Шестерни системы

Глава 2. В поисках младшего брата

— Нет, господин Подбельский, недостаточно! — не думая говорить тише, ответил император, и на пару секунд в просторном кабинете повисла звенящая тишина. — Кто-нибудь покидал территорию дворца?

— Мы все проверили, ваше величество! — отчитался солдат. — С начала работы Большого Совета выехал только экипаж Волкова и более ничего. Никто не выходил.

— Не может этого быть! Ищите лучше! А вы, — обратился он к Подбельскому, — будьте поаккуратнее в своих высказываниях!

— Все, что я говорю, Алексей Николаевич — не мои личные домыслы, а факты, которые складываются в картину. И я понимаю, что для вас она может быть неприятной, но поделать с этим ничего не могу. Я вынужден быть беспристрастным и смотреть на происходящее с точки зрения профессионала...

— Хватит, — оборвал его речь император, — мне пора возвращаться на Большой Совет. А вы все, и ты, Максим, в том числе, позаботитесь о том, чтобы мой брат нашелся. Но сделайте все так, чтобы о происходящем узнало как можно меньше людей.

С этими словами он покинул кабинет, прихватив с собой еще и солдата в качестве охраны. Действительно, кто знает, какие опасности снова могут поджидать на территории дворца.

Я уже подумал, что лучше бы мне отправиться с ним и присоединиться к Ане, чтобы лично контролировать ее безопасность, но Григорий Авдеевич, словно прочитав мои мысли, произнес:

— Предлагаю тебе сходить умыться, Максим, — негромко и устало произнес профессор. — А потом мы с тобой пройдемся по дворцу и поищем, где мог спрятаться Сергей Николаевич. Вероятно, я все же знаю больше скрытых мест, чем остальные, — он грустно улыбнулся и поторопил меня: — давай же, иди. Поговорим после.

Сперва я засомневался, но провел ладонью по лицу и, взглянув на почерневшие подушечки пальцев, отправился умываться. И когда посмотрел на себя в зеркало, убедился, что в таком виде шастать по дворцу точно нельзя.

Пламя, лишь единожды лизнувшее меня, опалило бровь и почти начисто выжгло ресницы. Часть шевелюры тоже пострадала, но, к счастью, не до самых корней. Я постарался пятерней разгладить получившийся ком. Получилось не очень заметно, но все же совсем несимметрично.

По крайней мере, стоя у умывальника, я смог привести себя в более пристойный вид, чем был у меня до этого. А вот пиджак сильно обгорел — он вспыхнул в самом низу и горел, похоже, до тех пор, пока меня не пришибли дверью. Тогда я упал и придавил огонь.

В итоге с пиджаком пришлось расстаться. Я снял его и еще раз отмыл руки от дурно пахнущей сажи. Подгоревшая шерсть хорошо пахнуть никак не может. Потом вернулся к Подбельскому.

— Идемте, молодой человек, — сказал он, стоя уже в дверях императорского кабинета. — Понимаю, вопросов много, — он поправил очки и вежливо взглянул на меня.

Даже не вежливо. Скорее, виновато. Как будто весь этот бардак — по его недосмотру. Я вспомнил, что винил во всем руководство Третьего отделения и уже собрался высказать все, но Подбельский начал первым.

— Это все из-за меня, — проговорил профессор, как бы оправдываясь. — Я уже объяснил, почему не мог сказать вам раньше. К тому же, я не знал вас так хорошо, как сейчас. И не мог проанализировать поступки и действия, чтобы трезво оценить ваши возможности. Признаюсь, я был о вас худшего мнения. Но ваше упорство и...

— Григорий Авдеич, я не представляю вас шефом Третьего отделения. Вот хоть убейте — не представляю!

Подбельский шагал по коридору, иногда прислушивался, но не стучал ни в одну из дверей, не смотрел в замочные скважины и вообще поражал меня своим поведением. Точно мы и не искали никого.

— Отчего же? — спросил он, когда мы подобрались ближе к кабинету самого Сергея Николаевича. — Разве что вот это, — Подбельский похлопал себя руками по выпирающему животу, — может портить картину, но ведь я и не работаю «в поле», как говорится. Я человек кабинетный. Но, как видите, могу иногда выбраться на свежий воздух. Как сейчас, когда я помог вам скрыться. Как в нашу первую встречу, когда я присматривал за Анной.

Я собирался сказать что-то другое, но фраза о принцессе заставила меня задуматься.

— Ведь если вы знали о том, что ей грозит опасность, то могли бы...

— Нет, Максим, в твоем мире я не мог бы сделать ровным счетом ничего. Разве что присматривать за ней двумя, — он коснулся дужки очков, — парами глаз. И не более.

— Так сказали бы Павлу, направляли бы его!

— Ты не понимаешь. Мы бы просчитались стратегически, — пояснил он и потянул на себя дверь. Та открылась, но мне помнилось, что брат императора лично запирал замок перед уходом.

— Как это? — спросил я, когда мы вошли.

В кабинете все еще попахивало спиртным и колбасой. Пустая бутылка стояла на полу, где ей и следовало быть. Тарелка из-под нарезки тоже оставалась на своем месте.

— Посуди сам. С кем вы столкнулись в твоем мире? С парой бандитов? — профессор обошел стол и, нагнувшись так, будто он как минимум делает гимнастику по утрам, заглянул под его крышку. И высунулся оттуда: — Как ты сам считаешь?

— Да головорезы какие-то.

— Потому что они думали справиться с одним Павлом. Я не сомневаюсь, что люди, — Подбельский принялся шарить рукой под столом, шумно царапая деревяшку, — которые ответственны за все это, не знали, кто будет охранять девушку. Тебя они точно не брали в расчет. Даже узнай они сразу, что ты нас укрыл — обычный местный парень, правда же?

— Так, и к чему вы клоните?

— А представь, что мы бы начали действовать по моей указке? У меня есть свой почерк, профессионализм, выработанный годами. Его легко понять — понять, я подразумеваю, профессиональную работу. И соответственно на нее отреагировать. Тогда вам пришлось бы бороться не с бандой мелких криминариев, а с более организованным противником. Несладко пришлось бы всем. Черт, где же эта кнопка... — он снова скрылся под столом.

Я обдумал то, что сказал Подбельский. Звучало логично. Любое сопротивление может вызывать еще большую агрессию, а наши ресурсы на тот момент были крайне ограничены.

— Значит, вы и правда думаете, что в этом деле замешан брат императора?

— Подумай сам. Мотив есть?

— Возможно. Я не очень хорошо разбираюсь в желаниях членов семьи Алексея Николаевича, — мне надоело стоять столбом и я тоже принялся изучать стол. — Но судя по тому, что мне рассказывали, не так уж много там завидующих его положению. Ведь если вставать против своих, то ради власти? — я скорее спросил, чем произнес утвердительно.

— Самый вероятный мотив, — профессор снова выпрямился, — это жажда власти. Посуди сам. Его брат молод. Амбициозен. Отказывается от услуг Третьего отделения и старательно тренирует своих собственных бойцов. Весьма неплохих, кстати.

— Гораздо лучше всякого отребья, которое посылали, чтобы прибить меня, — прокомментировал я и фыркнул вдогонку. — Хм, а как же быть с ситуацией, когда он спас нас с Аней в поместье?

— Я слышал, что человек, который на вас напал, до сих пор жив. Это тоже кое о чем говорит. Ты не задумывался? Порой мне кажется, что я и сам не могу полностью представить себе ту паутину влияния, которую создал вокруг себя человек, которого мы ищем.

— И все равно вы считаете его виноватым! — воскликнул я. — Не может такого быть! Что хотите — не верю. Все равно не верю.

— Эх, молодежь, — вздохнул Подбельский и принялся перебирать предметы на столе и открывать ящики. — Помоги-ка мне: где-то в столе должен быть переключатель.

— Откуда вы знаете, что он должен быть именно в столе? — меня до сих пор одолевали сомнения.

— Потому что этот стол стоял в кабинете задолго до рождения Сергея Николаевича. Но вопрос, знает ли он о том, что существует этот переключатель. И, что гораздо важнее — куда он ведет!

Я принялся осматривать стол младшего Романова сбоку и с «гостевой» стороны. Как и Подбельский, я гладил ладонью деревянную поверхность, потому что понятия не имел, о каком переключателе идет речь.

— И почему вы не допускаете, что кто-то еще мог слышать наш разговор с Волковым?

— Почему не допускаю? Очень даже допускаю, но мы наткнулись на рабочую версию, и я намерен проработать ее по крайней мере до первых сомнений в собственной правоте, — проговорил профессор, слегка запыхавшись за время поиска. — Это может быть и кто-то другой, но сам посуди. Мы нашли несколько совпадений и пока ни одного веского доказательства невиновности.

— Тогда докажите, что казначей мешался ему.

— Над этим еще стоит подумать. Вероятно, он пытался Волкова перетянуть на свою сторону, а когда сделать этого не удалось, принял такое решение. А может, казначей просто-напросто не ссудил ему денег. Вариантов много.

— Но это лишь домыслы. Я по-прежнему не вижу смысла.

— Так ведь ты и сам сказал, Максим — ты не понимаешь власть имущих. Я, честно признаться, тоже, но все же разбираюсь в этом чуть лучше тебя. Ага, кажется, нашел! — Подбельский выдернул нижний ящик, при этом из него выкатилась еще одна пустая бутылка. — Как вы, однако, героически уговорили столько!

— Это уже не мы. То есть, не я, — начал отнекиваться я.

Память моя мне не изменяла — вторую бутылку, еще нетронутой, Сергей Николаевич поставил обратно в стол. Теперь же она была пустой. Всего за пару часов кто-то уговорил литр местной ядреной водки. И к тому же оставил кабинет незапертым.

— Конечно, он мог и в одиночку... Сейчас мы все узнаем! — Подбельский громко щелкнул переключателем, и сразу же включился механизм где-то за стеной.

По звуку было похоже на работающий лифт. Я отчаянно крутил головой, пытаясь найти источник, но профессор лишь тихо посмеивался надо мной, а потом показал мне на медленно растущую щель в стене без окон.

— Что это такое? Потайной ход??

— Он самый, — довольно улыбнулся Подбельский. — Или ты думал, что в новых дворцах такого не бывает? Наоборот, посмотри сам, — мы подошли ближе. Щель увеличивалась медленно, но верно. — Кладка с армированием, к тому же в специальном профиле. Привод на стальных роликах, с цепью и противовесами. Стандартная схема, — закончил профессор, словно только что объяснил, что дважды два будет четыре.

Я же смотрел на стену, которая со скоростью примерно два-три сантиметра в минуту сдвигалась в сторону. Механизм жужжал не очень громко, но привлекал внимание.

— Слышно только в кабинете, потому что вся зубчатая передача расположена здесь. Изоляция не даст звуку распространиться дальше, по другим помещениям. Поэтому тот, в чьем кабинете находится это потайное помещение, может спокойно им пользоваться даже ночью. А когда идет собрание Большого Совета — тем более можно. Никто не услышит.

Я даже попытался дотронуться до стены и провел ладонью по ходу ее движения, пока не уткнулся в раму картины.

— А ведь она даже в глаза не бросается, — пробормотал я, осматривая приличных размеров батальное полотно.

— И при этом скрывает стык стены, который изобретателю всей этой конструкции не удалось скрыть.

— Но ведь если знать, что есть тайный проход, можно простучать стену.

— Ха, — Подбельский уже в предвкушении скорой разгадки показал мне торец стены толщиной в полтора кирпича. — Маловероятно. Вентиляция тоже делается с такой кладкой.

— Как хорошо, что я не строитель, — выдохнул я.

К этому времени стена уже достаточно сдвинулась в сторону и Подбельский вытащил из кармана маленький фонарик, а потом замер в проходе:

— Возможно, нам понадобится пара человек, — с этими словами он сунул руку во второй карман, вытащил оттуда маленький кругляш с кнопкой, который мне давали, чтобы звать на помощь. — Помнишь еще такую игрушку?

— Еще бы не помнить. На его сигнал никто не отозвался.

Но у Григория Авдеевича все получилось — в кабинет меньше, чем через минуту, влетела пара молодцеватых парней. Не каких-то там жалких фрилансеров, которые, как я думал, в свое время следили за мной и старались сделать так, чтобы я держался от Ани подальше.

Уже вчетвером мы шагнули в темноту, которую едва разрезали слабенькие лучи фонарей. Вверх вела лестница, скомбинированная из прочных стальных опор и толстых деревянных ступеней.

— Я думал, мы будем спускаться вниз, в подвалы, — произнес я. — Там настоящий лабиринт, но на чердаке же...

— И на чердаке ничуть не хуже, поверь мне. На такие размеры здания под крышей с уклоном в тридцать градусов, что, между прочим, более полого, чем крыша дворца, можно расположить два этажа с почти трехметровыми потолками, — пояснил профессор. — Поэтому на чердаке императорского дворца спрятаться можно элементарно.

— Фантастика, — протянул я, представив себе, что и без того огромный дворец только что увеличился еще на треть.

Размерами он походил скорее на основное здание Эрмитажа. Плюс-минус десяток-другой метров в обе стороны. Два этажа. И это только над землей. Когда мы разбирались с людьми, которые регулярно подмешивали Ане в кофе смесь каких-то наркотических веществ, мне пришлось посетить подвалы.

Под зданием располагалось не меньше трех этажей — и что там прячется, я даже и представить себе не мог. А вот теперь вдогонку еще и чердак многоэтажный оказаться может.

По неширокой лестнице можно было двигаться лишь друг за другом. Короткие пролеты и узкие площадки стали причиной легкого головокружения — да еще эти постоянно стреляющие в разные стороны фонарики!

Бесшумно поднявшись наверх, когда я уже устал считать, сколько ступенек осталось за нами, я ощутил странный запах.

— Свечи? Недавно догорели? — пробормотал про себя один из молодцеватых парней профессора и тут же устремил вперед свой фонарик.

Свет выхватил помещение приличных размеров, больше похожее на зал, чем на комнату, расположенную под нами. Кто-то кашлянул, и все три луча сразу же устремились к источнику звука.

На полу лежал человек, чуть старше сорока, с залихватски подкрученными усами. Без них его массивные щеки смотрелись бы куда больше. Взлохмаченные волосы и заспанный взгляд довершали картину недавно оконченной пьянки.

— Сергей Николаевич! — тут же взвыл усатый, как только понял, что в их тайное убежище пробрались незнакомцы. — Вставайте. Нас раскрыли! Вставайте же!

Толстяк попытался подняться и начал вертеть головой в поисках младшего Романова. Пара фонариков тоже переключилась на поиски, но один по-прежнему светил прямо в заспанные глаза.

— Раскрыли, значит??! — Подбельский прытко подскочил к разбуженному, по ходу движения что-то опрокинув. — Какого черта вы здесь творите? Включите свет уже наконец!

— Я-я-я-а... — начал, широко раззявив рот, толстяк, но профессор схватил его за усы и тот заголосил, как резаный: — Пустите-е-е-е! Я все скажу!

Наконец-то включили свет. Развешанные по стенам небольшие, стилизованные под канделябры, светильники, давали очень мало света — но все же достаточно, чтобы найти Сергея Николаевича.

Тот богатырским сном спал в десятке метров от толстяка. Подбельский указал своим помощникам арестовать его и пока не трогать Романова, а сам принялся бегло осматривать комнату

В ней было несколько шкафов, полок, даже комод и сейф. Ничего запрещенного. Ни собственного портрета в короне, никаких себялюбивых вещичек. Все довольно просто, как мне показалось. До тех пор, пока профессор не принялся выуживать содержимое ящиков, грохоча ими на весь зал.

В них были и книги, несколько пачек наличности, пистолет и патроны россыпью, бумажный пакет, который сразу же привлек мое внимание, а потом и профессора.

— Это не тот самый, который пропал с кухни? — спросил я.

Подбельский вручил пакет своему помощнику и тот, аккуратно развернув бумагу, махнул рукой, направляя аромат себе в ноздри:

— Кофе, — утвердительно кивнул он и тут же скрутил пакет.

По спине поползли мурашки, но когда профессор указал на металлический противогаз размером от переносицы от подбородка, я смутился:

— Он же не защитит ни от чего.

— Нет, Максим, это для того, чтобы изменять голос, — профессор приложил его к лицу: — Понимаешь? — голос его сразу же как будто проржавел насквозь, зазвучал, точно из плохо настроенного приемника, с помехами. Он не был похож на голос человека, который приходил ко мне ночью, и я сам обернулся на Сергея Николаевича.

— Арестовывайте, — скомандовал Подбельский. — И тихо выводите отсюда, чтобы никто не видел. Нам не нужны проблемы.