, стремнины и водовороты. Кто знает, из каких передряг им там придется выбираться.

Ее родители уехали до конца лета, и до тех пор Лаки ничего не будет знать о них. Она постоянно молилась, чтобы они вернулись во Фридом живыми и невредимыми.

Однако в данный момент предметом ее беспокойства был отнюдь не тот факт, что ее мать и отец пытаются догнать ушедшую молодость. Ее волновало то, что Мисси Хокинс не нашла другого пустого места во всей церкви, кроме как рядом с Сэмом.

«Черт возьми, мне казалось, я обезвредила эту женщину на прошлой неделе». Лаки немедленно вознесла молчаливую молитву: «Прости меня, Господи, что я произношу такие ужасные слова в твоем храме. Пожалуйста. Просто Мисси...»

Она энергично тряхнула головой и снова начала постукивать ногой по металлическому сиденью. Не нужно беспокоить Всевышнего своими проблемами с Мисси Хокинс.

«Интересно, а в чем, собственно, заключается моя проблема с Мисси Хокинс? Проблема в том, что она слишком много внимания уделяет Сэму Керку. Моему другу. Моему соседу. Моему... А кто же он мне? И почему меня вообще беспокоит, с кем рядом он сидит в церкви? Или с кем он встречается? Или на ком он решит...»

Внезапно Лаки словно обдало холодом. Такие мысли могут завести ее очень далеко. Она представила себе Мисси и Сэма в интригующей ситуации и застучала ногой еще громче.

Стук эхом отозвался по всей церкви.

Бесс сильно толкнула ее в бок и одарила свирепым взглядом. Лаки вскрикнула и тут же прихлопнула рот ладонью. Преподобный отец Холком на секунду замолк, взглянул в сторону хора, а затем продолжил свою заунывную проповедь. Лаки почувствовала, что ее щеки пылают.

Несколько секунд спустя она поймала торжествующую улыбку Мисси Хокинс рядом с Сэмом, и в ее голове пронесся вихрь мыслей. Мыслей, совершенно неуместных в храме.


– Итак, что же у тебя с Мисси Хокинс? – спросила Лаки несколько часов спустя, когда они с Сэмом устроились в гамаке на крыльце ее дома.

Сэм уперся ногой в доски пола, чтобы перестать раскачиваться.

– А что, собственно, ты имеешь в виду?

– Ну, – Лаки пожала плечами, – я только хочу знать, насколько у вас это серьезно. То есть у меня сложилось впечатление, что в последнее время вы были очень близки, но после того конфуза в церкви в прошлое воскресенье я не слышала, чтобы ты упоминал о ней, или, если быть совсем точной, я не замечала, чтобы она слонялась поблизости. Так что я уже было решила, что между вами все кончено, и вдруг сегодня утром...

Сэм прикрыл ее рот ладонью:

– Тебе еще не надоело обсуждать Мисси Хокинс?

Лаки посмотрела ему прямо в глаза, но было слишком сложно сказать, что выражал его взгляд. Смущение? Разочарование?

Она попыталась кивнуть. Сэм неторопливо убрал руку.

– Думаю, я просто...

Он снова захлопнул ей рот и наклонился ближе, напряженно всматриваясь в ее лицо.

– Послушай, – с усилием начал он, – я и Мисси Хокинс – это не тема для разговора. Здесь не о чем говорить. Я не люблю ее. Я даже больше не хочу встречаться с ней и с самого начала не ждал ничего серьезного от этих отношений. Она хотела их гораздо больше, чем я.

Лаки продолжала смотреть на него, и он снова медленно убрал свою руку. Его взгляд неспешно скользнул по ее лицу, остановившись в конце концов на губах, так что Лаки вдруг почувствовала непреодолимое желание облизнуть их. У нее перехватило дыхание.

– Это правда? – Она все еще сомневалась.

– Да. – Сэм прочистил горло. – Это истинная правда.

– Надо же.

– Вот так. – Его голос стал хриплым.

На одну сумасшедшую секунду Лаки показалось, что он собирается наклониться и поцеловать ее в губы. И один сумасшедший миг она жаждала, чтобы он поцеловал ее. Да, именно в губы. Но она почти мгновенно опомнилась, отпрянула и выпрямилась в гамаке.

– Ну, что ж, думаю, ты принял единственно правильное решение. Но я не уверена, что Мисси знает об этом. Поверь мне, Сэм, эта женщина не принесла бы тебе ничего, кроме неприятностей. – Лаки уставилась в темноту.

Почувствовав, что Сэм, в свою очередь, тоже сел ровно, она высвободила ногу и замерла, ожидая его следующего движения. Нет, повторяла она про себя, это невозможно. Какие глупейшие мысли приходят в голову! Сэм пытался поцеловать ее! Это самая нелепая, самая смехотворная идея, которую только можно представить.

Сэм снова прочистил горло:

– Так ты думаешь, с Джей-Джеем будет все в порядке в Пибоди?

Лаки с трудом очнулась от мыслей о возможном поцелуе.

– Что, прости?

– Я говорю, ты думаешь, что с Джей-Джеем будет все в порядке в Пибоди? Он может ездить с тобой до конца недели?

Лаки утвердительно кивнула:

– С ним все в порядке. Вчера после обеда он не оставил своим соперникам по волейболу ни малейшего шанса. Он очень упрямый. Но теперь они друзья. Ты знаешь, так всегда бывает с детьми в их возрасте. Сейчас они дерутся, а через минуту уже не разлей вода.

Однако Сэм, похоже, все еще сомневался. Лаки с улыбкой ткнула его под ребро:

– Правда. Все отлично. Я бы не стала тебя обманывать!

Сэм тяжело вздохнул и опустил плечи. Лаки почти физически ощущала, как его покидает напряжение.

– Ты себе представить не можешь, какое для меня облегчение это слышать. Честно говоря, Джей-Джей очень меня беспокоит. Я рад, что твой план сработал. Сейчас у меня столько дел в клинике, что не нашлось бы для него и пяти свободных минут. Даже не знаю, чем могу тебя отблагодарить.

Лаки усмехнулась:

– Зато я знаю.

Сэм изумленно посмотрел на нее:

– Да? И как же?

Она посмотрела ему в глаза и шутливо похлопала по плечу:

– Так-так, Сэм Керк. Да ты забыл уже? Мне нужен партнер для ежегодного пикника в парке Пибоди четвертого июля. Ты обещал мне кого-нибудь найти. Ну и каков результат?

Сэм смутился, и Лаки сразу это заметила.

– Ну... я... как бы это...

– Ты никого не нашел, да? А ты хотя бы пытался?

Он широко раскрыл глаза.

– Да, конечно. Я пытался, правда.

Лаки поднялась и скрестила руки на груди. Да он даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей!

– Мне на самом деле очень нужен партнер. Пожалуйста, попробуй еще раз и сделай это для меня. О'кей?

Было похоже, что Сэм почти вышел из себя, хотя Лаки и не понимала, что, собственно, в ее просьбе могло рассердить его. В конце концов, они заключили сделку, так ведь? И она сделала все от нее зависящее.

– Я работаю над этим, Лаки.

Его голос потерял прежнюю непринужденность. Сэм встал и направился к ступенькам крыльца. Было уже поздно, месяц отливал серебром высоко в небе, и уличные фонари, казалось, терялись в туманной дымке. Обычно Лаки очень любила сидеть в темноте, но в эту минуту отдала бы все на свете, чтобы видеть выражение лица своего друга.

– Ты уходишь?

– Уже поздно. Нам обоим завтра нужно на работу.

Лаки тяжело вздохнула и подошла к нему.

– Тогда до завтра. Надеюсь увидеть тебя, когда приеду за Джей-Джеем.

Он помахал рукой и спустился на бетонную дорожку перед крыльцом.

– Да, увидимся утром.

– Сэм?

Он обернулся.

– Четвертое июля будет через две недели.

На несколько секунд воцарилось неловкое молчание.

– Я знаю, когда будет четвертое июля, Лаки.

Черт возьми. Я хочу видеть его лицо! Может быть, открыть дверь и включить свет в холле?

– Я знаю, – повторил он и пошел к дому.

– Сэм?

– Да?

– У Джей-Джея будет бейсбольный матч в четверг. Ты сможешь приехать? – Лаки слышала, как он провел ногой по земле. Ну почему она не видит его лица!

– Да. Думаю, я смогу приехать.

Лаки вздохнула:

– Отлично.

Через секунду он скрылся в темноте.


На следующее утро ровно в семь тридцать Лаки постучала в дверь Сэма, где ее встретил теплый, сладкий запах свежевыпеченных вафель и сиропа. Входя, она мельком заметила Джей-Джея, заканчивающего свой завтрак.

– Заходи, подруга. – Сэм пытался перекричать грохот мультфильмов из телевизора.

Лаки вошла на кухню.

– Ты уже готов, Джей-Джей? – Она взглянула на его тарелку и почувствовала, что у нее слюнки текут. Надо же, как она голодна, оказывается.

– Сэм, это настоящие вафли? Потрясающе! – Их глаза встретились, и он улыбнулся ей в ответ. Слава Богу, ни намека на вчерашнее раздражение.

Сэм нацепил фартук поверх своего докторского халата и выглядел как заправский шеф-повар.

– Да, управляться с маминой вафельницей я умею. – Он помахал в воздухе лопаткой. – Хочешь попробовать?

Лаки вспомнила про полкоробки пончиков, валяющихся в кабине ее грузовика. Наверное, они уже стали каменными. Уф.

– А у тебя найдется для меня парочка? – Она кокетливо склонила голову набок.

– Это не займет и минуты, мэм. Присаживайтесь.

Лаки плюхнулась на стул рядом с Джей-Джеем, который по-прежнему ковырял вафли вилкой.

– Он что, делает их каждое утро? – Она пихнула мальчика локтем.

Он кивнул в ответ, облизал пальцы и уставился в телевизор.

– Так вот почему тебя не соблазняют мои пончики?

Джей-Джей взглянул на нее и ухмыльнулся, стирая текущий по подбородку сироп.

– Да, поэтому, а еще потому, что когда в первый день мы размечали бейсбольную площадку, я их уронил. Надеюсь, они не слишком испачкались. – Он снова опустил глаза в тарелку.

– Ах ты, маленький негодяй...

– Ваши вафли готовы!

Лаки повернулась к Сэму, ставящему перед ней тарелку с дымящимся лакомством. Она благодарно кивнула ему и потянулась за маслом и сиропом.

– Да уж, ты знаешь путь к сердцу женщины.

– Неужели?

Лаки на секунду перестала намазывать кусок масла на вафлю. Сэм подошел ближе.

– Что?

– Я говорю: неужели? Вот это – путь к сердцу женщины?

Он наклонился и положил локти на стол, их лица почти соприкасались, и он смотрел прямо на нее. Почему никогда раньше она не замечала, какой мечтательный у него взгляд? Какой чудесной дымкой подернуты его глаза? Как они отливают золотом? Лаки с трудом проглотила комок в горле, забыв про вафли. О, проклятие! Что такое я говорю? Я хотела сказать, что...

– Уф... К сердцу?

– Ты так сказала.

– Ну, ты знаешь, у меня нет большого опыта в этой области, так что...

– У тебя нет опыта?

– То есть я хочу сказать... Я слышала, что... Я имею в виду, другие женщины говорят, что это замечательно, когда мужчины...

– А что ты об этом думаешь?

– Я? Ну, как тебе сказать... вафли, да, вафли – просто фантастика. Я хочу сказать... масло и сироп так красиво смотрятся в этих квадратиках... и... когда ты в них вгрызаешься... они такие мягкие и твердые одновременно... и липкие, и вязкие. – Она уже сама не очень понимала, что говорит, ее голос становился все тише и тише, и слова имели все меньше смысла. «Ну соберись же, Лаки!» – Я хочу сказать, когда кто-то... скажем, знакомый мужчина, готовит для тебя... что-то такое вот горячее, сладкое и липкое, это так хорошо... иногда... и женщины...

– Уже без пятнадцати восемь, Лаки. Нам пора ехать.

Откуда-то издалека до нее донесся скрип стула Джей-Джея, встающего из-за стола, но единственное, что занимало ее в эту секунду, – изумленное лицо доктора Сэма Керка. Она отвела глаза и тоже вскочила.

– Да, надо ехать. Мы уже опаздываем.

– Ты же не попробовала вафли.

Лаки помчалась к двери.

– Ну, оставь их для меня, и все такое. У тебя есть бумажный пакет? Я их съем на ужин. – Она старалась не смотреть на Сэма. Если она сейчас увидит его глаза, она провалится сквозь землю. Как он смеет вести с ней такие разговоры?

– На ужин я приготовлю тебе что-нибудь другое. Если ты хочешь, конечно. Что-нибудь горячее, сладкое и липкое.

Лаки остановилась, ее рука словно замерзла на деревянной ручке двери. Она закрыла глаза и мысленно хлопнула себя по щеке. Да он просто дразнит ее. Он просто играет, как всегда. Ей вдруг вспомнилось, как он предложил ей «попрактиковаться в поцелуях», когда ему было тринадцать: «Потом, когда мы встретим кого-нибудь еще, у нас будет очень легко это получаться».

Да, в самом деле.

Лаки развернулась и посмотрела Сэму прямо в глаза:

– Мне нравится что-то горячее, сладкое и липкое на завтрак, а не на обед и не на ужин. Вечером я предпочитаю что-нибудь из мяса, что-нибудь твердое и сытное. Ты, конечно, можешь готовить на ужин что тебе вздумается, но на меня не рассчитывай. Я вполне могу сама о себе позаботиться.

И она вышла, оставив ошарашенного и растерянного доктора Сэма Керка одного.

Загрузка...