Школа обольщения

9

На две недели, последовавшие за звонком домой, Спайдеру пришлось мобилизовать все физические и душевные силы, способность схватывать детали, воображение и весь свой вкус, помогавший на лету отличать вещи, которые смотрятся, от тех, что не производят впечатления. К счастью, стоял конец августа, горячее время, когда в магазины Беверли-Хиллз начинаются осенние поставки. И в то же время продолжаются распродажи летнего сезона.

Спайдер и Вэлентайн порознь шаг за шагом обследовали улицы. К северу от бульвара Уилшир они обошли обе стороны Родео, Кэмдсиа и Бедфорда. Затем проверили все магазины Дейтон-уэй, Брайтон-уэй и «маленькой» Санта-Моники, пересекая их с востока на запад. Они разве что не перепахали мостовую на бульваре Уилшир, пройдя ее с запада от «Робинсон», заглядывая в «Сакс», «Магнии», «Элизабет Арден», «Делман», к востоку в застроенный магазинами конец улицы, до «Бонвит Теллер». Маршруты их походов вписались в четкий треугольник, так как в Беверли-Хиллз магазины располагаются настолько плотно, что их все легко можно обойти пешком. В Нью-Йорке территория подобных исследований растянулась бы на многие кварталы между Пятой и Мэдисон-авеню. Галантерейный магазин среднего размера, помещавшийся на Родео, платил за аренду девяносто шесть тысяч долларов в год, так что неприбыльные предприятия в Беверли-Хиллз быстро закрывались.

Иногда Спайдер, в своем стремлении запечатлеть в мозгу все достоинства магазинов чуть ли не пробовавший на зуб краску со стены, натыкался на Вэлентайн, которая деловито изучала магазинные вешалки, чтобы выяснить, что в прошлом сезоне не продалось, внимательно рассматривала каждую вещь из новых поставок, доводя продавщиц до мысли об убийстве, «зарисовывала» модель и в конце концов извиняющимся тоном сообщала, что не увлеклась этой вещью настолько, чтобы купить ее. Спайдер, одетый в новый костюм прекрасного покроя, спешно, приобретенный перед отъездом из Нью-Йорка, изображал потенциального покупателя, делая вид, что ищет подарок для матери или одной из сестер, слонялся туда-сюда, прислушивался к разговорам и вступал в беседы с ничего не подозревавшими хозяевами магазинов, покупателями и продавцами. Вместе и порознь они обследовали все небольшие лавочки и такие крупные магазины, как «Дорсо», «Джорджо», «Амелия Грей», «Джеке», «Мэтьюз», «Райт Бэнк Клодинг Компани», «Камали», «Алан Остин», «Диналло», «Тед Лапидус», «Мистер Гай», «Теодор», «Куреж», «Поло», «Чарльз Гэллей», «Ганн-Трижер», «Гермес», «Эдварде — Лоуэлл» и «Гуччи».

За две недели для Спайдера устроили восемь вечеров, пышных и веселых, несмотря на поспешность, с которой их организовали.

В детстве девочки Эллиот всегда чувствовали, что любви Спайдера хватает на всех и за нее не нужно бороться, однако теперь, став взрослыми, они обнаружили, что соперничают друг с другом за право пригласить к себе легендарного брата, о котором их подруги столько слышали, но почти не видели. Ни одна из них ни на миг не поверила, что Вэлентайн всего лишь деловой партнер Спайдера: кого она хочет обмануть, эта француженка? Так сексуальна, так искрометна! Поэтому все были с ней чрезвычайно, чрезмерно вежливы. А Вэлентайн, когда у нее находилось время подумать, отмечала, что с дамами семьи Эллиот очень трудно быть в дружбе: у них у всех мысли только об одном. Правда, эта их особенность с лихвой окупалась их крайней любезностью, как будто Вэл приехала для того, чтобы похитить величайшее сокровище каждой из сестер, но те не. теряют благовоспитанности. Именно вечера и вечеринки более чем что-либо другое за две изнурительные недели дали Вэлентайн возможность увидеть, как одеваются в торжественных случаях состоятельные женщины от Сан-Франциско до Сан-Диего. Каждый день звонил Джош, но у нее и в самом деле не находилось для него времени, пока не закончился этот марафон. Вэлентайн скучала по нему, но не могла себе позволить в такие решающие, безумно загруженные дни тратить силы на эмоции.

За две недели, отпущенные Вэлентайн и Спайдеру, Билли несколько раз наведывалась в «Магазин грез», приходя в бешенство при виде вешалок с выставленной на продажу одеждой. Они были противны ей до мозга костей, хотя она знала, что так и должно быть. Только необходимость не терять лицо удерживала ее от того, чтобы удалить из поля зрения все товары и отправить их в Армию спасения, ибо она хорошо представляла, с какой скоростью распространится весть о ее проделке. Она с трудом сдерживала желание поговорить решительно и в последний раз с двумя самозванцами и покончить со всей затеей.

Когда настал день, Билли приняла их, восседая за столом, словно отгородившись каменной стеной. Она смотрела на Вэлентайн и Спайдера с безразличием наемного палача. К этому времени она почти убедила себя, что во всех незадачах магазина виноваты только эти двое.

Спайдер вальяжно прислонился к стене, великолепный и беспечный, в костюме из легкой шотландки, одном из нескольких лучших его костюмов, купленных в «Данхилл Тейлорз». Билли с мрачным удовольствием подметила, что, несмотря на вольную позу, он серьезен и озабочен. Вэлентайн присела на стул, явно ожидая, что Спайдер заговорит первый. Билли отметила, что девушка выглядит изможденной, почти ошалевшей от усталости.

— Выкладывайте, Спайдер, — сказала Билли ровным, скучающим тоном. Всем своим видом, даже позой она выражала полное отсутствие интереса.

— У меня хорошие новости.

— Так порадуйте меня.

— Чтобы стать лучшим магазином в Беверли-Хиллз, вам нужно обойти всего одного конкурента, и для этого у вас есть только один путь.

— Это чушь. Выражайтесь яснее, Спайдер. Мы, кажется, договорились, что дрыгоножество окончено.

— Ваш конкурент — это «Магазин грез». — Он поднял руку, предупреждая ее возглас, вперил в нее взгляд, и она умолкла, в сердитом изумлении приподняв темные брови. — Я могу разъяснить. Ваш конкурент — это ваша собственная мечта о магазине, о том, каким вы хотите его видеть, о магазине, которого, по вашему убеждению, ждет Южная Калифорния. Вы не правы, Билли. Вы ошиблись примерно на шесть тысяч километров. Я понимаю вашу мечту; она неизбежно продиктована вашим личным вкусом, но она так же несбыточна, как попытка построить Малый Трианон на месте Голливудского музея восковых фигур. Не все приживается на чужой почве. Можно продавать кока-колу и в Африке, по центру Абу-Даби может разъезжать не меньше «Мерседесов», чем по Беверли-Хиллз, но «Диор» бывает только один, и стоит он на авеню Монтеня, и там ему и место. Откажитесь от мечты о «Диоре», Билли, или купите билет в Париж. Здесь другой свет, другая погода, другая цивилизация, другие покупатели с другими запросами, сам подход к покупке платья здесь совершенно иной. Здесь только вы понимаете, какое серьезное дело — купить себе наряд, какое это трудное решение.

Билли была так потрясена, не столько смыслом услышанного, сколько его манерой говорить, что даже не попыталась ответить.

— Взгляните на факты. Магазины Беверли-Хиллз в роскоши и богатстве выбора не уступают лучшим магазинам Нью-Йорка. Их не так много, но и населения здесь меньше. Этих магазинов, очевидно, не было бы и не становилось бы все больше день ото дня, если бы их не поддерживали покупатели. Но в «Магазин грез» они не идут. Почему? Потому что он не срабатывает.

— Не срабатывает? — сверкнула глазами Билли. — Он элегантнее и удобнее любого магазина в мире, включая Париж. Я уверена.

— Он не срабатывает как развлечение!

И Вэлентайн, и Билли уставились на Спайдера, а он продолжал:

— Покупки стали формой развлечения, Билли, нравится вам это или нет. Визит в «Магазин грез» не забавляет, а покупатели ждут от магазинов развлечения. Можно пойти дальше и назвать эту концепцию торговли «Диснейленд».

— Диснейленд! — неприязненно произнесла Билли, с ужасом отталкивая эту мысль.

— Да, Диснейленд. Покупки как путешествие, покупки как смех. Деньги платятся те же, это очевидно, но если перед покупательницей, здешней, или из Санта-Барбары, или туристкой из-за границы, встанет выбор, что она предпочтет? Заходя в «Магазин грез», вы попадаете в обширное помещение, богато расцвеченное двадцатью пятью самыми неуловимыми оттенками серого, тут и там позолоченные кресла, кругом все так шикарно, почтенные высокомерные продавщицы держатся так, словно скорее заговорят по-французски, чем по-английски. А войдя в «Джорджо», вы видите суетливую веселую толпу, люди сидят в баре, играют в бильярд, продавщицы в нарядных шляпках смотрят на вас так приветливо, словно надеются, что вы забежали рассказать интересную сплетню, и все горят желанием дать вам почувствовать себя привлекательной и любимой.

— Оказывается, «Джорджо» олицетворяет все то, чего лишен «Магазин грез», — ледяным голосом вставила Билли.

— А «Джорджо» — лучший специализированный розничный магазин в стране, включая Нью-Йорк.

— Что? Я не верю!

— Может, вы поверите обороту в тысячу долларов на квадратный метр в год? У них торговая площадь четыре тысячи метров, что означает четыре миллиона в год только на одежде и галантерейных товарах. А мы говорим всего лишь о большой лавке. Для сравнения: здешний «Сакс», площадью сто пятьдесят тысяч квадратных метров, в 1975 году сделал всего двадцать миллионов долларов, так что вы видите, как эффективно использует свою площадь «Джордже». Каждый год десятки женшин тратят в «Джорджо» по меньшей мере по пятьдесят тысяч долларов, покупательницы приезжают из всех богатых городов мира. Некоторые даже приходят каждый день, чтобы взглянуть, что новенького, потому что им нечем больше заняться. И они покупают — еще как!

— Почему вы считаете, что в этом вы правы, Спайдер? — Билли едва удавалось говорить безразлично.

— Я… ну, в общем, поговорил с хозяином, Фредом Хейме-ном, и он мне рассказал. Потом в «Вумен веар» проверил цифры. Но не думайте, что так бывает только в «Джорджо», Билли. Все магазины, покупать в которых весело, процветают, особенно «Дорсо». Вы чувствуете себя лучше, уже зайдя туда, неважно, купили вы что-нибудь или нет. В этом есть что-то от хорошей вечеринки, что-то от симпатичного музея — кому как нравится. Билли, Билли, когда люди покупают одежду, они хотят, чтобы их любили! Особенно богатые люди.

— Это правда, Спайдер, — пожав плечами, нехотя согласилась Билли.

— И они не хотят, чтобы продавщицы их обсуждали, — продолжал Спайдер. — Однажды я играл в бильярд в «Джорджо» и заметил двух девчонок, они пришли вместе, одна в теннисных шортах, другая в грязных джинсах, футболке без лифчика и стоптанных сандалиях. Пока они не ушли, я наблюдал за каждым их движением, потому что примерочных там мало, они такие тесные и неудобные, что приходится выходить наружу, чтобы как следует разглядеть себя в зеркале, и каждая из этих оборванок купила по три платья: от Хлоэ, от Tea Портер и от Зандры Родс — ни одно не дешевле двух тысяч долларов. Я спросил одну из них, почему бы ей не пойти в «Магазин грез» — мы, само собой, поиграли с ней немного в бильярд, — и она сказала, что заходила туда вскоре после открытия, но — Билли, я точно цитирую ее слова: «Слишком хлопотно наряжаться, чтобы идти за покупками в это чопорное занудное заведение со снобками-продавщицами».

— Это сказала та, что в теннисных шортах, или та, что в грязных джинсах? — презрительно спросила Билли.

— Какая разница. Дело в том, что я убежден: пока вы не примете концепцию «Диснейленд» и не сделаете торговлю развлечением, мое пребывание здесь бессмысленно. Если хотите, я могу подать прошение об отставке.

Билли с раздражением глядела на него. Он для разнообразия выключил свою чарующую улыбку, но говорил совершенно серьезно. Билли достаточно общалась с мужчинами, чтобы сразу распознать хитрость. Этот тип подразумевал именно то, что говорил.

— Боже, я начинаю думать, что купила «Джорджс», а не построила «Магазин грез»! — с горьким смешком сказала она, и на глазах у нее внезапно выступили слезы.

— Ничего подобного! «Магазин грез» может стать в десять paз лучше «Джорджо», потому что у вас есть три вещи, которых нет у них: площадь, Вэлентайн и я. — Спайдер почуял перемену ее настроения: последнее замечание убеждало, что Билли на сантиметр отступила от упорно удерживаемых позиций.

— А что вы предлагаете? Поставить бильярдный стол или одеть моих продавщиц как клоунов?

— Нет, это слишком просто, не надо подражания. Полное переоборудование, включая ваши безупречные примерочные. Им нужно придать индивидуальность, сделать призывными и симпатичными. На это потребуется, сверх тех миллионов, что вы сюда уже вбухали, еще семьсот или восемьсот тысяч долларов, но этого хватит, чтобы полностью преобразить магазин. Например: вы входите в передние двери после переоборудования и оказываетесь в самой необычной в мире очаровательной деревенской лавке, до отказа, битком набитой всякой нужной и ненужной всячиной: от старинных пуговиц до лилий в горшках, от грошовых леденцов в фирменной стеклянной банке, старинных игрушек, самых дорогих в мире садовых ножниц, писчей бумаги ручной работы, подушек из «бабушкиного одеяла», черепаховых шкатулок и свистков для приманивания птиц до… назовите сами чего. А сельская лавочка — это так забавно, что вы приходите в хорошее настроение, неважно, купили вы что-нибудь или нет. Как я рассчитываю, там будут делать покупки на обратном пути, приобретать сувениры и подарки под влиянием секундного порыва, но эта лавочка станет преддверием к веселой ярмарке.

Ярмарка, Билли, займет основную часть первого этажа. Для мужчин мы откроем бар. И пока они ждут своих дам, они не будут чувствовать себя идиотами, загнанными в место, предназначенное только для женщин, а мы в это время предложим им новейшие игровые автоматы всех видов, электронные, и хотя бы четыре столика для триктрака, и, конечно, отдел для мужчин — только аксессуары, но лучшие в мире. Может быть, пара теннисных столов, в этом я не уверен. Оставшаяся часть зала, кроме дальнего конца, станет галантерейным раем для женщин — горы красивейших игрушек, лучших, самых дорогих, новейших, самых изысканных — вы понимаете, о чем я, — но все подано так, что вызывает ощущение изобилия, желание потрогать, подержать, и они не устоят. Тысяча и одна ночь. Сокровищница султана. Поэтому они и покупают, Билли. Не потому, видит бог, что им нужна еще одна сумочка или шарфик, а просто потому, что это очень здорово выглядит. Они хотят, чтобы их искушали, — они могут себе это позволить. А в заднем помещении будет зимний сад в стиле короля Эдуарда, уютный, интимный, старомодный, где можно восстановить силы чаем с булочками, или шоколадным напитком, или бокалом шампанского. И разумеется, все витрины и прилавки можно будет легко передвигать — даже стены между деревенской лавкой и зимним садом можно сделать раздвижными — так что на вечерах хватит места и для оркестра, и для танцующих… — Он перевел дыхание.

— Танцующих? — странным тоном спросила Билли.

— Разумеется. Нам придется закрыться на переоборудование, а потом мы устроим праздничный бал в честь открытия. И далее вы будете устраивать вечера с танцами дважды в месяц. Стоимость перепланировки первого этажа в танцзал я включил в планы переоборудования. Ведь, кроме благотворительных вечеров и очень редких частных вечеринок, женщинам здесь некуда одеваться. Они хотят одеваться, какая женщина не хочет, но хозяйки взяли привычку устраивать камерные вечеринки, довольно неофициальные, кроме самых торжественных случаев. Так что, если вы начнете устраивать вечера с танцами, только для приглашенных, дважды в месяц, женщины будут вынуждены покупать много красивой одежды, правда? И еще, примерно раз в месяц, в нудные воскресные вечера, когда в этом городе больше нечем заняться, мы организуем вечера азартных игр. Призом станет платье от «Магазина грез», но игра пойдет по-настоящему. Деньги, конечно, направим на благотворительность, но это дешевле, чем ехать в Лас-Вегас, и а миллион раз шикарнее; им придется одеваться для этого и…

— Одежда, Спайдер, куда мы денем одежду, пока они будут танцевать? — Теперь в голосе Билли звучала только одна интонация — любопытство.

— О, одежды здесь не будет. Мне казалось, я говорил. Одежда — самое серьезное развлечение в «Магазине грез». Торговать мы будем наверху. Только таким образом наши покупательницы смогут по-настоящему остаться наедине с зеркалом. Боже, даже в «Саксе» на Парк-авеню висят только занавески, которые как следует не закрываются — каждый проходящий может увидеть женщину в нижнем белье. Каким бы дорогим ни было платье, я не понимаю, почему им это сходит с рук. Нет, если вы придете в наш магазин покупать, вы подниметесь наверх, и вас обслужат по первому разряду: примерочные, роскошь, бесплатный обед, массаж ног, помните? Если вы даже просто пришли посмотреть, вас обслужат, как принцессу. Те, кто приходит «просто посмотреть», когда-нибудь станут нашими покупателями.

— Спайдер, все это очень интересно. Но как наши покупательницы узнают, что у нас есть наверху? На первом этаже, вы говорили, будут только галантерея и подарки. Не понимаю, как вы могли это упустить, — медленно произнесла Билли.

— Я как раз подошел к этому, Билли. На первом этаже, где в любом случае будут толпиться покупатели, у нас будет большой постоянный штат манекенщиц, может, дюжина, а может, и больше. Они будут переодеваться каждые несколько минут и проходить по этажу, демонстрируя то, что есть в продаже. Я ненавижу куклы-манекены, они отвратительны, но девушки-манекенщицы вызовут желание пощупать ткань, задать вопросы и увидеть себя в этом платье, — модели сделают то, чего не может вешалка. Что до витрин, говорил ли я, что они круглый год будут битком набиты красивыми штучками, как утром в Рождество? Меняя их каждые три дня, мы будем собирать толпы — смотрите, я сейчас нарисую…

— Не беспокойтесь, Спайдер, — снова перебила Билли. — Правильно ли я поняла, что вы хотите превратить «Магазин грез» в подобие дешевого пассажа с игровыми автоматами, грошовыми леденцами, бесплатными обедами, сексуальными примерочными, толпами фланирующих манекенщиц, массажем ног, игровыми и танцевальными вечерами, или я преувеличиваю? — Она отчеканивала каждое слово, словно читала список белья для прачечной.

— В целом так. — У Спайдера было заготовлено куда больше идей, но он решил, что за это он будет бороться. Если она не понимает…

— Мне это нравится! — Билли вскочила из-за стола, словно подброшенная взрывом, и поцеловала ошарашенную Вэлен-тайн, которая только рот успела раскрыть. — Вэлентайн! Дорогая! Мне это нравится!

— Говорят, — сказал Спайдер, — что у каждого два дела: его собственное и шоу-бизнес. — Он отделился от стены, чтобы одарить Билли поцелуем, который, по его мнению, она предназначала ему, но постеснялась предложить. Он подумал, что начинает понимать ее. Стерва, но не безнадежно глупа.

На следующее утро «Магазин грез» закрылся на переоборудование. Билли целый день провисела на телефоне, разыскивая знаменитого на весь мир декоратора Билли Болдуина, которому задумала поручить переоборудование двадцати четырех примерочных по индивидуальным проектам. Он никогда раньше не занимался подобной работой, но у нее сложились с ним хорошие деловые отношения: он перестраивал принадлежавший ей и Эллису «Шерри-Незерланд», дом на Барбадосе, и виллу на юге Франции. Они понимали друг друга, и Билли Айкхорн рассчитывала, что Билли Болдуин уделит внимание ее примерочным. Первый этаж она поручила Кену Эдаму, блестящему театральному художнику, потому что, в сущности, помещение должно было производить театральный эффект, как сценические декорации.

Билли не просто сохраняла присутствие духа при неудачах, это было ее призванием. Теперь, приняв основную концепцию Спайдера, она изо всех сил желала убедиться, что все делается как нельзя великолепнее. Уступив идее построить в магазине ресторан, она переманила из «Скандии» одного из лучших поваров и предоставила ему полную свободу действий на кухне. Спайдер, воображавший себе простой поднос с сандвичами, ошеломленно слушал, как она совещалась с поваром о том, сколько нужно заказать в Шотландии копченой лососины, в Иране — икры, в Бельгии — цикория, в Мэриленде — крабового мяса, в Париже — свежевыпеченных круассанов. Простой поднос превратился в специально сконструированный складной столик, фарфор предполагалось закупить невообразимо дорогой марки «Блайнд Эрл», хрусталь — из Штойбена, столовое серебро — от Тиффани, скатерти и салфетки для столиков — из классического провансальского набивного ситца от Пьера Де на Родео, потому что Билли считала, что Порто всем надоел.

Спайдер взялся написать для Билли Болдуина памятку, потому что не был уверен, что тот правильно понял, что имелось в виду под «сексуальными примерочными».

Уважаемый мистер Болдуин!

Наши покупательницы приходят сюда отчасти потому, что имеют непреодолимое желание потратить деньги, отчасти потому, что им нужно новое платье, но в основном из-за того, что хотели бы разнообразить свою жизнь толикой романтики, однако при этом не обманывать мужей. Они утонченны, капризны, избалованы, влюблены в себя, много путешествовали и считают себя очень молодыми, невзирая на возраст. Как женщины, они хотят, чтобы их ласкали, физически… Грубо говоря, можете считать их тягу к удовольствиям наркотической.

Дайте волю фантазии. У вас будет не одна клиентка, а сотни. У каждой примерочной будут собственные почитатели, превратите ли вы ее в виллу в Портофино, марокканский сераль или будуар королевы Анны в Кенте. Единственные наши требования — большой гардероб или встроенный шкаф, в котором можно хранить аксессуары к одежде, побольше зеркал и удобный предмет мебели, на котором покупательница сможет вытянуться во весь рост. Наконец, рискуя выглядеть непристойным, смею ли я предложить, чтобы обстановка и атмосфера комнат были такими, чтобы там оказалось уместным — за ширмой в уголке — биде? Я не хочу сказать, что мы действительно поставим там биде, однако сама атмосфера должна предполагать возможную потребность в этом удобстве.

С восхищением и уважением, Спайдер Эллиот

На встроенных шкафах настояла Билли. Она знала, что женщины, отправляясь за покупками, обычно надевают самые удобные старые туфли и оставляют дома лучшие драгоценности. Для нее была невыносима мысль, что покупка платья из га-ланосского шифона может не состояться из-за того, что у женщины нет вечерних туфель и нитки жемчуга, которые дополнят платье и решат вопрос в пользу покупки. Она собиралась держать в шкафах большой выбор новой обуви, шарфов и драгоценностей, предназначенных не для продажи, а как дополнение к нарядам.

Основным личным вкладом Билли в новый магазин стала ее способность переманивать персонал. С тех пор как она много лет была заядлой покупательницей, ее знали все продавщицы города, и, вооружившись убеждением, что знание французского гроша ломаного не стоит по сравнению с обаянием и теплотой, она превратилась в истинную похитительницу людей: сначала она увела из «Сакса» на Парк-авеню Роузл Кормен, исполненную достоинства, спокойную и привлекательную; потом — самостоятельную богемную Маргариту из «Джорджо»; благоразумную Сью с прической «конский хвост» из «Алана Остина», Элизабет и Мирей, двух маленьких француженок из «Диналло», доброжелательную блондинку Кристин и мягкую рыжую Эллен из «Дженерал Стор», тактичную восторженную Холли из «Чарльз Гэллей» и еще с дюжину лучших продавщиц города. Она наняла лучших специалистов по переделке одежды, их возглавила Генриетта Шор из «Сакса». Единственной ее неудачей была очаровательная Кендалл, не пожелавшая покидать «Дорсо» ни за какие коврижки, но, как с разочарованием была вынуждена признать Билли, «Дорсо» — место особое. Билли также организовала службу доставки для покупательниц-мульти-миллионерш, в каждом магазине находящих для себя удачную покупку.

Пока магазин был закрыт, Вэлентайн и Билли изучали запасы товара. С того дня, когда универмаг был задуман, Билли сама себе служила закупщицей. Главная ее претензия ко всем остальным магазинам Беверли-Хиллз сводилась к тому, что она никогда не находила там вещей, которые ей нравились. Она была уверена, что, будь у нее время съездить в Нью-Йорк и просмотреть все коллекции, предназначенные для оптовой продажи, она бы выбрала гораздо более интересный товар.

Но Билли не понимала главного в закупках. В этом была такая же абсолютная и катастрофическая ошибка, как и в попытке воспроизвести «Диор». Вэлентайн тоже не числилась в профессиональных закупщицах, но она хотя бы четыре года тесно сотрудничала с закупщиками на Седьмой авеню, а до того успела близко познакомиться с точкой зрения закупщиков Бальмэна, ибо она высказывалась на репетиционных просмотрах новой коллекции и предопределяла в горячих спорах, понравится или нет то или иное платье. Она, щадя Билли, осторожно раскрыла ей страшную тайну: в закупках нужно опираться не на личный вкус закупщика, а на запросы и уровень вкуса покупателей.

Искусство приобретения товаров для магазина очень сложная штука, и даже для хорошо обученных многоопытных ветеранов этого дела, прошедших через долгие годы успешной работы, каждый новый сезон чреват провалами. Бывают явные провалы, продиктованные ошибками в оценках и необоснованной уверенностью в подготовленности покупателей к новым моделям. Некоторые ловушки, грозящие провалом, предвидеть невозможно: задержка поставок, вещи, исполненные в иной ткани, изменения политики Седьмой авеню, несоответствующая погода, взлеты и падения ценных бумаг на фондовой бирже.

Билли чувствовала, что ее раздражение по поводу маленького объема товарооборота стихает — в конце концов такое может случиться с каждым магазином. Когда Вэлентайн заметила, что Билли уже не так болезненно реагирует на проблему товарных запасов, она отважилась ей намекнуть, что, может быть, многие когда-то заказанные вещи для большинства женщин слишком «глубокомысленны» — недоступны пониманию. Да, предельно шикарная женщина, такая же высокая, как Билли Айкхорн, может позволить себе носить все, что предлагает на выбор «Магазин грез», но где же одежда для женщин, которые не так хорошо разбираются в тонкостях моды, где красивая одежда хорошего тона, эротичная, женственная, соблазнительная одежда, а где откровенно шикарная одежда? Короче, где то, что будет продаваться? Где непритязательные, скромные вещи, «малые номера», удовлетворяющие многим различным нуждам одновременно, но при этом не такие яркие и запоминающиеся, чтобы их можно было носить часто? Неужели Билли не понимает, что женщины, отбирая в «Магазине грез» коллекционную авторскую одежду модельеров, желают наряду с таковой приобрести и спортивную одежду, отдельные предметы к комплектам, пляжные костюмы, повседневные платья? Пусть такие товары дешевле, по почему доллары должны течь в другой магазин? Конечно, они не допустят снижения качества, толковала Вэлентайн, но горизонты нужно расширить.

— Вы очень коварно уводите меня куда-то, Вэлентайн, — заметила Билли.

— Но очень разумно, — парировала Вэлентайн.

— И надеюсь, хорошо все обдумав?

—Да.

— И это означает?.. — Билли попыталась увидеть хоть на шаг дальше, чем эта нанятая ею дьявольская штучка.

— К открытию мы должны полностью обновить склады. Мне, разумеется, придется поехать в Нью-Йорк, а также в Париж, Лондон, Рим и Милан к модельерам готовой одежды. Еще есть время, пока не поздно, сделать заказы на осенне-зимний сезон. Для спортивной одежды придется нанять еще одного закупщика, может быть, двух, но у нас должен быть лучший товар. Наши покупательницы ленивы, они не хотят парковаться поблизости и вылезать из машины только для того, чтобы купить платье лишь одного предназначения, а затем ехать дальше и снова парковаться, чтобы приобрести брюки, свитера и блузки.

— Теперь я вижу предстоящий объем закупок и предчувствую опасности, которые нам грозят, если вы неверно угадаете номенклатуру… — задумчиво сказала Билли. — Как вы думаете — ведь, в конце концов, вы никогда не делали закупок для магазина, Вэлентайн, — так как вы думаете, может быть, нам стоит для поездок в Нью-Йорк и Европу нанять человека с большим опытом, чем ваш?

— Как вы пожелаете! Пригласив меня на работу, вы хотели, чтобы вашим закупщиком была я. Но я буду удовлетворена, оставшись всего лишь модельером на заказном пошиве… разумеется, на тех же условиях. Или испытайте меня. В худшем случае мы потеряем один сезон.

Билли притворилась, что взвешивает возможности. Уже поздно кого-то искать, она это знает, и Вэлентайн тоже знает. У них нет ни минуты, чтобы искать другого закупщика, — Вэл следовало бы выехать за закупками неделю назад.

— Моя тетя Корнелия любила говорить: «Потратил пенни, потрать и фунт», и еще: «Если дело стоит того, чтобы его делать, оно стоит того, чтобы делать его хорошо».

— Весьма разумная женщина, — ровным тоном заметила Вэлентайн.

— Да уж, конечно! Когда вы сможете отправиться?

Среди опытных путешественников частенько можно услышать споры о том, какой аэропорт менее удобен: чикагский международный О'Хейр или лондонский Хитроу. Вэлентайн никогда не бывала в Чикаго, и, похоже, ей не грозило попасть туда, поэтому она с определенностью и без заминки назвала бы Хитроу преддверием ада: вот она в плотном вязаном пальто, с тяжелой ручной кладью тащится почти километр по гулким стеклянным коридорам, за которыми чернеет сырая английская ночь, спешит вперед, чтобы обнаружить, что ей предстоит преодолеть еще с добрый километр движущегося тротуара; она ступает на плоскую металлическую решетку, и та зловеще дрожит, но это все же лучше, чем плестись пешком; к тому времени, как она проходит британский паспортный контроль и добирается до таможни, она уже чуть не плачет от усталости. Стремительная, как вихрь, поездка истощила ее умственно и физически. Она страстно желает, чтобы «Магазин грез» добился успеха, но, как бы хитро Эллиот его ни оформил, если товар не будет соответствовать требованиям весьма специфичных покупателей, которых она изучала в Беверли-Хиллз и на вечеринках, устроенных для Эллиота, будущего у магазина нет…

Но когда она довольно быстро прошла таможенный досмотр, ее единственная мысль не имела никакого отношения к магазину. Ей предстояло разыскать служащего из «Савоя» — напоследок Билли дала четкие указания.

«Найдите человека в серой униформе и фуражке с надписью „Савой“ на околыше. Он стоит там в ожидании тех, кто заказал номер в системе „Савой“. Я устроила так, чтобы вы остановились в „Беркли“. Это лучший отель, по крайней мере, мне так говорили, и о вас там хорошо позаботятся».

Вэлентайн заметила высокого, приветливого человека в ладно сшитой серой униформе и с радостью поспешила к нему.

— Я мисс О'Нил. Мне заказан номер в «Беркли». Не могли бы вы поймать такси и помочь мне хоть как-нибудь с моим багажом?

Он смерил ее взглядом, в котором сквозила точно отмеренная доза уважения и восхищения, словно знал ее много лет и всю жизнь прождал в аэропорту, надеясь, что она когда-нибудь прилетит.

— О, мадам! Да, конечно, мадам! Очень рад, уверяю. Надеюсь, вы неплохо долетели из Парижа. Носильщик! Носильщик! Следуйте за мной, мадам, не беспокойтесь о носильщике, он прибудет через минуту. — Он принял поклажу и пальто из рук Вэлентайн и быстро зашагал вперед, а она, еле передвигая ноги, потащилась следом. Машина с водителем! Вот как позаботилась о ней Билли, подумала Вэлентайн, когда человек из «Савоя» указал ей на неожиданно огромный серый «Даймлер», в котором за стеклянной перегородкой сидел шофер в униформе.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — раздалось сбоку. Она плюхнулась на заднее сиденье, услышав голос Джоша Хиллмэна. Вэлентайн уставилась на него, не веря своим глазам.

— Ты спрашиваешь себя, сколько дать на чай человеку из «Савоя» и сколько дать носильщику. Не беспокойся, я о них позаботился.

— Что ты здесь делаешь?

— Похитил тебя — ты полностью в моей власти.

— О, Джош! — Она еле уселась: смех разбирал ее. — Ты играешь не хуже Богарта.

— Вэлентайн, Вэлентайн, я так скучал по тебе! Я должен был приехать: когда ты уехала так внезапно, я подумал, что сойду с ума. Никогда мне не приходилось летать на второе свидание за шесть тысяч километров, но я бы прошел это расстояние пешком, лишь бы увидеть твое маленькое, скорбное лицо.

— Но я не понимаю. Как ты сумел уехать? Что ты сказал жене? — Вэлентайн ухитрялась задавать вопросы между почти непрерывными поцелуями, которыми он покрывал ее лицо так настойчиво, что десять километров до Лондона промелькнули быстрее, чем она успела задать последний вопрос.

— Уехал в Лондон по делам. Молчи, дорогая. Не задавай вопросов. Не углубляйся в подробности, просто знай, что я здесь.

Вэлентайн расслабилась. Он прав. Сейчас у нее нет сил во что-либо вникать.

— Разбуди меня, когда доедем до Букингемского дворца, — прошептала она и сразу уснула в объятиях Джоша.

Через полчаса он разбудил ее поцелуем: машина подъезжала к Букингемским воротам. Они медленно ехали по Мэлл мимо парка Сент-Джеймс с огромными деревьями, казавшимися в темноте древними и сказочными, а по другую сторону возвышался великолепный Карлтон-Хаус-Террас. Вэл все крутила головой|, пытаясь разглядеть освещенный дворец. Впереди неясно вырисовывались очертания арки Адмиралтейства. Для тех, кто любит Лондон, это сама лучшая прогулка на свете.

Вэлентайн, никогда раньше не бывавшая в Лондоне, трепетала от восторга. Когда они добрались до отеля, она в изумлении увидела огромный холл, украшенный знаменами, словно полковая столовая. В углу тихо жужжал телекс, по мраморному полу бесшумно сновали вышколенные мужчины и юноши в униформах, у каждого были четко определенные обязанности в работе отлаженного механизма отеля, хотя она и не могла догадаться какая. Они с Джошем долго шли по этажу следом за молодым розовощеким коридорным, пока не добрались до своего номера. Как только коридорный ушел, Вэлентайн подбежала к окнам, раздвинула портьеры и замерла, затаив дыхание.

— О, Джош, подойди скорее, посмотри, лунный свет отражается в реке, а если перегнуться через подоконник, то видно… по-моему… да, здание Парламента, а на другом берегу… что это за освещенное здание… и смотри, прямо под нами, сад и памятник… что это, объясни скорее. Билли никогда не говорила, что из окон «Беркли» открывается такой вид.

— Может быть, это потому, милая Вэлентайн, что «Беркли» стоит не на Темзе.

— Но где мы?

— Конкретно где? Мы над садами на набережной Виктории. Внизу игла Клеопатры, на том берегу — Королевский фестивальный зал, а если говорить совсем точно, то в номере Марии Каллас в отеле «Савой».

Вэлентайн медленно осела на одну из бархатных кушеток. Ее окружала роскошная, обшитая деревом, обставленная чиппендейловской мебелью гостиная, в камине пылал огонь. Все было так прелестно, будто в старомодном романе: невинная девушка, попавшая в беду, в конце пути встречает загадочного полузнакомого красавца, ее привозят в неизвестный отель в незнакомом городе, окружают подавляющей роскошью.

— Ваши цели бесчестны? — спросила она, искоса сверкнув на него взглядом, не выдававшим почти ничего.

— Боже, надеюсь, что да! — простонал он..

Для ужасно важного степенного юриста, сбросившего служебные оковы, цепи Страссбергера, Линкина, жены и троих детей ради того, чтобы сбежать в Лондон вслед за не выходившей из его головы капризной неуловимой девчонкой, слово «бесчестный» вряд ли подходило, но оно было так многозначительно.

— В таком случае, — надменно заявила Вэлентайн, — прежде всего мне нужна горячая ванна, холодная водка, суп и… и мне нужно распаковать вещи.

Джош нажал три кнопки на небольшом металлическом прямоугольнике, вделанном в боковой столик. Через минуту в дверях стояли трое: рассыльный, горничная и официант.

— Пожалуйста, приготовьте мадам ванну и застелите постель, — велел он горничной. — Мне нужна бутылка польской водки, две бутылки «Эвиан», ведерко льда, горячий протертый овощной суп и поднос сандвичей с цыплятами, — сделал он заказ официанту. Рассыльному он приказал: — В спальне багаж мадам. Будьте добры, распакуйте его и выберите вещи, которые нужно погладить. Они нужны к завтрашнему утру.

Все трое бесшумно исчезли, каждый озадаченный своим поручением.

— Это не самый фешенебельный отель — они все в Уэст-Энде, — но в сервисе с ними никто не сравнится.

Оба задумчиво помолчали после того, как ушли горничная и рассыльный.

— Мне нужно предупредить тебя только об одном.

— О чем?

— Ради бога, не утони в ванне. Она очень глубока и чуть не на метр длиннее, чем ты.

— Возможно, мне понадобится телохранитель.

— Не исключено, но не для первой твоей ванны, дорогая, не то мы утонем оба. А вот и горячий суп.

— Официант, наверное, шокирован?

— Только не официант в «Савое».

Вэлентайн исчезла в ванной, пленительно оглянувшись: в ее глазах сверкнула неосторожная искорка, полуулыбка, манившая, как нераспечатанный рождественский подарок в красивой упаковке. Джош, которого не соблазняли уже лет двадцать, остолбенел на добрых четыре секунды, а потом принялся отчаянно выпутываться из пиджака.

Ни горничная, ни рассыльный, ни официант ничуть не удивились. Позже они поболтали об этом. В номере Марии Каллас — она любила тут останавливаться, приезжая в Лондон, — такие сцены были скорее правилом, чем исключением.

— Может быть, что-то в воздухе, — предположил рассыльный.

— Не удивлюсь, — фыркнула горничная. Последнее слово, как всегда, осталось за официантом:

— Говорил я жене, это все игла Клеопатры, говорил я ей. Порочная была женщина.

Джош и Вэлентайн провели там пять дней, не заботясь об осторожности, пять скрытых от взоров внешнего мира, ничем не потревоженных дней, и для них существовало только одно — чудесные плотские наслаждения и восторг блаженного неблагоразумия. Они понимали, что когда-нибудь в будущем придет время расплаты, но это время еще так далеко, что с ним можно не считаться, его все равно что нет.

Вэлентайн быстро и уверенно уладила все дела у Зандры Родс, Билла Джибба, Джин Мьюр и Tea Портер. Джош сделал несколько телефонных звонков и послал кучу сообщений по телексу, но все оставшееся время они проводили в роскоши «Савоя», выбираясь на улицу, только чтобы посмотреть Лондон и поужинать в «Трэмпе», «Дроуне», «Тиберио», клубе «Белый слон» или обеденном зале «Коннота». Они вкусили от удовольствия пребывания на людях, не смешиваясь с людьми и принадлежа лишь друг другу.

В начале каждого романа бывает период, когда влюбленным необходимо демонстрировать друг друга, любуясь отражениями любимых и себя в глазах и на лицах окружающих. Даже торжественнейшая обстановка для них не более чем театральная декорация. Неужели в этой самой лавандово-золотой галерее Сайон-Хауза, длинной и мрачной, несчастная леди Джейн Грей четыреста лет назад приняла корону Англии? Как, наверное, остальные туристы восхищаются Вэлентайн, думал Джош, проходя по галерее и прислушиваясь к печальному рассказу гида.

Им еще рано было обсуждать характер своих отношений. Вэлентайн невероятно согревал его восторг перед ее телом, физическим обликом, она впервые жила полной жизнью. Никогда прежде не доводилось ей изведать такое чисто физическое ощущение: проснуться в постели, хранящей запах их страсти, почувствовать, как разгорается Джош, вновь дотронувшись до нее. Острые запахи их тел смешивались, и она уже не могла понять, она ли впитала его запах или это он пахнет ею. Она старалась запомнить запах Джоша и постели в «Савое». Она понимала, что образ мужчины и кремово-розовой спальни в стиле арт-деко с большими эркерами, за которыми открывался вид на Темзу, останется в ее памяти навсегда, может быть, станет расплывчатым или искаженным, но не исчезнет совсем, а этот запах… она вдыхала его и уже начинала по нему тосковать. Впервые в жизни Вэлентайн было даровано изведать полное пресыщение чувств: эти долгие часы в полумраке, когда живешь только для того, чтобы жить, когда всего вдоволь, когда радость тела делает весь мир прекрасным.

Джош упивался изумительной свободой — прорвалась плотина обязанностей, исчезли указатели, что вели его по прямому пути с того дня, как он выучился читать и спрашивать себя, к чему это приведет и что за этим последует. То мгновение, которое в любой, претендующей на постоянство, любовной связи решает ее исход, им пока не грозило: приход его отдаляло негласное обоюдное признание того, что пытаться обдумывать будущее — просто глупо.

— Не думаю, что смогу когда-нибудь заниматься любовью с мужчиной, у которого грудь не волосатая, — говорила Вэлентайн, прижавшись носом к его груди и вдыхая, как страстный гурман, запах его темных волос, в которых проглядывала седина. — А ты? — И это был самый серьезный ее вопрос за пять дней.

Вэлентайн летела другим рейсом и на день раньше Джоша. После каждой деловой поездки его в аэропорту непременно встречали жена и кто-нибудь из детей. При мысли об этом Лос-Анджелес вновь возник из небытия перед Джошем. Даже в аэропорту, перед отлетом, Вэл не заговорила ни о следующей неделе, ни о следующем месяце. А что она могла рказать? Она узнает будущее, только когда оно само распахнется им навстречу. Казалось, ее пронзила игла ирландского фатализма, давно засевшая в ее порывистой душе. Ничто не побудило бы Джоша Хиллмэна сильнее влюбиться в нее, чем этот отказ планировать, рассчитывать, организовывать и это стремление покориться и повиноваться мимолетности. Она не пыталась пришпилить его, добиться гарантий на будущее, чего-то потребовать и этим сводила его с ума. Что это? Два корабля разминулись в ночи? Чушь! Он добьется этой женщины, чего бы это ни стоило ему. Он посмотрел ей вслед сквозь последнюю дверь, заметил в ее глазах влюбленное «прощай», отметил и беззаботность ее легкой быстрой походки и едва не бегом бросился к поджидавшему его автомобилю. «Британский музей», — приказал он шоферу. Только эти монументальные каменные залы, хранящие суровую добычу веков, соответствуют своей мрачностью его ощущению одичалости, покинутости.

Билли Айкхорн

имеет честь пригласить вас на праздничный

вечер в «Магазин грез».

Первая суббота ноября 1976 года,

9 часов вечера.

ТАНЦЫ

ВЕЧЕРНИЙ ТУАЛЕТ

Незадолго до того как были разосланы приглашения, «Вумен веар» предсказала, что этот вечер станет самым славным с тех пор, как Трумен Капоте открыл публике Кей Грэм. Когда Билли спросила, кого приглашать, Спайдер ответил:

— Всех.

— Но я незнакома со «всеми», Спайдер. О ком вы?

Работая с ней бок о бок над возрождением магазина, Спайдер заметил, что Билли, непонятно почему, держится в стороне от светской жизни, в которой, ему казалось, она должна была бы участвовать. Ее личная жизнь при отсутствии семейных связей и близких друзей представлялась ему до странности пустой. Откуда ему было знать, что она, в сущности, большую часть жизни провела в одиночестве. Так уж сложилась ее жизнь. В юности она потеряла — возможно, навсегда — способность легко заводить друзей. От долгих лет в положении отверженной на душе у нее остались шрамы, которые не исчезнут, какие бы внешние перемены ни наступили. Покинув Бостон, она рассталась с семьей. Выехав из Нью-Йорка после инсульта Эллиса, она никого не подыскала себе взамен тамошних знакомых, из которых, кстати, никто, кроме Джессики, не был ее близким другом. В Лос-Анджелесе она могла бы начать все сначала, но годы забот и почти полной изоляции в цитадели Бель-Эйр не позволяли ей наладить тесные связи с другими женщинами.

Хотя миллионы читателей газет и журналов знали, что имя Билли означает Билли Айкхорн, так же как моментально вспоминали фамилии Лайзы или Джекки, сама Билли так до конца и не свыклась с ролью знаменитости. Она не чувствовала себя известной. Еще в Нью-Йорке Эллис учил ее не доверять мелочным людям, которых в совокупности обычно называют «светом», и сейчас она с радостью пребывала в стороне от светского круга. Перебравшись в Калифорнию, она не сделала ни одного серьезного шага к тому, чтобы освоиться в лос-анджелесском высшем обществе. Кроме того, хотя Билли никогда не разделяла точку зрения бостонского светского общества, категорически заявлявшего, что никакой другой «свет» не заслуживает своего названия, у нее так до конца и не исчезли бостонские манеры и бостонский акцент; следствием этого и было то, что в чем-то она оставалась посторонней и, видно, останется навсегда.

— Даже если вы не знаете всех, они все знают вас, — настаивал Спайдер.

— Ну и что из того? Я ведь не могу приглашать совсем незнакомых людей, правда?

— Можете, черт возьми, — отрезал Спайдер. — Мы, леди, уже потратили около миллиона долларов, и будет просто позором пригласить только соседей.

— Ладно, Спайдер, если вы такой специалист, вы и составляйте список. — Билли спаслась бегством, на мгновение ощутив себя не у дел. С недавних пор рядом со Спайдером у нее часто возникало такое чувство. Ну и наглец, подумала она, злясь на собственную неискушенность в общении и контактах.

Спайдер с упоением взялся за дело. Список открывали имена важных местных персон, затем он вписал баронов и баронесс всего Западного побережья от мексиканской до канадской границ. Потом добавил избранных знаменитостей из Нью-Йорка, Чикаго, Детройта, Далласа и Палм-Бич. Не забыл и Голливуд — Новый и Старый. Светила моды, разумеется. Вашингтон? Почему бы нет? Если не президент Картер, то уж, по крайней мере, вице-президент Мондейл, и что это за вечер, если не приедет Тин О'Нил. Затем он вписал тех, кого называл Всемирными сливками общества, но это чертово стадо нужно тщательно отбраковать. Никого не забыли? О боже! Пресса! Спайдер стукнул себя по лбу. Ради нее все и затевалось. Он тут перебирает знаменитостей и политиков и совсем забыл о тех, кто их создает. Итак, пресса! Не только журналы мод и светской жизни, но и серьезные тузы массмедиа из «Пипл», «Нью-Йорк мэгэзин», «Нью Уэст», «Лос-Анджелес», а также из программ новостей, от Конде Наста до Херста. «Роллинг Стоунз»? Пожалуй, нет. Приедет ли Уолтер Кронкайт? А Нормат Мейлер? А Вудворд и Бернстайн? Если убрать все раздвижные стены и витрины, как планировал Кен Эдам, универмаг легко вместит шестьсот-семьсот человек. Значит, можно пригласить супружеские пары, потому что, уверял себя Спайдер, многие, где бы они ни жили, не поедут всего лишь на бал. Он не забыл и Джоша Хиллмэна с женой. Не слишком ли я увлекся, подумал он, глядя на лежащие перед ним страницы. Он вычеркнул несколько имен из Флориды и Техаса — часто ли они приезжают в Калифорнию? Затем, вновь просмотрев список, вычеркнул имена сомнительные — как с точки зрения их возможностей стать покупателями, так и по незначительности «звездной» величины. Наконец он остановился на трехстах пятидесяти парах и титуле «Главного Торжества десятилетия» для самого мероприятия. А может быть, «Последнее Великое Торжество»? Несомненно, это будет самый дорогой, самый привлекательный для прессы, самый поразительный вечер семидесятых годов, и он вызовет больше всего разговоров.

Недолго раздумывая, Билли решила провести бал в первую субботу ноября 1976 года, сразу после президентских выборов: те, чей кандидат проиграл, хотят забыться, а те, кто радуется исходу выборов, хотят отпраздновать событие. Кроме того, всем хочется отвлечься и не думать о политике, курсе фунта стерлингов и загрязнении окружающей среды.

Как только ушли последние аранжировщики цветов и осветители, появились буфетчики и принялись расставлять бары и столики. На первом этаже, приготовленном для танцев, устроили несколько больших баров. По замыслу Спайдера, в каждой из двадцати четырех больших примерочных установили буфет, бар и дюжину стульев. Предполагалось, что никто из гостей не минует второго этажа, который Билли Болдуин, работая так быстро, как ему еще никогда не приходилось в своей блистательной жизни, превратил в изумительное эротичное попурри из прелестных комнат. Каждый уголок помещения мог снабдить его менее изобретательных коллег идеями на много лет вперед. Внизу не прекращались танцы; три лучших ансамбля Питера Дачина чередовались так, что музыка не прерывалась ни на секунду. Двери в зимний сад в стиле короля Эдуарда были призывно распахнуты, приглашая гостей прогуляться в прелестном дворике позади магазина. Даже полнолуние наступило как раз вовремя. В теплой ночи было что-то волшебное; женщины в задуманном Кеном Эдамом освещении казались красивыми как никогда; мужчины чувствовали себя романтичными и сильными, может быть, просто потому, что их пригласили на самый славный праздничный бал, где так много звезд, а может, великолепие «Магазина грез» пробудило их самые смелые фантазии. Даже непрекращавшееся мерцание разноцветных лампочек вносило радостную ноту. А если кому-то не нравилось, что их фотографировали, значит, они из породы самых мрачных знаменитостей на свете, которых наберется не больше десятка.

«Магазин грез» распахнул двери в понедельник. К середине дня Билли, Вэл и Спайдер поняли, что одержали победу. Товары, заказанные Вэлентайн в августе, прибыли вовремя и наряду с лучшими образцами из более ранних закупок Билли мгновенно улетучились. Их расхватали, что на жаргоне называется «они ушли из магазина». В половине одиннадцатого утра Спайдеру пришлось позвонить в бюро и вызвать шесть временных секретарей и клерков только для того, чтобы оформить открытие новых кредитов. Шеф-повар, привыкший в «Скандии» перелопачивать горы продуктов, подготовился на совесть, но даже он был потрясен, увидев, что к концу дня огромные холодильники почти опустели. Четыре официанта, три помощника по кухне и два стюарда, подносивших вино, с ног валились от изнеможения. Продавцы не верили своим глазам: никому из них не доводилось продавать такое количество товаров за один день. Обессиленные восточные массажистки были уже готовы все вместе подать в отставку, но передумали.

Вечером, когда двери закрылись, Билли, Спайдер и Вэлентайн собрались в кабинете хозяйки. Спайдер во весь рост вытянулся на полу, а Вэлентайн, целый день проработавшая продавщицей, рухнула на бесценный диван в стиле Людовика XV и сбросила туфли.

— Можем мы работать? — очень тихо спросила Билли.

— Как пить дать, можем, — сказал Спайдер.

— Не за горами рождественские распродажи, — задумчиво произнесла Вэлентайн.

— Мы это сделали! — завопила Билли.

— Как пить дать, сделали, — откликнулся Спайдер.

— Вы оба просто чудо! — восторгалась Билли.

— Как пить дать, чудо, — сказал Спайдер.

— Тридцать восемь женщин обратились ко мне с просьбами смоделировать для них оригинальные платья. Мне нужны ассистент, мастерские, работницы, ткани — все… — размышляла вслух Вэлентайн.

— Завтра получите все, что нужно, — заверила ее Билли.

— Как пить дать, получишь, — сказал Спайдер.

— А мне нужно уехать в еще одну деловую поездку. Уже сейчас я на несколько недель опаздываю на презентацию французской и итальянской готовой одежды весенне-летнего сезона, — устало констатировала Вэлентайн.

— Спайдер, скажите мне наконец, занимались ли вы когда-нибудь розничной торговлей? — спросила Билли.

— Ну что вы, Билли, с чего вы взяли, что нет? — рассмеялся Спайдер.

— Ведь сейчас он занимается, — промурлыкала Вэлентайн.

— Как пить дать, занимается! — ликуя, воскликнула Билли.

Всю неделю, а затем и весь месяц успехи магазина опережали самые смелые их ожидания. Даже когда у покупателей поубавилось любопытства и новизна ощущений перестала привлекать толпы, обычай делать покупки в «Магазине грез» не сошел на нет.

Деревенская лавочка, задуманная как шутка, веселая причуда, служила теперь основным местом покупки подарков и сувениров. Покупатели не подозревали, анализируя свои нужды и потребности, но мелочи и безделушки пользовались таким успехом, что к следующему Рождеству магазин выпустил радостно встреченный клиентами каталог для торговли по почте.

Обнесенный решеткой зимний сад с уютными закоулками, мягкими стегаными диванчиками, антикварными плетеными креслами и круглыми столиками, покрытыми утонченно-старомодным розовато-лиловым, как гортензия, вощеным ситцем, заставленный корзинами бегоний, цикламенов и орхидей, огромными папоротниками в горшках, облитый мягким вкрадчивым светом искусственного освещения, превратился в любимое место обмена праздными слухами и жизненно важной информацией в местном обществе, что во многих случаях представляет собой одно и то же.

Главный салон — «Веселая ярмарка» Спайдера вкупе с мужским отделом — «Пещерой Али-Бабы», где продавали женские украшения, с баром, столами для триктрака и игровыми автоматами — послужил заменой «Блумингдейлу». Именно этого, жаловались люди, так всегда не хватало в Беверли-Хиллз, такой игровой площадки для взрослых и места, где можно показаться на людях, потолкаться, поболтать. Зрелище изобилия, помноженного на изобилие, одновременно и возбуждает, и успокаивает.

Моделирование одежды вскоре стало отнимать у Вэлентайн столько времени и энергии, что Билли наняла еще двух опытных закупщиков, чтобы Вэл могла заниматься своим прямым делом, благодаря которому во многом держался престиж «Магазина грез». Однако главным закупщиком все же оставалась Вэл. Двое других — один по галантерейным товарам, другой по подаркам — постоянно находились в разъездах, и заказанные ими товары прибывали со всех концов света.

А что же Спайдер? Паучище курировал все, от гаража до последнего мальчика-рассыльного, от содержимого витрин до наполнения кухни. Но главной его обязанностью стало вынесение суждений об элегантности. Это занятие он придумал себе в первую же неделю работы магазина. Ни одна женщина не уходила из магазина, пока Спайдер не одобрит все ее покупки. Последнее слово оставалось за ним. Его вкус был безупречен. Перед ним стояли две задачи: убедить колеблющуюся женщину, что в определенном платье она неотразима, или отговорить от покупки того, что ей нравилось, но не шло. Он действовал напрямик, не заботясь о том, купит ли женщина что-нибудь. Он предпочитал проводить уходившую без единой покупки клиентку, чем знать, что, придя домой, она с сожалением поймет, что сделала ошибку. Если Спайдер замечал долю неуверенности, которую испытывала женщина, соглашаясь на то, что не вызывало у нее подлинного восторга, он пускался на все уловки, чтобы отговорить ее. По-настоящему он оставался доволен лишь теми покупками, при которых покупательница сама поддерживала его идею, словно это она пыталась продать вещь ему, демонстрируя свою убежденность. Будучи осмотрителен, он вечно ухитрялся заставить каждую покупательницу отказаться хотя бы от одной вещи, которая ей очень нравилась, чтобы, когда та придет домой, чувство вины от того, что она истратила уйму денег, исчезало при мысли о добродетели, которую она проявила, не купив желанную вещь. Чтобы выдержать инспекцию Спайдера, нужно было подобрать наряды, идеально подходившие клиенту, и при этом влюбиться в них, ощутить головокружение от желания, которое невозможно сдержать, словно оргазм. В конечном счете именно Спайдер, а точнее, его жесткий контроль за тем, что продастся и кому, а отнюдь не другие достоинства «Магазина грез» способствовали тому, что всего за год универмаг превратился в самый прибыльный, в пересчете на квадратный метр торговой площади, магазин предметов роскоши в Беверли-Хиллз, в Соединенных Штатах, во всем мире.