Сейчас или никогда

ГЛАВА 9

Час спустя, освежившись в душе и закутавшись в махровый халат, Кэтрин сидела напротив матери за кухонным столом. Волосы Джулии Кортни были накручены на бигуди, лицо блестело от увлажняющего крема.

— Прихорашиваюсь к танцам, — объяснила мать, когда Кэтрин вошла. — Я достала твое голубое платье и погладила его, — добавила она. Тон ее был почти вызывающим. — Знаю, ты говорила, что не собираешься идти со мной, но я все-таки надеюсь, что ты передумаешь. Еще не поздно, во всяком случае.

— Собственно говоря, — медленно произнесла Кэтрин, — я... я передумала. Я все-таки иду.

Радость, написанная на лице матери, делала дальнейшее признание затруднительным, и Кэтрин захотелось в последний раз отложить то, что она собиралась сделать. Но, потягивая из бокала фруктовый сок, все же решила, что больше отступать нельзя. Лучше покончить с этим прямо сейчас, раз и навсегда. Ей только нужно при этом думать о Дэвиде и о том, как сильно она его любит.

— Ты ничего не ешь, детка. Тебе нужно поесть, ты же знаешь. Этим вечером ужин будет накрыт очень поздно. Поешь немного, это заливное всегда было твоим любимым.

Кэтрин выдавила слабую улыбку и бросила взгляд на свою тарелку. Дрожащий холмик бледно-зеленого желе, лежавший на ней, искрился в луч лампы дневного света. Она попробовала кусочек, холодное скользкое заливное, казалось, выросло ее горле до огромного размера. Кэтрин поняла, что ее сейчас стошнит. С огромным усилием ей удалое протолкнуть кусок вниз, но мысль об еще одно кусочке тут же вызвала очередную волну тошноту.

— Я не голодна, мама, — пробормотала она, осторожно отодвигая тарелку в сторону.

Мать поднялась из-за стола.

— Есть немного рисового пудинга...

Кэтрин содрогнулась, представив себе это блюдо.

— Наверное, я перегрелась на солнце, — заметила она. — Мысль о еде заставляет мой желудок переворачиваться.

Мать, складывая тарелки в раковину, бросил на нее взгляд через плечо:

— Надеюсь, ты не подхватила какую-нибудь инфекцию в поездке. Это нелепо, что секретарь должен заниматься подобной работой. — Она вытерла руки о маленькое полотенце и затем поставила на стол две кружки. — Я собираюсь поговорить в понедельник с миссис Ноэл, детка. Мне кажется, ты уже достаточно поработала в офисе этого человека.

«Ну вот, — подумала Кэтрин, — иного времен; уже не будет, только сейчас!» Она сделала глубокий вздох и прочистила горло.

— Мама, насчет Дэвида Хэррингтона...

— Можешь подать мне коробку с сахаром, Кэт? Я не могу до нее дотянуться.

— Здесь в вазе еще достаточно сахара. Сядь, мама. Я... я хочу поговорить с тобой.

— Через минуту, детка. Дай мне сначала приготовить кофе.

Нервозность придала голосу Кэтрин резкости.

— Кофе подождет!

Мать удивленно взглянула на нее:

— Что с тобой такое, Кэт? В последнее время добиться пяти секунд разговора с тобой было практически невозможно, а теперь ты сама так нетерпелива, что...

— Пожалуйста, мама, сядь. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Джулия Кортни поколебалась, затем выдвинула из-под стола стул.

— Ну, это уже серьезно! — заметила она с нервным смешком. — Что такое, детка?

Кэт сложила руки на коленях. Они были холодными и влажными. «Спокойнее! — сказала она себе. — Ты взрослая женщина, а не непослушный подросток. И ты не сделала ничего, чего бы тебе следовало стыдиться».

— Это... это о Дэвиде Хэрринггоне и обо мне, — ровно начала она. — Мне нелегко это тебе говорить. Я хотела, но... — Она глубоко вздохнула. — Мы, Дэв и я... мы встречаемся.

Наступил момент, когда все, казалось, замедлилось и стало неестественно ярким. Кэтрин внезапно услышала резкий стук часов, тикающих на стене, и слабый звук равномерно падающих в раковину капель воды.

— Как давно это продолжается? — режущим слух голосом спросила Джулия.

— Знаю, мне следовало сказать тебе раньше, — произнесла Кэтрин, с трудом нащупывая нужные слова. — Я хотела...

Мать продолжала буравить ее холодным немигающим взглядом.

— Как долго? — повторила она, отмахивать от заикающихся объяснений дочери.

Девушка сглотнула комок, подкативший к горлу. Почему она внезапно ощутила себя десятилетней девочкой, которую схватили за руку с банкой печенья? Ведь в том, что последние недели ей пришлось лгать, виновата не только она, но и мать тоже. Джулия отказывалась слушать правду. Она всегда отказывалась ее слушать. Она давно уже выбрала свою собственную манеру поведения.

— Большую часть лета, — ответила наконец Кэтрин.

— Большую часть?.. Кэтрин кивнула.

— Сожалею, что не сказала тебе с самого начала. Я пыталась, но... Я думала, что выбрала... лучший способ. Но это было ошибкой, я знаю, однако...

— И ты все это время лгала, обманывала и делала все украдкой?

— Мама, выслушай меня!

— Хочешь посмеяться? Только вчера одна дамочка решила ехидно посплетничать о тебе и об этом... об этом человеке, а я засмеялась ей в лицо. — Губы Джулии дрожали, и она нервно трясла головой. — Я сказала, что это глупость, что моя дочь никогда не станет интересоваться подобным мужчиной. Она только работает на него, заявила я, и вынуждена его терпеть, потому что иного выбора у нее нет.

— Если ты дашь мне возможность объяснить...

— И, разумеется, думала я про себя, ты мне обещала, что не будешь видеться с ним больше. Я думала: Кэт уважает мои желания, она поклялась...

— Я не клялась, мама, — быстро возразила Кэтрин, пытаясь найти верный путь между зашитой и нападением. — Я говорила, что не причиню тебе боль.

В глазах Джулии вспыхнула ярость.

— Не лги мне! Ты это действительно обещала, в тот день, когда мы ходили по магазинам. Ты мне сказала, что не станешь больше видеться с этим человеком!

— Это неправда. Просто ты тогда слышала то, что хотела слышать. И так всегда, когда мы с тобой расходимся во мнениях. Я не обещала ничего подобного.

— Значит, по-твоему, я лгу?

Голос Джулии поднялся до крика, и Кэтрин покачала головой:

— Нет-нет, конечно нет! Это было недоразумение.

Джулия горько улыбнулась:

— Конечно. Я предполагала, что ты отнесешься ко мне хотя бы с некоторым уважением, но вижу теперь, насколько я была глупа.

Кэтрин дотронулась до руки матери:

— Мама, ты же знаешь, как я тебя уважаю. Но это совсем не связано с тем, что я чувствую к Дэву.

— И что же именно ты чувствуешь к... Дэву? — хрипло спросила мать, выплевывая его имя с отвращением.

Кэтрин поколебалась. Ей хотелось придерживаться правды и сказать матери, как она его любит, но инстинктивно поняла, что сейчас не тот момент для этого. Мать была сильно раздражена не только двуличностью дочери, но, еще сильнее, вторжением в их жизнь Дэва. И вряд ли сейчас был подходящий момент для разговоров о любви. Это было время, чтобы расставить все по местам и дать матери шанс смириться с тем, что уже случилось.

— Он очень важен для меня, — спокойно сказала она.

— «Он очень важен для меня»! — насмешливо передразнила дочь Джулия. Даже под слоем крем было заметно, как она покраснела. — Что это ответ? — Она резко наклонилась вперед, как змея готовясь к атаке. — Ты спала с этим... с этим сукиным сыном, да?

Краска ярости залила щеки Кэтрин.

— Как ты можешь так говорить со мной?!

— Как? Я скажу тебе как! — закричала Джулия. — Ты лгала мне все время! Ты на все способна!

— Ты сама заставляла меня лгать тебе! — рассвирепела Кэтрин. — Ты заставляешь все время меня чувствовать, что я обязана оправдываться перед тобой.

Мать хлестнула ее по щеке, и Кэтрин задохнулась не столько от боли, сколько от шока. Слезы наполнили ее глаза, и она подняла руку к своей запылавшей щеке.

— Ты с кем говоришь, как ты думаешь? — спросила Джулия Кортни. — Ты обязана передо мной отчитываться. То, что делаешь ты, отражается и на мне. Бьюсь об заклад, весь город уже смеется за моей спиной. Нечего удивляться, что миссис Ноэл посмотрела на меня, как будто у меня две головы, когда я поинтересовалась у нее, как долго ты должна работать в офисе этого человека. Она, должно быть, подумала, какая я дура!

Кэтрин недоверчиво покачала головой. Вот опять, даже сейчас, когда она пытается заставить мать понять кое-что важное...

— Так вот о чем ты все время думаешь? — пролепетала она, смахивая слезы тыльной стороной ладони. — Только о себе и своем драгоценном положении в Тампе? А как насчет меня и моих чувств?

— Как ты смеешь говорить такое мне? Разве я не беспокоилась о тебе всю мою жизнь? Я думала, ты это поняла в тот день, когда мы ходили по магазинам. Но вероятно, я тогда говорила сама с собой. Ты не слышала ни слова, ведь так? Ты просто сидела, делая вид, что полностью со мной соглашаешься, а сама думала о том, что сделаешь все наоборот, так, как нравится тебе.

— Это неправда! — раздраженно возразила Кэтрин. — Я слышала каждое твое слово, а вот ты отказалась слушать то, что говорила я. Я хотела рассказать тебе... я пыталась объяснить, но ты была так отвратительно занята мыслями о себе самой и своем драгоценном эго! Как ты вообще можешь ожидать, что я буду ненавидеть Дэва из-за какой-то глупой ссоры, которую ты имела с его отцом много лет назад?

— Я пыталась заставить тебя понять, что за люди эти Хэррингтоны, Кэт.

— О, ради бога, мама! Я знаю, что они за люди.

— На самом деле? — Джулия неприятно улыбнулась.

— Во всяком случае, я знаю, что собой представляет Дэв. Он хороший, добрый и порядочный.

— Как трогательно! — полным сарказма голосом произнесла Джулия.

— Тебе это, вероятно, неприятно слышать, но это правда. Если бы ты дала ему хоть полшанса...

Джулия резко отодвинулась от стола и тяжело поднялась на ноги.

— Никто в этом городе не любит старика, — заявила она, проходя к раковине, чтобы наполнить водой металлический чайник. — Многие, конечно, притворяются, что любят, но это не так. Даже Милли Уиллер...

Кэтрин раздраженно хлопнула ладонью по столу:

— Знаешь, как безумно все это звучит? Выходит, что моя жизнь зависит от того, кого любит Милли Уиллер, а кого — нет? — Она схватила со стола свою тарелку и вывалила ее содержимое в мусорный ящик. — Кроме того, мы говорим вовсе не об Артуре Хэррингтоне, мы говорим о Дэвиде.

— Давай тогда поговорим о нем. Я нахожу это странным, что единственный мужчина в городе, который тебя заинтересовал, Кэт, оказался Дэвидом Хэррингтоном. Нужели нет других?

Кэтрин глубоко вздохнула.

— Нет и не будет, — наконец ответила она. Ее слова звучали тихо и сдержанно. — Я ничего подобного ни к кому больше никогда не чувствовала, мама.

— Ты не давала себе шанса, — раздраженно заметила мать.

— Вот видишь, ты опять о том же. Поэтому я тебя и не слушаю. Прежде я этого себе не позволяла, ты знаешь.

— Это не оправдание, — резко заявила мать.

— Я не пытаюсь оправдаться, — спокойно возразила Кэтрин. — Я просто хочу, чтобы ты поняла.

Джулия Кортни фыркнула.

— Я прекрасно все поняла, — резко произнесла она, с раздражением насыпая кофе в чашки. — Ты меня не послушалась.

— Мама...

— Ты погубила свою репутацию...

— Мама, ради всего святого! Это двадцатый век!

— И что из того? Он позволяет заниматься грязными делишками?

— Прекрати! — резко оборвала ее Кэтрин, ее щеки заалели. — Тебе не удастся превратить наши отношения в нечто грязное. Я тебе этого не позволю!

— Откуда такое пылкое пристрастие к правде? Ты же все время делала то, что хотела, так почему же говоришь мне об этом сейчас? Я догадываюсь, что ты не намерена разорвать эти... эти отношения?

Кэтрин кивнула:

— Верно, мама.

Джулия сложила руки на груди.

— Значит, ты побоялась, что я услышу об этом от кого-то еще?

— Отчасти, — призналась Кэтрин, вновь опускаясь на стул. — Хотя Дэв просил меня рассказать тебе о нас давным-давно.

— Неужели? — подозрительно произнесла Джулия.

— Да, он...

— Ладно, ты мне это сказала, — резко оборвала ее мать, ставя две кружки с кофе на стол. — Что дальше?

Кэтрин прикусила губу.

— Я хочу... — Она прокашлялась и начала вновь: — Я намерена открыто видеться с Дэвом с этого дня, мама. Он хочет иметь возможность заезжать за мной домой, звонить мне.

— Как трогательно! — Губы Джулии скривились в усмешке.

«Не принимай вызов, Кэтрин! — сказала себе девушка. — Не дай зацепить себя и увлечь в мелочную перебранку по пустякам из-за каких-то слов или их подтекста!»

— Возможно, это звучит невероятно, но мы даже не позволяли себе посещать рестораны в Тампе. Мы были так осторожны... по крайней мере, мы так думали. Но сегодня Дэв сказал мне, что отец спрашивал его обо мне.

Мать судорожно втянула воздух, и этот звук, раздавшийся в тихой комнате, резанул слух.

— Его отец спрашивал о тебе? — медленно повторила Джулия.

Кэтрин кивнула:

— До него дошли слухи, я полагаю. — Она медленно провела пальцем по ободку своей чашки. — Знаешь, Дэв говорит, его отец даже не помнит, что ссорился с тобой когда-то давно.

Смех матери был звенящим.

— Было время, когда это меня бы сильно огорчило, — сказала она.— Но теперь я не та дура, какой когда-то была. И я не удивлена. Я уверена, что он тогда сразу же забыл обо мне. — Она поднесла свою кружку к губам и глотнула успевший остыть кофе. — Значит, он не помнит, да? Тогда, полагаю, он не запретил своему сыну видеться с тобой?

— Ты имеешь в виду, так же, как это сделала ты? — спросила Кэтрин. — Нет, он ничего не сказал. — Она слабо улыбнулась. Мысль об Артуре Хэррингтоне, запрещающем Дэвиду видеться с ней, была достаточно абсурдной. Неужели ее мать думает, что давняя ссора с ней могла довести старого брюзгу до такой крайности?

Джулия отставила чашку.

— Ты так и не сказала мне, Кэт, почему ты решила облегчить душу именно сегодня? — Ее губы искривились от отвращения. — Конечно уж, не из-за того, что тебе так нужно мое позволение видеться с Дэвидом Хэррингтоном. Ты ясно дала мне понять, что собираешься выставить напоказ ваши отношения, нравится мне это или нет. Если ты таким образом пытаешься облегчить свою нечистую совесть, в этом я тебе не помощница. Я этого не одобряю, и ничто не сможет изменить моего мнения. Если ты настаиваешь, чтобы он заезжал за тобой домой и звонил тебе, не ожидай от меня...

«Вот и пришли! — подумала Кэтрин. — Но будет лучше продолжить».

— Причина того, что я сказала тебе именно сегодня, в том... в том, что Дэв попросил меня пойти с ним вечером в клуб.

Мать продолжала безучастно смотреть на нее.

— Этот вечер очень важен для него, и он хочет, чтобы я была рядом. И иного пути, как только рассказать тебе все, у нас не было...

Глаза Джулии изучающе рассматривали лицо дочери.

— Давай уточним, — сказала она медленно. — Дэвид Хэррингтон хочет повести тебя сегодня на танцы?

Кэтрин кивнула:

— Он... еще он хочет познакомить меня с его отцом. Он собирается быть там.

Джулия встала.

— Делай что хочешь, Кэт. Я не собираюсь все это больше слушать и не хочу принимать в этом участие.

Кэтрин тоже встала и последовала за матерью в холл.

— Не убегай от меня, мама. Тебе все равно придется столкнуться с этим, рано или поздно.

— Нет! — холодно отрезала Джулия, поднимаясь по лестнице к себе в спальню. — Если ты хочешь сделать из себя посмешище...

— Я хочу быть женой Дэва!

Слова вырвались из самых глубин сердца Кэтрин и повисли в воздухе таким же сюрпризом для нее самой, как и для ее матери. Джулия Кортни, прижав руки к горлу, повернулась.

— Я люблю его, и он любит меня, — тихо кончила Кэтрин.

Мать удивленно смотрела на нее.

— Он сказал тебе это? Кэтрин кивнула.

— И он сделал тебе предложение?

— Еще нет... не словами... но я знаю: он обязательно сделает. Иначе зачем бы он так настаивал чтобы я была сегодня вечером с ним? Вот почему я хочу, чтобы ты отнеслась к нему благосклонно мама. Пожалуйста... пожалуйста, дай ему хотя б шанс!

Калейдоскоп эмоций пробежал по лицу Джулии Кортни.

— Кэт... — Она закрыла глаза и покачала головой. — Кэт, есть многое, чего ты не понимаешь.

— Ты права, — ответила Кэтрин прерывающиеся голосом. — Я вообще ничего не понимаю. Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива? — Он провела рукой по глазам и посмотрела на мать. — тебя нет на это никакого ответа, да?

— Кэт, детка... — начала Джулия, умоляюще протягивая к ней руки.

— Я давно не ребенок! — раздраженно отрезал Кэтрин. — И в этом вся проблема, да? Ты хочешь от меня детской преданности, слепого послушания и покорности? Кто-то наступил тебе на любимую мозоль много лет назад, и я должна тоже ненавидеть этого человека и считать его своим врагом?

— Нет-нет, Кэт...

— Я, как ты полагаешь, должна и дальше оставаться той хорошей маленькой девочкой, которая сначала спрашивает у матери, одобряет ли она е друзей? Ну так вот: я больше не маленькая девочка. Я взрослая женщина, и я люблю Дэвида Хэррингтона. — Кэтрин заколебалась на мгновение глядя на бледное лицо матери. — Но это вовсе не означает, что я не люблю тебя, мама, — мягко добавила она. — Я не хочу обижать тебя, но...

Содержащаяся в намеке угроза повисла между ними, такая же хрупкая и непрочная, как одинокая осенняя паутина, сплетенная паучком. Наконец Джулия вздохнула:

— Хорошо, Кэт. Давай попытаемся жить по-твоему. Я тоже не хочу причинять тебе боль. — Она протянула руку и поправила волосы, упавшие дочери на раскрасневшиеся щеки, затем слабо улыбнулась. — Чего только не сделаешь ради любви, — горьким шепотом добавила она.

И лишь позже Кэтрин по-настоящему поняла истинное значение этих слов.