Сгорая от любви

Глава 5

– Она не может идти с нами, – заявил Катред непререкаемым тоном. – Женщины в сражениях не участвуют.

– Ты прав, – согласился Болдуфф, – но ведь сражения не продолжаются целый день. А в оставшиеся часы женщины, как правило, используются для наслаждений. И если Вулфред ее хочет, то…

– Раньше Вулфред никогда не хотел женщины, – возразил Синрик.

– Не хотел женщины? – рассмеялся Болдуфф. – Уверяю тебя, что ты ошибаешься!

– Я же не сказал, что у него никогда не было женщины, дурачок! – упрямился Синрик. – Просто он никогда… ну, что ли… никогда не проявлял интереса к какой-нибудь определенной женщине.

– Если его интерес проявляется подобным образом, то… – И Сенред саркастически улыбнулся.

– Заткнись! – оборвал его Сеолмунд.

Все повернули к нему головы и замолчали. Сеолмунд говорил редко. И только тогда, когда чувствовал важность своего сообщения. Сейчас же он посчитал необходимым вмешаться в общий спор, поскольку речь зашла о римской женщине.

– Плененная женщина действительно маленькое, но очень злобное существо, – сказал после долгой и неловкой паузы Болдуфф. – Я просто не ожидал, что римлянка может быть такой!

– Не такой, какой ты привык видеть любую женщину! – усмехнулся Сенред.

– В пределах своих возможностей она великолепно сопротивлялась, – продолжал Болдуфф.

– Показала зубки, – буркнул Катред.

– Да, – согласился Сенред. – Но кто бы мог подумать, что она станет так реагировать? Я ожидал увидеть ее на коленях, молящей о пощаде! А уж никак не огрызающейся, подобно голодной волчице, и призывающей в избавительницы скорейшую смерть!

– Вулфред тоже не ожидал от нее ничего подобного. Правда, он, видимо, надеется получить от нее удовлетворение другого рода, – ввернул слово Синрик.

Все многозначительно переглянулись.

– Вулфред хочет, чтобы она осталась с нами? – спросил Катред, почти не скрывая сожаления.

– Да, я так хочу! – раздался голос Вулфреда. Он вышел из-под тенистого навеса.

– Мы пока останемся здесь. Ты прав, Катред: женщине не место на поле боя. И брать ее с собой было бы глупо. Но сейчас мы здесь, давайте прямо говорить, сражаемся именно против взятой нами в плен женщины. Я знаю, как поступить с ней, и получу от нее все, что хочу. После чего мы пойдем дальше.

Все дружно кивнули скорее в знак согласия, нежели потому, что до конца поняли слова Вулфреда. Будучи преданными своему командиру, они были готовы последовать за ним куда угодно. Вулфред уже предвкушал наслаждение, которое собирался получить от издевательств над пленной римлянкой, после того как ему удастся сломить ее дух. Если удастся…

– Синрик, – приказал он, – поскольку мы остаемся здесь, вели рабам вычистить дом и привести его в порядок. Нам негоже жить в развалинах и грязи.

– Будет сделано, Вулфред!

– И еще, Синрик. Пленная римская змея должна работать. Она больше не свободная женщина, а рабыня.

Слова Вулфреда, произнесенные с плохо скрываемым удовольствием, удивили воинов, но никто не произнес ни слова.

И вот несчастная женщина принялась чистить и приводить в порядок дом, где еще совсем недавно чувствовала себя полновластной хозяйкой. Вулфреда поражала готовность рабов по-прежнему выполнять приказания их бывшей хозяйки. Он потребовал, чтобы они не признавали за Меланией права ими командовать. После его требования работа пошла из рук вон плохо. Вулфред несколько растерялся. С одной стороны, он хотел подавить в римлянке привычку командовать, с другой – Вулфред не желал жить в грязи и хаосе, поэтому, хотя и с очевидной неохотой, стал сквозь пальцы смотреть на сложившиеся в прошлом отношения рабов с Меланией. Дела сразу же пошли значительно быстрее и лучше.

Но больше всего выводило Вулфреда из себя полное равнодушие самой пленницы ко всему происходящему. Фактически она никак не прореагировала даже на его грубое вмешательство в ее взаимоотношения с рабами. Да и вообще, положение простой рабыни, казалось, никак не задевало ее самолюбия!

Невозможная женщина!..

Выйдя из дома, большинство окон которого смотрели на окруженный глухой стеной двор, Вулфред пошел, побродить по окрестным полям, чтобы хоть на время побыть на приличном расстоянии от своей новой рабыни и успокоиться.

Наступавший день обещал быть по-летнему жарким, чуть подернутым дымкой и почти безветренным. Дом Мелании располагался в небольшой долине между холмами, склоны которого покрывали поля вперемежку с редким лесом. Кое-где виднелись остроконечные вершины скал, пробивавшиеся сквозь слои земли и напоминавшие заброшенные древние памятники.

На восточном склоне ближайшего холма была разбита виноградная плантация, на которой росло лишь несколько десятков кустов, да и у тех пожелтели и свернулись листья. На северных и южных склонах располагались небольшие ячменные поля. Когда-то их обрабатывали, но сейчас они были заброшены.

Вулфред вскарабкался на вершину холма и очутился над цветущими полями жимолости, волновавшимися от легких порывов утреннего ветерка. Отсюда был хорошо виден дом римлянки, приютившийся в начале долины напротив западного склона холма, надежно защищавшего его от ветра, но… не от людей.

Дом не был приспособлен для обороны. Его расположение, подумал Вулфред, лишний раз демонстрировало надменную самонадеянность Рима, считавшего, что напасть на него никто никогда не решится. Однако во всем чувствовался налет какой-то неуверенности в незыблемости существующего порядка. Римская империя приходила в упадок, что ощущалось и здесь, в Богом забытом ее уголке.

Два жаворонка вспорхнули с ветвей деревьев ниже того места, где стоял Вулфред, и взвились в воздух. Они то поднимались высоко в небо, то опускались почти до самой земли. Вулфред любовался их полетом, с некоторой завистью думая о том, что птицы везде и всегда свободны. В отличие от людей…

Жаворонки вновь опустились совсем низко и исчезли за ветвями деревьев. Вулфред посмотрел вниз и увидел у угла дома свою пленницу-римлянку в окружении группы рабов. Некоторое время он смотрел на нее и вдруг почувствовал, как сжались мышцы у него под животом. Брови нахмурились. Вулфред подумал, что многие римлянки нередко позволяли себе грехопадения. Но только не их соотечественница, которая упорно, не желала следовать их примеру!

– Финн, – распорядилась Мелания, – возьми вон то раскрашенное ведро и постарайся очистить им водоем от крупных обломков. А я тем временем прикажу Доркас принести несколько простыней, связать вместе и протащить по дну от берега до берега, чтобы подобрать мелкие обломки, камни и другую грязь. Тогда мы сможем получить свежую, очищенную воду, которую можно будет пить.

Не обращая никакого внимания на саксов, строго следивших за каждым ее движением, Мелания быстрым шагом перешла двор, продолжая громко давать наставления Финну:

– Сделай все, что в твоих силах, Финн. Хотя понимаю, что задание не из легких. Ведь глупость саксов не знает предела. Только они могут мутить и загрязнять воду, которую потом сами же и пьют! Так что нам предстоит немало поработать, чтобы очистить ее. Может, они не понимают, что именно свежая пресная вода особенно полезна для здоровья, – продолжала Мелания, – ты знаешь, они ее непременно солят перед тем, как пить. Так по крайней мере мне говорили: если у саксов нет соли, то они начинают проливать кровь. Уверена, что именно отсюда склонность варваров к кровопролитиям и бессмысленным убийствам. Они тем самым утоляют жажду. Но нам нужна пресная, чистая, очень чистая вода!

Финн помолчал, прежде чем кивнуть Мелании в знак согласия. Он был очень напуган вызывающим и полным сарказма тоном хозяйки. Ведь она говорила очень громко, и следившие за ней саксы, несомненно, слышали каждое слово. Правда, преданный раб не знал, что сакские воины не понимали содержащихся в них колкостей и ехидства. Но им и не требовалось: об общем смысле речей Мелании можно было без труда догадаться по ее лицу.

И саксы явно многое понимали. Глаза Синрика вспыхнули настоящим бешенством. Но как раз такая реакция врагов и доставляла наслаждение Мелании. Ей захотелось еще больше раздразнить сакса, тем более что во дворе появился спустившийся с холма Вулфред, которого Мелания в мыслях иначе, как «главный монстр», не называла и люто ненавидела. В его глазах Мелания ясно читала плотское желание к ней. Что ж, если Синрик ее сейчас убьет, то главный монстр лишится надежды насладиться своей жертвой. И тогда для нее смерть станет уже двойной победой…

Синрик пересек двор и подошел к Вулфреду.

– Я не понимаю ни слова из того, что она говорит! – сказал он. – Но знаю, что эта тварь оскорбляет меня, тебя и всех нас. Но ведь она побеждена! И выполняет работу обыкновенной рабыни. Может быть, нам не имеет смысла ее убивать, а лучше просто уйти отсюда?

Вулфред ободряюще потрепал Синрика по руке. Он отлично знал, в какое бешенство могла привести римлянка. Он сам старался подавить в себе чувство, гораздо более сильное, нежели просто злость или негодование.

– Она змея, у которой вырваны ядовитые зубы, – спокойно проговорил Вулфред.

Синрик невольно вздрогнул и злобно процедил сквозь зубы:

– Но яда осталось более чем достаточно!

– Она не может причинить никому из нас вреда, – возразил Вулфред. – Пусть себе болтает! Единственное, что ей осталось, и не должно трогать ни тебя, ни меня, тем более я-то понимаю, что она говорит!

– Вулфред, ты не обидишься, если я скажу, что жалею тебя?

– Нет, – усмехнулся Вулфред, хлопнув Синрика ладонью по спине.

Мелания не разобрала ни слова из разговора двух саксов, который невольно подслушала, но она поняла, что ее пытались унизить.

– Посмотри на меня, сакский монстр! – почти приказала Мелания подошедшему ближе Вулфреду и стиснула кулаки с такой силой, что побелели суставы пальцев. – И попробуй сказать, что я для тебя недостойный противник! Признай, что я, римская женщина, стою больше, нежели твои трусливые соотечественники, именующие себя воинами. Здесь, в цивилизованном мире, к человеку, давшему клятву и нарушившему ее, относятся с глубочайшим презрением! А ты, сакс, нарушил клятву. Ты и тебе подобные пришли в Британию и поклялись за плату защищать нас от пиктов. И что же? Вы не только нарушили клятву, но объединились с пиктами против нас! То есть против тех, кого клялись защищать и за что уже успели получить немалое вознаграждение! Скажи мне, что же это за мужчины, которые разбрасываются клятвами подобно ветру, рассеивающему осенние листья, падающие с деревьев? У тебя, монстр, нет ни совести, ни чести! Ты грязная сакская свинья, с легкостью нарушающая только что данные клятвы и обещания! Волк, рыщущий вместе со своей стаей в поисках, где бы чего ухватить! Мерзкое животное, заботящееся лишь о том, чтобы поплотнее набить брюхо! Ну скажи, что я не права! Докажи, что ты со своими приспешниками не нарушил клятву защищать народ Британии!

Маленькое тельце Мелании, казалось, с трудом вмещало в себя бушевавшее в нем бешенство. Слова о чести и трусости явно провоцировали сакса на убийство. Она требовала себе смерти с настойчивостью малого ребенка, добивающегося, чтобы ему немедленно дали новую игрушку. Вулфред отлично понимал ее поведение. В ее интересах было раздразнить его и заставить пролить ее кровь.

Однако ему ничего не стоило увернуться от содержавшихся в словах пленницы ядовитых стрел. Ибо Вулфред не только отлично знал мотивы, которые заставляли римлянку вести себя подобным образом, но также был твердо уверен в своей правоте.

– Ты не права, римлянка, – спокойно и даже мягко сказал он. – Клятвы, данные врагу, никогда не считались сакским законом обязывающими. А Рим всегда был моим врагом, так же как и врагом всех саксов.

В первый момент Мелания была ошарашена и потеряла дар речи. Но очень ненадолго.

– Самое ужасное, сакс, – выкрикнула она, – что я не могу сомневаться в правдивости твоих слов. Саксы ведь стараются перестроить мир так, чтобы он устраивал только их! И создают законы, оправдывающие творимое ими беззаконие! А вот скажи мне, твоя клятва не убивать меня тоже фальшива, коль скоро я твой враг?

Мелания смотрела на Вулфреда с нетерпением. Ей очень хотелось поймать его на лжи.

А он посмотрел на нее сверху вниз и довольно благодушно ответил:

– Ты недостойна называться моим врагом, римская змея. Ведь ты просто рабыня, и не более того!

Мелания уже не могла сдерживаться. Она набросилась на сакса и принялась бить его кулаками и ногами со всей злостью, на которую была способна. Но тот еще мальчишкой выходил победителем из куда более жестоких схваток, а потому сжал ее в медвежьих объятиях и, оторвав ноги от пола, приподнял вровень со своим лицом.

От крепкой хватки сакса у Мелании затрещали ребра, и она стала задыхаться. А Вулфред сжимал римлянку все крепче и крепче, желая либо заставить прекратить сопротивляться, либо задавить в ней жизнь.

Руки Мелании бессильно опустились. Но она продолжала со жгучей ненавистью смотреть в глаза Вулфреда. Боже, какая глупость! Неужели не понятно, что она только подогревает его?

Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Вулфред, решив, что в какой-то степени утихомирил агрессивность римлянки, чуть ослабил свои железные объятия и дал ей возможность вздохнуть. А затем и вовсе выпустил из рук.

Не ожидая, она потеряла равновесие и упала на грязный пол к ногам сакса. Вулфред удовлетворенно посмотрел на нее сверху:

– Не старайся меня спровоцировать!

Мелания поднялась на ноги и вновь впилась в глаза врага.

– Почему же? – сдавленным голосом спросила она. – Не ты ли сам дал клятву, что оставишь мне жизнь? И неужели тебя тронет мой плевок в лицо, если ты вообще неделями не умывался? Или ты не допускаешь, что я могу на него решиться?

– Рабы никогда не набрасываются на своих хозяев, – спокойно возразил Вулфред.

– Наверное, – хмыкнула Мелания. – Но я не твоя рабыня!

– Ошибаешься. Ты именно моя рабыня.

– Но я просто не могу ею быть! Ведь мы только что решили с тобой, что рабы не дерутся со своими хозяевами. А я бросилась на тебя с кулаками! Причем ты даже не сопротивлялся. Хотя мог бы убить меня, будь я твоей рабыней!

– Значит, убив тебя, я доказал бы, что был твоим хозяином, а ты – моей рабыней? Так?

– Да, ты совершенно правильно меня понял, сакский пес! Возможно, существуют и другие понятия, которым тебя следовало бы научить. Что ж, если, ты дашь мне время и хорошо заплатишь, то я могла бы этим заняться. Ведь мне в жизни приходилось дрессировать диких животных…

Вулфред больше не мог сносить подобных оскорблений. Одним движением руки он снова бросил римлянку на пол. Она тут же села и в продолжение нескольких секунд смотрела снизу на сакса. Но в ее взгляде не было страха.

– Я твердо решил, – медленно проговорил Вулфред, – не убивать тебя, пока не наступит время. Если ты станешь пытаться меня злить, я не убью тебя, но тебе не поздоровится. Многое можно сделать, не давая умереть.

Мелания поднялась с грязного пола и сказала:

– Ты уже не можешь сделать ничего более мерзкого, чем то, что уже совершил. Ты нарушил мою привычную жизнь и предательски убил отца. Одержимый звериной злобой, ты даже не дал мне успокоиться и забыться сном смерти!

Глаза Вулфреда вспыхнули голубым огнем.

– Ты ждешь от меня великодушия, дерзкая римлянка?

– Не великодушия и даже не пощады! Ты и тебе подобные несут с собой только разорение, разрушения и отчаяние!

Вулфред протянул руку и схватил Меланию за горло.

– Хорошо, что ты понимаешь, кто мы! Для тебя и твоих приспешников не будет пощады! Я повергну тебя в жесточайшее отчаяние и только тогда уничтожу! Твой гордый дух будет сломлен. А смерть будет тебе казаться несбыточным сном!

Мелания слушала варвара с достоинством и гордым молчанием, после чего резким движением вырвала свою ладонь из крепко сжимавшей ее руки Вулфреда.

Высоко подняв голову, она снова посмотрела ему в глаза и сказала тоном непререкаемого, превосходства:

– Пусть так и будет!..