Дима откинулся в кресле, прикрыл глаза и сделал вид, что уснул. Ему хотелось одного, чтобы его оставили в покое, чтобы никто не приставал с разговорами. Перед последним днем соревнований он не спал почти всю ночь. Всё было из-за того, что накануне вечером не удалось дозвониться домой. На душе было неспокойно. Почти сразу после его отъезда состояние Леси ухудшилось. А теперь предательски молчали телефоны и дома, и у Лесиных родителей. Дозвонился домой Дима, когда до начала боя оставалось меньше часа. Он знал, что его уже ждет Михаил Андреевич, но решил рискнуть. Вряд ли последовало бы наказание страшнее, чем пара упреков в разгильдяйстве и необязательности.
– Па, это я, – у Димы от неприятного предчувствия заныло сердце, когда он услышал уставший голос отца. – Как дела? Как Леся?
– У нас… – отец запнулся. – Ты когда дома будешь?
– Что с Лесей? – кажутся, он уже всё понял. – Говори, что с ней!
– Она умерла… – голос отца дрогнул.
– Когда? – у Димы потемнело в глазах.
– Позавчера вечером. Вчера её похоронили…
– Я буду дома послезавтра, – как автомат, ответил Дима.
– Как ты?
– Всё нормально… наверное, ты был прав… больно…
Михаил Андреевич то ли сильно волновался, наверное, больше своих воспитанников, то ли решил отложить воспитательную беседу на потом. Он только внимательно посмотрел на Диму и поинтересовался:
– Ты когда-нибудь вовремя научишься приходить?
– Научусь, – как автомат ответил Дима.
– Где тебя носило?
– Ходил звонить домой.
– Погода там хорошая?
– Не спросил.
– Ладно, хватит байки травить, нужно собраться.
Как провел финальный бой, Дима не помнил. Почему-то в память врезалась реплика Михаила Андреевича во время перерыва между раундами:
– Димка, ты его только не убей. Кубинцы нам всё же братья.
Он ничего не ответил. Он даже не мог понять, что происходит, когда сначала в зале повисла мертвая тишина и рефери начал считать, потом зал взорвался, а рефери поднял его руку. Он не мог понять бурной радости окружающих, не мог понять, с чем его поздравляют, почему Михаил Андреевич его обнимает, как родного. Пришел в себя Дима, стоя на верхней ступеньке пьедестала, когда ему вручили золотую медаль, а симпатичная девушка с копной ярко-рыжих вьющихся волос подарила ему огромный букет цветов. Тогда глаза защипало и все предметы начали терять резкость. Глядя на эти волосы, он подумал о Лесе, и вдруг понял, что больше никогда не увидит её, что её больше нет, что это самый страшный день в его жизни. По щекам текли слезы и он не мог сдержать их. А со всех сторон была только буря оваций и для всего мира это были слезы счастья. Он не мог дождаться, когда всё это прекратится. Оказавшись у себя в номере, он упал на кровать и разрыдался. Он плакал горько и безутешно, как плачут дети. В номер вошел Михаил Андреевич и остановился возле кровати.
– Димка, что с тобой? – тронув его за плечо, спросил тренер. – Давай, успокаивайся. Всё уже прошло. Я такого боя, кажется, и не видел. Молодец! Давай, хватит плакать… Что тебе, кубинца жалко? Так с ним всё в порядке. Да что с тобой? – Михаил Андреевич забеспокоился. – Может, врача позвать?
– Не нужен мне врач… Леся умерла…
– Прости, – голос тренера дрогнул. – Хочешь один побыть?
– Да…
– Точно врач не нужен?
– Никто не нужен…
Диме действительно никто не был нужен. Слезы кончились, а он лежал, даже не изменив положения, и вспоминал Лесю… Только и оставалось теперь, что вспоминать…
Прошла неделя, а Дима не мог заставить себя хоть что-нибудь делать. Он не ходил в институт, не отвечал на телефонные звонки, не хотел разговаривать и видеться с Михаилом Андреевичем и кем-либо из знакомых. Целыми днями он лежал на диване в своей комнате и смотрел в одну точку или в сотый, а, возможно, и в тысячный, раз пересматривал фотографии Леси.
Как-то ночью, когда было особенно плохо, Дима встал, пошел на кухню и взял сигарету. Дым первой затяжки показался горьким, он закашлялся. Вторая затяжка пошла легче. В кухню зашел отец.
– Ну, что, средство хорошее нашел? – устало спросил он.
– Нашел… – Дима сделал ещё одну затяжку. – Только не убеждай меня ни в чем.
– Не собираюсь, – отец тоже закурил.
– Как ты с этим справился? – спросил Дима после паузы, показавшейся обоим вечностью.
– Как… – Максим Исмаилович помолчал. В окно стучали дождевые капли. – Да вот так же… ещё у меня был ты…
– Я виноват перед ней… уехал… – в голосе Димы была сплошная горечь. – Лучше бы я был с ней рядом…
– Благодари Бога, что тебя не было рядом.
– Почему?
– Её бы ты не спас, а себя… Поверь мне, я был рядом… – у отца стало серым лицо. – Потом меня спас только ты… Тебе пришлось бы спасаться самому.
– Что мне делать, отец? Я не могу представить себе её мертвой. Просыпаюсь и мне кажется, что она просто вышла из комнаты.
– Не знаю, – Максим Исмаилович вздохнул. – Никто не знает. Одно могу сказать, тебе нужно возвращаться. Так ты её не воскресишь. Сейчас иди и попробуй уснуть.
– Ничего не хочу, – Дима смотрел на капли, блестящие на темном стекле, и ему казалось, что это слезы.
– Михаил Андреевич сегодня снова приходил и Алексей приходил и звонил.
– Я знаю. Никого видеть не хочу.
– Нина говорила, что Леся оставила тебе письмо. Зайди завтра, забери.
– Какое письмо?
– Не знаю, оно для тебя и, естественно, никто его не открывал.
– Где её похоронили?
– Я тебе утром объясню. Иди к себе и постарайся поспать.