Глава 9

Натан и девочки вернулись в начале десятого. Я встала, уложила дочерей, а потом машинально пошла умываться и готовиться ко сну.

Когда я вышла из ванной, Натан стоял в спальне у окна. Небо расчистилось, по ту сторону лилового озера сверкали огни Сиэтла.

— Ты знаешь, что это такое — содержать семью из пятерых человек в Беллвью? — спросил он, когда я выключила свет.

— Нет.

— А когда-нибудь задумывалась?

— Ты об этом никогда не говорил.

— Будто ты хотела знать, — бросил Натан.

Его голос звучал холодно и резко — казалось, что мы балансируем на лезвии ножа.

— Ты просто слепа, — безжалостно продолжал муж. — Ты понятия не имеешь, какая здесь дорогая жизнь. Понятия не имеешь, как я себя чувствую. Почти не сплю по ночам. Встаю пораньше и иду в спортзал, чтобы избежать нервного срыва.

Я села на край постели и подсунула руки под бедра, чтобы не было видно, как они трясутся.

— Почему ты не сказал мне?..

— Я говорил. — Натан повернулся лицом. — Я говорил: Тэйлор, перестань тратить. Тэйлор, нужно быть экономнее. Тэйлор, не покупай лишних вещей. Тэйлор, Тэйлор, Тэйлор…

Это была правда. Я опустила голову — мне стало так стыдно, что я едва могла дышать. Я чувствовала себя испуганной и растерянной — совсем как в четырнадцать лет, когда стыдилась матери и отца. Когда стыдилась быть Тэмми Джонс.

— Почему ты не слушала? — спросил Натан, подходя ко мне. — Почему тебе на все наплевать?

Он был в ярости и тоже дрожал. Натана трудно назвать бойцом, споров он избегает, как чумы.

Точь-в-точь как мой отец — постоянный уход от конфликтов привел к тому, что папа стал посмешищем всего города. Он не хотел ссориться с мамой и делал все возможное, чтобы не знать правды — в том числе признавать, что женился на женщине без всяких моральных принципов.

Но речь не о моих родителях — дело касается нас с Натаном и нашей совместной жизни, которая стала хрупкой, точно замок из песка.

— Мне не наплевать, — прошептала я. — Честное слово.

— Тогда почему ты не могла остановиться?

Я была не в силах отвечать. Муж прекрасно знает, что я импульсивна и несдержанна. Он знает: я отчаянно стараюсь достигнуть совершенства, чтобы искупить свои прегрешения.

— Может быть, и впрямь будет лучше, если ты не поедешь в Омаху, — сказал он. — Будет лучше, если вы с девочками останетесь здесь. Не стоит срывать их с места, пока мы с тобой не уладим наши разногласия.

Я подняла голову и посмотрела ему в лицо:

— Что значит «наши разногласия»?

— То, что происходит. У нас проблемы, тебе так не кажется?

Моя жизнь — в его руках.

— Но я по-прежнему люблю тебя.

— И я тебя люблю… — Он замолчал, взъерошил волосы. На лице у Натана застыла боль. — Но что толку в любви, если она привела нас вот к этому?..

В груди горело, глаза щипало. Я смотрела на ночное небо, на озеро, на огни медленно проплывающего мимо катера.

— Признай, Тэйлор, мы не живем реальностью. Уже давно. Мы покупаем барахло, чтобы заняться хоть чем-то. Чтобы не ощущать пустоты.

Мои глаза увлажнились, я пыталась сдержать слезы. Но я не хотела плакать.

— Тэйлор… — Голос Натана оборвался. — Я знаю, что ты несчастна. Я не могу сделать тебя счастливой…

— Я счастлива, — перебила я и от отчаяния заговорила слишком громко. — Счастлива, — повторила уже тише. — Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Поэтому наши девочки такие необыкновенные. В них — мы с тобой. Они — это мы.

Натан покачал головой.

— Я не могу, — наконец проговорил он. — Сегодня я понял, что больше так не могу. И не хочу. Мне нужно вернуться к работе, добывать деньги и платить по счетам. Снова заниматься важными вещами.

— Я для тебя не важна?

— Для меня важна семья.

Я услышала недосказанное «но».

— Ты бежишь не от дочерей, а от меня.

Натан смотрел в другую сторону, словно отстранившись.

— Тэйлор, ты по-прежнему не слушаешь. Я люблю тебя, но… прямо сейчас не могу. Мне нужно подумать. Нужно время.


Натан лег, но я не могла спать. Спустившись вниз, съела четыре рисовых пирожка, пригоршню миндаля, два печенья и полпинты мороженого.

Муж сказал мне то, чего никогда прежде не говорил. То, чего я боялась всю жизнь. Я слишком несовершенна. Меня невозможно любить.

Я закрыла глаза одной рукой в попытке удержать слезы, а вторую прижала к животу. Нужно крепиться. Я обязана сохранять самообладание.

Мне становится страшно, когда меня обижают. Страшно, что со мной действительно что-то не так. Никто из моих подруг даже не упоминает о подобных вещах. Никто не говорит о страхе и стыде. После окончания университета я несколько лет посещала психолога. Я устала от булимии и ненависти к себе. Психолог действительно помог. Может быть, стоит повторить.

В час ночи я заставила себя подняться в спальню и лечь. Натан спал, повернувшись спиной. Широкие плечи, длинные ноги. Я придвинулась к нему почти вплотную — как можно ближе, но при этом не прикасаясь, — и свернулась клубочком. Я нуждалась в его тепле. В любви. А главное — в нем самом.


Утром я отвела девочек на автобусную остановку и вернулась домой мыть посуду, но Натан меня опередил и теперь сидел на кушетке с Тори и читал дочери одну из ее любимых сказок — «Медвежий пикник».

Я стояла на пороге и слушала. Я уже тысячу раз слышала эту сказку. Джемма никогда не была большой поклонницей «Медвежьих историй», но Брук и Тори их просто обожают. Тори заставляет отца читать по крайней мере раз в неделю.

Когда Натан закончил, я отвела Тори в сад и поехала домой, вместо того чтобы отправиться в спортзал. Натан наверху укладывал вещи. Он вытащил из кладовки чемодан — настоящий чемодан, а не сумку, в которую влезает разве что смена белья. Баул, в который поместится все содержимое шкафа.

И тогда до меня дошло. Натан уезжает. Действительно уезжает. Надолго.

Я прислонилась к косяку, и у меня подкосились ноги.

— Когда твой рейс?

— Сегодня вечером.

— Девочки…

— …уже знают. Я сказал им вчера. Пообещал звонить каждый день. Я попросил Джемму не выключать мобильник, потому что я буду звонить на него.

— Ты не хочешь звонить на домашний?

— Тебя все равно не бывает дома. А еще дети знают, что по мобильнику всегда могут связаться со мной.

Я скрестила руки на груди.

— Ты говоришь так, как будто мы разводимся.

— Меньше всего я думаю о разводе, Тэйлор. Я люблю девочек, люблю тебя. Но сейчас надо сделать так, чтобы жизнь вернулась на круги своя. Год выдался тяжелый. У Макки не все было благополучно и до моего ухода, поэтому теперь я хочу снова обрести себя.

Я кивнула. Понятно.

— Тебе помочь?

— Нет.

Очень трудно было стоять и смотреть.

— Хочешь кофе или чаю? Могу принести зеленый чай, тебе это полезно…

— Тэйлор, — резко сказал Натан, и я тут же замолчала, — со мной все в порядке.

Я снова кивнула, но не ушла и не произнесла ни слова, пока муж складывал рубашки, брюки и свитера.

Я заглядывала в себя в поисках правильных, нужных слов, но в голову ничего не приходило. В глубине души я понимала, что должна сама решить эту проблему, но не знала как. В итоге я просто наблюдала, как муж выбирает пиджак. В Небраске холодно, и зимой ему понадобится теплое пальто.


Первые несколько дней без Натана я жила как больная. Плохо спала. Мне с трудом удавалось заснуть, а в середине ночи я просыпалась, ела или плакала, либо же то и другое одновременно.

Хотя спать очень хотелось. Когда спишь, то обо всем забываешь. Но утром, когда я просыпалась, случившееся вновь наваливалось всей своей тяжестью. Натана не было, у нас серьезные финансовые трудности. Возможно, мы даже разведемся.

Проснувшись очередным утром, я перекатилась на бок, вытянула руки туда, где обычно лежит Натан, схватила лишь воздух и удивилась, что половина кровати пуста. Муж уехал неделю назад. Он каждый день разговаривал с девочками, но со мной — лишь дважды, причем один раз, кажется, по ошибке. По-моему, он собирался позвонить Джемме, но случайно набрал мой номер.

Последние шестнадцать лет Натан был не только моим возлюбленным, но и лучшим другом. Я все ему рассказывала, делилась серьезным и пустяковым, а теперь его нет.

Я легла на спину, взяла подушку мужа и прижала к груди.

А если Натан не захочет возвращаться?

И тут меня поразила еще одна мысль.

Что, если он, как Питер Уэлсли, решит забрать детей?

Измученная, я выбралась из постели и пошла в кабинет с огромным окном, которое выходит на озеро, пристань и красивые особняки Хантс-Пойнтс.

Компьютер работал, и я проверила почту — не пришло ли письмо от Натана. Да.

Я села за стол и стала читать:

«Пожалуйста, собери все счета и письма и пришли сюда. Никто по ним не заплатит, если будем просто сидеть сложа руки. Передай девочкам, что я их люблю. Надеюсь, вы там в порядке».

Я закрыла глаза и стиснула голову руками.

Натан обязательно вернется. Или же мы поедем к нему. Мы должны быть вместе.

Я быстро напечатала ответ, не успев даже поразмыслить:

«Натан, я могу найти няню на выходные и привезти бумаги сама».

Я отправила письмо и отправилась будить девочек.

Пока они чистили зубы после завтрака, я снова проверила входящие. Натан ответил:

«Тэйлор, у нас нет на это ни времени, ни денег. Просто отправь письма и счета срочной почтой, и я их получу завтра».

Я читала и перечитывала послание, пока не заболело сердце.


Весь день я была как на автопилоте. В школе механически выполняла свои обязанности, рассылала письма различным комитетам, получала напоминания о предстоящей встрече книжного клуба. Я даже не открывала книгу с того самого дня, как сидела на заднем дворе и наблюдала за играющими детьми.

Я искала книгу, когда вспомнила просьбу Натана переслать ему счета. Вот черт. Как я могла забыть? Взглянув на часы, я увидела, что уже почти пять. О Господи! Даже если я сразу побегу на почту, он получит бумаги не раньше чем через два дня.

Я спустилась в кабинет Натана и открыла верхний ящик стола. Он битком набит счетами. Я выложила их все и полезла в средний ящик. Там было еще больше бумаг. И в нижнем — то же самое. Распечатанные и нераспечатанные конверты, целые пачки счетов, некоторые из них — трехмесячной давности.

Не удивительно, что Натан в депрессии. Он долгие годы имел дело с этими грудами.

Внезапно мне захотелось понять, с чем мы столкнулись. Пускай именно Натан зарабатывает деньги и платит по счетам, но теперь настало время и мне ознакомиться с нашими финансами.

Я взяла конверт и подумала, с чего начать. И стоит ли вообще начинать. Я почти тринадцать лет не платила по счетам — Натан взял на себя все финансовые обязательства, как только мы обручились. Он хотел, чтобы я пользовалась неограниченным, а не просто большим, кредитом, а моя манера просрочивать платежи его пугала — он счел подобную систему рискованной.

Натан был первым, кто внушил мне, что запаздывать — это ужасно, особенно когда речь заходит о твоем кредитном балле[3]. Запоздать — значит понизить свой рейтинг; лучше платить меньше, но часто, нежели по-крупному, но кое-как.

Не знаю, отчего я не понимала этого раньше. Натан всегда и все умел сделать понятным. Это качество, которое особенно мне в нем нравится.

Он тратил время на объяснения и пытался заполнить некоторые пробелы в моем образовании — поверьте, их было немало. Девушка, выросшая в неблагополучной семье, успешнее решает чужие проблемы, нежели свои.

Натан.

Я закрыла глаза, задержала дыхание и попыталась держать бешеные эмоции под контролем.

Я скучала по мужу. Хотела, чтобы он разрешил мне приехать.

Я неохотно перевела взгляд на груду счетов и решила, что для начала все разложу. Открою конверты и рассортирую бумаги — например по датам. Тогда, возможно, я наконец пойму, каково истинное положение вещей.

Через час, закончив открывать, раскладывать и подсчитывать, я поняла, что наверняка ошиблась, взяла калькулятор и начала сначала.

Выплаты по закладной: пять тысяч шестьсот умножить на три (мы не платили по закладной целых три месяца?!).

Обслуживание моей машины: четыреста тридцать пять на три.

Обслуживание машины Натана: шестьсот семнадцать на четыре.

Техобслуживание катера: триста тридцать два… на шесть?!

Членство в загородном гольф-клубе: пятьсот двадцать пять на четыре.

Членство в клубе Беллвью плюс расходы и сборы: шестьсот семьдесят пять на три.

Уход за садом: триста девяносто пять на три.

Мобильник: двести восемьдесят восемь на два.

Домашний телефон: сто сорок восемь на два.

Телевизор: сто два на три.

Электричество: пятьсот на три.

Вода: шестьсот на три.

Покупки в «Нордстром»: тысяча четыреста на три.

Карточка «Американ экспресс»: задолженность в семнадцать тысяч четыреста долларов.

Карточка «Аляска эйрлайнс»: минимальный платеж — шесть тысяч.

Карточка «Дискавер»: задолженность в три тысячи триста.

Карточка «Американ эйрлайнз»: тысяча девятьсот.

Карточка «Гавайи эйрлайнз»: тысяча четыреста пятьдесят.

Карточка «Мэйси»: восемьсот.

Покупательская карточка «Старбакс»: триста семьдесят пять.

Покупательская карточка «Секреты Виктории»: двести сорок.

Покупательская карточка «Эдди Бауэр» (должно быть, Натана): восемьдесят восемь…

А еще — бесчисленные счета из школы, социальных служб, клиник, от детского дантиста…

Приблизительная сумма нашего долга на сегодня, на нынешний момент — семьдесят тысяч долларов. Если быть точным — семьдесят тысяч семьсот пятьдесят шесть.

И даже если мы каким-то чудом сумеем расплатиться, через месяц задолжаем еще двадцать шесть тысяч восемьсот семнадцать долларов. Точнее, пока мы избавляемся от долга, каждый месяц к нему будет прибавляться еще двадцать шесть тысяч — получается, наш годовой доход должен превысить триста тысяч, чтобы покрыть все расходы, и это не считая еды, одежды, стрижки, путешествий и развлечений.

Триста тысяч долларов — лишь на то, чтобы расплатиться за прошлые приобретения, не говоря уже о тех вещах, которые понадобятся нам в будущем.

Я представила картину целиком, которую уже давно пытался мне показать Натан.

Еще я начала понимать, что муж не в силах справиться один. Мне тоже нужна работа.

Это было смелое решение и отличный план, но найти работу не так-то просто. По крайней мере такую, которая приносила бы солидный доход. Разумеется, я могу подрабатывать. Например, устроиться консультантом в «Нордстром». Я разбираюсь в моде и умею общаться с людьми. Но заработок продавца в «Нордстроме» или у Энн Тэйлор не намного уменьшит долг.

Каждый вечер в течение недели я просматривала объявления. Я подслушивала разговоры подруг о домашнем бизнесе. Одноразовая посуда. Всякие безделушки. Свечи. Эротические игрушки. Я рассматривала несколько вариантов, но они меня скорее разочаровывали, нежели вдохновляли, особенно когда я узнала, что почти все они требуют предварительных капиталовложений.

Что мне нужно — так это найти хорошую работу на неполный день в своей области. В колледже я изучала сферу коммуникации и общественные отношения. В Сиэтле я работала в пиар-фирме, и не было никаких причин, почему бы вновь не заняться прежним делом.

Глядя на исхудавший чековый счет и с болью вспоминая, что у нас нет сбережений, я понимала, что нужно написать резюме, хорошее резюме, и немедленно, пусть даже с муками, перевести жизнь в режим экономии.

Я сообщила уборщице, что теперь она будет приходить раз в две недели, а не раз в неделю. Она стала кричать, что это невозможно. Я спокойно напомнила, что пару месяцев назад она потребовала повышения платы и пригрозила уволиться — мол, ее приглашают к себе столько семейств, и все они готовы платить больше.

Я позвонила садовнику и сказала, что буду прибегать к его услугам не еженедельно, а раз в месяц. Он расстроился, но, слава Богу, ругался не по-английски, так что я его не поняла.

С Анникой все по-другому. Трудно сократить ей часы, особенно в отсутствие Натана, но я трачу слишком большие деньги на няню, и, если прибегать к ее услугам так же часто, у нас вскоре не останется ни цента на продукты. Анника тоже стала жаловаться, и я предложила оставить количество часов прежним, но за меньшие деньги. Она неохотно согласилась на меньшее количество часов и потребовала объяснений. Я ответила, что теперь, когда Натан в отъезде, мне хочется проводить больше времени с детьми. В общем-то это правда, потому что девочки безумно скучали по отцу, капризничали больше, чем обычно. Джемма пребывала в особенно скверном настроении.

На самом деле я скорее предпочту умереть, нежели признаться, что мы бедствуем. Поползут сплетни. Люди порой очень жестоки.

Поскольку сегодня Анника не придет, я сидела с девочками в гостиной. Они делали уроки, а я кое-как пыталась составить резюме. Было бы проще, если бы я сохранила прежний вариант, но у меня его нет. Мы столько раз переезжали с тех пор, что я либо выбросила его, либо сунула в коробку на чердаке.

Я потратила три часа, чтобы перечислить свои достижения в сфере коммуникации. Я дважды была на стажировке в Лос-Анджелесе: один раз — во время учебы, второй — летом после окончания университета. Сначала я работала на радио, в отделе продаж и рекламы (я ненавидела эту работу, на мой взгляд, худшую в мире), потом — в театральном агентстве. Мне там нравилось, и жизнь была интересная — вечеринки, премьеры, скучающие звезды и накокаиненные знаменитости. Так или иначе, весело и даже шикарно для недавней выпускницы колледжа. Единственный минус заключался в том, что мне не платили, а я нуждалась в деньгах.

Свою первую оплачиваемую работу я получила в фирме, организующей праздники. Я попыталась найти ее в Интернете, чтобы добавить в резюме, и с удивлением обнаружила, что этой компании больше не существует. Фирма Зельды устраивала костюмированные вечеринки, и мы старались изо всех сил, чтобы они получали должное освещение в прессе. Об одном из праздников — конкурсе малюток для звезд второй величины (хотя его посетили три актрисы первого ряда) — написал «Стайл» в апрельском выпуске, и месяц телефоны звонили не умолкая. Зельда была вне себя от счастья, все мы получили крупную премию, а когда звонки прекратились, хозяйка потребовала деньги обратно. Через полгода я узнала, что была единственной, кто вернул премию.

Натан тем временем устроился на работу в Сиэтле и уже добился заметных успехов. Мы были вынуждены общаться лишь по телефону. Хоть я ненавижу такого рода отношения, но на него не давила. Я знала, как ко мне относится его мать. Еще я знала, что она пытается знакомить сына с другими девушками — богатыми. Всем известно, что богатые девушки обладают многочисленными достоинствами.

Натан сделал мне предложение в сочельник. Мы гостили у него в Хилсборо. Когда Натан опустился на одно колено, его мать вскрикнула. Не от радости, разумеется. Никогда не забуду, как она схватила сына за руку, умоляя встать.

Наверное, вам это кажется забавным. Но я была унижена. Я плакала, когда приняла предложение Натана и надела на палец кольцо. Плакала не от счастья, а потому, что знала: никогда мне не быть достойной Натана. Но я так его любила, что не смогла отказать. Натан был первым, кто заставил меня почувствовать себя красивой — не только внешне, но и изнутри.

Я перестала печатать, закрыла ноутбук и глубоко вздохнула, а когда подняла глаза, увидела, что Джемма смотрит на меня. Я слабо улыбнулась.

— Ты скучаешь по папе, — сказала она.

Я кивнула.

— Почему он поехал в дурацкую Омаху? Почему не нашел работу здесь?

Дочери выжидающе смотрели на меня. Я собрала исписанные странички в аккуратную стопку и положила их на крышку ноутбука.

— Потому что ему представилась такая возможность. Он заботится о нас.

— И все-таки это глупо, — фыркнула Джемма.

Лицо Брук потемнело, и она швырнула в Джемму тетрадкой.

— Не говори, что папа глупый!

— Тогда почему он хочет, чтобы мы поехали в Омаху?

— Я поеду в Омаху, — вмешалась Тори.

У Джеммы отвисла челюсть.

— Да?..

Брук поджала губы.

— Я тоже.

— Вы оставите всех подруг и поедете туда, где никого не знаете?

Сестры кивнули, и Джемма повернулась ко мне:

— А ты, ма?..

Я посмотрела на девочек, и у меня возникло ощущение, что увидела их впервые за долгое время.

— Ну, вряд ли я поехала бы в Омаху по собственному желанию…

— Вот! — воскликнула Джемма.

— Но, — с выражением добавила я, — не хочу жить вдали от вашего папы. Я его люблю и хочу, чтобы мы все были рядом. Мы должны держаться вместе.

— Значит, мы едем в Омаху? — спросила Брук.

Я встала, словно ища спасения от паники, которая постоянно мне угрожает.

— Не знаю. Может быть. Посмотрим. Это зависит от того, понравится ли папе на новом месте. Если на работе у него все сложится удачно, то скорее всего нам будет лучше жить вместе с ним.

Я отправилась на кухню. Захотелось что-нибудь съесть. Что-нибудь вредное для здоровья. То, что заполнит желудок, согреет меня и умерит боль.

Но вместо этого я съела обезжиренный черничный йогурт, выпила чаю и позвонила Пэтти.

Пять минут мы обсуждали аукцион и сравнивали наши заметки. Как там поставки? Как насчет развлечений и украшений? Отправлены ли приглашения в типографию?

Закончив деловой разговор, мы сменили тему.

— Будешь на этой неделе проводить собрание книжного клуба? — спросила Пэтти, повышая голос, чтобы перекричать какой-то гул.

— Что ты там делаешь? — спросила я, когда шум наконец прекратился.

— Готовлю детям коктейль. У мальчиков тренировка с пяти до восьми, им даже поужинать толком некогда. — Она снова включила блендер и закричала: — Так как насчет собрания клуба?

Я подождала, пока шум замолкнет.

— Вряд ли я смогу. Натана нет, и с детьми некому посидеть.

— Может, пора заменить Аннику? Она становится все менее ответственной.

— Да, — ответила я, не желая признавать, что сама сократила Аннике количество часов.

— Тогда привози девочек ко мне. — Я слышала, как Пэтти отскребает стенки блендера. — Наши дети отлично ладят. Настоящая «Семейка Брэди». Трое моих, трое твоих…

— Не хочу создавать Дону проблем. Тори еще маленькая, с ней много возни.

— Ничего страшного. Я скажу Сюз, что этим вечером она будет няней, и пообещаю ей пять долларов, если поможет присматривать за Тори. Сюз понравится. Она почувствует себя взрослой.

— Уверена?

— Абсолютно. Ой, мне пора. Если мальчики опаздывают на тренировку, тренер заставляет их бежать дополнительные круги.

— Пока.

— Пока. Увидимся завтра. Привози детей пораньше, и поедем к Джен вместе.

— Договорились.

Повесив трубку, я пошла вниз, но остановилась на площадке, чтобы посмотреть в высокое окно, которое тянется по всей стене от второго этажа. На улице было серо и ненастно. Типичный ноябрьский день, хотя стояла середина октября и я не готова к зиме, не готова к темным облакам и мраку.

Взяв дождевик, я сказала девочкам, что выйду за почтой.

Брук оторвалась от учебника математики.

— Но ведь дождь.

Я натянула плащ и опустила капюшон.

— Да, но если ждать, пока он закончится, может пройти целый год.

Девочки засмеялись — так невинно, что у меня в горле встал комок. Я изо всех сил пыталась защитить их с самого рождения, оградить от плохих людей и неприятных ощущений, но теперь поняла, что не могу скрыть от них правду, заслонить от реальности. А правда в том, что мы в беде. В большой беде. И не только финансовой.

Комок в горле все рос, и я торопливо вышла. Я шагала по дорожке, спрятав лицо от ледяного дождя, шлепала по лужам, и светлые брюки снизу промокли.

Я заперла почтовый ящик и стояла под дождем, перебирая счета и письма. Нам приносят не только белые конверты. Есть и пастельных оттенков, розовые, лиловые, зеленые. Я со страхом открыла один из них — предчувствие меня не подвело: письмо из инкассирующего агентства с угрозами применить юридические санкции. Я догадалась, что лежит в других цветных конвертах.

Ничего хорошего.

Загрузка...