У Дороти все похолодело внутри. В ужасе оттого, что с ее отцом мог случиться сердечный приступ, она кинулась к креслу, где уже хлопотали Сибилла и Маргарет. Чувство вины больно сдавливало сердце.
Он принял ее за мать! Кэтрин всегда удивлялась, насколько они похожи. Дороти должна была предвидеть такую реакцию. Ее легкомыслие было непростительно.
Ральф быстро налил воды из графина и подал его Генри.
— Позовите слуг! — крикнула Сибилла.
— Не надо волноваться, — слабым голосом проговорил Генри, отстраняя руку Ральфа, который собирался расстегнуть воротничок его рубашки. — Со мной все в порядке. Это просто шок. Не надо врача, Сибилла. — Он умоляюще посмотрел на Сибиллу, отдающую распоряжение служанке вызвать доктора. — Он попытался привстать. — Если вы позовете врача, я все равно не дам ему осматривать себя. Я не болен!
— Действительно, все в порядке, — заключил Ральф, глядя на Генри. — Ты можешь идти, Дженет.
Скрываясь за спиной Ральфа, Дороти не смела выглянуть, чтобы не случился новый приступ. Или еще хуже. Она так ждала этой встречи, но сама поставила под угрозу срыва их знакомство.
Однако опасения Дороти оказались напрасны. Через пять секунд Генри самостоятельно встал и повернулся в ее сторону. Ральф обнял ее за талию и вывел вперед. Теперь они стояли в метре друг от друга — отец и дочь.
Дороти смотрела на него во все глаза. Генри все еще был красив. Он почти не изменился, подумала она, вспоминая его свадебные фотографии. Только на лице появились морщинки, и немножко пополнел. Его карие глаза напряженно изучали ее, но голос был мягок, когда он извинился:
— Простите. Я не всегда так встречаю гостей. Вы напомнили мне одну женщину, которую я раньше знал.
— Дороти. — Голос Ральфа зазвенел, как металл. — Я думаю, надо сейчас.
— Сейчас? — Дороти хорошо понимала, о чем он говорит.
— Да.
— Могу я узнать, что происходит? — спросил Генри.
Дороти судорожно вздохнула. Пришел ее звездный час, но это не вызывало у нее радости. Однако Ральф был прав. После того как Генри выкрикнул имя ее матери, не было смысла что-либо скрывать. Кроме того, Генри выглядел вполне здоровым и сильным. Гораздо сильнее, чем она.
Рука Ральфа лежала на ее талии. Мысленно благодаря его за поддержку, Дороти собралась с духом и сказала:
— Я напомнила вам мою маму, Линду Нильсон.
Генри молча смотрел на нее, его дрожащие губы медленно растянулись в слабую улыбку.
— Линда. Конечно. Ты ее ребенок. Ты ее точная копия. — Он сглотнул. — Я потерял с ней связь много лет назад. Как она?
Сердце Дороти опустилось. Почему он даже не предположил, что их отношения с Линдой могли привести к рождению ребенка? Неужели он не догадывался о том, кто она?
— Мама умерла несколько месяцев назад. — Дороти было почти не слышно. — Поэтому я хотела разыскать вас. Мама никогда не говорила мне, кто мой отец, но перед смертью отдала алмазный кулон, который он подарил ей.
— Есть все основания полагать, что Дороти твоя дочь, Генри.
Затаив дыхание, Дороти смотрела, как краска заливает лицо ее отца. Слезы стояли в его глазах, когда он упал обратно в кресло, схватившись руками за голову.
— Бедная Линда! Умерла! Совсем еще молодая!
Сжалившись над отцом, чья скорбь была так искренна, Дороти придвинула к нему стул и взяла его руки в свои.
— О Господи! — вырвалось у Сибиллы, и нельзя было понять, к кому относилось это восклицание, к Генри или к ней.
Сейчас это было не важно. Все свое внимание Дороти сосредоточила на отце, которого она так долго искала.
— Пожалуйста, успокойтесь, — тихо произнесла она. — Я не причиню вам никаких неприятностей. И… не обязательно говорить об этом сейчас. Мы можем обсудить все завтра.
— Нет уж! Пожалуйста, продолжайте! — раздался резкий голос Маргарет.
Словно разбуженный после долгого сна, Генри встрепенулся и обвел комнату невидящим взглядом. Его пальцы буквально впились в руку Дороти.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне о Линде, — сказал он, обращаясь к Дороти. — Она исчезла так внезапно. Ее родители отказались сообщить мне, где она и почему ушла. Я знаю, прошло много лет, но я хочу знать все. Это очень важно. Если ты действительно моя дочь, то я должен знать все.
Ему нельзя было волноваться, и Дороти как можно спокойнее произнесла:
— Мама ушла из дома и бросила колледж, потому что была беременна мной. Она не говорила мне, кто мой отец. Сказала только, что он женат. Я думаю, поэтому она исчезла из деревни так внезапно, не предупредив вас. Она не хотела, чтобы у вас были проблемы. Но я точно знаю, — добавила она быстро, увидев, как лицо Генри исказилось от боли, — что она любила вас всю жизнь. Другие мужчины для нее не существовали. Она была красива, и ей делали предложения, но она всем отказывала.
Если при воспоминании о своей возлюбленной он плакал, несмотря на то, что прошло уже больше двадцати лет, значит, его любовь была настоящей. Так же, как и любовь ее матери. Слезы заволокли ее глаза.
— Она должна была все мне рассказать, — произнес Генри срывающимся голосом. — Мы оба знали, что я никогда не брошу жену, но я бы заботился о вас всю жизнь. Любил бы вас обеих. Столько любви осталось, столько нерастраченной любви!
— Так ты признаешь, что у тебя был роман, когда ты был женат? — ледяным голосом спросил Ральф.
Он приблизился к креслу, где сидел его крестный. Его брови были сдвинуты, губы превратились в одну тонкую полоску, взгляд был испепеляющим. Сердце Дороти ушло в пятки. Она уже успела понять, насколько дорога была Ральфу его тетя, жена Генри. Если бы она оставила все, как есть, всем было бы лучше. Ее появление нарушило чужой покой, внесло раздор в крепкую, слаженную семью. Она чувствовала себя отвратительно. В голове все смешалось.
— Надо изменить распоряжения насчет обеда, — сказала Сибилла, смутившись. — Все будет позднее. Я прошу прощения. — Она встала, направляясь к двери. — Ты идешь, Маргарет?
— Нет. Я останусь здесь. — Она презрительно смотрела на Дороти. В отличие от Сибиллы, ей явно не хватало чувства такта. — Если мне придется жить со взрослой падчерицей, я хочу узнать о ней все.
— Маргарет, оставь нас! — Голос Генри был суров.
Дороти стало еще хуже. Она приносила одни проблемы. В этот момент она сама себе была неприятна. Высвободив руки из неволи, она сложила их на груди, надеясь, что в сердце Ральфа проснется жалость к страдающему человеку, и он простит Генри, даже если не простит ее — виновницу всех бед.
Маргарет не посмела ослушаться и вышла вслед за Сибиллой. Когда они остались втроем, Генри встал и подошел к своему крестнику, который к тому же был его племянником по линии жены. Но, судя по выражению лица Ральфа, родственные связи больше не являлись для него такими незыблемыми, как раньше. Он смотрел на Генри, как на врага.
— Постарайся не презирать меня, Ральф. — Это был приказ, а не мольба.
Сжавшись, Дороти с замиранием сердца наблюдала борьбу двух сильных личностей.
— Я любил Джейн. Я бы никогда не причинил ей боли. Но после того несчастья, когда она стала инвалидом, мои чувства к ней напоминали скорее любовь отца к больному ребенку.
— Поэтому ты решил найти отдушину. Далеко не стал ходить. Нашел любовницу прямо под носом у жены.
— Да, так случилось! — Генри сжал ладонь в кулак. — Ральф, я был нормальный мужчина, с нормальными, здоровыми потребностями. Но другие женщины для меня не существовали. До того лета, когда я встретил Линду. — Он глубоко вздохнул. — Я знал, что у Нильсонов есть дочь, видел ее раньше. Но в то лето, когда она работала у нас, я словно прозрел. Все случилось само собой! Мы ничего не могли поделать, хотя мы оба очень старались. Клянусь всем святым!
Он в отчаянии смотрел на Ральфа, чувствуя, что не в силах объяснить ему, что происходило с ним тогда. Только тот, кто побывал на его месте, мог понять его.
— Мы были очень осторожны. Джейн даже не догадывалась. — Он тяжело вздохнул. — Линда знала и понимала, что я никогда не оставлю Джейн ради нее. Твоя тетя слишком зависела от меня. И дело даже не в том, что ей нужен был постоянный уход, который я ей обеспечил. Ей нужен был близкий человек, который заботился бы о ней, поддерживал бы ее в борьбе с недугом.
— Поэтому ты пожертвовал любовницей и ребенком, чтобы сохранить свою репутацию незапятнанной, — жестоко прокомментировал Ральф.
— Господи, Ральф! Да ты слушаешь меня?
Генри терял терпение. Дороти хотелось сбежать куда-нибудь, но она не смела. Ни Ральф, ни ее отец, казалось, не замечали ее присутствия. Она сидела, боясь дышать. Лицо Генри горело.
— Я не знал, что Линда беременна. Если бы я знал, я был бы счастлив. Я всегда хотел иметь ребенка. Ребенка Линды. — Он замолчал, не в силах говорить дальше, но вскоре взял себя в руки. — Если бы я знал, я купил бы ей дом где-нибудь в другом конце страны. Она всегда мечтала о собственном саде. Я бы содержал и ее, и ребенка. Но Линда исчезла. В то время я думал, что она решила положить конец нашим отношениям, у которых не было будущего, и начать новую жизнь, возможно, с другим мужчиной. — На его лице выразилось страдание. — Ну что я мог сделать? Ответь мне!
Глаза Дороти заволокли слезы, но даже сквозь их пелену она увидела, как плечи Ральфа опустились, и Генри повернулся к ней.
— Но Линда подарила мне дочь. — Он протянул ей руку, но Дороти не заметила этого.
Она смотрела на Ральфа, стараясь прочитать выражение его лица. Понял ли он, что любовь — это неподдающаяся логике мощная стихия, которая обрушивается на человека как наваждение, и ей невозможно противостоять?
Лично она понимала это. Любовь к Ральфу заставила ее переоценить поступки родителей и простить отца. Но, если Ральф не испытывал этого всепоглощающего чувства, он никогда не сможет освободиться от принятых в обществе моральных догм и простить Генри.
Умоляющим взглядом широко раскрытых глаз она смотрела на Ральфа в ожидании его приговора.
— Я был не прав, Генри. Я усомнился в твоей порядочности. Прости меня. Ты не знал, что Линда была беременна, и не мог помочь. — Он направился к выходу и, задержавшись у двери, добавил: — Вам сейчас надо остаться наедине, чтобы ближе познакомиться друг с другом. Не буду вам мешать. Я прослежу, чтобы вас не беспокоили.
Сердце Дороти было готово выпрыгнуть из груди. Так вот почему он был так сердит. Она была ни причем. Он был зол на Генри не столько потому, что тот изменил жене, сколько потому, что думал, что тот бросил свою любовницу с ребенком на руках. По крайней мере, успокоила себя Дороти, теперь конфликт исчерпан, и ее совесть может быть спокойна.
— Дороти…
Сквозь слезы счастья Дороти видела расплывчатую фигуру приближавшегося к ней Генри. Он взял ее за руки и помог подняться.
— Наш с Линдой ребенок, — сказал он дрожащим от слез голосом. — Драгоценный подарок.
В коридоре было темно. Казалось, он не имел ни конца, ни края. Дороти напряженно вглядывалась в темноту. Правильно ли она идет? Она очень устала и хотела спать.
— Хоть бы Ральф появился, — чуть слышно пробормотала она.
Он был ей так нужен. Не для разговора. Она еле шевелила языком. Просто, чтобы рядом был кто-то близкий. Как было бы хорошо, если бы он вдруг появился, взял ее на руки и отнес в ее комнату.
Отец выспросил у нее все подробности их жизни с Линдой. Она рассказала ему все, лишь мельком упомянув о трудностях, с которыми они столкнулись, чтобы не усиливать его чувство вины перед ними. Она пообещала ему вернуть кулон утром, но он запротестовал:
— Этот кулон передавался из поколения в поколение. Теперь он твой, как и должно быть. Я всегда страдал из-за того, что у меня не было наследника. Теперь у меня есть ты.
— Нет! — Дороти вспыхнула. — Мне ничего не надо. Я искала тебя не для того, чтобы заявить права на твое наследство. Я только хотела познакомиться с тобой. У нас с мамой не было родственников, кроме ее родителей. — И даже они отвернулись от нас. — Потом, когда мама умерла, мне стало совсем одиноко, и я решила разыскать тебя в надежде обрести семью.
Дороти искренне радовалась, что ее отец оказался порядочным человеком, а не подлецом, как она считала. Вот, что ей важно было узнать. Генри ласково улыбнулся ей.
— Неужели ты думаешь, я этого не знаю? Ты же дочь своей матери. Бесхитростная и бескорыстная, как она. И если ты так же добра, как и она, то не откажешь старику в просьбе приехать погостить ко мне в поместье. Там мы сможем лучше узнать друг друга, и ты решишь, как тебе жить дальше. Это все, о чем я тебя прошу.
Эти несколько часов, которые она провела с отцом, были, несомненно, самыми счастливыми в ее жизни, но она чувствовала себя выжатой, как лимон. Было уже поздно, и Дороти поняла, что она заблудилась в этом огромном доме.
От длинного коридора, по которому она шла, отделился другой, ведущий налево. Может быть, надо завернуть сюда? — подумала Дороти. Она повернула налево и остановилась. Из-за какой-то двери доносился голос Маргарет. Она говорила что-то о чеке, который должен быть выписан на сумму, указанную в американских долларах. По-моему, она не в самом лучшем настроении, подумала Дороти. Но ничего, зато теперь она спасена! Маргарет наверняка знает, как пройти в ее комнату.
Приближаясь к комнате, дверь которой была приоткрыта, Дороти остановилась, услышав голос Ральфа.
— Как хочешь. — Короткая пауза. — Возьми. Можешь считать, что тебе повезло. Этого вполне достаточно на косметику и духи, а потом найдешь себе какого-нибудь богача, из которого будешь пить соки. Это, конечно, не миллионы Генри Маккларти, но все лучше, чем ничего. Если я расскажу ему о тебе всю правду, он выкинет тебя на улицу, и ты останешься ни с чем.
Дороти закрыла глаза. Она не верила своим ушам. Она знал, что ей надо уйти, но ноги не слушались.
Ральф шантажировал невесту ее отца! Пытался заставить ее разорвать помолвку! Он ни перед чем не остановится, чтобы помешать браку, который лишит его наследства!
Она открыла глаза, только когда язвительные слова Маргарет словно ножом резанули ее по сердцу:
— Поздравляю! Ты разделался со мной. Но тебе рано радоваться. Ты еще не надел колечко на пальчик вновь обретенной дочери Генри. Только тогда ты получишь деньги своего дорогого крестного!
— Поверь мне. — По голосу было слышно, что Ральф улыбался. — Мои намерения… — Его слова были прерваны резким звуком отодвигающегося стула.
Дороти закрыла рот обеими руками, чтобы стон не выдал ее присутствия. Она думала, что попала в сказку, а оказалась в центре отвратительных интриг. Она обрела отца. Хорошего, по-настоящему любящего ее человека. Но ее сердце было навек разбито.
Теперь все было совершенно ясно. Ральф не допустит, чтобы кто-то завладел наследством, которое могло достаться ему. Он избавился от невесты отца. Осталось только жениться на новой наследнице, и деньги в кармане.
Похолодев, она вспомнила его реакцию, когда он узнал, что она дочь Генри. Его первой мыслью было то, что она хочет заполучить наследство Генри. Не случайно! Людям свойственно судить других по себе! Получив доказательства того, что она не лжет, он изменил политику. Рассыпаясь в извинениях, он уверил ее, что просто не мог поверить, что Генри изменял его обожаемой тете. А позже, обдумав все в самолете, он снова стал милым и добрым.
Ральф понял, что она, а не он, унаследует богатство Генри. Был только один способ не потерять деньги. Дороти горько усмехнулась. Какой глупышкой он, должно быть, считает ее! Немного очарования и пара комплиментов — и она станет его женой, а он — владельцем ее миллионов!
Никогда!