Серебряные ночи

Глава 15

Пушечные залпы, раздающиеся по всему Киеву, возвестили о начале ледохода на Днепре. Все население города, как местное, так и прибывшее с царским поездом, бесконечно радовалось наступлению весны, означавшему не только возрождение жизни, но и возможность снять с себя надоевшие шубы, оторваться от печек. Огромная потемкинская веселая процессия готовилась продолжить свое путешествие в Крым, теперь уже по воде.

Князь Дмитриев, стоя в апартаментах своей супруги, размышлял, насколько у него еще хватит сил сдерживать бушующую внутри ярость.

— Я хочу знать, куда вы направлялись вчера после полудня, когда вас видели верхом на лошади и без сопровождения, как всегда, в этой вашей отвратительной манере, — потребовал он объяснений своим холодным, бесстрастным тоном, который всегда означал крайнюю степень раздражения.

В комнате царил беспорядок; повсюду была разбросана одежда, там и сям стояли раскрытые чемоданы и корзины. Мария, застигнутая прибытием князя в разгаре сборов, была немедленно выставлена. Софи нарочито медленно скатывала в клубок длинные шелковые перчатки; мозг ее при этом лихорадочно работал. За последнюю пару недель она несколько раз посещала охотничий домик; до вчерашнего дня ее одиночные прогулки оставались незамеченными. Но вчера она попалась на глаза одному из офицеров — друзей Павла, и тот наверняка не замедлил сообщить об этом.

— Я всегда любила кататься верхом, Павел, и вам это хорошо известно, — с привычным равнодушием откликнулась Софья. — Эта моя привычка для вас не новость. — Повернувшись спиной, она взяла с кровати очередную пару перчаток и принялась критически их рассматривать.

— Куда вы ездили? — хлестнул следующий вопрос.

— Уток стрелять, — тем же тоном пояснила она. — Еще одно мое любимое занятие.

Рука с силой рванула ее за плечо. Он развернул ее к себе лицом. Переполненный злостью взгляд, казалось, прожигал ее насквозь.

— Вы моя жена! Сколь бы я ни сожалел об этом, этого не изменишь, — произнес Дмитриев, тщательно выговаривая слова. — Если вы полагаете, что ваша временная близость к императрице способна защитить вас и что ваша независимость может оставаться безнаказанной, вы глубоко ошибаетесь, Софья Алексеевна. Моя жена не имеет права ездить одна, куда ей заблагорассудится. Равно как и заниматься охотой, если это не общее придворное развлечение. Не за горами то время, когда вам придется вернуться под крышу моего дома. И тогда, дорогая моя жена, вы заплатите сторицей за все ваше пренебрежение, за каждый своевольный и дерзкий поступок. — Леденящий взгляд сковал ее как овечку перед волком. — Вы достаточно хорошо меня знаете, Софья Алексеевна, чтобы поверить моим словам. Вас ждет заточение в моем имении под Калугой; там я постараюсь еще раз сделать из вас приличную жену, Это мой долг. И на этот раз я его выполню, будьте уверены.

Он снял руку с ее плеча с брезгливой гримасой, словно испачкался. Софи чувствовала, как внутри все начинает дрожать мелкой противной дрожью; зародившись где-то в желудке, дрожь охватила ее полностью. Ни в коем случае нельзя показывать ему своего страха. Она молча отвернулась, надеясь, что он не заметит ее состояния. Он действительно испугал ее своими угрозами, напомнив о собственной власти над ней и переполняющей его ненависти, когда она полагала, что уже в состоянии справиться с этим, защищенная волшебным щитом любви. Обломки этого недолговечного щита ударили ее как кнутом, и она вся сжалась в ожидании нового удара.

Дмитриев вышел, хлопнув дверью. Она без сил опустилась на кровать, чувствуя невероятную слабость. Надо было быть самонадеянной дурой, чтобы столь бездумно провоцировать его. И когда закончится это путешествие…

Нет, об окончании даже не хочется думать. Впереди — весна. К тому времени когда императорский визит подойдет к концу, много воды утечет. Погладив живот, где никак не мог рассосаться тошнотворный леденящий комок, она встала и подошла к окну. Река ожила. Теперь по ней в разных направлениях плыли маленькие лодки; у берега на якоре стояли семь больших гребных судов, предназначенных для императрицы и ее свиты. По спущенным трапам как муравьи сновали люди: одни тащили мешки и корзины, груженные провизией; другие что-то докрашивали, прибивали, заканчивая приготовления к завтрашнему отправлению процессии вниз по Днепру.

Сколько же понадобится гребцов для такой армады, подумалось Софье. Сидя глубоко в трюмах величественных красных с золотом кораблей, будут ли они иметь хотя бы малейшее представление обо всей этой потрясающей роскоши, о невероятных затратах, которые возможны лишь благодаря их 238 собственному поту и крови? Задумывались ли они когда-нибудь, сгибаясь под плетью надсмотрщика, что значит принадлежать к иному сословию? Скорее всего нет, решила Софи Воображение тоже роскошь, которую не может себе позволить тот, кто занят тяжким трудом под постоянной угрозой наказания. Люди, населяющие эту бескрайнюю страну, безграмотные, закрепощенные, подчиняются старому правилу: душа принадлежит Богу, голова — царю, спина — барину. Таков незыблемый порядок жизни, и рабы никогда с этим не спорят.

Какие мрачные мысли! Душевную подавленность не могли развеять ни яркий солнечный день, ни волнение от предвкушения завтрашнего начала путешествия. В тоске и печали Софи отвернулась от окна.

И тем не менее наутро при посадке на корабль ее захватила волна всеобщего радостного возбуждения. Софье как старшей фрейлине была отведена каюта на императорском корабле. В каюте, помимо алькова, была еще отдельная комната для одевания, умывальник, письменный стол, несколько кресел. На судне были специальный музыкальный салон, библиотека, затянутая тентом прогулочная палуба, где пассажиры могли дышать свежим воздухом без опасения оказаться под прямыми лучами солнца. Даже после уже привычной исключительной роскоши екатерининского двора внимание к любой мелочи, способствующей полному удобству и наивысшему удовольствию, осуществленное под недреманным оком князя Потемкина, ошеломляло.

В первый день на одном из специально оборудованных кораблей был устроен праздничный обед для всего общества. Сойдя со шлюпки, множество которых перевозило гостей в этот плавучий ресторан, Софи встретила князя Потемкина. Он подал ей руку, помогая подняться на палубу.

— Ну, Софья Алексеевна, что вы скажете о моей маленькой чудо-стране? — Великий мастер чудесных превращений пребывал в явно благодушном настроении; со всех сторон изливались потоки восхищенных возгласов как российской знати, так и пораженных увиденным иностранных дипломатов. Его госпожа была царственно безмятежна, раздаривая благосклонные улыбки, и поздравляла своего рыкающего одноглазого льва с достигнутым успехом, который должен был показать всему миру славу и величие ее империи.

— Я просто ошеломлена, князь, — чистосердечно призналась Софи.

— И будете еще больше ошеломлены, когда мы двинемся дальше, обещаю вам! — Он склонился к ее руке. — Приглашаю вас за мой стол. Я нуждаюсь в приятном обществе и остроумной собеседнице.

— Это слишком большая честь для меня, — насмешливо улыбнулась Софья. — Рада, что вы находите приятным мое общество.

— Вы не красавица, Софья Алексеевна, — сверкнул глазом князь, — но, сказать по правде, мне больше по вкусу ваша необычная привлекательность, чем бесцветные прелести прочих дам.

Щеки Софьи вспыхнули ярким румянцем. Подыскивая достойный ответ, она почувствовала на себе еще чей-то взгляд. Адам уже оказался на борту. Он стоял неподалеку, явно прислушиваясь к их беседе; лицо его выражало некоторое недоумение по поводу смущенного вида Софьи.

— Полагаю, княгиня Дмитриева еще не привыкла к комплиментам, князь, — небрежно заметил он.

— Как я должна отвечать на это, граф? — немного резко откликнулась Софья, взяв себя в руки. — Не могу ни согласиться, ни опровергнуть это, чтобы не прозвучало бестактно.

— Да, действительно, Адам, получилось весьма неуклюже, — признался Потемкин. — Предлагаю вам за обедом заняться исправлением своей оплошности перед дамой.

— С удовольствием, князь. — Адам поклонился и предложил Софье руку. — Искренне сожалею, княгиня, что невольно задел вас своими неуклюжими сентенциями.

Какая-то в нем необычная игривость, подумала Софья, беря его под руку. Словно на него тоже подействовало волшебство этого путешествия, где общепринятыми манерами поведения были негласно признаны веселье и легкомысленность.

Она окинула взором залитую огнями обеденную залу, пытаясь среди семи десятков оживленно болтающих, разодетых в пух и прах гостей найти Дмитриева.

— Странно, но я не вижу своего мужа, граф.

— Насколько мне известно, он испросил высочайшего разрешения не присутствовать сегодня вечером здесь, мадам. Он отвечает за подготовку приема принца Прусского, когда мы прибудем в Кайдак. Это большая ответственность.

— Конечно, — согласилась Софи, устраиваясь за столом. — Но до Кайдака нам еще плыть несколько дней, не так ли? — невинно добавила она с милой улыбкой.

— Мне кажется, князь Дмитриев все это время будет весьма занят, — значительно произнес Адам.

— Мой муж привык вникать во все до малейших мелочей и неутомим в этом, — заметила Софи. — Да, немного лосося, спасибо, — отвлеклась она в сторону лакея, выжидательно застывшего у ее локтя с серебряным подносом. Тут же появился другой, с подносом, уставленным отборными винами. — Нет, я буду пить воду, благодарю.

— Не хочешь вина, Софи? — с удивлением посмотрел на нее Адам.

— Сегодня не хочется, — свела она брови. — Скорее всего, путешествие по воде действует на меня так же, как карета, не знаю.

— Но вода гладкая как стекло, — заметил он, занимаясь своей порцией лосося. — Уверен, ты скоро привыкнешь.

— Конечно, — согласилась Софья. — От всех этих событий я ужасно проголодалась.

Вокруг них стоял гул голосов, головы склонялись в приятных беседах, то и дело слышался смех, зачастую чрезмерно громкий. Адам и Софья наслаждались своим публичным уединением, не привлекая к себе ничьего внимания в общем шуме, и продолжали свою тайную беседу на только им понятном языке.

После ужина на палубе заиграл оркестр. Все высыпали наверх. Весенний вечер был прекрасен. Гости танцевали, гуляли по палубе, веселились и смеялись от всей души. Корабль медленно разрезал водную гладь; они проплывали земли, населенные казаками. Крупные яркие звезды сияли с бархатного черного небосвода.

Царица под руку с месье Краснокафтанником отбыла довольно рано, но это не послужило сигналом к прекращению веселья ни для гостей, ни для фрейлин. Уже наступила глубокая ночь, когда Софи оказалась на борту императорского корабля, где располагалась се каюта. Мария терпеливо ждала свою госпожу, чтобы помочь приготовиться ко сну.

Облачившись в абрикосовый шелковый пеньюар, Софи отпустила служанку.

— Волосы я уберу сама. Иди спать. Ты, должно быть, устала.

Мария, удивленная и благодарная за проявленное внимание, присела в глубоком реверансе и отправилась восвояси на отведенное ей среди прочей прислуги место на нижних палубах.

Софи вынула гребень. Шелковистая масса густых волос рассыпалась по плечам. Она уже почти смирилась с той ролью, которая была отведена Марии. Глупо обвинять прислугу в том, что она подчиняется приказам такого сурового барина, как Павел Дмитриев; однако это не избавило от тоски по Татьяне и ее воспитанному поколениями здравому смыслу.

Выскользнув из пеньюара, она устало потянулась. День оказался изумительным, а главное, обещал еще множество таких же впереди. Впрочем, усталость была какой-то не совсем обычной. Она утонула в роскошной пуховой перине. Сквозь открытый иллюминатор в спальню проникал молочный свет северной ночи; ритмичные удары весел убаюкивали, негромкий плеск волн действовал успокаивающе. Глаза закрывались сами собой…

Среди негромких ночных шумов она не сразу разобрала стук в деревянную переборку, раздавшийся прямо над головой. В блаженной дремоте она обратила на это внимание, когда звук превратился в настойчивый ритм. Софи проснулась. Это не случайно; повторяющиеся звуки явно требовали какого-то ответа.

Немного поколебавшись, она постучала в ответ, посмеиваясь про себя над тем, чего еще приходится ждать от этой сказочной страны, созданной князем Потемкиным.

— Я думал, никогда тебя не разбужу, — тут же раздался над ухом шепот Адама; казалось, он был всего в нескольких сантиметрах от ее головы.

— Адам! — Софи резко села и немедленно прикрыла рот ладонью, гася свой непроизвольный крик удивления. — Ты где?

— В соседней каюте, разумеется. А где твоя лазутчица?

— Осталась без работы, — прошептала она в ответ, посмеиваясь. — Как ты туда попал?

— Просто. На этом судне я занимался размещением в каютах.

— А почему мне не сказал?

— Сюрприз.

— Ну так идешь?

— Просто обязан.

От напыщенности его тона Софи беззвучно рассмеялась в подушку и укрылась с головой, натянув на себя простыню.

— Эй, что ты там делаешь? — послышался буквально через минуту шепот и сдавленный смех. — Ну-ка вылезай!

Софи перевернулась на спину, на раскрасневшихся щеках от смеха блестели слезинки.

— До сих пор не верю, что тебе удалось так хитро устроиться! Это на тебя не похоже.

— Я думал, — обиженным тоном заметил Адам, — что с недавних пор приобрел определенные навыки в подобных делах.

Софи чуть напряглась, но на сей раз не смогла обнаружить и тени былой неловкости в его тоне. Расслабленно потянувшись, она послала ему самую соблазнительную улыбку.

— Стал мастером, по правде сказать.

Серые глаза медленно прошлись по ее телу. Тонкая атласная ночная сорочка плотно облегала выразительные груди и бедра, небольшое углубление животика, подчеркивала впадину, таящую высшее блаженство в этом раскинувшемся перед ним и манящем саду наслаждений.

— Снимай свою сорочку, — шепотом скомандовал он.

— Сам снимай, — высунула она язык и снова, уже нарочно, насмешливо потянулась.

Адам покачал головой.

— Жизнь станет намного проще, когда ты наконец научишься делать то, что я тебе говорю, — жалостливо заметил он. Впрочем, жалобный тон совершенно не соответствовал решительности его действий. Наклонившись, он рывком поставил ее на ноги. — Делай, как я сказал.

Софи прищурилась. Взявшись за пояс сто халата, она очень медленно развязала узел и распахнула полы, жадно впившись глазами в обнаженное тело. Придвинувшись ближе, она прижалась губами к его соску и начала давить его языком, пока тот не затвердел под этими влажными ласками. Затем положила руку на живот, почувствовала, как от этого прикосновения непроизвольно напряглись его мышцы, и запустила ладонь ниже, между ног.

— Неповиновение не всегда преступление, как ты думаешь? — прошептала она сладострастно и опустилась на колени, крепко обнимая его обеими руками. Проказливо улыбнувшись в его белеющее в темноте лицо, она устроила сводящий с ума танец языка, отчего Адам испустил мучительный стон. В следующее мгновение его пальцы нырнули в блестящую гриву ее волос.

— Ведьма! — дрогнувшим голосом произнес он. — Встань, ради Бога! — Подхватив ее под руки, он заставил ее подняться с колен. — Сними же эту проклятую сорочку!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! — Посмеиваясь, она сбросила одежду на пол. — И что теперь? — Положив руки на бедра, она склонила голову к плечу и с откровенным вызовом взглянула ему в лицо.

Казалось, в воздухе вспыхнули искры от ее сверкающих глаз. Протянув руку, он схватил ее гриву, сжал в кулаке и потянул на себя, как пойманную большую рыбу.

— Софья Алексеевна, кажется, настало время показать вам, что бывает, когда ваш вызов принимается! — пробормотал он, I поворачивая ее лицом к кровати.

— О Боже! — спустя весьма значительное время простонала она, чувствуя, как подгибаются колени и она просто падает на постель. — Если ответ на мой вызов всегда будет таким, я готова делать это гораздо чаще!

Еще не отдышавшийся Адам просто шлепнул ее ладонью по ягодицам. Они лежали в потоке лунного света, льющегося из открытого иллюминатора, дожидаясь, пока остынут вспотевшие тела. Софи, внезапно вздрогнув от залетевшего ветерка, потянулась, чтобы укрыться. Но Адам опередил ее. Повернув ее на бок, он высвободил из-под нее сбившуюся простыню и аккуратно накрыл. Ладонь его скользнула по округлости груди и прикоснулась к соску.

— Не надо! — вздрогнула Софи, накрывая руку своей ладоныо.

— Я тебе сделал больно, милая? — озабоченно спросил он, садясь на постели. — Я не хотел, прости.

— Нет, — ответила она. — Я как-то обостренно это восприняла. Думаю, у меня просто время подошло.

Она медленно покрылась холодным потом. Адам, ничего не заметив, тихо лег рядом. Софи уставилась в потолок, напрягая свою память. Когда? Она не могла вспомнить. Она никогда не обращала ни малейшего внимания на эти ежемесячные неизбежные неприятности. Они наступали, когда наступали. Струйка пота скользнула в ложбинку между грудями и скатилась на живот. Тошнота, слабость, равнодушие к вину, неуемный аппетит… Матерь Божья, да здесь никакой Татьяны не надо, чтобы понять, в чем дело! Софи оцепенела.

— Что с тобой? — приподнялся на локте Адам. — Ты стала как деревянная! — Он погладил ее по волосам. — Ты вся в поту, милая. Тебе дурно?

Софи облизнула внезапно пересохшие губы.

— На самом деле я не больна. Мне кажется… мне кажется, у меня будет ребенок, Адам.

От тишины, повисшей в каюте, зазвенело в ушах.

— Но я думал, ты…

— Я тоже так думала, — прервала его Софья. — Не исключено, что безуспешные попытки Павла обзавестись наследником следовало бы отнести на его счет, а не винить в этом его несчастных жен.

Адам сел, внешне сохраняя спокойствие.

— Тебе кажется, Софи, или ты уверена?

— Уверена, — ошеломленно выговорила она. — Но не знала об этом до последней минуты. Я даже не подозревала… хотя все признаки… О Господи, что же нам делать, Адам!

— Думаю, твой муж чрезвычайно обрадуется, — холодно откликнулся он, скрывая мучительную боль.

— Это не может быть его ребенок, — бесцветным голосом сообщила Софи. — С тех пор как он отправил меня в Берхольское, всего один раз приходил ко мне в постель, да и то у него ничего не получилось, — с отвращением передернула она плечами.

Адам встал с постели и накинул халат. Последние слова принесли ему странное, непостижимое ощущение блаженства; это был единственный светлый лучик во всем безнадежно отчаянном положении. Он постарался взять себя в руки.

— Сколько уже недель?

Софи в отчаянии покачала головой.

— Не могу вспомнить. Я понимаю, что это глупо, но просто не помню.

Адам в изумлении уставился на нее.

— Это не глупость, Софи, это невероятная беспечность! Все женщины следят за этим.

— А ты откуда знаешь про всех женщин? — из последних сил защищаясь, угрюмо поинтересовалась Софи.

— У меня четыре старшие сестры, — коротко ответил он. — Они обычно обращали внимание на меня не больше, чем на предмет домашнего обихода. Чего я только не наслышался!

— Ну что ж, значит, я не такая, как все женщины. — И она отвернулась лицом к стене.

— Ну разумеется, — присел он рядом и успокаивающе погладил ее по спине. — И все-таки постарайся вспомнить. Это жизненно важно. До приезда в Киев?

— Да, думаю, раньше.

Адам раздраженно зажмурился.

— Постарайся вспомнить поточнее, Софи!

Она провела в Киеве шесть недель. Минуту поразмыслив, Софи заявила с большей уверенностью:

— После приезда в Киев у меня не было… этого.

— Ближе к делу, Софи, — вздохнул Адам. — Помнишь, мы с тобой ездили охотиться на волков? — Внезапно лицо его прояснело. — На самом деле я сам могу сказать. Помнишь, как я рассердился на тебя, когда ты сиганула через овраг?

Софи наконец повернулась к нему. На лице се отразилось недоумение.

— Да, ну и что?.. А-а-а, действительно, в тот вечер… Ты как раз решил простить меня, а я почувствовала недомогание… — Воспоминание вызвало мимолетную улыбку, словно она на секунду забыла, чем оно вызвано.

— Это был конец января, — четко заявил Адам. — Сейчас начало апреля. У нас еще есть время. Примерно до начала июля твое положение еще не будет так заметно, чтобы нельзя было его скрыть широкими платьями.

— Что ты предлагаешь? — Взглянула она ему в лицо, на котором не отражалось ничего, кроме сосредоточенной работы мысли человека, привыкшего иметь дело с затруднительными ситуациями и принимать решения.

Этим он как раз и занимался. С одной стороны, это было приятно, с другой — несколько задевало то, что он не проявил никаких чувств, узнав о беде, свалившейся на них словно снег на голову.

Адам резко встал и подошел к иллюминатору. За окном медленно проплывал берег, залитый лунным светом. Какой удар судьбы! Любимая женщина носит под сердцем его ребенка, которого он никогда не сможет признать своим, а ему пришлось бы назвать своим того, которого могла бы родить его жена от чужого человека!

— Есть только одно решение, Софи, — заговорил он, глядя в окно, так что ей пришлось сесть и напрячь слух, чтобы разобрать слова. — Дело житейское, и выход из такого затруднения тоже обычный. Ты должна оставаться при дворе до тех пор, пока можешь скрывать свое положение, потом подашь прошение императрице с просьбой отпустить тебя на некоторое время в Берхольское. Если потребуется, придется ей сказать правду. Она не откажет тебе в праве… скрыть свою ошибку. — Его передернуло от этого слова, но деловитый тон помог скрыть чувство сильнейшей горечи. — Ей самой приходилось заниматься такими делами при живом муже. Ты там родишь и устроишь ребенка в какую-нибудь семью в вашем поместье. Дитя, для его же благополучия, будет расти в неведении о своем происхождении, но, разумеется, будет всем обеспечено.

Он отвернулся от окна, но лицо оставалось в тени.

— К счастью, твой муж во время путешествия нечасто будет с тобой встречаться. А на обратном пути, в Киеве, ты подашь прошение императрице. Поскольку князя Дмитриева вряд ли захотят видеть в Берхольском, и он это понимает, скорее всего, он никогда не узнает правды. Ну а после родов, когда придешь в себя, вернешься в Петербург как ни в чем не бывало.

Софи дотронулась до своего живота. Безысходность волнами накатывала на нее, грозя полностью накрыть своим черным покрывалом.

— Мы должны отказаться от нашего ребенка?

— У нас нет иного выхода, — резко ответил Адам.

— Если мы окажемся в Крыму, оттуда очень просто перебраться через границу в Турцию, — прошептала она.

— И что мы там будем делать? Нарушившие закон любовники без имени и состояния? Скитаться по Османской империи на радость всем турецким бандитам? Софи, сколько можно выдумывать!

Она уронила голову на грудь. Густые пряди волос совсем скрыли ее лицо. Адам подошел к кровати и поцеловал в склоненную нежную шею.

— Милая моя, до конца июня у нас еще есть время. В потемкинской чудо-стране и для нас найдется местечко. Будем же радоваться сегодняшнему дню, будущее само позаботится о себе.

В мире, где счастье столь призрачно и может быть отнято у человека с такой жестокостью, было преступной роскошью пренебрегать малым только потому, что нельзя иметь большего. Софи подняла голову. Протянув руку, она коснулась его щеки.

— Значит, будем жить в потемкинских иллюзиях, милый, и радоваться тому, что они пока способны заменить нам настоящую жизнь.

По мере продвижения величественной процессии вниз по Днепру окружающая обстановка словно вознамерилась убедить всех, что они целиком и полностью погружены в волшебный мир, созданный Потемкиным. Оркестры, играющие на палубах, наполняли пространство звуками музыки; флаги весело трепетали на весеннем ветру. По берегам перед очарованными зрителями постоянно разыгрывались забавные сцены. Откуда ни возьмись вдруг появлялись отряды всадников-казаков на могучих конях, которые с воинственным видом удивляли императрицу и ее гостей чудесами мастерства. Софи не могла остаться равнодушной.

— Как бы мне хотелось присоединиться к ним, — мечтательно проговорила она, облокотившись на перила. — Если бы у меня был Хан, я могла бы выступить не хуже!

Адам, которому уже доводилось видеть ее мастерское владение конем, добродушно заметил:

— А почему бы тебе не предложить Потемкину, чтобы в следующий раз среди воинственных казаков вдруг оказалась одна женщина? Уверен, что он может подобрать тебе соответствующий костюм.

— Думаешь, я смогу? — загорелась Софи. — Ты смеешься надо мной!

— Ничего подобного! — воскликнул он, думая совсем о другом. Ему очень хотелось прикоснуться к ее выбившемуся из-под шляпки локону, поцеловать в носик, хотелось…

— Только посмотри, какая очаровательная деревушка! — Софи, не подозревая о его желании, снова оперлась о перила. Среди цветущих садов яркими цветными пятнами виднелись сельские строения. Крестьяне улыбались и приветственно махали руками; все были чисто, опрятно одеты, даже пристальный взгляд не обнаружил бы ни на ком никаких лохмотьев. Одни работали в саду, другие гнали стада коз и коров по прямой белой дороге, уходившей куда-то в степь.

— Вам не кажется, княгиня, что все эти дома — не более чем раскрашенные фасады? — остановился у перил рядом с Софьей герцог де Лилль и, покачивая от изумления головой, добавил: — Вы верите, что в них живут люди?

— Русские крестьяне в большинстве своем не так хорошо одеты и живут в менее живописных домах, ваше превосходительство, — вздохнула она. — Но я сомневаюсь, что нам удастся увидеть Россию в ее истинном обличье.

— Эта дорога была проложена вчера вечером, — со знанием дела заявил Адам как один из ближайших подчиненных Потемкина. — Целая команда трудилась всю ночь, чтобы поставить все эти домишки и насадить сады.

— И они просуществуют ровно столько, сколько потребуется флоту, чтобы проплыть мимо, — вставил граф де Сегюр. — Потемкин строит миражи. Миражи во славу его императрицы.

— И тем не менее все проникаются их обаянием, — с абсолютной уверенностью заметила Софья.

— О да, несомненно, — еще раз с восхищением покачал головой прусский посланник. — Такое ощущение, что все мы перенеслись в другое время. — Он рассмеялся. — Нам предоставили корабли Клеопатры. А Екатерина — современная царица египетская.

Потемкин, безусловно, добился желаемого, подумал Адам, глядя вдаль. Перед ним расстилалась цветущая степь; над головой по-весеннему ярко голубело небо. Бескрайние просторы завораживали своим величием. Князь хотел произвести на изысканное общество иностранцев неизгладимое впечатление величием России и величием той, которая была властительницей всего этого. Даже если они и не обманулись потемкинскими 740деревнями, они не могли не признать этого величия и не передать своего впечатления своим правителям.

Над водой послышался заливистый звук боцманской дудки. Взглянув на воду, Софи увидела маленькую шлюпку, направляющуюся к императорскому кораблю. В парадном мундире и шляпе с плюмажем в ней восседала единственная особа — ее муж. Невольно она отодвинулась от Адама. Общество герцога де Лилля и графа де Сегюра для этого свидания ее устраивало гораздо больше, тем более что развлекать высоких гостей являлось одной из вмененных ей обязанностей. Подобно зверьку, ищущему укрытия от охотника, она встала между послами и завела оживленную беседу о музыке, по-прежнему услаждающей слух гостей императорского судна.

Взошедшего на палубу князя Павла Дмитриева встретили с церемониями, подобающими особе его ранга. С хлыстом под мышкой, сияя начищенными пуговицами мундира, со шляпой в руке, он двинулся вперед. Холодный взгляд светло-голубых глаз упал на Софи.

— Княгиня, — остановился он перед ней, поднося к губам ее руку и затем с несвойственной ему мягкостью целуя в щеку, как и полагается законному супругу, — боюсь, я слишком мало уделяю вам внимания, но долг — прежде всего.

— Ваше ревностное отношение к исполнению долга мне хорошо известно, Павел, — откликнулась Софья.

Адам сжал кулаки. Софья решительно недооценивает собственного мужа, хотя могла бы и поостеречься, помня о том, что он над ней учинял и собирается сделать. Она же просто бесит его своей дерзостью. Сам он уже хорошо усвоил, что дерзость — неотъемлемая черта характера Софьи. Но полным безумием было оттачивать свой острый язычок на таком человеке, как Павел Дмитриев.

— Я всегда выполняю свой долг, моя дорогая жена, — тонко усмехнулся генерал. — Чего бы мне это ни стоило.

Напоминание о той угрозе, которую он, безусловно, собирался привести в исполнение, когда жизнь вернется на круги своя, вызвало дрожь в коленках; однако пока она в полной безопасности. В потемкинской сказочной стране голубое небо и яркое солнце, Адам с ней рядом, послы любезно улыбаются, не замечая ничего необычного в разговоре супругов. Она в полной безопасности… здесь… и сейчас. Рука непроизвольно легла на живот.