Сложности любви

Глава 4

Маркиз ехал в сторону Челси[4]. Он ловко правил своим превосходным экипажем и горячими лошадьми и думал, что никогда в жизни больше не свяжется ни с одной из светских красоток. С тех самых пор, как он пообещал матери не иметь ничего общего с Имоджин Харлоу, она принялась забрасывать его письмами. Сначала она требовала, чтобы он явился к ней, потом умоляла и в конце концов перешла к оскорблениям.

Возможно, матушка была права, думал маркиз, Имоджин Харлоу во что бы то ни стало задумала женить его на себе. Но с тех пор, как он решил прекратить эту связь, дама стала вести себя просто безобразно. Бедняга маркиз даже почувствовал отвращение ко всяким любовным похождениям такого рода.

«Отныне буду общаться с обычными продажными женщинами, — поклялся он себе, — уж с ними-то проблем не будет. Они знают свое место, непритязательны, озабочены только тем, чтобы не продешевить и заломить повыше цену».

Считалось, что состоятельный человек, светский лев, что называется, полноценный мужчина, непременно должен содержать любовницу. Рене Дюваль была одна из многих, что появлялись, а потом исчезали из уютного домика на Ройял-авеню в Челси, возле больницы, основанной Нелл Гвин.

Рене играла в театре «Лицеум», который временно передали Королевской компании «Друри-Лэйн», когда ее знаменитый театр сгорел дотла в 1809 году. Пламя пожара было таким сильным, что осветило весь Лондон. Этот огонь разорил Ричарда Бринсли Шеридана, владельца театра. Слабый человек не выдержал бы такого испытания, сломался, но только не Шеридан. С присущей ему энергией и при помощи Сэмюэля Уитбреда, пивовара и члена парламента, он все вновь начал с нуля.

Ожидалось, что «Друри-Лэйн» откроется в следующем году, а пока толпы поклонников собирались в «Лицеуме».

Впервые маркиз увидел Рене в спектакле «Простушка». Главную роль в этой пьесе обычно играла миссис Джордан, любовница герцога Кларенса. Он смел со своего пути всех соперников и похитил ее.

Внешне Рене была полной противоположностью Имоджин Харлоу: смуглая, с чуточку раскосыми глазами. Эта женщина не была безупречно красива, но обладала обаянием, что очаровывает и соблазняет гораздо сильнее, чем красота.

Рене, полная радости и жажды жизни, пользовалась всеми уловками и изощренными чарами, чтобы пленить и развлечь своего покровителя. Так случилось, что маркиз не появлялся в доме номер шесть по Ройял-авеню уже несколько недель. Он был очень занят и до того, как приехала маркиза, и после совершенно чужими делами: то с принцем, то с матерью, то с кузинами. У него не было ни минутки свободного времени.

Он узнал, что сегодня вечером Рене не поехала в театр, потому что на следующий день должна состояться премьера спектакля, в котором она будет играть главную роль.

«Она, наверное, собралась отдохнуть, — подумал с улыбкой маркиз, — если я ей это позволю».

Потом он вспомнил вчерашний вечер и тот оглушительный успех, который сопутствовал Летти.

Это был самый главный бал сезона. Его давала герцогиня Мельчестерская для своей юной дочери, впервые выходящей в свет, и на нем присутствовал весь цвет общества, начиная с принца.

Маркиза проявила себя талантливым режиссером и нарочно задержалась на ужине в Осминтон-Хаусе, чтобы не появляться на балу слишком рано. Она ждала того момента, пока все старшие дамы займут места на возвышении, откуда удобно наблюдать за танцующими. Большинство мужчин еще не приступили к танцам, но уже собирались поближе, переговаривались друг с другом и оценивающе поглядывали на женщин, словно осматривали лошадь, которую намеревались приобрести.

Это был тот вечер — и маркиза знала это, — на который каждая женщина наденет свое лучшее платье и украсит себя всеми драгоценностями. Да и мужчины были великолепны. Узнав о том, что на приеме будет присутствовать сам принц-регент, они надели все свои ордена. Но все же самым заметным и привлекательным был маркиз.

Маркиза была тоже неотразима. На голове ее сверкала и переливалась бриллиантовая тиара, похожая на корону. Она принадлежала семейству Осминтонов уже более ста лет. На шее маркизы красовалось бриллиантовое ожерелье, руки были украшены браслетами, кольцами, в ушах висели серьги с ослепляющими бело-голубыми драгоценными камнями.

Она была уверена, что ее заметят в любой толпе, при любом скоплении гостей. Впрочем, так было всегда. А теперь и эти две девушки, решила маркиза, должны произвести такое же впечатление и обратить на себя внимание всех присутствующих.

Летти была, как и полагается, одета в белое платье. Но этот наряд оказался не похожим ни на какой другой. Платье было сшито из белого тончайшего шелка и отделано белыми розами, а на каждом лепесточке мерцала бриллиантовая росинка. Эти же цветы украшали и вырез платья. На золотистых волосах красовался веночек, на тонких запястьях выше коротеньких перчаток — браслеты.

Дух захватывало от подобной неземной красоты! Это чудо нельзя будет не заметить даже в переполненном зале, подумала Алексия.

Она не ожидала, что тоже привлечет внимание, но ведь не зря маркиза подбирала для нее наряд с не меньшей заботой и тщательностью. Платье для Алексии было сшито из серебристого шелка, и казалось, что она с ног до головы закутана в лунный свет. На шее было надето довольно простое бирюзовое колье. Лишь тонкий вкус и чутье маркизы подсказали, что эти камни самым лучшим образом подчеркнут необычную духовную красоту Алексии и ее большие серые глаза. Венка на ней не было, вместо него к мягким светлым волосам были прикреплены две заколки с бирюзой и бриллиантами.

Алексия увидела себя в зеркале, и больше всего на свете ей захотелось, чтобы матушка могла сейчас посмотреть на нее. Девушка подумала: наверняка мама наблюдает за ней с небес, — и ее охватило теплое чувство благодарности. «Ты всегда мечтала увидеть нас с Летти такими, мамочка, — мысленно обратилась она к матери, — и сможем ли мы когда-нибудь хоть немного отблагодарить маркиза и его матушку за доброту и участие?»

Матроны, собравшиеся возле танцующих, наперебой поздравляли маркизу с хорошенькими племянницами; мужчины буквально выстроились в очередь и умоляли маркиза представить их его кузинам.

Хилтон чувствовал себя весьма необычно: никогда еще ему не приходилось находиться в обществе женщин, которые явно использовали его, чтобы приобрести поклонников.

Однако маркизу трудно было остаться безучастным и высокомерным, особенно когда принц заявил:

— Не понимаю, Хилтон, почему вы всегда получаете все самое лучшее? Никогда не думал, что молоденькие девушки в вашем вкусе, и все же именно вы представили в свете совершенно очаровательных прелестниц, каждая из которых может затмить любую в этом зале!

— Сегодняшний вечер был прекрасен! Я просто наслаждалась! — довольно сказала маркиза по дороге домой.

— Все было замечательно! Потрясающе! — без устали восторгалась Летти. — Я и мечтать никогда не смела, что смогу так чудесно провести время и столько танцевать! У меня было столько кавалеров, что приходилось один танец делить на двоих.

— Я рассчитывала на подобный успех, — просто сказала маркиза. Она улыбнулась Летти, потом положила свою руку на руку Алексии, которая сидела рядом.

— Вы, моя дорогая, тоже всем очень понравились, — ласково продолжила она. — Мне говорили, что вы не просто красивы, но и очень умны.

Алексия покраснела.

— Этот великолепный вечер… я запомню… на всю жизнь, — проговорила она своим нежным голоском.

Маркиз довез их до Осминтон-Хауса.

— Разве ты не войдешь? — поинтересовалась маркиза, когда он у самого порога пожелал всем спокойной ночи.

— Нет, мама, я исполнил свой долг и полагаю, что теперь могу заняться своими делами.

— Конечно, милый, — ответила маркиза, — мы крайне признательны тебе за внимание и опеку.

— Верно! — радостно вступила в разговор Летти. — Все были просто поражены, что мы ваши кузины и живем сейчас в вашем доме!

Маркиз рассмеялся.

Когда Алексия услышала шум удаляющегося экипажа, ей стало очень интересно, куда направился маркиз.

Миссис Фитерстоун поведала ей немало всяких историй о его многочисленных женщинах, и сейчас все эти рассказы всплыли в ее памяти. Если он считает их более красивыми, чем Летти, думала Алексия, значит, они и в самом деле более интересные. «Та женщина, которую он… любит, должно быть… совершенно исключительное создание», — решила она про себя, и эта мысль показалась ей очень грустной.

Маркиз остановил лошадей у дома номер шесть по Ройял-авеню и отдал поводья конюху.

— Выведи-ка коней, Джейсон, — распорядился он, — пожалуй, я не задержусь здесь больше часа. — Вспомнив, что не предупредил о своем появлении, добавил: — И подожди, пока я не войду. Ведь моей дамы может не быть дома.

Такое случилось с ним впервые: он не появлялся здесь и даже не пытался дать о себе знать почти целый месяц. Но со свойственной ему самоуверенностью считал, что любовница с нетерпением ждет его появления. Ведь он оплачивает дом, все расходы, делает ей подарки. Так что жаловаться ей не на что.

Он громко постучал в дверь. Через некоторое время на пороге появилась служанка, которую тоже нанял он.

— Мадемуазель дома? — спросил маркиз.

— Да, милорд, но она не говорила мне, что ждет вашу светлость.

— Она сама не знала, — ответил маркиз.

Он отдал шляпу служанке, и та, принимая ее, сказала:

— Мадемуазель принимала ванну, милорд, но сейчас она в гостиной.

Маркиз не торопясь поднялся по лестнице и распахнул двери гостиной. Рене возлежала на кушетке. Темные волосы, густые и тяжелые, были распущены; прозрачный пеньюар не скрывал достоинств ее фигуры. Возле нее лежала коробка с шоколадными конфетами.

Она подняла глаза от рукописи, которую читала, увидела маркиза и вскрикнула. Несомненно, это был крик радости и восхищения.

— Милорд! Я уже думала, что вы совсем меня забыли!

Она попыталась подняться, но маркиз быстро пересек комнату и присел на край кушетки.

— Ты весьма соблазнительно выглядишь, — проговорил он и приспустил пеньюар с ее плеча. — Что ж, не будем терять времени.

— Я сердита на вас! Вы так долго не появлялись и теперь даже не пытаетесь попросить прощения.

— Но ведь ты меня непременно простишь? Потому что я принес тебе подарок.

— Подарок?

Ее глаза, только что полные укоризны, засверкали, и она протянула руки. Маркиз вынул из кармана браслет, который купил для Имоджин Харлоу, но потом передумал дарить. Это была довольно дорогая безделушка, и жалко было расставаться с нею просто так. Он вложил обтянутый кожей футляр в руки Рене. Она открыла его и удивленно и радостно воскликнула:

— Вы так… так добры, милорд! Хорошо, я прощаю вас, хоть вы и отнеслись ко мне жестоко и заставили грустить… — Маркиз вынул браслет из коробочки и застегнул его на запястье Рене. — Какое чудо! Он просто роскошен!

— А теперь ты должна отплатить мне за него. — Маркиз заключил девушку в объятия.

Возвращаясь назад в Осминтон-Хаус, правда, не через час, как собирался, а после того, как часы на башне пробили полночь, маркиз размышлял о том, что поступил правильно. И в дальнейшем он никогда не свяжется с замужними женщинами, чьи мужья всегда представляют собой угрозу. Да и сколько можно, говорил он сам себе, тайком проникать в дом, когда все слуги уснут, и крадучись уходить, чтобы не попасться на глаза никому из знакомых. Ему надоело, что любовные истории заканчиваются слезами, упреками и обвинениями.

Рене — совсем другое дело, рассуждал он. Она прекрасно справляется с отведенной ей ролью. Что из того, что эта женщина не слишком умна и образованна и речь ее бедна? В подобной роскоши нет никакой необходимости, он же никогда не задерживается у нее надолго.

Это сегодня — и то потому, что давно у нее не был, — он дал себя уговорить и остался поужинать с нею. Причем нисколько не пожалел об этом, потому что еда была отменно вкусной. Они пили превосходное вино, которое доставили в этот дом из его собственных винных погребов.

«Чего не отнять у французских женщин, — отметил про себя маркиз, — так это то, что они прекрасно разбираются как в еде, так и в любви».

Поужинали они поздно, и Рене вновь принялась благодарить маркиза за подарок. Его взгляд остановился на ее темных волосах, рассыпавшихся по обнаженным плечам.

— Милорд, когда я снова увижу вас? — спросила она, когда маркиз собрался уходить.

— Ты, наверное, будешь занята несколько дней в этом новом спектакле.

— Вечером — да, но ведь есть еще день, — ответила Рене. — Я откажусь от всех встреч, если вы сможете со мной пообедать.

— Хорошо, я дам тебе знать, когда буду свободен, — пообещал маркиз.

Он вышел на улицу и окунулся в теплый ночной воздух. Покой и довольство наполняли его.

Пока маркиз добрался до Парк-лейн, мысли его сменили направление. Он уже не думал о Рене, а размышлял о том, стоит или нет купить ту пару лошадей, которых, как он слышал днем ранее, выставили на продажу, потому что их владельцу понадобились деньги для оплаты карточных долгов. Среди всех любителей и поклонников скачек маркиз славился отменным чутьем и знанием будущих победителей. Так вот эта пара, считал он, должна на следующей неделе выиграть Золотой кубок в Аскоте, да и другие скачки. Маркиз тратил не только много денег, но и немало времени на разведение лошадей; для их обучения он нанял самого лучшего тренера в стране. И он же первым признавал, что всегда есть возможность для улучшения породы, и эта новая пара может внести значительный вклад в это дело. Ему очень хотелось стать победителем Гранд-нэшнл[5], а когда он подъехал к собственному дому, с улыбкой подумал, что это будет великолепная победа.

— Спасибо, Джексон, — бросил он конюху, выходя из экипажа и направляясь в дом.

Почему-то в холле было полно народа. В центре он увидел Алексию, рядом с ней стоял Дадждейл.

Он был в халате, накинутом прямо на ночную рубашку. Его, наверное, вытащили прямо из постели. Еще там была пожилая женщина в фланелевом платье (он решил, что это мисс Грэхем), несколько лакеев и два ночных сторожа.

Один из лакеев поспешил взять у маркиза шляпу.

— Что происходит? Почему вы все здесь собрались?

Он обратился к Алексии и по ее лицу увидел, что случилось какое-то несчастье.

— Питер потерялся… — растерянно ответила она. Потом, словно испугавшись, что маркиз рассердится, услышав подобные новости, добавила: — Извините… я и представить не могла, что случится такое… Его нет в комнате… Мы уже везде посмотрели, но не нашли его.

— Моя мать знает о случившемся? — спросил маркиз.

— Нет-нет! Конечно, не знает! Мы не стали беспокоить ее, — быстро ответила Алексия. — Ее светлость и Летти уже легли спать, когда ко мне пришла мисс Грэхем и сказала, что Питера нет в комнате.

— Я и сама не знаю, милорд, что заставило меня войти к нему в спальню, — вступила в разговор мисс Грэхем. — Я проснулась, и такая тревога меня охватила! Вот я и пошла посмотреть, как там мальчик, все ли у него в порядке. Но его не было в кровати!

— Ко мне пришел слуга, милорд, — добавил Дадждейл, — и рассказал о случившемся. Я обошел весь дом, но нигде нет и следа ребенка. Никак не могу понять, что же произошло.

— Простите… я опять вас беспокою, — прошептала Алексия, — но его обязательно надо найти… Куда он спрятался, ума не приложу.

В ее голосе звучало такое отчаяние, что маркизу стало жаль ее, и он ответил спокойно и уверенно:

— Я абсолютно уверен, он не мог убежать далеко. И не думаю, что его могли похитить из этого дома.

— Никто не проходил через эту дверь, милорд! — воскликнул один из слуг.

— И через кухню он тоже не мог выйти, не то бы мы его непременно увидели, — пробасил ночной сторож.

Маркиз задумался. Коли мальчик не выходил через двери, то единственный путь выбраться из дома — через окно в сад. Словно прочитав его мысли, Алексия быстро сказала:

— Слуги уже искали его в саду. Я подумала, что он мог отправиться кормить рыбок. Он кормит их каждое утро.

Маркиз чувствовал на себе взгляды собравшихся в холле и понимал, что они ждут от него какого-то решения. В глазах Алексии и некоторых других людей застыло выражение надежды и доверия. Такие глаза были у его собак, которые не отставали от маркиза ни на шаг, когда он приезжал в загородный дом.

— Насколько я понимаю, про конюшни никто не вспомнил, — наконец произнес он.

— Ну конечно! — вскричала Алексия. — Наверняка он отправился именно туда! И как это мне самой не пришло в голову?!

— Сейчас мы с вами туда пойдем и все узнаем, — решительно заявил маркиз, а потом обратился к своему управляющему: — Вы, Дадждейл, пока оденьтесь на случай, если понадобятся дальнейшие поиски, и прикажите приготовить немного бульона или теплого молока для мальчика, оно наверняка пригодится, когда мы приведем его обратно.

Не дожидаясь ответа, маркиз прошел через холл, пересек библиотеку и подошел к окну. Алексия от него не отставала. Шторы были опущены. Молодой человек откинул одну из них, отодвинул защелку и распахнул окно, выходящее в сад.

— Здесь Питер явно не выходил, но в доме немало окон, и он вполне мог открыть какое-нибудь другое.

— Я совсем забыла, что самый близкий путь к конюшням лежит через сад, — огорченно сказала Алексия.

— Не расстраивайтесь, ведь я живу в этом доме немного дольше, чем вы, — пошутил маркиз, — а из нашего короткого знакомства с Питером я понял, что самая интересная для него вещь на свете — это лошади.

— Это не просто интерес, это какая-то навязчивая идея! — воскликнула Алексия. — Уверена, он готов отправиться на конюшню в любое время суток, когда бы его ни позвали.

Девушка шла за маркизом по мягкой траве и думала: если с Питером что-то случилось, это ее вина! Она все время проводила с Летти: то ходила с ней и маркизой по магазинам, то на приемы, балы, музыкальные вечера, то на прогулки в парк, а про младшего брата совсем забыла. «Мисс Грэхем уже слишком стара для такого подвижного мальчика, — решила она, — ему нужен хороший домашний учитель». Потом она вспомнила, что дома, в Бедфордшире, обычно сама давала ему несколько уроков ежедневно, и вовсе почувствовала себя виноватой.

— Вы, наверное, себя во всем вините? — бесстрастно поинтересовался маркиз. (Алексии всегда хотелось извиниться, когда он говорил таким тоном.)

— Как… вы догадались?

— Мне кажется, это ваша обычная реакция, — объяснил он, — ведь вы пытаетесь взвалить на свои плечи все горести и трудности мира, Алексия. Я вас уверяю, в этом нет никакой необходимости.

— Но ведь если… я сама не присматриваю за Питером… видите, что происходит?! Мне надо было уделять ему больше внимания, а я вела себя как последняя эгоистка.

— Похоже, вы, как, впрочем, и большинство женщин, считаете себя незаменимой, — не без иронии заметил маркиз, и Алексия поняла, что это совсем не комплимент. Она сначала хотела объяснить, что нужна Питеру хотя бы потому, что им просто не по карману нанять учителя, который необходим мальчику его возраста. А мисс Грэхем уже слишком стара для него, слишком медлительна. Но маркиз мог подумать, что она просит его еще об одной милости! Нет, Алексия совсем этого не хотела.

Они дошли до конца сада, миновали заросли рододендронов и наконец добрались до двери в стене, которая, как думала Алексия, вела в конюшни.

Маркиз открыл ее, и они вошли в длинное помещение. Лошадей, на которых маркиз приехал из Челси, уже распрягли. Навстречу им вышел старик.

— Добрый вечер, милорд. Что случилось?

— Ты знаком с мистером Питером, тем молодым человеком, что сейчас живет у меня? — спросил маркиз. — Похоже, он потерялся, Сэм, исчез из своей комнаты. Я подумал, что он мог пойти сюда.

— Сказать честно, милорд, я не видел его, разве что утром, — ответил Сэм. — Интересный парнишка, прямо-таки без ума от лошадей. Я даже чуть не побил его, ей-богу, из-за Белладонны.

— Как так? — удивился маркиз.

— Да понимаете, сэр, мистер Питер все хотел посмотреть на нее. Он тут уже два дня кругами вокруг нее ходит, с тех пор как ее купили. А кобыла-то с норовом. Я даже собирался поговорить с вашей светлостью о ней…

— Что значит с норовом?

— Да все конюхи боятся подходить к ней, милорд. Я-то все надеялся, что через день-два она успокоится, да, видно, она сейчас не в настроении! — Он замолчал, а потом твердо добавил: — Я вообще никому не позволяю ходить к ней в стойло, а уж тем более мистеру Питеру, милорд, хоть он, право слово, отважный мальчуган.

— Ты все правильно рассудил, — одобрительно произнес маркиз, — и все-таки давай-ка посмотрим здесь повнимательнее.

— Конечно, милорд, — торопливо согласился Сэм и бросился раскрывать перед ними верхние створки ворот каждого стойла.

Все обитатели конюшни уже расположились на ночлег. Они спокойно отдыхали и лишь недовольно оборачивались, когда фонарь Сэма рассекал ночную темноту.

Три человека переходили от стойла к стойлу, но нигде не обнаружили и намека на присутствие мальчика. Возле самого последнего Сэм подал голос:

— Прошу прощения, милорд, но, похоже, мы попусту тратим здесь время! — Алексия пошла вперед, и он поспешил сообщить: — Там я поставил Белладонну, мисс. Слава Богу, наконец она успокоилась. А еще недавно так тут брыкалась, такой шум подняла! Вы уж не будите ее.

— Насколько я понимаю… — начал было маркиз.

Но тут Алексия тихонько вскрикнула:

— Дверь открыта!

Сэм удивленно крякнул и подошел с фонарем поближе.

И точно — нижняя часть ворот, обычно запертая с помощью железного болта, была слегка приоткрыта. Старый конюх разволновался, пальцы не слушались его, когда он второпях принялся отстегивать защелки на верхней створке ворот. Наконец это ему удалось, и он поднял фонарь над головой и осветил стойло.

Кобыла мирно спала, а рядом с нею, в углу, виднелась маленькая фигурка. На полу лежал ребенок.

У Алексии все поплыло перед глазами. Она представила, что здесь произошло: Питер вошел сюда, как всегда, бесстрашно и уверенно, а лошадь лягнула его или просто затоптала… И теперь он лежит там, раненый, а может, и мертвый!

Она слегка покачнулась и чисто инстинктивно ухватилась за маркиза. Он крепко сжал ее руку. Бедняжка не могла вымолвить ни слова. Она даже думать не могла.

— Давайте я вынесу его сюда, милорд, — хриплым от волнения голосом произнес Сэм.

Пока он говорил, Белладонна повернула голову, прислушалась и как будто улыбнулась, обнажив большие зубы.

Маркиз ничего не ответил. Он не отрывал взгляда от мальчика. Потом очень тихо предложил:

— Окликните его, Алексия, только не громко, а так, чтобы просто разбудить.

Девушка с изумлением взглянула на маркиза, потом послушно дрожащим голоском позвала:

— Питер! Питер!

Она была уверена, что брат мертв, и даже не надеялась на другой исход. Однако Питер пошевелился, открыл глаза и зевнул.

— Питер! — еще раз повторила Алексия.

— Кажется, я заснул, — пробормотал мальчуган. Он медленно сел, потом неторопливо поднялся на ноги.

Трое взрослых следили за ребенком, затаив дыхание. Он же спокойно подошел к кобыле и обхватил ее за шею руками.

— Спокойной ночи, Белладонна, — шепнул он, — завтра снова зайду поболтать с тобой.

Питер прижался к ней щекой, снова зевнул и потопал к выходу.

Сэм раскрыл перед ним дверь.

— В жизни не видел ничего подобного, сколько живу на свете, — бормотал он себе под нос.

Алексия упала на колени прямо на каменный пол и прижала Питера к груди.

— Если бы ты знал, дорогой мой братик, как мы все испугались! Ну как же можно быть таким непослушным? Почему ты пришел сюда среди ночи?

— Белладонне было совсем плохо и одиноко, — объяснил мальчик, — я слышал ее, когда гулял в саду перед сном. Но мисс Грэхем не позволила бы мне пойти к ней. — Он еще раз зевнул и продолжил: — Я-то знал, она ждет меня. И когда мы поговорили, она уже не чувствовала себя несчастной и успокоилась.

Алексия ничего не говорила, по ее щекам катились слезы. Она лишь прижимала к себе Питера и целовала его.

— Теперь Белладонна будет спать спокойно, — обратился Питер к Сэму.

Тот даже не нашелся, что ответить. Алексия поднялась на ноги и слегка покачнулась.

— Я так устал, возьми меня на ручки, Алексия, — попросил Питер, — я не могу идти.

— Давай я понесу тебя, — предложил маркиз. Он взял мальчика на руки, и тот обхватил его шею руками.

— Мне нравятся все твои лошади, — сонно бормотал он, — но Белладонну я люблю больше всех.

Сэм закрыл за ними дверь и теперь смотрел на маркиза, словно ожидая выговора.

— Мне кажется, чтобы подобные вещи больше не повторялись, бери-ка ты лучше мистера Питера по утрам на прогулки. Наверняка у тебя найдется лошадь, которая подойдет ему.

— Хотелось бы ездить на Геркулесе, — попросил Питер.

— Значит, будет у тебя Геркулес, — согласился маркиз. — Спокойной ночи, Сэм.

— Спокойной ночи, милорд, — ответил старик. Он все еще не пришел в себя от случившегося.

Алексия вытерла слезы и поспешила следом за маркизом. Они шли через сад, и девушка заметила, что Питер заснул. Голова его покоилась на плече маркиза.

— Почему же я сама… не догадалась, где может быть Питер? — укорила себя Алексия, словно разговаривая сама с собой.

— Потому что вы никогда не были маленьким мальчиком, — улыбнулся маркиз. — А вот я прекрасно помню, как убегал гулять вместо того, чтобы идти спать.

— Он ведь мог проспать там всю ночь…

— Вряд ли, хотя, похоже, он цел и невредим. У него всегда был этот дар — понимать животных?

— Да, его слушались все лошади отца, но он никогда не вытворял ничего подобного.

— Очень интересно посмотреть, как он ездит верхом.

— Вы так добры… но мне кажется, что это неправильно.

— Неправильно что? — удивился маркиз. Алексия была уверена, хотя и не могла видеть его лица в темноте, что брови маркиза поползли вверх.

Тут они подошли к дому. Маркиз вошел через раскрытую дверь библиотеки, Алексия проследовала за ним. Мистер Дадждейл и мисс Грэхем ждали их, оба одетые не слишком тщательно, второпях. Позади них стоял дворецкий, которого, похоже, только что подняли с постели.

— Вы нашли его! — воскликнул мистер Дадждейл с нескрываемым облегчением.

— Мы обнаружили его в конюшне, в стойле у той новой кобылицы, которую я купил два дня назад, — объяснил маркиз — Той самой, что запугала всех конюхов и даже старика Сэма.

— Он не пострадал? — встревожился Дадждейл.

— Нисколько! — улыбнулся маркиз. — Он вел себя с ней уверенно, как взрослый мужчина, а на прощание обнял и поцеловал! Если бы я сам всего этого не видел, ни за что бы не поверил!

— Мне очень жаль, что все так получилось, милорд, — заговорила мисс Грэхем, — давайте я отнесу его наверх.

— Пожалуй, я сам его отнесу, — ответил маркиз, — он очень устал. И не стоит бранить его. Ведь успокаивать лошадь, которая готова разнести стойло в щепки, — весьма утомительное занятие.

Его слова звучали как насмешка, хотя Алексия была уверена, что он благодарен Питеру, и оттого на сердце у нее было легко и спокойно.

Маркиз направился в холл, затем вверх по лестнице к комнате мальчика. Мисс Грэхем поспешила за ним, а Алексия осталась в библиотеке.

— Вы были так расстроены, мисс Алексия, — участливо промолвил мистер Дадждейл.

— Я просто испугалась, ужасно испугалась, что с ним случилось что-нибудь ужасное, — вздохнула девушка. — Ведь в Лондоне то и дело происходят такие страшные истории!

И она вспомнила про мальчишек-трубочистов. Мистер Уилберфорс рассказывал ей, что многих из них просто-напросто похитили, когда они были совсем маленькими, и вынудили угрозами и жестоким обращением забираться в горячие дымоходы, так что бедняжки обжигали руки и ноги.

— Ваш брат — очень смышленый молодой человек, — снова заговорил мистер Дадждейл, — но вам все равно надо бы поговорить с ним очень серьезно. Объясните ему, что не стоит вести себя столь безрассудно и проявлять такое необузданное любопытство.

— Я уже говорила с ним об этом, и не раз, — возразила Алексия, — но, честно говоря, сомневаюсь, что он слышал из моих речей хоть слово.

— Да, трудно учиться на чужих ошибках, — улыбнулся мистер Дадждейл, — я и сам в этом не раз убеждался. Но вы все же постарайтесь не слишком о нем тревожиться. — Он помедлил немного, затем добавил: — Может быть, мальчику такого возраста нужен домашний учитель, а не гувернантка? Прошу вас, не сочтите за дерзость мои слова и не думайте, что я вмешиваюсь не в свое дело, но мне кажется, что мисс Грэхем уже научила его всему, чему могла. И теперь ему нужен учитель совсем другого уровня.

— Я полностью согласна с вами и уже давно об этом думаю. Но все дело в том, что мы не можем себе этого позволить. Нам просто нечем платить домашнему учителю.

— Давайте я поговорю с его… — начал мистер Дадждейл.

— Нет, нет! Ни в коем случае! — прервала его Алексия. — Его светлость и так слишком много сделал для нас. Мы и сейчас перед ним в неоплатном долгу… и я хочу… поговорить с ним об этом, когда он вернется.

— Понимаю вас. Спокойной ночи, мисс Алексия. Могу лишь одно сказать вам на прощание: все хорошо, что хорошо кончается.

— Благодарю вас, мистер Дадждейл. Жаль, что вас разбудили и помешали отдыхать.

— Ничего страшного, я еще не спал, когда поднялся этот переполох. Я читал. У меня не слишком много личного времени, только эти вечерние часы.

Он мило улыбнулся Алексии и вышел. Она же принялась беспокойно ходить по комнате. Потом остановилась у портрета маркизы, который был написан вскоре после свадьбы. Эта женщина была прекрасна настолько, что невозможно было представить новую маркизу Осминтон, равную ей по совершенству и красоте.

А что, если однажды среди семейных портретов Осминтонов появится Летти? Эта мысль как огнем обожгла Алексию. «Почему я раньше никогда об этом не думала, — удивилась девушка, — ведь моя сестра вполне может выйти замуж за маркиза». Но почему же такая тоска сдавила сердце и печаль наполнила душу? Неужели такое предположение слишком неправдоподобно?..

Со стороны маркизы не может быть никаких препятствий, она давно мечтает женить сына. «В мои-то годы, — однажды заявила она Алексии, — пора уже иметь полдюжины внуков, нянчиться с ними и баловать. Но мой несносный сын, похоже, не собирается подарить мне даже одного, пока я еще не совсем состарилась».

Действительно, маркиз жил один-одинешенек в этом огромном доме. И здесь никогда не звучали детские голоса, не раздавался топот маленьких ножек, никто не играл в прятки. И старый замок — родовое имение Осминтонов — тоже стоял пустым. Мистер Дадждейл показывал ей картины величественного сооружения, которое принадлежало семейству маркиза более восьми столетий. Замок был построен во времена норманнов. Его разрушали и сжигали неоднократно, но, словно птица Феникс, он всегда восставал из пепла и вырастал на том же самом месте среди владений Осминтонов, которые со временем становились все обширнее и богаче…

Алексия сказала себе: что толку лелеять бесплодные мечты! Вскоре сезон балов закончится, и они вернутся в свой Бедфордшир. По крайней мере ей и Питеру точно уготована такая участь. Может, Летти удастся подыскать подходящего супруга, и тогда ей не надо будет снова окунаться в унылую однообразную жизнь среди убогой природы и проводить в одиночестве долгие зимние дни, один за другим, отрезанной от всего мира.

Она все еще стояла у портрета маркизы, когда в библиотеку вернулся хозяин дома.

— Я думал, вы давно пошли спать, — удивился он.

— Прежде… мне надо обсудить с вами… одну вещь.

— Какие-то проблемы?

— Вы так добры к нам и так умны… Никто даже не мог предположить, где надо искать Питера… один вы догадались. У меня не хватает слов, чтобы выразить мою благодарность.

— Вы хотите убедить меня, что не слишком хорошо владеете английским языком? — поддразнил ее маркиз. — Однако у многих гостей сложилось о вас совершенно другое мнение, Алексия.

— Выразить то, чем занят разум, — одно, гораздо труднее объяснить словами те чувства, что переполняют сердце…

Она говорила искренне, без прикрас, и маркиз был в очередной раз удивлен этой безыскусной простотой. Он наполнил бокал шампанским и протянул ей:

— Думаю, немного вина нам не помешает. Ведь вам нелегко пришлось в последние полчаса.

— Если бы не вы, мне пришлось бы гораздо тяжелее… — Она сделала маленький глоток шампанского и, словно набравшись смелости, заговорила: — Есть одна вещь, о которой я… хочу вас попросить.

— Давайте для начала присядем, — предложил маркиз.

— Я не отниму у вас много времени, — несмело начала Алексия, — я только хочу попросить вас не позволять… Питеру ездить верхом.

— Вы и в самом деле против? — удивился маркиз. — Хоть и знаете, что значат для него лошади? И после сегодняшнего происшествия?

— Вы не совсем поняли. Я просто не хочу, чтобы он… потом страдал, чтобы чувствовал себя обделенным, когда мы вернемся домой. — Маркиз ничего не ответил, лишь внимательно посмотрел на Алексию. Она же продолжала: — Через несколько недель этот удивительный, необыкновенный сон закончится, и мне с Питером придет пора возвращаться в Бедфордшир. — Она помедлила немного, подбирая нужные слова, потом медленно заговорила вновь: — Представьте, что с ним будет, если он хоть раз проедется на одной из ваших великолепных лошадей! Он уже никогда не сможет смириться с мыслью, что владеет только старым пони. А ведь большего мы не сможем себе позволить. Или станет упрашивать соседей разрешить хоть иногда прокатиться, и те, может быть, не откажут, потому что хорошо относились к папе.

— Ну а как вы сами перенесете возвращение к прежней жизни? Разве вам не будет тяжело?

— Конечно, мне будет очень нелегко, — с грустью признала Алексия, — но я уже достаточно взрослая и все понимаю. Ведь то, что произошло со всеми нами здесь, в Лондоне, — это просто чудо, какое никогда больше не повторится. И у меня хватит сил и здравого смысла сохранить в своей душе горячую признательность к вам на всю оставшуюся жизнь. Но как все это объяснить Питеру?!

Маркиз не промолвил ни слова, и Алексия продолжала:

— Я только сейчас поняла, как несправедливо поступила с Питером: столько денег, времени и внимания уделяла Летти, а про него совсем… забыла. Ведь ему надо учиться, а рассчитывать мы можем только на мисс Грэхем… ну и я сама кое-чему могу научить его.

— Могу ли я… — начал было маркиз.

— Нет, — перебила его Алексия тоном, не допускающим возражений. — Я знаю, что вы собираетесь предложить мне. Мистер Дадждейл только что пытался говорить со мной об этом, но я его остановила. Мы и так слишком многим вам обязаны, я просто не могу принять от вас еще одну милость…

— Мне казалось, вы любите брата…

— Да, я очень его люблю, но… — пылко начала Алексия и запнулась. Маркиз увидел, что ее большие глаза наполнились слезами. Но она с усилием продолжила: — Когда-то я появилась здесь, у вас, незваным, непрошеным гостем, а получила столько всего, о чем и мечтать было невозможно. Но у меня есть и гордость, и чувство собственного достоинства… А раз в наших жилах течет одна и та же кровь, моя гордость ничуть не меньше вашей. Я не могу позволить Питеру быть назойливым и неблагодарным родственником.

Маркиз понял, что она говорит про миссис Фитерстоун.

Он допил шампанское и поставил свой бокал на поднос.

— Послушайте меня, Алексия, — мягко заговорил он, — давайте отложим решение всех этих проблем на завтра. Вы слишком переволновались сегодня вечером. Такое потрясение кого угодно выведет из равновесия. — Алексия протестующе подняла было руку, но ничего не сказала. И маркиз продолжил: — Вам пора идти спать. Наверняка у моей матушки имеются грандиозные планы на завтра, и она надеется, что вы будете выглядеть наилучшим образом. Забудьте ненадолго про Питера. Если уж вы хотите отблагодарить меня и доказать, что ваша признательность — это не пустые слова, позвольте ему ездить верхом.

Алексия попыталась возразить, но маркиз настойчиво продолжал:

— Если бы вы знали, что у вашего брата необыкновенные музыкальные способности, так неужто вы запретили бы давать ему в руки скрипку или же не подпускали бы к пианино?

Девушка ничего не ответила, и он произнес необыкновенно серьезным тоном:

— Мне кажется, у вашего брата особый дар в обращении с лошадьми. Может быть, когда он станет старше, этот талант еще сослужит ему добрую службу. Не думаю, что вы или я сможем спокойно жить дальше с мыслью о том, что не дали ему возможности достичь вершины и реализовать его способности в этом деле или любом другом.

Алексия стиснула руки.

— Ваши слова звучат так убедительно, милорд, и совершенно искренне, что я даже не знаю, что вам и ответить…

— Давайте этим займусь я, — предложил маркиз, — я сам буду присматривать за Питером так же, как моя матушка присматривает за вами и Летти. Я хорошо помню, какими бывают мальчишки, так что для этого дела я вполне подготовлен.

Он улыбался, а в глазах Алексии блестели слезы.

— Похоже, вы правы, как всегда, — тихо сказала она, — запас слов у меня… безнадежно мал.

Слезы покатились по ее щекам, и она, чтобы скрыть их, повернулась и выбежала из комнаты.