Символ веры третьего тысячелетия

Глава VIII

Книга «Божье проклятие: новый подход к неврозу тысячелетия» доктора философии Джошуа Кристиана вышла в пятницу, 29 октября 2032 года в издательстве «Аттикус Пресс», в жестком и мягком переплетах одновременно, причем издание в мягком переплете было отпечатано в «Скролл бук».

Слухи о ней достигли в Нью-Йорке точки кипения еще в конце июня, а через месяц они дошли до Лондона, Парижа, Милана и Франкфурта. Наконец, в середине августа были выпущены гранки, разосланные книготорговцам. Это было предварительно откорректированное издание, и тираж его достиг всего 2000, поскольку оно не предназначалось для продажи, а разошлось по коллекционерам, которые отныне могли везде носить эту книгу с собой, не расставаясь с нею даже в туалете.

По издательствам циркулировали слухи, связанные с именем доктора Джошуа Кристиана; в газетах начали появляться небольшие статьи о его книге, и только трудности путешествия удерживали журналистов от преждевременных набегов на Западный Холломан. Некоторые из них, конечно, туда пробрались, но достигли очень немного, ведь им пришлось беседовать с Мамой, которая могла дать отпор любому журналисту, и кроме того, выглядела слишком молодо, чтобы предстать на газетных снимках как мать выдающегося философа. Хотя ей, нужно заметить, очень нравилось быть знаменитой.

После бурных обсуждений в издательстве «Аттикус», выяснилось, наконец, что сам доктор Джошуа Кристиан был не слишком известен публике, пока не появился в шоу «Вечер с Бобом Смитом» на Эн-Би-Си в пятницу, 29 октября. Коммерческий директор «Аттикус Пресс» все еще не в состоянии был поверить, что поднялась такая шумиха, и доктор Кристиан оказался самым почетным гостем шоу с правом на личный монолог. За всю историю шоу еще ни один неизвестный писатель не делался гвоздем этой передачи до того, как о его книге заговорит, по крайней мере, большая часть страны. Но с того момента, как коммерческий директор набрала номер телефона, чтобы начать свое обычное «привет-как-дела-дружище-у-меня-есть-для-тебя-гость», колесо закружилось со сказочной скоростью. Одно шоу за другим соглашались мгновенно пригласить доктора Кристиана на передачу. «Конечно, конечно, может в любой день. Конечно, конечно, дайте нам знать, когда…» И даже такое шоу, как «Вечер с Бобом Смитом», где были особенно разборчивы в гостях, отказалось от своих правил ради доктора Джошуа Кристиана. Директора даже не пытались обмануть, как обычно, в финансовом вопросе. Невероятно! Что же это происходит?

Конечно, книга распространилась намного раньше, чем была опубликована, и в «Таймсе» уже стояла на первом месте во всех списках наиболее популярной литературы. Газеты были полны стандартных ахов и охов, даже более того: «Еженедельный издатель», «Церковное обозрение» и «Книжное обозрение Таймса» поместили целые статьи о книге «Божье проклятие» и ее авторе. Но особенно примечательна была реакция отдела сбыта издательства и книготорговцев по всей стране.

Несмотря на рекламу, созданную Эн-Би-Си, Боб Смит книгу доктора Кристиана не читал. Он вообще никогда из принципа не читал книг, авторы которых могли оказаться гостями его шоу. Он считал, что писатель, приглашенный в студию, раскроется лучше, если беседа с ним строится на вдохновении и импровизации. И пока его метод полностью себя оправдывал.

Главным центром средств массовой информации считалась Атланта, штат Джоржия. Газетчики из Нью-Йорка двинулись туда в конце прошлого столетия, а из Луизианы – с приходом третьего тысячелетия, гонимые непомерными налогами, ограничениями на перевозку грузов самолетами, стоимостью горючего и множеством других проблем. Куда бы они отправились из Атланты, если бы вдруг выяснилось, что и здесь от них решили избавиться, они не знали, но им казалось, что всегда найдется место, где их примут с распростертыми объятиями и, возможно, в этом они были правы.

Прежде чем появиться в телепередаче «Вечер с Бобом Смитом», доктор Джошуа Кристиан прошел через чистилище пресс конференции. Держался он прекрасно. Его не смутило ни щелканье фотовспышек, ни каверзные вопросы, задаваемые людьми, которых он с трудом мог различить в свете юпитеров. Его остроумие чрезвычайно понравилось коммерческому директору «Аттикус Пресс». Впрочем, она хотела, чтобы большую часть информации доктор Кристиан сохранил для шоу Боба Смита. Но предпочла помолчать о своих планах: она уже познакомилась с нелегким характером этого философа.

Кое-чего она не могла понять. Например, «Аттикус» обеспечивало безопасность при путешествиях доктора Кристиана на вертолете, куда бы тот ни пожелал направиться. Даже Тошио Йокинори, получивший Нобелевскую премию по литературе и имевший вдобавок недюжинные способности в части торговых сделок, в свое время ничего подобного не заслужил. Впрочем, это было не ее ума дело. Ее дело – разъезжать с доктором Кристианом на принадлежащей «Аттикус» машине, заботиться о нем, как курица о яйце, и сдувать пылинки с его старого твидового пиджака, следя за его внешним видом. Сам же герой восседал в автомобиле совершенно невозмутимо.

Они полетели из Нью-Йорка в Атланту на маленьком вертолете, который, как было известно доктору Кристиану, принадлежал Президенту, но был выделен лично для него. Летал вертолет со сверхзвуковой скоростью и имел комфортабельный салон. Доктор Кристиан не настолько был оторван от жизни, чтобы не знать, сколько проблем возникает у сопровождающих, но все принимал как должное искренне полагая, что такие вертолеты выделяются всем писателям, сотрудничающим с «Аттикус». Коммерческий директор особенно не распространялся на этот счет, а доктор не мог предположить, что здесь замешано правительство.

Маленький вертолет сделал по дороге в Вашингтон единственную посадку: чтобы забрать Джудит Карриол.

Доктор Кристиан был ужасно рад видеть ее. Мама, конечно, тоже хотела приехать. И Джейм собирался ее сопровождать, но не был уверен, что сможет освободиться на все время рекламной поездки. Упрямая Мэри тоже предлагала свои услуги, но не поехала по тем же причинам. Джошуа еще надеялся, что, может быть, Люси Греко сможет отправиться с ним в Атланту или, если ее не будет, – Эллиот Маккензи, или коммерческий директор. Перелет в полном одиночестве немного пугал его.

Он никогда еще не летал. И уже вышел из того возраста, когда хочется чего-нибудь новенького. Самолеты практически не поднимались в воздух, кроме тех редких случаев, когда в этом возникала крайняя нужда. Да и билеты тогда покупали те, чье положение давало такое право. Остальные довольствовались переполненными поездами и автобусами.

– Джудит, это просто чудо! – воскликнул Кристиан, пожимая протянутую ему руку. Карриол разместилась на заднем сиденье.

– Думаю, ты можешь быть благодарен судьбе, – сказала она. – У меня появилась возможность приехать: Эллиот любезно разрешил мне сопровождать тебя. И – друга. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Я восхищен!

– «Вечер с Бобом Смитом», да?

– Да.

– Ты вообще видел это шоу?

– Нет, никогда. Я хотел посмотреть последний выпуск, но Эндрю отсоветовал. Он настроен против всех шоу из списка, который прислали мне из «Аттикуса», и против всех шоу вообще. Он говорит, что будет лучше, если я прямо сейчас откажусь от участия.

– Ты всегда следуешь его советам?

– Когда Дрю что-то говорит, а он делает это нечасто, к его совету стоит прислушаться.

– Волнуешься?

– Нет. А что, надо волноваться?

– Да нет.

– Волнует меня только то, что есть возможность поговорить с народом. Надеюсь, Боб Смит читал мою книгу.

– Думаю, нет, – отозвалась Джудит, прекрасно зная методу ведущего программы. – Ты будешь сам говорить Бобу Смиту о тысячелетнем неврозе. Вопросы – ответы, вопросы – ответы…

Она сжала его руку и улыбнулась.

– О, Джошуа, я так рада видеть тебя!

Он не ответил. Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и полностью отдался новому ощущению.

Серьезные беседы в телевизионных шоу канули в прошлое. Как и серьезные спектакли – кроме музыкальных, классических или на историческую тему. В большой моде был Шекспир и Мольер. Даже в знаменитых шоу Бенджамина Стайнфильда и Доминика д'Эсте, хоть и обсуждали важные проблемы современности, делали это так, что не могли заставить зрителей сопереживать или задумываться. Принцип был один: минимум переживания для зрителя. Телевидение сверкало остротами и танцами да гремело смехом и песнями.

Телешоу «Вечер с Бобом Смитом» выходило в эфир в девять часов. Пятнадцать лет оно держало в плену подавляющее большинство жителей страны. Вначале на экране появлялась счастливое улыбающееся конопатое лицо, затем – копна ярко-рыжих волос, и на зрителей обрушивалась лавина скетчей, комических трюков, песен и танцев, изредка перемежающееся беседой с какими-нибудь зваными гостями.

Характер шоу такого вида сложился задолго до появления на свет Боба Смита – такого остроумного и находчивого друга каждой семьи. Вступительный монолог, гость номер один, песня или танец, гость номер два, скетч, гость номер три, песня или танец, гость номер четыре и так далее, и тому подобное – до одиннадцати.

В шоу принимали участие от четырех до восьми гостей. Подбор их зависел исключительно от того, насколько – по мнению Боба Смита, – приглашенный найдет общий язык с ним лично и с публикой в студии.

Настоящее имя Боба Смита было Гай Пизано. Псевдоним был выбран не случайно: «Боб» – самое популярное мужское имя, Смит – наиболее распространенная фамилия. Таким образом, создавался неотразимый образ человека как все. Его партнер – Мэнинг Крофт, настоящее имя которого было Отис Гринн, привлекательный негр, остроумный и дерзкий, одетый всегда изысканно, знал свое место и никогда не претендовал на большее, хотя втайне и мечтал о собственном шоу.

Эндрю был прав, посоветовав Доктору Кристиану не смотреть шоу Боба Смита; иначе тот сразу бы отменил рекламное турне и вернулся в Холломан, к своей частной практике, и, доверившись писательскому таланту Люси Греко, попытался бы помогать людям лишь посредством своей книги. Эндрю, возможно, дал ему неважный совет. Как бы там ни было, Джошуа ехал по Атланте в огромном черном автомобиле вместе с Джудит Карриол, направляясь от аэропорта к студии Эн-Би-Си – к огромному, сверкающему стеклами, розовому небоскребу, который вместе с Си-Би-Эс, Эй-Би-Си, Пи-Би-Эс и Метромедиа занимал несколько кварталов. Доктор Кристиан пребывал пока в счастливом неведении относительно того, что его ожидает.

Студия шоу Боба Смита занимала целых два этажа в северной части здания. В вестибюле первого этажа уже ожидала неброско одетая молодая женщина, которая почтительно объяснила, что является одной из пятнадцати младших сотрудников шоу, ассистентом продюсера. Пока они ехали в лифте до тринадцатого этажа, а затем шли лабиринтом темных коридоров, она без умолку болтала по радиотелефону; обрывки ее разговора долетали до следовавших за ней Джудит и Джошуа.

В конце концов, приблизительно за час до начала шоу, они были оставлены в Зеленой комнате. Когда Джошуа Кристиан будет впоследствии вспоминать шоу «Вечер с Бобом Смитом», Зеленая комната вспомнится ему как просторная и обставленная с большим вкусом – настоящий образец артистического фойе. Прекрасные кресла, кофейные столики, окруженные вазами со свежими цветами, и не меньше полудюжины гигантских видеомониторов, расположенных так, что каждый из них мог показать любое кресло и миниатюрную стойку с одетой продавщицей в униформе.

Отказавшись от кофе, доктор Кристиан опустился в первое попавшееся кресло и принялся с интересом разглядывать интерьер.

– Почему мне кажется, что я слышу шепот? – спросил он у Джудит, натянуто улыбаясь.

– Это нервы, – улыбнулась она в ответ.

– Да, конечно, – он снова огляделся. – Здесь никого нет, кроме нас.

– Ты сегодня – гость номер один, гвоздь программы. Они всегда просят приходить сюда не позднее, чем за час до начала представления. Подожди немного, скоро подойдут остальные участники.

Они принялись ждать. Доктор Кристиан с неподдельным интересом наблюдал за прибывающими гостями. Каждый из них появлялся в сопровождении нескольких человек. Джошуа мог бы многое сказать о каждом. Настоящие звезды, все они знали себе цену, старались держаться в отдалении от сопровождающих, а уж друг с другом и вовсе не заговаривали. Но каждый внимательно осматривался, прислушивался, потирая руки, и тем выдавая нетерпение. От них исходило ощущение некоторой виноватости, смешанное с чувством страха. Джошуа пришел к выводу, что участие в шоу значило для любого из них очень много.

За полчаса до начала передачи за доктором Кристианом пришла другая ассистентка продюсера.

– Вниз, в гримерную, – и доктор послушно последовал за ней, неловко оглядываясь назад, чем привел остальных гостей в состояние еще большего замешательства.

Когда в гримерной его усадили в зубоврачебное кресло и над ним склонился пожилой мужчина, сразу заворчавший о смуглости лица и больших порах кожи, доктор Кристиан почувствовал себя бородавкой на подбородке красавицы.

– Показуха, – неожиданно произнес он.

Руки гримера остановились; он с недоумением посмотрел на доктора, словно увидел вдруг свое занятие в новом свете.

– Показуха, – повторил гример, словно эхо.

– Вы намерены сотворить из меня белую лилию, – пояснил доктор. – Но это же нелепо. Лилией я никогда не стану, потому что занят тяжелой работой. Ну разве не показуха?

Гример, сразу утратив интерес к гостю, пожал плечами и быстро закончил работу.

– Вот так, док, – шептал он, трудясь над Кристианом, как садовник.

Доктор Кристиан с иронией посмотрел на себя в зеркало. Казалось, Он помолодел лет на десять. Кожа разгладилась, мешки под глазами исчезли, даже глаза непостижимым образом увеличились.

– Тридцать вместо сорока. Благодарю вас, сэр, – сказал Кристиан, снова вышел в темный лабиринт коридоров в сопровождении ассистентки продюсера – уже третьей по счету.

– Никогда не был так доволен собой, – сообщил он Карриол, снова опустившись в кресло в Зеленой комнате. – И ты знаешь, это очень кстати.

Она изучала его внешность с явным одобрением.

– Они сделали тебя красавцем. Выглядишь моложе. Великолепно!

На этом разговоры закончились. На мониторах уже появилась публика, разогреваемая Мэнингом Крофтом. Обстановка в студии становилась все более непринужденной.

Но Кристиан не увидел Боба Смита на мониторе, потому что фанфары известили о начале записи и очередная ассистентка продюсера явилась за ним.

Тихо переговариваясь, ассистентки усадили его около стены орехового цвета и задернули тяжелую шелковую портьеру, создав таинственную и убаюкивающую атмосферу.

– Пока посидите здесь. Когда мы подадим знак, выйдете на сцену, остановитесь, повернетесь лицом к публике и улыбнетесь – хорошенько, от души. А затем пройдете к подиуму. Бобо поднимется пожать вам руку, и вы сядете справа от него. Когда же объявят другого гостя, вы освободите это кресло, и пересядете на длинный диван, с краю. И всякий раз, когда будет приходить новый гость, будете передвигаться по этому дивану на одно место. Понятно?

– Понятно, – весело ответил он.

– Тссс.

– Извините.

Предварительный шутливый диалог между Крофтом и Смитом, и последний вышел на середину залитой ослепительным светом сцену, остановившись между шелковой портьерой, скрывавшей доктора Кристиана, и пустым подиумом, на фоне сверкающих декораций, изображающих закат солнца в Атланте.

Кристиан не слышал, что говорил Смит, потому что к нему за занавеску пробрался мужчина, который доверительно обнял его за плечи и представился продюсером.

– Большая честь для нас, доктор Кристиан, – зашептал он. – Вы уже бывали когда-нибудь на телевидении?

Ответив отрицательно, доктор Кристиан сосредоточил свое внимание на Бобе Смите.

Тот привел аудиторию в восторг своим монологом. Продюсер, все еще сжимающий руку доктора Кристиана, напрягся.

– Будьте веселым, сообразительным, остроумным, и пусть Боб удачно проведет это шоу, – проговорил продюсер и, разжав свои тиски, вытолкнул доктора Кристиана на сцену.

Он вспомнил, что нужно остановиться и улыбнуться публике, прежде чем пойти дальше. Сидевший за своим столиком Боб Смит приподнялся и, пожав гостю руку, приветствовал его широкой улыбкой.

Кристиан уселся и пристально посмотрел в энергичное, жизнерадостное лицо ведущего. Спрашивается, неужели нельзя сидеть друг напротив друга, как следует? Сидеть в такой напряженной, искусственной позе было очень неудобно.

Боб Смит уже держал в руках «Божье проклятие». Издательство «Аттикус» выпустило ее в эффектной обложке: белый фон, ярко красные надписи и серебристая молния сверху вниз, наискосок. Она возникла на экранах мониторов: волнующая, разящая.

Смиту сейчас хотелось одного: чтобы ни гости, ни зрители не догадались, как он взволнован. «Гвоздем программы» ему подсунули слишком серьезного человека, занимающегося слишком значительной проблемой. Начальство было беспощадно. Напрасно он пытался протестовать против участия доктора Кристиана в шоу, убеждая, что тот просто не вписывается в передачу, что телезрители переключатся на другие каналы через пять минут после его появления на экране, что за все время своего существования шоу никогда еще не было так близко к провалу. Все его доводы были внимательно выслушаны, продюсер и прочее начальство покивали головами, а затем объявили, что несмотря ни на что, доктор Кристиан участвовать в программе будет, а как его раскрутить – это проблемы Боба Смита.

Поэтому ему пришлось объяснить телезрителям, что сейчас представит одну книгу и ее автора, что дело это для шоу непривычное, что сам он чувствует, настолько большое значение они имеют и, значит, это его долг – привлечь к ней внимание всей страны. Закончив свой монолог, он некоторое время очень серьезно глядел в камеру, будто заклиная публику оставаться у экранов телевизоров.

Без своей обычной заразительной улыбки Боб Смит ждал, пока доктор Кристиан удобнее усядется в гостевое кресло, после чего убрал книгу из кадра, повернулся к доктору и спросил, чувствуя себя при этом полным идиотом:

– Доктор Кристиан, что такое невроз тысячелетия?

Доктор Кристиан не улыбался, не подыгрывал ведущему, не ловил жадно каждое его слово, как другие гости телешоу. Казалось, его здесь и не заинтересовало ничего – кроме монтажной конструкции над сценой. Устремив на нее взгляд, он заговорил.

– Я родился буквально в самом начале третьего тысячелетия, – произнес он отрывисто, – за день до того, как закончился 2000 год. У моих родителей четверо детей. Я – самый старший. Мы все погодки. Самый младший из нас, Эндрю, был еще младенцем, когда наш отец замерз где-то на скоростной трассе в северной части Нью-Йорка. Он направлялся к своему пациенту. Мой отец был психиатром, немного ортодоксальным, тем не менее пользовался большим уважением. Он погиб в январе 2004 года, а нашли его тело только в апреле. Многие погибли в ту метель… Тогда это была самая страшная зима в истории нашей страны. Исчерпались все запасы нефти, моря покрылись льдом, не хватало ледоколов, чтобы очистить гавани и морские пути. Автострады и железные дороги заносило снегом. Метели с января по апрель были такими сильными, что самолеты не могли подняться в воздух, и люди умирали вдоль всей 14-й параллели. Зима 2004 года стала одним из первых тяжелейших ударов, которые обрушились на нас.

Он опустил голову и взглянул в объектив так естественно, словно был профессиональным актером. Это произвело на зрителей должное впечатление. Он словно притягивал к себе.

– Третье тысячелетие – не Армагеддон, – продолжал доктор Кристиан. – Ни одно из великих бедствий, что были предсказаны на наше столетие, не стряслось. Не разразилась война, которая стала бы последней для человечества. Мы не погибли в пламени пожаров. Напротив, надвигались ледники. Вместе с ними пришлось двигаться людям. Из северного полушария они начали переселяться на юг. Туда, где было солнце. Где все еще тепло. Где можно пережить зиму. И эта миграция крупнее любой другой на нашей планете.

Понадобились строгие ограничения. Нельзя было позволить мужчинам и женщинам непланомерно производить на свет столько детей, сколько заблагорассудится. Пришлось законсервировать природные источники горючего. И не просто остановить дальнейший рост популяций всех видов живых существ, но и повернуть этот процесс вспять.

Альтернативным вариантом явилось уничтожение всего живого путем ядерной войны. Тогда оставшиеся в живых могли бы вернуться к естественному равновесию с окружающей средой. Если, конечно, после ядерного взрыва осталось бы то, что можно назвать окружающей средой.

Да, мы были достаточно умны, чтобы тысячу лет назад принять послание Бога, но теперь изгнаны с земли обетованной в дикие места и пребываем в невежестве и страхе. Нужно было многое сделать, но для этого людям не хватало рассудительности. Как часто они сначала призывали закон, а потом объясняли его! Как часто объяснения эти давались в недоступной многим форме. И как часто информация доходила до людей искаженной, преувеличенно драматизированной: желтая пресса сделала ее своим товаром. И – это трагедия людей третьего тысячелетия – как часто наши эмоции заставляли нас делать то, чему противились инстинкты.

В студии было очень тихо. Присутствовавшие боялись даже кашлянуть. Доктор Кристиан не сообщил ничего нового, но говорил столь искренне и убедительно, что аудитория слушала его, как кельтские племена когда-то слушали своих певцов. Манера говорить, тембр голоса, подбор слов, неуловимое обаяние заставляли вслушиваться в его речь.

– Больше всего страдают дети, из-за этого и мы страдаем. И тут американцы не одиноки. Та же участь постигла всех землян, все они терпят подобные муки. Человек хочет сына, а у него рождается дочь, хотя все его предки имели сыновей… Или муж и жена имеют сына, но хотят дочь. Женщина переполняется материнским чувством и хочет рожать и рожать детей. Даже те, кто занимаются сексом исключительно ради удовольствия, движимы одним инстинктом – воспроизводить. Совсем недавно человеческое существование не мыслилось иначе: размножаться – или умереть. Совсем недавно многие религиозные догмы гласили, что попытка избавиться от потомства противоречит заповеди Божией и несомненно повлечет за собой проклятие.

Доктор Кристиан не мог больше сидеть в неудобном кресле, в дурацкой позе. Он поднялся и вышел на середину сцены. Юпитеры остались за его спиной, и он, наконец, увидел своих слушателей.

Оказавшийся за кадром Боб Смит отчаянно жестикулировал, призывая изумленного декоратора принести стул. Когда стул появился, Боб переместился с ним в центральный проход между рядами слушателей. Через три часа, когда запись этого шоу появится на экранах телевизоров, зрители всей страны смогут увидеть Боба Смита, невозмутимо несущего стул и усаживающегося на него как первокурсник на своей первой в жизни лекции у знаменитого профессора. Мэннинг Крофт решил не соблюдать формальности, и чтобы составить выгодный контракт с Бобом, вовсе спокойно уселся на пол, у ног зрителей первого ряда.

– Внутри каждого из нас живет сильная любовь к дому, домашнему очагу и детям, – тихо продолжал доктор Кристиан. – Эти три вида любви составляют единое целое. Домашний очаг является источником тепла, местом сосредоточения семьи. Дом – пристанище, крыша для семьи, Дети – причина и цель ее существования. Мужчина – консерватор, он не любит переселяться, если только новое место не столь же соблазнительно, как старое. Нашу страну ведь основали эмигранты которые искали здесь свободу религиозных убеждений, богатство и уют, смену традиций и обычаев. Но когда они поселились на этой земле, к ним вернулась любовь к домашнему очагу, к дому. Взять хотя бы меня Мои предки пришли с полуострова Камберленд в Британии, с норвежских фиордов с гор Армении и равнин России. В Соединенных Штатах Америки их потомки преуспели. И США стали для них родиной. Где еще могут так смешаться представители разных рас и народностей? Разве не заинтересованы они в спасении своей общей родины?

Он остановился, разглядывая аудиторию, словно подсчитывая, представители скольких народностей сидят в студии, кивнул, соглашаясь сам с собой и вдруг – впервые за все время – улыбнулся. Это была улыбка человека, который готов любить, утешить и обнять весь мир.

– Я до сих пор живу в Холломане, штат Коннектикут, в доме, где вырос, рядом со школой, в которую ходил, и университетом, который закончил. После того, как стало холодно, я взвесил все возможные варианты и сознательно выбрал зимний мороз. Если не считать некоторую нехватку тепла, электричества и газа, то я до сих пор могу жить в своем доме с относительным комфортом, что вряд ли было возможно, если бы я переселился на юг. Поскольку я много работал, у меня есть деньги, а мои личные потребности минимальны. Я могу, например, исправно платить все налоги, несмотря на то, что они постоянно растут.

Я решил не использовать свое право на рождение ребенка, пройдя стерилизацию. И вот теперь, через пятнадцать лет после того как наша семья приняла решение остаться в Холломане, нам все же придется покинуть его. И все же я могу сказать, что счастлив.

В Зеленой комнате тоже стояла тишина Карриол незаметно наблюдала за остальными гостями шоу. Никто из них не проявлял признаков беспокойства, недовольства или злорадства. Ни один даже не заметил, что запись не прерывалась рекламными вставками Они впились глазами в мониторы.

– Многие мои сверстники несчастливы Глубина и сила их страдания – вот то, что я называю неврозом тысячелетия. Знаете ли вы, что такое невроз? Я определяю его так: обратимое негативное психическое состояние. Его причина может быть незначительна или даже воображаема, это зависит от личности человека. Но причина, вызвавшая невроз может быть реальной Серьезной. Неизбежной Физические особенности, болезнь, многое другое способно покалечить душу. Невроз тысячелетия обусловлен действительностью Мы убеждаем себя, что мы взрослые, зрелые ответственные люди. Но внутри каждого из нас живет маленький ребенок. Он начинает плакать, когда понимает, почему нельзя иметь то, чего хочется. Этот ребенок внутри нас способен опустошить нашу душу своими рыданиями Часто так и случается. А мы и не догадываемся, что происходит.

Он заговорил громче и одновременно ласковей и слушатели почувствовали внутреннюю перемену в самом Кристиане.

– Почему вы плачете? – вопросил он слушателей – Я, который никогда не плакал из-за своих проблем, могу сказать, что вы – единственная причина тех слез, которые я проливаю сейчас Вы плачете о детях, которых не можете иметь Вы плачете от того, что у вас нет постоянного жилища. Плачете, потому что вольны поступать, как вам хочется, жить как считаете нужным. Вы тоскуете по детям по теплой земле. Плачете потому, что, приняв Бога, должны с детства принять то, чего не можете принимать сейчас, чего не понимаете а в результате не можете избавиться от ощущения дискомфорта.

Ни один человек в стране не видел еще записи этой телепередачи. Только в овальной комнате Белого дома, принимая студию через специальную постоянную линию связи между Атлантой и Вашингтоном, еще более надежную, чем спутниковая, сидели в креслах перед экраном Президент Тибор Рич и секретарь Департамента Окружающей среды Гарольд Магнус. Они смотрели передачу очень внимательно, анализируя интонацию и каждое слово, произнесенное доктором Кристианом, и ожидая любого промаха, который вызвал бы разочарование или даже подозрение в его благонадежности. Пока что все хорошо, но тем не менее..

– Именно это сейчас приносит настоящее горе, – говорил доктор Кристиан. – Потеря чего-то невосполнимого! Смерть. Невинность. Здоровье. Молодость. Способность к деторождению. Непосредственность. Когда жизнь человека протекает в нормальных условиях, не кажется ему бездонным мраком Время – лучший лекарь, оно заживляет всякие раны. Но поскольку мы охвачены неврозом тысячелетия, наши горести безмерно вырастают. И время не в силах их залечить. Многие мои ровесники и люди старшего поколения имеют братьев и сестер, им знакомы радости жизни в большой семье. А еще у них есть двоюродные братья и сестры, дяди и тети…

Наши же дети растут без сестер и братьев, их дети не будут иметь ни теть, ни дядь, ни двоюродных братьев и сестер. Многие из нас собираются переезжать на новое место или уже покинули старый дом. И делают это постоянно. А новые жилища уже построены.

Они малы и тесны. Хотя кое-кто, вероятно, из трущобы на севере попал в такие же трущобы на юге. И многие с переездом потеряли работу, так что им не осталось даже этого слабого утешения. Но ни один из нас не страдает от голода. Никто из нас сейчас не живет так плохо как жители Северной Европы или Центральной Азии. Мы не страдаем от равнодушия правительства. Законы страны безжалостно справедливы и беспристрастны: ни один гражданин не может избежать судьбы всего народа. Да, мы страдаем, но это всего лишь эмоции. Это и есть невроз тысячелетия.

Он остановился, но не потому, что закончил или не знал, что сказать. Чутье природного оратора подсказало ему, что именно здесь следует сделать паузу. Никто не шевелился.

– Я оптимист, – продолжал он. – Я верю в будущее Человека. И я верю, что все, что происходило, происходит и еще произойдет – обязательные этапы эволюции Человека, предначертанной Богом. Потерять надежду на будущее человечества – значит оскорбить Бога.

Он глубоко вздохнул, и следующие его слова прозвучали так громко, что индикатор уровня записи на приборах подскочил почти до верхней отметки.

– Бог есть! Сначала примите это, а уж затем спрашивайте, кто и что Он есть? Говорят, что человек лишь в старости, перед самой кончиной, приходит к вере в Бога, потому что боится умереть. Я не согласен. Скептицизм сменяется в старости верой потому, что человек – мужчина или женщина – к концу жизни понимает, что такое идеал. Не идеал для всего общества, а идеал его собственного мира. Случаи, обстоятельства, удивительные совпадения… Пока человек молод, он не в состоянии увидеть этот идеал: не хватает опыта.

Бог есть! Я не могу осуждать какие-либо обряды и религии, но лично, для себя, ни одну из них не могу принять полностью. Я должен вам это сказать для того, чтобы вы меня правильно поняли. Я стою здесь сейчас перед вами, потому что понял невозможность помочь всем, кто страдает от невроза тысячелетия. Я помог тем, кто обращался ко мне там, в Холломане. Но я всего лишь человек – мои возможности не безграничны. Чтобы помочь всем, я должен был написать книгу. Книгу, в которой есть все, что я говорил своим пациентам. Я не религиозен, если говорить об исполнении всех религиозных канонов. И все же я верю в Бога! В своего Бога. И только в своего. Бог – это суть моей жизни, моего способа лечения, моей книги. И вот я стою здесь, рассуждая о Боге. Здесь, – его дрожащая рука описала широкий полукруг, – в таком необычном месте, я рассуждаю о Боге! Перед людьми, которых не могу видеть, которых никогда не узнаю. Каждый из нас нуждается в защите от одиночества. Одиночество бывает необходимо. Но иногда оно невыносимо. В каждом из нас есть душа, она одинока, она индивидуальна, она зависит от любых совершенств своей телесной оболочки. Эта душа – только часть мужчины или женщины, созданная Богом по своему подобию. Разницы между мужчиной и женщиной для Бога нет. Ведь он так далек от нас… Наверное, Он даже отсутствует в крохотном участке Вселенной, который доступен нашему взору. Не думаю, что Он нуждается в том, чтобы мы Его любили или искали Его милости. Или даже как-то персонифицировали Его. Времена изменились. Возможно, человеческая природа тоже изменилась – я думаю, так и произошло – и это к лучшему. Мы не можем безнаказанно вредить друг другу, мы кое-что знаем друг о друге. И все же многие отказались от Бога, думая, что Бог не изменился за минувшие тысячелетия и, значит, не стоит в Него веровать. Вот где ошибка. Что действительно не переменилось, так это человеческие представления о Боге. Богу ни к чему перемены – он вне наших представлений о постоянстве и изменчивости. Третье тысячелетие показало нам, особенно американцам, сколь опасна наивность и сколь полезен скептицизм. Но никогда, никогда не будьте скептичны в отношении Бога! Будьте скептичны в отношении людей, которые позволяют себе Бога определять и описывать. Это разнобой всех свидетельств привел к угасанию веры. Люди приводили мне разные причины, по которым они отвергают Бога, и каждая из них коренилась в их собственных правилах, принципах и тому подобном. Не отвергайте Бога! Повернитесь к Нему! В Нем – спасение от одиночества! Вы поймете и прочувствуете смысл жизни, ее идеал. Чтобы двигаться вперед, минуя роковые случайности и хаос, со ступени на ступень развития расы, нужно постоянно искать истину и проявлять великодушие. Истина и великодушие – это и есть Бог.

Доктор Кристиан начал расхаживать по сцене, что вызвало переполох среди операторов, которые не могли угадать, куда в следующий момент повернуть камеру. Но его это не волновало.

– Нет, мы не Божьи дети. Во всем – кроме разве что физиологии – мы принадлежим самим себе. Бог дал нам не законы, а возможность создавать себя самим. Все, что ему надо от нас, – чтобы мы пришли к нему. Он терпеливо ждет. Ждет, когда мы преодолеем все препятствия, которые создает не Он, а мы сами. Наш мир – это наш мир. Бог вручил его нам! Неужели вы верите, что Бог претендует на какую-то собственность? Не обвиняйте Его в своих несчастьях и не воспевайте Его. Мне нравится думать, что после нашей смерти лучшая частица из нас возвращается к Богу. Не та, которую мы называем «Я», а та, частица божественного, которая постоянно с нами: наша одинокая душа. Трудно объяснить, но верю, что эта-то крохотная частица поддерживает меня на моем пути. Я принимал участие в сотворении этого мира. И несу ответственность за то, каков он, и все люди – тоже в ответе за его совершенства и несовершенства.

– А книга? – прокричал со своего стула Боб Смит, еще не вполне пришедший в себя после того, как его шоу свернуло с наезженной колеи.

Доктор Кристиан остановился и, повернувшись к Бобу Смиту, посмотрел на него сверху вниз. Ноздри его раздулись, и грим на лице стал заметен, словно на человека напялили маску, и теперь в прорезях ее яростно сверкали глаза.

Окрик вернул Кристиана на землю.

– Книга, – повторил он. – Какая книга? Ах, книга! Я назвал ее «Божье проклятие». Это ключевая фраза стихотворения Элизабет Браунинг. Волнующие слова. Слова Библии. Там говорится о разрыве между Богом и Человеком, когда последний был изгнан из Эдемского сада. Человек ушел оттуда, и в ушах его звучало Божье проклятие. Бог обрек человека метаться между злом и добром, между жизнью и смертью, в муках рожать детей своих, жить трудом. Само стихотворение написано как гимн труду. «Трудись… для Бога. Его проклятие – дар лучший, нежели благословение».

– Это мое личное мнение, но мне кажется, что все эти мифы, легенды, старейшие части писания, включая Книгу Бытие, иносказательны, сложены специально для того, чтобы истолковать их как аллегории. По-моему, Бог, прокляв нас, подарил нам самих себя, полную ответственность за свою общую судьбу и наши личные судьбы. Как хорошие родители отделяют своего выросшего сына и дают ему надел, так и Он нас отделил от себя, чтобы мы следовали своим собственным путем под своим собственным небом.

Человек появился очень давно, гораздо раньше, чем история, которая описывает, как пришли и прошли ледниковые периоды. Тысячелетия разворачивались перед человечеством, как свитки, испещренные письменами, а мы, нынешние, едва знаем, что говорилось в пяти из них. Теперь мы стоим на пороге нового тысячелетия. Лицом к лицу со старыми проблемами. И с новыми тоже. Существуют, как прежде, добро и зло. Зато наши предки и представить себе не могли, что когда-нибудь рабочих мест будет мало и труд сделается привилегией немногих. Люди сейчас готовы платить за то, чтобы не получить работу. Предки не ведали, что нам придется страдать не из-за непослушания или болезней, а из-за того, что дети стали редкостью. Все наше стремление к бессмертию сосредоточивается в одном-единственном ребенке. Даже победителям лотереи, которая проводится Бюро по Рождению Второго Ребенка, лишь немногим легче.

Кое-кто из слушателей придвинулся поближе к сцене, чтобы слышать, как доктор Кристиан выражает сочувствие семьям, которым повезло завести второго ребенка. Боб Смит, тоже имевший двоих детей, но, не задумываясь о последствиях, с радостью пополнил бы семью еще одним наследником, вдруг почувствовал, что готов полюбить этого странного, запоминающегося человека. И даже простить то, что тот сотворил с его шоу.

– Невроз тысячелетия – это потеря уверенности в настоящем и надежды на будущее. Это постоянное ощущение собственной бесполезности, отсутствие цели в жизни. Это беспричинная и бесплодная ярость, направленная на самих себя. Это депрессия, часто ведущая к самоубийству. Это апатия. Это отсутствие веры в Бога, в страну, в самих себя. Большинство из нас – а средний возраст американца сейчас превышает сорок лет – оглянувшись назад, увидит ту пору, когда нас раздражали даже незначительные ограничения свободы. Оглянуться и понять, что счастлив многим пожертвовать, лишь бы вернуться в те времена. Увы, невроз тысячелетия – не только потеря надежды на будущее и уверенности в настоящем, но и еще любовь к прошлому. Ибо кому по сердцу жить в нашем сегодня?

– А с каких пор, док, у нас нет выбора, мы обречены жить одним днем? – закричал Мэннинг Крофт. – Вы можете ответить?

Доктор Кристиан серьезно и с признательностью посмотрел на этого чернокожего, который помог ему снова опуститься с небес на землю.

– Прежде всего, повернитесь к Богу. Тогда вам будет легче противостоять ударам судьбы, ваша жизнь станет богаче, вы ощутите себя более счастливым, ваша душа – частица Бога – расширится, вы без страха сможете смотреть в лицо смерти. Научитесь владеть своим разумом и своей душой, чтобы горе не было так невыносимо. Сумейте увидеть красоту в мире, который вас окружает, в книгах, которые читаете, в картинах, которые пишут художники, и в домах, в которых живете, и в улицах, на которых стоят эти дома, и в городах, в которых проложены эти улицы. Помогайте расти всему живому, и своим детям тоже. Будьте всегда готовы воспринимать жизнь во всем ее многообразии. И примите этот мир, чтобы сделать его гораздо лучше, чем он есть. Это в ваших силах. Не бойтесь холода! Люди сильнее холода. Люди будут жить здесь, когда солнце снова станет горячим.

– Доктор Кристиан, считаете ли вы неизбежным то, через что мы сейчас проходим? – спросил Боб Смит.

Два человека в Белом доме застыли в нетерпении, а Джудит Карриол в Зеленой комнате Эн-Би-Си, закрыв глаза, пожалела, что ей некому помолиться. Или теперь и она может молиться Богу, о котором возвещает Джошуа Кристиан?

– Да, конечно, это неизбежно, – ответил доктор Кристиан. – Что лучше: иметь одного здорового ребенка или же постоянно рожать неполноценных детей, пребывая в вечном страхе, ибо тогда не избежать ядерной войны? Что лучше: бежать от ядовитых газов в блестящем автомобиле на север Нью-Йорка или трястись в тесном и душном вагоне по дорогам Буффало? Что лучше: слепо следовать путем предков, строить города и заводы, – или ограничить рождаемость, сократить число городов и свернуть производство ради того, чтобы выжить и пережить новый ледник?

Он устало огляделся. И хотя аудитория тоже была утомлена, все же он больше устал от людей, чем те от него.

– Вспомните, что нам приходится страдать больше всех, потому что мы – единственные, кто помнит иные времена. Чуждое нам сделается нормой для наших детей. Не делайте их несчастными, внушая им тоску по миру, которого они никогда не видели и не увидят. Не заражайте их неврозом тысячелетия, болезнью нашего поколения. И исчезнет она только вместе с нами.

– Доктор Кристиан, вы хотите сказать, что единственное лекарство от невроза – исчезновение нашего поколения?

Вопрос прозвучал откуда-то из задних рядов. Камеры не показали лицо женщины, чтобы не отвлекать внимание от доктора.

– Нет. Я даже не имею в виду, что с исчезновением нашего поколения невроз исчезнет сам по себе. Но я знаю: наш долг перед детьми сделать так, чтобы невроз умер вместе с нами. Что для этого нужно, я уже в общих чертах сказал, отвечая мистеру Крофту, и не хочу повторяться. Обо всем этом сказано в моей книге, сказано обстоятельней, чем я смогу это сделать сейчас.

Он послал ослепительную улыбку туда, откуда прозвучал вопрос.

– Вы знаете, я увлекся, а потому был не особо логичен. Я всего лишь человек, и, не лучший экземпляр.

– Док, вы говорите, что мы должны владеть собой. – Но в наше время это стоит денег.

– Ну, почему же, – отозвался доктор Кристиан. – Есть множество занятий, которые не требуют больших расходов. А некоторые могут даже принести вам маленький доход, если, конечно, делать все на совесть. Например, общественные проекты, которые разрешены как местными правительственными органами, так и федеральными властями или правительством штата. Осмелюсь также заметить, что во всей стране вы не найдете города, который не снабжался бы постоянно книгами. Я имею в виду книги для библиотек. Читать – это совсем не пустая трата времени, надо только, чтобы это вошло у вас в привычку. Привычка же вырабатывается годами. Например, любой из членов нашей семьи с уверенностью может сказать, что Мама чем-то расстроена или озабочена, если видит что пол она моет руками, ползая по нему на коленях. Это – тоже привычка. Трудотерапия помогает преодолеть стрессовое состояние. Удивительные результаты дают занятия спортом. Вы должны быть заняты! И тому же учить своих детей! Самое опасное для человека – лежать на боку, предаваясь пустым, неконкретным мечтаниям. Другими словами, – самоанализ есть саморазрушение.

Он на мгновение остановился и спросил:

– Как вы относитесь к бизнесу, требующему крупных капиталовложений?

– Я люблю считать денежки, док! Я работал в банке счетчиком до того, как появились автоматы для подсчета купюр, и всех нас постепенно уволили.

Доктор Кристиан расплылся в улыбке:

– В таком случае, рекомендую вам научиться играть в «Монополию», – сказал он и, поскольку снова пришел в себя, уже открыл рот для того, чтобы заговорить о проблемах лишних рабочих рук, как вдруг увидел прямо перед собой Боба Смита.

– Как насчет того, чтобы мы снова вернулись к столу, доктор Кристиан? – поинтересовался он, кладя свою руку на плечи Кристиану и разворачивая его к пустому подиуму. – Полагаю, многие здесь, включая и меня, хотят задать вам вопросы…

Они сели на свои места, а Мэннинг Крофт устроился рядом с ними на длинном диване. Доктор Кристиан изнемогал. Он весь вспотел и немного дрожал от напряжения, вызванного длинной и пылкой речью.

– Вы хотите основать новую религию? – спросил Боб Смит очень серьезно.

Доктор Кристиан энергично затряс головой.

– Нет-нет, что вы! Просто пытаюсь предложить разочарованным людям более приемлемое представление о Боге. Я же подчеркнул: это – всего лишь мое личное представление о Нем, я даже не могу судить, верно ли оно. Я не теолог – ни по призванию, ни по профессии. Рассуждая о Боге, я не вдаюсь в детали. Меня интересуют люди. Их возвращение к вере. Потому что без Бога человек – всего лишь неразумная частица протоплазмы, приходящая ниоткуда и направляющаяся в никуда, не несущая ответственности ни за себя, ни за весь свой мир. Прыщик на коже Вселенной – и только. Поэтому я считаю, если человека не устраивает ни одна из концепций, которые предлагают ему различные религии, он обязан сам найти для себя Бога.

– Но не может быть Бога без Церкви! – пробасил кто-то из слушателей.

Доктор Кристиан поднял голову.

– Почему? Что важнее: Бог или Церковь? Не заставляйте человека ходить в храм! Потому что «церковь» – не обязательно здание, где проводят богослужения. «Церковь» – не обязательно целая структура, которая устанавливает правила поклонения определенному Богу, а заодно обзаводится землей, имуществом и целым штатом персонала. Лично я отношусь и к той, и к другой Церквам одинаково, но непростительной ошибкой было бы отвергать Бога лишь потому, что не являешься приверженцем какой-либо из церквей. Попы, как и все люди, могут заблуждаться, лгать, обманывать – но неведомы ложь и обман Богу. Так что важнее, Бог или Церковь?

– Вы настаиваете, чтобы мы отказались от Церкви? – спросил Мэннинг Крофт.

– О нет! Нет! Если человек нашел своего Бога в Церкви – прекрасно. Ни к чему копировать мой собственный отказ от церкви или, наоборот, заискивать перед людьми церковными. Искренне говорю: я завидую им, их вере. Но не могу жертвовать деньги на то, во что не верю, – на церковь и на безбожие. Просто иначе впадаешь в один из отвратительнейших – и для Бога тоже – грехов: в ханжество. Отказываясь от храмов и алтарей, я не могу отказаться от частицы себя – от Бога! И не позволю сделать это своим пациентам. Потому что перед глазами моими ежедневно Его подобие – мир, другие люди, я сам.

В Зеленой комнате Джудит Карриол откинулась на спинку кресла. Он с честью выдержал испытание! О, блаженство! Волшебный миг! Она, конечно, никогда не сомневалась в нем. Но все-таки скептически относилась ко всему на свете, не исключая и Бога. Извини, Джошуа! Но «Вечер с Бобом Смитом» – это еще не все. Джошуа Кристиану предстоит пройти еще через целую череду испытаний – через все эти «Шоу Дэна Коннорса», «Час Марлен Фельдман», «Северный город»… Пройти весь этот путь, да. И не просто повторить свой первый успех. Теперь от него будут ждать большего.

– Да, вы, конечно, нашли на это место подходящего человека, господин Президент, – вежливо произнес Гарольд Магнус.

– Я нашел? Ах, Гарольд, от меня зависело не так уж много. Ты обратил мое внимание на нее и на ее исследования, ты дал ей денег, людей и оборудование для операции «Мессия», так что большая часть заслуг зачтется тебе с Джудит Карриол пополам.

Шеф Департамента окружающей среды был настроен великодушно:

– Она далеко не глупа, эта Джудит Карриол, надо отдать ей должное. Но, господи, она меня пугает!

– Пугает? – повернулся к нему Президент.

– До смерти. Самая хладнокровная женщина на свете.

– Интересно. Мне она кажется не только привлекательной, но еще обладающей особым шармом. Кроме того, она обеспокоена судьбой человечества.

Президент выключил телевизор и поднялся.

– Я иду обедать. Составишь мне компанию?

Пища в Белом доме готовилась в соответствии с непритязательными вкусами Тибора и Джулии Ричи, и Гароль Магнус, будучи гурманом, предпочел бы обедать в «Chey Roger» – лучшем французском ресторане Вашингтона. Но честолюбие заставило его отказаться от лангустов и уток ради заурядного жаркого в компании боса.

– Джулия не собирается к нам присоединиться?

Президент среагировал не сразу, как робот, заржавевший под дождем. Молча покачал головой и двинулся дальше по коридору.

– Нет, кажется, она собирается в «Chey Roger» сегодня вечером. Везет же Джулии!

– Как маленькая Джули?

– Прекрасно, – с удовольствием ответил Президент. – Ей изменили диагноз и направили в специальную школу. Скучновато без нее, но я часто навещаю девочку. И замечаю кое-какие перемены к лучшему.

Обедали в кабинете Тибора за столиком на двоих. Пища была так себе, но Магнус сделал вид, что восхищен. Когда перед ними поставили слоеный земляничный торт, он одновременно решился на два подвига сразу: съесть эту отраву и задать Президенту вопрос.

– Господин Президент, не кажется ли вам, что доктор Кристиан пытается занять место Бога?

Рич вытер губы салфеткой, положил ее на край тарелки, отодвинулся от стола и задумался.

– Он рассуждает о Боге смело, хотя и не теолог. Карриол права: если этот человек может дать людям надежду в форме такой религии, которую они смогут принять, в этом нет ничего плохого. Человек я богобоязненный. Семья моя принадлежит к англиканской церкви, сам я получаю удовольствие, посещая церковь. Бог так часто помогал мне сохранять рассудок, что передо мной не стоит вопрос, принимать ли Его. Вот все, что я могу сказать! Да, я считаю, что доктор Кристиан и его «Божье проклятие» полезны для нашей страны.

– Хотел бы и я быть также уверенным в этом, сэр. Я думаю о той вражде, которая теперь начнется, с его легкой руки, между официальными церквами.

– Это верно. Но насколько они сегодня сильны, Гарольд? Черт возьми, они не могут даже влиять на членов парламента!

– Тут в вас говорит политик, – улыбнулся Магнус. Он напрягся, чтобы земляничный торт пролез в желудок.

– И еще: у Кристиана есть и преимущество. Он – патриот.

– За меня можете не беспокоиться, сэр: я согласен, – мрачное лицо Магнуса неожиданно озарилось ослепительной улыбкой.

– О, Гарольд, ты ли это? Я верил, что ты поддержишь… Да, наверное, Бог – американец и помогает нам…

«Вечер с Бобом Смитом» уже начался, когда в квартире Милли Хемингуэй зазвонил телефон. Ворча, она вышла из ванной, натягивая на себя одежду.

– Милли, – послышался голос доктора Сэмюэля Абрахама, – включи Эн-Би-Си. Посмотри Боба Смита.

Она включила телевизор, и на экране крупным планом возникло сосредоточенное лицо доктора Джошуа Кристиана.

– Боже мой! – воскликнула Милли и опустилась в кресло. И когда минутой позже бегущая по экрану строка возвестила о том, что сегодняшнее шоу будет идти без рекламных вставок, ошеломленно добавила: – Не могу поверить!

До сих пор подробная информация о докторе Джошуа Кристиане тщательно скрывалась от сотрудников Департамента, да и они были настолько заняты собственными делами, что не удосуживались заглянуть в газеты.

Человек, которому отводилась такая важная роль в Исследовании, делал пока только первые шаги. Но какие!

Милли Хемингуэй досмотрела шоу до конца. Она была потрясена и очарована. Как только она выключила телевизор, телефон зазвонил снова.

– Милли?

– Да, Сэм, это я.

– Что происходит?

– Не знаю, Сэм.

– Это что, пробный шар?

– Да.

– Не может быть!

– Сэм, не спеши делать выводы. Наверно, это всего лишь эксперимент. Но и это означает, что мы добились куда лучших результатов, чем мечтали. Мы не знаем, как влиять на нацию. А Моше нашел этого парня. Мы смеялись, потому что он, казалось, не заслуживал внимания. Но, очевидно, Моше был прав, а мы нет. Вот и все.

– Не знаю, Милли… Я пытался дозвониться до Моше, но никто не берет трубку. И не брал всю ночь.

– О, Сэм! Иди спать и перестань об этом думать.

Милли повесила трубку.

Случайное совпадение? Еще одно доказательство проницательности доктора Чейзена? Господи, а ведь Кристиан и впрямь обладает огромной силой! Моше был прав: у этого провинциала есть «божия искра». Его слова заставляют задуматься. Примеры, которые он приводит… и даже не подозревает, что сам по себе – прекрасный пример, аргумент в пользу своего учения.

Доктор Моше Чейзен, сидя в кабинете с отключенным телефоном, внимательно просмотрел все шоу от начала до конца.

– Вот он, мой мальчик! – только и смог он сказать.