Мать доктора Кристиана и братья были довольны его знакомством с Джудит; сестра и невестки – наоборот.
Не успел Джошуа уехать в Вашингтон, как в его семье разгорелись страсти. Случилось это в ближайшее воскресенье, когда все с утра пораньше собрались на первом этаже 1047-го дома, чтобы по традиции заняться домашним садом.
Женщины, вооружившись пакетиками для удобрений, корзинками и маленькими ножницами, взялись за подкормку, обрезку сухих веток и листьев; мужчины разматывали полиэтиленовый шланг, устанавливали стремянки, чтобы поливать растения. Полагалось прежде потрогать рукой землю в кадке, чтобы знать, сколько воды потребуется. А после полива – наощупь же – проверить, достаточно ли вылито воды. Каждый куст и цветок имел свой характер и привычки, которым люди старались угодить. Разногласия могли возникнуть только по поводу глянца на листьях: доктор Кристиан недолюбливал этот блеск, полагая его неживым, а Мама любила, чтобы листва сверкала, как начищенная кухонная утварь. «Даже самое совершенное можно усовершенствовать», – говаривала она. На что сын неизменно отвечал: «Нет, Мама, этим мы только губим совершенство».
Сегодня она наконец-то имела возможность без лишних споров навести на листья любезный ее сердцу глянец. Но до этого ли женщине, озабоченной тем, что будет с ее ребенком?
– Говорю вам: это – начало конца, – мрачно пророчествовала Мэри. – Ему и раньше до нас дела не было, а теперь и подавно.
– Ерунда! – отвечала Мама, осторожно рассматривая полузасохший лист филодендрона: можно ли удалить его безболезненно?
– Он уедет, вот увидишь. Он и эта змея нацелились завести большую практику в Вашингтоне. А мы перейдем на положение филиала, – настаивала Мэри, опрыскивая пальму.
– Я тебе, Мэри, не верю, – вмешался Джеймс, поднимаясь на стремянку, чтобы дотянуться до гигантского папоротника. – Почему ты так говоришь о Джошуа? Когда это он забывал о нас?
– Да постоянно!
– И неумно, и несправедливо. Он всего-то уехал на несколько дней в Вашингтон, чтобы побеседовать с одним из специалистов Департамента окружающей среды.
– Со специалистом! – фыркнула Мириам. – Для Карриол это был только предлог, чтобы выманить его отсюда. Честное слово, иногда наш Джошуа бывает так наивен! Почти как ты, Джимми!
Эндрю выходил за электродрелью и кронштейнами для кашпо и вернулся как раз к этому моменту.
– Джимми, дай-ка мне этот цветок: ему явно необходима подпорка и кронштейн нужен другой, – сказал он, забираясь на стремянку. – И почему все наши женщины так ополчились против приятельницы Джошуа? Все эти годы он работал, работал, работал – даже не замечал никого вокруг. Наконец, встретил женщину. Это ведь замечательно!
– Посмотрим, что ты скажешь, когда она обратит его в рабство, – пробормотала Мышка, пропалывавшая, стоя на коленях, горшки с кактусами.
– В рабство? – удивилась Мама. – Что за чушь!
– Костюм на ней был слишком ярок для ее возраста, – напомнила Мириам. Руки ее так дрожали, что земля из корзинки просыпалась, покалечив хрупкую бегонию.
– А каннибалы любят яркое, – вставила Мэри. – Эта людоедка его проглотит, вот увидите!
Мама передвинула свою стремянку к цветку, который назывался Волосы Вероники:
– Джошуа нужна жена. И подойдет ему только та, кто занимается тем же, что и он. Лучше Джудит Карриол не подыщешь.
– Да она в матери ему годится! – пискнула Мышка, превозмогая застенчивость.
– Бога ради, женщины, прекратите! – прикрикнул Эндрю, выйдя из себя. – Джош – взрослый человек и сам распорядится своей судьбой. Даже если ошибется…
– Ну, и чем же по-вашему может повредить ему Карриол? – спросил Джеймс примирительно. – Джошуа пора бы расслабиться. Вас гораздо больше должно было бы волновать то, что у него так долго не было подруги. Уехал с доктором Карриол – и хорошо сделал.
– А почему же он раньше не обзавелся подругой, – пискнула из зарослей Мышка, сама пугаясь собственной смелости; вопрос этот давно не давал ей покоя, но вслух она спросила об этом впервые, да и то потому, что в разгар небывалой смуты, постигшей семью, вопрошавший не рисковал оказаться в центре всеобщего внимания.
– Мышка, это вовсе не значит, что ему чуждо человеческое, – ответил Джеймс. – И он не ханжа. Просто Джош всегда был весь в себе. Сами знаете.
– Я люблю его, – прошептала Мышка. – Люблю, люблю, люблю… Вышла замуж за его брата и поняла, что люблю – его.
– Полагаю, он женится на Джудит Карриол, – отрубила Мама.
– Только через мой труп! – заявила Мириам.
– Удивляюсь тебе, Мама, – сказала Мэри не без иронии. – Роешь себе яму? Если Джошуа женится на такой, как Джудит Карриол, тебе придется удалиться от дел.
– Это меня не волнует, – бодро сказала Мама. – Самое важное для меня – это счастье Джошуа.
– Ну, конечно! – съязвила Мэри.
– Замолчите! – не выдержал Эндрю. – Ни слова больше о Джоше и его личных делах!
Остаток дня они провели в полном молчании.
Доктор Карриол даже не ожидала, что Кристиан и Чейзен так понравятся друг другу.
– Моше, Моше! – громко позвала она, врываясь в кабинет Чейзена без стука. – Я привела человека, который хочет тебя видеть! Мы встретились в Хатфорде, и я услышала от него столько нового о проблеме миграции, сколько и за год не услышала бы в стенах Департамента. Я уговорила его изменить планы и приехать сюда. Это доктор Джошуа Кристиан. Джошуа, позвольте представить вам Моше Чейзена…
Однако Кристиан был готов поклясться, что Чейзен, с которым они никогда не встречались, смотрел на него как на старого знакомого. Единственное сравнение, которое Джошуа мог подыскать: так мужчина реагирует на знакомство с любовником своей супруги. Впрочем, это выражение тотчас исчезло с лица Чейзена и он поднялся с улыбкой – вежливой, но не казенной.
Слава Богу, что удалось скрыть удивление, – думал Чейзен. От этого могла зависеть вся его карьера. Для Карриол это нормально – играть чужими судьбами. Он никогда не уважал свою начальницу по-настоящему. Работая с тем, к кому не расположен, постепенно научаешься владеть собой. Видно, Джудит об этом догадывается – иначе не ворвалась бы к нему без предупреждения. Нечто вроде комплимента: «О, Моше, вы такой сильный!..» Он с недоверием относился к любым похвалам и посулам Карриол: Ах, Моше, вы слишком хороший специалист, чтобы и дальше валандаться с Исследованием; займитесь-ка программой переселения! Использовала – и вышвырнула, как пустой тюбик из-под зубной пасты. Можно подумать, программа должна быть готова не сегодня-завтра… Может, она и хороший администратор, но ведь и ученый тоже; должна понимать, как обидно прерывать работу, не получив конечного результата. Новое назначение состоялось уже пять недель назад, а он все еще не мог заставить себя по-настоящему взяться за эту программу. Сидел целыми днями и пытался настроиться на рабочий лад – а представлял себе, как они там перешли ко второй фазе Исследования.
И теперь он едва не оплошал. Еще бы: в кабинет к нему явился собственной персоной Джошуа Кристиан. Человек, которого он вычислил, плод его аналитического ума, – только настоящий, из плоти и крови. Похоже, доктор Кристиан что-то такое прочел в его взгляде. Вот только понял ли? Он ведь, бедняга, и не представляет себе, что значит для Чейзена этот неожиданный визит!
Так во вторник Моше Чейзен почувствовал надежду: а вдруг ему удастся стать свидетелем следующих фаз Исследования и даже узнать… узнать об их цели?
Воспрянув, он трудился со вторника до воскресенья плодотворно, как никогда. И дело было не только в доверии Карриол. Еще больше вдохновляло его присутствие Кристиана. Они нашли общий язык быстро и получали истинное удовольствие от совместной работы. И если доктор Кристиан проникся к новому знакомцу дружескими чувствами, то Чейзен прямо-таки влюбился в Кристиана.
– Понятия не имею, что со мной случилось, – рассказывал он Карриол.
– Быть того не может. Все вы знаете, только рассказывать не хотите. Нет уж, объясните.
– Джудит, вы любили кого-нибудь? Ее лицо не дрогнуло:
– Конечно, любила.
– Неуверен.
– Я лгу только по необходимости, Моше, – бросила она, без смущения. – Сейчас мне лгать незачем. И не перед кем: вы надо мной не властны. Не уклоняйтесь от ответа, дружище, выкладывайте.
– Попробую… Вы искали некоего выдающегося человека, который без усилий притягивал бы к себе окружающих и в то же время не был бы угрозой для нации и ее ценностей. Еще пять недель назад я заявил вам, что Кристиан способен на это… Как же объяснить, чем он меня взял? Он и сам не знает, как это получается. Да разве вы сами не влюблены в него?
– Нет.
– Ой ли, Джудит? А вы не лжете?
– Если я и влюблена, то не в Кристиан, а в его особый талант.
– Сильная же вы женщина…
– Не отвлекайтесь, Моше. Что заставило вас полюбить этого человека?
– Наверное, на то есть множество причин. Он очень помог мне в работе. Сойдет для начала? Не пытайтесь обманывать меня, я уже понял, что вы завершили Исследование, сделали выбор. И выбрали вы Кристиана. Как же не полюбить человека, которого я сам безошибочно выделил из массы именно за его способность внушать окружающим любовь? Человека, который смотрит на меня таким ясным взором, который сам так любит окружающих? Таких я еще не встречал. Думал, что где-то должен быть такой, но это все были мои фантазии. Разве кто-нибудь сможет его возненавидеть?
– Не сомневаюсь, что сможет. И вы, Моше, смогли бы: если были бы дьяволом…
– Что ж, иной раз приходится ловить себя и на том, что испытываешь к. нему недобрые чувства, – задумчиво проговорил Чейзен. – Знаете, как-то я рассказывал, над чем работают разные группы статистиков. Он сидел, покачивая головой, и вдруг сказал: «Ну, Моше, эти люди, о которых речь… вы же их за людей не считаете!» И я почувствовал… Нет, злоба – не то слово. Стыд, унижение. Да, пожалуй так: стыд.
Она нахмурилась и потеряла интерес к беседе. И поспешила выдворить Чейзена, чтобы поразмыслить в одиночку.
В понедельник Карриол предложила Кристиану пройтись до Департамента пешком, через парк: день, погожий, теплый и безоблачный. Он согласился без колебаний.
– Надо думать, вы предложили мне прогуляться неспроста, – сказал он по пути. – По-моему, вы никогда не тратите времени попусту… Кстати, Моше – замечательный специалист, большой ученый. Но, как и его коллеги, он больше занимается частностями, чем целым. Любит факты, а не людей. Как человек он мне не очень интересен.
– А вы могли бы сделать так, чтобы он переменился?
– Вряд ли. Если только отчасти. Но когда я вернусь в Холломан, он постепенно забудет обо мне, и все вернется на круги своя.
– Вот уж не думала, что вы такой пессимист.
– Задача не в том, чтобы изменить Моше Чейзена. А в том, чтобы изменить людей, которых он изучает.
– И как бы вы за это взялись, Джошуа?
– Я?
Он остановился посреди травянистого склона. Стоять было неудобно, ноги съезжали по влажной траве. Но это ему, похоже, не мешало: неустойчивость, шаткость была для него родной стихией.
– Да, так что бы сделали вы?
Он сел, где стоял – прямо на склон.
– Я сказал бы им, что худшее позади. Что время самобичеваний кончилось. Приказал бы вспомнить о гордости. Смириться с судьбой и набраться мужества. Мы мерзнем зимой – и будем еще больше мерзнуть в будущем. Поэтому надо объединиться с соседями, хотя бы по Северному полушарию, и организовать массовое переселение людей. Ограничиваться одним ребенком у супругов. Забыть о ностальгии по добрым старым временам, не оплакивать горькую долю и не сопротивляться неизбежному. Хватит стенать о вчерашнем дне, он не вернется. Пусть заботятся о будущем. Пусть думают о лучшем и живут для лучшего – так они излечатся от неврозов тысячелетия. Я сказал бы им: дети ваших детей будут жить лучше, чем ваши предки. Конечно, если мы уже сейчас позаботимся о них. И прежде всего – если перестанем трястись над ними. Следующие поколения должны вырасти закаленными. Следует воспитывать детей так, чтобы они могли гордиться делами рук своих, а не оплакивать наследство отцов. Всем американцам, независимо от возраста, я сказал бы: нельзя легко отказываться от того, что было создано тяжким трудом поколений. Этим от беды не откупишься. Тот, кто готов без конца откупаться от врага, никогда не победит.
– Допустим. Из вас вышел бы специалист по пропаганде: вы знаете, как вселять оптимизм, – задумчиво сказала она. – Но все это не так уж оригинально.
– Конечно, нет! – воскликнул он раздраженно. – Вечные ценности не бывают оригинальными. А почему вы ищете оригинальности, скажите на милость? Как часто люди восхищаются старыми и пошлыми истинами лишь из-за оригинальной упаковки, в которой их преподносят ловкие ребята.
– Согласна. Я не спорю с вами, успокойтесь. Продолжайте, прошу вас. Продолжайте.
Он оттаял:
– Я сказал бы людям, что их любят. Вот чего им особенно не хватает: знать, что их любят. Правительство квалифицированно, предусмотрительно и даже самоотверженно, но любовь для администраторов – нечто эфемерное. Следом за правительством и простой человек перестает говорить своей жене или своему начальнику, что любит их. Зачем, дескать говорить о том, что само собой подразумевается? Но, господи, мы ведь все хотим слышать, что нас любят. От этих слов светлее на душе! Вот и я сказал бы им: вы любимы. Вы вовсе не погрязли в грехах, как вас убеждают; вас не за что презирать; у вас есть все, чтобы спасти себя и мир.
– Не дожидаясь райского блаженства?
– Да. Я объяснил бы им, что Бог послал их в этот мир вовсе не для того, чтобы они дожидались здесь смерти. Ожидая блаженства неземного они обкрадывают себя… Джудит, когда люди обращаются ко мне за помощью, они смотрят на меня с мольбой и надеждой, и помочь им легко. А когда на меня смотрите вы, я чувствую себя, будто под микроскопом. И даже не могу объяснить себе, что заставляет меня вытерпеть это. Ведь вам не интересны мои рассуждения о Боге или о человеке. Что же вас интересует? Какие люди, мысли, поступки? Зачем вы приглядываетесь ко мне? Такое ощущение, будто вы знаете обо мне слишком много, тогда как я о вас – ничего.
– Я хочу, чтобы этот мир вернулся в нормальное состояние, – холодно сказала она. – Пусть даже не весь мир. Хотя бы Америка.
– Охотно верю. Но это не ответ.
– Придет время, и я отвечу. Но пока дело не во мне, а в вас.
– Почему?
– Объясню, как только узнаю о вас все, что должна узнать.
– Хорошо. Если вам так уж нужно, необходимы ярлыки… Назовите меня так: Тот, Кто Возделывает Пашню. Тот, кто верит, что мир можно улучшить, полагаясь больше на силы человека, нежели на помощь Божью.
– И вы верите в это?
– Конечно.
– Но и в Бога верите?
– Да. Он есть, – сказал он очень серьезно.
– Никогда! – отрезала она. – Никогда не поверю!
Ярость и упрямство исказили ее лицо.
– Ну вот! – рассмеялся он. – Вот я и обнаружил щелочку в вашей обороне.
– Ничего подобного, – сердито прервала его Джудит. – Нет у меня никакой брони. Ладно, я объясню, почему заинтересовалась вами. Вы – человек идей. А я занимаюсь механизмами передачи идей от человека к человеку. Я хочу, чтобы вы написали книгу.
Он поднялся на ноги.
– Джудит, я не умею.
– Для этого существуют рабы, – ответила она, спускаясь по склону.
– Рабы? – переспросил он с недоумением, следуя за ней.
– Рабы, а что? Так называют тех, кто пишет книги за других людей. Многие выдающиеся писатели прошлого пользовались услугами таких безымянных рабов…
– Какое отвратительное слово!
– У вас есть что предъявить целому миру, а не единицам пациентов клиники в Холломане. Если вы не в состоянии написать книгу, почему бы не доверить изложение ваших идей – ради всего человечества! – помощникам? Это должна быть не просто книга, а новое Откровение, в котором люди черпали бы силы. Книга воздействует на миллионы. Чтобы победить эти проклятые неврозы, надо лечить сразу всю страну. И, может быть, весь мир – если он готов прислушаться к Откровению. Кто, если не вы, скажете им о любви? И как сказать об этом всему человечеству, если не посредством книги?
– Может, задумка и хороша, поздравляю… Но я не знаю даже, как за это берутся.
– Это я могла бы вам показать. И как начать, и как закончить. Нет, я не собираюсь писать за вас, не думайте. Найду издателя, а он, в свою очередь, какого-нибудь литератора.
Он поджал губы. Конечно, в этом что-то есть… Скольким людям могла бы помочь такая книга! А если предположить, что она только навредит? Не лучше ли жить-поживать в Холломане, пользовать земляков в клинике, помогая тем, кому действительно умеешь помочь, и не рисковать жизнью тысяч, которые навсегда останутся для тебя безымянными?
– Не думаю, что я готов взять на себя такую ответственность, – сказал он наконец.
– Э нет, вы любите брать на себя ответственность. Вы даже нуждаетесь в ней. Будьте честны хотя бы перед собой, Джошуа. Скорее вас волнует, будет ли эта книга удачной, не выхолостит ли ваши мысли литературный обработчик. Эти сомнения я понять могу. Тогда пишите сами. Главное, чтобы ваша книга попала к людям. Нельзя зарывать в землю дар, ниспосланный вам Богом, – заключила она строго.
Он огляделся вокруг себя. Да, этот мир может быть прекрасным. Он и был задуман таким, но потом люди исковеркали и опустошили его. Он не считал себя избранником, Мессией. Но сейчас появилась реальная возможность сделать хоть что-то, чтобы вернуть миру гармонию. А вдруг родина повергнется в прах только из-за того, что какой-то там Джошуа Кристиан упустил свой шанс? О чем-то таком он грезил в долгие часы бессонницы. Но, – оправдывался он сейчас перед собственной совестью, – я думал об этом, как ребенок, мечтающий сделаться директором шоколадной фабрики… или хотя бы не ходить в школу… Он и не надеялся, что такая возможность и впрямь ему выпадет!
Допустим, он не спасет страну. Зато, возможно, проложит дорогу другим – более сильным, решительным, чем он…
Тем, кто спасет-таки страну и мир. «И вообще, – думал он, следя за собаками и птицами, резвящимися в парке, пронизанном весенним солнцем, – разве можно сделать этот мир хуже, чем он есть? Лучше – можно. А хуже?..»
Кто она, эта женщина? Кто послал ее? Только не Бог. Бог не стал бы действовать так грубо, так откровенно. Дьявол? В его существование Джошуа не слишком верил. Ему всегда казалось, что дьявола придумал человек. Дьявол был нужен душе человеческой даже больше, чем Бог. Бог был, есть, будет – тут у человека нет выбора. А на дьявола можно списать все свои несовершенства…
А может, она и впрямь всего-навсего служащая одного из департаментов, лицо на государственной службе. Добрая. Злая. Бесконечно вопрошающая. Прямо беда с ней.
– Хорошо, я попытаюсь.
Она опять оказалась на высоте: не бросилась петь ему осанну, а лишь слегка кивнула:
– Вот и хорошо.
И прибавила шагу, направляясь обратно в Джорджтаун.
– Поспешим, друг мой, мы еще можем успеть на поезд в Нью-Йорк. Он отходит в полдень.
– В Нью-Йорк? – спросил он обескураженно, не успев еще оправиться от мучительных раздумий и нелегкого ответа.
– Конечно, в Нью-Йорк: издательство «Аттикус» находится именно там.
– Да, но…
– Никаких «но»! Надо отправляться сегодня же. На этой неделе у меня нет неотложных дел, а там – кто знает?! – она улыбнулась ему так мило, что он не мог не ответить улыбкой.
Позволив ей распоряжаться, он почувствовал себя в безопасности: в конце концов, она разбиралась в том, о чем он и понятия не имел – например, в издательствах и издателях. Вот когда он оправится и придет в себя…
Ему и в. голову не приходило, что единственное, чего Карриол от всего сердца не хочет, – это дать ему оправиться и придти в себя.
– Нам обязательно надо встретиться с Эллиотом Маккензи.
Она почти бежала, ему пришлось поспевать за ней.
– Кто он?
– Издатель. К счастью, он мой старый приятель. Мы с его женой вместе учились в Принстоне.
Издательство «Аттикус Пресс» занимало первые двадцать этажей семидесятиэтажного дома. Карриол и Кристиана уже ожидали в фойе, как почетных гостей и проводили к лифту.
Эллиот Маккензи встретил их у лифта на семнадцатом этаже с рукой, протянутой для приветствия; Карриол он чмокнул в щечку. Женщина, проводившая их наверх – ее представили как Люси Греко – принесла в кабинет кофе. Оба, Люси и Маккензи, выглядели как фотомодели с журнальной обложки: он – высокий, стройный и элегантный; она – невысокая привлекательная блондинка средних лет, очень энергичная.
– Должен сказать, я был очень удивлен, когда Джудит поделилась со мной своей идеей, – растягивал слова Маккензи, а Кристиан, глядя на его тяжелый аристократический подбородок, ощущал в животе холодок, как мальчик, впервые вставший на скейт. – Вашим редактором будет Люси. У нее большой опыт работы с новичками. Она перенесет ваши мысли на бумагу. Лучше нее с этим никто не справится.
Доктор Кристиан успокоился:
– Ну, слава Богу! Значит, она будет моим соавтором.
Маккензи нахмурился:
– Конечно, нет. Автор – вы и только вы, доктор Кристиан. Люси – не более, чем ваш личный секретарь.
– Мне как-то неудобно…
– Тут нет ничего неудобного, – подала голос миссис Греко. – Разве имя акушерки вписывают в свидетельство о рождении ребенка? А я буду для вас именно акушеркой. Моя задача – в том, чтобы красивое и здоровое дитя родилось по возможности быстро и безболезненно.
– Получится, будто я вас обворовываю, – продолжал мучиться сомнениями Кристиан.
И Маккензи снова принялся объяснять, что так делается во всех издательствах и в этом нет ничего аморального; далеко не каждый изобретатель в состоянии воплотить свой замысел в металле и пластике, для этого есть другие люди, мастеровые, ремесленники; доктор Карриол так убедительно рассказала об особом даре мистера Кристиана, что «Аттикус Пресс» считает своим долгом помочь ему донести свет своих идей до сограждан; «Аттикус Пресс» заинтересована только в том, чтобы быстро сделать хорошую книгу.
– Ну, не знаю… – растерянно пробормотал доктор Кристиан.
– Зато я знаю, – твердо ответил Маккензи с видом победителя.
Люси Греко тут же поднялась:
– Может, пройдем в мой кабинет, доктор Кристиан? Начнем с плана совместной работы.
– Ты уверена, что игра стоит свеч? – спросил Маккензи, когда они с Джудит остались наедине.
– А ты нет?
– Честно говоря, не пойму, из-за чего весь этот шум. По-моему, он вообще не желает писать книгу. Смотрится он, конечно, эффектно… в профиль – вылитый Линкольн… но вряд ли он такая же выдающаяся личность, как тот.
– Просто прячется, как черепаха в свой панцирь. Боится подвоха, боится, что им будут манипулировать, – вот и все. Было бы у меня побольше времени, я еще поработала бы с ним, добавила бы ему решимости… но времени нет. Через полтора месяца книга должна быть готова.
– Нелегкое дело. Да и дорогое. Не говоря уж о мучениях, которые мы претерпим, выманивая эту упрямую черепаху из панциря.
– Это предоставь нам с Люси. И не бойся, что книга будет тебе в убыток. За моей спиной стоит Департамент – ты не забыл? Твое издательство прогремит на весь мир.
– Посмотрим. Ладно, у меня назначена встреча… Тебе есть чем заняться, пока они с Люси будут возиться с его шедевром?
– Кроме него у меня забот нет. Не беспокойся обо мне. Посижу здесь, пороюсь в твоей книжной коллекции.
Однако к книжным полкам она подошла не сразу. Сначала постояла у огромного окна. Окно, как и полагалось, состояло из трех слоев толстого листового стекла, между ними – воздушная прослойка. От холода такие окна спасали, но придумали их не для этого. Нарастала депрессия, следом росло и число самоубийств. Вот правительство и распорядилось оснащать офисы массивными рамами с тройным стеклом, чтобы заоконные просторы не манили к себе людей. Помогало, но не всегда.
Синоптики утверждали, что весна в этом году будет ранней. И Нью-Йорк жил ожиданием. Деревья стояли еще голые, они все равно зацветут не раньше середины мая, но уже потеплело, и солнце светило ярче, солнечные зайчики плясали на стеклах. Облака плыли по небу, но доктор Карриол смотрела не на них, а на зеркальные окна небоскребов. «Будь счастлив, Джошуа Кристиан! – сказала она в пустоту. – Вряд ли ты хочешь идти дорогой, которой я тебя веду, но стыдиться тебе не придется. Вреда я тебе не причиню, вот увидишь. Я же не виновата, что сам ты не способен распорядиться своим даром. Ты еще скажешь спасибо. Я со своим делом справлюсь. Тысячелетиями мужчины с пренебрежением относились к деловым способностям женщины, полагая, будто она может руководствоваться только эмоциями. Вот и нет, я докажу. Может, никто и не заметит, что я сделала для людей. Но я-то буду знать…»
К первому мая она намеревалась представить неоспоримые доказательства того, что доктор Джошуа Кристиан – тот самый, кого они ищут. К этому времени книга должна быть отпечатана. К Президенту она отправится с книгой и другими материалами в руках, чтобы не возникало никаких сомнений. Потому что Гарольд Магнус будет из кожи лезть вон, чтобы протащить кандидатуру сенатора Хиллера.
Она села за стол Эллиота Маккензи и придвинула к себе телефон. Предстояло набрать тридцать три цифры, но записная книжка ей не понадобилась.
– Это доктор Карриол. Позовите, пожалуйста, мистера Уэйна.
На том конце провода ответили, что Уэйна нет.
– Так найдите его.
Прикрыв глаза, она терпеливо ждала.
– Джон? Ты не мог бы проверить, не прослушивается ли этот телефон? 555-6273. Вряд ли этот номер может интересовать правительство, а вот промышленный шпионаж не исключается. Перезвони мне.
Он перезвонил через пять минут:
– Все чисто.
– Хорошо. Тогда слушай. Нужно несколько видеокамер и побольше микрофонов. Их следует установить в кабинете доктора Кристиана. И по всему дому тоже. Везде! Пусть каждый квадратный сантиметр прослушивается сутки напролет. Установить сегодня же, а убрать в субботу: по воскресеньям у них семейный аврал и они могут обнаружить «жуков». Понятно? И еще: полный список его пациентов, и как можно быстрее. Разговоры с ними записать на кассету. Но так, чтобы они не догадывались. То же – с членами его семьи, его друзьями. И врагами. На это, допускаю, уйдет больше времени, чем на видеосъемку в доме и клинике, но к первому мая все должно быть закончено.
Уэйн был взволнован. Она поняла это по голосу. И по вопросу, который вырвался у него:
– Это Он?
– Он. Но все будет зависеть от того, насколько чисто мы сработаем. Ошибаться нельзя, потому что это действительно Он.
Кому, как не ей судить об этом? В конце концов, Исследования были ее идеей. Пять лет назад у них имелся лишь один кандидат – сенатор Хиллер. Как раз тогда Президент прислал в Департамент Магнуса. Магнуса удовлетворил бы и единственный кандидат – Хиллер. Но она настояла на том, чтобы решали компьютеры. И не потому, что была уверена, будто Хиллер не годится. Просто не хотела уступать Магнусу. А вообще она неясно представляла себе, кого именно ищет. Знала лишь, что главный претендент будет мужчиной. Только мужчине по силам вывести людей из пустыни к спасению, к земле обетованной. Временами она вообще не верила в успех: третье тысячелетие сгубило слишком много ярких личностей, обращая людей в безликую массу. Но разум ее не мог смириться с предположением, что безмолвные ледники, наступающие с полюсов, несут гибель роду человеческому. Как и доктор Кристиан, она не сомневалась, что безграничные внутренние резервы человека позволят ему выстоять и преодолеть любые трудности.
Но разве не странно, что отыскался Кристиан лишь благодаря упрямству и интеллектуальным вывертам некоего аналитика? Попади имя Кристиана в списки Абрахама или Хемингуэй, его наверняка бы забраковали. К счастью, занимался им Моше Чейзен. Как много в жизни зависит от человеческой индивидуальности… А вдруг Абрахам и Хемингуэй из-за несовершенной методики упустили кого-то, кто даже больше, чем Кристиан, подходит на роль спасителя человечества? Ах, если бы все сто тысяч американцев проверить по программе, разработанной Чейзеном! Впрочем, что теперь об этом говорить? Поздно. ОН выбран. И зовут ЕГО Джошуа Кристиан.
Три часа работы с Люси Греко вселили в Кристиана уверенность. Уже через полчаса общения он говорил с ней свободно, без стеснения, даже страстно. Карриол и Чейзен несколько сбивали его с толку своими критическими замечаниями. Люси – другое дело. О такой слушательнице можно только мечтать: сидит, как птенец в гнезде, клюв раскрыт, пихай туда что угодно. И вопросы Люси задавала очень уместные, помогавшие ему развивать свои идеи.
– Из вас получился бы неплохой психолог, – сказал он, когда они возвращались в кабинет Маккензи.
– А я и есть психолог. Он рассмеялся:
– Господи, как же я сам не догадался!
– Доктор! – она вдруг остановилась. – Это будет самая нужная книга из всех, над какими я когда-либо работала. Поверьте.
– Не знаю, что и сказать, – развел он руками.
– Неправда. Вы же знаете: одни люди могут справиться со своими бедами сами, другие так остро переживают одиночество, что им не выкарабкаться без друга, без надежной опоры. И таких – большинство. Я слышала от вас достаточно, чтобы оценить значение книги. Вы просто боялись сами взяться за нее, правда?
– Да. И очень долго.
– Быть того не может!
– Я всего лишь человек. Думаю, того, кто не боится и не сомневается, – надо пожалеть. Человек, лишенный чувства страха, – не человек, а машина.
– Или «сверхчеловек» Ницше. Он улыбнулся:
– Ну, я-то – не сверхчеловек. Честное слово.
Их уже ждали Карриол и Маккензи. Издатель с любопытством смотрел на них: удалось ли Люси договориться с этим необычным автором? Разрумянилась, глаза сияют, как после свидания… Да и доктор Кристиан немного ожил. Браво, Джудит Карриол! Первый барьер взят. Люси – прирожденный писатель, вот только собственных мыслей у нее – ни на грош. Зато попадись ей клиент, у которого есть, что сказать, она непременно отличится. Мастерица плести дивные узоры из слов!
– Я сегодня же отправлюсь с Джошуа в Холломан, – выпалила Люси с порога.
– Вот и прекрасно, – Карриол встала и протянула Маккензи руку. – Спасибо, дружище.
Греко отправилась домой – собираться в дорогу, договорившись встретиться с ними в три часа.
– Ну, что ж, – сказала Карриол. – Рассчитаемся в отеле и перекусим, пока Люси собирается.
Он вздохнул с облегчением:
– Слава Богу! Я так и думал, что вы со мной не поедете.
– Вы правы. Провожу в Холломан и вернусь в Вашингтон. Меня ждут дела, да и вас тоже. Я вам больше не понадоблюсь: теперь у вас есть Люси…
– Если бы все было так просто… Я до сих пор не уверен, что хочу, чтобы эта книга появилась на свет…
– Послушайте Джошуа. Оставьте вы сомнения. Откровенно вам говорю: у вас есть призвание, и вы знаете это лучше нас всех.
Правда, вас приходится направлять, подталкивать. Апостолы были решительней…
– Апостолы? Боже мой! Значит, вы и впрямь имеете в виду некую религиозную миссию?
– Да. Но не в устаревшем смысле этого слова.
– Джудит, я всего лишь человек, слышите? Я к этому не готов!
Какая нелепость – такой разговор на улице, на ходу, в спешке! Похоже, она поторопилась, предвкушая скорую победу. С сенатором Хиллером работать было бы проще: он прагматик, он сам бы понял, к чему его подталкивают и хотя бы не сопротивлялся. А с Джошуа Кристианом чувствуешь себя, будто на канате над пропастью.
– Забудьте, что я сказала. Я оговорилась. Пишите свою книгу, и все. Сейчас самое важное – ваша книга.
Конечно, она права, – думал он, пока поезд вез его в Холломан. Люси Греко хватило такта сидеть молча и не надоедать спутнику: она чувствовала, что за несколько часов ее отсутствия что-то стряслось.
Новые знакомые вели себя странно. Глаза Чейзена при встрече… Необычная заинтересованность Маккензи и Греко в авторе, который не может и не очень-то хочет сам написать книгу… Обмолвка Джудит Карриол… Все это неспроста. Ну и что? Ты же ведь хочешь помочь людям, Джошуа? Не доверяешь Карриол? Ну и ладно. Делай, что должен, а там посмотрим. Книга, книга… Так много можно сказать на ее страницах. А сможет ли он уместить все в один том? Всего себя? Придется ведь что-то отбрасывать, искать слова самые нужные – самые простые и емкие. Объяснить читателям, почему жизнь кажется им бесполезной и наводящей тоску. Дать надежду. Истину. Любовь.
Ну что ж… Он сможет! Пусть с помощью Люси, которая умеет управляться со словами. В конце концов, такая книга нужней людям, чем вся жизнь какого-то Джошуа Кристиана. Или какой-то Джудит Карриол. Ему понравилась готовность Джудит, сделав дело, отойти в тень. Ладно, он на это тоже способен. Сделать – и раствориться в безымянной толпе.
Мама замерла, потрясенная: Джошуа заявился к ней на кухню с женщиной, но совсем с другой! Она так и стояла с ложкой у рта, и даже не замечала, что соус, с которого она приготовилась снимать пробу, капает на пол.
Сын поцеловал ее в щеку.
– Мама, это Люси Греко. Она поживет у нас несколько недель, так что приготовь, пожалуйста, комнату и еще одну грелку на ночь.
– Поживет у нас?
– Да. Она – мой редактор. Издательство «Аттикус Пресс» заказало мне книгу. Чтобы не терять времени, мы будем работать здесь.
Она сама психолог, так что нашими семейными причудами ее не испугаешь. А где остальные?
– Будут вовремя. Узнав, что ты возвращаешься, мы решили перенести обед.
Тут Мама вспомнила о гостье, которая стояла со смущенной улыбкой:
– О, миссис Греко, прошу прощения! Джошуа, присмотри за кастрюлей, а я провожу миссис Греко в ее комнату.
Может, с его стороны было не слишком тактично не предупредить домашних о гостье. Ничего, им время от времени нужна встряска. Особенно Маме. Она вернулась так быстро (куда быстрей, чем требовали приличия от хозяйки дома, знакомящей гостью с ее пристанищем), что Джошуа хмыкнул.
– Держу пари, Мама, ты даже не показала миссис Греко, где ванная.
– Не маленькая, сама найдет. Что случилось, Джошуа? Все эти годы ты совсем не интересовался женщинами, а тут приводишь в дом сразу двух за какую-то неделю!
– Джудит я помог в работе. А миссис Греко, наоборот, поможет мне.
– А ты ничего от меня не скрываешь?
– Ну что ты, Мама!
– Ладно, – протянула она многозначительно. – А ты уверен, что доктор Карриол тебя совсем не интересует? Знаешь, вы очень подходите друг другу…
– Да нет же! И давай не будем больше об этом. Может, поговорим о моей книге?
– Сгораю от любопытства, но… вот соберемся все после ужина – тогда и расскажешь, чтобы дважды не повторять одно и тоже. А еще… У меня тоже есть для тебя кое-что.
– Новости?
Она заглянула в духовку.
– К нам приходили люди из Комитета по экстремальным ситуациям.
– Что?
– Да. Они эвакуировали почти все население Западного Холломана. Конечно, это было не так уж трудно: март, большинство домов пустует. Но повозиться им пришлось: улицы загорожены сугробами, снег заледенел. И, если бы не оттепель…
– Мама! Зачем они приходили?
– Говорю же, эвакуировали весь Западный Холломан. Позвонили и с порога стали наседать: мол, побыстрей усаживайтесь в автобус и езжайте на станцию – знаешь эту развалюху, где живут бродяги? Там нас накормили супом, показали какой-то фильм, совсем новый, а по домам распустили часов в пять, вот почему я и с обедом не управилась.
– Странно…
– Наверно, они искали радиоактивные отходы с соседнего военного завода. Весь район обшарили. Счетчики Гейгера у них так и завывали. Я даже видела солдат! Я уж думала, что солдаты в этой стране вовсе перевелись – так долго не доводилось их встретить. Нет, есть еще армия: в полной амуниции, перекрыли все улицы и прощупывали каждую пядь земли. Выглядело все довольно смешно.
Значит, не розыгрыш и не афера…
– Ну вот, а то горожане вечно любопытствовали, чем же заняты лаборатории и зачем их отгородили такими толстыми бетонными заборами. Теперь понятно?
– Они сказали, что провели дезактивацию и мы можем жить спокойно.
– Будем надеяться, что случай не повторится, – заметил он печально.
– Они обещали, что больше неприятностей не будет, – попыталась она успокоить. – Сказали, что захоронят эту гадость на обратной стороне Луны.
– Слушай их больше. Они всегда что-нибудь обещают.
– Тем не менее один из военных, очень обходительный человек, объяснил, что нам, не исключено, придется в ближайшие дни еще разок-другой вот так подняться по тревоге: город взят на контроль, они хотят удостовериться, что опасности больше нет.
На кухню подтянулись все домочадцы.
– Он не один! – таинственно зашептала им Мама. – Он приехал с подругой!
– И надолго доктор Карриол пожаловала? – спросила Мэри тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
– А это и не доктор Карриол вовсе, – ответила Мама. – Не доктор, а миссис. И зовут ее Люси Греко. И тоже очаровательна.
Глядя на остолбеневшую родню, доктор Кристиан расхохотался:
– Знать бы, что, приходя сюда с женщиной, получишь возможность так повеселиться, – о, я бы стал промышлять этим давным-давно! – он вытер слезы, выступившие от смеха. – Ну и дурацкий же вид у вас, дорогие мои!
– А теперь давайте, давайте, ступайте отсюда, – стала выталкивать их Мама. – Через пять минут начну подавать обед, так что накрывайте на стол.
– Кто она? – спросила у него Мириам, раскладывая вилки.
Тут как раз вошла Люси. Он представил ее домочадцам. А Мириам шепнул:
– Пока – секрет. Потом!
«Потом» наступило после ужина, за кофе и коньяком. Он рассказал о книге. Реакция была даже более бурной, чем он ожидал.
– Идея прекрасная, Джош, – говорил Джеймс, обращаясь, впрочем, ко всем.
– Спасибо доктор Карриол – идея ее, а не моя.
Упоминание о Карриол встревожило женскую половину. Но и они не могли не признать, что идея великолепна.
– Я всегда верила, что тебе суждено написать книгу, – сказала Мэри. – Только боялась, что не сможешь преодолеть себя. Вспомни: ты ведь так и не смог приноровиться к диктофону, который мы подарили тебе на прошлое Рождество.
– Мне тоже так казалось. Поэтому единственный выход – найти человека, который запишет за мной мои мысли.
– Значит, вы – редактор? – Эндрю раскраснелся от волнения и выглядел еще очаровательней, чем обычно. Не удивительно, что, отвечая, миссис Греко говорила с ним как с мужчиной, который ее заинтересовал:
– Да, редактор. Но особый. Скажем, при работе с художественными произведениями редактор выступает в роли критика. Он не может указывать автору, что и как писать, а выявляет слабые места, несообразности в сюжете, характерах и так далее. Это – не моя профессия. Я специализируюсь на работе с теми, у кого есть свежие, оригинальные мысли или впечатления, но нет дара изложить это на бумаге…
Так они сидели и беседовали, а из разных концов комнаты на них нацелились десятки видеокамер, бесшумно фиксирующих каждое слово, каждый жест, выражение лиц. К воскресенью, когда придет пора поработать в зимнем саду, камеры уже уберут: ведь люди, установившие их, обещали повторить операцию по эвакуации населения не позже субботнего вечера. Если бы не пышная зелень, Кристианы непременно почувствовали бы запах свежей краски. Однако растения впитывали не только углекислый газ, но и запахи тоже. Видеокамеры новой конструкции зашифровывали изображение и звук и умещали их на ленте так экономно, что кассет хватило бы на две недели непрерывной записи – гораздо больше, чем необходимо. Даже энергия к ним подавалась из-за пределов дома, чтобы показания электросчетчика не позволили жильцам что-нибудь заподозрить.
После скоропостижного отъезда доктора Кристиана Чейзен снова потерял интерес к программе миграции.
В понедельник, придя на работу, он ждал, что Кристиан вот-вот появится. Но ждал напрасно. Наконец, он позвонил Джону Уэйну, чтобы разыскать Карриол. От него и узнал о внезапном отъезде начальницы Сектора № 4 и Кристиана.
– И не пытайтесь связаться с доктором Карриол, – отчеканил Уэйн, и по его интонации Чейзен догадался, что секретарь только повторяет распоряжения начальницы.
– Мне нужен Кристиан! – чуть не застонал Чейзен.
– Прошу прощения, ничем не могу помочь.
А во второй половине дня в кабинете Чейзена появилась сама Карриол.
– Черт побери, Джудит, неужели вы не могли дать мне хотя бы попрощаться с этим человеком? – прорычал Моше.
– Простите, не подумала, – холодно сказала она.
– Так я и поверил! Вы всегда думаете, что делаете.
– Вам его не хватает, Моше?
– Да.
– Боюсь, вам все же придется обходиться без него.
Он снял очки, которыми пользовался за работой, и пристально взглянул ей в глаза:
– Джудит, в чем все-таки цель Исследования?
– Чтобы найти одного человека.
– Зачем?
– Со временем узнаете. А сейчас сказать не могу, простите.
– Не можете или не хотите?
– И то, и другое.
– Джудит, оставьте его в покое! – искренне воскликнул он.
– Что это вы о себе возомнили, Чейзен.
– Вы только эксплуатируете людей, чтобы добиться своего.
– Ну и что тут удивительного? Все так поступают.
– Нет, с вами не всякий сравнится, – отрезал он. – Вы принадлежите к особой категории. Таких раньше не было. А может, и были, только новые времена вознесли вас так высоко, что вы стали всем нам угрозой.
– Псих! – презрительно бросила она, выходя из кабинета. Дверь она притворила аккуратно, без стука – чтобы показать Чейзену, что он напрасно старался вывести ее из равновесия.
С минуту Чейзен сидел, протирая очки, а потом вздохнул и взялся за компьютерные распечатки. Но и сквозь протертые стекла очков никак не мог разобрать текст: в глазах его стояли слезы.