Шаг до страсти

Глава 2

— Рейчел, если ты не поторопишься, мы опоздаем, — Ричард Патерсон пытался сдержать раздражение. Они ехали на прием во Французское посольство. Его жена тратила на сборы не один час, и эта привычка выводила его из себя. Он считал, что непунктуальность — проявление невоспитанности, свидетельство неряшливости в повседневной жизни и неорганизованности мышления. Он подошел к дверям спальни и посмотрел на нее. Она повернулась к нему от комода, где искала что-то и не могла найти, и улыбнулась. Его жена была красивой девочкой, светловолосой, со свежей кожей — типичная англичанка. Она прекрасно смотрелась в простом наряде, но модные вещи ей не шли. Она отличалась пристрастием ко всему безвкусному, что и демонстрировала всякий раз, когда они выходили куда-нибудь по вечерам. У Ричарда был прекрасный вкус, и, когда он видел поблескивающую вышивку бисером на светло-голубом платье, его передергивало.

— Иду, дорогой, иду. Только найду носовой платок. Сейчас ведь всего половина седьмого.

— Посол любит приезжать в семь, — ответил он. — Просто я не хочу заявиться в одно с ним время. Послушай, пойдем, ради всего святого.

Она натянула на себя пальто и сбежала за ним по лестнице. В те дни, когда они жили в Лондоне и он работал в министерстве авиации, эта перепалка закончилась бы ссорой, и она в слезах осталась бы дома. Но многое переменилось с той поры, как она приехала в Соединенные Штаты и решила попытаться сохранить их брак. После первых двух лет совместной жизни они стали раздражать друг друга: если они не пререкались, то только потому, что постепенно отдалялись, причем она все больше и больше сближалась со своей семьей и друзьями, а он отдавался карьере. Когда ему присвоили звание полковника авиации и предложили пост в Вашингтоне, мысль о том, что придется уехать из дома и жить с ним в чужой стране, привела Рейчел в ужас. Она совершила ошибку, поставив его перед выбором: или он один едет в Вашингтон, или он остается, чтобы сохранить брак. Он выбрал Вашингтон. После его отъезда друзья и родные не одобрили ее поступка. Ее постоянно донимали недвусмысленными выпадами, говоря о бедном Ричарде, которому там одиноко, и в конце концов она и сама начала чувствовать себя несчастной и виноватой. К тому же она скучала по нему. Проходили месяцы, и жизнь без мужа казалась совершенно бесцельной, а их маленький чистенький домик в Лондоне больше чем когда-либо прежде напоминал пустую коробку.

Тогда, с одобрения семьи, она послала ему телеграмму и взяла билет на самолет в Вашингтон.

И это сработало. Теперь, вынашивая ребенка, часто бывая на приемах в Вашингтоне и обретя друзей, Рейчел спокойно сносила его дурное настроение и безропотно терпела еженедельные отлучки в Нью-Йорк. Жизнь ее научила. Он был тяжелым человеком. Эгоистичным, раздражительным, сухим, но она его любила, к тому же через несколько месяцев у нее родится ребенок.

Он не смог бы вызвать ее на ссору, даже если бы захотел. И конечно же, она ничего не знала про Джуди Ферроу.

— Прости, что заставила ждать, дорогой. — Она повернулась к нему в машине и сжала его руку. — Как этот снегопад все преобразил!

— Да, — сказал он. — Очень красиво.

— Миссис Стефенсон пригласила меня на ленч в следующий вторник, — сообщила ему жена.

Его поражало и радовало, что Рейчел всюду хорошо принимали. Даже самые привередливые посольские дамы, включая жену советника-посланника миссис Маргарет Стефенсон, хвалили ее и называли очаровательной, и он почувствовал, что следует самому получше присмотреться к жене. Беда в том, что он не мог не думать о другой женщине, а когда он видится с Джуди, жена кажется ему такой скучной по сравнению с ней, такой несерьезной и легковесной, совсем как пекинский мопс, который по его настоянию был выдворен из дома сразу после свадьбы.

— Будь с ней помилее, — заметил он. — Стефенсона намечают на Парижское посольство. Он умнейшая голова.

— Не беспокойся, — сказала она. — Все будет как надо. Ну вот мы и приехали. И времени без пяти семь. Все в порядке, правда?

— Да, — сказал Ричард. — Просто сними пальто и не пудри нос!

Французское посольство располагалось в большом красивом доме на Калорама-роуд. Ричард с женой пристроились к обычной на приемах очереди приглашенных; в доме он пожал руку послу и его очаровательной супруге, и они растворились в толпе в главном зале. Не успели они пробиться сквозь первый слой гостей, как объявили британского посла. Ричард направился к группе людей, которых Рейчел не знала в лицо. Огромного роста голландец, один из первых секретарей в своем посольстве, преградил им дорогу. Он покачивал головой из стороны в сторону, и его отвислые щеки колыхались над тугим воротничком рубашки.

— А, полковник, я искал вас. Хочу представить моего нового военного атташе. Он отличный малый — вы подружитесь. Пойдемте, он вон там, стоит рядом с западногерманским послом.

Лавируя между группами людей, он проговорил через плечо:

— Между прочим, я что-то не вижу здесь Свердлова. Вы его не встретили?

— Нет. Кажется, нет, — инстинктивно Патерсон внутренне подобрался. Он избегал всех русских и вообще представителей Восточного блока. Никто не мог бы сказать, что у него связь с ними, и показать на него пальцем.

— А что, это имеет значение, здесь он или нет?

Голландец пожал массивными плечами:

— Нет, я просто обратил внимание на это, потому что, где бы ни появлялся генерал Голицын — тут же рядом полковник Свердлов. Как святые близнецы, хотя, наверное, для них это не то сравнение. А вот и Лодер.

— Мне бы хотелось познакомиться с вашим атташе, — перевел разговор в другое русло Ричард Патерсон. — Пойдем, дорогая. — Он подхватил Рейчел под руку. У него не было никакого желания разговаривать с Джеком Лодером или навязывать его жене. С точки зрения Патерсона, людей такого типа не стоило допускать выше поста главного клерка в архиве посольства высшей категории.

Лодер пробыл в Вашингтоне с год. Он приехал в прошлом году в феврале, в страшную стужу, с назначением в отдел связи по планированию. Перед этим он работал в Дели, где значился торговым советником при торговом комиссаре, а еще раньше провел шесть месяцев, работая по программе культурных обменов в посольстве в Бонне. Повсюду, где он работал, другие служащие избегали его.

Никто не любит шпионов. Лодер обнаружил это в самом начале своей службы. Они чувствуют себя непринужденно лишь среди своих, как полицейские только в компании с другими полицейскими.

Непопулярность не тревожила Лодера: он любил свою работу, а иметь одновременно и то и другое просто невозможно. Внешне он совершенно не располагал к себе: невысокого роста, жилистый, с грубым лицом и плохими зубами, что ассоциировалось с пролетарским происхождением. К тому же у него были огненно-рыжие волосы, лицо с крупными чертами, усеянное веснушками и песочного цвета глаза, полуприкрытые припухшими веками. Можно было подумать, что он пьет не просыхая. Однако он был трезвенником. В Дели, после того как его бросила жена, он так запил, что можно было говорить об алкоголизме, однако никто этого не подозревал, потому что никто никогда не видел его пьяным. Он не просыхал месяцами, хотя не очень сожалел по поводу жены. Просто их жизненные пути разошлись вскоре после войны. Подобно многим скоропалительным бракам, их союз оказался непрочным, лишенный глубокого чувства, и Лодер не скучал по жене. Но ему не хватало детей. У него был сын двенадцати лет и дочка десяти, и он уже начал ощущать радость редкого чувства товарищества, которое возникло между ним и сыном.

Пролегшее между ними расстояние усугубило ситуацию — дети остались в Англии, никакого контакта с ними, если не считать нерегулярные маловразумительные детские письма. До этого он никогда не испытывал боли одиночества. Когда пограничный конфликт между Индией и Китаем перерос в международный кризис и китайское вторжение казалось неизбежным, он внезапно взял себя в руки. Бросил пить и занялся работой. С той поры он не притрагивался к алкоголю, даже к пиву. Вина он не любил — там, где он вырос, вино считали питьем молокососов.

В последние месяцы пребывания в Дели он добился неплохих результатов в своей разведывательной сфере. Посол, несмотря на то что был редким снобом, так хорошо о нем отозвался, что ему дали высокий пост в Вашингтоне. С точки зрения светской жизни, город показался ему скучным, провинциальным, каким и может быть место, предоставленное исключительно одному сословию, сколь бы важным оно ни было. Дипломаты общались только с дипломатами, и если что-нибудь и надоело ему больше, чем повторяющийся круг приемов в Форин-офисе, то это представление, которое разворачивается регулярно вокруг Белого дома и сената. К тому же он обнаружил, что американцы совершенно чужды ему. Он закончил с отличием Мидлендский университет в Англии, но, несмотря на это, отличался прямолинейностью, склонностью к подозрительности и природной ограниченностью. Американцев он не понимал и не хотел понять. Он просто выполнял свои обязанности с присущими ему старательностью и профессионализмом, которые превосходили и перекрывали его личные недостатки.

К этому моменту Лодер освободился от компании тугодума, торгового советника из австрийского посольства, который неумолчно бубнил о возможностях англо-австрийской торговой ярмарки в Вене. Он неожиданно оставил австрийца, растерянно оглядывавшегося вокруг, и стал высматривать, с кем бы завести разговор — его тошнило от всех приемов, но он старательно посещал их. Ему нравилось ловить носящуюся в воздухе информацию, а сейчас что-то вроде нервного зуда покалывало шею под рубашкой. Он узнал знакомое чувство. У других людей бывают предчувствия, интуиция, у Лодера начинало пощипывать шею, когда что-то было не так. Блестящее собрание, с издевкой произнес он про себя, имитируя слегка экзальтированный стиль английских высших кругов. Самое изысканное: жены дипломатов во всем блеске элегантности, французский посол со своей мадам, несомненно самой броской и заметной из женщин. Так оно и должно быть, черт бы ее побрал, он мог представить, во что обошелся ее наряд. Он остановил официанта и взял с подноса стакан свежего апельсинового сока. Потом он увидел Патерсона и, движимый каким-то озорным чувством, двинулся к нему. С ним была жена. Она относилась к тому сорту женщин, которых Лодер не переносил. Светловолосая набитая дура, из дамочек типа «мой папа маршал авиации», с голосом, как звук зубной бормашины, и маленькими, как прыщики, титьками. Не успела приехать, а уже всему посольству было известно, что она беременна. Он заметил, как Патерсон изменился в лице, увидев, что Лодер идет к нему, и чуть приметно, одними губами улыбнулся. Лодер все знал про еженедельные поездки Патерсона в Нью-Йорк. Никого не выпускать из поля зрения было его работой.

— Добрый вечер, — сказал он. — Много народу, верно?

— Да, ужасно. — Рейчел Патерсон подвинулась к мужу. Этого страшного человека она встречала несколько раз. У него были вульгарные манеры, и от его взгляда она чувствовала себя не в своей тарелке. Она не могла себе представить, что может делать в Форин-офисе такой человек, хотя в последние годы многое переменилось. Любой провинциал может попасть на работу в посольство. Этот отвратительный среднеанглийский акцент становится привычным. Она отошла от Ричарда, предоставив ему беседовать с Лодером.

— Ну, что Ван Рикер? — спросил Лодер. — Я видел, вы с ним говорили.

— В хорошей форме, — ответил Ричард Патерсон.

Последовала затянувшаяся пауза, прохладное отношение полковника к Лодеру не оставляло сомнений.

Тут заговорила вернувшаяся к ним жена Патерсона. Заметив, что возник вакуум, она сочла, что ей нужно что-нибудь вставить.

— Он искал кого-то, правда, дорогой, какого-то русского...

— Да? — спросил Лодер и ждал ответа.

— Свердлова, — сказал Патерсон. — Он не нашел здесь русского полковника. Я сказал, что тоже его не видел.

— Да! — удивился Лодер. — Я ведь тоже его не видел! — Он засунул короткий палец под воротник и почесал шею. Шея так чесалась, что сил не было терпеть. — Извините. — Он отошел от Патерсонов.

Тот, кого он разыскивал, стоял в небольшой группе гостей и разговаривал с сенаторской женой — женщиной средних лет. Лодер похлопал его по спине.

— Командор Бакли?

Американец повернулся к нему, всем видом показывая, что рад видеть Лодера, и начал представлять его даме. Лодер оборвал его. Он говорил тихо, и ему было невдомек, что он проявляет невежливость.

— Вы мне нужны на пару слов. Пойдемте выпьем.

Командор вежливо извинился — это был отставной моряк, славившийся своим обаянием. Женщины всех возрастов были в восторге от него, но сотрудники отзывались как о самом безразличном к людям человеке, какому когда-либо доводилось занимать высокий пост в отделении ЦРУ в Вашингтоне, и дружно ненавидели его.

Они отошли, Бакли взял бокал с шампанским у проходившего мимо официанта:

— Так что там у тебя, Джек?

Это была еще одна американская привычка, которую Лодер не выносил. Только познакомятся, сразу переходят на «ты» и называют по имени. Он специально обращался к командору по званию.

— Нет Свердлова. И в прошлый вторник его не было у бельгийцев. Голландцы расспрашивают о нем. В чем дело? Куда он, к чертовой матери, подевался?

Командор был сама любезность.

— Как раз собирался позвонить вам в офис завтра утром, — сказал он. — Свердлов выехал из Штатов. Я думаю, в отпуск.

— Ладно. — Лицо Лодера побагровело и от этого стало еще более неприятным. — Ладно, если бы мы иногда получали от вас минимальную информацию, то могли бы кое в чем разбираться сами. Об этом я узнал только сегодня вечером. Свердлов у них главный. Вы за всеми русскими ведете наблюдение, так почему же меня не информировали раньше, командор? Вы нарушаете наши договоренности.

— Прошу извинить меня, — успокаивал его американец. Ему не хотелось ссоры с этим вредным сукиным сыном. Однако Лодер имел основание выражать недовольство. Когда такой советский гражданин, как Свердлов, занимавший в посольстве высокий пост, покидал пределы Соединенных Штатов, об этом должны были оповещаться разведки всех стран НАТО в Вашингтоне. Командор придерживал это известие намеренно — как профессионал он был органически против того, чтобы передавать информацию безвозмездно, даже союзникам. — Но по всему видно, что это отпуск и ничего больше. Он отправился на Карибские острова. На Барбадос.

— Вы шутите! — Лодер искренне удивился. — В отпуск они всегда ездят только домой. Он что-то задумал.

— Возможно, оборудует ракетную базу, — пошутил Бакли.

— Ну да, — сказал Лодер. — Вы не думаете, что его отозвали? Карибы могут быть так, для отвода глаз. Вон стоит этот старый козел Голицын, вам не кажется, что назначили его?

— Маловероятно. — Командор Бакли взглянул на группу русских, в центре которой стоял генерал, потом посмотрел на Лодера. — Слишком стар. Если Свердлова отзывают, его преемник должен быть уже здесь.

— И мы ни черта не знаем, кто это. Боже мой, складывается очень щекотливая ситуация.

— Я же говорю, скорее всего, в произошедшем нет ничего особенного. Он уехал в отпуск, может быть, должен встретиться там с кем-нибудь, однако мы этого не знаем. Барбадосское правительство присматривает за ним, хотя его присутствие на острове не доставляет им особой радости, но что они могут поделать. Я думаю, он вернется.

— Будем надеяться, — недовольно промолвил Лодер. — Лучше иметь дело с дьяволом, которого знаешь. Я был бы весьма признателен, если бы вы держали меня в курсе и докладывали обо всем своевременно.

— Конечно, конечно. — Командор приготовился уходить. — Я непременно позвоню, как только мы что-нибудь получим, но ты тоже должен держать меня в курсе.

— Все, что мы получим, я передам вам. — Лодер не стал дожидаться, пока собеседник оставит его, и отошел первым. Раздвигая толпу, он направился к двери. Свердлов выехал из Соединенных Штатов и спрятался на острове. Совершенно из ряда вон, абсолютно не типичная ситуация. Он находился в Америке три года, но объединенные разведывательные службы Запада лишь спустя полтора года установили, что он возглавляет КГБ Советского посольства в Вашингтоне. Это был блестящий оперативник: как и все старшие офицеры, он не разменивался на мелочи — коктейльные знакомства и случайные поручения доверяли посольским чиновникам рангом пониже, прикрытием для которых служили должности торговых или дипломатических атташе. Советские офицеры такого ранга, как Свердлов, никогда не посещали такие райские уголки планеты, подобные Барбадосу, чтобы просто так позагорать. Да, Лодеру обеспечена бессонная ночь; придется ломать голову над задачкой, зачем же на самом деле Свердлов поехал на Барбадос, черт бы его побрал!

К концу недели Лодер принял участие в совещании, созванном командором Бакли. Совещание было неофициальным, на нем присутствовали представители стран НАТО, собравшиеся в офисе Бакли. Он работал там же, где жил: в одном из симпатичных старых особняков в фешенебельном районе Джорджтауна. Он работал под крышей главного советника Управления по делам пенсий и ветеранов военно-морского флота. Вообще же Бакли располагал большим комплексом помещений на Пенсильвания авеню и практически неограниченными ресурсами. Интимные встречи он предпочитал проводить в собственном доме. Связанные вместе общим страхом перед нарастающей военной мощью Восточного блока, все присутствующие: голландцы, представленные Ван Рикером, французы, бельгийцы и другие, — рассевшись вокруг полированного стола командора, курили, наливали себе виски, джин и то, что Лодер называл «коктейльные опивки». Темой встречи был обмен информацией о действиях полковника Федора Свердлова.

В глазах американца блеснул враждебный огонек, когда он разложил перед собой документы и посмотрел в сторону Лодера. Лодер почувствовал, что пахнет жареным. Бакли что-то раскопал, причем такое, что не делало чести британским союзникам. Он вздохнул и про себя выругался, обозвав Бакли непечатным словом.

— Так вот, джентльмены, передо мной лежит подробный рапорт о том, как проводит время наш друг Свердлов под жарким тропическим солнцем. Здесь мне хотелось бы отметить, что мы многим обязаны правительству Барбадоса, они отнеслись с большим вниманием к нашей просьбе.

Все молчали, Лодер закурил сигарету и ждал.

— Пока, — монотонным голосом докладывал командор, — он не совершил ничего серьезного. Ведет себя как обыкновенный человек, проводящий отпуск, когда туристский сезон практически закрыт. Даже завел себе подругу. — Он оглядел всех и остановился на Лодере.

— Она англичанка, — с укором произнес Бакли. — Он угощает ее, ужиная с ней каждый вечер. Они остановились в одном отеле.

— Вы знаете ее фамилию? — спросил Лодер.

— Естественно. — Командор заглянул в свои бумаги. — Джуди Ферроу. Вдова. Работает у Сэма Нильсона личным помощником.

Боже, проговорил про себя Лодер. Плохо дело. Мне это совсем не нравится.

— Вы думаете, что ради этого он отправился на Барбадос — установить контакт?

Это спросил голландец, Ван Рикер.

— Возможно, и так. Нильсон занимает очень уязвимый пост. Эта женщина должна иметь доступ ко многим важным документам.

— Мне кажется, — заметил Лодер, — что Свердлов слишком большая фигура, чтобы отправиться за тридевять земель ради личного помощника. Они нашли бы для этого какого-нибудь смазливого мальчика.

— Вполне с вами согласен, — любезно заметил Бакли. — Вполне возможно, что это совпадение, но весьма неудачное.

— Не обязательно. — Лодер переходил в наступление. Он только еще увидел спелый плод, а Бакли уже хочет потрясти дерево. — Давайте не будем исходить из того, что она уже передает ему секреты.

— А никто и не предполагает этого, — возразил Бакли. — Но мы, естественно, должны предусмотреть такую возможность.

— По-моему, это уже моя забота, — сказал Лодер. — Если Свердлов установил контакт с подданной Великобритании, то всю ответственность за нее я беру на себя. Насколько я понимаю, это моя обязанность.

— На это-то я и надеялся. — К командору снова вернулось добродушное настроение. Он уел англичанина и поддержал честь американцев. СИС[1] и ЦРУ могут работать вместе, но от этого не пропадает общепризнанное соперничество. Организация, к которой принадлежал Бакли, из-за своих прошлых промахов была у англичан любимой мишенью для шуток и анекдотов. Насмешки еще не забыты и еще не полностью отплачены.

— Ничего другого о Свердлове сообщить не могу. Он заказал билет в Вашингтон через неделю, и, насколько можно судить, никто в посольстве за последнее время повышения не получал. Отсюда я делаю вывод, что и смены постов не произошло. Он просто проводит отпуск с миссис Ферроу.

Лодеру очень хотелось дать ему в нос. Но он промолчал. Он взял на себя обязательство, и командор может считать, что ведет в счете. Ну и пусть так считает, однако американец проглядел самое важное. Сделав такой вывод, Лодер испытал некоторое облегчение и до конца совещания больше не выступал. Конечно, миссис Ферроу — личный помощник Сэма Нильсона и имеет доступ к самой конфиденциальной информации. Но ведь она еще и любовница полковника Ричарда Патерсона, старшего военно-воздушного атташе в Британском посольстве в Лондоне. Если бы Бакли разнюхал это, он загнал бы в ворота Лодера едва ли не решающий мяч. Ради женщины, имеющей такие ценнейшие контакты в ООН и в самом посольстве, на Барбадос мог бы поехать даже Федор Свердлов.

В Англии человеку, подобному Свердлову, не дали бы вырасти. Ему не дали бы работу по способностям, скорее всего, засунули бы в какую-нибудь дыру в центре Африки или засадили бы в Лондоне переписывать чужие доклады. Лодер вдруг подумал, что именно разочарование в рутинной работе производит на свет изменников внутри его ведомства. Человеку нужен стимул для работы, если ты в чем-то преуспел, самый верный путь сломать тебя — это помешать заниматься настоящим делом.

У него были собственные представления о том, какой подход нужен к Свердлову и ему подобным. Но ведомство, умеющее организовывать такие операции, ликвидировали в конце войны. С тех пор никого не сбивают автомобили и никто не выпадает из окон. Эти люди снова стали маленькими джентльменами, как только Сталин объявил холодную войну и стал требовать выкупа за цивилизацию.

Лодера воротило от таких игр.

Он медленно ехал назад, погода установилась морозная. Все покрылось льдом, и, когда наступит оттепель, улицы затопит. Работая, он уходил в дело с головой, и его недоброжелатели считали его просто одержимым, но, приходя вечером к себе в пустую квартиру, Лодер испытывал неизменное чувство одиночества.

Вечерами он больше всего скучал по детям. Уже две недели не было писем ни от одного из них. С обидой он думал о жене — ей следовало бы заставлять их писать регулярно. Когда он находился в Дели и им овладевало чувство одиночества, он напивался до бесчувствия. Он пошел на кухню и приготовил чай. Чай в пакетиках стал еще одной болезнью Лодера в Америке. Он захватил поднос в спальню и, стоя с чашкой в руке, посмотрел на себя в зеркало. Он был нетщеславен. Он знал, что во всем посольстве не найти такой светлой головы, как у него, если не считать Фергуса Стефенсона, советника-посланника, и самого посла. Но женщин не интересуют мозги. Они любят тело.

— Настоящий неумытый гражданский служащий, вот кто ты. — Он сделал сам себе гримасу в зеркале. — Следует и мне отправиться на Карибы и найти там красивенькую птичку... — Он отвернулся, выпил чай и лег в постель. Засыпая, он думал о том, что может сейчас делать Федор Свердлов.