Сильнее разума

Глава 6

В тот вечер молодая женщина ужинала с Джованни и Лаурой. За столом царила тягостная напряженность. Мелиссе кусок в горло не шел, изысканные блюда на вкус были вроде соломы. Разговор ограничивался односложными, сдержанными репликами. Опасных тем не затрагивали вовсе: беседовали главным образом о погоде и о свадьбе, на которой чета Кавальканти побывала в Оксфорде.

А досаднее всего то, что нам просто-таки полагается искриться весельем, с тоской думала Мелисса. После всех страхов Джованни его жена распростерла молодой американке объятия. Отныне Мелисса Гринбери займет подобающее ей место в семье отца. Джованни открыто признает ее своей дочерью. Она сможет любить его, не таясь, никого не обманывая и не опасаясь ранить чувства Лауры. Вроде бы надо ликовать и радоваться. Но…

Но ей придется уехать. Двух мнений на этот счет быть не может. Не в силах она здесь оставаться, как бы ни хотелось ей войти в семью Джованни и узнать отца ближе. Отца, с которым Мелиссе суждено было познакомиться лишь на двадцать первом году жизни. Отца, о котором ей никто и никогда не рассказывал.

Лаура просто понять не могла поведения Барбары.

— Как же она не призналась Джованни в том, что беременна? — недоуменно спрашивала итальянка.

— Думаю, Барбара просто не хотела лишнего шума, — отвечала Мелисса. — Она ведь знала, что Джованни станет настаивать на заключении брака. А Барбара ни о какой свадьбе даже слышать не желала. Семейная жизнь всегда внушала ей глубокое отвращение. Дескать, брак ограничивает свободу женщины и все такое прочее. Так что ничего она Джованни не сказала. Уехала себе в Штаты и родила меня.

Молодая женщина говорила тихо, не поднимая глаз. Но, даже не глядя на отца, она всем своим существом чувствовала его боль — ведь и сама изведала ее в полной мере. Ее мать бездумно отняла у них обоих шанс узнать и полюбить друг друга…

— Может, оно и хорошо, что так все вышло, — еле слышно докончила Мелисса, посмотрев на хозяйку дома. — Ведь в противном случае Джованни, чего доброго, и впрямь женился бы на Барбаре… и был бы несчастен всю жизнь. Из моей матери хорошей жены не получилось бы…

— Зато у Джованни были бы дети, — так же тихо ответила Лаура. В глазах ее стояли слезы.

— Лаура, мне нужна ты и только ты! С детьми или без детей, но только ты одна!

Джованни завладел рукою жены и крепко стиснул ее тонкие пальцы. Мелисса чувствовала, как сильна любовь, удерживающая супругов вместе, помогающая выстоять в борьбе с общим горем. Какое это счастье, когда тебя так любят, непроизвольно подумала она.

Нет! Надо гнать эти мысли!

Что за горькая ирония судьбы: ее, Мелиссу, угораздило родиться у женщины, напрочь лишенной материнских инстинктов. А вот Лаура готова на все ради ребенка, которого у нее все нет и нет. Мелисса мысленно вознесла короткую молитву о том, чтобы заветное желание ее мачехи наконец-то сбылось. Краткий курс лечения, пройденный в Лондоне, вроде бы дал обнадеживающие результаты…

Что за благородное, великодушное сердце у Лауры, благодарно думала Мелисса. Она имела полное право возненавидеть меня с первой же минуты, а вместо этого приветила словно родную… Ах, если бы Джованни с самого начала положился на доброту и понимание жены и не стал бы скрывать от нее дочь, тогда бы, о, тогда бы ничего ужасно не случилось. Лаура бы не заподозрила самого худшего и не позвала на помощь брата…

И тут в голову Мелиссы пришла новая мысль — еще более мучительная и горькая.

А что было бы, если бы Джованни сразу ввел ее в свою семью, как только они вдвоем прибыли в Рим? Привез бы в свой дом, познакомил с Лаурой… и с ее братом? Перед внутренним взором молодой женщины тут же возникла картина: Луиджи приходит повидать сестру, и ему официально представляют новообретенную дочь Джованни, и он с самого начала знает, кто она… Боже, как мучительно об этом думать!

С ужасающей отчетливостью Мелисса представила себе, как Луиджи глядит на нее сапфирово-синими, исполненными восхищения глазами, берет за руку, произносит учтивые слова приветствия…

Резкий звонок телефона вторгся в грезы — и Мелисса очнулась. Луиджи исчез.

Вот она, горькая правда. Луиджи исчез. Навсегда исчез из ее жизни. Вот и ей необходимо уехать. Никогда ей больше с ним не свидеться. Никогда. Какое страшное слово!

Не то чтобы она не желает его видеть. Просто после того, как он с ней обошелся, по-другому и быть не может.

Решено: завтра она покинет этот дом, эту страну. Как дикий зверь обращается в бегство и прячется в логово зализывать раны — так и она убежит, скроется, исчезнет… Надо позвонить в аэропорт, узнать расписание рейсов. Как только отец договорит по телефону, она все ему объяснит, и он конечно же поймет и простит ее…

Джованни вернулся к столу, и молодая женщина открыла было рот, собираясь заговорить, но отец опередил ее:

— Мелисса… можно тебя на минутку, родная? — Голос его срывался от напряжения.

Она покорно поднялась и озадаченно огляделась по сторонам. Ощущение было такое, что все чего-то от нее ждут. Лаура не сводила с падчерицы глаз. Вот она на миг обернулась к мужу, словно напоминая ему о чем-то без слов. Затем встала, подошла к Мелиссе и сжала ее ладони в своих.

— Я причинила тебе много зла, — покаянно произнесла Лаура. — Я не хотела, но так вышло. Вернуть прошлое невозможно. Но то, что можно поправить, мы поправим. — И, наклонившись, мачеха расцеловала ее в обе щеки.

Глаза Мелиссы изумленно расширились. Церемонная торжественность момента передалась и ей. А в следующий миг Лаура просияла счастливой улыбкой.

— Мне очень горько… но при этом я так счастлива, что просто слов не нахожу! — Она крепче стиснула руки Мелиссы. — Ты просто не представляешь, как я ждала этого дня! Я понимаю: все должно было быть совсем иначе, по-другому, но я все равно себя не помню от счастья! Нарадоваться не могу, что это ты, ты, и никто иной!

Мелисса недоуменно глядела на мачеху. Смысл восторженной речи от нее ускользал.

Джованни легонько коснулся ее плеча, увлекая за собой. Вполголоса сказал что-то Лауре по-итальянски, та кивнула. И вновь в комнате воцарилась атмосфера напряженновыжидательная, только лицо Лауры по-прежнему сияло внутренним светом.

Все так же недоумевая, Мелисса поспешила вслед за отцом. Может, ей необходимо какие-нибудь документы подписать или что-то в этом роде…

Отец и дочь вышли из просторной гостиной, пересекли отделанный мрамором вестибюль и поднялись по мраморной лестнице. Каблучки Мелиссы звонко цокали по ступеням — казалось, в тишине этот звук эхом разносится по всему дому.

Джованни толкнул тяжелую дубовую дверь и отступил на шаг, пропуская дочь вперед. Мелисса переступила порог — и застыла как вкопанная.

Луиджи!

Слепо, инстинктивно, она повернулась к двери. Бежать, бежать со всех ног! Но отец поймал ее за плечи и удержал на месте.

— Дитя мое… я понимаю, все понимаю. Но надо пройти и через это. Ты должна, слышишь.

За его сердечностью и искренним сочувствием ощущалась неумолимая твердость. Мягко, но решительно Джованни развернул дочь обратно, чуть подтолкнул вперед — и захлопнул дверь.

Мелиссе отчаянно хотелось зажмуриться, закрыть руками лицо. Но как можно? Ведь Луиджи стоит в каких-нибудь десяти шагах от нее и глаз с нее не спускает. Что за эффектный антураж, отметила она той крохотной частью сознания, что еще способна была реагировать на окружающий мир. Массивный письменный стол из мореного дуба, на нем — пишущая машинка, тут же — кожаные кресла, заставленные книгами полки, пухлые журналы… Кабинет делового мужчины. Место, где совершаются сделки и заключаются контракты, подписываются документы и соглашения.

В этот антураж Луиджи — в светло-сером деловом костюме — вписывался просто идеально.

Что может быть хуже, думала Мелисса, чувствуя, как ее исстрадавшееся сердце разбивается на миллион осколков и каждый кинжалом впивается в плоть. Ну почему при одном лишь взгляде на Луиджи, на его широкие плечи, на высокую, мускулистую фигуру, на чеканные черты лица и сапфирово-синие глаза у нее подкашиваются ноги и сама она тает, точно воск в огне?

Ох уж эти сапфирово-синие глаза!

Глаза, затененные длинными ресницами. Глаза, что смотрят сквозь нее, словно не замечая. Глаза, лишенные всякого выражения.

Мелисса до боли вонзила ногти в ладони. И только тут заметила, что у Луиджи на виске заметно пульсирует голубая жилка. Да он же тоже напряжен, тоже нервничает!

Но почему? Зачем Джованни вздумалось подвергнуть ее этой пытке? Откуда такая жестокость к родной дочери?

Молчание грозило затянуться до бесконечности. Или это только так показалось измученной Мелиссе? А на самом деле прошла секунда-другая, не более…

Наконец Джованни заговорил — медленно, весомо. Мелисса не понимала ни слова, но чувствовала: речь идет о чем-то важном. Лицо Луиджи по-прежнему напоминало каменную маску. Джованни умолк — и мужчины разом, как по команде, обернулись к ней.

На мгновение в синих глазах промелькнуло нечто похожее на тревогу. Но лишь на мгновение. В следующий миг взгляд их вновь сделался равнодушно-бесстрастным.

Джованни положил руки на плечи дочери и повернул лицом к себе.

— Дитя мое, — голос его звучал торжественно и церемонно, примерно так говорила с молодой женщиной Лаура каких-нибудь несколько минут назад, — тебе причинили великое зло. Но теперь это зло будет искуплено.

Джованни наклонился и поцеловал дочь в лоб, словно даруя ей свое отцовское благословение. А затем, обменявшись долгим многозначительным взглядом с Луиджи, вышел за дверь.

Мелиссе отчаянно захотелось броситься следом за ним, выбежать из комнаты, исчезнуть, скрыться, затеряться в коридорах. Однако ноги ее словно приросли к месту.

А Луиджи все глядел и глядел на нее, не говоря ни слова. Как и прежде, мгновение грозило растянуться на целую вечность. Молодая женщина непроизвольно заломила руки.

Что он ей скажет? Что?!

Дескать, совершил ошибку? Неправильно понял происходящее?.. Сопутствующий ущерб…

Дурацкий эвфемизм опять вертелся в голове, мешая сосредоточиться.

Мелисса видела перед собой мужчину, который вплоть до сегодняшнего дня смотрел на нее, как на корыстную, продажную тварь, что «паразитирует» на богатом покровителе — на женатом мужчине, который к тому же ей в отцы годится. От горькой иронии последней фразы у молодой женщины глаза затуманились слезами.

Наконец Луиджи нарушил томительное, изматывающее молчание.

— Мелисса…

Только ее имя, и ничего больше. Но то, как мягко, как задушевно Луиджи его произнес, лишило молодую женщину последних остатков самообладания. Она вновь до боли впилась ногтями в ладони — казалось, еще немного, и во все стороны брызнет кровь. Мелисса панически боялась, что вот-вот сломается, разрыдается в голос — от боли, и отчаяния, и пережитого унижения.

Нет, она не заплачет! Ни за что не заплачет! И сломать ее не так-то просто. В силу какой-то непостижимой причины отец решил, что ей необходимо пройти через мучительное объяснение с Луиджи. Зачем — бог весть. Ни в каких извинениях или в неловких выражениях раскаяния она не нуждается. Еще чего!

Призвав на помощь всю свою волю, Мелисса взяла себя в руки.

— Да? — холодно и бесстрастно произнесла она.

В синих глазах сверкнуло что-то похожее на гнев. Но с какой бы стати? Должно быть, воображение у нее не к месту разыгралось.

— Мы оба оказались в ситуации весьма и весьма непростой, — сдержанно произнес Луиджи. — Так давай же попытаемся выйти из нее с наименьшими потерями и с наибольшим достоинством.

Он излучал спокойствие и уверенность в себе. Богатый, влиятельный мужчина, рожденный повелевать, — ей ли с ним спорить? Мелиссе вдруг вспомнилось, как Луиджи возвышался над ней в своем темном деловом костюме у бассейна и как она разом почувствовала себя беспомощной и уязвимой в крохотном купальнике-бикини. Сердце мучительно дрогнуло.

Нет-нет, об этом лучше забыть. Слишком опасны подобные воспоминания!

А Луиджи между тем заговорил снова:

— Приготовления уже ведутся полным ходом. Как я понял из нашей сегодняшней беседы с Джованни, он намерен выделить тебе весьма значительную сумму денег в качестве основного капитала. Это, разумеется, твоя единоличная собственность. Мы также договорились, что я передам тебе часть акций своих предприятий, равно как и доходы с таковых в качестве брачного дара. Что до самой церемонии, то, как я понимаю, Лаура намерена отпраздновать свадьбу с подобающей пышностью. Согласишься ли ты с ее пожеланиями или предпочтешь что-то поскромнее, это я целиком оставляю на твое усмотрение. И разумеется, всецело тебя поддержу — даже если Лаура будет против…

Говорил Луиджи коротко и сжато, словно перечисляя основные пункты делового контракта. Прервавшись на мгновение, вопросительно изогнул бровь, словно давая собеседнице возможность высказаться, прежде чем он продолжит.

Мелисса недоуменно захлопала ресницами.

— О чем ты? — спросила она.

Луиджи досадливо поморщился.

— Я отлично понимаю. Мелисса, что в твоем кругу заключать брачные контракты не принято. Но ты можешь быть уверена, что Джованни свято блюдет твои интересы и позаботится о том, чтобы обеспечить тебя должным образом. Так что предоставь все ему и ни о чем не беспокойся. Что до остального, с тем же успехом можешь положиться на Лауру. Здесь она, словно рыба в воде. — Луиджи коротко улыбнулся. — В конце концов, последние лет десять она только и мечтала, что об этом дне!

— О каком таком дне? — Мелисса по-прежнему ничего понимала.

— Дне моей свадьбы, — сухо пояснил он.

Молодая женщина резко выдохнула — ощущение было такое, словно под ногами у нее разверзлась пропасть. После всего, что было, после всего, что ей довелось испытать, этот новый смертоносный удар окончательно сокрушил ее.

— Ты… женишься? — пролепетала она, уронив руки.

Луиджи посмотрел на нее как на ненормальную.

— Ты что, вообще не слушала, что я тебе битый час втолковывал? — Таким тоном он вполне мог бы отчитывать проштрафившегося подчиненного. — Мы с Джованни составили брачный контракт. Согласно его условиям ты будешь превосходно обеспечена. Лаура возьмет на себя организацию церемонии. Я бы предложил обойтись без церковного бракосочетания.

Я так понимаю, ты не католичка, но, если пожелаешь, я могу договориться, чтобы ты прошла катехизацию, приняла католичество, — и тогда любая из римских церквей в нашем распоряжении. Словом, захочешь ли ты шумной свадьбы или тихой, в узком кругу или, напротив, на глазах у широкой общественности — тебе достаточно только слово сказать. Лаура займется всеми необходимыми приготовлениями.

Мелисса чувствовала, что теряет сознание.

— Наша свадьба… — повторила она, и голос ее беспомощно прервался.

Луиджи шагнул вперед.

— Наша свадьба, — твердо повторил он. И, набрав в грудь побольше воздуха, продолжил: — Мелисса, мы должны пожениться, это же очевидно. Разве ты сама не понимаешь?

Молодая женщина медленно покачала головой.

— Нет. Не понимаю. — Голос ее звучал еле слышно.

В глазах Луиджи что-то изменилось. И в интонациях — тоже.

— В самом деле?

У Мелиссы перехватило дыхание. Его слова звучали лаской — столь же осязаемой, как если бы он погладил ее по плечу. И в груди ее вновь стеснилось от боли.

— В самом деле не понимаешь, Мелисса?

Луиджи протянул к ней руку. Синие глаза засияли мягким светом.

Молодая женщина резко отпрянула. Словно возводя между ним и собой незримую преграду. Решительно отвергая все попытки примирения.

— Нет! Не понимаю! — яростно выкрикнула она. — Не понимаю и не желаю понимать! Это нелепость! Абсурд!

Глаза Луиджи снова полыхнули гневом.

— Только попробуй сказать об этом Джованни! Или Лауре! — Он саркастически усмехнулся. — Оба просто исстрадались от угрызений совести. И каждый считает, что в… произошедшем виноват только он один. Джованни корит себя за то, что не сказал жене правды с самого начала. А Лаура никак не может простить себе… — голос его зазвучал почти мрачно, — что настолько в тебе ошиблась. — Луиджи посмотрел на молодую женщину в упор. — Наш брак — единственный способ примирить их со случившимся. Единственное средство спасения, если угодно.

Но Мелисса отрицательно покачала головой.

— Если ты любишь отца так же сильно, как я люблю сестру, тогда тебе придется согласиться на то, чего они от нас хотят. Положение поправит только брак. — Лицо Луиджи посуровело, в голосе зазвучала сталь. — Джованни с Лаурой считают, что ты обесчещена.

— Обесчещена? — не веря ушам своим, повторила Мелисса.

— Ты в Италии, не забывай, — произнес Луиджи. — В Италии отец защищает и оберегает свое дитя. В Италии принято держаться друг за друга, родственные узы здесь святы. Джованни считает, что подвел тебя, предал, не смог уберечь. И в результате случилось… то, что случилось. А Лаура казнит себя за то, что натравила на тебя… меня. И она, и Джованни твердо уверены: загладит подобное бесчестье лишь законный брак. Тогда и только тогда наши семьи примирятся.

Мелисса вскинула голову и долго, невероятно долго вглядывалась в лицо собеседника.

Затем коротко, презрительно бросила:

— В жизни не слыхала ничего омерзительнее! — И, резко повернувшись, вышла из комнаты.

Мелисса пересекла мраморный вестибюль. Шла она, пошатываясь, нетвердой походкой. Порой хваталась за стену, чтобы не потерять равновесия. Едва она достигла лестницы, как двойные двери гостиной распахнулись и навстречу ей выбежала Лаура.

— Ну как? Договорились? Все в порядке?

Исхудавшее лицо Лауры сияло. Глаза лучились надеждой, но в их глубине Мелисса различила затаенную боль, порожденную чувством вины. Неизбывной вины. Вслед за Лаурой вышел ее муж. Как он бледен, как изнурен! Да, угрызения совести совсем его измучили…

Молодая женщина переводила затравленный взгляд с мачехи на отца. И с каждой секундой тело ее цепенело, наливалось смертельным холодом. Да они же и впрямь решили выдать ее за Луиджи! Это они серьезно! Это не шутка и не издевка!

— Мелисса, детка… — Голос отца дрожал и срывался от тревоги. — Дорогая моя девочка!..

Вот и Лаура тоже вся извелась.

Мелисса посмотрела на мачеху, терзаемую виной и мыслью о собственном бесплодии. Несправедливо заподозрив мужа, она причинила зло его дочери… Затем перевела взгляд на отца, который распахнул ей объятия и ввел в свою жизнь, ни в чем не усомнившись, ни о чем не спрашивая, исполненный благодарности судьбе. Теперь и его мучает совесть — ведь он чувствует себя в ответе за случившееся. Не его ли скрытность навлекла на дочь беду?

Позади раздались тяжелые шаги, они неуклонно приближались. И вот Луиджи встал рядом с ней. Мелиссе захотелось отойти, отстраниться, но тело словно оцепенело. Ощущение было такое, что ее парализовало.

Джованни произнес что-то по-итальянски. Резко. С вопросительной интонацией.

Луиджи ответил. Ровным, невозмутимым тоном.

Мелисса услышала свое имя — только это она и смогла разобрать. Две пары глаз обратились к ней — отца и мачехи. Эти двое излучали напряженность — словно холодные волны расходились от них во все стороны. Ощущая их всем своим существом, молодая женщина цепенела еще больше.

— Мелисса?

Да это Луиджи. Луиджи произнес ее имя. Луиджи задал вопрос, формулировать который не было никакой надобности.

А теперь вот оцепенел и ее разум. Молодая женщина ровным счетом ничего не чувствовала.

Ничего, кроме роковой неотвратимости.

И она смирилась с тем, чего не могла избежать. Покорно склонила голову.

— Да.

Ничего больше она не добавила. Да больше ничего и не требовалось.

Отец довольно улыбнулся. На лице его отразилось невероятное облегчение. Глаза Лауры вновь засияли внутренним светом — как сияли еще недавно, когда падчерица ее выходила из гостиной. Только теперь молодая женщина с запозданием поняла странные речи мачехи. Сколько ужасного смысла они в себе таили!

Увы, поздно, слишком поздно поняла она это.

Лаура бросилась вперед, завладела ладонями Мелиссы, расцеловала падчерицу в обе щеки. Следом подошел отец, порывисто обнял ее. А Лаура уже самозабвенно целовала брата. Отец подал руку Луиджи. Словно во сне — ибо оцепенение достигло апогея — Мелисса отметила, что Луиджи вроде бы поколебался мгновение. Затем принял протянутую руку, крепко пожал ее, что-то сказал по-итальянски. Отец кивнул. А ведь между ними происходит нечто очень важное! Между мужчиной, чья дочь подверглась бесчестью, пусть и в силу досадного недоразумения, и мужчиной, который был готов загладить свою вину.

Неужели это все происходит с ней, с Мелиссой Гринбери? Просто темное Средневековье какое-то! Быть того не может! Невероятно!

А Лаура между тем захлопала в ладоши.

— Шампанское! Нужно выпить шампанского! — И отправилась отдать необходимые распоряжения слугам.

Джованни торжественно ввел «счастливую пару» обратно в гостиную. Вернулась его жена, внесли марочное шампанское во льду. Мелисса по-прежнему отрешенно стояла рядом с Луиджи, не в силах поверить в реальность происходящего. Ночной кошмар, да и только!

Джованни протянул ей бокал. Молодая женщина машинально стиснула его в бесчувственных пальцах. Отец произнес тост. Мелисса не поняла ни слова. Но, судя по интонациям, ничем иным, кроме тоста за будущих новобрачных, эта пространная тирада и быть не могла.

Зазвенели сдвигаемые бокалы. Мелисса пригубила шампанское. Ледяная, искрящаяся жидкость обожгла язык. Но вкуса молодая женщина не почувствовала.

— О, дорогая, ты чудесно выглядишь!

Лаура восхищенно всплеснула руками и прижала их к груди. Сама она потрясающе смотрелась в изумрудно-зеленом платье, подчеркивающем стройность талии, — само изящество и элегантность.

Мелисса была в алом. Платье — шедевр модного парижского модельера — эффектно драпировало фигуру от груди до лодыжек волнами невесомого шелка. Плечи и руки до локтя оставались открытыми. Туалет дополняли длинные перчатки цвета платья. Специально приглашенный парикмахер провозился часа полтора, укладывая каштановые волосы Мелиссы в сложную прическу. Безупречный макияж тоже накладывал профессионал.

Вот только никаких драгоценностей на ней не было.

— Нет-нет, ничего не нужно, — твердо повторила Лаура, когда горничная вздумала было возражать.

Снизу, из вестибюля, доносился приглушенный шум голосов. Приглашенные на помолвку гости уже прибывали.

— Пойду взгляну, как там Джованни, — сказала Лаура. — Через пять минут спускаемся, помни!

Горничная энергично закивала и в сотый раз принялась расправлять на Мелиссе платье и сдувать несуществующую пылинку с прически. Та стояла неподвижно, покорно опустив руки и глядя на себя в зеркало.

Смотрелась она и впрямь потрясающе. Алый шелк подчеркивал соблазнительные формы фигуры, открывая взору ровно столько, сколько нужно, чтобы платье не казалось вызывающим, и предоставляя восхищенному зрителю в воображении дорисовывать остальное. Молодая женщина выглядела именно так, как ей и полагалось выглядеть: богатая дочь богатого бизнесмена. Которая вскоре выйдет замуж за не менее богатого жениха.

За мужчину, который женится на ней, чтобы смыть тем самым нанесенное ей бесчестье — нанесенное по той простой причине, что он совершенно случайно посчитал ее любовницей этого самого богатого бизнесмена…

Я не могу… Не могу! Я не в силах дойти до конца. Я не вынесу! Просто не вынесу! — в отчаянии думала Мелисса. Я не в силах взглянуть ему в лицо!

Она чувствовала, как оцепенение проходит — словно ледяной панцирь пошел трещинами и осыпается крохотными осколками. А под ним… под ним пульсирует невыносимая боль, она ищет выхода, просачивается в трещины, властно заявляет о себе…

Горничная легонько коснулась ее руки.

— Синьорина, думаю, нам пора идти.

Мелисса кивнула. Осторожно переступая на высоких каблуках, придерживая рукой длинную юбку, она пересекла комнату и вышла за дверь. И направилась к гостиной, где всей семье предстояло собраться, прежде чем спускаться вниз.

Слуга почтительно распахнул перед ней двери. Мелисса кивком поблагодарила его — и переступила порог.

Джованни с Лаурой были уже там. И Луиджи — тоже. В смокинге, под стать зятю. Заслышав шаги, он обернулся — и дыхание у молодой женщины перехватило.

Долгое, бесконечно долгое мгновение Мелиссе казалось, будто она стоит на самом краю отвесного утеса. Одно неосторожное движение — и она сорвется вниз, в пропасть, и расшибется об острые камни на дне.

И тут — благодарение небу — подоспел отец. Он шагнул к дочери, завладел ее ладонями.

— Моя красавица дочь!

Сколько любви и гордости звучало в его голосе! И признательности! У Мелиссы мучительно заныло сердце.

И тут заговорил Луиджи. Его голос в отличие от отцовского звучал так равнодушно, так безлико. Так… официально…

— Мелисса.

Одно-единственное слово, и все. А затем он извлек из внутреннего кармана продолговатую коробочку.

— Лаура сказала мне, что сегодня ты будешь в алом.

Он нажал на замочек — и бархатная коробочка распахнулась. В глаза Мелиссе слепящим огнем полыхнули рубины. Луиджи осторожно достал колье из футляра, отбросил ставшую ненужной коробочку, шагнул к молодой женщине.

— Повернись.

Мелисса безмолвно послушалась.

Она ощущала прикосновения его пальцев к плечам и шее, и прикосновения эти обжигали раскаленным железом. Только бы не потерять сознания!.. Мелисса призвала на помощь всю свою силу воли. Это все — часть спектакля, не более того. Бессмысленного, оскорбительного, насквозь фальшивого спектакля, который необходимо выдержать до конца — ради отца, который так ее любит, и ради Лауры, которая так любит брата…

Металл холодил кожу. Чуть слышно щелкнул замочек. Рубины заискрились на груди точно живое, переливчатое пламя.

Лаура тихо ахнула.

— Луиджи, что за чудо!

Затем вполголоса добавила что-то еще по-итальянски. Брат кивнул, вновь сунул руку во внутренний карман и вынул коробочку поменьше. Тоже бархатную, но в форме сердечка.

При виде тяжелого золотого кольца — бриллиант чистейшей воды в окружении рубинов — Лаура восхищенно захлопала в ладоши. Мелисса же молча наблюдала за происходящим словно бы со стороны, словно бы все это никоим образом ее не касалось. Луиджи между тем завладел ее безжизненной рукой и надел кольцо на палец поверх перчатки. А затем поднес руку к губам и поцеловал.

Почтительно и бесстрастно, словно чужой.

Да он и есть чужой, посторонний, незнакомый тебе мужчина. Ты верила, будто хорошо его знаешь, но ты жестоко ошибалась. Однако замуж за него ты все равно выйдешь, заметил внутренний голос.

— Спасибо, — поблагодарила Мелисса невозмутимо, как и полагается невесте благодарить жениха, который предложил жениться на ней, дабы восстановить ее честь. И тут же отвернулась.

Слуги распахнули двери — и виновники торжества чинно сошли по лестнице к гостям.

Мелиссе казалось, что телом ее завладел некий призрак: он двигается, говорит, улыбается, общается с гостями вместо нее. О да, на улыбки молодая женщина не скупилась. Улыбалась, когда отец целовал ее в обе щеки, улыбалась, слушая непринужденное щебетание Лауры. Улыбалась, когда ее церемонно представляли гостям.

— Дочка Джованни из далекой Америки, — весело объявляла Лаура, и, чего бы уж там ни думали приглашенные, у них хватало такта держать язык за зубами. — И моя будущая невестка!

Этот факт вызывал фурор куда больший, нежели неожиданное появление из ниоткуда двадцатилетней падчерицы.

— Дорогая, да ей до смерти завидовать станут! Ну, делитесь же скорее своим секретом!

Как ей удалось уловить в сети нашего красавца Луиджи?

Расспросы звучали вроде бы дружелюбно. Но в голосе эффектной голубоглазой блондинки из числа приятельниц Лауры Мелиссе отчетливо почудилась скрытая неприязнь.

Молодой женщине отчаянно захотелось встрять в разговор и удовлетворить ее любопытство. «Ну что ж, милочка, дело было так…» Но Мелисса вовремя одумалась. Уж конечно у Лауры давно заготовлена подредактированная версия, предназначенная для широкой общественности.

— Любовь с первого взгляда, дорогая моя, прямо как в романе! — защебетала она. — Мелисса приехала к нам погостить. И едва Луиджи ее увидел, тут же понял, что пропал навеки!

— Ах, как романтично! — проворковала подруга. — Но чему же тут удивляться? Ваша падчерица ослепительно красива, а для нашего неотразимого Луиджи годится только самое-самое лучшее! На меньшее он не согласен! — Вот теперь голос ее и впрямь источал яд.

Как только голубоглазая блондинка отправилась — надо думать, разносить сплетни по залу, — Лаура заговорщицки шепнула на ухо будущей невестке:

— Вообще-то Клементина сама имела виды на моего брата! Из кожи вон лезла, лишь бы ему понравиться! А Луиджи на нее и не глядел — даром что записной донжуан…

Лаура с запозданием прикусила язык и виновато взглянула на собеседницу.

— Ничего, пустяки, — отозвалась Мелисса. А что еще могла она сказать?

Праздничный круговорот подхватил ее и увлек. Мелисса любезно улыбалась гостям, выслушивала поздравления, протягивала руку для поцелуя. Безвольно, словно автомат. Гадая, хватит ли «завода» до конца вечера или в какой-то момент она отключится и превратится в мертвую куклу…

На протяжении всего ужина, пока слуги вносили и уносили блюда — истинные шедевры, вышедшие из рук шеф-повара четы Кавальканти, — Мелисса то и дело поглядывала на кольцо, искрящееся на ее пальце. Кольцо словно тянуло руку вниз, сковывало движения и мысли.

Молодая женщина сидела напротив «счастливого» жениха — и усиленно старалась не смотреть в его сторону. Взгляд ее попеременно обращался то на пейзаж, висящий на стене, то на лепной потолок, то на парчовые шторы. К концу вечера она могла бы с закрытыми глазами описать столовую до мельчайшей подробности.

О чем шел разговор за ужином, Мелисса понятия не имела. Вечер словно смазался в памяти, в сознании всплывали лишь отдельные разрозненные фрагменты. Кажется, она то и дело отвечала на чьи-то вопросы, потягивая вино из хрустального бокала. Вино, к слову сказать, лилось рекой. Сначала шампанское, затем белое, затем красное, и сухое, и полусладкое… Вкус марочного кагора до боли напомнил ей тот букет, которым она наслаждалась, впервые обедая на террасе виллы, под жаркими лучами летнего солнца, вдыхая свежий солоноватый запах моря.

Томную сладость желания, вот что заключал в себе этот букет.

Словно против воли взгляд ее обратился к Луиджи. И молодая женщина позволила себе перенестись в прошлое. Пусть время, увлекая ее, течет вспять… Она завороженно смотрела на мужчину, с которым была счастлива еще совсем недавно. И просто-таки изнывала от желания. Мысленно отдавалась ему снова и снова…

А Луиджи… Луиджи, как ни в чем не бывало, беседовал вполголоса с Джованни. Чтото про недвижимость, цены на землю и налоги. Мелисса не прислушивалась, а сидела и самозабвенно любовалась женихом, чувствуя, как сердце ее переполняется, переполняется… и смятенные чувства вот-вот выплеснутся наружу.

Луиджи…

Мужчина, который подарил ей рай. И бросил в аду.